Браун Сандра. Та, которой не стало

   Все же Тобиас сделал над собой усилие и, еще раз перелистав дело, суммировал про себя факты, которые он уже знал.
   Место преступления.
   Биография Дейла Гордона и его психопрофиль.
   Показания Мелины, Кристофера Харта, Джема Хеннингса и соседки, которая первой обнаружила тело Джиллиан Ллойд.
   Отчет судебно-медицинской и трассологической экспертиз.
   Информация о клинике «Уотерс».
 
   Агент Тобиас считал – им всем крупно повезло, что корпорация «Уотерс медикал лабораториз» не стала раздувать скандал, а наоборот – пошла на сотрудничество с полицией и ФБР. По распоряжению председателя совета директоров корпорации персонал клиники помогал агенту Паттерсону в поиске доноров и вообще оказывал всяческое содействие, что, разумеется, заметно ускорило дело. Агент Тобиас не раз содрогался в душе, представляя, сколько времени потребовалось бы, если бы каждого донора и каждого сотрудника клиники приходилось вызывать повесткой, причем даже это не гарантировало получения полных и достоверных сведений. К счастью, персонал клиники был, казалось, искренне возмущен деятельностью Гордона, поставившего под удар репутацию всей корпорации, а не одного ее далласского отделения.
   Положив папку с делом на одеяло, агент Тобиас прислонился к спинке кровати и закрыл глаза. По телевизору снова показывали «Ваше здоровье!», и он с удовольствием слушал диалоги, время от времени сонно улыбаясь шуточкам Сэма и Вуди. Но даже эта остроумная комедия оказалась бессильна перед его усталостью. Голова Тобиаса потихоньку склонилась набок, и он начал погружаться в глубокий, крепкий сон.
   Но за мгновение до того, как заснуть по-настоящему, он вдруг вспомнил что-то важное – что-то такое, что он недавно видел или читал.
   Очнувшись, Тобиас вскинул голову и с трудом открыл глаза, испугавшись, что, если сейчас он не ухватит промелькнувшую в мозгу мысль, потом будет поздно – он ее просто-напросто забудет – «заспит», как выражались у него в отделе. Но он никак не мог вспомнить, что же это было. Мысль была слишком коротка, слишком слаба, чтобы ее можно было так легко восстановить.
   Но Тобиас знал – она, эта мысль, уже поселилась в нем, начала пробиваться из глубин сознания. И она была важна по-настоящему!
   – Думай же, черт возьми, думай!.. – пробормотал он, слегка пристукнув кулаком по кровати, и, крепко зажмурив глаза, с силой потер их другой рукой.
   Мысль снова промелькнула на дальних границах сознания, и Тобиас замер, чтобы ненароком ее не спугнуть. Понемногу она становилась ярче, отчетливее, и вот настал момент, когда Тобиас уже не боялся ее потерять. Вот оно! Открыв глаза, он схватил в руки папку с делом и принялся с лихорадочной поспешностью перелистывать подшитые документы, пока не нашел то, что было ему нужно.
   Просмотрев первый лист документа, он быстро перевернул его, едва не вырвав в спешке, и впился взглядом во вторую страницу. Нужный абзац Тобиас нашел не сразу, но вот глаза его наткнулись на две короткие строчки.
   Он внимательно прочел их. Потом перечитал еще раз. Откинулся на подушку и долго лежал, тупо глядя в экран телевизора. Он не слышал слов, не узнавал лиц знакомых персонажей. Обнаруженный им факт мог показаться совсем незначительным, и действительно – до сегодняшнего вечера его полностью заслоняла информация, выглядевшая куда более важной, но Тобиас знал, что на самом деле он был ключевым.
   Он мог серьезно повлиять на все дело. Повернуть его, как не снилось самой Агате Кристи.
   Осознав это, Тобиас соскочил с кровати, натянул брюки и рубашку и, выскочив за дверь, побежал по галерее мотеля к номеру Лоусона.

ГЛАВА 38

   Когда склон сделался слишком крутым, начался самый настоящий горный серпантин. Узкая дорога не освещалась, что делало езду по ней особенно опасной. В довершение всего ее ладони стали скользкими от пота, и ей приходилось стискивать руль неуклюжего пикапа до боли в кистях, чтобы удержать машину на асфальте и не врезаться в ограждение.
   К счастью, Харт оставил ключи от зажигания в кармане куртки, которую она сдернула с крючка возле двери, прежде чем выбежать из офиса шерифа. В спешке она даже не подумала о том, как запустит мотор, если ключ остался у него. Впрочем, не подумала она о многом – в том числе и о том, как тяжело будет у нее на сердце после того, что она сделала. Боль, которую она причинила Харту, была словно ее собственной. Разумеется, она попала ему по больной скуле совершенно случайно, но если бы тяжелое пресс-папье угодило ему в висок или в нос, ей было бы не легче.
   И все же физические страдания не шли ни в какое сравнение с тем, что, должно быть, творилось сейчас в душе Харта. Ведь она обманула его, фактически предала. У него было полное право считать ее последней дрянью, и все же то, что она сделала, было абсолютно необходимо, чтобы защитить его. Она не имела ни малейшего представления о том, как закончится сегодняшний вечер, но на всякий случай приготовилась к худшему.
   Она-то была готова к худшему, но Кристофера Харта это никак не касалось. Сестры Ллойд невольно ввергли его в такую пучину опасности, что снова подвергать его жизнь испытаниям – к тому же без особой нужды – она уже не могла и не хотела.
   Она оказалась перед воротами поселка быстрее, чем ожидала. Освещенные несколькими сильными прожекторами, они возникли за поворотом совершенно неожиданно, и она решила, что это, пожалуй, даже к лучшему – ведь, заметь она их еще издали, ее решимость могла бы поколебаться. Атак на колебания и страх у нее уже не было времени.
   Затормозив перед воротами, она несколько раз посигналила, и из сторожевой будки появился охранник – рослый молодой мужчина в темно-синей форме. На его нагрудном кармане была вышита золотом эмблема Церкви Благовещения.
   Она опустила стекло.
   – Мира и любви, – произнес охранник традиционное приветствие, и она подумала, что оно звучит достаточно глупо, поскольку, несмотря на внешнее дружелюбие, охранник был вооружен, а ворота и примыкающая к ним стена были оснащены поверху спиралями колючей проволоки. – Чем могу помочь, мисс? – спросил он.
   – Мне необходимо увидеться с братом Гэбриэлом.
   Охранник терпеливо улыбнулся. Очевидно, он уже не в первый раз имел дело с паломниками и последователями Церкви Благовещения, которые прибывали без приглашения в любое время дня и ночи и требовали немедленного свидания со своим кумиром.
   – Боюсь, брат Гэбриэл уже спит, – сказал он. – Но специально для вас он записал сообщение. Вы сможете прослушать его, если наберете номер 1-800…
   – Скажите ему, – перебила она, – что Мелина Ллойд здесь и хочет его видеть!
   – Мне очень жаль, мэм, но…
   – Если ты не позвонишь ему немедленно и не передашь то, что я сказала, то уже завтра останешься без работы, – тихим зловещим голосом сказала она. – Хуже того, этот промах может стоить тебе места в новом мировом порядке. На твоем месте я бы рискнула и побеспокоила брата Гэбриэла – это все же лучше, чем лишиться вечного блаженства в будущей жизни.
   Охранник на глазах скис. Отступив внутрь, он снял трубку телефона и некоторое время говорил с кем-то, не отрывая взгляда от пикапа. Неожиданно ей показалось, что охранник как-то выпрямился – словно встал по стойке «смирно». Несколько мгновений он напряженно слушал, что говорил ему невидимый собеседник, потом несколько раз энергично кивнул и повесил трубку.
   Выйдя к ней, он сказал:
   – Вам придется оставить машину здесь, мисс Ллойд.
   Она пожала плечами. Может быть, брат Гэбриэл боится, что старый пикап начинен взрывчаткой? Что ж, для этого у него, пожалуй, были все основания. На его месте она бы тоже боялась – в особенности если бы пресса пронюхала, что в клиниках по лечению бесплодия некоторых пациенток оплодотворяли исключительно спермой брата Гэбриэла.
   К. этому умозаключению она пришла по дороге от дома Лонгтри. Впервые у нее было время, чтобы спокойно подумать, и уже на половине пути она поняла то, о чем ей следовало догадаться уже давно.
   План брата Гэбриэла был вполне логичен. Если он всерьез задумывался о новом мировом порядке, то ему, несомненно, приходило в голову, что населять новую землю психически нестабильными, физически неполноценными и морально ущербными типами вроде Дейла Гордона не стоило. Их – и, несомненно, многих других – брат Гэбриэл подверг интенсивной «промывке мозгов», превратив в свои орудия, но не больше. Отцами будущих святых он их делать вовсе не планировал. Вот и Джем был стерилен, и ничего удивительного в этом не было. Он тоже был простым исполнителем, разве что стоял ступенькой выше Дейла Гордона.
   Главным же вдохновителем, стержнем, основой этого плана был сам брат Гэбриэл – эгоманьяк с комплексом живого бога. Используя заранее отобранных женщин – умных, красивых, здоровых, – он пытался многократно репродуцировать себя самого, создавая новую, совершенную расу по собственному образу и подобию.
   По крайней мере, создавал до этого дня. Но теперь все его замыслы рухнут – должны рухнуть.
   Она выбралась из пикапа:
   – А теперь что?
   – Оставьте ключи.
   Она опустила ключи в протянутую ладонь охранника.
   – Я что, должна идти дальше пешком?
   – Не беспокойтесь, мэм, сейчас за вами приедут.
   Ждать ей пришлось у ворот. Охранник не пригласил ее в будку – несомненно, он разозлился на нее за то, что она разговаривала с ним в таком тоне. Похоже, все, кто работал на брата Гэбриэла, были о себе высокого мнения.
   Эта мысль вызвала у нее усмешку, которая тут же исчезла. Мелина поежилась. Здесь, почти на самой вершине горы, было еще холоднее, чем в городке. Даже кожаная куртка Харта не спасала. Как она ни закутывалась в нее, как ни прижимала локти к бокам, холод пробирал ее буквально до костей. Время от времени по ее телу пробегала дрожь, но она не знала точно, от холода или от страха, который еще усилился, когда с противоположной стороны ворот вспыхнули фары приближающейся машины.
   Ворота с негромким лязгом скользнули в сторону, но оказалось – приехали вовсе не за ней.
   – Отойдите, пожалуйста, С дороги, мэм, – приказал охран ник, и мимо нее медленно проплыли три огромных туристских автобуса с тонированными стеклами. Обдав ее бензиновой вонью, автобусы начали медленно спускаться с горы.
   Сначала она решила, что это паломники, хотя на автобусах не было никаких опознавательных надписей. Потом ей показалось странным, что паломники покидают поселок на ночь глядя, хотя, возможно, они специально выехали так поздно, чтобы прибыть в Альбукерке к какому-то определенному авиарейсу.
   Она хотела спросить охранника, что это за автобусы и кого они везут, но не успела. Охранник показал ей на ворота и сказал:
   – Вот и ваш транспорт.
   Заглядевшись на автобусы, она не заметила светлый седан, который подъехал к воротам, развернулся и стоял с открытой задней дверцей. Оттуда выглянул какой-то мужчина.
   – Мисс Ллойд? – спросил он.
   – Да, – ответила она, приближаясь к машине.
   – Пожалуйста, садитесь.
   Его голос звучал совершенно нейтрально, словно голос хорошего секретаря, однако ее это не обмануло. Проклиная себя за то, что сама сунула голову в пасть льва, она села рядом с ним на заднее сиденье.
   – Меня зовут мистер Хенкок. Я – личный помощник брата Гэбриэла, – представился мужчина.
   На переднем сиденье сидели двое охранников. Один из них тронул машину с места, и она быстро поехала вверх по дороге, прихотливо петлявшей через кленовые и осиновые рощи. Никто не проронил ни слова. Ей вообще не хотелось разговаривать, так как она боялась, что голос задрожит и выдаст ее страх. Правда, на вид мистер Хенкок не казался ей зловещим, но она ни за что бы не повернулась к нему спиной. Ее не обманула даже элегантная гвоздика в петлице – маленькая, но впечатляющая деталь, которая, на ее взгляд, говорила о тонком вкусе личного помощника.
   Поселок поразил ее чистотой и редкой архитектурной гармонией. Собственно, это был даже не поселок; название города он заслуживал куда в большей степени, чем оставшийся далеко внизу административный центр округа Ламиза. Все здания были не особенно высокими и вполне современной архитектуры, а их отделке могли позавидовать и виллы кинозвезд с калифорнийского побережья.
   Наконец седан остановился перед внушительным зданием. «Должно быть, это и есть Храм», – догадалась Мелина. Один из охранников вышел, чтобы помочь ей выбраться, но она намеренно не обратила никакого внимания на протянутую руку.
   – Сюда, пожалуйста.
   Поднявшись за Хенкоком по ступеням, она оказалась перед стеклянной стеной, сквозь которую был виден просторный, отделанный светлым мрамором вестибюль.
   – Пароль, – раздался над самой ее головой механический голос, и она едва не подпрыгнула от неожиданности.
   – Труба Гавриила, – негромко ответил мистер Хенкок.
   Часть стеклянной стены бесшумно уползла в сторону, и на нее пахнуло теплым воздухом.
   – Вы постоянно пользуетесь паролями? – спросила она.
   – Только когда это необходимо, мэм. Например, если бы кто-то приставил мне к спине пистолет, я бы использовал вместо пароля специальное кодовое слово, и охранник бы не только нас не впустил, но и поднял бы тревогу.
   – А вы считаете, что сегодня пароль необходим?
   – У нас есть веская причина, чтобы принять дополнительные меры предосторожности, мэм. Мы даже удвоили число дежурных.
   И действительно, в вестибюле она увидела сразу нескольких охранников в темно-синей форме. Все они были вооружены, и она невольно подумала – уж не из-за нее ли предприняты эти «дополнительные меры». Впрочем, из-за кого же еще? Из-за Тобиаса или Лоусона? Нет, вряд ли. Ведь не собирается же ФБР в самом деле штурмовать поселок! Похоже, случилось что-то еще, но, сколько она ни гадала, даже вообразить себе, что могло так напугать брата Гэбриэла, она не могла.
   Ей, впрочем, очень не хотелось, чтобы бдительные охранники заставили ее пройти через металлодетектор, но ничего такого не произошло. Во всяком случае, до лифтов, расположенных в глубине вестибюля, они добрались без задержек.
   Когда они уже поднимались вверх, она спросила у Хенкока, сколько времени он уже служит брату Гэбриэлу.
   – Я не помню времени, когда бы не служил ему, – высокопарно ответил секретарь, и на этом разговор снова оборвался.
   Оказавшись на третьем этаже, они двинулись по длинному коридору, в который выходило несколько высоких двойных дверей. Возле одной такой двери Хенкок остановился и, отперев ее магнитным ключом, отступил в сторону, пропуская Мелину вперед. Она шагнула за порог и оказалась в личных апартаментах брата Гэбриэла.
   Ничего подобного она никогда в своей жизни не видела. Больше всего поразило ее обилие позолоты. Голубые бархатные портьеры заслоняли одну стену почти целиком, и она догадалась, что там, вероятно, находится широкое панорамное окно. Покрывавшие высокий сводчатый потолок фрески были почти непристойны и, уж во всяком случае, – богохульны, поскольку она сразу заметила, что центральная фигура росписи поразительно напоминает чертами лица златокудрого проповедника.
   – Присаживайтесь, Мелина. – Хенкок придвинул ей высокий стул, также обитый голубым бархатом.
   – Спасибо, я не настроена на долгое ожидание, так что я постою.
   – Ничего, что я называю вас просто Мелина?
   – Мне абсолютно безразлично, как вы меня называете.
   – Не хотите ли чего-нибудь выпить, Мелина?
   – Прекратите, мистер Хенкок! Вы прекрасно знаете, что я пришла сюда вовсе не для того, чтобы признаться в любви этому вашему брату Гэбриэлу. Я пришла сюда, чтобы обвинить его в убийстве моей сестры!
   – Прелестно, прелестно!
   При звуке этого голоса, который она сразу узнала, она едва не обернулась, но подавила в себе этот порыв, не желая показывать вдруг охватившего ее испуга. Она выдержала паузу и только тогда повернула голову и бросила через плечо быстрый взгляд.
   Брат Гэбриэл приближался к ней с грацией тигра, который, заслышав блеяние козленка, только что проснулся и выбрался из логова. Очевидно, он знал, какое место в комнате является самым выигрышным, так как остановился прямо в круге дынно-желтого света, отбрасываемого утопленным в потолке светильником. От этого его волосы, и без того достаточно светлые, вспыхнули и засияли, словно нимб святого.
   – Я знал, что вы незаурядная женщина, – сказал он вкрадчиво. – Страстная. Темпераментная. Мужественная. – Его взгляд пробежал по ее фигуре, словно ощупывая, раздевая ее. – Я рад, что не ошибся, – добавил брат Гэбриэл. – Добро пожаловать в Храм, моя дорогая Мелина…
   Она быстро облизала ставшие вдруг сухими губы. Ни на мгновение она не забывала, кто перед ней, но справиться с собой ей было очень трудно. Таких красивых мужчин она еще никогда не встречала.
   На протяжении получаса Харт почти непрерывно бранился, проклиная все и вся: решетки, камеру, женщину, которая заперла его здесь, острую боль в скуле и собственную самонадеянность и доверчивость.
   При этом он метался по камере, то и дело подходя к решеткам, с силой тряс их, словно надеясь, что за это время они ослабли, однако все было тщетно. Стальные прутья не поддавались, а громкие крики, которые он время от времени испускал, оставались без ответа.
   В конце концов – отчасти выбившись из сил, отчасти осознав, насколько он напоминает только что пойманного орангутанга, заключенного в клетку, – Харт бросился на жесткую койку у стены и попытался успокоиться. Истерика, как он твердо знал, еще никогда никому не помогала. К тому же он не обезьяна, а человек, он совершил три успешных космических полета и даже выходил в открытый космос – так неужели он не придумает, как ему выбраться из заштатной тюремной камеры в захолустном Черте-где-тауне?..
   К сожалению, его возможности были весьма ограничены. Харт не мог протиснуться между прутьями, не мог, как в романах, прорыть в бетоне подземный ход при помощи пилочки для ногтей, не мог и выбраться в окно по причине отсутствия последнего. Свет здесь давала единственная лампочка под потолком, забранная толстой проволочной сеткой. Вентиляционное отверстие? Оно в камере было, но его размеры (три на шесть дюймов) позволяли просунуть в него разве что руку, зато из него поступал теплый, почти горячий воздух. Из-за этой-то жары он и снял свою куртку, в кармане которой лежали ключи от пикапа. Быть может, подумал Харт, с их помощью ему удалось бы отжать язычок замка? В фильмах, которые он смотрел, преступники – равно как и угодившие за решетку хорошие парни – проделывали подобные трюки регулярно и с завидной легкостью, однако, будучи инженером, Харт хорошо знал, что такое возможно, только если замок неисправен или разболтан. За отсутствием альтернативы он хватался за соломинку, да и куртка его все равно осталась на крючке у дверей, а значит, у него не было ни ключей, ни бумажника с кредитными карточками, ни сотового телефона, ни револьвера…
   Вспомнив о револьвере, который дал ему Лонгтри, Харт громко выругался. Он не сомневался, что Мелина взяла револьвер с собой в Храм.
   Мысли о том, какой опасности она себя подвергала, хватило, чтобы Харт снова пришел в состояние, близкое к неистовству. Либо Мелина действительно самая мужественная женщина, каких он когда-либо встречал, либо дура, каких мало. Дура, которая считает себя бессмертной! Уж не револьвер ли был тем секретным оружием, на которое она намекала? Без сомнения. Что же еще? Но разве можно рассчитывать незаметно пронести оружие в поселок? Даже если Мелине это удастся, что она собирается с ним делать? Застрелить брата Гэбриэла? Но ведь это будет самое настоящее убийство на почве мести, которое карается по всей строгости закона, хотя в данном случае суд, возможно, найдет смягчающие вину обстоятельства.
   Да, убийство есть убийство, даже если им удастся представить самые убедительные доказательства вины брата Гэбриэла. Но таких доказательств у них пока не было. Харт вообще сомневался, существуют ли они в природе. Они с Мединой почти не сомневались, что Дейл Гордон убил Джиллиан по приказу брата Гэбриэла, но для присяжных их умозаключения будут лишь умозаключениями, гипотезами, и не больше. Факты же были таковы: брат Гэбриэл никогда не встречался с Гордоном, никогда не разговаривал с ним по телефону. Во всяком случае, об убийстве. Трудно было ожидать, что брат Гэбриэл скажет: да, я позвонил ему и приказал убить Джиллиан Ллойд. А то, что Гордон был приверженцем Церкви Благовещения, ровным счетом ничеге не значило. Мало ли психопатов и сексуальных маньяков считают себя приверженцами тех или иных религий, скажет брат Гэбриэл – и будет абсолютно прав. Даже от того факта, что женщины в клинике оплодотворялись его спермой, он, пожалуй, сумеет отвертеться – стоит только нанять адвокатов получше, и они выдвинут десятки, сотни версий, которые будут вполне правдоподобны. И опровергнуть их будет очень нелегко. Что же касается похищения ребенка Андерсонов, то и здесь ловкий адвокат сумел бы, пожалуй, свалить все на Джема Хеннингса. Джем, дескать, хотел отличиться перед своим духовным наставником и проявил неразумную инициативу. А брат Гэбриэл и знать ничего не знал!
   Нет, прервал себя Харт, сейчас не время об этом думать. Сейчас главное – как-то выбраться из камеры, иначе Мелину убьют и никакого судебного разбирательства не будет вообще. Вот только как это сделать? Можно, конечно, орать во все горло, пока кто-нибудь не придет, но Харт понимал, что это будет скорее всего напрасной тратой сил. Шерифский офис стоял не то чтобы на отшибе, но довольно далеко от ближайших зданий, к тому же, даже если бы кто-то услышал его вопли и пришел, он бы, пожалуй, поостерегся выпускать на свободу здоровенного детину, которого посадил под замок сам шериф. «А кто же еще? Медина Ллойд? Простите, это имя я в первый раз слышу».
   В конце концов Харт осознал: ему не остается ничего другого, кроме как смириться со своим положением узника. Нечего метаться по камере, трясти решетки, лучше поберечь силы до тех пор, пока не вернется шериф или кто-то из его помощников. Кстати, где он может пропадать, этот преданный служитель закона? Куда он запропастился?
   Еще раз негромко выругавшись, Харт снова вытянулся на койке и прикрыл рукой глаза, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в скуле, эхом отдававшуюся во всей голове. Мелина, похоже, пришла в ужас, увидев дело рук своих. Об этом свидетельствовал ее взгляд, полный раскаяния, который она бросила на него, прежде чем выбежать из офиса. Чтобы отомстить за Джиллиан, она совершила то, что при других условиях показалось бы ей немыслимым… И готова была совершать впредь, что не особенно утешало, учитывая, куда она отправилась теперь.
   Но она умела быть нежной, подумал Харт, вспоминая их близость. Ему очень понравилось, что Мелина не скрывала своего желания. Она хотела его и не стыдилась этого. Она не разыгрывала из себя скромницу, не ломалась. Ведь это она первая протянула руку и коснулась его. Не Восхищаться такой женщиной, умевшей держаться столь свободно и раскованно и при этом оставаться мягкой и женственной, было просто невозможно. Он до сих пор очень хорошо помнил, как легко ее пальцы скользили по его лицу. Когда Мелина коснулась его губ, он едва не потерял контроль над собой. Еще приятнее ему было, когда она коснулась его груди и, высунув язычок…
   – Проклятье!.. – простонал Харт. Похоже, они подходили друг другу по всем статьям. Им было хорошо вдвоем… нет, не просто хорошо, а великолепно! Так почему же все должно было кончиться так плохо?
   И снова, в который уже раз, Харт задал себе вопрос, который мучил его все последние дни. Изменилось бы что-нибудь, если бы в тот, первый день его сопровождала не Джиллиан, а Мелина? Быть может, когда в ресторане они столкнулись с Дейлом Гордоном, она бы сказала: «К сожалению, вы ошиблись и приняли меня за мою сестру», – и тогда Джиллиан осталась бы жива.
   Переспал бы он той ночью с Мединой? Кто знает… Может быть, да. Вероятно. Скорее всего, потому что Джиллиан и Мелина были слишком похожи – и не только внешне, но и, насколько он мог судить, по характеру тоже. Харт не сомневался: то, что когда-то понравилось в нем Джиллиан, теперь привлекло и Мелину. Она же, в свою очередь, по-прежнему напоминала ему Джиллиан буквально во всем. Даже в мелочах. Например, то, как Мелина…
   Он внезапно вздрогнул и приподнялся на жесткой тюремной койке.
   Перемотав воображаемую видеоленту воспоминаний на начало, Харт снова нажал на «воспроизведение».
   Закрыв глаза, он снова и снова пересматривал памятный эпизод, пока не наткнулся на… Вот оно! Подсознательное, смутное. Естественное. Пустяковое внешне, но исполненное глубочайшего значения!
   Харт сел на койке, моргая глазами. Его сердце билось неровно и часто, дыхание сделалось хриплым и громким.
   – О, дьявол!..
   Он знал, что не должен торопиться. Что должен успокоиться и сосчитать от десяти до нуля, как при старте космической ракеты. Нет, лучше от ста до нуля – так будет вернее.
   Задержав дыхание, он усилием воли восстановил контроль над собой и снова обдумал то, что ему открылось. Харт был внимателен, беспристрастен, открыт для любых, самых безумных объяснений и гипотез, но не нашел ни одной.