Страница:
Затем в самом центре этого хаоса родился уже знакомый людям звук, похожий на рев опробуемого на холостых оборотах ракетного двигателя. Стена мрака раздалась, и все увидели, как по равнине что-то стремительно мчится, вспарывая каменистый грунт, как глиссер – воду. Земля уже не сотрясалась, а билась в конвульсиях, силилась выгнуться крутым гребнем и вслед за этим всесокрушающим плугом ринуться на смутно виднеющуюся границу Эдема. Сама мысль остановить эту неизвестно каким законам подчиняющуюся стихию казалась кощунством.
И все же нашелся некто, посмевший встать на ее пути, – высокий и узкий призрак, казавшийся то карикатурно искаженной человеческой фигурой, сотканной из мерцающего света, то столбом тусклого пламени. С того места, где находилась ватага, было даже невозможно понять, что это такое на самом деле: сверхъестественное существо, неизвестное доселе природное явление или просто обман зрения.
Странный силуэт с медленной ритмичностью менял свою форму – сжимаясь, он наливался интенсивным багрянцем, расширяясь, становился почти прозрачен. В нем почему-то совсем не ощущалось объема, словно в пастели, небрежно намалеванной на тонкой кальке. У Цыпфа, зачарованно наблюдавшего за всем происходящим, создалось впечатление, что он даже не касается земли.
Лавина ожившего камня с бешеной скоростью накатывалась на столб призрачного света, но, несмотря на это, разделявшее их расстояние самым необъяснимым образом не менялось. Ничего даже отдаленно похожего Цыпфу не доводилось раньше видеть и в кошмарных снах.
А потом начало твориться что-то вообще несусветное!
Небо дрогнуло и беззвучно осело, превратив горы в холмы, холмы в бугорки, а стену вставшего дыбом камня – в невысокий и уже совсем не страшный с виду песчаный вал, от этого, между прочим, совсем не унявший своего бешеного рева.
Горизонт, простиравшийся слева от призрака, исказился и стремительно – одним скачком – надвинулся. Уже ставший привычным для всех суровый пейзаж Нейтральной зоны сменился совсем другой картиной. Цыпф увидел широкую, сильно обмелевшую реку, на крутом берегу которой вперемежку росли сосны и березы, а на пологом – редкие пузатые баобабы. Это был самый отдаленный район Лимпопо, граничащий не с Отчиной и даже не со Степью, а с малонаселенным Баламутьем.
Затем то же самое случилось и с правым крылом горизонта – из дальней дали вдруг возникли живописные горы Трехградья.
Пресс искривленного пространства, с трех сторон навалившийся на случайно взбунтовавшуюся слепую стихию первобытного мира, давил и расплющивал ее, загоняя обратно в глубины разверзнувшихся недр, а источник этой мощи сиял, как святочная елка, извергая из себя все новые волны неведомой энергии.
Только теперь Цыпф осознал, что трясут его уже не подземные удары и не порывы бури, а чьи-то сильные руки.
– Вставай! – орал ему прямо в ухо Артем, ничуть не изменившийся после того памятного случая у города Сан-Хуан-де-Артеза. – Вставай!
У Цыпфа уже не было сил ни удивляться, ни радоваться, ни даже говорить. Вокруг гибли миры – то, что прежде было Нейтральной зоной, теперь можно было ладошкой прикрыть, – и его собственная жизнь уже ничего не могла значить в этом разгуле космических стихий.
Оставив его в покое, Артем принялся поочередно трясти Смыкова, Зяблика и Толгая, но с тем же результатом. Зато Верка, живучая, как кошка, и Лилечка, великая жизнелюбка, опомнившись от пережитого ужаса, затараторили наперебой, одна писклявым голоском, другая сиплым.
Пискляво:
– Ой, это вы, дядя Тема?
Сипло:
– Вот уж кого не ждали!
Пискляво, но не без гордости:
– А мы тут такого натерпелись, такого… Даже аккордеон мой не помог.
Сипло, но не без кокетства:
– Что верно, то верно. Сто раз с Жизнью прощались. У вас закурить случайно не найдется?
Пришлось Артему перебить их:
– Об этом лучше потом. Что с вами случилось? Почему вы все лежите как бревна?
– Помираем, дядя Тема, – пожаловалась Лилечка.
– Это правда? – он перевел взгляд на Верку.
– Правда, – она оттянула ворот рубахи, чтобы видны были черные трупные пятна на шее. – Хватанули здесь какой-то заразы. А может, излучение виновато или еще что-нибудь…
– У всех так?
– У всех. А у Толгая особенно. Боюсь, как бы он совсем не дошел.
– Что с Зябликом?
– Сначала ему было даже получше, чем другим. Эдемское зелье выручало… А когда он его остатки на всех разделил, то и сам свалился.
– Действует зелье, значит?
– Не то слово…
– Тогда, возможно, я смогу вам помочь. – Из кожаного кошеля, который он всегда носил на поясе, Артем извлек горсть чего-то похожего на грубо смолотый и не до конца высушенный самосад. – Пользуйтесь, не стесняйтесь. Хватит на всех. Это, так сказать, сырец, так что в дозах можно не стесняться…
– Вы все же добрались до Эдема? – воскликнула Лилечка.
– Добрался, но кружным путем. Через мир варнаков.
– Мы там тоже были. Страшно, как в преисподней!
– Вот как! – Артем не мог скрыть удивления. – Интересно… Но об этом тоже потом. Надо торопиться, пока внимание Незримого отвлечено.
– Кого? – переспросила Лилечка.
– Все потом. Лучше помоги мне.
Женщины первыми отведали подозрительного крошева, противного на вкус, как перепревшее сено, но действительно отдававшего ароматом бдолаха, а затем принялись чуть ли не силой кормить им своих впавших в прострацию спутников. Верка при этом приговаривала:
– Жуйте, зайчики… Жуйте, если жить хотите. Это, конечно, не крем-брюле, зато от всех хворей спасает.
Убедившись, что полумертвые мужчины уже утратили интерес ко всему на свете, в том числе и к собственному спасению, Верка занялась индивидуальной обработкой.
– Лева, открой ротик. Ты что, помирать собрался? А не рано ли? А кто все книжки на свете прочитает, кто во всех эдемских тайнах разберется, кто за Лилечкой ухаживать будет? Глотай, миленький, глотай, запить нечем, ты уж извини… А ты, Зяблик, особого приглашения ждешь? Смотреть на тебя стыдно! Еще мужиком называешься! Каждую минуту аггелы могут появиться, а ты как баба рязанская разлегся. Жри, кому говорят! Не плюйся, а не то по роже заеду! Сразу очухаешься! Жри, мать твою раком… С комприветом, Смыков. Почему от коллектива отрываешься? Все едят травку, а ты чем лучше? Раскис. Сломался. А еще коммуняка! А еще мент! Присягу давал? Как там сказано: стойко переносить все трудности и лишения. Ну-ка, соберись! Помнишь, как пел: «Это есть наш последний и решительный бой»? Дулю тебе в нос, а не решительный бой. На словах вы все горазды. Не кусайся, не кусайся. Ну вот, пошло. Ты глотай, глотай…
Сложнее всех обстояло дело с Толгаем. Снадобье, которое Верка заталкивала ему в рот, вываливалось обратно, даже не смоченное слюной. Сын степей не мог или не хотел сделать глотательное движение. Изрядно намучившись, Верка принялась что-то жарко шептать ему на ухо. В глазах Толгая, уже давно подернувшихся дымкой смертной тоски, появилось осмысленное выражение.
– Дереслек? – прошептал он запекшимися губами. – Правда? Не обманешь?
– Вот тебе крест! – Верка обнесла щепотью свой лоб, живот и груди. – Как до ближайшего кустика доберемся, так и сладится. Только для этого сначала надо травки пожевать. Как бычок будешь… Вот молодец, вот послушный мальчик…
– Скорее, – нетерпеливо сказал Артем. – Иначе нам придется добираться до Эдема через мир варнаков.
– Лучше не надо! – испугалась Лилечка.
– Ты как?
– Нормально.
– Идти можешь?
– Попробую.
– Тогда бери аккордеон – и вперед.
– Одна? – Лилечка испугалась еще больше.
– Нет, со мной, – Артем без видимого усилия взвалил на одно плечо Зяблика, на другое Смыкова и обратился к Верке: – Побудьте пока здесь. Я скоро вернусь за вами.
– Уж постарайтесь, – Верка покосилась на светившийся призрак, за это время успевший вырасти почти вдвое. – Мне такая компания что-то не нравится. Этот, как вы его назвали… Незримый… он хоть живой?
– Еще как! Но то, что вы видите сейчас, это даже не тень его, а тень тени. Истинная же его сущность как бы размазана в бесконечном количестве миров.
– Обалдеть!
Артем, пригибаясь под своей нелегкой ношей, двинулся вслед за Лилечкой, которая бочком-бочком, еле-еле, но уже осилила шагов двадцать из той сотни, что в реальном, не искаженном пространстве отделяло их от Эдема.
С противоположной же стороны происходило явление, обратное тому, которое четверть часа назад доказало людям, что в этом мире уязвимы и бренны не только их слабые тела, но и такая важнейшая форма бытия материи, как пространство. Пределы Нейтральной зоны начали медленно раздвигаться в стороны, оттесняя помутневшие, словно подернувшиеся зыбью, пейзажи Лимпопо влево, а Трехградья – вправо. Свинцовая глыба неба тоже поплыла вверх, потянув за собой примятые горы и расплющенные холмы. Картина была до того нереальная и жутковатая, что Верка, относившаяся к религии не то чтобы равнодушно, а даже похабно, опять перекрестилась.
Цыпф поднял голову, тупо глянул на Верку и брякнул ни к селу ни к городу:
– Приимшие на сем свете веселье и раздолье на оном муки приимут…
– Типун тебе на язык! – зашипела на него Верка. – Ты на что это намекаешь?
– А на то, что самая шустрая вошка первая на гребенку попадает, – изрек Лева опять некстати и после этого ткнулся лицом в песок.
Нейтральная зона уже приняла свой прежний вид, и ничто в ней сейчас не шевелилось, не буянило и не ходило ходуном. Тишь да гладь простиралась вплоть до самого горизонта. Призрак постепенно бледнел, сверху вниз по нему прокатывались синие и багровые волны. Верка так засмотрелась на это зрелище, что не заметила, как вернулся Артем.
– Быстрее! – сказал он, взваливая на себя Цыпфа и Толгая. – Незримому нужно время, чтобы восстановить силы. Если мы не успеем, то каждый метр этой пустыни превратится для нас в тысячу километров.
Верка вскочила. Ноги сами пошли вперед, но туловище почему-то опередило их, а земля, которой полагалось быть где-то внизу, оказалась вдруг рядом с лицом да вдобавок еще пребольно стукнула по нему.
– Прошу прощения за наше угощение, – Верка была как пьяная. – Ножка подвернулась. Больше не повторится.
– Цепляйтесь за пояс, – Артем на ходу обернулся. – Троих сразу я не унесу.
– Как так? – хохотнула Верка, на которую бдолах подействовал самым неожиданным образом. – У вас же вроде раздвоения личности… Вот и позовите на помощь того, другого.
– К сожалению, у этого другого совсем иные представления о морали. Овладев моим телом, он сделает все возможное, чтобы спасти его. А с вами всеми поступит как с ненужной обузой.
– Все вы, мужики, такие… – пробормотала Верка, чувствуя, что эйфория уже рассеивается, а на смену ей приходят страх, тошнота и чувство слабости во всем теле.
Тусклые силуэты Эдемского сада были уже совсем рядом. Артем рванул изо всех сил, потянув за собой и Верку. В глазах сверкнуло, словно от солнечного зайчика, серая пелена лопнула, как это бывает, когда из глубины выныриваешь на поверхность, и все вокруг расцвело волшебными красками земного рая…
Они лежали в густой траве, ни один стебелек которой не был похож на что-то виденное прежде. Они лежали на опушке леса, состоявшего не из деревьев, а из каких-то совершенно фантастических растений: исполинских цветов, чьи розовые несимметричные головки смахивали на паруса клиперов; невесомых, словно сотканных из синей паутины шаров и зонтиков: красных, колеблющихся на ветру покрывал, очень напоминавших языки пламени; пышных султанов попугайчатой расцветки и еще чего-то, похожего на разросшиеся до невероятных размеров павлиньи перья.
Все вокруг было ново и удивительно, а потому немного страшновато, все, кроме давно опостылевшего мрачно-серого неба.
Люди постепенно оживали, но, подавленные непривычной красотой, а еще больше загадочной славой этого места, помалкивали, только по сторонам озирались. Первой тишину нарушила неугомонная Верка:
– Ну дошли, слава богу… А что дальше?
– Колхоз организуем, – сказал Зяблик. – «Райская жизнь». По сбору этого самого бдолаха. Смыков будет председателем, а ты учетчицей… Вообще-то на этот вопрос тут есть кому ответить, – он покосился на Артема.
Цыпф поймал жучка – ни дать ни взять крохотного летающего ящера с прозрачными крылышками, рогом на носу и гибким шипастым хвостиком. На ближайшую кочку взобралась какая-то бледно-зеленая амебообразная тварь и зачирикала по-птичьи.
– Дядя Тема, – несмело спросила Лилечка, – а мы где? Это… Земля?
– Не знаю, – немного помедлив, ответил он. – Но во всяком случае, место не совсем обычное. То, что его сторожат Незримые, говорит о многом.
– А кто это такие?
– Долгая история…
– А если коротко? – не отставала Лилечка.
– Существа, обитающие сразу во многих измерениях, но вне времени. Одни из создателей человека.
– Нас?
– И нас тоже.
– Значит, есть и другие люди?
– Есть. Но тебе с ними лучше не встречаться.
– Мы здесь останемся? – спросила Лилечка.
– А как бы ты хотела?
– Я бы домой хотела. Давайте погуляем здесь немного и назад.
– Обратная дорога будет ничуть не легче…
– А как же аггелы туда-сюда пробираются? – поинтересовался Зяблик.
– Для этого они каждый раз провоцируют схватку между Незримыми и той загадочной стихией, что дремлет в недрах Нейтральной зоны. Вы по пути сюда устроили нечто похожее.
– А наш Лева целую теорию придумал, – похвалилась Лилечка. – Говорит, что миллиарды лет назад наша земля была такая, как Нейтральная зона. И что на ней уже тогда существовала жизнь, только для нас совсем-совсем чужая. Когда эта жизнь проснется, в нашем мире не останется места ни людям, ни зверям, ни даже микробам. Печально, правда?
– Человечеству действительно грозит серьезная опасность, чего уж тут скрывать. – Артем устало потер пальцем веки. – Эдем, возможно, может стать его единственным прибежищем. Но для этого предстоит еще громадная работа.
– Ничего не громадная, – возразила Верка. – Объявим всем. Кто хочет, пусть идет, а кто не хочет, пусть остается.
– Не все так просто… – покачал головой Артем. – Люди верят только в ту опасность, которая уже жжет их пятки. Думаете, вашим словам поверят в Лимпопо или в Кастилии? Вам и в Отчине мало кто поверит… А как вы представляете переход хотя бы тысячи человек через Нейтральную зону? Вы же сами говорили, что в ней гибнет все живое.
– Вот тут и пригодится эдемское снадобье, – сказал Цыпф.
– А Незримые?
– Пусть дерутся с этой хреновиной, – Зяблик ткнул большим пальцем за спину в сторону Нейтральной зоны.
– А вдруг эта хреновина победит? Ведь нам неизвестны пределы ее силы. Что тогда будет с Эдемом?
– А вы сами что предлагаете? – не удержался от вопроса и Смыков.
– Я бы повел людей через мир варнаков.
– Кто нас туда, интересно, пустит?
– Все будет зависеть от доброй воли хозяев. Хотя мне кажется, они относятся к людям вполне дружелюбно.
– А сами они… кто? – чувствовалось, что этот вопрос дался Лилечке нелегко. – Тоже люди?
– У нас общие предки, хотя пути двух рас разошлись давным-давно. Не хочу сказать, что людям достался идеальный мир, но варнакам повезло еще меньше. Им пришлось приспосабливаться к вечному мраку, жаре, удвоенной силе тяжести. Слух заменяет им все другие органы чувств. Уж тут-то они достигли совершенства. Варнак способен составить представление о любом предмете исключительно по звуку.
– Подождите, – в голосе Смыкова звучало недоверие. – А если предмет неподвижен, что тогда?
– В природе нет неподвижных предметов. Даже в мертвом камне вибрируют молекулы.
– А как так получилось? – спросил Зяблик. – Они к нам могут, а мы к ним нет.
– Зря я ввязался в этот разговор, – вздохнул Артем. – Здесь начинается область предположений… Во времена такие давние, что мы себе и представить не можем, во Вселенной бушевала распря между могущественными существами совершенно разной природы – Незримыми и Фениксами, или, как их еще называют, Иносущими и Предвечными. Одни властвовали над Временем, другие над Пространством. Люди были задуманы ими как оружие для этой грандиозной междуусобицы. Наши предки вполне могли позаимствовать у своих создателей кое-что из их необыкновенных качеств. Способность к перемещению сквозь пространства, возможно, заложена в человеке изначально, но у варнаков она выражена сильнее. Катастрофа, которую вы называете Великим Затмением, если и не разрушила, то ослабила стену между вашими мирами. Это и помогает варнакам легко проникать сюда.
– Выходит, мы в дырявом мире живем, – мрачно уточнил Смыков.
– Выходит…
– А кроме варнаков, в эти дыры никто не сунется?
– Кто это может знать… Дорогие мои, вы живете на Тропе, а это то же самое, что жить в кратере вулкана. Никому не дано предугадать, что случится в самое ближайшее время.
– А вам у варнаков, значит, не понравилось? – поинтересовалась Верка.
– Я посещал миры и похуже. Жить там можно, но, на мой вкус, немного темновато. Хотя слушать, как перекликаются варнаки, одно удовольствие. Человек просто не способен оценить те чувства, которые они вкладывают в самые простые звуки. Мы по сравнению с ними почти глухонемые. Забыть это невозможно…
– Зачем они к нашим бабам тогда лезут? – брякнул вдруг Смыков, сразу вогнав Лилечку в краску.
– Чтобы понять это, нужно хоть немного пожить в том мире. На втором месте после слуха у варнаков стоит осязание. Встретившись, они буквально оглаживают друг друга. Ритуал физических контактов имеет для них огромное значение, а то, что мы называем плотской любовью, считается выражением самых добрых чувств.
– Что, а неплохо! – фыркнул Зяблик. – Вот бы у нас так. Вместо «здравствуйте» сразу в позу.
– Грубый ты, – сморщилась Верка. – Не будет с тобой никто здороваться, и не надейся.
Все засмеялись, даже Лилечка. Один только Толгай не разделял общего веселья.
– Танлык! – его рука легла на рукоять сабли. – Тише! Слышите?
Где – то в глубине леса равномерно потрескивали ветки. Тот, кто шел сюда, и не думал таиться, уверенный то ли в своей безопасности, то ли в своей неуязвимости…
СЛОВАРЬ ЖАРГОННЫХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ
И все же нашелся некто, посмевший встать на ее пути, – высокий и узкий призрак, казавшийся то карикатурно искаженной человеческой фигурой, сотканной из мерцающего света, то столбом тусклого пламени. С того места, где находилась ватага, было даже невозможно понять, что это такое на самом деле: сверхъестественное существо, неизвестное доселе природное явление или просто обман зрения.
Странный силуэт с медленной ритмичностью менял свою форму – сжимаясь, он наливался интенсивным багрянцем, расширяясь, становился почти прозрачен. В нем почему-то совсем не ощущалось объема, словно в пастели, небрежно намалеванной на тонкой кальке. У Цыпфа, зачарованно наблюдавшего за всем происходящим, создалось впечатление, что он даже не касается земли.
Лавина ожившего камня с бешеной скоростью накатывалась на столб призрачного света, но, несмотря на это, разделявшее их расстояние самым необъяснимым образом не менялось. Ничего даже отдаленно похожего Цыпфу не доводилось раньше видеть и в кошмарных снах.
А потом начало твориться что-то вообще несусветное!
Небо дрогнуло и беззвучно осело, превратив горы в холмы, холмы в бугорки, а стену вставшего дыбом камня – в невысокий и уже совсем не страшный с виду песчаный вал, от этого, между прочим, совсем не унявший своего бешеного рева.
Горизонт, простиравшийся слева от призрака, исказился и стремительно – одним скачком – надвинулся. Уже ставший привычным для всех суровый пейзаж Нейтральной зоны сменился совсем другой картиной. Цыпф увидел широкую, сильно обмелевшую реку, на крутом берегу которой вперемежку росли сосны и березы, а на пологом – редкие пузатые баобабы. Это был самый отдаленный район Лимпопо, граничащий не с Отчиной и даже не со Степью, а с малонаселенным Баламутьем.
Затем то же самое случилось и с правым крылом горизонта – из дальней дали вдруг возникли живописные горы Трехградья.
Пресс искривленного пространства, с трех сторон навалившийся на случайно взбунтовавшуюся слепую стихию первобытного мира, давил и расплющивал ее, загоняя обратно в глубины разверзнувшихся недр, а источник этой мощи сиял, как святочная елка, извергая из себя все новые волны неведомой энергии.
Только теперь Цыпф осознал, что трясут его уже не подземные удары и не порывы бури, а чьи-то сильные руки.
– Вставай! – орал ему прямо в ухо Артем, ничуть не изменившийся после того памятного случая у города Сан-Хуан-де-Артеза. – Вставай!
У Цыпфа уже не было сил ни удивляться, ни радоваться, ни даже говорить. Вокруг гибли миры – то, что прежде было Нейтральной зоной, теперь можно было ладошкой прикрыть, – и его собственная жизнь уже ничего не могла значить в этом разгуле космических стихий.
Оставив его в покое, Артем принялся поочередно трясти Смыкова, Зяблика и Толгая, но с тем же результатом. Зато Верка, живучая, как кошка, и Лилечка, великая жизнелюбка, опомнившись от пережитого ужаса, затараторили наперебой, одна писклявым голоском, другая сиплым.
Пискляво:
– Ой, это вы, дядя Тема?
Сипло:
– Вот уж кого не ждали!
Пискляво, но не без гордости:
– А мы тут такого натерпелись, такого… Даже аккордеон мой не помог.
Сипло, но не без кокетства:
– Что верно, то верно. Сто раз с Жизнью прощались. У вас закурить случайно не найдется?
Пришлось Артему перебить их:
– Об этом лучше потом. Что с вами случилось? Почему вы все лежите как бревна?
– Помираем, дядя Тема, – пожаловалась Лилечка.
– Это правда? – он перевел взгляд на Верку.
– Правда, – она оттянула ворот рубахи, чтобы видны были черные трупные пятна на шее. – Хватанули здесь какой-то заразы. А может, излучение виновато или еще что-нибудь…
– У всех так?
– У всех. А у Толгая особенно. Боюсь, как бы он совсем не дошел.
– Что с Зябликом?
– Сначала ему было даже получше, чем другим. Эдемское зелье выручало… А когда он его остатки на всех разделил, то и сам свалился.
– Действует зелье, значит?
– Не то слово…
– Тогда, возможно, я смогу вам помочь. – Из кожаного кошеля, который он всегда носил на поясе, Артем извлек горсть чего-то похожего на грубо смолотый и не до конца высушенный самосад. – Пользуйтесь, не стесняйтесь. Хватит на всех. Это, так сказать, сырец, так что в дозах можно не стесняться…
– Вы все же добрались до Эдема? – воскликнула Лилечка.
– Добрался, но кружным путем. Через мир варнаков.
– Мы там тоже были. Страшно, как в преисподней!
– Вот как! – Артем не мог скрыть удивления. – Интересно… Но об этом тоже потом. Надо торопиться, пока внимание Незримого отвлечено.
– Кого? – переспросила Лилечка.
– Все потом. Лучше помоги мне.
Женщины первыми отведали подозрительного крошева, противного на вкус, как перепревшее сено, но действительно отдававшего ароматом бдолаха, а затем принялись чуть ли не силой кормить им своих впавших в прострацию спутников. Верка при этом приговаривала:
– Жуйте, зайчики… Жуйте, если жить хотите. Это, конечно, не крем-брюле, зато от всех хворей спасает.
Убедившись, что полумертвые мужчины уже утратили интерес ко всему на свете, в том числе и к собственному спасению, Верка занялась индивидуальной обработкой.
– Лева, открой ротик. Ты что, помирать собрался? А не рано ли? А кто все книжки на свете прочитает, кто во всех эдемских тайнах разберется, кто за Лилечкой ухаживать будет? Глотай, миленький, глотай, запить нечем, ты уж извини… А ты, Зяблик, особого приглашения ждешь? Смотреть на тебя стыдно! Еще мужиком называешься! Каждую минуту аггелы могут появиться, а ты как баба рязанская разлегся. Жри, кому говорят! Не плюйся, а не то по роже заеду! Сразу очухаешься! Жри, мать твою раком… С комприветом, Смыков. Почему от коллектива отрываешься? Все едят травку, а ты чем лучше? Раскис. Сломался. А еще коммуняка! А еще мент! Присягу давал? Как там сказано: стойко переносить все трудности и лишения. Ну-ка, соберись! Помнишь, как пел: «Это есть наш последний и решительный бой»? Дулю тебе в нос, а не решительный бой. На словах вы все горазды. Не кусайся, не кусайся. Ну вот, пошло. Ты глотай, глотай…
Сложнее всех обстояло дело с Толгаем. Снадобье, которое Верка заталкивала ему в рот, вываливалось обратно, даже не смоченное слюной. Сын степей не мог или не хотел сделать глотательное движение. Изрядно намучившись, Верка принялась что-то жарко шептать ему на ухо. В глазах Толгая, уже давно подернувшихся дымкой смертной тоски, появилось осмысленное выражение.
– Дереслек? – прошептал он запекшимися губами. – Правда? Не обманешь?
– Вот тебе крест! – Верка обнесла щепотью свой лоб, живот и груди. – Как до ближайшего кустика доберемся, так и сладится. Только для этого сначала надо травки пожевать. Как бычок будешь… Вот молодец, вот послушный мальчик…
– Скорее, – нетерпеливо сказал Артем. – Иначе нам придется добираться до Эдема через мир варнаков.
– Лучше не надо! – испугалась Лилечка.
– Ты как?
– Нормально.
– Идти можешь?
– Попробую.
– Тогда бери аккордеон – и вперед.
– Одна? – Лилечка испугалась еще больше.
– Нет, со мной, – Артем без видимого усилия взвалил на одно плечо Зяблика, на другое Смыкова и обратился к Верке: – Побудьте пока здесь. Я скоро вернусь за вами.
– Уж постарайтесь, – Верка покосилась на светившийся призрак, за это время успевший вырасти почти вдвое. – Мне такая компания что-то не нравится. Этот, как вы его назвали… Незримый… он хоть живой?
– Еще как! Но то, что вы видите сейчас, это даже не тень его, а тень тени. Истинная же его сущность как бы размазана в бесконечном количестве миров.
– Обалдеть!
Артем, пригибаясь под своей нелегкой ношей, двинулся вслед за Лилечкой, которая бочком-бочком, еле-еле, но уже осилила шагов двадцать из той сотни, что в реальном, не искаженном пространстве отделяло их от Эдема.
С противоположной же стороны происходило явление, обратное тому, которое четверть часа назад доказало людям, что в этом мире уязвимы и бренны не только их слабые тела, но и такая важнейшая форма бытия материи, как пространство. Пределы Нейтральной зоны начали медленно раздвигаться в стороны, оттесняя помутневшие, словно подернувшиеся зыбью, пейзажи Лимпопо влево, а Трехградья – вправо. Свинцовая глыба неба тоже поплыла вверх, потянув за собой примятые горы и расплющенные холмы. Картина была до того нереальная и жутковатая, что Верка, относившаяся к религии не то чтобы равнодушно, а даже похабно, опять перекрестилась.
Цыпф поднял голову, тупо глянул на Верку и брякнул ни к селу ни к городу:
– Приимшие на сем свете веселье и раздолье на оном муки приимут…
– Типун тебе на язык! – зашипела на него Верка. – Ты на что это намекаешь?
– А на то, что самая шустрая вошка первая на гребенку попадает, – изрек Лева опять некстати и после этого ткнулся лицом в песок.
Нейтральная зона уже приняла свой прежний вид, и ничто в ней сейчас не шевелилось, не буянило и не ходило ходуном. Тишь да гладь простиралась вплоть до самого горизонта. Призрак постепенно бледнел, сверху вниз по нему прокатывались синие и багровые волны. Верка так засмотрелась на это зрелище, что не заметила, как вернулся Артем.
– Быстрее! – сказал он, взваливая на себя Цыпфа и Толгая. – Незримому нужно время, чтобы восстановить силы. Если мы не успеем, то каждый метр этой пустыни превратится для нас в тысячу километров.
Верка вскочила. Ноги сами пошли вперед, но туловище почему-то опередило их, а земля, которой полагалось быть где-то внизу, оказалась вдруг рядом с лицом да вдобавок еще пребольно стукнула по нему.
– Прошу прощения за наше угощение, – Верка была как пьяная. – Ножка подвернулась. Больше не повторится.
– Цепляйтесь за пояс, – Артем на ходу обернулся. – Троих сразу я не унесу.
– Как так? – хохотнула Верка, на которую бдолах подействовал самым неожиданным образом. – У вас же вроде раздвоения личности… Вот и позовите на помощь того, другого.
– К сожалению, у этого другого совсем иные представления о морали. Овладев моим телом, он сделает все возможное, чтобы спасти его. А с вами всеми поступит как с ненужной обузой.
– Все вы, мужики, такие… – пробормотала Верка, чувствуя, что эйфория уже рассеивается, а на смену ей приходят страх, тошнота и чувство слабости во всем теле.
Тусклые силуэты Эдемского сада были уже совсем рядом. Артем рванул изо всех сил, потянув за собой и Верку. В глазах сверкнуло, словно от солнечного зайчика, серая пелена лопнула, как это бывает, когда из глубины выныриваешь на поверхность, и все вокруг расцвело волшебными красками земного рая…
Они лежали в густой траве, ни один стебелек которой не был похож на что-то виденное прежде. Они лежали на опушке леса, состоявшего не из деревьев, а из каких-то совершенно фантастических растений: исполинских цветов, чьи розовые несимметричные головки смахивали на паруса клиперов; невесомых, словно сотканных из синей паутины шаров и зонтиков: красных, колеблющихся на ветру покрывал, очень напоминавших языки пламени; пышных султанов попугайчатой расцветки и еще чего-то, похожего на разросшиеся до невероятных размеров павлиньи перья.
Все вокруг было ново и удивительно, а потому немного страшновато, все, кроме давно опостылевшего мрачно-серого неба.
Люди постепенно оживали, но, подавленные непривычной красотой, а еще больше загадочной славой этого места, помалкивали, только по сторонам озирались. Первой тишину нарушила неугомонная Верка:
– Ну дошли, слава богу… А что дальше?
– Колхоз организуем, – сказал Зяблик. – «Райская жизнь». По сбору этого самого бдолаха. Смыков будет председателем, а ты учетчицей… Вообще-то на этот вопрос тут есть кому ответить, – он покосился на Артема.
Цыпф поймал жучка – ни дать ни взять крохотного летающего ящера с прозрачными крылышками, рогом на носу и гибким шипастым хвостиком. На ближайшую кочку взобралась какая-то бледно-зеленая амебообразная тварь и зачирикала по-птичьи.
– Дядя Тема, – несмело спросила Лилечка, – а мы где? Это… Земля?
– Не знаю, – немного помедлив, ответил он. – Но во всяком случае, место не совсем обычное. То, что его сторожат Незримые, говорит о многом.
– А кто это такие?
– Долгая история…
– А если коротко? – не отставала Лилечка.
– Существа, обитающие сразу во многих измерениях, но вне времени. Одни из создателей человека.
– Нас?
– И нас тоже.
– Значит, есть и другие люди?
– Есть. Но тебе с ними лучше не встречаться.
– Мы здесь останемся? – спросила Лилечка.
– А как бы ты хотела?
– Я бы домой хотела. Давайте погуляем здесь немного и назад.
– Обратная дорога будет ничуть не легче…
– А как же аггелы туда-сюда пробираются? – поинтересовался Зяблик.
– Для этого они каждый раз провоцируют схватку между Незримыми и той загадочной стихией, что дремлет в недрах Нейтральной зоны. Вы по пути сюда устроили нечто похожее.
– А наш Лева целую теорию придумал, – похвалилась Лилечка. – Говорит, что миллиарды лет назад наша земля была такая, как Нейтральная зона. И что на ней уже тогда существовала жизнь, только для нас совсем-совсем чужая. Когда эта жизнь проснется, в нашем мире не останется места ни людям, ни зверям, ни даже микробам. Печально, правда?
– Человечеству действительно грозит серьезная опасность, чего уж тут скрывать. – Артем устало потер пальцем веки. – Эдем, возможно, может стать его единственным прибежищем. Но для этого предстоит еще громадная работа.
– Ничего не громадная, – возразила Верка. – Объявим всем. Кто хочет, пусть идет, а кто не хочет, пусть остается.
– Не все так просто… – покачал головой Артем. – Люди верят только в ту опасность, которая уже жжет их пятки. Думаете, вашим словам поверят в Лимпопо или в Кастилии? Вам и в Отчине мало кто поверит… А как вы представляете переход хотя бы тысячи человек через Нейтральную зону? Вы же сами говорили, что в ней гибнет все живое.
– Вот тут и пригодится эдемское снадобье, – сказал Цыпф.
– А Незримые?
– Пусть дерутся с этой хреновиной, – Зяблик ткнул большим пальцем за спину в сторону Нейтральной зоны.
– А вдруг эта хреновина победит? Ведь нам неизвестны пределы ее силы. Что тогда будет с Эдемом?
– А вы сами что предлагаете? – не удержался от вопроса и Смыков.
– Я бы повел людей через мир варнаков.
– Кто нас туда, интересно, пустит?
– Все будет зависеть от доброй воли хозяев. Хотя мне кажется, они относятся к людям вполне дружелюбно.
– А сами они… кто? – чувствовалось, что этот вопрос дался Лилечке нелегко. – Тоже люди?
– У нас общие предки, хотя пути двух рас разошлись давным-давно. Не хочу сказать, что людям достался идеальный мир, но варнакам повезло еще меньше. Им пришлось приспосабливаться к вечному мраку, жаре, удвоенной силе тяжести. Слух заменяет им все другие органы чувств. Уж тут-то они достигли совершенства. Варнак способен составить представление о любом предмете исключительно по звуку.
– Подождите, – в голосе Смыкова звучало недоверие. – А если предмет неподвижен, что тогда?
– В природе нет неподвижных предметов. Даже в мертвом камне вибрируют молекулы.
– А как так получилось? – спросил Зяблик. – Они к нам могут, а мы к ним нет.
– Зря я ввязался в этот разговор, – вздохнул Артем. – Здесь начинается область предположений… Во времена такие давние, что мы себе и представить не можем, во Вселенной бушевала распря между могущественными существами совершенно разной природы – Незримыми и Фениксами, или, как их еще называют, Иносущими и Предвечными. Одни властвовали над Временем, другие над Пространством. Люди были задуманы ими как оружие для этой грандиозной междуусобицы. Наши предки вполне могли позаимствовать у своих создателей кое-что из их необыкновенных качеств. Способность к перемещению сквозь пространства, возможно, заложена в человеке изначально, но у варнаков она выражена сильнее. Катастрофа, которую вы называете Великим Затмением, если и не разрушила, то ослабила стену между вашими мирами. Это и помогает варнакам легко проникать сюда.
– Выходит, мы в дырявом мире живем, – мрачно уточнил Смыков.
– Выходит…
– А кроме варнаков, в эти дыры никто не сунется?
– Кто это может знать… Дорогие мои, вы живете на Тропе, а это то же самое, что жить в кратере вулкана. Никому не дано предугадать, что случится в самое ближайшее время.
– А вам у варнаков, значит, не понравилось? – поинтересовалась Верка.
– Я посещал миры и похуже. Жить там можно, но, на мой вкус, немного темновато. Хотя слушать, как перекликаются варнаки, одно удовольствие. Человек просто не способен оценить те чувства, которые они вкладывают в самые простые звуки. Мы по сравнению с ними почти глухонемые. Забыть это невозможно…
– Зачем они к нашим бабам тогда лезут? – брякнул вдруг Смыков, сразу вогнав Лилечку в краску.
– Чтобы понять это, нужно хоть немного пожить в том мире. На втором месте после слуха у варнаков стоит осязание. Встретившись, они буквально оглаживают друг друга. Ритуал физических контактов имеет для них огромное значение, а то, что мы называем плотской любовью, считается выражением самых добрых чувств.
– Что, а неплохо! – фыркнул Зяблик. – Вот бы у нас так. Вместо «здравствуйте» сразу в позу.
– Грубый ты, – сморщилась Верка. – Не будет с тобой никто здороваться, и не надейся.
Все засмеялись, даже Лилечка. Один только Толгай не разделял общего веселья.
– Танлык! – его рука легла на рукоять сабли. – Тише! Слышите?
Где – то в глубине леса равномерно потрескивали ветки. Тот, кто шел сюда, и не думал таиться, уверенный то ли в своей безопасности, то ли в своей неуязвимости…
СЛОВАРЬ ЖАРГОННЫХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ
Баклан – неопытный человек, новичок.
Вертухай – охранник в тюрьме или зоне.
Вертеть вола – обманывать.
Горбатого лепить – то же, что и вертеть вола.
Жмурик – мертвец.
Загужевать – загулять.
Замантулить – сделать.
Замочить – убить.
Зачушить – унизить.
Кабел – оскорбительное слово, активная лесбиянка.
Кимарить – спать.
Кичман – тюрьма.
Клифт – пиджак, куртка.
Клевый – привлекательный.
Котлы – часы.
Кранты – конец.
Коцы – ботинки, сапоги.
Лажанугь – подвести.
Локш потянуть – потерпеть неудачу.
Лярва – проститутка.
Мазу держать – верховодить.
Мойка – бритвенное лезвие.
Ноги сделать – сбежать..
Обсос – начальник лагеря, тюрьмы.
Охра – внешняя охрана мест заключения.
Петрить – понимать, соображать.
Прохезать – справить нужду.
Попка – охранник на вышке.
Понт (взять на понт) – обмануть.
Прикид – одежда.
Профурсетка – женщина не слишком строгих правил.
Ракло – босяк, оскорбительное слово.
Рыжье – золото.
Слока – союз.
Спецура – спецназ внутренних войск.
Сявка – начинающий вор.
Тише дыши – не откровенничай.
Туфта – нечто ненужное, ложное, делаемое для отвода
Фраер – человек, не имеющий отношенияк блатному миру.
Хавера – квартира.
Хайло – рот.
Хлыст – древесный ствол на лесоповале.
Чмо – забитый, опустившийся человек.
Шарап (взять на шарап) – действовать силой, нагло и быстро.
Ширнуться – сделать укол наркотика.
Шконка – кровать, нары.
Шухер – тревога.
Вертухай – охранник в тюрьме или зоне.
Вертеть вола – обманывать.
Горбатого лепить – то же, что и вертеть вола.
Жмурик – мертвец.
Загужевать – загулять.
Замантулить – сделать.
Замочить – убить.
Зачушить – унизить.
Кабел – оскорбительное слово, активная лесбиянка.
Кимарить – спать.
Кичман – тюрьма.
Клифт – пиджак, куртка.
Клевый – привлекательный.
Котлы – часы.
Кранты – конец.
Коцы – ботинки, сапоги.
Лажанугь – подвести.
Локш потянуть – потерпеть неудачу.
Лярва – проститутка.
Мазу держать – верховодить.
Мойка – бритвенное лезвие.
Ноги сделать – сбежать..
Обсос – начальник лагеря, тюрьмы.
Охра – внешняя охрана мест заключения.
Петрить – понимать, соображать.
Прохезать – справить нужду.
Попка – охранник на вышке.
Понт (взять на понт) – обмануть.
Прикид – одежда.
Профурсетка – женщина не слишком строгих правил.
Ракло – босяк, оскорбительное слово.
Рыжье – золото.
Слока – союз.
Спецура – спецназ внутренних войск.
Сявка – начинающий вор.
Тише дыши – не откровенничай.
Туфта – нечто ненужное, ложное, делаемое для отвода
Фраер – человек, не имеющий отношенияк блатному миру.
Хавера – квартира.
Хайло – рот.
Хлыст – древесный ствол на лесоповале.
Чмо – забитый, опустившийся человек.
Шарап (взять на шарап) – действовать силой, нагло и быстро.
Ширнуться – сделать укол наркотика.
Шконка – кровать, нары.
Шухер – тревога.