Страница:
– Ладно… – Ваня сразу заскучал. – И пожаловаться-то некому… Верно говорят: губят людей не хвори, губят людей понты… Я перед сном угощу Людку шампанским со снотворным. А ты уж потом не теряйся…
Однако этим коварным планам не суждено было исполниться. Людочка, на сон грядущий отведавшая всего, что ей только ни предлагали, в том числе и пресловутого шампанского, внезапно появилась на пороге спальни одетая как для верховой прогулки – в джинсы, кожаный жилет и сапожки. Не хватало только хлыстика в руках.
– Кто-то, говорят, собирался провести ночь в моей постели? – холодно осведомилась она, переводя строгий взгляд с Цимбаларя на Ваню и обратно. – Если так, то прошу! Постель ещё теплая… А я тем временем сменю на посту Петра Фомича.
– Тебе, наверное, дурной сон приснился, – пробормотал застигнутый врасплох Цимбаларь. – А разговорам ты не верь… Может, и болтали что-то похожее, но только в шутку.
– Надеюсь, ваши планы не преследовали грязные цели?
– Боже упаси! – Для убедительности Цимбаларь даже ударил себя кулаком в грудь. – Кто бы из нас посмел посягнуть на тебя? Ну, от силы бы пятку пощекотали…
– Такую милость ещё надо заслужить! – Испепелив взглядом притихшую парочку, Людочка прошествовала в дальнюю комнату, откуда раздавался дружный храп Кондакова и Саблина.
Едва дверь за ней захлопнулась, как Цимбаларь отвесил Ване увесистый подзатыльник:
– Это тебе за всё – и за самоуверенность, и за дохлого мышонка, и за Людкину постель!
– Я-то здесь при чём? – возмутился Ваня. – Это нас дед Кондаков со зла заложил. Выкормыш бериевский!
Едва утренний туман поредел, как взору Цимбаларя, полчаса назад успешно обманувшего бдительность стрелков местной военизированной охраны, предстало зрелище, напоминавшее вид на аэродром Пирл-Харбора после вероломного нападения японской морской авиации.
Повсюду, куда только хватало глаз, виднелись самолёты самых различных размеров, конструкций, времён и назначений – разобранные, полуразобранные и, на взгляд дилетанта, совершенно целые.
В этой огромной стае рукотворных птиц, опустившихся на землю (и, похоже, навсегда), не нашлось бы, наверное, и двух экземпляров, чьи носы смотрели бы в одну сторону. Свежий утренний ветерок трепал лохмотья перкалевой обшивки, шевелил безжизненные элероны, посвистывал в мёртвых турбинах, надувал огромный полосатый чулок, неизвестно с какой целью воздетый на высоком шесте.
На северо-востоке в сиреневой дымке поблёскивали золотые купола и шпили Петербурга. На западе, там, где море сливалось с горизонтом, всё было сизым. Низкое солнце, отражаясь в каждой капельке росы, слепило глаза. Даже не верилось, что спустя всего сутки здесь должна разразиться неистовая гроза, чьим молниям суждено не губить, а, наоборот, спасать ничего не подозревающих городских жителей.
На взлётной полосе чайки безжалостно терзали какую-то добычу, со стороны солнца заходил на посадку красно-белый биплан, равномерно вращались лопасти радиолокаторов, но человеческого присутствия что-то не замечалось. Постояв немного в раздумье, Цимбаларь подался на металлический стук, доносившийся из ближайшего ангара. Несколько человек в лётных куртках и шлемофонах колдовали там над разобранным двигателем, но не авиационным, а автомобильным.
Цимбаларь, успевший наслышаться о крутом нраве авиаторов, вежливо поздоровался и сказал:
– Мне бы с пилотами побазарить.
– Мы здесь все пилоты, – ответили ему. – А тебе что надо?
– Полетать хочу, – честно признался Цимбаларь.
– Купи билет и летай на здоровье.
– С билетом неинтересно. Вот если бы весь самолёт купить… – Цимбаларь мечтательно вздохнул. – Скажем, на денёк…
– Это сейчас тоже не проблема. Обратись в Департамент транспорта. Отдел малой авиации. Они что-нибудь для тебя обязательно подберут.
– А на это много времени уйдёт?
– Нет, за месяц управишься
– Месяц меня не устроит. Мне завтра приспичило лететь. – Он обвёл лётчиков вопросительным взором. – Никто из вас не поможет? Гонораром не обижу.
– Рады бы, приятель, да ничего не выйдет. – Ближайший к Цимбаларю лётчик отрицательно покачал головой. – Без согласования с диспетчерской службой и без официального разрешения у нас не взлетишь. Сейчас с этим строго. Собьют прямо на старте. Тут же граница рядом. Локаторы контролируют каждый клочок неба.
– Скажите, а сельскохозяйственная авиация ещё существует? – спросил приунывший Цимбаларь.
– Существует. Они в Ржевке базируются. Только сейчас там никого нет. Улетели всем отрядом в Карелию, с жучками-короедами бороться.
– И что же тогда делать современному Икару? Подыхать с тоски на земле?
– Если тянет в небо, обращайся к воздухоплавателям, – посоветовал кто-то из лётчиков. – Они каждый день пассажиров катают. Хоть и невысоко, но ощущения почти те же.
– А где их можно найти? – сразу загорелся Цимбаларь.
– Если ты на машине, езжай в сторону Старопанова. Они на лугу недалеко от Таллинского шоссе расположились. Ихние баллоны издалека видны. Мимо не проскочишь.
Тем не менее Цимбаларь умудрился проскочить нужное место. Пришлось возвращаться, кляня свою удачу последними словами.
Время было неурочное, и спущенные оболочки воздушных шаров лежали на земле, не похожие ни на что из того, к чему привык человеческий глаз. Впрочем, некоторые аналогии всё же напрашивались, но они звучали столь неприлично, что годились лишь для полной версии знаменитого романа Свифта, где смелый Гулливер путешествует по срамным местам королевских фрейлин и наблюдает за тем, как собравшиеся помочиться великаны извлекают из штанов свои громадные члены.
Возле каждой пустой оболочки лежала на боку плетёная корзина, снабжённая мощной газовой горелкой. К корзине были привязаны довольно увесистые мешочки с песком, так называемый балласт.
Первый же воздухоплаватель, встретившийся здесь Цимбаларю, подтвердил, что экскурсионные полёты проходят ежедневно, если только этому не препятствует погода.
– А не боитесь, что ветер унесёт пассажиров в море? – поинтересовался Цимбаларь.
– В эту пору года ветер чаще всего дует туда, – воздухоплаватель указал в сторону города. – Тем более что каждый баллон снабжён страховочной веревкой. Далеко не улетишь, даже если и захочешь.
– Скажите, пожалуйста, какова предельная высота полёта? – Цимбаларь намеревался с одного захода выяснить все детали.
– Выше пяти километров мы не летаем, – охотно пояснил воздухоплаватель, не чуявший в словах Цимбаларя злого умысла. – Холодно, да и воздух разреженный. Если закончится газ, падение шара может стать неуправляемым. Но вам об этом беспокоиться не стоит. Коснётесь рукой облаков, и сразу обратно.
– Вы со мной тоже полетите? – Цимбаларь бросил на воздухоплавателя оценивающий взгляд.
– А как же! Кто вас одного отпустит.
– Парашют вам с собой полагается?
– По технике безопасности полагается. Но в экскурсионные полёты мы парашюты не берём. Чтобы не смущать пассажиров.
– Тогда я завтра с утра появлюсь, – пообещал Цимбаларь. – Ожидайте. Вот вам задаток…
Искать новых знакомых было уже как-то не с руки, и, вернувшись в город, Цимбаларь покатил прямиком на Сытный рынок. Операция вступала в такую фазу, что для верности всё полагалось делать самому.
Представившись московским бизнесменом, у которого вдруг возникли не совсем обычные проблемы, Цимбаларь добился свидания с Чевякиным. Встречи с Кровопуском он не опасался – тот, скорее всего, пал смертью храбрых во время побоища на Пискарёвском проспекте.
– Каким ветром к нам занесло? – с прищуром глядя на Цимбаларя, поинтересовался Чевякин, в облике которого не было ни единой чёрточки, свойственной криминальному авторитету.
– Да вот решил полюбоваться историческими достопримечательствами, – ответил Цимбаларь. – Смольный, крейсер «Аврора», шалаш в Разливе и всё такое прочее.
– Понятно, – кивнул Чевякин. – На меня как вышел?
– Пацаны знакомые посоветовали. – Цимбаларь навскидку назвал несколько кличек, популярных среди московской братвы.
– А что ищешь?
– По мелочам кое-что… Парашют нужен хороший, кислородная маска. А главное, вот эти химикалии… Говорят, что, кроме вас, их никто больше не достанет. – Цимбаларь позволил себе ненавязчивый комплимент. – Вот списочек…
– Сложно, – буркнул Чевякин, которому в отличие от его коллег химические формулы китайской грамотой отнюдь не казались. – Но ради дорогого гостя постараемся.
– Желательно получить всё это нынешним вечером. Расчёт на месте.
– Расчёт здесь. – Лицо Чевякина окаменело.
– А что так? – Цимбаларь изобразил недоумение. – Партнёрам не доверяете?
– Я этой жизни не доверяю! Своё дело сделаешь, а заказчик уже мёртв. И спросить потом не с кого.
– Хорошо, хорошо, давайте вашу калькуляцию… Что-то, я гляжу, бойцы у вас поменялись. Кровопуска не видно.
– Кровопуск путёвку получил. – Чевякин помрачнел. – Бессрочную. На тихий курорт.
Цимбаларь, прекрасно понявший смысл этих слов, скорбно потупился.
Остаток дня и почти вся ночь прошли в непрестанных хлопотах. Борьба с угрозой, затаившейся в искривлённом пространстве-времени, оказалась делом хлопотным и дорогостоящим.
Рано утром Цимбаларь, мысленно уже простившийся с земной юдолью, явился на лётное поле, где полным ходом шла подготовка к заоблачному путешествию. Газовая горелка грозно гудела, наполняя тёплым воздухом оболочку, которую всё время встряхивали ассистенты.
– Денёк ожидается горячий, – сказал он, поглядывая в небо. – А эти тучки нам не помешают?
– Не должны. Лишь бы ветер не усилился. – Воздухоплаватель плюнул на большой палец и жестом заправского боцмана выставил его вверх.
Со стороны Таллинского шоссе показался зелёный пикап, гружённый под самую завязку, о чём свидетельствовали его просевшие рессоры.
– Это ваш личный шар? – поинтересовался Цимбаларь, внимательно наблюдавший за предстартовой суетой.
– Да, – не без гордости кивнул воздухоплаватель. – Удовольствие дорогое. Даже в долги залез.
– Сколько вы за него хотите? Только без лишних слов, или мы заберём шар просто так… Двадцать тысяч хватит? – Цимбаларь сунул ему кейс с остатками денег.
Тем временем пикап подъехал вплотную к корзине, и Ваня с Людочкой принялись быстро менять мешки с песком на мешки с химикатами. Кондаков держал ассистентов на прицеле, не позволяя им бросить располневший воздушный шар на произвол судьбы.
– Я понимаю, что отговаривать вас бесполезно, но вы затеяли весьма рискованное предприятие, – срывающимся голосом произнёс воздухоплаватель.
– Риск – наша профессия, – обронил Цимбаларь.
– Экономьте газ и старайтесь избегать дождевых облаков. – Воздухоплаватель держал кейс на вытянутых руках, явно не зная, что с ним делать.
– Спасибо за совет, но я проштудировал всё, что есть в Интернете о монгольфьерах… Лучше помогите своим людям. Баллон вот-вот оторвётся от земли.
Воздухоплаватель отрегулировал горелку, убавив газ до минимума. Четыре ассистента с трудом удерживали на тросах рвущийся к небу воздушный шар. Людочка и Кондаков, путаясь в ремнях, надевали на Цимбаларя парашют.
– Вы мне, главное, скажите, за что тут дёргать, – попросил он.
Эти слова весьма озадачили Кондакова. Прекратив манипуляции с ремнями, он осведомился:
– Разве ты никогда не прыгал с парашютом?
– Где я мог с ним прыгать? – огрызнулся Цимбаларь. – В угрозыске? Или на должности участкового?
– Тогда твой полёт отменяется. Отойди в сторонку. – Стянув парашют с Цимбаларя, Кондаков закинул его себе за спину.
– Пётр Фомич, вы что задумали? – воскликнула Людочка.
– Ситуация изменилась. Полечу я! – отчеканил Кондаков. – На правах старшего по званию и парашютиста-разрядника.
– Какой у вас разряд?
– Первый юношеский… Прочь с дороги… – Кондаков неловко перевалился через край корзины, и вверх остались торчать только его ноги в стоптанных старомодных ботинках.
Ассистенты отпустили тросы, и воздушный шар взвился в небо.
– Не забывайте следить за пламенем горелки! – завопил его бывший владелец. – И высоко не поднимайтесь.
Из корзины донеслось хриплое пение:
– Долетайте до самого солнца и домой возвращайтесь скорей…
Бросив пикап, они пересели в «девятку» и ехали вслед за шаром до тех пор, пока он не стал размером с горошину. Дорога сворачивала влево, а шар уносился вправо. Его уже заслоняла лёгкая облачная дымка.
Людочка глотала слёзы. Цимбаларь нервно курил. Ваня пересчитывал последние деньги, оставшиеся в его карманах.
Небо над головой было уже не голубым, как час назад, а тускло-серым, словно море накануне шторма. Мелькнув в последний раз, шар пропал из виду.
Кондаков давно лелеял мечту увидеть Петербург с высоты птичьего полёта, но сейчас этому мешала неизвестно откуда взявшаяся пелена облаков. Лишь далеко на западе маячил остров, скорее всего, Кронштадт, как бы замыкавший собой дугу недостроенной дамбы.
Через равные промежутки времени Кондаков вспарывал очередной мешок и пускал его содержимое, мелкое, как пудра, на волю ветра, который на этой высоте ревел, словно зверь, и безжалостно рвал ледяными когтями слабое человеческое тело.
Мрачные свинцово-серые тучи, горой встававшие над городом, затмили солнце. Повеяло прохладой. Стал накрапывать дождь.
– Не желаете ли под крышу, господа хорошие? – предложил Ваня, но ему никто не ответил.
Небо быстро меняло цвета и вскоре стало мутно-жёлтым. Эта тревожная муть во всём своём огромном объёме шевелилась, опалесцировала, тускло вспыхивала. В ней ощущалась дикая, почти космическая мощь.
И вдруг вверху грохнуло так, будто дал трещину небосвод. Полыхнула молния, длинная и прямая, словно проведённая по отвесу. Почти одновременно на город обрушился холодный ливень. По асфальту запрыгали градины. Стало темно как ночью. Дождь залеплял рот, глаза, уши, стегал по лицу. Верхушки деревьев клонились к земле. Улицы напоминали речное дно, по которому, преодолевая тугие струи течения, медленно пробирались редкие автомобили, похожие на огромных лупоглазых рыбин. Гром гремел не переставая, а ветвистые молнии полосовали небо во всех направлениях.
Ваня всё же сумел оттащить коллег под защиту навеса, прикрывавшего автобусную остановку.
– Представляете, как там Петру Фомичу достаётся? – Людочка невольно глянула вверх.
– Будем надеяться, что он уже далеко отсюда, – буркнул Цимбаларь, злой на весь мир, но больше всего на самого себя.
– Когда я была маленькой, бабушка во время грозы заставляла меня молиться, – сказала Людочка. – А за непослушание шлепала… И мне почему-то казалось, что молнии – это искры, которые сыплются из глаз ангелов в тот момент, когда боженька раздаёт им оплеухи.
– Каким милым ребёнком ты, наверное, была, – вздохнул Ваня – И во что превратилась сейчас…
Глава 16. ГРОЗА НАД БЕЛОКАМЕННОЙ
Словарь жаргонных слов
Однако этим коварным планам не суждено было исполниться. Людочка, на сон грядущий отведавшая всего, что ей только ни предлагали, в том числе и пресловутого шампанского, внезапно появилась на пороге спальни одетая как для верховой прогулки – в джинсы, кожаный жилет и сапожки. Не хватало только хлыстика в руках.
– Кто-то, говорят, собирался провести ночь в моей постели? – холодно осведомилась она, переводя строгий взгляд с Цимбаларя на Ваню и обратно. – Если так, то прошу! Постель ещё теплая… А я тем временем сменю на посту Петра Фомича.
– Тебе, наверное, дурной сон приснился, – пробормотал застигнутый врасплох Цимбаларь. – А разговорам ты не верь… Может, и болтали что-то похожее, но только в шутку.
– Надеюсь, ваши планы не преследовали грязные цели?
– Боже упаси! – Для убедительности Цимбаларь даже ударил себя кулаком в грудь. – Кто бы из нас посмел посягнуть на тебя? Ну, от силы бы пятку пощекотали…
– Такую милость ещё надо заслужить! – Испепелив взглядом притихшую парочку, Людочка прошествовала в дальнюю комнату, откуда раздавался дружный храп Кондакова и Саблина.
Едва дверь за ней захлопнулась, как Цимбаларь отвесил Ване увесистый подзатыльник:
– Это тебе за всё – и за самоуверенность, и за дохлого мышонка, и за Людкину постель!
– Я-то здесь при чём? – возмутился Ваня. – Это нас дед Кондаков со зла заложил. Выкормыш бериевский!
Едва утренний туман поредел, как взору Цимбаларя, полчаса назад успешно обманувшего бдительность стрелков местной военизированной охраны, предстало зрелище, напоминавшее вид на аэродром Пирл-Харбора после вероломного нападения японской морской авиации.
Повсюду, куда только хватало глаз, виднелись самолёты самых различных размеров, конструкций, времён и назначений – разобранные, полуразобранные и, на взгляд дилетанта, совершенно целые.
В этой огромной стае рукотворных птиц, опустившихся на землю (и, похоже, навсегда), не нашлось бы, наверное, и двух экземпляров, чьи носы смотрели бы в одну сторону. Свежий утренний ветерок трепал лохмотья перкалевой обшивки, шевелил безжизненные элероны, посвистывал в мёртвых турбинах, надувал огромный полосатый чулок, неизвестно с какой целью воздетый на высоком шесте.
На северо-востоке в сиреневой дымке поблёскивали золотые купола и шпили Петербурга. На западе, там, где море сливалось с горизонтом, всё было сизым. Низкое солнце, отражаясь в каждой капельке росы, слепило глаза. Даже не верилось, что спустя всего сутки здесь должна разразиться неистовая гроза, чьим молниям суждено не губить, а, наоборот, спасать ничего не подозревающих городских жителей.
На взлётной полосе чайки безжалостно терзали какую-то добычу, со стороны солнца заходил на посадку красно-белый биплан, равномерно вращались лопасти радиолокаторов, но человеческого присутствия что-то не замечалось. Постояв немного в раздумье, Цимбаларь подался на металлический стук, доносившийся из ближайшего ангара. Несколько человек в лётных куртках и шлемофонах колдовали там над разобранным двигателем, но не авиационным, а автомобильным.
Цимбаларь, успевший наслышаться о крутом нраве авиаторов, вежливо поздоровался и сказал:
– Мне бы с пилотами побазарить.
– Мы здесь все пилоты, – ответили ему. – А тебе что надо?
– Полетать хочу, – честно признался Цимбаларь.
– Купи билет и летай на здоровье.
– С билетом неинтересно. Вот если бы весь самолёт купить… – Цимбаларь мечтательно вздохнул. – Скажем, на денёк…
– Это сейчас тоже не проблема. Обратись в Департамент транспорта. Отдел малой авиации. Они что-нибудь для тебя обязательно подберут.
– А на это много времени уйдёт?
– Нет, за месяц управишься
– Месяц меня не устроит. Мне завтра приспичило лететь. – Он обвёл лётчиков вопросительным взором. – Никто из вас не поможет? Гонораром не обижу.
– Рады бы, приятель, да ничего не выйдет. – Ближайший к Цимбаларю лётчик отрицательно покачал головой. – Без согласования с диспетчерской службой и без официального разрешения у нас не взлетишь. Сейчас с этим строго. Собьют прямо на старте. Тут же граница рядом. Локаторы контролируют каждый клочок неба.
– Скажите, а сельскохозяйственная авиация ещё существует? – спросил приунывший Цимбаларь.
– Существует. Они в Ржевке базируются. Только сейчас там никого нет. Улетели всем отрядом в Карелию, с жучками-короедами бороться.
– И что же тогда делать современному Икару? Подыхать с тоски на земле?
– Если тянет в небо, обращайся к воздухоплавателям, – посоветовал кто-то из лётчиков. – Они каждый день пассажиров катают. Хоть и невысоко, но ощущения почти те же.
– А где их можно найти? – сразу загорелся Цимбаларь.
– Если ты на машине, езжай в сторону Старопанова. Они на лугу недалеко от Таллинского шоссе расположились. Ихние баллоны издалека видны. Мимо не проскочишь.
Тем не менее Цимбаларь умудрился проскочить нужное место. Пришлось возвращаться, кляня свою удачу последними словами.
Время было неурочное, и спущенные оболочки воздушных шаров лежали на земле, не похожие ни на что из того, к чему привык человеческий глаз. Впрочем, некоторые аналогии всё же напрашивались, но они звучали столь неприлично, что годились лишь для полной версии знаменитого романа Свифта, где смелый Гулливер путешествует по срамным местам королевских фрейлин и наблюдает за тем, как собравшиеся помочиться великаны извлекают из штанов свои громадные члены.
Возле каждой пустой оболочки лежала на боку плетёная корзина, снабжённая мощной газовой горелкой. К корзине были привязаны довольно увесистые мешочки с песком, так называемый балласт.
Первый же воздухоплаватель, встретившийся здесь Цимбаларю, подтвердил, что экскурсионные полёты проходят ежедневно, если только этому не препятствует погода.
– А не боитесь, что ветер унесёт пассажиров в море? – поинтересовался Цимбаларь.
– В эту пору года ветер чаще всего дует туда, – воздухоплаватель указал в сторону города. – Тем более что каждый баллон снабжён страховочной веревкой. Далеко не улетишь, даже если и захочешь.
– Скажите, пожалуйста, какова предельная высота полёта? – Цимбаларь намеревался с одного захода выяснить все детали.
– Выше пяти километров мы не летаем, – охотно пояснил воздухоплаватель, не чуявший в словах Цимбаларя злого умысла. – Холодно, да и воздух разреженный. Если закончится газ, падение шара может стать неуправляемым. Но вам об этом беспокоиться не стоит. Коснётесь рукой облаков, и сразу обратно.
– Вы со мной тоже полетите? – Цимбаларь бросил на воздухоплавателя оценивающий взгляд.
– А как же! Кто вас одного отпустит.
– Парашют вам с собой полагается?
– По технике безопасности полагается. Но в экскурсионные полёты мы парашюты не берём. Чтобы не смущать пассажиров.
– Тогда я завтра с утра появлюсь, – пообещал Цимбаларь. – Ожидайте. Вот вам задаток…
Искать новых знакомых было уже как-то не с руки, и, вернувшись в город, Цимбаларь покатил прямиком на Сытный рынок. Операция вступала в такую фазу, что для верности всё полагалось делать самому.
Представившись московским бизнесменом, у которого вдруг возникли не совсем обычные проблемы, Цимбаларь добился свидания с Чевякиным. Встречи с Кровопуском он не опасался – тот, скорее всего, пал смертью храбрых во время побоища на Пискарёвском проспекте.
– Каким ветром к нам занесло? – с прищуром глядя на Цимбаларя, поинтересовался Чевякин, в облике которого не было ни единой чёрточки, свойственной криминальному авторитету.
– Да вот решил полюбоваться историческими достопримечательствами, – ответил Цимбаларь. – Смольный, крейсер «Аврора», шалаш в Разливе и всё такое прочее.
– Понятно, – кивнул Чевякин. – На меня как вышел?
– Пацаны знакомые посоветовали. – Цимбаларь навскидку назвал несколько кличек, популярных среди московской братвы.
– А что ищешь?
– По мелочам кое-что… Парашют нужен хороший, кислородная маска. А главное, вот эти химикалии… Говорят, что, кроме вас, их никто больше не достанет. – Цимбаларь позволил себе ненавязчивый комплимент. – Вот списочек…
– Сложно, – буркнул Чевякин, которому в отличие от его коллег химические формулы китайской грамотой отнюдь не казались. – Но ради дорогого гостя постараемся.
– Желательно получить всё это нынешним вечером. Расчёт на месте.
– Расчёт здесь. – Лицо Чевякина окаменело.
– А что так? – Цимбаларь изобразил недоумение. – Партнёрам не доверяете?
– Я этой жизни не доверяю! Своё дело сделаешь, а заказчик уже мёртв. И спросить потом не с кого.
– Хорошо, хорошо, давайте вашу калькуляцию… Что-то, я гляжу, бойцы у вас поменялись. Кровопуска не видно.
– Кровопуск путёвку получил. – Чевякин помрачнел. – Бессрочную. На тихий курорт.
Цимбаларь, прекрасно понявший смысл этих слов, скорбно потупился.
Остаток дня и почти вся ночь прошли в непрестанных хлопотах. Борьба с угрозой, затаившейся в искривлённом пространстве-времени, оказалась делом хлопотным и дорогостоящим.
Рано утром Цимбаларь, мысленно уже простившийся с земной юдолью, явился на лётное поле, где полным ходом шла подготовка к заоблачному путешествию. Газовая горелка грозно гудела, наполняя тёплым воздухом оболочку, которую всё время встряхивали ассистенты.
– Денёк ожидается горячий, – сказал он, поглядывая в небо. – А эти тучки нам не помешают?
– Не должны. Лишь бы ветер не усилился. – Воздухоплаватель плюнул на большой палец и жестом заправского боцмана выставил его вверх.
Со стороны Таллинского шоссе показался зелёный пикап, гружённый под самую завязку, о чём свидетельствовали его просевшие рессоры.
– Это ваш личный шар? – поинтересовался Цимбаларь, внимательно наблюдавший за предстартовой суетой.
– Да, – не без гордости кивнул воздухоплаватель. – Удовольствие дорогое. Даже в долги залез.
– Сколько вы за него хотите? Только без лишних слов, или мы заберём шар просто так… Двадцать тысяч хватит? – Цимбаларь сунул ему кейс с остатками денег.
Тем временем пикап подъехал вплотную к корзине, и Ваня с Людочкой принялись быстро менять мешки с песком на мешки с химикатами. Кондаков держал ассистентов на прицеле, не позволяя им бросить располневший воздушный шар на произвол судьбы.
– Я понимаю, что отговаривать вас бесполезно, но вы затеяли весьма рискованное предприятие, – срывающимся голосом произнёс воздухоплаватель.
– Риск – наша профессия, – обронил Цимбаларь.
– Экономьте газ и старайтесь избегать дождевых облаков. – Воздухоплаватель держал кейс на вытянутых руках, явно не зная, что с ним делать.
– Спасибо за совет, но я проштудировал всё, что есть в Интернете о монгольфьерах… Лучше помогите своим людям. Баллон вот-вот оторвётся от земли.
Воздухоплаватель отрегулировал горелку, убавив газ до минимума. Четыре ассистента с трудом удерживали на тросах рвущийся к небу воздушный шар. Людочка и Кондаков, путаясь в ремнях, надевали на Цимбаларя парашют.
– Вы мне, главное, скажите, за что тут дёргать, – попросил он.
Эти слова весьма озадачили Кондакова. Прекратив манипуляции с ремнями, он осведомился:
– Разве ты никогда не прыгал с парашютом?
– Где я мог с ним прыгать? – огрызнулся Цимбаларь. – В угрозыске? Или на должности участкового?
– Тогда твой полёт отменяется. Отойди в сторонку. – Стянув парашют с Цимбаларя, Кондаков закинул его себе за спину.
– Пётр Фомич, вы что задумали? – воскликнула Людочка.
– Ситуация изменилась. Полечу я! – отчеканил Кондаков. – На правах старшего по званию и парашютиста-разрядника.
– Какой у вас разряд?
– Первый юношеский… Прочь с дороги… – Кондаков неловко перевалился через край корзины, и вверх остались торчать только его ноги в стоптанных старомодных ботинках.
Ассистенты отпустили тросы, и воздушный шар взвился в небо.
– Не забывайте следить за пламенем горелки! – завопил его бывший владелец. – И высоко не поднимайтесь.
Из корзины донеслось хриплое пение:
– Долетайте до самого солнца и домой возвращайтесь скорей…
Бросив пикап, они пересели в «девятку» и ехали вслед за шаром до тех пор, пока он не стал размером с горошину. Дорога сворачивала влево, а шар уносился вправо. Его уже заслоняла лёгкая облачная дымка.
Людочка глотала слёзы. Цимбаларь нервно курил. Ваня пересчитывал последние деньги, оставшиеся в его карманах.
Небо над головой было уже не голубым, как час назад, а тускло-серым, словно море накануне шторма. Мелькнув в последний раз, шар пропал из виду.
Кондаков давно лелеял мечту увидеть Петербург с высоты птичьего полёта, но сейчас этому мешала неизвестно откуда взявшаяся пелена облаков. Лишь далеко на западе маячил остров, скорее всего, Кронштадт, как бы замыкавший собой дугу недостроенной дамбы.
Через равные промежутки времени Кондаков вспарывал очередной мешок и пускал его содержимое, мелкое, как пудра, на волю ветра, который на этой высоте ревел, словно зверь, и безжалостно рвал ледяными когтями слабое человеческое тело.
Мрачные свинцово-серые тучи, горой встававшие над городом, затмили солнце. Повеяло прохладой. Стал накрапывать дождь.
– Не желаете ли под крышу, господа хорошие? – предложил Ваня, но ему никто не ответил.
Небо быстро меняло цвета и вскоре стало мутно-жёлтым. Эта тревожная муть во всём своём огромном объёме шевелилась, опалесцировала, тускло вспыхивала. В ней ощущалась дикая, почти космическая мощь.
И вдруг вверху грохнуло так, будто дал трещину небосвод. Полыхнула молния, длинная и прямая, словно проведённая по отвесу. Почти одновременно на город обрушился холодный ливень. По асфальту запрыгали градины. Стало темно как ночью. Дождь залеплял рот, глаза, уши, стегал по лицу. Верхушки деревьев клонились к земле. Улицы напоминали речное дно, по которому, преодолевая тугие струи течения, медленно пробирались редкие автомобили, похожие на огромных лупоглазых рыбин. Гром гремел не переставая, а ветвистые молнии полосовали небо во всех направлениях.
Ваня всё же сумел оттащить коллег под защиту навеса, прикрывавшего автобусную остановку.
– Представляете, как там Петру Фомичу достаётся? – Людочка невольно глянула вверх.
– Будем надеяться, что он уже далеко отсюда, – буркнул Цимбаларь, злой на весь мир, но больше всего на самого себя.
– Когда я была маленькой, бабушка во время грозы заставляла меня молиться, – сказала Людочка. – А за непослушание шлепала… И мне почему-то казалось, что молнии – это искры, которые сыплются из глаз ангелов в тот момент, когда боженька раздаёт им оплеухи.
– Каким милым ребёнком ты, наверное, была, – вздохнул Ваня – И во что превратилась сейчас…
Глава 16. ГРОЗА НАД БЕЛОКАМЕННОЙ
– А может, не стоит рисковать? – Полковник Горемыкин с сомнением покосился на электрическую розетку, стараниями Цимбаларя только что лишённую крышки. – Если вдруг случится какая-либо накладка, я могу оказаться в одиозной ситуации.
– Ничего не случится! – заверил его Кондаков, добровольно принявший на себя роль подопытного кролика. – Мы уже сто раз проверяли. И в Петербурге, и здесь.
Он сунул два пальца в клеммы розетки, а другой рукой взялся за цоколь электролампочки, ради такого дела позаимствованной из люстры.
Лампочка загорелась тусклым пульсирующим светом.
– Заметьте, колебания мощности находятся в точном соответствии с сокращениями сердечной мышцы, – тоном лектора произнёс Цимбаларь. – Этот феномен пока не смог объяснить ни один специалист. Ни со стороны электриков, ни со стороны кардиологов.
– Я ещё и не то могу! – Кондаков напрягся, словно собираясь освободить кишечник от избытка газов, и лампочка, ослепительно вспыхнув, перегорела.
– Весьма впечатляет, – без особого энтузиазма произнёс Горемыкин. – У вас открылись поистине феноменальные способности. После выхода на пенсию сможете подрабатывать в цирке или варьете.
– Почему вы вдруг о пенсии заговорили? – насторожился Кондаков, и телевизор, светившийся в противоположном углу, сразу погас.
– Просто к слову пришлось. – Горемыкин непроизвольно поёжился. – Смею вас уверить, что никакого конкретного значения эта фраза не имеет… Продолжайте, пожалуйста, свой рассказ.
– Да продолжать-то уже и нечего. – Кондаков извлёк пальцы из розетки и подул на электрическую дугу, мерцавшую между ними. – Вот и в небесах я таким же манером сиял… Будто ёлочная гирлянда… Короче, когда пятая или шестая молния угодила в воздушный шар, я потерял сознание. Очнулся уже на плаву, в Ладожском озере. Спасибо, люди добрые выловили… День после этого мне весь мир только в чёрно-белых красках виделся, но потом и зрение наладилось.
– Стало быть, заглянуть в искривлённое пространство-время не сподобились? – Полковник Горемыкин улыбнулся, не то сочувственно, не то иронично.
– На это рассчитывать не приходится. – Кондаков шутку начальника не поддержал. – По крайней мере при жизни нашего поколения.
– Фикция всё это, – добавил Ваня, которому хвалиться в общем-то было нечем. – Условный термин. Вроде "преисподней.
– Да уж, подкинул нам проблем этот Филиппов. Через сто лет аукнулось. – Горемыкин прошелся по кабинету и попытался вновь включить телевизор, от которого сильно попахивало гарью.
– Дело житейское, – сказал Цимбаларь. – Мы ведь тоже не ангелы. Такого успели наворотить, что внукам и правнукам не расхлебать.
– А ведь если вдуматься, этот Филиппов гений, ничем не уступающий, скажем, Эйнштейну. – Горемыкин остановился возле окна, из которого открывался прекрасный вид на Нагатинскую пойму. – Совершил такое открытие практически на пустом месте. Знать, не оскудела русская земля талантами!
– Эти бы таланты ещё и к полезному делу приложить, – буркнул Ваня.
– Относительно личных качеств Филиппова вы, безусловно, правы, – в разговор вступила Людочка, прежде осторожничавшая. – Но его открытие, можно сказать, было подготовлено всем ходом тогдашней научной мысли. Не следует забывать, что Филиппов защитил диссертацию в Гейдельберге, где его преподавателем был великий Гильберт. Он тесно общался и переписывался с Лоренцем, Пуанкаре, Планком, Минковским, то есть с людьми, находившимися на переднем крае науки, чьи идеи впоследствии легли в фундамент квантовой механики и релятивистской физики. Его постоянным консультантом был Бертло, крупнейший специалист-взрывотехник той эпохи… Жаль, что бумаги Филиппова не сохранились. Часть их пропала ещё в девятьсот третьем году, а остальные, по-видимому, уничтожил Шестопалов, понявший наконец, какого джинна он разбудил.
– Кстати, относительно этого Шестопалова… – Горемыкин облокотился на подоконник, что-то высматривая снаружи. – Как он вышел на след открытия Филиппова?
– Вот тут начинается область домыслов, – продолжала Людочка. – Скорее всего, абсолютно случайно, что в нашей жизни бывает не так уж и редко… Сначала Шестопалов восстановил теоретическую базу, наработанную Филипповым, а потом попытался повторить эксперимент, который сам изобретатель считал неудавшимся. Естественно, делалось это без всякого злого умысла… Как известно, первой целью Филиппова, тогда ещё и не думавшего о террористической деятельности, был Стамбул, столица Османской империи, извечного противника России… Можно представить, какие чувства испытал Шестопалов, узнавший, что в день, назначенный Филипповым, только век спустя, на мирный город обрушится страшное бедствие. Он, несомненно, догадывался, чья тут вина. Когда аналогичная катастрофа, хотя и без человеческих жертв, повторилась в Крыму, иллюзий больше не осталось. Шестопалову помимо своей воли удалось сделать то, над чем безуспешно бился Филиппов: вывести энергию взрыва из гипотетического искривлённого пространства в реальный мир. Забросив все дела, Шестопалов занялся лихорадочными поисками средства, способного предотвратить оставшиеся взрывы. Что стало причиной его душевной болезни: чувство вины, проблемы, связанные с братом-преступником, врождённые психические отклонения или нечто иное – остаётся неизвестным.
– Но ведь лаборатория Филиппова находилась в обычном жилом доме. – Горемыкин ткнул пальцем в карту Санкт-Петербурга, разложенную на столе. – Как же он умудрялся проводить там свои рискованные опыты?
– Энергия экспериментальных взрывов имела ничтожное значение. Их, наверное, можно было выполнять даже в фарфоровой ступке или в обычном жестяном ведре. Свою конечную мощь взрыв набирал уже в искривлённом пространстве-времени. Тут допустимо провести аналогию со снежной лавиной… По крайней мере таковы предположения нашего научного консультанта кандидата физико-математических наук Саблина.
– Того самого Саблина, впоследствии обвинившего вас в своём похищении? – Горемыкин строго глянул на Людочку.
За девушку ответил Кондаков, которому на правах героя позволялось сегодня многое:
– Всё это делалось из благих побуждений и принесло желаемый результат.
Ваня выразился более категорично:
– На алтарь победы порой возлагают даже падаль.
– Этот Саблин в курсе открытия Филиппова? – осведомился Горемыкин.
– Вряд ли. Перед расставанием мы заставили его выпить литр коньяка без закуски, – доверительно сообщил Кондаков. – Это намертво отшибает память.
– А ведь неплохо иметь такое оружие, – задумчиво произнёс Горемыкин. – Здесь взрываешь щепотку тротила, а на другом конце света рушится целая гора.
– К сожалению или к счастью, от открытия Филиппова– Шестопалова не сохранилось никаких материальных следов, – глядя в пол, промолвила Людочка.
– Скажите, о террористической деятельности Филиппова следует рассуждать в предположительной форме?
– Нет, в утвердительной. Я считаю, что его выбор был сознательным… Но этот аспект расследуемого дела лучше всего осветит капитан Цимбаларь.
– Майор Цимбаларь, – поправил её Горемыкин. – Теперь уже майор. Приказ подписан сегодня утром.
– Как и вся тогдашняя интеллигенция, Филиппов придерживался либеральных взглядов, относя все беды России на счёт самодержавия, – так начал свой доклад Цимбаларь, у которого от долгожданного известия на лице не дрогнул ни один мускул. – В журнале, издававшемся на его средства, печатались крупнейшие теоретики марксизма: Плеханов, Аксельрод, Дейч. Под псевдонимом Ильин отметился даже Ленин. Сфера научных интересов Филиппова была, конечно же, хорошо известна его друзьям-революционерам. Упустить такую возможность они просто не могли. Сейчас трудно сказать, какими методами действовали враги самодержавия по отношению к Филиппову, но в конце концов он оказался втянутым в охоту на царя, которая перед первой русской революцией шла особенно интенсивно… Следует учитывать, что партии эсеров сочувствовал даже виднейший учёный-топограф того времени Юлий Шмидт, отец знаменитого исследователя Арктики. Возможно, это именно он вычислял координаты, необходимые для каждого очередного покушения… Первой целью был избран Ливадийский дворец, вернее, находившаяся на его территории Крестовоздвиженская церковь, которую царь всегда посещал перед тем, как отправиться из Крыма в Петербург.
– Но ведь, кроме координат, надо знать и точное время планируемого покушения, – заметил Горемыкин. – А радиосвязи, насколько мне известно, тогда ещё не существовало.
– Чаще всего время появления царя на публике было известно заранее. Ведь любой глава государства связан строгим протоколом, регламентирующим все его действия на несколько дней, а то и недель вперёд. Не исключено, что в ближайшем окружении царя находился информатор террористов, посылавший телеграфные сообщения в Петербург.
– Допустим… Продолжайте.
– Поскольку первое покушение не увенчалось успехом, назначено было другое – в Харькове. Затем третье, вблизи Пскова, на перегоне Пыталово– Остров. Все они не дали видимых результатов, что было отнесено за счёт чрезмерно дальнего расстояния. Следующая серия покушений произошла уже в окрестностях столицы. Сначала попытались взорвать царскую яхту, направлявшуюся в Ораниенбаум…
– Но ведь яхта не поезд. – Горемыкин вновь прервал Цимбаларя. – Как вычислить её точное местонахождение в каждый отдельный момент?
– Яхта шла фарватером, который не допускает отклонений от курса больше чем на несколько метров. А вся акватория Невской губы прекрасно просматривается с береговых сооружений. Это уже была даже не охота, а снайперская стрельба… В связи с тем, что яхта не пострадала, следующий удар был нанесён по пристани, на которую высадилась царская свита. Спустя несколько дней, когда царь покидал Ораниенбаум, атака повторилась – и с тем же результатом. Аналогично закончилось и покушение в Царском Селе. Царь собирался покинуть столицу, и тогда Филиппов перенёс взрывы непосредственно в Петербург, чего раньше, во избежание невинных жертв, старался не делать. Взрыв на Литейном мосту окончился трагически, но следующий нам удалось предотвратить, за что нужно благодарить Петра Фомича. – Незаметно для других Цимбаларь дал Кондакову леща под бок.
– Тем не менее одиннадцатый взрыв состоялся, – заметил Горемыкин.
– Благодаря камер-фурьерскому журналу мы заранее знали его место – бывшая Николаевская железная дорога, такой-то километр. Однако рельсы на этом участке были давно перенесены в сторону, поэтому пострадать заведомо никто не мог.
– И вот сегодня мы ожидаем два последних взрыва, которые должны состояться в Москве. – Горемыкин вернулся к окну. – Вы, кажется, говорили, что особые надежды Филиппов возлагал на тринадцатый, завершающий опыт?
– Так точно. Известны и наиболее вероятные цели – храм Христа Спасителя и территория Кремля… Пора бы уже и погоде измениться. – Цимбаларь через плечо Горемыкина глянул в окно, за которым обычный летний день приближался к своему экватору.
– Можете не волноваться, – торжественно произнёс Горемыкин. – Московский мэр при желании может вызвать не только грозу над Центральным округом, но и цунами в Химкинском водохранилище.
Словно в подтверждение этих слов, вдали глухо зарокотало, а снаружи зашуршали капли дождя…
– От чего же погиб сам Филиппов? – спохватился вдруг Горемыкин.
– Тут нам остаётся только гадать, – ответила Людочка. – Отказало сердце… Отомстили разочарованные соратники… Охранное отделение подослало убийцу… Думаю, принципиального значения это уже не имеет. Когда затеваешь такую рискованную игру, трудно рассчитывать на счастливый конец.
Вспышка близкой молнии озарила кабинет, и телевизор сам собой включился…
Когда они спустились к себе и Цимбаларь послал помощника дежурного за шампанским, Кондаков, испытующе глядя на Людочку, спросил:
– Почему ты не сказала, что шестопаловские бумаги находятся у нас?
– Потому что их у нас уже нет, – улыбнулась Людочка. – Даже пепла не осталось. Верно, Ваня?
– Истинная правда, – подтвердил тот. – Пепел я спустил в канализацию. Подтирки своей судьбы не избежали, пусть и со второго захода… Зачем лишний раз искушать судьбу?
– Ничего не случится! – заверил его Кондаков, добровольно принявший на себя роль подопытного кролика. – Мы уже сто раз проверяли. И в Петербурге, и здесь.
Он сунул два пальца в клеммы розетки, а другой рукой взялся за цоколь электролампочки, ради такого дела позаимствованной из люстры.
Лампочка загорелась тусклым пульсирующим светом.
– Заметьте, колебания мощности находятся в точном соответствии с сокращениями сердечной мышцы, – тоном лектора произнёс Цимбаларь. – Этот феномен пока не смог объяснить ни один специалист. Ни со стороны электриков, ни со стороны кардиологов.
– Я ещё и не то могу! – Кондаков напрягся, словно собираясь освободить кишечник от избытка газов, и лампочка, ослепительно вспыхнув, перегорела.
– Весьма впечатляет, – без особого энтузиазма произнёс Горемыкин. – У вас открылись поистине феноменальные способности. После выхода на пенсию сможете подрабатывать в цирке или варьете.
– Почему вы вдруг о пенсии заговорили? – насторожился Кондаков, и телевизор, светившийся в противоположном углу, сразу погас.
– Просто к слову пришлось. – Горемыкин непроизвольно поёжился. – Смею вас уверить, что никакого конкретного значения эта фраза не имеет… Продолжайте, пожалуйста, свой рассказ.
– Да продолжать-то уже и нечего. – Кондаков извлёк пальцы из розетки и подул на электрическую дугу, мерцавшую между ними. – Вот и в небесах я таким же манером сиял… Будто ёлочная гирлянда… Короче, когда пятая или шестая молния угодила в воздушный шар, я потерял сознание. Очнулся уже на плаву, в Ладожском озере. Спасибо, люди добрые выловили… День после этого мне весь мир только в чёрно-белых красках виделся, но потом и зрение наладилось.
– Стало быть, заглянуть в искривлённое пространство-время не сподобились? – Полковник Горемыкин улыбнулся, не то сочувственно, не то иронично.
– На это рассчитывать не приходится. – Кондаков шутку начальника не поддержал. – По крайней мере при жизни нашего поколения.
– Фикция всё это, – добавил Ваня, которому хвалиться в общем-то было нечем. – Условный термин. Вроде "преисподней.
– Да уж, подкинул нам проблем этот Филиппов. Через сто лет аукнулось. – Горемыкин прошелся по кабинету и попытался вновь включить телевизор, от которого сильно попахивало гарью.
– Дело житейское, – сказал Цимбаларь. – Мы ведь тоже не ангелы. Такого успели наворотить, что внукам и правнукам не расхлебать.
– А ведь если вдуматься, этот Филиппов гений, ничем не уступающий, скажем, Эйнштейну. – Горемыкин остановился возле окна, из которого открывался прекрасный вид на Нагатинскую пойму. – Совершил такое открытие практически на пустом месте. Знать, не оскудела русская земля талантами!
– Эти бы таланты ещё и к полезному делу приложить, – буркнул Ваня.
– Относительно личных качеств Филиппова вы, безусловно, правы, – в разговор вступила Людочка, прежде осторожничавшая. – Но его открытие, можно сказать, было подготовлено всем ходом тогдашней научной мысли. Не следует забывать, что Филиппов защитил диссертацию в Гейдельберге, где его преподавателем был великий Гильберт. Он тесно общался и переписывался с Лоренцем, Пуанкаре, Планком, Минковским, то есть с людьми, находившимися на переднем крае науки, чьи идеи впоследствии легли в фундамент квантовой механики и релятивистской физики. Его постоянным консультантом был Бертло, крупнейший специалист-взрывотехник той эпохи… Жаль, что бумаги Филиппова не сохранились. Часть их пропала ещё в девятьсот третьем году, а остальные, по-видимому, уничтожил Шестопалов, понявший наконец, какого джинна он разбудил.
– Кстати, относительно этого Шестопалова… – Горемыкин облокотился на подоконник, что-то высматривая снаружи. – Как он вышел на след открытия Филиппова?
– Вот тут начинается область домыслов, – продолжала Людочка. – Скорее всего, абсолютно случайно, что в нашей жизни бывает не так уж и редко… Сначала Шестопалов восстановил теоретическую базу, наработанную Филипповым, а потом попытался повторить эксперимент, который сам изобретатель считал неудавшимся. Естественно, делалось это без всякого злого умысла… Как известно, первой целью Филиппова, тогда ещё и не думавшего о террористической деятельности, был Стамбул, столица Османской империи, извечного противника России… Можно представить, какие чувства испытал Шестопалов, узнавший, что в день, назначенный Филипповым, только век спустя, на мирный город обрушится страшное бедствие. Он, несомненно, догадывался, чья тут вина. Когда аналогичная катастрофа, хотя и без человеческих жертв, повторилась в Крыму, иллюзий больше не осталось. Шестопалову помимо своей воли удалось сделать то, над чем безуспешно бился Филиппов: вывести энергию взрыва из гипотетического искривлённого пространства в реальный мир. Забросив все дела, Шестопалов занялся лихорадочными поисками средства, способного предотвратить оставшиеся взрывы. Что стало причиной его душевной болезни: чувство вины, проблемы, связанные с братом-преступником, врождённые психические отклонения или нечто иное – остаётся неизвестным.
– Но ведь лаборатория Филиппова находилась в обычном жилом доме. – Горемыкин ткнул пальцем в карту Санкт-Петербурга, разложенную на столе. – Как же он умудрялся проводить там свои рискованные опыты?
– Энергия экспериментальных взрывов имела ничтожное значение. Их, наверное, можно было выполнять даже в фарфоровой ступке или в обычном жестяном ведре. Свою конечную мощь взрыв набирал уже в искривлённом пространстве-времени. Тут допустимо провести аналогию со снежной лавиной… По крайней мере таковы предположения нашего научного консультанта кандидата физико-математических наук Саблина.
– Того самого Саблина, впоследствии обвинившего вас в своём похищении? – Горемыкин строго глянул на Людочку.
За девушку ответил Кондаков, которому на правах героя позволялось сегодня многое:
– Всё это делалось из благих побуждений и принесло желаемый результат.
Ваня выразился более категорично:
– На алтарь победы порой возлагают даже падаль.
– Этот Саблин в курсе открытия Филиппова? – осведомился Горемыкин.
– Вряд ли. Перед расставанием мы заставили его выпить литр коньяка без закуски, – доверительно сообщил Кондаков. – Это намертво отшибает память.
– А ведь неплохо иметь такое оружие, – задумчиво произнёс Горемыкин. – Здесь взрываешь щепотку тротила, а на другом конце света рушится целая гора.
– К сожалению или к счастью, от открытия Филиппова– Шестопалова не сохранилось никаких материальных следов, – глядя в пол, промолвила Людочка.
– Скажите, о террористической деятельности Филиппова следует рассуждать в предположительной форме?
– Нет, в утвердительной. Я считаю, что его выбор был сознательным… Но этот аспект расследуемого дела лучше всего осветит капитан Цимбаларь.
– Майор Цимбаларь, – поправил её Горемыкин. – Теперь уже майор. Приказ подписан сегодня утром.
– Как и вся тогдашняя интеллигенция, Филиппов придерживался либеральных взглядов, относя все беды России на счёт самодержавия, – так начал свой доклад Цимбаларь, у которого от долгожданного известия на лице не дрогнул ни один мускул. – В журнале, издававшемся на его средства, печатались крупнейшие теоретики марксизма: Плеханов, Аксельрод, Дейч. Под псевдонимом Ильин отметился даже Ленин. Сфера научных интересов Филиппова была, конечно же, хорошо известна его друзьям-революционерам. Упустить такую возможность они просто не могли. Сейчас трудно сказать, какими методами действовали враги самодержавия по отношению к Филиппову, но в конце концов он оказался втянутым в охоту на царя, которая перед первой русской революцией шла особенно интенсивно… Следует учитывать, что партии эсеров сочувствовал даже виднейший учёный-топограф того времени Юлий Шмидт, отец знаменитого исследователя Арктики. Возможно, это именно он вычислял координаты, необходимые для каждого очередного покушения… Первой целью был избран Ливадийский дворец, вернее, находившаяся на его территории Крестовоздвиженская церковь, которую царь всегда посещал перед тем, как отправиться из Крыма в Петербург.
– Но ведь, кроме координат, надо знать и точное время планируемого покушения, – заметил Горемыкин. – А радиосвязи, насколько мне известно, тогда ещё не существовало.
– Чаще всего время появления царя на публике было известно заранее. Ведь любой глава государства связан строгим протоколом, регламентирующим все его действия на несколько дней, а то и недель вперёд. Не исключено, что в ближайшем окружении царя находился информатор террористов, посылавший телеграфные сообщения в Петербург.
– Допустим… Продолжайте.
– Поскольку первое покушение не увенчалось успехом, назначено было другое – в Харькове. Затем третье, вблизи Пскова, на перегоне Пыталово– Остров. Все они не дали видимых результатов, что было отнесено за счёт чрезмерно дальнего расстояния. Следующая серия покушений произошла уже в окрестностях столицы. Сначала попытались взорвать царскую яхту, направлявшуюся в Ораниенбаум…
– Но ведь яхта не поезд. – Горемыкин вновь прервал Цимбаларя. – Как вычислить её точное местонахождение в каждый отдельный момент?
– Яхта шла фарватером, который не допускает отклонений от курса больше чем на несколько метров. А вся акватория Невской губы прекрасно просматривается с береговых сооружений. Это уже была даже не охота, а снайперская стрельба… В связи с тем, что яхта не пострадала, следующий удар был нанесён по пристани, на которую высадилась царская свита. Спустя несколько дней, когда царь покидал Ораниенбаум, атака повторилась – и с тем же результатом. Аналогично закончилось и покушение в Царском Селе. Царь собирался покинуть столицу, и тогда Филиппов перенёс взрывы непосредственно в Петербург, чего раньше, во избежание невинных жертв, старался не делать. Взрыв на Литейном мосту окончился трагически, но следующий нам удалось предотвратить, за что нужно благодарить Петра Фомича. – Незаметно для других Цимбаларь дал Кондакову леща под бок.
– Тем не менее одиннадцатый взрыв состоялся, – заметил Горемыкин.
– Благодаря камер-фурьерскому журналу мы заранее знали его место – бывшая Николаевская железная дорога, такой-то километр. Однако рельсы на этом участке были давно перенесены в сторону, поэтому пострадать заведомо никто не мог.
– И вот сегодня мы ожидаем два последних взрыва, которые должны состояться в Москве. – Горемыкин вернулся к окну. – Вы, кажется, говорили, что особые надежды Филиппов возлагал на тринадцатый, завершающий опыт?
– Так точно. Известны и наиболее вероятные цели – храм Христа Спасителя и территория Кремля… Пора бы уже и погоде измениться. – Цимбаларь через плечо Горемыкина глянул в окно, за которым обычный летний день приближался к своему экватору.
– Можете не волноваться, – торжественно произнёс Горемыкин. – Московский мэр при желании может вызвать не только грозу над Центральным округом, но и цунами в Химкинском водохранилище.
Словно в подтверждение этих слов, вдали глухо зарокотало, а снаружи зашуршали капли дождя…
– От чего же погиб сам Филиппов? – спохватился вдруг Горемыкин.
– Тут нам остаётся только гадать, – ответила Людочка. – Отказало сердце… Отомстили разочарованные соратники… Охранное отделение подослало убийцу… Думаю, принципиального значения это уже не имеет. Когда затеваешь такую рискованную игру, трудно рассчитывать на счастливый конец.
Вспышка близкой молнии озарила кабинет, и телевизор сам собой включился…
Когда они спустились к себе и Цимбаларь послал помощника дежурного за шампанским, Кондаков, испытующе глядя на Людочку, спросил:
– Почему ты не сказала, что шестопаловские бумаги находятся у нас?
– Потому что их у нас уже нет, – улыбнулась Людочка. – Даже пепла не осталось. Верно, Ваня?
– Истинная правда, – подтвердил тот. – Пепел я спустил в канализацию. Подтирки своей судьбы не избежали, пусть и со второго захода… Зачем лишний раз искушать судьбу?
Словарь жаргонных слов
Бан – вокзал.
Взять за душец – схватить жертву за горло.
Волына – пистолет.
Загонять фуфло – обманывать.
Знать музыку – понимать воровской жаргон.
Карманка – карманная кража.
Кипешь – скандал, шум.
Кокнар – наркотик.
Надыбать – узнать, найти.
Откинуться из зоны – освободиться.
Правилка – воровской суд.
Рассыпуха – разливное вино.
Рогами шевелить – соображать.
Соцлют – спецПТУ.
Сходняк – воровское собрание.
Уйти от хозяина – совершить побег.
Чухан – презираемый заключённый.
Шкапун – слежка.
Взять за душец – схватить жертву за горло.
Волына – пистолет.
Загонять фуфло – обманывать.
Знать музыку – понимать воровской жаргон.
Карманка – карманная кража.
Кипешь – скандал, шум.
Кокнар – наркотик.
Надыбать – узнать, найти.
Откинуться из зоны – освободиться.
Правилка – воровской суд.
Рассыпуха – разливное вино.
Рогами шевелить – соображать.
Соцлют – спецПТУ.
Сходняк – воровское собрание.
Уйти от хозяина – совершить побег.
Чухан – презираемый заключённый.
Шкапун – слежка.