Брайдер Юрий Михайлович. Особый отдел и тринадцатый опыт

   – Ну-ну, – скептически усмехнулся Цимбаларь. – А теперь говорят, что тот взрыв в метро устроила сама милиция, дабы раздуть штаты и получить чрезвычайные полномочия. Армян-диссидентов просто подставили. Недаром на суде они отказались от всех предыдущих показаний.
   – Это кто говорит? – вспылил Кондаков. – Враги! А ты, олух царя небесного, поёшь, как попугай, под их дудку!
   – Ты сам попугай щёлоковский, – не остался в долгу Цимбаларь. – От старости все извилины в мозгу сгладились.
   Конфликт погасила Людочка, что с некоторых пор чуть ли не стало входить в круг её обязанностей.
   – Как мне показалось, дурное настроение Горемыкина связано именно с тем, что он оказался в положении мальчика для битья, – задумчиво произнесла она, зажимая ладошкой злоехидный рот Цимбаларя. – Во многом я солидарна с Ваней. Если преступление останется нераскрытым, это может навлечь репрессии на особый отдел, который и без того многим стоит поперёк горла. А в случае удачи все заслуги припишет себе ФСБ. Мы так или иначе останемся в дураках.
   – Лично я придерживаюсь другого мнения, – заявил Кондаков, уже заразившийся от Цимбаларя духом противоречия. – Здесь просматривается какая-то особая, скрытая политика. Действуя параллельно с ФСБ, нам поневоле придётся придерживаться методов, которые у них считаются неприемлемыми или малоэффективными. Новейшим спецсредствам и психотропным веществам мы противопоставим пронырливость Вани, очарование Людочки, напор Сашки Цимбаларя и мой колоссальный опыт. Вероятность конечного успеха от этого многократно возрастёт… Помню, в июле тысяча девятьсот восемьдесят второго года…
   – Как я погляжу, завидная у тебя память, Пётр Фомич, – на этот раз ветерана прервал Ваня Коршун. – А про тысчонку, позаимствованную у меня три месяца назад, ты, похоже, напрочь забыл.
   – Неужели? – Слегка огорошенный таким заявлением Кондаков принялся перелистывать настольный календарь. – Действительно, был такой грех! Как это у меня из головы выскочило! Надо же – целая тысяча рублей… Ввиду временной неплатёжеспособности должника предлагаю данную сумму реструктурировать и разместить в ценных бумагах сроком, скажем, на год. Так сейчас во всём мире делается. Внутренний долг Штатов, например, составляет астрономическую сумму в несколько триллионов долларов. И ничего, живут себе припеваючи.
   – Что ты имеешь в виду под ценными бумагами? – осведомился Ваня. – Расписки?
   – Можно сказать и так.
   – Понятно… Ты, Пётр Фомич, в современной экономике сильно преуспел. Излагаешь как профессор. А вот про такую мелочь, как проценты, забыл. Непорядок получается.
   – Да ты все эти проценты сдобными булочками и ванильными сухариками давно выбрал, – не растерялся Кондаков. – Это не считая чаёв с вареньем да домашнего кваса с мочёным горохом. Ты ведь только с виду маленький, а жрёшь, как годовалый подсвинок.
   – Все слышали? – Ваня призвал в свидетели Цимбаларя и Людочку. – Впредь этому сквалыжнику ни копейки не давать. Что касается меня, адекватные экономические санкции не заставят себя ждать. Припомню я тебе и горох, и варенье!
   – Ладно, ладно, я пошутил. – Кондаков, что называется, решил сделать хорошую мину при плохой игре. – С первых же премиальных обязательно отдам. Представляешь, сколько нам отвалят, коли Гладиатора выловим! По окладу, не меньше.
   – Так и быть, – буркнул Ваня. – Пару недель подожду…
 
   – С чего начнём расследование? – осведомился Цимбаларь, когда вопрос о долге с грехом пополам утрясли.
   – Как всегда, со сбора информации на местах, – сказал Кондаков таким тоном, будто бы минуту назад его не кляли самыми последними словами. – Кому-то надо отправляться на перегон Остров– Пыталово и всё там досконально разузнать. А главное, поговорить по душам с путейцем Посибеевым. О каких это кошмарных видениях он, интересно, умолчал? Учитывая специфику задания, справиться с ним может только Сашка Цимбаларь.
   – Кто же ещё… – с ехидцей произнёс будущий майор. – Оказывается, я крупный специалист по таким типам, как Посибеев. А в особенности по их алкогольным кошмарам.
   – Уж этого от тебя не отнимешь, – развела руками Людочка. – Сам знаешь, что сапожнику проще разговаривать с сапожником, а рыбаку с рыбаком… Кроме того, не мешало бы побывать на берегу Финского залива, а заодно поинтересоваться почтовым ящиком, в который было брошено письмо Гладиатора.
   – На предмет чего? – спросил Ваня.
   – На предмет установления истинного автора письма. Сомневаюсь, что ради такой нужды москвич попрётся на Ленинградский вокзал, ведь в округе и других ящиков предостаточно. По штемпелю на конверте можно определить не только дату, но и промежуток времени, в который письмо было опущено в ящик. На Ленинградский вокзал, как мне известно, прибывает гораздо меньше составов, чем, скажем, на Киевский или Ярославский. Желательно опросить проводников всех поездов, которые могли доставить письмо в Москву, например, из Петербурга или Мурманска.. Авось кто-то из них нарисует нам словесный портрет Гладиатора. Я бы рекомендовала привлечь на помощь транспортную милицию. У них есть радиосвязь с каждым пассажирским составом. Шанс невелик, но он существует.
   – Никто из проводников не признается. – Ваня с сомнением покачал головой. – Сейчас за это и работы можно лишиться.
   – Мы ведь их не под протокол будем допрашивать Пусть просто шепнут на ушко.
   – Похоже, за это безнадёжное дело придётся взяться мне, – сказал Кондаков. – С почтовой службой я сталкивался неоднократно. Однажды пришлось целые сутки просидеть в зашитом мешке со страховой корреспонденцией. Специально перед этим сделал себе клизму, чтобы не опростоволоситься, а преступник так и не явился. Впоследствии выяснилось, что бандероли и ценные письма похищала сама начальница страхового участка, прекрасно знавшая о засаде. А я, дурак, переспал с ней накануне.
   – Только не надо этих гривуазных подробностей, – запротестовала деликатная Людочка. – Пожилой человек, а туда же… Постеснялись бы.
   – Это, миленькая, не гривуазности, а повседневная жизнь нормального сыскаря, – произнёс Кондаков покровительственным тоном. – Сегодня он нежится на махровых простынях в обнимку с аппетитной осведомительницей, а завтра ныряет в переполненный до краёв нужник. Причём без всякого водолазного снаряжения, как говорится, на голом энтузиазме… То же самое касается и сыскарей дамского пола. Прослужишь ещё хотя бы десять лет, так ради оперативной необходимости и в стриптизе спляшешь, и на панель выйдешь, и хипесницей поработаешь. В каждой профессии имеются свои издержки. Любишь с парашютом прыгать, готовься и об землю расшибиться.
   – На это я не подписывалась. – Похоже, Людочка воспринимала слова Кондакова как очередной грубоватый розыгрыш.
   – А куда денешься, если приспичит? Дублёршу вместе себя пошлёшь? Или переодетого Цимбаларя? Так он даже в парике и с накладной грудью за полноценную бабенку не сойдёт.
   – Ты, Пётр Фомич, девушку зря не запугивай, – сказал Ваня Коршун, за годы неблагодарной, но любимой работы тоже вдоволь нахлебавшийся всякого дерьма. – Ишь, разошёлся на старости лет! На словах многое куда страшней, чем на самом деле. Охота, говорят, пуще неволи В запале, бывает, такое совершишь, о чём раньше и подумать не смел… Но если с умом действовать, можно и задание выполнить, и невинность соблюсти. Всё от человека зависит. Хотя среди сыскарей женского пола имеются любительницы совместить приятное с полезным. Между прочим, начальство на это смотрит сквозь пальцы.
   – Ну и пусть! В таких вопросах начальство мне не указ, – стояла на своем Людочка. – А перед богом и своими близкими они обыкновенные стервы. И я их понять не могу.
   – Тут, знаешь ли, многое от темперамента зависит. – Кондаков продолжал демонстрировать свои богатые познания в сексуальных вопросах, к сожалению, чисто теоретические. – Случается, что и особы королевских кровей в блуд пускаются… Неужели у тебя самой не бывает эротических фантазий?
   – Ну, начинается, – застонал Цимбаларь, но на этот крик души никто даже внимания не обратил.
   – Фантазии бывают, – не стала отпираться Людочка. – Вчера ночью, например, я целовалась во сне с тенью отца Гамлета. Это всё благодаря влиянию знатока ангельской речи господина Кульяно.
   – Уж лучше бы с Полонием, – скривился Цимбаларь. – Тот хоть понимал толк в альковных забавах.
   – Отстань! – отмахнулась Людочка. – А однажды мне приснился папа римский. Подкатывал с нескромными предложениями и обещал причислить к лику святых. Но это уже из разряда кошмаров.
   – Нет, ты явно больной человек, – посочувствовал Цимбаларь. – Или, наоборот, чересчур здоровый. Поэтому езжай ты лучше по маршруту Харьков– Ливадия.
   – Не откажусь. Мы с Ваней, как всегда, берём на себя самые рискованные и ответственные задания, – заявила раскрасневшаяся Людочка.
   – Ничего себе! По-твоему, гулять под пальмами Ливадии рискованней, чем скитаться в топях, окружающих такую глухомань, как Пыталово?
   – Вне всякого сомнения! Ведь это как-никак заграница. Несанкционированная деятельность иностранных спецслужб не поощряется даже братьями-славянами. Упекут нас с Ваней в ту самую колонию, где Макаренко малолетних бандитов перевоспитывал. Это как раз где-то под Харьковом.
   – Точно! – встрепенулся Кондаков. – Про фактор риска забывать нельзя. Ты там поосторожнее себя веди. Прикинься любопытной туристочкой или журналисткой, собирающей всякие курьёзные истории. К сожалению, изготовить фальшивые украинские документы мы не имеем права. Может случиться нешуточный дипломатический скандал, которым не преминут воспользоваться наши недоброжелатели на Западе.
   – Как-нибудь и без твоих советов обойдёмся, – огрызнулся Ваня. – Не в первый раз. Кто осмелится подозревать в неблаговидной деятельности молодую мамашу и её трогательного ребёнка, отставших от поезда? Да тут любая душа растает, особенно украинская. Галушками закидают.
   – Думаешь? – усомнился Цимбаларь. – А забыл, как казаки Тараса Бульбы нанизывали на пики ляхских младенцев?
   – Это было давно и неправда. – Ваню неудержимо тянуло на свежий воздух, где можно было наконец вдоволь накуриться. – Давайте-ка сворачивать эту говорильню. От слов пора переходить к делу. Если сегодня вечером успеем разъехаться по своим маршрутам, то завтра спозаранку приступим к работе. Я без неё, признаться, уже места себе не нахожу.
 
   Уходя, все попрощались с дежурным за руку.
   – В командировку, наверное, собрались? – с завистью осведомился тот.
   – Это как водится, – ответил за всех Цимбаларь. – Начальство засиживаться в кабинетах не даёт. Будем проводить спецоперацию за пределами нашей родины. Кому достался Лазурный берег, кому остров Ибица, известный своим развратом, а мне, бедолаге, – Лас-Вегас, город игорного бизнеса.
   – Привези мне оттуда хорошую сигару, – попросил дежурный.
   – Настоящая контрабандная гавана ручной работы стоит в Штатах от двухсот до пятисот долларов. Боюсь, что тебе это не по карману… Кстати, а что слышно про русалку из Шибаевского пруда?
   – Ложная тревога. Никакая это не русалка, а обыкновенная утопленница, одетая в вечернее платье из зеленой парчи. Верхняя часть вместе с лифчиком где-то пропала, а длинную и узкую юбку нетрезвая публика приняла за хвост. И пошла писать губерния! В смысле, звонить во все инстанции.
   – Вот так всегда и бывает, – горестно молвил Цимбаларь. – Золотой самородок оказывается засохшей куриной какашкой, а путеводная звезда – сигаретным огоньком бездомного бродяги. В этом мире на нашу долю достались лишь миражи да фальшивые ценности.
   – Может, тебе выпить дать? – участливо предложил дежурный.
   – Нет. Водка, сделанная по рецептам и ГОСТам приснопамятного Минпищепрома, не может развеять мою вселенскую скорбь. Единственное лекарство от неё – текила пополам с кровью беременной игуаны В крайнем случае коктейль «Манхэттен». Взбалтывать, но не смешивать.
   – А раньше ты и стакану бормотухи был рад, – с уважением произнес дежурный. – Растёшь прямо на глазах…
   Когда все оказались на крыльце, недавно оснащённом симпатичным прозрачным навесиком, Людочка вдруг сказала:
   – Цели, как говорится, ясны, задачи определены. А про то, что взрывы, которыми нам придётся заниматься, не поддаются объяснению с научной точки зрения, никто и не вспомнил. Опять мы, подобно древним ацтекам, выходим с каменными дубинками против пушек и панцирной кавалерии…

Глава 3. ЛЮДИ НА БОЛОТЕ

   В путешествие, не слишком дальнее, но и не такое уж близкое, Цимбаларь пустился на собственной автомашине «Мицубиси-Лансер», недавно приобретённой по дешёвке на складе конфиската. Среди её достоинств можно было назвать оборотистый движок и послушность в управлении, а среди недостатков – десятилетний возраст, изрядно помятый правый бок и родной голландский номер, сменить который всё как-то не доходили руки.
   Водительские права Цимбаларь имел чуть ли не с младых ногтей, но посидеть за рулём удавалось лишь урывками – либо на провальном задании, перехватив его из рук раненого напарника, либо отгоняя задержанный транспорт в отдел, либо просто одолжив машину у более состоятельного приятеля.
   Большой экономии во времени личная тачка не обещала – в пограничную Псковскую область можно было попасть и куда более быстрыми, а главное, комфортабельными способами, – но Цимбаларь полагал, что ответственность, порождённая наличием частной собственности, тем более четырёхколёсной, не позволит напиваться зря. (Напиваться по делу было для него занятием святым.)
   Выехав в ранних сумерках, Цимбаларь к полудню достиг окраины городка Опёнки, где и пообедал в частной придорожной пельменной, предварительно отказавшись от услуг трассовых проституток, рядком сидевших на скамеечке снаружи. От всех остальных представительниц этой древнейшей и, можно сказать, вечной профессии они отличались особой формой – поношенными спортивными костюмами и босоножками на низком каблуке. Впрочем, за свои услуги «плечевые» просили сравнительно недорого.
   Интересующее Цимбаларя место располагалось между райцентрами Остров и Пыталово, но поближе к последнему. Туда Цимбаларь и отправился, подробно расспросив по дороге гостеприимную хозяйку пельменной, по совместительству являвшуюся бандершей развесёлых девиц, поплёвывавших на улице семечками.
   Спустя час, поплутав по просёлкам, не обозначенным ни на одной дорожной карте, он прибыл в типичный среднерусский городишко, кроме своей железнодорожной станции славный ещё только речкой Утроей, льноперерабатывающей промышленностью, злейшими комарами да болотными топями, подступавшими к самым окраинам.
   Первым делом Цимбаларь заглянул в линейный отдел милиции и за пятьсот рублей сговорился о постое для своей железной лошадки. Шиковать на ней перед очевидцами взрыва он не собирался, памятуя, что в патриархальной российской глубинке до сих пор почитают сирых и убогих, а не удачливых и процветающих.
   Про таинственное происшествие, случившееся неподалёку, здесь уже успели подзабыть, а на прямые вопросы отвечали по-разному: винили и шаровую молнию, что соответствовало официальной версии, и выброс болотного газа, и козни соседей-латышей, чуть ли не открыто претендовавших на эту территорию, и оплошность, случившуюся при испытании секретного оружия (военных полигонов вокруг хватало).
   Куда более плодотворным оказался разговор с участковым, обслуживавшим весь железнодорожный перегон и прилегающую к нему территорию, включая два вокзала, три дюжины переездов, локомотивное депо и разбросанные вдоль полотна будки, в которых обитали путейцы.
   По соображениям Цимбаларя, загадочный взрыв должен был сидеть у участкового в печёнках, однако тот относился к происшествию более чем прохладно.
   – Подумаешь, тайны мадридского двора, – с пренебрежением молвил он. – Подняли шумиху на всю область… В этих краях фронт два раза стоял, пусть и недолго. То отступали, то наступали. В лесах и болотах тысячи тонн всякого армейского добра осталось. За грибами пойдёшь, обязательно на мину нарвёшься. Ёлочки, подрастая, с земли гранаты на ветвях поднимают. Здесь каждый третий мужик старше сорока лет то ли пальцев лишился, то ли всей руки… Я, признаться, в детстве и сам со смертью баловался. Набрёл как-то раз с друзьями на немецкую самоходку, по самую башню в землю вросшую. Недолго думая, забили снаряд в казённик и по капсюлю обухом топора врезали. Дым, искры, грохот! Чудом из башни живыми выскочили. А снаряд наш попал в коровник за пять вёрст от того места. Хорошо хоть, что бурёнки на выгоне паслись. Однако деда-скотника и его собаку контузило. Дед оглох, а собака лаять перестала. Мы в своей проделке, конечно, не признавались, но с год примерно от леса подальше держались.
   – Так ведь это, наверное, днём было, – заметил Цимбаларь. – А тут глухая ночь. Особо не пошалишь.
   – Но и молодежь нынче совсем другая пошла, – резонно возразил участковый. – Предприимчивая. На ходу подмётки режут.
   – Тогда объясните мне, почему на месте взрыва не было обнаружено никаких следов снаряда или мины?
   – Ну, не знаю… Тут в сорок четвертом году танковая дивизия «Викинг» дралась. А у них командирские машины стреляли термитными снарядами. Эти дотла сгорали, даже золы не оставалось.
   – Термитный снаряд обязательно повредил бы рельсы. А там, – Цимбаларь махнул рукой на северо-восток, в сторону неведомого ему Острова, – только щебень разворотило.
   – Кто может знать, как поведёт себя термитный снаряд, полвека пролежавший в сырой земле?
   – Тоже логично… Вы-то сами никаких соображений по поводу взрыва не имеете?
   – Будто бы мне других хлопот мало! – Участковый хотел сплюнуть, но постеснялся столичного гостя. – За мной сейчас девятнадцать заявлений числится. И по всем поджимают сроки, и все стоят на контроле в прокуратуре. А сегодня с утра новый сюрпризец подбросили! Стали пограничники осматривать контейнер, следовавший из Японии в Швецию, а он вскрыт. Пропало полсотни новейших телевизоров. Их где угодно могли украсть. Хоть во Владивостоке, хоть в Хабаровске, хоть в Москве. А искать поручено мне. Хорошо ещё, что один телевизор из той же серии мне в качестве вещдока выделили. Правда, начальник грозится отобрать.
   – Сочувствую… Вы на месте происшествия были?
   – Никто не вызывал. Понаехали тут разные. Из Пскова, из Питера. На машинах, на автобусах. Даже вертолёт над полотном летал. Всё что-то измеряли да фотографировали.
   – Вас, значит, по этому делу не допрашивали?
   – Обошлось. – Довольная улыбка промелькнула на лице участкового.
   – Странно… Скажите, кто первым известил о взрыве? Очевидцы, спасатели, путейцы?
   – Из дорожной будки посибеевская баба позвонила. У них там для всяких экстренных случаев подстанционная связь имеется.
   – Вы в ту ночь зарево видели?
   – Не довелось. Спал с устатку. – Участковый доверительно подмигнул Цимбаларю.
   – А что за человек этот Посибеев? Слышать о нём мне уже доводилось.
   – Человек как человек. Тут почти все такие. Пьёт не в свою меру, но дело знает. Я с ним особых хлопот пока не имел.
   – Говорят, не пошёл он на контакт со следователями. Скрывает что-то.
   – Да нечего ему скрывать! – В словах участкового звучала непоколебимая уверенность. – Может, нёс с собой что-нибудь ворованное, потому и молчит.
   – Как бы мне с ним повидаться?
   – Нет ничего проще. Скоро в сторону Острова маневровый пойдет. Вы погуляйте часок поблизости, а я скажу машинисту, чтобы он возле посибеевской будки скорость сбавил… Только не говорите там, что вы из милиции. Он хоть и алкаш, но человеческий подход любит. С ним сдружиться надо. А на почве чего, сами должны понимать.
   – Понимаю, – кивнул Цимбаларь.
   – Только бабы его остерегайтесь. Она на мужиков дюже падкая. Посибеева напоит и шурует с первым встречным, аж крыша на будке трясётся. За это и на орехи частенько получает. От синяков чёрная ходит, как негритянка.
   – Она хоть симпатичная? – без всякой задней мысли поинтересовался Цимбаларь.
   – Хуже каракатицы, но завлекать нашего брата умеет. Короче, колдунья.
   – Учту на всякий случай.
   Поняв, что разговор идёт на убыль, участковый вдруг задал встречный вопрос:
   – А вам-то в этом взрыве какой интерес? Если не секрет, конечно…
   – Секрет, но коллеге шепну на ушко. Есть сведения, что на железнодорожных путях приземлилась летающая тарелка, заразившая Посибеева личинкой инопланетного чудовища, которое должно вылупиться через два-три месяца. В этом случае на судьбе рода человеческого можно будет поставить крест. Вот я и прибыл сюда, чтобы предотвратить эту катастрофу.
   – Врёте, наверное… – На простоватом лице участкового появилось смешанное выражение изумления и недоверия. – Зачем инопланетянам с таким ханыгой связываться?
   – А никого другого поблизости просто не оказалось, – сохраняя абсолютно серьёзный вид, пояснил Цимбаларь. – Считай, вашему Посибееву сильно подфартило. Войдет в историю планеты как могильщик человечества.
   – И как же вы с ним намерены поступить? Сразу убьёте или заспиртуете для науки?
   – Ну зачем же такие ужасы! У нас сейчас даже матёрых преступников не убивают. Либерализм… Под видом водки я напою Посибеева специальным зельем, которое изгонит личинку наружу. Заодно со всеми глистами.
   – Разве она для вас самих не опасная?
   – В таком возрасте ещё нет. Она будто бы сонная. Крови человеческой не успела насосаться. Дави её, как обыкновенную аскариду. Только вы никому про мои планы не рассказывайте.
   – Боже упаси! – Участковый перекрестился распухшим от бумаг планшетом. – Меня, откровенно говоря, другое волнует. А вдруг эта личинка не одна была?
   – Такое совершенно исключено. Два существа подобного вида на одной планете ужиться не могут. Вот и расселяются по галактике.
   – Как же они размножаются в одиночестве?
   – Делением, только делением.
   – Всё равно, как-то не верится… На сказку похоже.
   – Да я, собственно говоря, и не настаиваю. – Цимбаларь небрежно пожал плечами. – Но подразделение, в котором я имею честь состоять, именно на таких сказках и специализируется. Делает всё возможное и невозможное, чтобы они никогда не стали былью.
 
   В городские кварталы Цимбаларь углубляться не стал, а решил прогуляться вдоль окраины, по зыбкой границе между твердью и хлябью, оставшейся здесь в неприкосновенном состоянии ещё, наверное, со времен сотворения мира.
   Взоры его невольно обращались на запад, где в паре часов езды от Пыталова находился другой город, теперь уже иностранный – город, в котором он хлебнул тягот армейской службы, научился обращаться с боевым оружием и познал мучительную сладость первой чувственной любви.
   Там, на берегах медлительной Даугавы, развеялись многие иллюзии юности, осталась синеглазая девушка со странным именем Огре и случилось то, что психологи называют возрастной переоценкой ценностей.
   На своём долгом веку тот город как только не назывался – и Динабургом, и Борисоглебском, и Двинском, и Даугавпилсом. Ливонские рыцари построили его как опорный пункт против жмуди, поляков и русских, но потом крепостные стены много раз сносились и снова надстраивались. Царь Алексей Михайлович однажды сжёг город дотла, зато другой царь, Александр Николаевич, одарил железной дорогой, одной из первых в империи.
   Именно в Двинске родился хороший русский писатель Леонид Добычин, в зловещую предвоенную пору признанный товарищами по литературному цеху «лицом несуществующим» и вследствие этого утопившийся в другой речке того же самого северо-западного региона – Неве.
   Больше всего Цимбаларя удивляло то обстоятельство, что сразу после пересечения рубежа, издревле разделявшего Псковскую землю и Курляндию, вся обстановка вдруг разительно менялась. Дальше к западу леса вдруг сразу становились чище, дороги шире, пиво вкуснее, водители дисциплинированней. Болота, извечный бич этих мест, отступали, затрапезные деревеньки сменялись ухоженными мызами, а полуразрушенные церквушки – величественными кирхами.
   По ночам там ярко светились фонари, отражаясь не в грязи, а в асфальте. Каждый пригодный для земледелия клочок почвы был засеян. Люди по выходным не глушили сивуху, а хором пели протяжные старинные песни, напрочь лишённые русского надрыва. Даже местные комары кусались не столь отчаянно.
   Иногда в голову Цимбаларя приходила еретическая мысль о том, что завидный порядок, давно ставший в Прибалтике нормой, связан вовсе не с характером населяющих её людей, а с веками датского, шведского и немецкого владычества. Ведь мордва и удмурты, ближайшие родственники эстонцев, здравомыслием, трудолюбием и трезвостью что-то не славились.
   Неужели князь Александр Ярославович Невский допустил в своё время историческую ошибку, заступив Ливонскому ордену дорогу на восток?
   Лучше бы пропустил мимо себя христианских рыцарей, стравив их с пришлыми степняками, а сам, подобно легендарной мудрой обезьяне, наблюдал со стороны за схваткой двух могучих и непримиримых хищников. От этого Руси всё равно хуже бы не стало.
   Так нет же, отчаянно сопротивляясь западной экспансии, он побратался с Батыевым отродьем Сартаком, за что и был провозглашён великим князем, собирал для поганых дань, не забывая и о собственном кармане, а когда родной брат Андрей Ярославович, не стерпев подобного позора, поднял восстание, призвал себе на помощь орды хана Неврюя, причинившие Руси куда большее разорение, чем все предыдущие нашествия.