Страница:
Это был не столько вопрос, сколько констатация факта. Пар кивнул в знак согласия.
— И не горец…
Пар снова кивнул.
— Остаются Синий Киба, Стасас и Друтт. Киба, похоже, мертв; но он не был настолько глуп, чтобы позволил убить себя в результате этой сделки. Невероятно, чтобы кто-то из них меня предал — какую бы цену за это ни предложили или каковы бы ни были причины. Их ненависть к Федерации не вызывает сомнений. — Он стиснул челюсти. — Так что, возможно, среди нас нет предателей. Но кто тогда мог раскрыть наш план? Ты понимаешь, что я имею в виду? Твой друг горец сегодня утром вспомнил одну деталь, о которой почти забыл. Когда мы только вошли в город и попали на ярмарку, Моргану показалось, что он увидел Хайресхона, но потом он решил, что обознался. Сейчас он над этим задумался. Но ведь если отбросить тот факт, что у Хайресхона было множество возможностей выдать меня и раньше, то возникает вопрос, как он мог узнать, что мы собираемся делать: Никто, кроме Дамсон и вас — тех, что пришли со мной, — не знал, где, когда, как, что и почему мы собираемся предпринять. Однако солдаты Федерации нас ждали. Они знали все заранее.
Пар мгновенно забыл о своем решении сказать Падишару, что сыт всем этим по горло.
— Тогда кто же это мог быть? — с нетерпением повторял тот. — Кто мог это сделать? Этот вопрос терзает меня, как оводы потную лошадь. Я пока этого не знаю. Но можешь быть уверен: рано или поздно узнаю. Но сейчас это не так важно. Но сейчас у нас есть занятие поважнее. — Он наклонился к уху собеседника. — Я провел это утро с одним моим знакомым — он в курсе происходящего в высших кругах власти Тирзиса. В этом человеке я уверен, на него можно положиться. Даже Дамсон о нем не знает. Он рассказал кое-что интересное. А именно: вы с Дамсон пришли за нами как раз вовремя. На следующее утро сюда прибыл Риммер Дэлл, чтобы допросить меня и окончательно со мной разобраться. — В его голосе прозвучала нотка удовлетворения. — Он был очень разочарован, когда узнал, что я его не дождался.
Падишар встал и наклонился к Пару так, что их головы почти соприкоснулись.
— Я знаю, тебе уже все надоело, ты жаждешь действовать, Пар. Это просто написано у тебя на лице. Но торопливость в этом случае грозит смертью, так что нужна осторожность. — Теперь он улыбнулся. — Но ты и я, парень, — это сила, с которой Федерации придется считаться. Тебя привела ко мне сама судьба, и у нее явно было что-то на уме, что-то такое, что потрясет Федерацию до основания, всех ее Ищеек, Коалиционный Совет и прочую мразь. — Его рука сжалась в кулак перед носом Пара, и тот невольно отпрянул назад. — Столько сил они приложили, чтобы скрыть все следы старого Народного парка: мост Сендика разрушен и выстроен заново, старый парк огорожен стеной, а часовых вокруг будто муравьев в муравейнике! А почему? Потому что там, внизу, есть нечто такое, чего никто не должен видеть! Я это чувствую, парень! И я так же уверен в этом сейчас, как и пять ночей назад!
— Меч Шаннары! — выдохнул Пар. Лицо Падишара просияло.
— Могу поспорить на десять лет жизни! Но проверить, так ли это, можно только одним путем… Разве я не прав?
Он схватил Пара за плечи. Его обветренное худое лицо казалось маской хитрости и свирепой решимости. Человек, который руководил ими последние пять дней, исчез, перед ним снова был прежний Падишар Крил.
— Тот человек, у которого есть уши в Совете Федерации, сказал мне: Риммер Дэлл считает, что мы вернулись в Ключ Пармы. Иначе говоря, отказались от своей затеи. Он задержался в городе только потому, что еще не решил, что предпринять дальше. И я предлагаю направиться по одному адресу, молодой Пар.
Глаза Пара расширились.
— По какому адресу?
— По тому, где нас меньше всего ожидают! По тому, где нас не будет никто искать, ни он, ни его волки в черных плащах, — вот по какому! — Глаза командира сузились. — Мы отправимся в Преисподнюю!
У Пара перехватило дыхание.
— Мы пойдем туда, пока они еще не сообразили, где мы находимся и что собираемся делать! Вернемся в эту хорошо охраняемую нору! И если меч Шаннары действительно там, тогда мы утащим его у них из-под самого носа! — Он рывком поднял остолбеневшего Пара на ноги. — И сделаем это сегодня ночью!
ГЛАВА 22
— И не горец…
Пар снова кивнул.
— Остаются Синий Киба, Стасас и Друтт. Киба, похоже, мертв; но он не был настолько глуп, чтобы позволил убить себя в результате этой сделки. Невероятно, чтобы кто-то из них меня предал — какую бы цену за это ни предложили или каковы бы ни были причины. Их ненависть к Федерации не вызывает сомнений. — Он стиснул челюсти. — Так что, возможно, среди нас нет предателей. Но кто тогда мог раскрыть наш план? Ты понимаешь, что я имею в виду? Твой друг горец сегодня утром вспомнил одну деталь, о которой почти забыл. Когда мы только вошли в город и попали на ярмарку, Моргану показалось, что он увидел Хайресхона, но потом он решил, что обознался. Сейчас он над этим задумался. Но ведь если отбросить тот факт, что у Хайресхона было множество возможностей выдать меня и раньше, то возникает вопрос, как он мог узнать, что мы собираемся делать: Никто, кроме Дамсон и вас — тех, что пришли со мной, — не знал, где, когда, как, что и почему мы собираемся предпринять. Однако солдаты Федерации нас ждали. Они знали все заранее.
Пар мгновенно забыл о своем решении сказать Падишару, что сыт всем этим по горло.
— Тогда кто же это мог быть? — с нетерпением повторял тот. — Кто мог это сделать? Этот вопрос терзает меня, как оводы потную лошадь. Я пока этого не знаю. Но можешь быть уверен: рано или поздно узнаю. Но сейчас это не так важно. Но сейчас у нас есть занятие поважнее. — Он наклонился к уху собеседника. — Я провел это утро с одним моим знакомым — он в курсе происходящего в высших кругах власти Тирзиса. В этом человеке я уверен, на него можно положиться. Даже Дамсон о нем не знает. Он рассказал кое-что интересное. А именно: вы с Дамсон пришли за нами как раз вовремя. На следующее утро сюда прибыл Риммер Дэлл, чтобы допросить меня и окончательно со мной разобраться. — В его голосе прозвучала нотка удовлетворения. — Он был очень разочарован, когда узнал, что я его не дождался.
Падишар встал и наклонился к Пару так, что их головы почти соприкоснулись.
— Я знаю, тебе уже все надоело, ты жаждешь действовать, Пар. Это просто написано у тебя на лице. Но торопливость в этом случае грозит смертью, так что нужна осторожность. — Теперь он улыбнулся. — Но ты и я, парень, — это сила, с которой Федерации придется считаться. Тебя привела ко мне сама судьба, и у нее явно было что-то на уме, что-то такое, что потрясет Федерацию до основания, всех ее Ищеек, Коалиционный Совет и прочую мразь. — Его рука сжалась в кулак перед носом Пара, и тот невольно отпрянул назад. — Столько сил они приложили, чтобы скрыть все следы старого Народного парка: мост Сендика разрушен и выстроен заново, старый парк огорожен стеной, а часовых вокруг будто муравьев в муравейнике! А почему? Потому что там, внизу, есть нечто такое, чего никто не должен видеть! Я это чувствую, парень! И я так же уверен в этом сейчас, как и пять ночей назад!
— Меч Шаннары! — выдохнул Пар. Лицо Падишара просияло.
— Могу поспорить на десять лет жизни! Но проверить, так ли это, можно только одним путем… Разве я не прав?
Он схватил Пара за плечи. Его обветренное худое лицо казалось маской хитрости и свирепой решимости. Человек, который руководил ими последние пять дней, исчез, перед ним снова был прежний Падишар Крил.
— Тот человек, у которого есть уши в Совете Федерации, сказал мне: Риммер Дэлл считает, что мы вернулись в Ключ Пармы. Иначе говоря, отказались от своей затеи. Он задержался в городе только потому, что еще не решил, что предпринять дальше. И я предлагаю направиться по одному адресу, молодой Пар.
Глаза Пара расширились.
— По какому адресу?
— По тому, где нас меньше всего ожидают! По тому, где нас не будет никто искать, ни он, ни его волки в черных плащах, — вот по какому! — Глаза командира сузились. — Мы отправимся в Преисподнюю!
У Пара перехватило дыхание.
— Мы пойдем туда, пока они еще не сообразили, где мы находимся и что собираемся делать! Вернемся в эту хорошо охраняемую нору! И если меч Шаннары действительно там, тогда мы утащим его у них из-под самого носа! — Он рывком поднял остолбеневшего Пара на ноги. — И сделаем это сегодня ночью!
ГЛАВА 22
Когда Уолкер Бо достиг места, куда он направлялся, уже смеркалось. Он вышел из Каменного Очага и отправился на север рано утром, двигаясь не спеша, чтобы иметь возможность обдумать на ходу то, что собирался предпринять. Когда он отправлялся в путь, небо было ясным, но ближе к вечеру ветер с запада нагнал облака, и воздух стал плотным и серым. Он шел по неровной местности, где холмы чередовались с оврагами, где деревья, открытые ветрам и оттого искривленные, пригибались к земле. Рухнувшие стволы деревьев и обломки скал постоянно преграждали путь, туман, повисший на деревьях, окутал их, подобно савану.
Уолкер остановился и посмотрел вниз, где между высокими хребтами в узкой долине притаилось маленькое Угрюмое озеро. Его трудно было увидеть за соснами, росшими на берегах, и из-за тумана, цепко прилипшего к его поверхности, лениво клубившегося над ним в полном безветрии. Жутковатое зрелище…
Здесь обитал Угрюм-из-Озера, злой дух. Уолкер не мешкая начал спускаться в долину. Он старался не обращать внимания на ощущения, нахлынувшие на него: давящую духоту, призрачные голоса, мертвящую тишину кругом, — и сосредоточенно делал шаг за шагом, продвигаясь вперед. Воздух становился холоднее, влага, оседавшая на его лице и одежде, пахла гнилью и разложением. Сосны встречались все реже и реже, потом их не стало совсем. Долину окутала тишина, единственным звуком был мягкий скрип его сапог по камням.
Он все время чувствовал пристальный взгляд Угрюма, наблюдающего за ним.
Уолкер давно здесь не был.
Коглин когда-то предостерегал его насчет Угрюма-из-Озера — призрака, обитавшего здесь. Призрак был древнее, чем сам край Четырех Земель. Он хвастался, что пережил Великие Битвы, что жил еще во времена старого мира. Как и все призраки, он знал тайны, недоступные смертным. Была у него и собственная магия. Это злобное и жестокое создание, навечно запертое здесь по никому не известным причинам, не могло умереть и ненавидело свое бестелесное пустое существование, которое вынуждено было влачить. Дух отыгрывался ка людях, приходящих к нему со своими вопросами, дразня их двусмысленными ответами, насмехаясь над тем, что они смертны, и чаще раскрывая им то, что они предпочли бы хранить в тайне, чем то, что хотели бы от него услышать.
Больше трехсот лет назад к Угрюмому озеру приходила Брин Омсворд — она хотела узнать путь в Мельморд, чтобы уничтожить Идальч, книгу черной магии. Призрак хитрил с ней, пока она не поймала его в ловушку с помощью магии песни желаний и не вытянула из него еще большей хитростью ответ на свой вопрос. Злой дух навсегда запомнил это: Брин была единственным человеком, сумевшим обвести его вокруг пальца. Уолкер во времена своего детства слышал эту историю бесчисленное множество раз. А после того как он переселился на север, в долину Каменного Очага, расставшись с именем Омсвордов и их наследием, он понял, что Угрюм-из-Озера ждет его. Брин Омсворд покинула этот мир, но злой дух был бессмертен, и он решил, что кто-то должен ответить за его унижение. И если уже невозможно добраться до прямой виновницы его позора, то расквитаться с одним из ее прямых потомков тоже неплохо.
Коглин советовал ему держаться от озера подальше. Призрак уничтожит его при первой же возможности. Тот же совет получили в свое время его родители и прислушались к нему. Но Уолкер Бо переживал тогда непростой период своей жизни: ему хотелось понять, кто он такой и чего стоит. И он отправился к Угрюмому озеру. Поскольку призрак никогда не встречался больше чем с одним человеком одновременно, Коглин вынужден был остаться. Эту встречу и Угрюм, и Уолкер запомнили навсегда. Она длилась почти шесть часов.
Призрак использовал против Уолкера все мыслимые и немыслимые уловки, какие только имелись в его распоряжении, рассказывая о его настоящем и будущем, искусно переплетая правду и ложь. Он мучил его логическими парадоксами, сводящими с ума, насылал на него лживые и злобные видения о нем самом и о тех, кого Уолкер любил. Уолкер все выдержал. Истощив свой арсенал, призрак проклял Уолкера и растворился в тумане.
Тогда Уолкер вернулся в Каменный Очаг, зная, что получил ответ на свой вопрос. И до сегодняшнего дня Уолкер сюда не приходил. Он вздохнул. В этот раз ему придется труднее. Он мог бы попытаться скрыть от Угрюма причину своего прихода — желание узнать, где находится черный эльфийский камень. Он мог бы применить какую-нибудь хитрость или предложить призраку какую-нибудь игру, чтобы сбить его с толку и узнать все, что нужно, обманом. Призрак любил игры. Но вряд ли это поможет. Каким-то образом злой дух всегда знает истинную причину прихода того или иного человека.
Уолкер Бо почувствовал, что туман липнет к нему, словно живое существо, лаская его маленькими мягкими невидимыми пальцами. Это было неприятно.
Он шел, и дневной свет постепенно мерк, темнота вокруг него сгущалась. Тени в серой дымке удлинялись, дрожали и передразнивали то, что породило их. Уолкер плотнее завернулся в плащ, обдумывая слова, которые он скажет призраку, аргументы, которые могут ему понадобиться, игры, в которые будет с ним играть, если придется.
Он перебрал в уме события своей жизни — те, что призрак скорее всего будет обыгрывать, — относящиеся главным образом к дням его юности, когда Уолкера беспокоило его отличие от других, и опасности, угрожавшие ему в связи с этим.
Его уже тогда называли Темным Родичем многие обитатели деревушки Тенистый Дол. Темной казалась им жизнь бледного молодого человека, всегда замкнутого, умеющего порой читать чужие мысли, предсказывать те или иные события и даже заставлять их случаться, способного понимать то, что скрыто от других. Дядя Пара и Колла был странный человек. Даже его фамильное имя Омсворд ему как-то не подходило. Он был Темным Родичем, человеком старше других, если не годами, то знаниями.
Деревья перед ним резко расступились, и он вздрогнул от неожиданности. Он стоял на берегу озера, каменистые берега справа и слева уходили в туман, воды ласково шелестели, накатываясь на берег. Уолкер Бо выпрямился, будто закрывшись стальной броней, его разум сосредоточился на предстоящем, мысли очистились от всего постороннего.
Он стоял и ждал, как одинокое изваяние.
В тумане над водой что-то зашевелилось, не в одном месте, а сразу в нескольких. Где-то далеко, за серой пеленой, окутавшей озеро, за скалистыми отрогами, окаймляющими узкую долину, в пустом небе прозвучал чей-то шепот:
«Темный Родич».
Уолкер слышал эти слова, прозвучавшие где-то в дразнящей близости. Он не ответил. Он продолжал ждать.
Тогда отдельные движения над водной поверхностью внезапно сосредоточились в одном месте, сошлись в какой-то бестелесный, бесцветный силуэт, приближающийся к Уолкеру. По мере приближения призрак приобретал человеческие очертания, увеличиваясь в размерах — и вот уже возвышаясь так грозно, словно был готов сокрушить все, что окажется на его пути. Уолкер не двигался. Бестелесный силуэт стал тенью, тенью с человеческим лицом.
Уолкер Бо бесстрастно наблюдал, как злой дух Угрюмого озера встал перед ним, бестелесный фантом, лицо призрака показалось из тени, и Уолкер увидел, в чьем обличье явился к нему дух.
— Ты пришел, чтобы принять мой вызов, Уолкер Бо? — спросил призрак.
Несмотря на всю свою выдержку, Уолкер вздрогнул. На него смотрело темное, задумчивое лицо Алланона.
Наступила тишина, она заполнила все пространство склада от пола до потолка, шесть пар глаз напряженно смотрели на Падишара Крила.
Он только что объявил, что они снова попытаются спуститься в Преисподнюю.
— На этот раз мы сделаем по-другому, — сказал он. Его худое лицо выражало неукротимую решимость, будто только силой можно было заставить их взяться за дело. — На этот раз никаких хождений по парку с веревочными лестницами. В Преисподнюю есть вход, он расположен в подвальном этаже поста Федерации. Через него мы и пройдем. Мы направимся прямо на пост, оттуда в Преисподнюю и обратно — и лучше ничего не придумаешь.
Пар бросил быстрый взгляд на других. На лицах Колла, Моргана, Дамсон Ри, повстанцев Стасаса и Друтта было выражение недоверия и благоговения. То, что предлагал Падишар, казалось неслыханно дерзким. Все хотели услышать, как он собирается осуществить свой план.
— Смена часовых у поста Федерации происходит дважды в день — на рассвете и на закате. Две смены караула, по шесть человек в каждой. Раз в неделю караул меняют полностью. Как раз сегодня, сразу после заката, это и должно произойти. Я знаю, я специально выяснял это. — Его лицо исказила знакомая волчья усмешка. — Сегодня, за пару часов до заката, на пост прибудет особая группа, чтобы проверить состояние казарм перед расквартированием смены на следующую неделю. Командир поста захочет, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Дневная смена спокойно пропустит эту группу внутрь, потому что ее это в конечном счете не касается. — Он сделал паузу. — Этой группой, конечно, будем мы. — Он подался вперед, в его глазах появилось напряжение. — Оказавшись внутри, мы разберемся с отдыхающей ночной сменой. Если справимся с ней без лишнего шума, дневная смена даже не узнает, что произошло. Часовые будут нести службу как обычно, обходя свои маршруты и никого не пуская внутрь. Но для страховки мы запрем дверь изнутри. Потом спустимся в подвал и оттуда попадем в Преисподнюю. Будет еще достаточно светло, и мы быстро отыщем то, что нужно. Потом поднимемся обратно по лестнице и выйдем тем же путем, каким вошли.
Некоторое время все молчали. Потом Друтт хмуро сказал:
— Нас узнают, Падишар. Нас узнает кто-нибудь из тех солдат, что нас тогда брали.
Падишар помотал головой:
— Ту самую смену, дежурившую, когда нас брали, отправили на отдых.
— А командир?
— Он будет только к началу следующей недели. Сейчас там командует старший караула.
— Нам нужна форма солдат Федерации.
— Форма есть. Я принес ее еще вчера.
Стасас и Друтт переглянулись. Потом Друтт сказал:
— Значит, ты придумал все это не сегодня?
Падишар мягко рассмеялся:
— Я начал думать над этим, когда мы еще только выходили из камеры.
Морган, сидевший на скамье рядом с Паром, встал:
— Если что-то пойдет не так и они узнают, кто мы такие, они заблокируют вход на пост. И мы окажемся в мышеловке, Падишар.
Падишар снова покачал головой:
— Нет, не окажемся. Мы незаметно принесем еще и веревки с крючьями. Если не сможем вернуться обратно так же, как пришли, то выберемся из Преисподней другим путем. Часовые Федерации будут ждать нас у входа на пост. Им и в голову не придет, что мы собираемся возвращаться иным путем.
Вопросов больше не было, наступило молчание — все шестеро боролись с сомнениями и страхами, обращаясь каждый к своему внутреннему голосу, который должен подсказать, сработает этот план или нет. Пар поймал себя на мысли о том, что их подстерегает великое множество возможных случайностей и ошибок, каждая из которых может стоить им головы.
— Ну так что? — Терпение Падишара иссякло. — Сейчас время для нас слишком большая ценность, мы не можем позволить себе тратить его попусту. Да, это рискованно, но ведь для нас в этом нет ничего необычного. Я хочу услышать ответ. Будем мы браться за дело или нет? Кто за? Кто пойдет со мной?
Пар почувствовал, как тишина сгущается. Колл и Морган, сидящие по бокам от него, застыли, будто две статуи. Стасас и Друтт — а им надлежало первыми поддержать план своего командира — упорно смотрели в пол. Дамсон смотрела на Падишара, а он в свою очередь тоже не сводил с нее глаз. Пар мгновенно понял: никто не собирается высказываться первым, все ждут, что скажет он.
Удивившись сам себе, Пар, не раздумывая более, просто сказал:
— Я иду.
— Ты что, с ума сошел? — сердито прошипел ему в ухо Колл.
Стасас и Друтт мгновенно подняли глаза и заверили своего командира, что тоже пойдут.
Пар наклонился к брату:
— Ты что, не видишь, что он делает это для меня? Это же мне нужен меч! Я не могу позволить Падишару рисковать одному! Я должен идти!
Колл беспомощно опустил руки. Морган подмигнул Пару и тоже отдал свой голос «за». Колл просто молча поднял руку. Осталась одна Дамсон. Падишар не сводил с нее пристального взгляда, ожидая, что скажет она. До Пара вдруг дошло: Падишару вовсе не требовалось спрашивать мнения своих соратников — он мог просто приказать. Очевидно, это своего рода проверка. Ведь все еще неизвестно, кто их предал. Падишар, правда, говорил, что не верит, будто это кто-то из них, но возможно, хочет лишний раз в этом убедиться.
— Лучше я буду ждать вас в парке, — сказала Дамсон Ри, и все уставились на нее. Но она, казалось, не заметила этого. — Если я пойду вместе с вами, то должна буду замаскироваться под мужчину. Это дополнительный риск, и к чему он приведет? К тому же если я буду с вами, то ничем не смогу помочь вам. Я принесу больше пользы, оставаясь снаружи.
Падишар неожиданно улыбнулся обезоруживающей улыбкой:
— Ты мыслишь как всегда верно, Дамсон. Жди нас в парке.
Но Пару показалось, что он как-то слишком поспешно согласился с ней.
Серая гладкая поверхность воды неожиданно взорвалась фонтанами и тут же успокоилась; брызги, долетевшие до Уолкера, обожгли его кожу ледяным холодом.
— Темный Родич, скажи мне, зачем ты сюда пришел? — спросила тень Алланона.
Уолкер почувствовал, как вспыхнувшая в нем решимость прогнала этот холод.
— Я не обязан перед тобой отчитываться, — ответил он. — Ты не Алланон. Ты всего лишь Угрюм-из-Озера.
Лицо Алланона задрожало и исчезло в полусвете, на смену ему появилось лицо Уолкера. Призрак разразился гулким смехом:
— Я — это ты, Уолкер Бо. Не больше и не меньше. Ты что, не узнаешь себя?
Лицо замелькало в серии моментальных превращений: Уолкер во младенчестве, в детстве, потом юноша и, наконец, взрослый мужчина. Образы сменяли друг друга так быстро, что Уолкер едва успевал за ними следить. Было жутковато видеть, как мгновенно проносится собственная жизнь. Уолкер заставил себя оставаться спокойным.
— Угрюм, ты будешь говорить со мной? — спросил он.
— А ты будешь говорить сам с собой? — откликнулся призрак.
Уолкер глубоко вздохнул:
— Буду. Но только для чего? Мне не о чем говорить с самим собой. Я и так знаю все, что мог бы сказать.
— И я тоже, Уолкер. И я тоже…
Дух начал уменьшаться и уменьшался до тех пор, пока не стал ростом с Уолкера. Продолжая сохранять его облик, он поддразнивал Уолкера, в мгновенных вспышках показывая тот возраст, которого тот однажды достигнет, будто демонстрируя Уолкеру тщетность и бессмысленность жизни.
— Я знаю, зачем ты пришел, — внезапно сказал призрак. — Я знаю все твои мысли, даже те, в которых ты сам себе боишься признаться. Игры между нами бессмысленны, Уолкер Бо. Ты определенно играешь не хуже меня, и я не хочу снова сражаться с тобой. Ты пришел спросить, где искать черный эльфийский камень. Совершенно ясно. Я скажу тебе это.
Уолкер не поверил призраку. Дух никогда ничего не давал добровольно, — в этом всегда крылся подвох… Он молча кивнул в ответ.
— Ты выглядишь печальным, Уолкер, — проворковал призрак. — Не ликуешь, что я повинуюсь тебе, не радуешься, что получишь то, за чем пришел? Трудно поверить, что ты расстался со своей гордостью и решимостью, забыл свои высокие идеалы и теперь вынужден выполнять волю друида?
Уолкер просто остолбенел:
— Ты все неверно истолковал, Угрюм. Ничего еще не решено.
— О нет, Темный Родич! Все уже решено! Не обманывайся. Твоя жизнь лежит передо мной в виде прямой, никуда не отклоняющейся линии, с определенным числом лет, и ход их уке предопределен. Друид поймал тебя в ловушку. Признаешь ты это или нет, но наследие, которое он передал Брин Омсворд, становится твоим. И никуда тебе не деться.
— Тогда расскажи мне о черном эльфийском камне, — попытался добиться своего Уолкер.
— Всему свое время. Потерпи немного.
Слова словно умерли в тишине. Дух скользнул в туманное покрывало озера. Дневной свет растворялся в темноте, серое становилось черным, звезд и луны не было видно за пеленой, окутывавшей долину. Но там, где стоял Уолкер, было светло, а возле призрака воды озера испускали свет, тусклый и слабый, злобно мерцавший в ночи.
— Ты затратил так много сил, чтобы спастись от друидов, — вкрадчиво говорил дух. — Какая глупость! — Лицо Уолкера исчезло, его сменило лицо его отца. Отец заговорил: — Помни, Уолкер, мы хранители наследия Алланона. Он даровал его Брин Омсворд, когда умирал, чтобы оно переходило от одного поколения к другому, пока когда-нибудь… когда-нибудь в далеком будущем не понадобится… — Изображение отца подмигнуло ему. — Может быть, время пришло?
В воздухе над его головой вспыхивали образы — яркие нити, вплетенные в гобелен, сотканный из тумана. Они появились один за другим, четкие, будто из настоящей жизни.
Уолкер вздрогнул и отступил назад. В следующей картине он увидел самого себя, на лице — гневный вызов. Он попирал ногами облака, возвышаясь над пресмыкающимися перед ним Паром, Рен и другими членами маленькой группы, собравшимися на берегу Хейдисхорна для встречи с тенью Алланона. В темноте, застлавшей все небо над их головами, грохотали раскаты грома и сверкали изломанные зигзаги молний. Среди грохота и вспышек прошипел голос Уолкера, повторяя сказанные им когда-то слова: «Я скорее отрубил бы себе руку, чем сделал что-нибудь для возвращения друидов!» И когда он поднял руку вверх, все увидели, что она отрублена.
Видения померкли и угасли, потом вспыхнули снова. Уолкер опять увидел себя, теперь стоящего на гребне горного хребта и глядящего в пространство. Под ним простирался весь мир, все его народы, животные и растения — все живое и неживое лежало перед ним как на ладони. Ветер развевал его черные одежды и неистово свистел в ушах. Рядом стояла девушка. Она была одновременно женщиной и ребенком — владеющее магией создание невиданной красоты. Она словно околдовала его силой своего взгляда, и он не мог оторваться от ее бездонных черных глаз. Длинные серебристые волосы струились с ее головы, переливаясь волнами. Она протянула к нему руки, пытаясь ухватиться за него, чтобы удержаться на опасном узком гребне, но он злобно ее оттолкнул. Она сорвалась и беззвучно упала в пропасть, ее серебристые волосы мелькнули полоской света и исчезли.
Видение померкло и угасло, потом вспыхнуло снова. Он опять увидел себя, на этот раз посреди замка, пустынного и заброшенного. Смерть безжалостно преследовала его, проникая сквозь стены, скользя по коридорам, ища его жизнь своими холодными пальцами. Он понимал, что должен бежать от нее, если хочет остаться в живых, но не мог. Он стоял неподвижно, наблюдая, как смерть приближается, тянется к нему, обвивается вокруг него. Его жизнь угасала, его охватил холод, он увидел темный силуэт в длинных одеждах, крепко схвативший его и не дававший ему вырваться.
У призрака было лицо Алланона.
Видение исчезло, краски померкли. Все вокруг опять стало серым, туман по-прежнему лениво клубился над озером. Дух медленно опустил руки, и озеро зашипело, опять исторгнув, словно от досады, фонтаны воды. Уолкер отпрянул от летящих в него брызг.
— Что скажешь теперь, Темный Родич? — прошептал Угрюм. У него снова было лицо Уолкера.
— Что ты опять играешь со мной в игры, — негромко ответил Уолкер. — Создаешь миражи и полуправду, чтобы досадить мне. Но ты не показал, где черный эльфийский камень.
— Разве не показал? — Дух призрачно замерцал. — Так ты думаешь, что все это игры? — Он мрачно рассмеялся. — Думай что угодно, Уолкер Бо. Я могу видеть будущее, скрытое от тебя, и глупо думать, будто я не показал тебе ничего из того, что должно случиться. Помни, Уолкер, я — это ты, когда я говорю о том, кто ты и что ты. И так бывает со всеми, кто приходит со мной говорить.
Уолкер покачал головой:
— Нет, Угрюм, никогда ты не сможешь быть мной. Ты всегда будешь тем, что ты есть, — призраком без собственного лица, без своей судьбы, навечно изгнанным и прикованным к этому небольшому водоему. И что бы ты ни делал, в какие бы игры ни играл, ты не можешь ничего изменить.
Злобно зашипевшие фонтаны воды взлетели до самого неба, в голосе духа прозвучал гнев:
— Тогда прочь от меня, Темный Родич! Получи то, за чем пришел, и уходи! — Лицо Уолкера растаяло и исчезло, вместо него появился череп. — Ты думаешь, у моей судьбы нет ничего общего с твоей? Остерегись! Есть, и гораздо больше, чем тебе хотелось бы! — Его одежды вспыхнули огнем, разбрасывая в туман тусклые искры. — Слушай меня, Уолкер! Слушай меня! Ты хочешь узнать о черном эльфийском камне? Тогда слушай! Мрак скрывает его, мрак, который не прогнать никакому свету, мрак, в котором глаза превращают человека в камень, а голоса сводят с ума! В загробном мире, где только мертвые, есть гнездо, испещренное рунами, знаками быстротечности времени. В этом гнезде и лежит черный эльфийский камень! — Череп тоже растаял, остались только одежды, висящие в пустоте. — Я сказал тебе то, за чем ты пришел, Темный Родич, — прошипел призрак голосом, полным ненависти. — Я сделал это потому, что мой подарок уничтожит тебя. Ты умрешь и прекратится ваш проклятый род! Как долго я ждал этого! А теперь иди! Оставь меня! Желаю тебе быстрого путешествия навстречу твоему року!
Уолкер остановился и посмотрел вниз, где между высокими хребтами в узкой долине притаилось маленькое Угрюмое озеро. Его трудно было увидеть за соснами, росшими на берегах, и из-за тумана, цепко прилипшего к его поверхности, лениво клубившегося над ним в полном безветрии. Жутковатое зрелище…
Здесь обитал Угрюм-из-Озера, злой дух. Уолкер не мешкая начал спускаться в долину. Он старался не обращать внимания на ощущения, нахлынувшие на него: давящую духоту, призрачные голоса, мертвящую тишину кругом, — и сосредоточенно делал шаг за шагом, продвигаясь вперед. Воздух становился холоднее, влага, оседавшая на его лице и одежде, пахла гнилью и разложением. Сосны встречались все реже и реже, потом их не стало совсем. Долину окутала тишина, единственным звуком был мягкий скрип его сапог по камням.
Он все время чувствовал пристальный взгляд Угрюма, наблюдающего за ним.
Уолкер давно здесь не был.
Коглин когда-то предостерегал его насчет Угрюма-из-Озера — призрака, обитавшего здесь. Призрак был древнее, чем сам край Четырех Земель. Он хвастался, что пережил Великие Битвы, что жил еще во времена старого мира. Как и все призраки, он знал тайны, недоступные смертным. Была у него и собственная магия. Это злобное и жестокое создание, навечно запертое здесь по никому не известным причинам, не могло умереть и ненавидело свое бестелесное пустое существование, которое вынуждено было влачить. Дух отыгрывался ка людях, приходящих к нему со своими вопросами, дразня их двусмысленными ответами, насмехаясь над тем, что они смертны, и чаще раскрывая им то, что они предпочли бы хранить в тайне, чем то, что хотели бы от него услышать.
Больше трехсот лет назад к Угрюмому озеру приходила Брин Омсворд — она хотела узнать путь в Мельморд, чтобы уничтожить Идальч, книгу черной магии. Призрак хитрил с ней, пока она не поймала его в ловушку с помощью магии песни желаний и не вытянула из него еще большей хитростью ответ на свой вопрос. Злой дух навсегда запомнил это: Брин была единственным человеком, сумевшим обвести его вокруг пальца. Уолкер во времена своего детства слышал эту историю бесчисленное множество раз. А после того как он переселился на север, в долину Каменного Очага, расставшись с именем Омсвордов и их наследием, он понял, что Угрюм-из-Озера ждет его. Брин Омсворд покинула этот мир, но злой дух был бессмертен, и он решил, что кто-то должен ответить за его унижение. И если уже невозможно добраться до прямой виновницы его позора, то расквитаться с одним из ее прямых потомков тоже неплохо.
Коглин советовал ему держаться от озера подальше. Призрак уничтожит его при первой же возможности. Тот же совет получили в свое время его родители и прислушались к нему. Но Уолкер Бо переживал тогда непростой период своей жизни: ему хотелось понять, кто он такой и чего стоит. И он отправился к Угрюмому озеру. Поскольку призрак никогда не встречался больше чем с одним человеком одновременно, Коглин вынужден был остаться. Эту встречу и Угрюм, и Уолкер запомнили навсегда. Она длилась почти шесть часов.
Призрак использовал против Уолкера все мыслимые и немыслимые уловки, какие только имелись в его распоряжении, рассказывая о его настоящем и будущем, искусно переплетая правду и ложь. Он мучил его логическими парадоксами, сводящими с ума, насылал на него лживые и злобные видения о нем самом и о тех, кого Уолкер любил. Уолкер все выдержал. Истощив свой арсенал, призрак проклял Уолкера и растворился в тумане.
Тогда Уолкер вернулся в Каменный Очаг, зная, что получил ответ на свой вопрос. И до сегодняшнего дня Уолкер сюда не приходил. Он вздохнул. В этот раз ему придется труднее. Он мог бы попытаться скрыть от Угрюма причину своего прихода — желание узнать, где находится черный эльфийский камень. Он мог бы применить какую-нибудь хитрость или предложить призраку какую-нибудь игру, чтобы сбить его с толку и узнать все, что нужно, обманом. Призрак любил игры. Но вряд ли это поможет. Каким-то образом злой дух всегда знает истинную причину прихода того или иного человека.
Уолкер Бо почувствовал, что туман липнет к нему, словно живое существо, лаская его маленькими мягкими невидимыми пальцами. Это было неприятно.
Он шел, и дневной свет постепенно мерк, темнота вокруг него сгущалась. Тени в серой дымке удлинялись, дрожали и передразнивали то, что породило их. Уолкер плотнее завернулся в плащ, обдумывая слова, которые он скажет призраку, аргументы, которые могут ему понадобиться, игры, в которые будет с ним играть, если придется.
Он перебрал в уме события своей жизни — те, что призрак скорее всего будет обыгрывать, — относящиеся главным образом к дням его юности, когда Уолкера беспокоило его отличие от других, и опасности, угрожавшие ему в связи с этим.
Его уже тогда называли Темным Родичем многие обитатели деревушки Тенистый Дол. Темной казалась им жизнь бледного молодого человека, всегда замкнутого, умеющего порой читать чужие мысли, предсказывать те или иные события и даже заставлять их случаться, способного понимать то, что скрыто от других. Дядя Пара и Колла был странный человек. Даже его фамильное имя Омсворд ему как-то не подходило. Он был Темным Родичем, человеком старше других, если не годами, то знаниями.
Деревья перед ним резко расступились, и он вздрогнул от неожиданности. Он стоял на берегу озера, каменистые берега справа и слева уходили в туман, воды ласково шелестели, накатываясь на берег. Уолкер Бо выпрямился, будто закрывшись стальной броней, его разум сосредоточился на предстоящем, мысли очистились от всего постороннего.
Он стоял и ждал, как одинокое изваяние.
В тумане над водой что-то зашевелилось, не в одном месте, а сразу в нескольких. Где-то далеко, за серой пеленой, окутавшей озеро, за скалистыми отрогами, окаймляющими узкую долину, в пустом небе прозвучал чей-то шепот:
«Темный Родич».
Уолкер слышал эти слова, прозвучавшие где-то в дразнящей близости. Он не ответил. Он продолжал ждать.
Тогда отдельные движения над водной поверхностью внезапно сосредоточились в одном месте, сошлись в какой-то бестелесный, бесцветный силуэт, приближающийся к Уолкеру. По мере приближения призрак приобретал человеческие очертания, увеличиваясь в размерах — и вот уже возвышаясь так грозно, словно был готов сокрушить все, что окажется на его пути. Уолкер не двигался. Бестелесный силуэт стал тенью, тенью с человеческим лицом.
Уолкер Бо бесстрастно наблюдал, как злой дух Угрюмого озера встал перед ним, бестелесный фантом, лицо призрака показалось из тени, и Уолкер увидел, в чьем обличье явился к нему дух.
— Ты пришел, чтобы принять мой вызов, Уолкер Бо? — спросил призрак.
Несмотря на всю свою выдержку, Уолкер вздрогнул. На него смотрело темное, задумчивое лицо Алланона.
Наступила тишина, она заполнила все пространство склада от пола до потолка, шесть пар глаз напряженно смотрели на Падишара Крила.
Он только что объявил, что они снова попытаются спуститься в Преисподнюю.
— На этот раз мы сделаем по-другому, — сказал он. Его худое лицо выражало неукротимую решимость, будто только силой можно было заставить их взяться за дело. — На этот раз никаких хождений по парку с веревочными лестницами. В Преисподнюю есть вход, он расположен в подвальном этаже поста Федерации. Через него мы и пройдем. Мы направимся прямо на пост, оттуда в Преисподнюю и обратно — и лучше ничего не придумаешь.
Пар бросил быстрый взгляд на других. На лицах Колла, Моргана, Дамсон Ри, повстанцев Стасаса и Друтта было выражение недоверия и благоговения. То, что предлагал Падишар, казалось неслыханно дерзким. Все хотели услышать, как он собирается осуществить свой план.
— Смена часовых у поста Федерации происходит дважды в день — на рассвете и на закате. Две смены караула, по шесть человек в каждой. Раз в неделю караул меняют полностью. Как раз сегодня, сразу после заката, это и должно произойти. Я знаю, я специально выяснял это. — Его лицо исказила знакомая волчья усмешка. — Сегодня, за пару часов до заката, на пост прибудет особая группа, чтобы проверить состояние казарм перед расквартированием смены на следующую неделю. Командир поста захочет, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Дневная смена спокойно пропустит эту группу внутрь, потому что ее это в конечном счете не касается. — Он сделал паузу. — Этой группой, конечно, будем мы. — Он подался вперед, в его глазах появилось напряжение. — Оказавшись внутри, мы разберемся с отдыхающей ночной сменой. Если справимся с ней без лишнего шума, дневная смена даже не узнает, что произошло. Часовые будут нести службу как обычно, обходя свои маршруты и никого не пуская внутрь. Но для страховки мы запрем дверь изнутри. Потом спустимся в подвал и оттуда попадем в Преисподнюю. Будет еще достаточно светло, и мы быстро отыщем то, что нужно. Потом поднимемся обратно по лестнице и выйдем тем же путем, каким вошли.
Некоторое время все молчали. Потом Друтт хмуро сказал:
— Нас узнают, Падишар. Нас узнает кто-нибудь из тех солдат, что нас тогда брали.
Падишар помотал головой:
— Ту самую смену, дежурившую, когда нас брали, отправили на отдых.
— А командир?
— Он будет только к началу следующей недели. Сейчас там командует старший караула.
— Нам нужна форма солдат Федерации.
— Форма есть. Я принес ее еще вчера.
Стасас и Друтт переглянулись. Потом Друтт сказал:
— Значит, ты придумал все это не сегодня?
Падишар мягко рассмеялся:
— Я начал думать над этим, когда мы еще только выходили из камеры.
Морган, сидевший на скамье рядом с Паром, встал:
— Если что-то пойдет не так и они узнают, кто мы такие, они заблокируют вход на пост. И мы окажемся в мышеловке, Падишар.
Падишар снова покачал головой:
— Нет, не окажемся. Мы незаметно принесем еще и веревки с крючьями. Если не сможем вернуться обратно так же, как пришли, то выберемся из Преисподней другим путем. Часовые Федерации будут ждать нас у входа на пост. Им и в голову не придет, что мы собираемся возвращаться иным путем.
Вопросов больше не было, наступило молчание — все шестеро боролись с сомнениями и страхами, обращаясь каждый к своему внутреннему голосу, который должен подсказать, сработает этот план или нет. Пар поймал себя на мысли о том, что их подстерегает великое множество возможных случайностей и ошибок, каждая из которых может стоить им головы.
— Ну так что? — Терпение Падишара иссякло. — Сейчас время для нас слишком большая ценность, мы не можем позволить себе тратить его попусту. Да, это рискованно, но ведь для нас в этом нет ничего необычного. Я хочу услышать ответ. Будем мы браться за дело или нет? Кто за? Кто пойдет со мной?
Пар почувствовал, как тишина сгущается. Колл и Морган, сидящие по бокам от него, застыли, будто две статуи. Стасас и Друтт — а им надлежало первыми поддержать план своего командира — упорно смотрели в пол. Дамсон смотрела на Падишара, а он в свою очередь тоже не сводил с нее глаз. Пар мгновенно понял: никто не собирается высказываться первым, все ждут, что скажет он.
Удивившись сам себе, Пар, не раздумывая более, просто сказал:
— Я иду.
— Ты что, с ума сошел? — сердито прошипел ему в ухо Колл.
Стасас и Друтт мгновенно подняли глаза и заверили своего командира, что тоже пойдут.
Пар наклонился к брату:
— Ты что, не видишь, что он делает это для меня? Это же мне нужен меч! Я не могу позволить Падишару рисковать одному! Я должен идти!
Колл беспомощно опустил руки. Морган подмигнул Пару и тоже отдал свой голос «за». Колл просто молча поднял руку. Осталась одна Дамсон. Падишар не сводил с нее пристального взгляда, ожидая, что скажет она. До Пара вдруг дошло: Падишару вовсе не требовалось спрашивать мнения своих соратников — он мог просто приказать. Очевидно, это своего рода проверка. Ведь все еще неизвестно, кто их предал. Падишар, правда, говорил, что не верит, будто это кто-то из них, но возможно, хочет лишний раз в этом убедиться.
— Лучше я буду ждать вас в парке, — сказала Дамсон Ри, и все уставились на нее. Но она, казалось, не заметила этого. — Если я пойду вместе с вами, то должна буду замаскироваться под мужчину. Это дополнительный риск, и к чему он приведет? К тому же если я буду с вами, то ничем не смогу помочь вам. Я принесу больше пользы, оставаясь снаружи.
Падишар неожиданно улыбнулся обезоруживающей улыбкой:
— Ты мыслишь как всегда верно, Дамсон. Жди нас в парке.
Но Пару показалось, что он как-то слишком поспешно согласился с ней.
Серая гладкая поверхность воды неожиданно взорвалась фонтанами и тут же успокоилась; брызги, долетевшие до Уолкера, обожгли его кожу ледяным холодом.
— Темный Родич, скажи мне, зачем ты сюда пришел? — спросила тень Алланона.
Уолкер почувствовал, как вспыхнувшая в нем решимость прогнала этот холод.
— Я не обязан перед тобой отчитываться, — ответил он. — Ты не Алланон. Ты всего лишь Угрюм-из-Озера.
Лицо Алланона задрожало и исчезло в полусвете, на смену ему появилось лицо Уолкера. Призрак разразился гулким смехом:
— Я — это ты, Уолкер Бо. Не больше и не меньше. Ты что, не узнаешь себя?
Лицо замелькало в серии моментальных превращений: Уолкер во младенчестве, в детстве, потом юноша и, наконец, взрослый мужчина. Образы сменяли друг друга так быстро, что Уолкер едва успевал за ними следить. Было жутковато видеть, как мгновенно проносится собственная жизнь. Уолкер заставил себя оставаться спокойным.
— Угрюм, ты будешь говорить со мной? — спросил он.
— А ты будешь говорить сам с собой? — откликнулся призрак.
Уолкер глубоко вздохнул:
— Буду. Но только для чего? Мне не о чем говорить с самим собой. Я и так знаю все, что мог бы сказать.
— И я тоже, Уолкер. И я тоже…
Дух начал уменьшаться и уменьшался до тех пор, пока не стал ростом с Уолкера. Продолжая сохранять его облик, он поддразнивал Уолкера, в мгновенных вспышках показывая тот возраст, которого тот однажды достигнет, будто демонстрируя Уолкеру тщетность и бессмысленность жизни.
— Я знаю, зачем ты пришел, — внезапно сказал призрак. — Я знаю все твои мысли, даже те, в которых ты сам себе боишься признаться. Игры между нами бессмысленны, Уолкер Бо. Ты определенно играешь не хуже меня, и я не хочу снова сражаться с тобой. Ты пришел спросить, где искать черный эльфийский камень. Совершенно ясно. Я скажу тебе это.
Уолкер не поверил призраку. Дух никогда ничего не давал добровольно, — в этом всегда крылся подвох… Он молча кивнул в ответ.
— Ты выглядишь печальным, Уолкер, — проворковал призрак. — Не ликуешь, что я повинуюсь тебе, не радуешься, что получишь то, за чем пришел? Трудно поверить, что ты расстался со своей гордостью и решимостью, забыл свои высокие идеалы и теперь вынужден выполнять волю друида?
Уолкер просто остолбенел:
— Ты все неверно истолковал, Угрюм. Ничего еще не решено.
— О нет, Темный Родич! Все уже решено! Не обманывайся. Твоя жизнь лежит передо мной в виде прямой, никуда не отклоняющейся линии, с определенным числом лет, и ход их уке предопределен. Друид поймал тебя в ловушку. Признаешь ты это или нет, но наследие, которое он передал Брин Омсворд, становится твоим. И никуда тебе не деться.
— Тогда расскажи мне о черном эльфийском камне, — попытался добиться своего Уолкер.
— Всему свое время. Потерпи немного.
Слова словно умерли в тишине. Дух скользнул в туманное покрывало озера. Дневной свет растворялся в темноте, серое становилось черным, звезд и луны не было видно за пеленой, окутывавшей долину. Но там, где стоял Уолкер, было светло, а возле призрака воды озера испускали свет, тусклый и слабый, злобно мерцавший в ночи.
— Ты затратил так много сил, чтобы спастись от друидов, — вкрадчиво говорил дух. — Какая глупость! — Лицо Уолкера исчезло, его сменило лицо его отца. Отец заговорил: — Помни, Уолкер, мы хранители наследия Алланона. Он даровал его Брин Омсворд, когда умирал, чтобы оно переходило от одного поколения к другому, пока когда-нибудь… когда-нибудь в далеком будущем не понадобится… — Изображение отца подмигнуло ему. — Может быть, время пришло?
В воздухе над его головой вспыхивали образы — яркие нити, вплетенные в гобелен, сотканный из тумана. Они появились один за другим, четкие, будто из настоящей жизни.
Уолкер вздрогнул и отступил назад. В следующей картине он увидел самого себя, на лице — гневный вызов. Он попирал ногами облака, возвышаясь над пресмыкающимися перед ним Паром, Рен и другими членами маленькой группы, собравшимися на берегу Хейдисхорна для встречи с тенью Алланона. В темноте, застлавшей все небо над их головами, грохотали раскаты грома и сверкали изломанные зигзаги молний. Среди грохота и вспышек прошипел голос Уолкера, повторяя сказанные им когда-то слова: «Я скорее отрубил бы себе руку, чем сделал что-нибудь для возвращения друидов!» И когда он поднял руку вверх, все увидели, что она отрублена.
Видения померкли и угасли, потом вспыхнули снова. Уолкер опять увидел себя, теперь стоящего на гребне горного хребта и глядящего в пространство. Под ним простирался весь мир, все его народы, животные и растения — все живое и неживое лежало перед ним как на ладони. Ветер развевал его черные одежды и неистово свистел в ушах. Рядом стояла девушка. Она была одновременно женщиной и ребенком — владеющее магией создание невиданной красоты. Она словно околдовала его силой своего взгляда, и он не мог оторваться от ее бездонных черных глаз. Длинные серебристые волосы струились с ее головы, переливаясь волнами. Она протянула к нему руки, пытаясь ухватиться за него, чтобы удержаться на опасном узком гребне, но он злобно ее оттолкнул. Она сорвалась и беззвучно упала в пропасть, ее серебристые волосы мелькнули полоской света и исчезли.
Видение померкло и угасло, потом вспыхнуло снова. Он опять увидел себя, на этот раз посреди замка, пустынного и заброшенного. Смерть безжалостно преследовала его, проникая сквозь стены, скользя по коридорам, ища его жизнь своими холодными пальцами. Он понимал, что должен бежать от нее, если хочет остаться в живых, но не мог. Он стоял неподвижно, наблюдая, как смерть приближается, тянется к нему, обвивается вокруг него. Его жизнь угасала, его охватил холод, он увидел темный силуэт в длинных одеждах, крепко схвативший его и не дававший ему вырваться.
У призрака было лицо Алланона.
Видение исчезло, краски померкли. Все вокруг опять стало серым, туман по-прежнему лениво клубился над озером. Дух медленно опустил руки, и озеро зашипело, опять исторгнув, словно от досады, фонтаны воды. Уолкер отпрянул от летящих в него брызг.
— Что скажешь теперь, Темный Родич? — прошептал Угрюм. У него снова было лицо Уолкера.
— Что ты опять играешь со мной в игры, — негромко ответил Уолкер. — Создаешь миражи и полуправду, чтобы досадить мне. Но ты не показал, где черный эльфийский камень.
— Разве не показал? — Дух призрачно замерцал. — Так ты думаешь, что все это игры? — Он мрачно рассмеялся. — Думай что угодно, Уолкер Бо. Я могу видеть будущее, скрытое от тебя, и глупо думать, будто я не показал тебе ничего из того, что должно случиться. Помни, Уолкер, я — это ты, когда я говорю о том, кто ты и что ты. И так бывает со всеми, кто приходит со мной говорить.
Уолкер покачал головой:
— Нет, Угрюм, никогда ты не сможешь быть мной. Ты всегда будешь тем, что ты есть, — призраком без собственного лица, без своей судьбы, навечно изгнанным и прикованным к этому небольшому водоему. И что бы ты ни делал, в какие бы игры ни играл, ты не можешь ничего изменить.
Злобно зашипевшие фонтаны воды взлетели до самого неба, в голосе духа прозвучал гнев:
— Тогда прочь от меня, Темный Родич! Получи то, за чем пришел, и уходи! — Лицо Уолкера растаяло и исчезло, вместо него появился череп. — Ты думаешь, у моей судьбы нет ничего общего с твоей? Остерегись! Есть, и гораздо больше, чем тебе хотелось бы! — Его одежды вспыхнули огнем, разбрасывая в туман тусклые искры. — Слушай меня, Уолкер! Слушай меня! Ты хочешь узнать о черном эльфийском камне? Тогда слушай! Мрак скрывает его, мрак, который не прогнать никакому свету, мрак, в котором глаза превращают человека в камень, а голоса сводят с ума! В загробном мире, где только мертвые, есть гнездо, испещренное рунами, знаками быстротечности времени. В этом гнезде и лежит черный эльфийский камень! — Череп тоже растаял, остались только одежды, висящие в пустоте. — Я сказал тебе то, за чем ты пришел, Темный Родич, — прошипел призрак голосом, полным ненависти. — Я сделал это потому, что мой подарок уничтожит тебя. Ты умрешь и прекратится ваш проклятый род! Как долго я ждал этого! А теперь иди! Оставь меня! Желаю тебе быстрого путешествия навстречу твоему року!