Страница:
— Несомненно, донесение о трагедии, которое Хетвар получил в тот первый день, было искаженным и неточным, — скривился Венсел. — О леопарде, как и о других вещах, не было сказано ни слова. И все же… Хотелось бы мне, чтобы ты схватил волшебника, кем бы он ни был. По крайней мере, — граф снова взглянул на Йяду, — признание такого человека могло бы помочь даме из свиты моей супруги, защищать которую — мой долг.
Неоспоримость этого довода заставила Ингри поморщиться.
— Сомневаюсь, что я остался бы в живых и в здравом уме, случись мне спугнуть волшебника.
— С этим можно поспорить, — возразил Венсел. — И уж ты-то должен был бы знать, кого следует искать.
Может быть, заклятие притупило ум Ингри? Или виновато всего лишь его собственное отвращение к порученному делу? Ингри откинулся на стуле и, не имея возможности отразить эту атаку, решил попробовать напасть с другого фланга:
— А с каким волшебником столкнулся ты? И давно ли?
Светлые брови Венсела поползли вверх.
— Разве ты не догадываешься?
— Нет. Я не чувствовал твоей… особенности ни у Хетвара, ни на награждении Биаста, когда мы с тобой виделись в последний раз.
— Правда? Я не был уверен, то ли мне удалось скрыть от тебя свою беду, то ли ты просто решил проявить сдержанность. Во всяком случае, я был тебе благодарен.
— Я ничего не почувствовал. — Ингри едва не добавил: «Мой волк был тогда связан», однако это означало бы признание в том, что теперь волк на свободе, а Ингри вовсе не был уверен в том, насколько может доверять Венселу.
— Приятно слышать. Ну, со мной это случилось примерно тогда же, когда и с тобой, если желаешь знать. Когда умер твой отец… или, может быть, я должен сказать: когда умерла моя мать. — Заметив вопросительный взгляд Йяды, Венсел пояснил: — Моя мать была сестрой отца Ингри. В результате я мог бы оказаться наполовину Волфклифом, если бы не все девицы из рода Хорсривер, становившиеся женами Волфклифов. Чтобы определить истинную близость нашего родства, требуются перо и бумага для подсчетов.
— Я знала, что вы родичи, но не предполагала, что настолько близкие.
— Да, между нами связи тесные и перепутанные. И я уже давно подозреваю, что все эти одновременно случившиеся трагедии каким-то образом связаны между собой.
— Я знаю, что тетушка умерла, пока я болел, — медленно проговорил Ингри, — но до сих пор не догадывался, что ее смерть последовала так быстро за смертью моего отца. Никто со мной об этом не говорил. Я предположил, что ее свело в могилу горе или одно из тех загадочных недомоганий, что случаются у стареющих женщин.
— Нет. Это был несчастный случай. И произошедший в очень странный момент.
Ингри поколебался.
— Если говорить о связях… Ты видел волшебника, который поселил в тебе дух зверя? Может быть, и в твоем случае это был Камрил?
Венсел покачал головой.
— Что бы ни сделали со мной, это случилось, когда я спал. И если ты думаешь, что пробуждение мое было приятным…
— Ты не заболел и не впал в беспамятство?
— По-видимому, не столь сильно, как ты. С тобой явно что-то пошло не так… я хочу сказать, не считая того ужаса, который обрушился на тебя из-за случившегося с твоим отцом.
— Почему ты никогда ничего мне не говорил? Мое несчастье не было секретом. Как жаль, что я тогда не знал, что не одинок!
— Ингри, мне тогда было всего тринадцать, и я был перепуган до смерти. Больше всего я боялся, что мое осквернение станет всем известно и со мной начнут делать то же, что делали с тобой. Я знал, что не выживу. Я никогда не был таким сильным, как ты. От одной мысли о пытках, которым подвергали тебя, я чувствовал себя больным. Моей единственной надеждой было молчание. А к тому времени, когда мне стало ясно, что рассудка я не лишусь, и мужество начало возвращаться ко мне, ты уже уехал, отправился в изгнание, высланный своим перепуганным дядей. Как же я мог с тобой связаться? Послать письмо? Его наверняка перехватили бы и прочли. — Венсел глубоко вздохнул и заговорил уже более твердым голосом: — Как странно теперь обнаружить, что мы связаны подобным образом. Нас могут сжечь всех вместе, привязав к одному столбу.
— Меня не сожгут, — возразил Ингри и выругал себя за предательскую дрожь в голосе. — Храм меня помиловал.
— Власти, которые даровали такую милость, могут и лишить ее, — мрачно сказал Венсел. — И все равно остаемся Йяда и я. Нас ждет не объятие, лицом к лицу, чего боялась моя жена, а своего рода священный союз спиной к спине.
Эти слова не заставили Йяду поморщиться, но на Венсела она посмотрела с новым напряженным интересом, сведя брови. Возможно, она заново оценивала человека, которого, как ей казалось, знает и который оказался совершенным незнакомцем.
«Как и для меня…»
Взгляд Венсела переместился на перевязанные руки Ингри.
— Что случилось с твоими руками?
— Споткнулся о стол и порезался ножом, — ответил Ингри как можно более равнодушно. Краем глаза он заметил, как Йяда с любопытством взглянула на него, и взмолился в душе, чтобы она не вздумала сообщить подробности происшествия. Пока, во всяком случае, Венселу об этом знать рано.
Вместо этого Йяда спросила:
— Что собой представляет ваше животное? Вы знаете?
Венсел пожал плечами.
— Я всегда считал, что это конь. Мне кажется, такое предположение соответствует обстоятельствам, какими бы странными они ни были. — Венсел задумчиво вздохнул, и его холодные голубые глаза оглядели Йяду и Ингри. — В Вилде уже много столетий не было воинов, в которых жили бы духи животных, за исключением, может быть, немногих отшельников в лесной чаще. А теперь имеется трое таких — и даже не в одном поколении, а в одной комнате. Мы с Ингри, как я давно подозреваю, связаны друг с другом, но вы, леди Йяда… Я не понимаю. Вы не вписываетесь в картину. Я очень хотел бы, Ингри, чтобы ты занялся поисками того таинственного волшебника. По крайней мере охота на столь важного свидетеля могла бы отсрочить суд над леди Йядой.
— Это было бы очень кстати, — с готовностью согласился Ингри.
Венсел с беспокойством оглядел комнату.
— Мы теперь в руках друг у друга. Я полагал, что ты верно хранишь мою тайну, Ингри, но, как выяснилось, ты просто о ней ничего не знал. Я так долго боролся со своим несчастьем в одиночку, что мне трудно научиться доверять другим.
Ингри с кислым видом кивнул.
Венсел расправил плечи, поморщившись, как будто они болели от напряжения.
— Что ж, мне нужно подкрепиться, а потом помолиться у останков моего родича-принца. Кстати, как сохраняется его тело?
— Оно засыпано солью, — ответил Ингри. — В замке оказался большой запас — для засолки дичи.
Слабая улыбка осветила лицо Венсела.
— Как же откровенно ты выражаешься!
— Я не приказывал освежевать его и выпотрошить, так что результат окажется не очень хорошим.
— Ну, тогда удачно, что погода прохладная. Однако все равно нам лучше поторопиться. — Венсел вздохнул, оперся ладонями о стол и устало поднялся на ноги. На мгновение Ингри ощутил таящуюся в нем тьму, потом перед ним снова оказался просто измученный молодой человек, на которого так рано легла опасная ноша. — Потом поговорим еще.
Граф вышел на крыльцо, и его гвардейцы вскочили на ноги, готовые сопровождать его в храм. Прежде чем покинуть зал гостиницы, Ингри коснулся руки Йяды, и девушка повернула к нему напряженное лицо.
— Как вы считаете, что за животное обитает в Венселе? — спросил он, понизив голос.
— Говоря словами просвещенной Халланы, — прошептала Йяда в ответ, — если в нем живет жеребец, то я — королева Дартаки. — Йяда прямо посмотрела в глаза Ингри. — Ваш волк не очень похож на обычного волка, и его жеребец — на обычного жеребца. Но одно я скажу вам, Ингри: они очень похожи друг на друга.
Глава 8
Неоспоримость этого довода заставила Ингри поморщиться.
— Сомневаюсь, что я остался бы в живых и в здравом уме, случись мне спугнуть волшебника.
— С этим можно поспорить, — возразил Венсел. — И уж ты-то должен был бы знать, кого следует искать.
Может быть, заклятие притупило ум Ингри? Или виновато всего лишь его собственное отвращение к порученному делу? Ингри откинулся на стуле и, не имея возможности отразить эту атаку, решил попробовать напасть с другого фланга:
— А с каким волшебником столкнулся ты? И давно ли?
Светлые брови Венсела поползли вверх.
— Разве ты не догадываешься?
— Нет. Я не чувствовал твоей… особенности ни у Хетвара, ни на награждении Биаста, когда мы с тобой виделись в последний раз.
— Правда? Я не был уверен, то ли мне удалось скрыть от тебя свою беду, то ли ты просто решил проявить сдержанность. Во всяком случае, я был тебе благодарен.
— Я ничего не почувствовал. — Ингри едва не добавил: «Мой волк был тогда связан», однако это означало бы признание в том, что теперь волк на свободе, а Ингри вовсе не был уверен в том, насколько может доверять Венселу.
— Приятно слышать. Ну, со мной это случилось примерно тогда же, когда и с тобой, если желаешь знать. Когда умер твой отец… или, может быть, я должен сказать: когда умерла моя мать. — Заметив вопросительный взгляд Йяды, Венсел пояснил: — Моя мать была сестрой отца Ингри. В результате я мог бы оказаться наполовину Волфклифом, если бы не все девицы из рода Хорсривер, становившиеся женами Волфклифов. Чтобы определить истинную близость нашего родства, требуются перо и бумага для подсчетов.
— Я знала, что вы родичи, но не предполагала, что настолько близкие.
— Да, между нами связи тесные и перепутанные. И я уже давно подозреваю, что все эти одновременно случившиеся трагедии каким-то образом связаны между собой.
— Я знаю, что тетушка умерла, пока я болел, — медленно проговорил Ингри, — но до сих пор не догадывался, что ее смерть последовала так быстро за смертью моего отца. Никто со мной об этом не говорил. Я предположил, что ее свело в могилу горе или одно из тех загадочных недомоганий, что случаются у стареющих женщин.
— Нет. Это был несчастный случай. И произошедший в очень странный момент.
Ингри поколебался.
— Если говорить о связях… Ты видел волшебника, который поселил в тебе дух зверя? Может быть, и в твоем случае это был Камрил?
Венсел покачал головой.
— Что бы ни сделали со мной, это случилось, когда я спал. И если ты думаешь, что пробуждение мое было приятным…
— Ты не заболел и не впал в беспамятство?
— По-видимому, не столь сильно, как ты. С тобой явно что-то пошло не так… я хочу сказать, не считая того ужаса, который обрушился на тебя из-за случившегося с твоим отцом.
— Почему ты никогда ничего мне не говорил? Мое несчастье не было секретом. Как жаль, что я тогда не знал, что не одинок!
— Ингри, мне тогда было всего тринадцать, и я был перепуган до смерти. Больше всего я боялся, что мое осквернение станет всем известно и со мной начнут делать то же, что делали с тобой. Я знал, что не выживу. Я никогда не был таким сильным, как ты. От одной мысли о пытках, которым подвергали тебя, я чувствовал себя больным. Моей единственной надеждой было молчание. А к тому времени, когда мне стало ясно, что рассудка я не лишусь, и мужество начало возвращаться ко мне, ты уже уехал, отправился в изгнание, высланный своим перепуганным дядей. Как же я мог с тобой связаться? Послать письмо? Его наверняка перехватили бы и прочли. — Венсел глубоко вздохнул и заговорил уже более твердым голосом: — Как странно теперь обнаружить, что мы связаны подобным образом. Нас могут сжечь всех вместе, привязав к одному столбу.
— Меня не сожгут, — возразил Ингри и выругал себя за предательскую дрожь в голосе. — Храм меня помиловал.
— Власти, которые даровали такую милость, могут и лишить ее, — мрачно сказал Венсел. — И все равно остаемся Йяда и я. Нас ждет не объятие, лицом к лицу, чего боялась моя жена, а своего рода священный союз спиной к спине.
Эти слова не заставили Йяду поморщиться, но на Венсела она посмотрела с новым напряженным интересом, сведя брови. Возможно, она заново оценивала человека, которого, как ей казалось, знает и который оказался совершенным незнакомцем.
«Как и для меня…»
Взгляд Венсела переместился на перевязанные руки Ингри.
— Что случилось с твоими руками?
— Споткнулся о стол и порезался ножом, — ответил Ингри как можно более равнодушно. Краем глаза он заметил, как Йяда с любопытством взглянула на него, и взмолился в душе, чтобы она не вздумала сообщить подробности происшествия. Пока, во всяком случае, Венселу об этом знать рано.
Вместо этого Йяда спросила:
— Что собой представляет ваше животное? Вы знаете?
Венсел пожал плечами.
— Я всегда считал, что это конь. Мне кажется, такое предположение соответствует обстоятельствам, какими бы странными они ни были. — Венсел задумчиво вздохнул, и его холодные голубые глаза оглядели Йяду и Ингри. — В Вилде уже много столетий не было воинов, в которых жили бы духи животных, за исключением, может быть, немногих отшельников в лесной чаще. А теперь имеется трое таких — и даже не в одном поколении, а в одной комнате. Мы с Ингри, как я давно подозреваю, связаны друг с другом, но вы, леди Йяда… Я не понимаю. Вы не вписываетесь в картину. Я очень хотел бы, Ингри, чтобы ты занялся поисками того таинственного волшебника. По крайней мере охота на столь важного свидетеля могла бы отсрочить суд над леди Йядой.
— Это было бы очень кстати, — с готовностью согласился Ингри.
Венсел с беспокойством оглядел комнату.
— Мы теперь в руках друг у друга. Я полагал, что ты верно хранишь мою тайну, Ингри, но, как выяснилось, ты просто о ней ничего не знал. Я так долго боролся со своим несчастьем в одиночку, что мне трудно научиться доверять другим.
Ингри с кислым видом кивнул.
Венсел расправил плечи, поморщившись, как будто они болели от напряжения.
— Что ж, мне нужно подкрепиться, а потом помолиться у останков моего родича-принца. Кстати, как сохраняется его тело?
— Оно засыпано солью, — ответил Ингри. — В замке оказался большой запас — для засолки дичи.
Слабая улыбка осветила лицо Венсела.
— Как же откровенно ты выражаешься!
— Я не приказывал освежевать его и выпотрошить, так что результат окажется не очень хорошим.
— Ну, тогда удачно, что погода прохладная. Однако все равно нам лучше поторопиться. — Венсел вздохнул, оперся ладонями о стол и устало поднялся на ноги. На мгновение Ингри ощутил таящуюся в нем тьму, потом перед ним снова оказался просто измученный молодой человек, на которого так рано легла опасная ноша. — Потом поговорим еще.
Граф вышел на крыльцо, и его гвардейцы вскочили на ноги, готовые сопровождать его в храм. Прежде чем покинуть зал гостиницы, Ингри коснулся руки Йяды, и девушка повернула к нему напряженное лицо.
— Как вы считаете, что за животное обитает в Венселе? — спросил он, понизив голос.
— Говоря словами просвещенной Халланы, — прошептала Йяда в ответ, — если в нем живет жеребец, то я — королева Дартаки. — Йяда прямо посмотрела в глаза Ингри. — Ваш волк не очень похож на обычного волка, и его жеребец — на обычного жеребца. Но одно я скажу вам, Ингри: они очень похожи друг на друга.
Глава 8
Ингри поднялся к себе, чтобы упаковать седельные сумки, потом решил найти Геску. Вещи лейтенанта исчезли из угла в зале, где раньше лежали, и Ингри двинулся по грязной центральной улице — больше похожей на деревенскую, чем на городскую, по его мнению, — в сторону маленького бревенчатого храма, где рассчитывал обнаружить Геску. Ингри раздумывал, в какой из полудюжины конюшен, используемых для коней отряда, искать лейтенанта, если его не окажется в храме, но это оказалось ненужным: Геска стоял под портиком и разговаривал с графом Хорсривером — может быть, выслушивал его распоряжения.
Геска оглянулся, услышав шаги Ингри, смутился и умолк; Венсел просто кивнул кузену.
— Ингри, — спросил Венсел, — где рыцарь Улькра и остальная свита Болесо? Остались в замке или следуют за вами?
— Следуют за нами — по крайней мере такое приказание я отдал. Быстро ли они двигаются, я не знаю. Улькра не может ожидать теплого приема в столице.
— Не важно. К тому времени, когда у меня появится время заняться ими, они, несомненно, уже будут здесь. — Венсел вздохнул. — Моим коням требуется отдых. Распорядись, пожалуйста, об отъезде в полдень. Так мы доберемся до Оксмида до темноты.
— Как угодно, милорд, — поклонился Ингри и кивком указал на ворота неловко ежащемуся Геске. Венсел коротким взмахом руки попрощался с ними и вошел в храм.
— И что же граф Хорсривер пожелал тебе сказать? — тихо поинтересовался Ингри, когда они с Геской вышли на улицу.
— Ну, жизнерадостным его не назовешь… Страшно подумать, какую жизнь он устроил бы нам, если бы и в самом деле испытывал симпатию к своему зятю. Одно ясно: вся эта история ему не нравится.
— Это я уже понял.
— И все-таки этот молодой человек многого стоит, несмотря на свою внешность. Я так подумал еще на его свадьбе с принцессой Фарой.
— Как это?
— Э-э… Да ничего такого особенного он не делал… Он просто никогда…
— Что никогда?
Геска задумчиво поджал губы.
— Ну… трудно сказать. Он никогда ни в чем не ошибался, не нервничал, не опаздывал и не приходил раньше времени… никогда не бывал пьян. Такое трудно не заметить. Внушительный, вот как я его назвал бы. Кое в чем он напоминает мне вас… в тех случаях, когда требуются мозги, а не мускулы. — Геска поколебался и предусмотрительно решил не продолжать сравнений, чтобы окончательно не завязнуть в трясине.
— Мы с ним кузены, — равнодушно бросил Ингри.
— Конечно, милорд. — Геска искоса взглянул на Ингри. — Граф очень заинтересовался визитом просвещенной Халланы.
Ингри поморщился.
«Что ж, это было неизбежно».
Несомненно, он еще услышит от Венсела множество вопросов по поводу событий в Реддайке.
В храме Миддлтауна служил всего лишь молодой аколит который впал в панику при появлении траурного кортежа — о такой чести для своего храма он узнал всего за полдня. Однако ради каких бы церемоний ни прибыл фаф Хорсривер, было ясно, что они начнутся не здесь. Отряд выступил в путь ровно в полдень; Венсел распоряжался с такой мрачной целеустремленностью, какой Ингри даже в самом скверном настроении не смог бы достигнуть. Он мысленно поаплодировал кузену и оставил бледному аколиту достаточно увесистый кошелек, чтобы утешить его.
Миддлтаун еще не успел скрыться за поворотом дороги, когда Венсел придержал своего гнедого, поравнялся с Ингри и буркнул:
— Проедем вперед. Я хочу поговорить с тобой.
— Хорошо. — Ингри пустил своего коня галопом, ободряюще кивнув Йяде, которая ехала рядом с повозкой. Венсел удостоил девушку лишь загадочным взглядом.
Когда расстояние между всадниками и кортежем стало достаточным, чтобы никто не мог подслушать разговора, Венсел повернулся в седле, но спросил только:
— Где ты нашел эту телегу для перевозки бочек с пивом?
— В Ридмере.
— Ха… По крайней мере эта часть похорон будет соответствовать вкусу бедняги Болесо. Украшенный серебром королевский катафалк едет из Истхома и будет ждать в Оксмиде. Надеюсь, ни один мост по дороге под ним не обвалится.
— Действительно… — Ингри постарался сдержать неуместную улыбку.
— Моя свита должна обеспечить мне в Оксмеде удобное размещение. И тебе тоже, если пожелаешь. Советую тебе воспользоваться этой возможностью. В городе нельзя будет найти пристанище ни за какие деньги, как только туда прибудет двор.
— Спасибо, — искренне поблагодарил кузена Ингри. Ему случалось слышать о дуэлях между отчаявшимися придворными за обладание сеновалом, когда во время королевских путешествий свите оказывалось негде разместиться. Уж Венселу-то достанется самое лучшее помещение.
— Расскажи мне об этой просвещенной Халлане, Ингри, — отрывисто бросил Венсел.
Что ж, по крайней мере он не стал упрекать Ингри в том, что тот не упомянул о волшебнице раньше. Ингри, впрочем, усомнился: следует ли ему испытывать облегчение по этому поводу…
— Я счел ее именно той, кем она назвалась: приятельницей леди Йяды, знавшей ее с детства. Она была целительницей в крепости ордена Сына на западной границе в то время, когда крепостью командовал отец леди Йяды, лорд-дедикат.
— Я слышал о лорде ди Кастосе, да. Йяда говорила о нем. Однако меня беспокоит странное совпадение. Волшебник, имевший какое-то отношение к неожиданной проблеме леди Йяды, исчезает из замка, и всего через несколько дней волшебник — или волшебница, также связанная с леди Йядой, посещает ее в Реддайке. Так два это разных волшебника или один и тот же?
Ингри покачал головой.
— Не могу себе представить, как просвещенная Халлана могла бы тайно пробраться в замок Болесо. Уж незаметной ее никак нельзя назвать. Халлана на последних неделях беременности, что, кстати, налагает большие ограничения на использование ею демона. Ради безопасности она живет в отшельнической келье в Сатлифе. Признаю, мое доказательство косвенное, но я уверен: Болесо по уши погряз в своих ужасных экспериментах, когда полгода назад убил слугу. Это означает, что его подручный-волшебник должен был тогда находиться в Истхоме или где-то поблизости.
Венсел с сомнением нахмурил брови.
— Принимать правду за ложь такая же ошибка, как принимать ложь за правду, — продолжал Ингри. — Жрица с двойным посвящением — женщина в высшей степени необычная, но невозможно поверить, чтобы она была на побегушках у Болесо. Ей это не подходит, хотя бы потому, что она совсем не глупа.
Венсел склонил голову, обдумывая услышанное.
— Не была ли она тогда тем кукольником, который управлял марионеткой-Болесо?
— Менее невероятно, — неохотно признал Ингри, — но все равно… нет.
Венсел вздохнул.
— Тогда попробуем упростить дело. Мы и имеем двух разных волшебников, но не связаны ли они между собой? Не могли пособник Болесо после несчастья бежать к Халлане? Не сообщники ли эти двое?
Такая мысль смутила Ингри. Он неожиданно вспомнил, что предположение — ложный след? — будто заклятие было наложено на него в Истхоме, исходило от Халланы.
— По времени такое, пожалуй, было возможно.
Венсел печально хмыкнул, глядя вперед между ушами своего коня.
— Насколько мне известно, просвещенная жрица написала письмо. Ты с ним уже ознакомился?
«Будь ты проклят, Геска!»
И будь проклята сплетница-дуэнья. Многое ли еще известно Венселу?
— Оно было передано не мне. Халлана вручила его леди Йяде. Запечатанным.
Венсел отмахнулся от этого возражения:
— Не сомневаюсь, что тебя обучили, как преодолевать подобные преграды.
— Конечно — когда дело касается обычных писем. Тут же речь идет о послании храмовой волшебницы. И думать не хочется о том, что могло бы случиться с письмом — или со мной — при попытке его вскрыть. Может быть, вспыхнуло бы пламя. — Ингри предоставил Венселу самому решать, имеет ли он в виду, что сгорело бы — письмо или он сам. — И я не уверен, что передавать письмо Хетвару безопасно. По крайней мере будет нужно, чтобы вскрывал его храмовый волшебник. Только даже хранителю королевской печати может оказаться нелегко заставить жреца вскрыть письмо, адресованное главе его собственного ордена.
— Тогда придется использовать незаконного волшебника. — Заметив кислый взгляд Ингри, Венсел пробормотал: — Ты должен признать, что Хетвар, если пожелает, сможет найти такого.
— Начни мы бесконечно множить гипотетических волшебников, как бы не пришлось подвешивать их к банкам потолка, как окорока, чтобы все поместились. — И все-таки, с горечью напомнил себе Ингри, странное заклятие, наложенное на него, так и оставалось необъясненным.
Венсел коротко и невесело кивнул, потом, после короткого молчания, сказал:
— Ну, если говорить об окороках и о том, как их нарезают… Не то чтобы ты, кузен, так уж хорошо лгал — просто никто не решается уличить тебя во лжи. Возможно, это обстоятельство создало у тебя преувеличенное представление о собственной изворотливости. — Голос Венсела зазвучал более жестко. — Что на самом деле случилось, когда вы заперлись в той комнате?
— Если бы было что-то, о чем я обязан доложить, мой долг — доложить первым делом лорду Хетвару.
Брови Венсела поползли вверх.
— Вот как? Первым делом? И все-таки… ничего? Я видел твои отчеты Хетвару. Количество не упомянутых в них событий впечатляет. Леопарды. Волшебницы. Странные ссоры. Падение в реку. Твой романтичный лейтенант Геска даже утверждает, будто ты влюбился — о чем тоже нет ни слова в твоих письмах, хотя это я и мог бы понять.
Ингри вспыхнул.
— Письма могут попасть не по адресу. Или оказаться прочитанными глазами врага. — Ингри в упор посмотрел на графа.
Венсел открыл и закрыл рот. Некоторое время ему пришлось заниматься только своим конем — на дороге оказалась глубокая лужа. Когда ее удалось объехать и кузены снова поскакали стремя к стремени, Венсел сказал:
— Прости, если я кажусь тебе излишне обеспокоенным. Я могу очень многое потерять.
С фальшивой жизнерадостностью Ингри ответил:
— Ну а я, со своей стороны, уже все потерял, граф-выборщик.
Венсел прижал руку к сердцу, признавая поражение, но тихо добавил:
— Я должен думать и о своей жене.
Теперь настала очередь Ингри смущенно замолчать. То, что брак Венсела был вызван политическими соображениями и до сих пор оставался бесплодным, не означало отсутствия супружеской любви — как с той, так и с другой стороны. Действительно, предательство принцессы Фары по отношению к своей фрейлине говорило о пламенной ревности, которая не могла быть порождена скукой и равнодушием. А дочь священного короля была ценным завоеванием для такого невзрачного молодого человека, как бы знатен он ни был.
— Кроме того, — легкомысленным тоном продолжал Венсел, — быть сожженным заживо — весьма мучительная смерть. Не рекомендую. Думаю, что этот исчезнувший волшебник может оказаться угрозой нам обоим. Он знает многое, чего знать не должен бы. Нам нужно найти его первыми. Если окажется, что он не представляет опасности для нас лично, я буду рад передать его в руки Хетвара.
А если волшебник окажется опасен для него, что тогда намерен предпринять Венсел? И, о Священная Пятерка, как именно?
— Оставляя в стороне вопросы долга, должен сказать, что это не тот арест, совершить который в моих силах — для собственного блага или нет.
— А если бы был в силах? Разве знание тебя не привлекает?
— Ради чего?
— Ради выживания.
— Мне и так удается оставаться в живых.
— Удавалось до сих пор. Однако помилование, дарованное тебе храмом, отчасти зависит и от уверенности в том, что твой волк скован, а он теперь на свободе.
Ингри настороженно взглянул на Венсела.
— Как это?
Губы Венсела скривила слабая улыбка.
— Я мог бы догадаться об этом по одному тому, как ты теперь воспринимаешь меня, но в том нет необходимости: я могу видеть твоего зверя. Он смирно лежит у тебя внутри — по многолетней привычке, — однако ничто не сдерживает и тебе достаточно его позвать… Рано или поздно какой-нибудь проницательный жрец заметит это или ты сам сделаешь ошибку, так что все раскроется. — В тихом голосе Венсела прозвучало напряжение. — Есть альтернативы тому чтобы отсечь себе руку из страха перед собственным кулаком, Ингри.
— Откуда тебе знать?
На этот раз Венсел колебался дольше.
— В замке Хорсривер замечательная библиотека, — уклончиво ответил он наконец. — Некоторые из моих предков собирали предания, а один был знаменитым ученым. В замке хранятся документы, которых, я уверен, нет больше нигде; среди них есть и такие, что были написаны сотни лет назад. Записи, которые жрецы Аудара без колебаний сожгли бы. Там есть совершенно поразительные свидетельства очевидцев, как-нибудь я тебе расскажу парочку исторических анекдотов… В общем, вещи достаточно захватывающие, чтобы побудить к чтению даже не слишком любознательного подростка… а потом, как оказалось, совершенно необходимые ему для того, чтобы выжить. — Венсел посмотрел Ингри в глаза. — Ты ответил на свое так называемое осквернение тем, что бежал прочь от любого знания. Я ответил на свое тем, что кинулся искать знания. Как ты полагаешь, кто из нас теперь лучше ориентируется в ситуации?
Ингри сделал долгий выдох.
— Ты даешь мне много пищи для размышлений, Венсел.
— Ну так размышляй! Только на этот раз не отворачивайся от понимания, умоляю тебя. Не поворачивайся ко мне спиной, — добавил он тихо.
«Вот уж ни за что! Я просто не рискну».
Ингри кивнул Венселу, стараясь не выдать своих мыслей.
Кортеж достиг каменистого брода; к счастью, поток оказался не таким бурным, как тот, что пришлось пересекать три дня назад, но все-таки Ингри все внимание обратил на то, чтобы переправа прошла благополучно. Еще через милю повозка с гробом едва не завязла в грязи, а потом конь одного из гвардейцев охромел, потеряв подкову. На привале, устроенном, чтобы напоить лошадей, двое из приближенных Болесо устроили драку — ссора между ними тлела уже давно, а теперь разгорелась ярким пламенем. Обычная угроза Ингри едва не оказалась бесполезной; когда драчунов растащили, Ингри отвернулся, побледнев от беспокойства (которое, к счастью, все приняли за гнев): в следующий раз ведь может случиться, что угрозы окажется недостаточно, и он будет вынужден действовать…
Ингри снова сел в седло, стараясь не показать, как встревожен. Невозможно было отрицать: Венсел погрузил его разум в хаос. От странного разговора с графом у Ингри осталось тревожное ощущение: они фехтуют в темноте, нанося удары наугад. Оба они открывали опасные секреты, делали обманные финты и парировали выпады… но на равных ли?
«Мне кажется, Венсел скрывает больше…»
Но ради справедливости нужно признать, что он вроде бы и открыл больше.
Раньше Ингри думал, что тревога по поводу наложенного на него заклятия — его самая неотложная проблема. Мысль о том, что известные Венселу легенды могут содержать ключ к этой тайне, вдвойне взволновала Ингри. Могло оказаться, что у него появился союзник. Однако в равной мере было возможно, что он обнаружил своего неизвестного врага. И как получается, что Венсел смотрит на незаконных волшебников как на мелкую неприятность, с которой ничего не стоит справиться? Ингри бросил взгляд на графа, который ехал во главе кортежа; тот допрашивал теперь одного из охранников Болесо, но до Ингри не доносилось ни слова. Солдат был крупным парнем, но сейчас съежился, словно стараясь сделаться меньше. Венсел разбросал множество приманок, но все же не новые тайны так занимали Ингри, захватывали и заставляли дрожать…
«Что известно Венселу о моем отце и своей матери, о чем я не знаю?»
Оксмид был больше Реддайка, но в его большом каменном храме покойного принца ожидали лишь весьма умеренные церемонии: весь город был охвачен лихорадочными приготовлениями к ожидавшимся на следующий день торжественным событиям. Ингри с огромным облегчением передал попечение о траурной процессии Венселу, который, в свою очередь, привлек к делу своего распорядительного сенешаля, многочисленную свиту и толпу жрецов из храма. Принцесса Фара и ее дамы, как с радостью узнал Ингри, не выехали навстречу кортежу, а ожидали его прибытия в столице. Сумерки еще не сгустились, когда Ингри и гвардейцы хранителя печати вместе с пленницей покинули храм и следом за Венселом по извилистым улицам направились к отведенному им дому.
Выехав на многолюдную площадь, Венсел придержал коня, и Ингри тоже натянул поводья. Рынок на площади торговал допоздна, снабжая всем необходимым придворных и их слуг, уже начавших съезжаться для участия в конечном этапе последнего путешествия Болесо. Ингри не сразу понял, что привлекло внимание Венсела, но потом проследил за взглядом графа: на углу среди толчеи играл скрипач, положив у ног потрепанную шляпу. Он явно был более искусен, чем большинство бродячих музыкантов, и извлекал из своего инсфумента странную печальную мелодию, растворявшуюся в золотом вечернем воздухе.
После паузы Венсел заметил:
— Это очень старинный напев. Интересно, знает ли он, насколько старинный? И он играет… почти правильно.
Венсел не поворачивался к своим спутникам, пока скрипка не умолкла. Когда Ингри смог увидеть его лицо, он удивился странному выражению — напряженному, но лишенному гнева или страха; казалось, Венсел едва сдерживает слезы, скорбя по какой-то невосполнимой потере. Через мгновение Венсел прогнал с лица непонятное выражение и поехал дальше, не оглянувшись на скрипача и не послав никого бросить монету в его шляпу, хотя музыкант с надеждой смотрел в сторону знатных всадников.
Геска оглянулся, услышав шаги Ингри, смутился и умолк; Венсел просто кивнул кузену.
— Ингри, — спросил Венсел, — где рыцарь Улькра и остальная свита Болесо? Остались в замке или следуют за вами?
— Следуют за нами — по крайней мере такое приказание я отдал. Быстро ли они двигаются, я не знаю. Улькра не может ожидать теплого приема в столице.
— Не важно. К тому времени, когда у меня появится время заняться ими, они, несомненно, уже будут здесь. — Венсел вздохнул. — Моим коням требуется отдых. Распорядись, пожалуйста, об отъезде в полдень. Так мы доберемся до Оксмида до темноты.
— Как угодно, милорд, — поклонился Ингри и кивком указал на ворота неловко ежащемуся Геске. Венсел коротким взмахом руки попрощался с ними и вошел в храм.
— И что же граф Хорсривер пожелал тебе сказать? — тихо поинтересовался Ингри, когда они с Геской вышли на улицу.
— Ну, жизнерадостным его не назовешь… Страшно подумать, какую жизнь он устроил бы нам, если бы и в самом деле испытывал симпатию к своему зятю. Одно ясно: вся эта история ему не нравится.
— Это я уже понял.
— И все-таки этот молодой человек многого стоит, несмотря на свою внешность. Я так подумал еще на его свадьбе с принцессой Фарой.
— Как это?
— Э-э… Да ничего такого особенного он не делал… Он просто никогда…
— Что никогда?
Геска задумчиво поджал губы.
— Ну… трудно сказать. Он никогда ни в чем не ошибался, не нервничал, не опаздывал и не приходил раньше времени… никогда не бывал пьян. Такое трудно не заметить. Внушительный, вот как я его назвал бы. Кое в чем он напоминает мне вас… в тех случаях, когда требуются мозги, а не мускулы. — Геска поколебался и предусмотрительно решил не продолжать сравнений, чтобы окончательно не завязнуть в трясине.
— Мы с ним кузены, — равнодушно бросил Ингри.
— Конечно, милорд. — Геска искоса взглянул на Ингри. — Граф очень заинтересовался визитом просвещенной Халланы.
Ингри поморщился.
«Что ж, это было неизбежно».
Несомненно, он еще услышит от Венсела множество вопросов по поводу событий в Реддайке.
В храме Миддлтауна служил всего лишь молодой аколит который впал в панику при появлении траурного кортежа — о такой чести для своего храма он узнал всего за полдня. Однако ради каких бы церемоний ни прибыл фаф Хорсривер, было ясно, что они начнутся не здесь. Отряд выступил в путь ровно в полдень; Венсел распоряжался с такой мрачной целеустремленностью, какой Ингри даже в самом скверном настроении не смог бы достигнуть. Он мысленно поаплодировал кузену и оставил бледному аколиту достаточно увесистый кошелек, чтобы утешить его.
Миддлтаун еще не успел скрыться за поворотом дороги, когда Венсел придержал своего гнедого, поравнялся с Ингри и буркнул:
— Проедем вперед. Я хочу поговорить с тобой.
— Хорошо. — Ингри пустил своего коня галопом, ободряюще кивнув Йяде, которая ехала рядом с повозкой. Венсел удостоил девушку лишь загадочным взглядом.
Когда расстояние между всадниками и кортежем стало достаточным, чтобы никто не мог подслушать разговора, Венсел повернулся в седле, но спросил только:
— Где ты нашел эту телегу для перевозки бочек с пивом?
— В Ридмере.
— Ха… По крайней мере эта часть похорон будет соответствовать вкусу бедняги Болесо. Украшенный серебром королевский катафалк едет из Истхома и будет ждать в Оксмиде. Надеюсь, ни один мост по дороге под ним не обвалится.
— Действительно… — Ингри постарался сдержать неуместную улыбку.
— Моя свита должна обеспечить мне в Оксмеде удобное размещение. И тебе тоже, если пожелаешь. Советую тебе воспользоваться этой возможностью. В городе нельзя будет найти пристанище ни за какие деньги, как только туда прибудет двор.
— Спасибо, — искренне поблагодарил кузена Ингри. Ему случалось слышать о дуэлях между отчаявшимися придворными за обладание сеновалом, когда во время королевских путешествий свите оказывалось негде разместиться. Уж Венселу-то достанется самое лучшее помещение.
— Расскажи мне об этой просвещенной Халлане, Ингри, — отрывисто бросил Венсел.
Что ж, по крайней мере он не стал упрекать Ингри в том, что тот не упомянул о волшебнице раньше. Ингри, впрочем, усомнился: следует ли ему испытывать облегчение по этому поводу…
— Я счел ее именно той, кем она назвалась: приятельницей леди Йяды, знавшей ее с детства. Она была целительницей в крепости ордена Сына на западной границе в то время, когда крепостью командовал отец леди Йяды, лорд-дедикат.
— Я слышал о лорде ди Кастосе, да. Йяда говорила о нем. Однако меня беспокоит странное совпадение. Волшебник, имевший какое-то отношение к неожиданной проблеме леди Йяды, исчезает из замка, и всего через несколько дней волшебник — или волшебница, также связанная с леди Йядой, посещает ее в Реддайке. Так два это разных волшебника или один и тот же?
Ингри покачал головой.
— Не могу себе представить, как просвещенная Халлана могла бы тайно пробраться в замок Болесо. Уж незаметной ее никак нельзя назвать. Халлана на последних неделях беременности, что, кстати, налагает большие ограничения на использование ею демона. Ради безопасности она живет в отшельнической келье в Сатлифе. Признаю, мое доказательство косвенное, но я уверен: Болесо по уши погряз в своих ужасных экспериментах, когда полгода назад убил слугу. Это означает, что его подручный-волшебник должен был тогда находиться в Истхоме или где-то поблизости.
Венсел с сомнением нахмурил брови.
— Принимать правду за ложь такая же ошибка, как принимать ложь за правду, — продолжал Ингри. — Жрица с двойным посвящением — женщина в высшей степени необычная, но невозможно поверить, чтобы она была на побегушках у Болесо. Ей это не подходит, хотя бы потому, что она совсем не глупа.
Венсел склонил голову, обдумывая услышанное.
— Не была ли она тогда тем кукольником, который управлял марионеткой-Болесо?
— Менее невероятно, — неохотно признал Ингри, — но все равно… нет.
Венсел вздохнул.
— Тогда попробуем упростить дело. Мы и имеем двух разных волшебников, но не связаны ли они между собой? Не могли пособник Болесо после несчастья бежать к Халлане? Не сообщники ли эти двое?
Такая мысль смутила Ингри. Он неожиданно вспомнил, что предположение — ложный след? — будто заклятие было наложено на него в Истхоме, исходило от Халланы.
— По времени такое, пожалуй, было возможно.
Венсел печально хмыкнул, глядя вперед между ушами своего коня.
— Насколько мне известно, просвещенная жрица написала письмо. Ты с ним уже ознакомился?
«Будь ты проклят, Геска!»
И будь проклята сплетница-дуэнья. Многое ли еще известно Венселу?
— Оно было передано не мне. Халлана вручила его леди Йяде. Запечатанным.
Венсел отмахнулся от этого возражения:
— Не сомневаюсь, что тебя обучили, как преодолевать подобные преграды.
— Конечно — когда дело касается обычных писем. Тут же речь идет о послании храмовой волшебницы. И думать не хочется о том, что могло бы случиться с письмом — или со мной — при попытке его вскрыть. Может быть, вспыхнуло бы пламя. — Ингри предоставил Венселу самому решать, имеет ли он в виду, что сгорело бы — письмо или он сам. — И я не уверен, что передавать письмо Хетвару безопасно. По крайней мере будет нужно, чтобы вскрывал его храмовый волшебник. Только даже хранителю королевской печати может оказаться нелегко заставить жреца вскрыть письмо, адресованное главе его собственного ордена.
— Тогда придется использовать незаконного волшебника. — Заметив кислый взгляд Ингри, Венсел пробормотал: — Ты должен признать, что Хетвар, если пожелает, сможет найти такого.
— Начни мы бесконечно множить гипотетических волшебников, как бы не пришлось подвешивать их к банкам потолка, как окорока, чтобы все поместились. — И все-таки, с горечью напомнил себе Ингри, странное заклятие, наложенное на него, так и оставалось необъясненным.
Венсел коротко и невесело кивнул, потом, после короткого молчания, сказал:
— Ну, если говорить об окороках и о том, как их нарезают… Не то чтобы ты, кузен, так уж хорошо лгал — просто никто не решается уличить тебя во лжи. Возможно, это обстоятельство создало у тебя преувеличенное представление о собственной изворотливости. — Голос Венсела зазвучал более жестко. — Что на самом деле случилось, когда вы заперлись в той комнате?
— Если бы было что-то, о чем я обязан доложить, мой долг — доложить первым делом лорду Хетвару.
Брови Венсела поползли вверх.
— Вот как? Первым делом? И все-таки… ничего? Я видел твои отчеты Хетвару. Количество не упомянутых в них событий впечатляет. Леопарды. Волшебницы. Странные ссоры. Падение в реку. Твой романтичный лейтенант Геска даже утверждает, будто ты влюбился — о чем тоже нет ни слова в твоих письмах, хотя это я и мог бы понять.
Ингри вспыхнул.
— Письма могут попасть не по адресу. Или оказаться прочитанными глазами врага. — Ингри в упор посмотрел на графа.
Венсел открыл и закрыл рот. Некоторое время ему пришлось заниматься только своим конем — на дороге оказалась глубокая лужа. Когда ее удалось объехать и кузены снова поскакали стремя к стремени, Венсел сказал:
— Прости, если я кажусь тебе излишне обеспокоенным. Я могу очень многое потерять.
С фальшивой жизнерадостностью Ингри ответил:
— Ну а я, со своей стороны, уже все потерял, граф-выборщик.
Венсел прижал руку к сердцу, признавая поражение, но тихо добавил:
— Я должен думать и о своей жене.
Теперь настала очередь Ингри смущенно замолчать. То, что брак Венсела был вызван политическими соображениями и до сих пор оставался бесплодным, не означало отсутствия супружеской любви — как с той, так и с другой стороны. Действительно, предательство принцессы Фары по отношению к своей фрейлине говорило о пламенной ревности, которая не могла быть порождена скукой и равнодушием. А дочь священного короля была ценным завоеванием для такого невзрачного молодого человека, как бы знатен он ни был.
— Кроме того, — легкомысленным тоном продолжал Венсел, — быть сожженным заживо — весьма мучительная смерть. Не рекомендую. Думаю, что этот исчезнувший волшебник может оказаться угрозой нам обоим. Он знает многое, чего знать не должен бы. Нам нужно найти его первыми. Если окажется, что он не представляет опасности для нас лично, я буду рад передать его в руки Хетвара.
А если волшебник окажется опасен для него, что тогда намерен предпринять Венсел? И, о Священная Пятерка, как именно?
— Оставляя в стороне вопросы долга, должен сказать, что это не тот арест, совершить который в моих силах — для собственного блага или нет.
— А если бы был в силах? Разве знание тебя не привлекает?
— Ради чего?
— Ради выживания.
— Мне и так удается оставаться в живых.
— Удавалось до сих пор. Однако помилование, дарованное тебе храмом, отчасти зависит и от уверенности в том, что твой волк скован, а он теперь на свободе.
Ингри настороженно взглянул на Венсела.
— Как это?
Губы Венсела скривила слабая улыбка.
— Я мог бы догадаться об этом по одному тому, как ты теперь воспринимаешь меня, но в том нет необходимости: я могу видеть твоего зверя. Он смирно лежит у тебя внутри — по многолетней привычке, — однако ничто не сдерживает и тебе достаточно его позвать… Рано или поздно какой-нибудь проницательный жрец заметит это или ты сам сделаешь ошибку, так что все раскроется. — В тихом голосе Венсела прозвучало напряжение. — Есть альтернативы тому чтобы отсечь себе руку из страха перед собственным кулаком, Ингри.
— Откуда тебе знать?
На этот раз Венсел колебался дольше.
— В замке Хорсривер замечательная библиотека, — уклончиво ответил он наконец. — Некоторые из моих предков собирали предания, а один был знаменитым ученым. В замке хранятся документы, которых, я уверен, нет больше нигде; среди них есть и такие, что были написаны сотни лет назад. Записи, которые жрецы Аудара без колебаний сожгли бы. Там есть совершенно поразительные свидетельства очевидцев, как-нибудь я тебе расскажу парочку исторических анекдотов… В общем, вещи достаточно захватывающие, чтобы побудить к чтению даже не слишком любознательного подростка… а потом, как оказалось, совершенно необходимые ему для того, чтобы выжить. — Венсел посмотрел Ингри в глаза. — Ты ответил на свое так называемое осквернение тем, что бежал прочь от любого знания. Я ответил на свое тем, что кинулся искать знания. Как ты полагаешь, кто из нас теперь лучше ориентируется в ситуации?
Ингри сделал долгий выдох.
— Ты даешь мне много пищи для размышлений, Венсел.
— Ну так размышляй! Только на этот раз не отворачивайся от понимания, умоляю тебя. Не поворачивайся ко мне спиной, — добавил он тихо.
«Вот уж ни за что! Я просто не рискну».
Ингри кивнул Венселу, стараясь не выдать своих мыслей.
Кортеж достиг каменистого брода; к счастью, поток оказался не таким бурным, как тот, что пришлось пересекать три дня назад, но все-таки Ингри все внимание обратил на то, чтобы переправа прошла благополучно. Еще через милю повозка с гробом едва не завязла в грязи, а потом конь одного из гвардейцев охромел, потеряв подкову. На привале, устроенном, чтобы напоить лошадей, двое из приближенных Болесо устроили драку — ссора между ними тлела уже давно, а теперь разгорелась ярким пламенем. Обычная угроза Ингри едва не оказалась бесполезной; когда драчунов растащили, Ингри отвернулся, побледнев от беспокойства (которое, к счастью, все приняли за гнев): в следующий раз ведь может случиться, что угрозы окажется недостаточно, и он будет вынужден действовать…
Ингри снова сел в седло, стараясь не показать, как встревожен. Невозможно было отрицать: Венсел погрузил его разум в хаос. От странного разговора с графом у Ингри осталось тревожное ощущение: они фехтуют в темноте, нанося удары наугад. Оба они открывали опасные секреты, делали обманные финты и парировали выпады… но на равных ли?
«Мне кажется, Венсел скрывает больше…»
Но ради справедливости нужно признать, что он вроде бы и открыл больше.
Раньше Ингри думал, что тревога по поводу наложенного на него заклятия — его самая неотложная проблема. Мысль о том, что известные Венселу легенды могут содержать ключ к этой тайне, вдвойне взволновала Ингри. Могло оказаться, что у него появился союзник. Однако в равной мере было возможно, что он обнаружил своего неизвестного врага. И как получается, что Венсел смотрит на незаконных волшебников как на мелкую неприятность, с которой ничего не стоит справиться? Ингри бросил взгляд на графа, который ехал во главе кортежа; тот допрашивал теперь одного из охранников Болесо, но до Ингри не доносилось ни слова. Солдат был крупным парнем, но сейчас съежился, словно стараясь сделаться меньше. Венсел разбросал множество приманок, но все же не новые тайны так занимали Ингри, захватывали и заставляли дрожать…
«Что известно Венселу о моем отце и своей матери, о чем я не знаю?»
Оксмид был больше Реддайка, но в его большом каменном храме покойного принца ожидали лишь весьма умеренные церемонии: весь город был охвачен лихорадочными приготовлениями к ожидавшимся на следующий день торжественным событиям. Ингри с огромным облегчением передал попечение о траурной процессии Венселу, который, в свою очередь, привлек к делу своего распорядительного сенешаля, многочисленную свиту и толпу жрецов из храма. Принцесса Фара и ее дамы, как с радостью узнал Ингри, не выехали навстречу кортежу, а ожидали его прибытия в столице. Сумерки еще не сгустились, когда Ингри и гвардейцы хранителя печати вместе с пленницей покинули храм и следом за Венселом по извилистым улицам направились к отведенному им дому.
Выехав на многолюдную площадь, Венсел придержал коня, и Ингри тоже натянул поводья. Рынок на площади торговал допоздна, снабжая всем необходимым придворных и их слуг, уже начавших съезжаться для участия в конечном этапе последнего путешествия Болесо. Ингри не сразу понял, что привлекло внимание Венсела, но потом проследил за взглядом графа: на углу среди толчеи играл скрипач, положив у ног потрепанную шляпу. Он явно был более искусен, чем большинство бродячих музыкантов, и извлекал из своего инсфумента странную печальную мелодию, растворявшуюся в золотом вечернем воздухе.
После паузы Венсел заметил:
— Это очень старинный напев. Интересно, знает ли он, насколько старинный? И он играет… почти правильно.
Венсел не поворачивался к своим спутникам, пока скрипка не умолкла. Когда Ингри смог увидеть его лицо, он удивился странному выражению — напряженному, но лишенному гнева или страха; казалось, Венсел едва сдерживает слезы, скорбя по какой-то невосполнимой потере. Через мгновение Венсел прогнал с лица непонятное выражение и поехал дальше, не оглянувшись на скрипача и не послав никого бросить монету в его шляпу, хотя музыкант с надеждой смотрел в сторону знатных всадников.