Буджолд Лоис. Священная охота

   — Я не понимаю Венсела, — продолжала Йяда, — но эти слова показались мне правдивыми — они словно отдались в глубине моей души. Великий обряд, который даровал воинам силу самой земли Вилда, чтобы они смогли победить. — На лице Йяды отразилась тревога. — Но победить им не удалось, верно? И Вилд, который возник снова, был совсем не тем, который они потеряли. Венсел говорит, что новый Вилд — предательство по отношению к прошлому, хотя я не понимаю почему. Древние воины больше не могли выбирать, каким быть миру.
   В дверь дома кто-то постучал, заставив Ингри недовольно поморщиться. До него донеслись шаги привратника, потом голоса. Слов Ингри разобрать не мог, но, судя по тону, привратник против чего-то возражал. Ингри раздраженно стиснул зубы — таким несвоевременным было это вмешательство.
   «Что еще?»

Глава 15

   Раздался небрежный стук, и дверь тут же распахнулась. Из холла донесся голос привратника:
   — Нет, просвещенный, не смейте туда входить! Лорд-волк приказал…
   Просвещенный Льюко решительно вошел в комнату и закрыл за собой дверь; испуганных причитаний привратника не стало слышно. Жрец был в той же одежде, в которой Ингри видел его утром, — в белой мантии своего ордена, более новой и чистой, чем накануне в рабочей комнате, но по-прежнему лишенной всяких знаков ранга. Скромный и незаметный человечек, в суете Храмового города наверняка почти невидимый… Нельзя было бы утверждать, что Льюко запыхался, но лицо его горело, как если бы жрецу пришлось быстро идти под лучами полуденного солнца. Жрец остановился, чтобы поправить мантию и отдышаться, не отводя от Ингри и Ияды пронзительного тревожного взгляда.
   — Я всего лишь второстепенный святой, — наконец сказал он, осеняя себя знаком Пятерки и задерживая руку на сердце, — но ошибиться в том, что произошло, было невозможно.
   Ингри облизнул губы.
   — Вам известно, сколько еще людей видели… то, что видели вы?
   — Насколько я знаю, из наделенных Взглядом присутствовал только я. — Льюко склонил голову набок. — Вы имеете иные сведения?
   «Венсел».
   Если появление бога было замечено Льюко, Венсел, как казалось Ингри, тоже не мог остаться в неведении.
   — Я неуверен…
   Льюко с подозрением сморщил нос.
   — Ингри… — нерешительно вмешалась в разговор Йяда.
   — Ох… — Ингри вскочил на ноги, чтобы представить священнослужителя Йяде, благодарный за ту передышку, которую дали ему эти формальности. — Леди Йяда, это просвещенный Льюко. Я каждому из вас рассказывал… о другом. Не угодно ли сесть, просвещенный? — Он придвинул третье кресло. — Мы вас ждали.
   — А вот о вас я не могу сказать, чтобы вы вели себя ожидаемо, — ответил Льюко, со вздохом опускаясь в кресло и вытирая с лица пот. — Напротив, с каждым часом вы ведете себя все более неожиданно.
   Уголки губ Ингри дрогнули в ответ на замечание жреца. Он вновь уселся рядом с Йядой.
   — Для меня самого тоже. Я не знал… Я не собирался… Но что именно вы видели? Со своей стороны? — Ингри, конечно, не имел в виду сторону зала и по выражению лица Льюко понял, что пояснять это не нужно.
   Льюко глубоко втянул воздух.
   — Когда животных в первый раз подвели к катафалку принца, я испугался, что результат окажется неясным. Мы всегда стараемся избегать подобных ситуаций: они очень огорчают родственников. А в данном случае вообще могла бы произойти катастрофа… Грумы обычно получают указания поощрить действия своих животных — чтобы не возникло сомнений. Подчеркиваю: поощрить, а не подделать или скрыть. Боюсь, что подобная политика навела некоторых аколитов на неподобающие мысли, что и закончилось вчерашним жульничеством. Мы провели расследование, и все ордена выразили возмущение, когда выяснилось, что это не единственный случай — некоторые наши служители и раньше не могли устоять перед посулами и взятками. Подобные преступления, оставшись безнаказанными, оказываются привлекательным и для слабых душ.
   — Разве они не боялись гнева своих богов? — спросила Йяда.
   — Даже гнев богов нуждается в помощи человека, чтобы проявить себя. — Льюко со значением посмотрел на Ингри. — Если уж говорить о гневе богов, то ваши действия позавчера оказались замечательно эффективными, лорд Ингри. Я еще никогда не видел, чтобы преступление было раскрыто, а виновник покаялся настолько быстро.
   — Счастлив был услужить, — проворчал Ингри и, поколебавшись, добавил: — Сегодня утром это случилось во второй раз. Я за три дня повстречал двух богов. Случай с белым медведем теперь выглядит как прелюдия — тогда, в этом страшном звере, себя явил ваш бог.
   — Так это и должно было быть — чтобы во время похорон случилось чудо.
   — У меня в голове, когда я стоял перед медведем, прозвучал голос…
   Льюко напрягся.
   — Что он сказал? Вы можете вспомнить точно?
   — Едва ли я мог бы забыть! «Как я посмотрю, у звереныша Брата шкурка стала погуще. Это хорошо. Пожалуйста, продолжайте…» И еще он смеялся, — раздраженно сказал Ингри. — Это не очень мне тогда помогло. — Немного успокоившись, Ингри добавил: — Голос меня испугал. Теперь я думаю, что испугался тогда недостаточно.
   Льюко откинулся в кресле и надул губы.
   — Как вы думаете, это ваш бог вселился в медведя? — настойчиво спросил его Ингри.
   — О, — махнул рукой Льюко, — без сомнения. Знаки священного присутствия Бастарда те, кто его знает, узнают безошибочно. Вопли, неразбериха, люди, бегающие кругами, — единственно, чего не хватало, так это пожара, и я даже на минуту подумал, что вы и это обеспечите. — Льюко сочувственно кивнул Ингри. — Ожоги, которые получил аколит, через несколько дней заживут. Он не смеет жаловаться на то, насколько суровым было наказание.
   Йяда удивленно подняла брови. Ингри откашлялся и пробормотал:
   — Ну а сегодня утром явился не ваш бог.
   — Нет. Может быть, это и к счастью. Это был Сын Осени, да? Я заметил лишь какую-то рябь у стены, ощутил Присутствие и увидел вспышку оранжевого света, когда жеребенок наконец подошел к телу Болесо. Увидел, — добавил Льюко, — не глазами, знаете ли.
   — Теперь знаю, — вздохнул Ингри. — Йяда тоже там была. В моем видении.
   Льюко резко повернул голову.
   — Пусть она вам расскажет, — продолжал Ингри. — Это было ее… ее чудо, мне кажется.
   «А вовсе не мое».
   — Вы вдвоем разделили видение? — изумленно спросил Льюко. — Расскажите!
   Йяда кивнула и мгновение оценивающе смотрела на жреца, словно решала, можно ли ему доверять, потом оглянулась на Ингри и начала:
   — Это была для меня полная неожиданность. Я была в этом доме, в своей комнате наверху. На меня вдруг обрушилось странное ощущение, жар, и я почувствовала, что опускаюсь на пол. Моя дуэнья решила, что я упала в обморок, и перетащила меня на постель. В тот первый раз, в Реддайке, я в большей мере осознавала то, что меня на самом деле окружало, но теперь… Я целиком погрузилась в видение. Первое, что я разглядела, был Ингри в своем придворном траурном одеянии — в том, которое на нем сейчас, но раньше я его никогда не видела. — Йяда помолчала, глядя на одежду Ингри, словно хотела добавить что-то еще, но покачала головой и продолжала: — Рядом с ним бежал его волк — огромный, темный, но такой великолепный! Я была соединена цветочной гирляндой с моим леопардом, и он тянул меня вперед. И потом из-за деревьев вышел бог…
   Ровный голос Йяды описывал события именно так, как все происходило с Ингри, хоть и с иной точки зрения. Голос девушки дрогнул только один раз — когда она повторяла слова бога: дословно, насколько помнил Ингри. По-видимому, Йяда испытывала то же, что и он: сказанное богом отпечаталось в памяти буквами неугасимого огня. Ингри отвел глаза, когда Йяда процитировала и его собственные не слишком любезные возражения, и стиснул зубы.
   К концу рассказа в глазах Йяды блеснули слезы.
   — …И Ингри спросил бога, что случится с последним шаманом, раз не останется уже никого, кто мог бы даровать ему очищение, но бог не ответил. Мне показалось, что он этого не знал. — Йяда с трудом сглотнула.
   Льюко оперся локтями о стол и устало потер глаза.
   — Осложнения… — недовольно пробормотал он. — Теперь я понимаю, почему всегда боюсь получать письма от Халланы.
   — Может все это отразиться на участи Йяды, как вы думаете? — спросил Ингри. — Если она даст соответствующие показания? Как идет подготовка к суду? Думаю… можно предположить, что такие новости вы узнаете одним из первых. — Если, конечно, сходство Льюко с Хетваром не ограничивается возрастом и стилем разговора.
   — О да. Сплетни в храме разносятся даже быстрее, чем при дворе, могу поклясться. — Льюко пососал нижнюю губу. — По-моему, орден Отца назначил пятерых судей для предварительного расследования.
   Это была существенная новость: мелкие преступления или те, которые было решено считать таковыми, рассматривались всего тремя судьями, а иногда и одним, а если обвиняемому особенно не везло, то младшим служителем, еще только обучающимся судейскому ремеслу.
   — Вы что-нибудь о них знаете?
   «Что-нибудь, что плохо о них говорит?»
   Услышав этот вопрос, Льюко поднял бровь.
   — Все они — высокородные придворные, опытные в расследованиях серьезных преступлений. Ответственно относящиеся к делу… Допрашивать свидетелей они могут начать уже завтра.
   — Угу, — кивнул Ингри, — я видел рыцаря Улькру, а значит, и все слуги Болесо тоже прибыли в столицу. Таким образом, ничто больше не задерживает расследования. Меня вызовут как свидетеля?
   — Поскольку вас там не было в момент смерти принца, то вряд ли. А вы желали бы что-то сообщить?
   — Может быть… а может быть, и нет. Насколько опытны эти ответственно относящиеся к делу судьи в вопросах сверхъестественного?
   Льюко хмыкнул и откинулся в кресле.
   — Ну, это всегда представляет проблему.
   Йяда нахмурила брови.
   — Почему?
   Льюко оценивающе взглянул на девушку.
   — Так много того, что относится к сверхъестественному да и к священному тоже, представляет собой внутренний, душевный опыт… А поэтому любые свидетельства неизбежно оказываются сомнительными. Люди лгут. Люди обманываются. Людей можно убедить или запугать, и они поверят, будто видели то, чего на самом деле не видели. Откровенно говоря, люди иногда просто бывают безумны. Каждый начинающий судья из ордена Отца очень быстро убеждается в том, что если будет сразу же отметать все подобные свидетельства, то не только избавит себя от бесконечных тягостных препирательств, но и будет прав в девяти случаях из десяти. По этой причине условия, при которых подобные заявления принимаются к рассмотрению, законом очень строго ограничиваются. Как правило, трое сенситивов храма с безупречной репутацией должны поручиться друг за друга и за свидетеля.
   — Вы ведь храмовый сенситив, не так ли? — спросила Йяда.
   — Я лишь один из нескольких.
   — В этой комнате находятся трое сенситивов!
   — М-м… может быть, присутствующие и сенситивы, но, боюсь, им не хватает таких качеств, как принадлежность к храму и безупречная репутация. — Скептический взгляд Льюко скользнул от Йяды к Ингри.
   Халлана, подумал Ингри, могла бы оказаться свидетельницей, чьим словам судьи поверят. Однако сейчас ее трудно привлечь… Впрочем, если понадобится прибегнуть к тактике проволочек, можно будет потребовать, чтобы за ней послали в Сатлиф. Ингри отложил эту мысль на будущее.
   Йяда потерла лоб и жалобно спросила:
   — Вы не верите нам, просвещенный?
   Льюко плотно сжал губы.
   — Верю. Да, я вам верю, да поможет мне Бастард. Однако доверия достаточно для действий частного лица, а доказательства, убедительные с точки зрения закона, — это совсем другое дело.
   — Действий частного лица? — переспросил Ингри. — Разве вы действуете не от имени храма, просвещенный?
   Льюко сделал неопределенный жест.
   — Я занимаю пост в храме и слежу за соблюдением порядка… и в то же время бог слегка коснулся меня — этого мне достаточно, чтобы понимать: к большему стремиться не следует. Я никогда не могу быть уверен, чем являются мои случайные озарения — следствием моей неспособности принять или нежелания бога дать. — Льюко вздохнул. — Ваш господин Хетвар не желает этого понять. Он требует от меня помощи в самых неподходящих делах и бывает недоволен отказом. Волшебники моего ордена в его распоряжении; боги — нет.
   — Так вы ему отказываете? — Твердость жреца произвела на Ингри впечатление.
   — Достаточно часто, — поморщился Льюко. — Что же касается великих святых, им никто не может приказывать. Мудрые священнослужители лишь следуют за ними и ждут, что случится.
   Льюко на мгновение погрузился в воспоминания, а Ингри задумался о том, каков может быть опыт жреца в этом отношении. Что-то, несомненно, драгоценное и мучительное.
   — Я-то ни в какой мере не святой.
   — И я тоже, — горячо сказала Йяда. — И все же…
   Льюко обвел их взглядом.
   — Вот именно: и все же. Вас обоих бог коснулся сильнее, чем можно было бы ожидать для людей с такой сильной волей. Ведь только отказ от собственной воли позволяет святому оказаться той дверью, через которую бог входит в мир. Легенды о том, что благодаря духам животных воины Древнего Вилда оказывались более открыты для своих богов и передавали их волю, как делают это священные животные у нас на похоронах, неожиданно стали казаться мне более убедительными.
   «Так, значит, прощение, которое я получил от храма, действительно под угрозой, как утверждает Венсел?»
   Ингри решил, что должен иносказательно задать этот вопрос.
   — Йяда не более ответственна за получение духа леопарда, чем я — духа волка. Ей его навязали другие. Разве не может храм даровать ей прощение подобно тому, как оно было даровано мне? Бессмысленно оправдать ее в одном тяжелом преступлении и тут же обвинить в другом.
   — Интересный вопрос, — сказал Льюко. — Что на этот счет говорит хранитель печати?
   — Я пока не сообщал лорду Хетвару о леопарде.
   Брови Льюко поползли вверх.
   — Он не любит осложнений, — уныло пробормотал Ингри.
   — Какую игру ведете вы, лорд Ингри?
   — Я не стал бы говорить об этом и вам, если бы письмо Халланы не вынудило меня.
   — Вы могли бы потерять письмо Халланы по дороге, — мягко — уж не с сожалением ли? — сказал Льюко.
   — Я думал об этом, — признался Ингри. — Только подобная мера дала бы лишь небольшую отсрочку. Простите меня, просвещенный, — добавил Ингри, — но я мог бы задать тот же вопрос вам. Мне представляется, что ваша верность правилам оказывается очень гибкой.
   Льюко поднял руку и растопырил пальцы.
   — Говорят, большой палец потому символ Бастарда, что именно им бог нажимает на чашу весов правосудия, чтобы склонить их в нужную ему сторону. В этой шутке больше правды, чем кажется. И все же каждое правило создается в ответ на какое-то давнее несчастье. Именно так возникли правила моего ордена, лорд Ингри. Мы вооружаемся тем, что оказывается нужно в данный момент.
   Ингри с огорчением осознал, что это обстоятельство делает Льюко равно непредсказуемым и в качестве друга, и в качестве врага.
   Йяда оглянулась, когда в дверь снова постучали. Ингри затаил дыхание от внезапного страха, что это может оказаться Венсел, сделавший выводы из утренних событий также быстро, как и Льюко. Однако судя по возражениям привратника, донесшимся из холла, это не мог быть граф… Наконец дверь комнаты приоткрылась, и привратник испуганно доложил:
   — Посланец к просвещенному Льюко, милорд.
   — Хорошо, — кивнул Ингри, и привратник, с облегчением вздохнув, впустил посетителя.
   Вошел человек в ливрее принца Болесо, судя по отсутствию меча и нерешительности — слуга. Это был немолодой сутулый человек с клочковатой бородой.
   — Прошу прощения, просвещенный, мне срочно нужно… — Глаза человека расширились, когда он взглянул на Ингри: он его, несомненно, узнал, и голос его неожиданно стих. — Ох…
   Сначала Ингри непонимающе смотрел на него, но тут кровь словно кинулась ему в голову кипящим потоком: он понял, что чует демона, отчетливо ощущает грозовой запах, окружающий этого человека. Один из волшебников Льюко, явившийся на доклад к своему господину? Нет, не похоже: Льюко явно не узнавал пришедшего, хотя тело его напряглось… «Он тоже чует демона или как-то иначе его чувствует!»
   Воспоминание о голосе сказало Ингри больше, чем внешность… если убрать с лица слуги бороду и одиннадцать прошедших лет…
   — Ты!
   Слуга начал хватать ртом воздух.
   Ингри вскочил с такой поспешностью, что его кресло отлетело в сторону и ударилось в стену. Слуга попятился, взвизгнул, развернулся и вылетел в дверь, захлопнув ее за собой.
   — Ингри, что?.. — начала Йяда.
   — Это Камрил! — бросил через плечо Ингри, устремляясь в погоню.
   К тому времени, когда он миновал обе двери и выбежал на улицу, человек в ливрее Болесо уже свернул за угол, но звук шагов и изумленный взгляд прохожего указали Ингри, куда скрылся беглец. Ингри откинул плащ, стиснул рукоять меча и кинулся следом. Он успел добежать до поворота как раз вовремя, чтобы увидеть, как Камрил, испуганно оглянувшись, нырнул в переулок. Ингри ускорил шаги. Смогут ли ярость и молодость состязаться с ужасом и годами?
   «Он же волшебник! О пятеро богов, что мне делать, если я его поймаю?» Ингри стиснул зубы, выбросил вопрос из головы и бросился на беглеца, протянув руку к его воротнику. Вцепившись в ткань, он рванул Камрила так, что тот развернулся, впечатал его в ближайшую стену и навалился всем телом…
   — Нет, нет, помогите! — заскулил, ловя ртом воздух, Камрил.
   — Ну так наложи на меня заклятие, что же ты? — прорычал Ингри. Волшебники и шаманы, говорил Венсел, Давно соперничают… Где-то на окраине сознания Ингри промелькнула мысль: кто же из них оказывался сильнее и не предстоит ли ему выяснить это на собственном опыте?
   — Я не смею! Он явится и снова поработит меня!
   Ответ был настолько странный, что Ингри на мгновение замер; его рука, стискивавшая горло Камрила, немного ослабила хватку.
   — Что?
   — Демон с-снова захватит меня, если я п-попытаюсь его вызвать, — заикаясь, пробормотал Камрил. — Вам незачем, незачем бояться меня, лорд Ингри!
   — Не могу обещать тебе того же со своей стороны — стоит только вспомнить о мучениях моего отца!
   Камрил сглотнул и отвел глаза.
   — Я знаю…
   Ингри немного отодвинулся.
   — Что тебе здесь нужно?
   — Я шел за священнослужителем… от самого храма. Я увидел его в толпе… Я хочу… мне нужно… я собирался сдаться ему. Я никак не ожидал встретить вас.
   Ингри сделал шаг назад, его брови поползли вверх.
   — Ну, против этого я не возражаю. Пошли.
   На всякий случай не выпуская руки Камрила, Ингри отвел его обратно в дом. Волшебник был бледен и дрожал, но постепенно отдышался и, когда Ингри втолкнул его в гостиную и закрыл дверь, даже бросил на него возмущенный взгляд, поправляя ливрею.
   — Просвещенный… благословенный… я…
   Взгляд Льюко сделался пронизывающим. Он указал на кресло, которое Йяда подняла с пола.
   — Сядь. Так ты Камрил, верно?
   — Да, просвещенный. — Камрил рухнул в кресло. Йяда вернулась на прежнее место, а Ингри, скрестив руки на груди, прислонился к стене.
   Льюко положил ладонь на лоб Камрила. Ингри не имел представления о том, что произошло, но Камрил еще больше обмяк в кресле, а запах демона сделался слабее. Дыхание Камрила выровнялось, а судя по взгляду, устремленному в никуда, он освободился от невидимой ноши.
   — Ты и в самом деле из слуг Болесо? — спросил Ингри, кивнув на ливрею Камрила.
   Глаза Камрила обратились на Ингри.
   — Да. Точнее, был. Он… он… Болесо выдавал меня за своего личного прислужника.
   — Значит, это ты был тем незаконным волшебником, который помогал ему в запретных обрядах. Я… Высказывалось предположение, что таковой должен иметься. Но я ни разу не видел тебя в замке.
   — Я очень, очень старался не попадаться вам на глаза. — Камрил сглотнул. — Рыцарь Улькра и остальные добрались до столицы вчера поздно ночью. Я только с ними мог попасть в Истхом. Приехать раньше я никак не мог. — Последние слова Камрила явно предназначались Льюко.
   — Кто-нибудь из свиты Болесо знал, кто ты такой на самом деле? — продолжал допрашивать Камрила Ингри.
   — Нет, знал только принц. Я… мой демон требовал соблюдения тайны… ему иногда удавалось подчинить себе волю Болесо.
   — Пожалуй, — мягко вмешался Льюко, — тебе следовало бы начать с самого начала, Камрил.
   Камрил съежился.
   — Как это — с начала?
   — Ну, например, с того, как ты сжег одно важное признание.
   Камрил испуганно вскинул глаза.
   — Откуда вы об этом знаете?
   — Мне пришлось восстанавливать его для расследования. С огромным трудом.
   — Еще бы! — Ужас, который Камрил испытывал перед Льюко, уступил место чему-то вроде профессионального преклонения.
   Льюко предостерегающе поднял палец.
   — Я предположил, что уничтожение того документа означало, что ты утратил контроль над своей силой.
   Камрил повесил голову.
   — Так и было, просвещенный. Тогда и началось мое… мое рабство.
   — Ага… — Легкая удовлетворенная улыбка тронула губы Льюко, когда его предположение подтвердилось.
   — Не могу сказать, чтобы это было началом моего кошмара — все было ужасно еще и до того, — продолжал Камрил. — Но демон воспользовался моим отчаянием после несчастья, случившегося в Бирчгрове, и захватил власть над моим телом и моим рассудком. Я… мы… он бежал вместе с моим телом, власть над которым так его радовала, и началось странное существование. Изгнание… Первой заботой демона было держаться подальше от храмов, а в остальном… мы предавались тем странным удовольствиям материального мира, которых эта тварь жаждала. Ну, я-то не назвал бы это удовольствиями… Хуже всего были те месяцы, когда демон решил поэкспериментировать с болью. — От одного воспоминания Камрила передернуло. — Потом, как и все прочие его увлечения, это прошло… к счастью. Клянусь, у него сообразительности, что у майского жука. А когда Болесо нашел… нас и заставил себе служить, демон начал бунтовать от скуки, но восстать против принца не посмел. У Болесо были способы заставить себя слушаться.
   Льюко облизнул губы и наклонился вперед.
   — Как тебе удалось вновь вернуть себе контроль? Такое очень редко случается — после того как демон вырвался из-под власти волшебника.
   Камрил кивнул и с опаской взглянул на Йяду.
   — Это из-за нее.
   Йяда изумленно раскрыла глаза.
   — Что?!
   — В ночь, когда Болесо умер, я находился в соседней комнате. Я должен был помочь ему наложить заклятие на леопарда. В стене было отверстие, через которое мы могли все видеть и слышать.
   Взгляд Йяды стал ледяным, и Камрил поежился. Так, значит, подвластный демону или нет, этот мерзавец собирался, облизываясь, смотреть, как ее будут насиловать? Рука Ингри, праздно лежавшая на рукояти меча, стиснула ее.
   Камрил стойко выдержал угрожающие взгляды и продолжал:
   — Болесо полагал, что духи животных, которых он захватил, позволят ему привязать к себе все кланы. По его теории леопард был животным вашего клана, леди Йяда, из-за шалионского происхождения вашего отца. Болесо намеревался использовать его для того, чтобы подчинить себе ваш разум и волю, чтобы сделать из вас идеальную любовницу. Дело было отчасти в вожделении, отчасти в желании испробовать свои силы перед тем, как выйти на политическую арену, отчасти в подозрениях, которое его безумие заставляло его питать ко всем вокруг, — он боялся без такого полного контроля над ней приблизиться к любой женщине.
   — Неудивительно, — сказала Йяда, и голос ее дрогнул, — что он даже и не пытался за мной ухаживать.
   — Это ужасный грех и святотатство, — тихо сказал Льюко, — пытаться подчинить своей власти волю другого человека. Свободная воля священна и неприкосновенна даже для богов.
   — Так дух леопарда должен был войти в Йяду? — озадаченно спросил Ингри. — Это ты вселил его в нее?
   «Как когда-то вселил в меня волка?»
   — Нет! — Камрил растерянно посмотрел на Ингри, потом снова взял себя в руки. — Его захватил Болесо — только-только захватил, когда леди Йяда вырвалась, и тут… случилось что-то, чего никто не ожидал. Не знаю, как ей хватило смелости схватить боевой молот и ударить Болесо, но смерть… смерть открывает для богов дверь в наш мир. Все случилось так быстро… Я все еще возился с духом леопарда, когда душа Болесо была вырвана из его тела, и бог…Для нас это был ужасный шок… мой демон… Болесо отчаянно сопротивлялся, но не мог освободиться от осквернения духами животных и скрыться от бога.
   Леопард, еще не успевший закрепиться в Болесо, был вырван и случайно попал… нет, ему было приказано вселиться в леди. Я услышал музыку — словно далекие звуки охотничьего рога на рассвете, — и мое сердце едва не разорвалось. А мой демон завопил от страха, ослабил хватку в моем разуме и обратился в бегство — скрылся в единственном доступном ему месте: глубоко в моей душе, — и свернулся в комочек. Он все еще там прячется, — Камрил коснулся груди, — но я не знаю, долго ли это будет продолжаться. — Помолчав, Камрил добавил: — После гибели Болесо я убежал и спрятался в своей комнате. Я рыдал так, что некоторое время не мог дышать. — Теперь он тоже заплакал, тихо всхлипывая и раскачиваясь в кресле.
   Льюко шумно выдохнул воздух и потер шею.
   С того места, где он стоял, прислонившись к стене, Ингри прорычал: