Бушков Александр Александрович. Крючок для пираньи

   – Ой, скажете тоже – за глотку! Порасспросили бы, только и всего... Хорошему человеку и помочь не грех. А то я виноватой себя чувствую – то-то не могла сообразить, отчего это Лизка так рвалась вместо меня подежурить за какой-то паршивый отгул, вроде и ни к чему ей был тот отгул...
   – А сама она что говорит? – поинтересовался Мазур.
   На личико Фаины словно бы набежала тень:
   – Это бабские дела, вам неинтересные... Вертится. Врет мне в глаза, что вы и впрямь ее племянницу спьяну потащили в номер. – Она улыбнулась. – Только я от вас такого в жизни не ожидаю, вы мужчина положительный...
   – Это я с виду такой, – сказал Мазур. – А как выпью, дурак дураком, хуже некуда...
   – Скажете тоже! Повидала я пьющих...
   Ей хотелось затянуть эту приятную беседу подольше, тут и дурак поймет, но за спиной Мазура возник Кацуба, покашлял:
   – Поехали?
   – И куда вы на ночь глядя? – огорчилась Фаина. – Я бы чаек вам поставила, варенье есть из свежей ягоды...
   – Увы, – с нескрываемой печалью развел руками Кацуба. – Нужно в порт ехать, нам приходится после каждого погружения такую бумажную канитель разводить, что рехнуться можно...
   – А вы потом заходите, чай никуда не денется... – но, делая это любезное предложение, она смотрела на одного Мазура.
   – Эх, я бы на твоем месте... – вздохнул Кацуба, когда они оказались на улице. – Так откровенно тебя кадрят, что никаких недомолвок... Бери и пользуйся.
   – А неизбежные сложности? – чуть фарисейски спросил Мазур, все же польщенный в глубине души.
   – Оно, конечно, – согласился Кацуба. – У тебя уже Катюша на шее висит...

* * *

   ...Он остановил ветхий самодвижущийся экипаж за квартал от назначенного места, Шишкодремов со Светой проворно выскочили и, пройдя под тусклым уличным фонарем, разделились, исчезли во дворах.
   – Кортик взял? – спросил Кацуба.
   – Ага.
   – Отдай, тебе сейчас надо быть чистым, как стеклышко...
   Мазур сунул ему кортик и вылез из машины. Тихая улочка была пуста, с одной стороны тянулись кирпичные пятиэтажки, с другой – бесконечный ряд двухэтажных дощатых домишек, построенных, надо полагать, в те времена, когда еще работал лесоперевалочный завод. Вдоль них тянулась привычная теплотрасса, под ней, почуяв прохожего, вяло зашевелилась беспризорная собачня.
   Свернул вправо, во двор пятиэтажки, подумав мельком: «А в тех бараках зимой, надо полагать, хреновенько...» Прошел мимо тронутого ржавчиной «Москвича» – машины тут идиллически оставлялись на ночь прямо на улице. Свернул в проход меж сараюшками – их тут лепилось неописуемое множество, сляпанных из ржавой жести, смутно белевших в полумраке облицовочных листов, раздобытых явно при строительстве теплотрассы. Посветил под ноги фонариком – консервные банки, вовсе уж неопределимый мусор, железяки какие-то...
   Замер, насторожившись как зверь – впереди раздался короткий сухой треск. Именно так звучит выстрел «Макарова» на открытом пространстве – не в чистом поле, но в довольно просторном месте, не занятом строениями...
   Ошибки быть не могло. Секунд двадцать он простоял, слушая тишину и гадая, что делать дальше. Пистолетной пальбы по соседству с точкой рандеву никакие инструкции не предусматривали. Может, вернуться в машину?
   Военная привычка выполнять приказ, не отмененный последующим, в конце концов взяла свое. Он двинулся вперед, напрягая глаза, стараясь ступать бесшумно, лишь изредка включая фонарик на секунду.
   Сараюшки кончились, открылся просторный двор с детской площадкой посередине – точка рандеву. Площадку построили очень давно и с тех времен не чинили, похоже, она пришла в полное запустение – повсюду торчат из земли толстые трубы и железные штыри, неизвестно для чего предназначенные в старое время, уже не определить. Кое-где сохранились качели, горки, сделанные из железа и потому успешно сопротивлявшиеся упадку. Большая беседка, где должен был ждать загадочный вербовщик, зияла дырами, крыша прохудилась.
   Мазур двинулся туда. На пороге он вдохнул нерассеявшийся тухловатый запах пороховой гари, посветил фонариком – и все стало ясно в три секунды.
   Дмитрий лежал на боку, откинув правую руку с блеснувшим в луче фонарика «Макаром». Мазур посветил еще и вскоре там, где рассчитывал, увидел коричневую гильзу. Один раз успел-таки пальнуть...
   Низко наклонившись, Мазур наметанным глазом оценил то, что здесь произошло всего минуту назад. Бесшумкой работали, никаких сомнений – входное отверстие на затылке, выходное пришлось на левый глаз, зрелище не для сентиментальных барышень, но опознать Дмитрия все же можно...
   Выскочил из беседки, погасил фонарик, сторожко прислушался. Поблизости определенно начинался небольшой переполох – как минимум две машины крутились по двору, взревывая моторами на первой передаче. Вдалеке, в щели меж сараюшками, Мазур увидел пронесшееся и тут же исчезнувшее сине-красное мерцание. Ну вот, милиция пожаловала, чертовски оперативно, надо отметить.
   Он не изучил предварительно место, не наметил путей отхода – решили с Кацубой, что эти предосторожности излишни. Вот и лопухнулись, идиоты...
   Пора было что-то предпринять. Мазур кинулся в ту сторону, откуда пришел, в темный проход меж сараев. Правильно – с противоположной стороны дворика сверкнули фары, сопровождаемые сине-красными вспышками мигалки. Сирены не воют, и на том спасибо...
   Опа! Навстречу бежали, такой топот могли производить исключительно казенные сапоги. Сверкнули мечущиеся лучи сильных фонарей. А назад-то никак нельзя...
   Мазур подпрыгнул, ухватился обеими руками за плоскую крышу ближайшей сараюшки, рывком взметнул туда тело, постаравшись сделать это бесшумно. Лег, распластался, прижавшись щекой к чему-то промозгло-холодному, ржавому – вопиющей противоположности пухового матраца. Ничего, не заметили бы...
   Не заметили. Пронеслись по проходу, оглушительно бухая тяжелыми сапогами, светя фонариками. Кто-то со всего маху налетел на кучу железа, через которую только что осторожно перебрался Мазур – и, судя по звукам, растянулся во весь рост. Последовал взрыв мата, вполне уместный в столь печальной ситуации. Упавший принялся шумно высвобождаться, остальные подсвечивали ему фонариками, нетерпеливо понукали. Наконец вызволили.
   – Морду рассадил, точно...
   – Да пустяки. Побежали!
   Они помчались во двор. Кое-где в далеких окнах с незадернутыми занавесками замаячили темные силуэты – обыватели, не обратив никакого внимания на выстрел, который вполне можно было принять за безобидный бытовой звук или детские шалости с петардами, теперь осознали свою ошибку и спешили утолить любопытство.
   Мазур лежал, прикидывая, что делать дальше. Самое скверное – столь нежданный поворот событий не был с Кацубой обговорен... Не уедет, конечно, но может ринуться на поиски Мазура, и тут-то они точно разминутся, а остальные и вовсе неведомо где...
   Нет, нужно убираться... Осторожно пошевелился – никакого предательского шума. Во дворе снова заревел мотор. Насколько Мазур мог рассмотреть из своего неудобного положения, одна из машин стала выезжать задом из узкого тупичка.
   Он передвинулся левее, чтобы бесшумно соскочить, – и тут под ногой что-то провалилось с таким грохотом, что разбудить могло весь квартал. Уже прыгая вниз, он сообразил: ржавый железный лист не выдержал, провалился внутрь, а там угодил на что-то аналогичное, железо какое-то...
   Помчался прочь. В лицо полыхнул свет фонарика, невидимый за кругом ослепительного света человек заорал со столь командной интонацией, что в принадлежности его к доблестным органам сомневаться не приходилось:
   – Стоять!
   Мазур, почти ничего не видевший, ослепленный, с крутившимися перед глазами радужными кругами, деликатничать не собирался. Ушел вправо, шоркнув спиной по стене сарайчика, чуть ли не наугад нанес несильный отключающий удар – и, оказавшись на свободе, рванул по двору в хорошем темпе...
   И шарахнулся, чуть не налетев на сворачивавшую во двор машину, озарившую все вокруг сине-красными вспышками. Сбоку бухали сапоги, зажглось несколько фонарей.
   – Стоять!
   Справа остервенело загавкала собака, рвалась с поводка. Не раздумывая, Мазур остановился. Ничего другого не оставалось, его взяли в плотное кольцо, и прорваться удалось бы, лишь пустив в ход убойные боевые приемы, оставив за спиной не одного серьезно покалеченного, а такое он вряд ли мог себе позволить...
   Заходившуюся от ярости собаку оттащили. К Мазуру протолкался кто-то, рявкнул:
   – Что здесь делаешь?
   – Да вот просто шел мимо... – сказал Мазур, щурясь от яркого света.
   И понял, что эта сказочка не пройдет, – беглого взгляда на себя хватило, чтобы оценить, во что превратилась куртка. Как будто его долго и старательно возюкали в грязи.
   Из прохода вылетел тот, которого Мазур легонько обидел. Заорал обрадованно:
   – Взяли? Ну, я ему щас... Рука не гнется, так врезал, гад...
   – Отставить! – рявкнул тот же голос. – Обыскать, живенько!
   Мазуру ловко заломили руки, ткнули физиономией в капот милицейского «уазика» и проворно принялись шарить по карманам. Он покорно обмяк, поскольку глупо было бы сейчас что-то доказывать. Прижатый щекой к теплому железу, видел, как под луч фонарика подносят его документы.
   – Не, я ему щас...
   – Отставить, сказал! Лучше сбегай быстренько, узнай, что там у Семы...
   – Ага, тарищ капитан!
   – Все?
   – Ничего больше нету.
   – Ну, поднимите мне его... – распорядился невидимый за светом фонарей обладатель капитанского звания. – Так откуда такой вид? Вроде не пахнет спиртягой...
   – Заблудился, – сказал Мазур. – Пока выбирался со двора, ухнул в какую-то дрянь...
   – А сержанта зачем ударили?
   – Я же не знал, что это сержант, – сказал Мазур. – Начался вдруг переполох, забегали, черта тут поймешь....
   Из прохода вылетела собака, кольцо вокруг Мазура в одном месте разомкнулось – отскочили перед разъяренной овчаркой, а она, друг человека долбаный, кинулась так, что до Мазура долетела пена.
   – Был он там, тарищ капитан! – азартно-обрадованно заорал проводник, пытаясь оттащить расходившуюся собаку и перекрикивая ее лай. – Рекс по следу, как по ниточке...
   – В машину, – распорядился капитан.
   Мазура чуть ли не бегом протащили по двору, затолкнули в крохотный кормовой отсек «уазика», представлявший собой мини-камеру – вокруг решетки, ручки с внутренней стороны нет. Сквозь мутное стекло он видел, что стоявшая на противоположной стороне улицы машина Кацубы вдруг взревела и на хорошей скорости унеслась.

Глава двенадцатая
В темнице сырой

   «Уазик» ехал целеустремленно, нигде не задерживаясь. К Мазуру никто из троих не обращался ни разу, меж собой они тоже не разговаривали, оставалось таращиться на полутемные улицы, пользуясь редкой возможностью обозревать внешний мир из зарешеченных окошек милицейской машины.
   Он не испытывал особой тревоги, полагаясь во всем на Кацубу, – профессионалы своих не бросают и в более безнадежной ситуации. Однако в глубине души было чуточку неуютно – можно за здорово живешь угодить в хитросплетение ведомственных интриг, где иногда гораздо хуже оказаться не виноватой ни в чем разменной монеткой, нежели последним душегубом...
   Приехали, кажется. Машина остановилась у двери без вывески, дверцу отперли, Мазуру велели выметаться и шагать вперед без лишних фокусов. Он поднялся по трем выщербленным бетонным ступенькам и оказался в небольшой обшарпанной дежурке, где с одной стороны сидел за пультом усталый старшина, а с другой размещался «телевизор» – клетка из толстых железных прутьев, занимавшая добрую половину помещения.
   Туда Мазура запихнули без всяких церемоний, заперли, двое конвоиров, сержант и капитан, удалились куда-то в глубины здания. Капитана Мазур успел рассмотреть – в годах, худое апатичное лицо старого служаки, повидавшего все на свете и выслушавшего от клиентов все сказки, какие только может измыслить распаленное воображение.
   Обилием постояльцев «телевизор» не мог похвастаться – там, кроме Мазура, куковали только двое. Один, вроде бы абсолютно трезвехонький, одетый чисто и неброско, зыркнул на Мазура, но общаться не пожелал, сидел, напряженно шевеля губами, кося глазом на каждое шевеление вокруг, – напряженный, собранный, лихорадочно думавший свою неизвестную думу. «Пожалуй, есть что-то за душой, – определил Мазур, – вон как ерзает...»
   Второй, в отличном, но испачканном и заблеванном костюме и сбившемся под мышку галстуке, общаться не мог по причинам чисто технического характера – лежал на грязном полу, вольготно разметавшись навзничь, похрапывал, выдыхая лютый перегар. Время от времени он начинал беспокойно ворочаться – видимо, вот-вот должен был очухаться. Судя по плачевному состоянию физиономии, он основательно проехался левой стороной фейса по асфальту, но все уже успело подсохнуть.
   Мазур опустился на узенькую скамеечку, стараясь обрести полное хладнокровие. Лежащий что-то громко, внятно забормотал. Прислушавшись, Мазур поднял брови.
   Старшина, не обремененный срочными делами, вылез из-за стойки, подошел, заинтересованно склонился:
   – Что он там?
   – Просит Эвелину подоткнуть одеяло, а то очень уж жестко, – сказал Мазур. – По-английски просит, что характерно.
   – Ну?
   Пьяный забормотал громче.
   – Точно тебе говорю, – сказал Мазур. – А сейчас требует у бармена еще порцию виски. Опять-таки на чистейшем английском. Звякните в гостиницу, может, ищут давно...
   – Хрен моржовый, – с чувством сказал старшина. – Ни единого документика не было, подобрали ребята, когда мордой улицу натирал... Уши ему потри, а? Вдруг и в самом деле с ног где-то сбились...
   Добросовестно выполнив просьбу, Мазур по собственной инициативе рявкнул пьяному в ухо на его родном языке:
   – Бар закрывается, старина! Выметаться пора!
   Заграничный алкаш, не открывая глаз, послал его подальше, повернулся на бок и подсунул ладони под щеку.
   – А, ну его, – философски махнул рукой старшина. – Проспится, в постельку захочет – как-нибудь договоримся. Он у нас и не десятый такой... А ты, выходит, по-ихнему волокешь?
   – Есть немного.
   – За что взяли?
   – По недоразумению, – сказал Мазур.
   Старшина умудренно оглядел его, покачал головой:
   – По-иностранному знаешь, трезвый, но пачканный и царапанный – чего-то я в такие недоразумения плохо верю...
   – Угадал, – сказал Мазур. – Шпион я, тебе первому, как родному...
   – Ври, – лениво сказал старшина. – Тоже мне... Сиди уж, думай. Один уже думает, все извилины заплел...
   И вернулся на свое место, перестав обращать внимания на клетку. Мазуру хотелось курить, но сигареты выгребли вместе с прочим содержимым карманов, а просить у старшины гордость не позволяла.
   Минут через двадцать вернулся сержант, извлек Мазура из клетки и повел в глубь здания. Смотрел он без особой враждебности – значит, не тот, которого Мазур легонько приложил в проходе. Это хорошо, меньше сложностей...
   В крохотном кабинете сидел апатичный капитан, уже снявший бушлат – а в сторонке, у стены, скромно примостилась на шатком стуле очаровательная женщина Даша Шевчук, глядя на Мазура сквозь сигаретный дым испытующе, не без насмешки.
   – Этот и есть? – спросила она почти равнодушно.
   – Он, орелик, – кивнул капитан. – Прятался там где-то, потом удирать пустился, оказал сопротивление сотруднику...
   – Если бы я видел, что это сотрудник, – сказал Мазур покаянно. – Темнота, переполох, все бегут куда-то, ничего не поймешь...
   – А вы-то что там делали? – напористо спросил капитан, перебирая машинально документы и скудные пожитки Мазура. – В таком виде?
   Мазур оглядел себя – при ярком свете лампочки вид у куртки был вовсе уж печальный, пропала куртка, придется опять Кацубу в расходы вводить...
   Он более подробно изложил свою легенду – пошел вечерком в гости к знакомой, но заблудился по незнанию города, бродил по непонятным закоулкам, споткнулся, влез в мусорную кучу, измазался, услышал суету милицейских машин, решил обойти стороной, тут на него кинулся неизвестный с фонарем, принял его за хулигана, побежал...
   Капитан мог бы и не ухмыляться с неприкрытым профессиональным цинизмом – Мазур сам чувствовал, что сметанная на живую нитку баечка выглядит тут жалко и беспомощно...
   – А на крыше что делали? – спросил капитан, подождав, не расцветит ли Мазур свою историю деталями покрасочнее.
   – На какой крыше?
   – Видел сержант, как вы с крыши спрыгнули, – устало, даже вяловато поморщился капитан. – И как это вы ухитрились в том проходике с сотрудниками разминуться, если на крыше не лежали?
   – Не лежал я на крыше...
   – А если сравнить ржавчинку с куртки и с крыши?
   Мазур решил помолчать – крыть было нечем.
   – А возле трупа что делали?
   – Возле какого трупа? – возопил Мазур.
   – Собака прямо к вам вывела...
   – Дура она, ваша собака, – сказал Мазур. – Первый попавшийся след нюхнула...
   – Хватит, – сказал капитан веско. – Тут вам, дорогой товарищ ученый, не Питер, тут врать надо умеючи... Придется вам до утра поскучать на нарах, а утром...
   Даша встала, шепнула ему что-то на ухо. Капитан поднял на нее глаза, выслушал, хмуро обозрел Мазура, пожал плечами:
   – Мое дело маленькое... Если такая необходимость... – и нехотя встал. – Андрей, ты тут побудь...
   – Да нет, сержант пусть лучше в коридоре подождет, – сказала Даша. – Ничего-ничего, справлюсь...
   – Так оформлять его будем?
   – Видно будет...
   Оба милиционера вышли, и Мазур остался тет-а-тет с рыжей красавицей. Взял со стола свои сигареты, закурил. Даша пересела за капитанов стол и рассматривала Мазура с непонятным выражением лица. Не похоже было, чтобы она куда-то торопилась или сгорала от нетерпения.
   – Требую адвоката, – сказал он, подумав.
   Даша тяжко вздохнула, полистала его паспорт, бросила на стол:
   – У меня профессиональные рефлексы зудят при виде вашей липы...
   – Простите? – вежливо произнес Мазур.
   – Вам не кажется, господа хорошие, что вы себе чересчур много позволяете?
   – Почти согласно классику, – сказал Мазур. – Совершенно не вижу, почему бы благородному дону...
   Она вновь вздохнула, поджала губы:
   – А они, – мотнула она головой в сторону двери, – вас могут и в самом деле посадить до выяснения всех моментов. Или за плюху сержанту. Имеют полное право, а я над ними не начальник...
   – Интересная прелюдия, – сказал Мазур. – Вы, часом, меня не вербовать ли собираетесь?
   – Если честно, хотелось бы... – созналась она. – Только, судя по вашему спокойствию, не дадут проявить здоровые звериные инстинкты ни мне, ни кому-то еще... А? Была подстраховочка? И сейчас выручатели нагрянут?
   – Никого я не убивал, – сказал Мазур.
   – Не верю я вам, – сказала она столь же искренне. – Могли и пристукнуть. Знаю я вашу контору... Учена.
   Мазур промолчал. Уверять ее, что он не имеет, в общем, отношения к глаголевской конторе, было, во-первых, несолидно, во-вторых, просто смешно. Не поверила бы. Он бы на ее месте ни за что не поверил.
   – Ну, посадите меня, – сказал он. – Кто ж тогда в воду полезет? Вас тоже отчего-то страшно интересует, что там, под водой... Между прочим, у нас завтра по плану спуск к «Вере». И вы, насколько помню, опять с нами плыть собираетесь...
   – Пальчики у вас снять, что ли? – спросила она задумчиво. – Здесь все необходимое есть.
   – Зачем? – пожал плечами Мазур.
   – Ну, может, всплывет что-то интересное, буду хотя бы знать, можно ли вас привязать к каким-то прошлым непоняткам.
   Мазуру эта идея страшно не понравилась – всплывали не так давно его пальчики в Шантарской губернии при весьма пикантных обстоятельствах...
   – А музей, случайно, не вы спалили? – поинтересовалась она.
   – Ага, – сказал Мазур. – И патриаршую ризницу в восемнадцатом тоже я ограбил, неужели моего почерка не просекаете? – Он пожал плечами и спросил мирно: – Даша, чего вы от меня, собственно, хотите?
   Она досадливо отмахнулась:
   – Да ничего я не хочу от вас конкретно. Что с вас персонально взять, с пешки? – Похоже, она и не пыталась его оскорблять, просто думала вслух. – Просто злость берет... – Она резко повернула голову, прислушалась, печально ухмыльнулась. – Ну вот, спасательная команда прибыла, клянусь честью...
   Мазур напряг слух и тоже различил в коридоре взвинченный тенорок мэра, что-то вещавшего громогласно и раздраженно. В следующий миг в кабинет, показалось, вторглось невероятное количество народа, там сразу стало тесно.
   Потом, правда, выяснилось, что вошедших не так уж и много – мэр, Кацуба, хмурый капитан, какой-то незнакомый подполковник, имевший такой вид, словно его разбудили полминуты назад и доставили сюда, не дав толком проснуться. В коридоре маячил и сержант, судя по его виду, откровенно радовавшийся, что лично его в этом бедламе не заставляют участвовать.
   Какое-то время все молчали, служа немой декорацией для вдохновенно вещавшего мэра, – он, хватая за рукав то одного, то другого, распространялся о демократии, презумпции невиновности, тяжком наследии коммунизма, научной важности ведущихся «Морской звездой» исследований, политическом моменте, ситуации в городе, долге гостеприимства, столь виртуозно перескакивал с одного на другое, что у Мазура мгновенно заболела голова. Он позавидовал Даше – та слушала с восхитительно идиотским видом, словно бы отключившись.
   – Подождите, – улучив минутку, ворвался подполковник в монолог мэра. – Вас с товарищем Проценко я уже слышал, теперь послушаем здесь присутствующих... – Он повернулся к капитану: – Василий Иваныч, что там, собственно?
   – Во дворе на Кафтанова обнаружили труп, товарищ подполковник, – угрюмо доложил тезка Чапаева. – Огнестрельное ранение в затылок, при мертвом найден пистолет Макарова. Вот и задержали там... гражданина. Прятался, по крышам сараев бегал, сотрудника ударил...
   Под сумрачным взглядом подполковника Мазур изложил свою версию событий, ту самую, что поведал капитану с Дашей. И, еще не закончив, сообразил, что во всей этой истории есть крайне подозрительный и способный заставить насторожиться даже неопытного сыщика момент: если гражданин Микушевич в полном одиночестве кружил по закоулкам, откуда там в нужный момент, как чертик из коробочки, возник начальник означенного Микушевича? Как рояль в кустах. Нехорошая зацепка...
   Подполковник задумчиво шевелил губами, и Мазур не мог понять, ухватился кто-то из присутствующих за ту самую зацепочку или нет. Не могли же проморгать все трое...
   Мэр вновь завел о презумпции невиновности и важности для будущего города трудов «Морской звезды». Подполковник слушал его с безразличным лицом, но когда мэр перескочил на теорию вероятности, позволяющую самые невероятные совпадения, не выдержал:
   – Павел Степаныч, у нас давно уже вся жизнь – сплошная теория вероятности...
   «Неужели посадят?» – с отрешенным каким-то любопытством подумал Мазур.
   – Бумаги, конечно, еще не оформляли, Василий Иваныч? – спросил в конце концов подполковник.
   – Все только что произошло, ребята пишут...
   – Павел Степаныч, дорогой, вы подождите пока в коридоре с товарищами... – предложил в конце концов подполковник. – Мы тут самую чуточку посовещаемся...
   – Пять минут, – приказным тоном изрек мэр, хмелея от собственной значимости. – Потом вынужден буду привезти прокурора.
   Все, кто не имел отношения к охране правопорядка, вышли в коридор. Сержант, глянув через плечо Мазура, очевидно, увидел какой-то знак, поданный одним из вышестоящих, и словно бы невзначай расположился поближе к Мазуру, явно надеясь, что их знакомство все же станет более тесным.
   Не прошло пяти минут, как из кабинета вышел подполковник, развел руками:
   – Извините, гражданин Микушевич. Такая уж ситуация...
   – Да что вы, бывает, – великодушно кивнул Мазур, принимая от него свои небогатые пожитки.
   Подполковник еще раз извинился, но глаза оставались умно-холодными. В приливе озарения Мазур понял причину такого гуманизма и покладистости: дело, конечно, не в мэре, а в географическом положении Тиксона. Сбежать отсюда можно только на самолете или корабле, пешком в Шантарск не двинешь. Легко блокировать аэропорт или при нужде догнать судно на хорошем катере. Тюремная камера просто-напросто расширилась, только и всего...
   Предложение мэра отвезти их в гостиницу на «Волге» Кацуба отклонил, кивнув на свой заслуженный драндулет (чей номер, не сомневался Мазур, милиция надежно запомнила). Мэр еще минут пять тряс им руки, приглашал на чаек и выражал уверенность в грядущих эпохальных открытиях, которые неминуемо сделает «Морская звезда». Потом от него удалось отделаться, он сел в черную «Волгу» и укатил.
   – Пошли, – сказал Кацуба, извлекая ключи от драндулета. – Все путем, ребята уже в отеле...
   – Не подвезете? – спросила Даша, появившись неведомо откуда.
   – Отчего же, – охотно согласился Кацуба. – Такую девушку, да с полным нашим усердием, а ежели насчет коньячку на ночь, так и это всегда готовы, как отмененные историей юные пионеры...
   Она села на заднее сиденье и спросила:
   – Слушайте, юные пионеры, а вам не кажется, что вы слишком уж распоясались?
   – Ей-богу, не трогали мы его, – сказал Кацуба, выруливая со двора. – А кстати, что за тип такой, и почему при нем пистолет оказался? Не просветите?
   – Ох, посадила бы я вас всех... – вздохнула она.
   – Не верите?
   – Не верю.