Страница:
Мазур кивнул с непроницаемым видом, подыгрывая на ходу.
На сей раз молчание длилось дольше. Гость не притворялся – он и в самом деле отдался нешуточному раздумью.
– В этом есть свой резон... – произнес он наконец. – Изложено достаточно логично и убедительно, а главное, вы держитесь на позициях стопроцентно деловых людей... Я должен посоветоваться с компаньонами, Михаил Иванович. Это займет некоторое время. Придется звонить в Москву, обговаривать...
– Я понимаю, – сказал Кацуба. – Вы только не особенно затягивайте, завтра у нас второй выход в море, и вообще от нас требуют провести исследования в сжатые сроки...
– Я постараюсь все уладить как можно быстрее, – кивнул Илья Михайлович. – Здесь есть два аспекта... Во-первых, считаю своим долгом вас предупредить, что в столице ваши условия могут и не принять...
– Рискнем, – заявил Кацуба.
– Я не говорю, что ваши предложения отвергнут с порога, но с такой возможностью следует считаться... Во-вторых. Михаил Иванович, Владимир Степанович, хочу вас предупредить сразу: если мы заключим сделку по вашим условиям, пожалуйста, не думайте, будто вам удастся и в п о с л е д с т в и и рассчитывать на вознаграждение...
– Помилуйте, мы не шантажисты, – сказал Кацуба. – Просто весьма циничные ребята, обуреваемые желанием сорвать куш...
– Хочу верить... – Он поднялся, бесшумно защелкнул крышку кейса. – Значит, при здешней разнице во времени... В столице еще светлый день... Михаил Иванович, зайдите ко мне утречком. Перед тем, как соберетесь в порт. Четыреста пятнадцатый номер. Возможно, к этому времени все уже будет решено. Честь имею...
Когда они остались вдвоем, Мазур не произнес ни слова – представления не имел, какую реплику следует подать, находясь под прицелом микрофонов. Кацуба хлопнул его по плечу:
– Володя, пойдем-ка в кабак, обмыть радужные перспективы...
Как Мазур и ожидал, майор повел его не в кабак, а к их облюбованному местечку у окна, где, надо полагать, никто еще не додумался установить микрофоны.
– Ну, и как тебе визитер?
– Черт его знает, – сказал Мазур. – Денежки, по-моему, у него настоящие...
– Вот и мне так сдается... Интересное кино. Еще один охотник за стульями объявился, тебе не кажется?
– А если это и есть загадочный противник?
– Не думаю, – сказал Кацуба. – Сам не знаю почему, но интуиция подсказывает, что на сцене появилась совершенно новая маска. Понимаешь ли, он не вяжется с уже имевшими место чисто силовыми акциями – сожгли музей, напали на тебя утречком... Что же, сообразив, что мы твердые ребята, прониклись уважением и решили принести деньги в клювике? Не верится...
– Тут я тебе, извини, не советчик, – сказал Мазур. – Во-первых, не моя епархия, во-вторых, нет у меня в с е й информации...
– Да я понимаю. Просто мне, Вова, тоже иногда необходим свой доктор Ватсон – чтобы не рассуждать самому с собой, в уме... Тебя такая аналогия не обижает?
– А, чего там, – сказал Мазур покладисто. – Пусть будет Ватсон... Ты ведь его подставил, а?
– Ну конечно, – с беззаботной улыбкой сказал Кацуба. – Если он и есть «враг номер один», хозяин микрофонов – с ним ничего не случится, а мы завтра утром узнаем, на чем порешили в столице. И наконец-то получим конкретную персону для разработки. А если этот хлыщ не имеет отношения к авторам силовых акций – возможны интересные неожиданности. Владельцы микрофонов о нас заботятся – на свой извращенный манер, правда, но все равно... Нашего таинственного Дмитрия и его милицейского друга хлопнули поразительно быстро. Вот и посмотрим...
– А если он завтра притащит пятьдесят тысяч?
– Вот тут уже открывается простор для комбинаций, – подумав, сообщил Кацуба. – Продумать все нужно идеально. Проще всего будет взять денежки – а потом взять заказчика за хобот в тот миг, когда он этакого хамства никак не ожидает... И потом, мы еще не знаем, что у Светки творится, до чего Роберт наш доискался... Пошли-ка, вытащу Роберта в кабак и побеседуем о наших новостях. Он уже должен вернуться.
Они спустились этажом ниже. Кацуба энергично постучал, потом повернул ручку. Дверь открылась легко.
Кацуба вдруг обернулся, поднес палец к губам. Мазур тут же вспомнил, в чем тут неладное: еще в машине, когда въезжали в Тиксон, Кацуба настрого наказал – оставаясь в номере, запирать дверь на ключ, а ключ оставлять в замке, во избежание разных сюрпризов...
Он заглянул в комнату через плечо майора. Ощутил сосущую опустошенность – н а ч а л о с ь...
Кацуба, сделав два упругих, бесшумных шага, оказался рядом с Шишкодремовым, застывшим в нелепой позе, – полулежит, верхней половиной тела припав к дивану, словно почувствовал себя плохо, успел дотащиться, а вот прилечь не хватило сил... Нагнулся, не делая ни одного лишнего движения, перемещаясь с быстрой грацией хищника, прижал два пальца к шее Шишкодремова пониже уха. Застыл на несколько секунд, глядя в пространство пустым, холодным взглядом, с напряженным лицом, прямо-таки жутковато контрастировавшим с реденькой интеллигентской бородкой. Теперь Мазур знал, с каким лицом майор убивает и как тогда выглядит...
Кацуба выпрямился, повелительно махнул Мазуру, и тот кинулся в коридор, на пару шагов опередив майора. Тщательно прикрыв за собой дверь, Кацуба отшатнулся от нее, замер в ожидании.
В высоченном прохладном коридоре стояла сыроватая тишина, с улицы не доносилось ни звука, и Мазур посреди этой сумрачной тишины почувствовал себя персонажем ночного кошмара, приснившегося кому-то другому. В голове назойливо крутилась фраза из какого-то фильма: «Мы все погибли здесь, выполняя приказ, мы все погибли здесь...»
– Все, – тихо сказал Кацуба. Лицо у него было мертвое. – Никого. Значит, н а м ловушку не готовили, и на том спасибо...
– Пистолет? – шепотом спросил Мазур.
– Нож, определенно. Под левую лопатку. Дельный удар, точный. Не лопух бил... Пошли. В милицию позвонить надо...
Глава пятнадцатая
На сей раз молчание длилось дольше. Гость не притворялся – он и в самом деле отдался нешуточному раздумью.
– В этом есть свой резон... – произнес он наконец. – Изложено достаточно логично и убедительно, а главное, вы держитесь на позициях стопроцентно деловых людей... Я должен посоветоваться с компаньонами, Михаил Иванович. Это займет некоторое время. Придется звонить в Москву, обговаривать...
– Я понимаю, – сказал Кацуба. – Вы только не особенно затягивайте, завтра у нас второй выход в море, и вообще от нас требуют провести исследования в сжатые сроки...
– Я постараюсь все уладить как можно быстрее, – кивнул Илья Михайлович. – Здесь есть два аспекта... Во-первых, считаю своим долгом вас предупредить, что в столице ваши условия могут и не принять...
– Рискнем, – заявил Кацуба.
– Я не говорю, что ваши предложения отвергнут с порога, но с такой возможностью следует считаться... Во-вторых. Михаил Иванович, Владимир Степанович, хочу вас предупредить сразу: если мы заключим сделку по вашим условиям, пожалуйста, не думайте, будто вам удастся и в п о с л е д с т в и и рассчитывать на вознаграждение...
– Помилуйте, мы не шантажисты, – сказал Кацуба. – Просто весьма циничные ребята, обуреваемые желанием сорвать куш...
– Хочу верить... – Он поднялся, бесшумно защелкнул крышку кейса. – Значит, при здешней разнице во времени... В столице еще светлый день... Михаил Иванович, зайдите ко мне утречком. Перед тем, как соберетесь в порт. Четыреста пятнадцатый номер. Возможно, к этому времени все уже будет решено. Честь имею...
Когда они остались вдвоем, Мазур не произнес ни слова – представления не имел, какую реплику следует подать, находясь под прицелом микрофонов. Кацуба хлопнул его по плечу:
– Володя, пойдем-ка в кабак, обмыть радужные перспективы...
Как Мазур и ожидал, майор повел его не в кабак, а к их облюбованному местечку у окна, где, надо полагать, никто еще не додумался установить микрофоны.
– Ну, и как тебе визитер?
– Черт его знает, – сказал Мазур. – Денежки, по-моему, у него настоящие...
– Вот и мне так сдается... Интересное кино. Еще один охотник за стульями объявился, тебе не кажется?
– А если это и есть загадочный противник?
– Не думаю, – сказал Кацуба. – Сам не знаю почему, но интуиция подсказывает, что на сцене появилась совершенно новая маска. Понимаешь ли, он не вяжется с уже имевшими место чисто силовыми акциями – сожгли музей, напали на тебя утречком... Что же, сообразив, что мы твердые ребята, прониклись уважением и решили принести деньги в клювике? Не верится...
– Тут я тебе, извини, не советчик, – сказал Мазур. – Во-первых, не моя епархия, во-вторых, нет у меня в с е й информации...
– Да я понимаю. Просто мне, Вова, тоже иногда необходим свой доктор Ватсон – чтобы не рассуждать самому с собой, в уме... Тебя такая аналогия не обижает?
– А, чего там, – сказал Мазур покладисто. – Пусть будет Ватсон... Ты ведь его подставил, а?
– Ну конечно, – с беззаботной улыбкой сказал Кацуба. – Если он и есть «враг номер один», хозяин микрофонов – с ним ничего не случится, а мы завтра утром узнаем, на чем порешили в столице. И наконец-то получим конкретную персону для разработки. А если этот хлыщ не имеет отношения к авторам силовых акций – возможны интересные неожиданности. Владельцы микрофонов о нас заботятся – на свой извращенный манер, правда, но все равно... Нашего таинственного Дмитрия и его милицейского друга хлопнули поразительно быстро. Вот и посмотрим...
– А если он завтра притащит пятьдесят тысяч?
– Вот тут уже открывается простор для комбинаций, – подумав, сообщил Кацуба. – Продумать все нужно идеально. Проще всего будет взять денежки – а потом взять заказчика за хобот в тот миг, когда он этакого хамства никак не ожидает... И потом, мы еще не знаем, что у Светки творится, до чего Роберт наш доискался... Пошли-ка, вытащу Роберта в кабак и побеседуем о наших новостях. Он уже должен вернуться.
Они спустились этажом ниже. Кацуба энергично постучал, потом повернул ручку. Дверь открылась легко.
Кацуба вдруг обернулся, поднес палец к губам. Мазур тут же вспомнил, в чем тут неладное: еще в машине, когда въезжали в Тиксон, Кацуба настрого наказал – оставаясь в номере, запирать дверь на ключ, а ключ оставлять в замке, во избежание разных сюрпризов...
Он заглянул в комнату через плечо майора. Ощутил сосущую опустошенность – н а ч а л о с ь...
Кацуба, сделав два упругих, бесшумных шага, оказался рядом с Шишкодремовым, застывшим в нелепой позе, – полулежит, верхней половиной тела припав к дивану, словно почувствовал себя плохо, успел дотащиться, а вот прилечь не хватило сил... Нагнулся, не делая ни одного лишнего движения, перемещаясь с быстрой грацией хищника, прижал два пальца к шее Шишкодремова пониже уха. Застыл на несколько секунд, глядя в пространство пустым, холодным взглядом, с напряженным лицом, прямо-таки жутковато контрастировавшим с реденькой интеллигентской бородкой. Теперь Мазур знал, с каким лицом майор убивает и как тогда выглядит...
Кацуба выпрямился, повелительно махнул Мазуру, и тот кинулся в коридор, на пару шагов опередив майора. Тщательно прикрыв за собой дверь, Кацуба отшатнулся от нее, замер в ожидании.
В высоченном прохладном коридоре стояла сыроватая тишина, с улицы не доносилось ни звука, и Мазур посреди этой сумрачной тишины почувствовал себя персонажем ночного кошмара, приснившегося кому-то другому. В голове назойливо крутилась фраза из какого-то фильма: «Мы все погибли здесь, выполняя приказ, мы все погибли здесь...»
– Все, – тихо сказал Кацуба. Лицо у него было мертвое. – Никого. Значит, н а м ловушку не готовили, и на том спасибо...
– Пистолет? – шепотом спросил Мазур.
– Нож, определенно. Под левую лопатку. Дельный удар, точный. Не лопух бил... Пошли. В милицию позвонить надо...
Глава пятнадцатая
Кабацкие напевы
Ресторан был под стать гостинице – исполинских размеров, занимал все левое крыло нижнего этажа. Хватало и толстенных колонн, и лепнины, и зеркал, а вот клиентуры не хватало, хоть ты плачь. Когда они пришли сюда впервые, сразу определили, с первого взгляда, каким именно манером администрация ввела свои новшества, протягивая ножки по одежке. Добрых три четверти великанского зала было погружено в полумрак, и столики там выглядели так, словно за них никто и не садился с момента торжественного открытия. Так оно наверняка и было. Чтобы попасть на ярко освещенную четвертушечку, приходилось пройти немалое расстояние в полутьме, слегка оживляемой негромкой вечерней жизнью, – у колонн вольготно обнимались парочки, в самом темном углу кому-то начищали морду лица, делая это хватко и почти бесшумно, без стандартных пьяных воплей, а значит, люди были по здешним меркам серьезные.
Оркестр был живой, по наблюдениям Мазура, начавший еще со вчерашнего дня праздновать какое-то эпохальное событие вроде двухсотлетия самогонного аппарата, – но держались лабухи относительно прямо и по струнам-клавишам, в общем, попадали. Через раз. Местный вокал представляла крашеная блондинка в коротеньком красном платье, энергично мотавшаяся по огромной эстраде, держа микрофон на длинном шнуре так, словно хотела повторить подвиг народовольцев – запулить воображаемую гранату в зал, на кого бог пошлет. Бомбометательница задорно выкрикивала:
А он такой,
Мой новый парень, просто чумовой!
Как водится, особого внимания на нее не обращали, только сидевшие у самой эстрады растроганно созерцали аппетитные ляжки заполярной дивы.
Кацуба аккуратно налил себе водочки, не усердствуя чрезмерно, задумчиво подержал стаканчик перед лицом, выпил залпом. Мазур деликатно полуотвернулся, разглядывая зал. Следовало оставить майора наедине с собой, он сам бывал в подобных ситуациях и прекрасно понимал, что должно твориться на душе у напарника. Всегда тяжело терять своих, в особенности если нет возможности расслабиться, нужно работать дальше... И никакое выражение сочувствия тут неуместно, все, что ты можешь сказать, непременно окажется надуманным и фальшивым.
Кацуба был профессионал. Он нисколечко не выбился из роли, лицо и движения оставались прежними, даже черная печаль в глазах свободно могла сойти за обыкновенную меланхолию – мало ли по каким причинам человеку легонько взгрустнулось?
– Глупо, – сказал Кацуба тихо, куда-то в пространство. – Из таких переделок выходил, а здесь, в заполярном улусе, нарвался...
Мазур помалкивал, прекрасно понимая, что никаких реплик не нужно, их от него и не ждут. Он только подумал: так оно обычно и бывает, нарываются в конце концов даже самые опытные, а те, что остался в живых, если предельно откровенно, горюют еще и оттого, что лишний раз подтверждается: бессмертных на этом свете нет. Как-то рывком вспоминаешь, что ты и сам не бессмертный, начинаешь примерять на себя деревянный сюртучок, всерьез задумываешься, что там, за порогом...
Он разглядывал зал, без труда определяя, где тут импортный народ, где отечественный. Дело, конечно, не в одежде, по ней не отличишь, не те времена. Немногочисленные забугорные индивидуумы держались так, как привыкли на исторической родине – придя в кабак, знали, что выполняют этакую светскую повинность, далекую от настоящего веселья. Народец же российский (изрядно разбавленный сынами гор) твердо знал, что хочет он кардинально иного – за свои денежки и себя показать, не боясь выглядеть малость придурковато, и других посмотреть, таких же.
Аллах ведает, как тут веселились в другие дни, но сейчас картина была относительно пристойная – под столом никто не валялся, не тащили танцевать из-за столиков чужих дам, а горный народ держался удивительно тихо. Причиной, конечно, стал Нептун – неподалеку за тремя сдвинутыми столиками восседала его компания, а сам он громоздился на почетном месте, в торце, озирая свое воинство с гордой уверенностью орла-атамана. Каковое чувство подпитывалось еще и тем, что левой лапищей он приобнимал столичную штучку Свету, по-настоящему стильную и яркую на фоне примитивненьких местных фемин. На него косились почтительно, избегая проявлять чересчур уж явный интерес к вызывающе скрещенным Светиным ножкам. Вряд ли Нептун знал слово «этуаль», но на чем держится авторитет, должен был соображать прекрасно. Мазур давно подметил, что бугай Гриша старается держаться со всей возможной светскостью – первый парень на деревне, захомутавший питерскую красотку, а питерская красотка, конечно, подыгрывала ему с незаурядным актерским мастерством. Идиллия, одним словом.
Белозубого плакатного красавца Васи в гостинице уже не было – после недолгого военного совета (два голоса «за» при отсутствии как «против», так и воздержавшихся) его отправили жить-поживать на «Морскую звезду». Чему он был только рад. После жуткой находки на «Вере» Вася не то чтобы сломался – но испугался н а д о л г о, а случившееся с Шишкодремовым бодрости духа ему прибавить не могло. А поскольку напарник Мазуру какое-то время необходим, проще принять меры сразу, не дожидаясь вполне возможных срывов...
– Нептун прется, – сказал Мазур.
Кацуба поднял глаза – собранный, готовый к любым неожиданностям. Вряд ли грозили неприятности, впрочем, – верзила надвигался довольно-таки мирно, один-одинешенек, не выказывая пока желания разбивать им бутылки о головы.
Он сел, без жеманства опорожнил налитый Кацубой стаканчик, посопел и сообщил:
– За пушки спасибо. Правильно сделали, что отдали. Может, мы с вами кашу и сварим...
– Смотря какая крупа попадется, – сказал Кацуба.
– А неплохая. Лишь бы вы меня кинуть не вздумали.
– Так что, поговорим?
– Не спеши, – сказал Гриша. – Поспешишь – людей насмешишь. Я вам пока одно скажу: до вашего Роберта мы никакого касательства не имели. Не наша манера.
– А чья? – спросил Кацуба небрежно.
– Если бы я знал, – досадливо причмокнул верзила. – Тут последнее время засуетились всякие... прыткие. И скользкие. Никак за шкирку не ухватить, как ты ни бейся.
– И тебе, конечно, это поперек горла, – уверенно сказал Кацуба. – Ты тут человек номер один – и вдруг начинают сквозить по переулочкам непонятные типчики...
– Да не такие уж и непонятные, – заключил Гриша. – А что, ты бы на моем месте сидел сложа ручки? Такие места горбом зарабатывают и первому попавшемуся нахалу не отдают...
– А что, отнять пробуют? – небрежно спросил Кацуба.
– Руки коротки, – насупился Гриша. – Поотшибить можно. И ты тоже запомни для начала – через мою макушку перескакивать не стоит. Или у нас будет консенсус, в смысле сердечное согласие, или ни черта не получится. Дело богатое, всем хватит... Ты книжки про клады читал?
– Приходилось, – кивнул Кацуба.
– Помнишь, когда кончалось сплошной порнографией? Когда народец начинал резать друг друга, толком и не дождавшись дележа. А те, у кого хватало соображаловки поделить по уму и разойтись, жили долго. Очень я хочу верить, что ты, Иваныч, из тех, кто делит по уму, Светка мне старательно вкручивает... Однако присмотреться надо, не корову покупаешь...
Он шумно отодвинул стул и вальяжно отправился назад. О чем-то потолковал с соседом справа, поднялся, подхватил Свету, и они удалились в полумрак. Оставшись без атамана, казаки-разбойники оживились, расселись непринужденнее.
– Осторожничает, обормот, – хмыкнул Кацуба. – Ладно, поиграем блесной... Ибо выбор невелик.
– Слушай, – сказал Мазур. – Я от тебя не требую раскрывать особо потаенные секреты, но можешь ты мне сказать откровенно – здешние милицейские чины не получили ли нечто вроде указания? Не трясти из нас душу? Или что-то вроде? Глаголев, подозреваю, мог договориться...
Начальник здешнего уголовного розыска, здоровяк в капитанском чине, приехав осматривать труп Шишкодремова, доставил Мазуру с Кацубой не так уж много неприятных минут. Мог вцепиться и энергичнее, учитывая, что они были здесь совершеннейшими чужаками, да вдобавок посланными в командировку не могучим банком и не администрацией президента – всего лишь неким научным институтом. По нынешним временам – нечто среднее меж цыганами и челноками, имидж и отношение соответствующие.
А так, в общем, обошлось – без каверзных вопросов, почти без извечной милицейской тяги подозревать всех и вся. Как будто на Мазуре и не висела история с бегством от патруля и скандальным вызволением из цепких лап закона.
– Так я тебе и сказал... – усмехнулся Кацуба одними губами. – Дело, Вова, не в недоверии. А в простой и примитивной истине: если человек уверен, что за спиной у него нет никого и ничего, он от безысходности чудеса делает... Не обиделся?
– Не особенно, – проворчал Мазур. – Меня эта нехитрая теорема частенько по жизни сопровождала...
– Вот и ладушки. Твое дело – ударно работать, а улаживание неприятностей висит на отце-командире. Ты ведь не горишь желанием взвалить на свои плечи сей груз?
– Господи упаси, – искренне сказал Мазур. – Я в армии третий десяток лет, отучился лезть в отцы-командиры...
Кацуба уставился через плечо Мазура округлевшими на секунду глазами, тут же справился с собой, однако вид по-прежнему был такой, словно против некоторых деталей его мужского экстерьера внезапно использовали нехитрое сельскохозяйственное орудие труда. Тихо сказал:
– Оглянись-ка, только не особенно башкой верти... Сиди себе непринужденно, глянул-отвернулся...
Мазур повернулся с ленивым видом. И тоже испытал некоторый шок, подходивший под ту же поговорку.
За столиком неподалеку устраивались двое американцев, с которыми по приезде вышла в коридоре легонькая стычка. С ними была дама. Либо Мазур с Кацубой одновременно стали страдать одной и той же зрительной галлюцинацией (что с медицинской точки зрения решительно невозможно), либо там и в самом деле сидела очаровательная Джен Деспард, стойкий оловянный солдатик из ФБР, которую Мазур не чаял увидеть когда-нибудь в этой жизни (о чем иногда мимолетно сожалел). Те самые темные волосы, осанка, слегка хрипловатый голос...
– Не протирай глазыньки, не надо, – тихо посоветовал Кацуба. – Никуда она не исчезла, так и сидит... Нас, по-моему, еще не срисовала.
– Но это же она...
– Ценное замечание, – кивнул Кацуба. – Если это не она, готов вместо тебя нырять в холодную водичку...
– Что делать будем?
– Честно тебе признаюсь, не представляю, – сказал Кацуба. – С одной стороны, маскироваться мы обязаны только перед согражданами, с другой – притворяться мирными учеными велено перед в с е м и. Приказ красотку Джен не предусматривал. Н-да, коллизия. Меня в таком виде родная мать, льщусь надеждой, не узнает, а вот с тобой хуже... Все!
Слегка повернув голову, Мазур обнаружил, что свалившаяся как снег на голову неведомо откуда и зачем мисс Дженнифер зацепила-таки его взглядом, отвела глаза, снова уставилась с видом человека, добросовестно пытающегося вспомнить, при каких обстоятельствах и когда доводилось лицезреть странно знакомую физиономию...
Узнала, сомнений нет. Наверняка минуту назад они с Кацубой выглядели точно так же. На очаровательном личике в темпе вихря проносится гамма самых разнообразных чувств, – а мысли, ручаться можно, являются зеркальным отражением их собственных мыслей, лихорадочной попыткой в темпе что-то придумать, выбрать линию поведения...
Все это было бы даже смешно. При другом раскладе.
– Срисовала, – констатировал Кацуба.
– Вот именно, – сказал Мазур, снова поворачиваясь к нему. – Как она там?
– Сидит с неописуемым выражением мордашки. Лектор из общества трезвости, у которого во время вдохновенной проповеди перед огромной аудиторией упала из-под полы бутыль самогона. И – вдребезги, со звоном и запахом... Оклемалась немножко. Пока не собирается делиться со спутниками своими впечатлениями и открытиями.
– А они как?
– Они себя ведут, как и положено этнографам, оказавшимся в селении амазонских ндейцев... По совести, друг мой, отсюда следует немедленно улетучиваться. Бежать сломя голову на судно и сообщать по радио наши новости. Однако неизвестно, как она наше поспешное бегство расценит и что из этого выйдет. Послал черт сюрпризец... Ладно, сидим пока. – Он глянул на Мазура с уже знакомой гримасой, за которой обычно следовала какая-нибудь нахальная идея. – Герр Микушевич, а не пригласить ли вам девушку потанцевать? Интересно мне, как она себя поведет...
Мазур со вздохом поднялся, подошел к столику и по-русски пригласил, как надлежит. Оба здоровяка, безусловно, прекрасно его помнившие, уставились хмуро. Теперь он видел, что никакого совпадения, двойника быть не может, это и в самом деле Подруга Тарзана...
Она ответила, что не понимает по-русски, – не пролепетала, себя не помня от волнения, но и хладнокровной отнюдь не выглядела. Узнала, конечно...
– О, вы иностранка? – удивился Мазур уже на английском. – Понимаю ваш язык... Разрешите все же пригласить?
Ребятки охотнее всего заехали бы ему по роже – но, такое впечатление, тоже скованы предписаниями и инструкциями. Слегка пожав плечами, Джен с обреченным видом выбралась из-за стола. Полупьяные лабухи очень кстати изображали нечто медленное, способное в здешних условиях сойти за танго.
– У вас какие-то проблемы? – светски спросил Мазур, вполне джентльменски держа ее в объятиях.
– Да нет, почему вы решили...
Мазур смотрел ей в глаза, испытывая самые разнообразные чувства. Это была она, она была очаровательна – и напугана, зажата...
– Я вас здесь никогда прежде не видел, – продолжал он все так же светски.
– Я вас тоже, – ответила она суховато, не попадая в такт. – Вы англичанин?
– Нет, русский, – сказал Мазур, ломая голову – назваться Микушевичем или это выйдет нарушение приказа? – А вы? По-моему, у вас американский акцент...
– Угадали, – сказала Джен напряженно. – Я из Нового Орлеана. Слышали про такой город? Орлеан – во Франции, а у нас – Новый...
На миг она стала прежней Подругой Тарзана – смелой, дерзкой, с острым язычком. Не без труда прогнав воспоминания, Мазур сказал:
– Наслышан. У меня там жила одна знакомая, помощница окружного прокурора... Или нет, она жила в Пенсильвании...
– Ах, вот как... – натянуто улыбнулась Джен.
– И какими судьбами очаровательную американку занесло в столь дикие места? – спросил Мазур.
– Журналистика, – пояснила Джен, у которой, об заклад биться можно, на языке вертелись матерные словечки. – Я корреспондент «Нью-Орлеан геральд»...
– Интересная газета?
– Мне нравится.
– А можно узнать, как вас зовут?
– Джин. Джин Бейкер.
– Джин... – задумчиво произнес Мазур. – Имя красивое, но вам, по-моему, больше подходит «Джен». Сам не знаю, отчего мне это в голову взбрело...
– А вы?
– Простите?
– А вас каким ветром сюда занесло?
«Девочка слегка опамятовалась, – понял Мазур. – Она всегда была не из робких. Не похоже, чтобы боялась. Удивлена, конечно, в меру ошарашена, но страха не просматривается... Легально здесь, выходит? Но какого черта тут понадобилось ФБР?»
– Я здесь работаю, – сказал он. – На гидрографическом судне.
– А можно узнать, как вас зовут?
– Микушевич, – сказал он.
– Это имя или фамилия?
– Фамилия, – сказал Мазур. – А имя – Владимир.
– Владимир... – задумчиво произнесла она. – Имя красивое, но вам по-моему, больше подходит «Кирилл». Сама не знаю, отчего мне это в голову взбрело...
– Вот теперь я вижу, что напрасно решил, будто у вас какие-то проблемы... – ухмыльнулся Мазур. – Но сначала...
Его довольно бесцеремонно похлопали по плечу. Сердито обернувшись, Мазур увидел мрачно-грозного милицейского лейтенанта. Обнаружил, что Кацуба, стоя, расплачивается с официанткой.
– В чем дело? – спросил Мазур, отнюдь не возрадовавшийся появлению нового лица – беседа начинала принимать интересный оборот.
– Гражданин Микушевич?
– Ну.
– Пройдемте.
– Куда?
– Пройдемте, – веско повторил лейтенант свою магическую формулу. – Вон, начальник ваш уже собрался...
– Извините, мисс Бейкер, – сказал Мазур насколько мог непринужденно. – У меня внезапно обнаружились срочные дела... но я надеюсь, мы еще увидимся?
Она холодно кивнула с видом английской королевы, к которой в окно Букингемского дворца заглянули два ханыги и принялись просить штопор:
– Возможно, мистер Микушевич...
Они так и лежали рядышком на грязноватом брезенте, который кто-то догадался подстелить на бетонный пол морга, – Света, чьей настоящей фамилии Мазур так и не знал, в распахнутом модном плаще, вишневом платье и пестром шарфике, и здоровяк Гриша-Нептун, на которого людям непривычным лучше было не смотреть, – попавшая в затылок пуля проделала выходное отверстие пониже глаз... Лицо Светы, удивительно спокойное – так бывает с настигнутыми пулей неожиданно и умершими мгновенно, – оказалось нетронутым, ей прилетело под левую лопатку, в сердце, и на вишневом пятно крови казалось попросту темным.
– Ну, и какие у вас будут соображения? – начальник местного угро, тот самый здоровенный капитан Жечкин, уставился на Кацубу без всякой приязни.
Бородатенький интеллигент, потрясенный увиденным до последней степени растерянности, жалко и беспомощно пожал плечами:
– Какие тут соображения... простите... – он старательно подавил приступ рвоты. – Можно, мы отсюда уйдем?
– Ну, давайте, – капитан первым вышел в мрачный прохладный коридор. Где-то поблизости бубнили два пьяных голоса – здешние работнички (Мазур не помнил, как они называются) выясняли какой-то неотложный производственный вопрос, спорили, чья очередь что-то там делать. У входной двери торчали два сержанта, откровенно дожидаясь, когда им разрешат отсюда убраться.
– Какие же тут соображения... – промямлил Кацуба. – Кто ее так?
Капитан смотрел на него исподлобья, Мазура он словно бы и не замечал.
– Ищем, гражданин Проценко, ищем... Вы опознали того человека?
– Господи, да у него и лица-то нет...
– А такая фамилия – Соловаров – вам что-нибудь говорит?
– Впервые слышу.
– А – Нептун?
– Ну... морской бог...
– Что она делала на улице во втором часу ночи?
– Представления не имею, – убитым голосом сознался Кацуба. – Вы поймите, она, собственно, к моей группе отношения и не имела, просто поехала с нами, как журналистка... Где она бывала, с кем знакомилась, не мое дело...
– Значит, никаких соображений у вас нет?
Оркестр был живой, по наблюдениям Мазура, начавший еще со вчерашнего дня праздновать какое-то эпохальное событие вроде двухсотлетия самогонного аппарата, – но держались лабухи относительно прямо и по струнам-клавишам, в общем, попадали. Через раз. Местный вокал представляла крашеная блондинка в коротеньком красном платье, энергично мотавшаяся по огромной эстраде, держа микрофон на длинном шнуре так, словно хотела повторить подвиг народовольцев – запулить воображаемую гранату в зал, на кого бог пошлет. Бомбометательница задорно выкрикивала:
А он такой,
Мой новый парень, просто чумовой!
Как водится, особого внимания на нее не обращали, только сидевшие у самой эстрады растроганно созерцали аппетитные ляжки заполярной дивы.
Кацуба аккуратно налил себе водочки, не усердствуя чрезмерно, задумчиво подержал стаканчик перед лицом, выпил залпом. Мазур деликатно полуотвернулся, разглядывая зал. Следовало оставить майора наедине с собой, он сам бывал в подобных ситуациях и прекрасно понимал, что должно твориться на душе у напарника. Всегда тяжело терять своих, в особенности если нет возможности расслабиться, нужно работать дальше... И никакое выражение сочувствия тут неуместно, все, что ты можешь сказать, непременно окажется надуманным и фальшивым.
Кацуба был профессионал. Он нисколечко не выбился из роли, лицо и движения оставались прежними, даже черная печаль в глазах свободно могла сойти за обыкновенную меланхолию – мало ли по каким причинам человеку легонько взгрустнулось?
– Глупо, – сказал Кацуба тихо, куда-то в пространство. – Из таких переделок выходил, а здесь, в заполярном улусе, нарвался...
Мазур помалкивал, прекрасно понимая, что никаких реплик не нужно, их от него и не ждут. Он только подумал: так оно обычно и бывает, нарываются в конце концов даже самые опытные, а те, что остался в живых, если предельно откровенно, горюют еще и оттого, что лишний раз подтверждается: бессмертных на этом свете нет. Как-то рывком вспоминаешь, что ты и сам не бессмертный, начинаешь примерять на себя деревянный сюртучок, всерьез задумываешься, что там, за порогом...
Он разглядывал зал, без труда определяя, где тут импортный народ, где отечественный. Дело, конечно, не в одежде, по ней не отличишь, не те времена. Немногочисленные забугорные индивидуумы держались так, как привыкли на исторической родине – придя в кабак, знали, что выполняют этакую светскую повинность, далекую от настоящего веселья. Народец же российский (изрядно разбавленный сынами гор) твердо знал, что хочет он кардинально иного – за свои денежки и себя показать, не боясь выглядеть малость придурковато, и других посмотреть, таких же.
Аллах ведает, как тут веселились в другие дни, но сейчас картина была относительно пристойная – под столом никто не валялся, не тащили танцевать из-за столиков чужих дам, а горный народ держался удивительно тихо. Причиной, конечно, стал Нептун – неподалеку за тремя сдвинутыми столиками восседала его компания, а сам он громоздился на почетном месте, в торце, озирая свое воинство с гордой уверенностью орла-атамана. Каковое чувство подпитывалось еще и тем, что левой лапищей он приобнимал столичную штучку Свету, по-настоящему стильную и яркую на фоне примитивненьких местных фемин. На него косились почтительно, избегая проявлять чересчур уж явный интерес к вызывающе скрещенным Светиным ножкам. Вряд ли Нептун знал слово «этуаль», но на чем держится авторитет, должен был соображать прекрасно. Мазур давно подметил, что бугай Гриша старается держаться со всей возможной светскостью – первый парень на деревне, захомутавший питерскую красотку, а питерская красотка, конечно, подыгрывала ему с незаурядным актерским мастерством. Идиллия, одним словом.
Белозубого плакатного красавца Васи в гостинице уже не было – после недолгого военного совета (два голоса «за» при отсутствии как «против», так и воздержавшихся) его отправили жить-поживать на «Морскую звезду». Чему он был только рад. После жуткой находки на «Вере» Вася не то чтобы сломался – но испугался н а д о л г о, а случившееся с Шишкодремовым бодрости духа ему прибавить не могло. А поскольку напарник Мазуру какое-то время необходим, проще принять меры сразу, не дожидаясь вполне возможных срывов...
– Нептун прется, – сказал Мазур.
Кацуба поднял глаза – собранный, готовый к любым неожиданностям. Вряд ли грозили неприятности, впрочем, – верзила надвигался довольно-таки мирно, один-одинешенек, не выказывая пока желания разбивать им бутылки о головы.
Он сел, без жеманства опорожнил налитый Кацубой стаканчик, посопел и сообщил:
– За пушки спасибо. Правильно сделали, что отдали. Может, мы с вами кашу и сварим...
– Смотря какая крупа попадется, – сказал Кацуба.
– А неплохая. Лишь бы вы меня кинуть не вздумали.
– Так что, поговорим?
– Не спеши, – сказал Гриша. – Поспешишь – людей насмешишь. Я вам пока одно скажу: до вашего Роберта мы никакого касательства не имели. Не наша манера.
– А чья? – спросил Кацуба небрежно.
– Если бы я знал, – досадливо причмокнул верзила. – Тут последнее время засуетились всякие... прыткие. И скользкие. Никак за шкирку не ухватить, как ты ни бейся.
– И тебе, конечно, это поперек горла, – уверенно сказал Кацуба. – Ты тут человек номер один – и вдруг начинают сквозить по переулочкам непонятные типчики...
– Да не такие уж и непонятные, – заключил Гриша. – А что, ты бы на моем месте сидел сложа ручки? Такие места горбом зарабатывают и первому попавшемуся нахалу не отдают...
– А что, отнять пробуют? – небрежно спросил Кацуба.
– Руки коротки, – насупился Гриша. – Поотшибить можно. И ты тоже запомни для начала – через мою макушку перескакивать не стоит. Или у нас будет консенсус, в смысле сердечное согласие, или ни черта не получится. Дело богатое, всем хватит... Ты книжки про клады читал?
– Приходилось, – кивнул Кацуба.
– Помнишь, когда кончалось сплошной порнографией? Когда народец начинал резать друг друга, толком и не дождавшись дележа. А те, у кого хватало соображаловки поделить по уму и разойтись, жили долго. Очень я хочу верить, что ты, Иваныч, из тех, кто делит по уму, Светка мне старательно вкручивает... Однако присмотреться надо, не корову покупаешь...
Он шумно отодвинул стул и вальяжно отправился назад. О чем-то потолковал с соседом справа, поднялся, подхватил Свету, и они удалились в полумрак. Оставшись без атамана, казаки-разбойники оживились, расселись непринужденнее.
– Осторожничает, обормот, – хмыкнул Кацуба. – Ладно, поиграем блесной... Ибо выбор невелик.
– Слушай, – сказал Мазур. – Я от тебя не требую раскрывать особо потаенные секреты, но можешь ты мне сказать откровенно – здешние милицейские чины не получили ли нечто вроде указания? Не трясти из нас душу? Или что-то вроде? Глаголев, подозреваю, мог договориться...
Начальник здешнего уголовного розыска, здоровяк в капитанском чине, приехав осматривать труп Шишкодремова, доставил Мазуру с Кацубой не так уж много неприятных минут. Мог вцепиться и энергичнее, учитывая, что они были здесь совершеннейшими чужаками, да вдобавок посланными в командировку не могучим банком и не администрацией президента – всего лишь неким научным институтом. По нынешним временам – нечто среднее меж цыганами и челноками, имидж и отношение соответствующие.
А так, в общем, обошлось – без каверзных вопросов, почти без извечной милицейской тяги подозревать всех и вся. Как будто на Мазуре и не висела история с бегством от патруля и скандальным вызволением из цепких лап закона.
– Так я тебе и сказал... – усмехнулся Кацуба одними губами. – Дело, Вова, не в недоверии. А в простой и примитивной истине: если человек уверен, что за спиной у него нет никого и ничего, он от безысходности чудеса делает... Не обиделся?
– Не особенно, – проворчал Мазур. – Меня эта нехитрая теорема частенько по жизни сопровождала...
– Вот и ладушки. Твое дело – ударно работать, а улаживание неприятностей висит на отце-командире. Ты ведь не горишь желанием взвалить на свои плечи сей груз?
– Господи упаси, – искренне сказал Мазур. – Я в армии третий десяток лет, отучился лезть в отцы-командиры...
Кацуба уставился через плечо Мазура округлевшими на секунду глазами, тут же справился с собой, однако вид по-прежнему был такой, словно против некоторых деталей его мужского экстерьера внезапно использовали нехитрое сельскохозяйственное орудие труда. Тихо сказал:
– Оглянись-ка, только не особенно башкой верти... Сиди себе непринужденно, глянул-отвернулся...
Мазур повернулся с ленивым видом. И тоже испытал некоторый шок, подходивший под ту же поговорку.
За столиком неподалеку устраивались двое американцев, с которыми по приезде вышла в коридоре легонькая стычка. С ними была дама. Либо Мазур с Кацубой одновременно стали страдать одной и той же зрительной галлюцинацией (что с медицинской точки зрения решительно невозможно), либо там и в самом деле сидела очаровательная Джен Деспард, стойкий оловянный солдатик из ФБР, которую Мазур не чаял увидеть когда-нибудь в этой жизни (о чем иногда мимолетно сожалел). Те самые темные волосы, осанка, слегка хрипловатый голос...
– Не протирай глазыньки, не надо, – тихо посоветовал Кацуба. – Никуда она не исчезла, так и сидит... Нас, по-моему, еще не срисовала.
– Но это же она...
– Ценное замечание, – кивнул Кацуба. – Если это не она, готов вместо тебя нырять в холодную водичку...
– Что делать будем?
– Честно тебе признаюсь, не представляю, – сказал Кацуба. – С одной стороны, маскироваться мы обязаны только перед согражданами, с другой – притворяться мирными учеными велено перед в с е м и. Приказ красотку Джен не предусматривал. Н-да, коллизия. Меня в таком виде родная мать, льщусь надеждой, не узнает, а вот с тобой хуже... Все!
Слегка повернув голову, Мазур обнаружил, что свалившаяся как снег на голову неведомо откуда и зачем мисс Дженнифер зацепила-таки его взглядом, отвела глаза, снова уставилась с видом человека, добросовестно пытающегося вспомнить, при каких обстоятельствах и когда доводилось лицезреть странно знакомую физиономию...
Узнала, сомнений нет. Наверняка минуту назад они с Кацубой выглядели точно так же. На очаровательном личике в темпе вихря проносится гамма самых разнообразных чувств, – а мысли, ручаться можно, являются зеркальным отражением их собственных мыслей, лихорадочной попыткой в темпе что-то придумать, выбрать линию поведения...
Все это было бы даже смешно. При другом раскладе.
– Срисовала, – констатировал Кацуба.
– Вот именно, – сказал Мазур, снова поворачиваясь к нему. – Как она там?
– Сидит с неописуемым выражением мордашки. Лектор из общества трезвости, у которого во время вдохновенной проповеди перед огромной аудиторией упала из-под полы бутыль самогона. И – вдребезги, со звоном и запахом... Оклемалась немножко. Пока не собирается делиться со спутниками своими впечатлениями и открытиями.
– А они как?
– Они себя ведут, как и положено этнографам, оказавшимся в селении амазонских ндейцев... По совести, друг мой, отсюда следует немедленно улетучиваться. Бежать сломя голову на судно и сообщать по радио наши новости. Однако неизвестно, как она наше поспешное бегство расценит и что из этого выйдет. Послал черт сюрпризец... Ладно, сидим пока. – Он глянул на Мазура с уже знакомой гримасой, за которой обычно следовала какая-нибудь нахальная идея. – Герр Микушевич, а не пригласить ли вам девушку потанцевать? Интересно мне, как она себя поведет...
Мазур со вздохом поднялся, подошел к столику и по-русски пригласил, как надлежит. Оба здоровяка, безусловно, прекрасно его помнившие, уставились хмуро. Теперь он видел, что никакого совпадения, двойника быть не может, это и в самом деле Подруга Тарзана...
Она ответила, что не понимает по-русски, – не пролепетала, себя не помня от волнения, но и хладнокровной отнюдь не выглядела. Узнала, конечно...
– О, вы иностранка? – удивился Мазур уже на английском. – Понимаю ваш язык... Разрешите все же пригласить?
Ребятки охотнее всего заехали бы ему по роже – но, такое впечатление, тоже скованы предписаниями и инструкциями. Слегка пожав плечами, Джен с обреченным видом выбралась из-за стола. Полупьяные лабухи очень кстати изображали нечто медленное, способное в здешних условиях сойти за танго.
– У вас какие-то проблемы? – светски спросил Мазур, вполне джентльменски держа ее в объятиях.
– Да нет, почему вы решили...
Мазур смотрел ей в глаза, испытывая самые разнообразные чувства. Это была она, она была очаровательна – и напугана, зажата...
– Я вас здесь никогда прежде не видел, – продолжал он все так же светски.
– Я вас тоже, – ответила она суховато, не попадая в такт. – Вы англичанин?
– Нет, русский, – сказал Мазур, ломая голову – назваться Микушевичем или это выйдет нарушение приказа? – А вы? По-моему, у вас американский акцент...
– Угадали, – сказала Джен напряженно. – Я из Нового Орлеана. Слышали про такой город? Орлеан – во Франции, а у нас – Новый...
На миг она стала прежней Подругой Тарзана – смелой, дерзкой, с острым язычком. Не без труда прогнав воспоминания, Мазур сказал:
– Наслышан. У меня там жила одна знакомая, помощница окружного прокурора... Или нет, она жила в Пенсильвании...
– Ах, вот как... – натянуто улыбнулась Джен.
– И какими судьбами очаровательную американку занесло в столь дикие места? – спросил Мазур.
– Журналистика, – пояснила Джен, у которой, об заклад биться можно, на языке вертелись матерные словечки. – Я корреспондент «Нью-Орлеан геральд»...
– Интересная газета?
– Мне нравится.
– А можно узнать, как вас зовут?
– Джин. Джин Бейкер.
– Джин... – задумчиво произнес Мазур. – Имя красивое, но вам, по-моему, больше подходит «Джен». Сам не знаю, отчего мне это в голову взбрело...
– А вы?
– Простите?
– А вас каким ветром сюда занесло?
«Девочка слегка опамятовалась, – понял Мазур. – Она всегда была не из робких. Не похоже, чтобы боялась. Удивлена, конечно, в меру ошарашена, но страха не просматривается... Легально здесь, выходит? Но какого черта тут понадобилось ФБР?»
– Я здесь работаю, – сказал он. – На гидрографическом судне.
– А можно узнать, как вас зовут?
– Микушевич, – сказал он.
– Это имя или фамилия?
– Фамилия, – сказал Мазур. – А имя – Владимир.
– Владимир... – задумчиво произнесла она. – Имя красивое, но вам по-моему, больше подходит «Кирилл». Сама не знаю, отчего мне это в голову взбрело...
– Вот теперь я вижу, что напрасно решил, будто у вас какие-то проблемы... – ухмыльнулся Мазур. – Но сначала...
Его довольно бесцеремонно похлопали по плечу. Сердито обернувшись, Мазур увидел мрачно-грозного милицейского лейтенанта. Обнаружил, что Кацуба, стоя, расплачивается с официанткой.
– В чем дело? – спросил Мазур, отнюдь не возрадовавшийся появлению нового лица – беседа начинала принимать интересный оборот.
– Гражданин Микушевич?
– Ну.
– Пройдемте.
– Куда?
– Пройдемте, – веско повторил лейтенант свою магическую формулу. – Вон, начальник ваш уже собрался...
– Извините, мисс Бейкер, – сказал Мазур насколько мог непринужденно. – У меня внезапно обнаружились срочные дела... но я надеюсь, мы еще увидимся?
Она холодно кивнула с видом английской королевы, к которой в окно Букингемского дворца заглянули два ханыги и принялись просить штопор:
– Возможно, мистер Микушевич...
* * *
...Насильственная смерть всегда нелепа и тягостна. Особенно когда она внезапно настигает тех, кого ты час назад видел живым и веселым. Тут уж душа переворачивается вовсе мучительно...Они так и лежали рядышком на грязноватом брезенте, который кто-то догадался подстелить на бетонный пол морга, – Света, чьей настоящей фамилии Мазур так и не знал, в распахнутом модном плаще, вишневом платье и пестром шарфике, и здоровяк Гриша-Нептун, на которого людям непривычным лучше было не смотреть, – попавшая в затылок пуля проделала выходное отверстие пониже глаз... Лицо Светы, удивительно спокойное – так бывает с настигнутыми пулей неожиданно и умершими мгновенно, – оказалось нетронутым, ей прилетело под левую лопатку, в сердце, и на вишневом пятно крови казалось попросту темным.
– Ну, и какие у вас будут соображения? – начальник местного угро, тот самый здоровенный капитан Жечкин, уставился на Кацубу без всякой приязни.
Бородатенький интеллигент, потрясенный увиденным до последней степени растерянности, жалко и беспомощно пожал плечами:
– Какие тут соображения... простите... – он старательно подавил приступ рвоты. – Можно, мы отсюда уйдем?
– Ну, давайте, – капитан первым вышел в мрачный прохладный коридор. Где-то поблизости бубнили два пьяных голоса – здешние работнички (Мазур не помнил, как они называются) выясняли какой-то неотложный производственный вопрос, спорили, чья очередь что-то там делать. У входной двери торчали два сержанта, откровенно дожидаясь, когда им разрешат отсюда убраться.
– Какие же тут соображения... – промямлил Кацуба. – Кто ее так?
Капитан смотрел на него исподлобья, Мазура он словно бы и не замечал.
– Ищем, гражданин Проценко, ищем... Вы опознали того человека?
– Господи, да у него и лица-то нет...
– А такая фамилия – Соловаров – вам что-нибудь говорит?
– Впервые слышу.
– А – Нептун?
– Ну... морской бог...
– Что она делала на улице во втором часу ночи?
– Представления не имею, – убитым голосом сознался Кацуба. – Вы поймите, она, собственно, к моей группе отношения и не имела, просто поехала с нами, как журналистка... Где она бывала, с кем знакомилась, не мое дело...
– Значит, никаких соображений у вас нет?