Страница:
– Отлично. Значит, для начала – машинное масло, ветошку, все, что полагается... – он передал Мазуру платок. – Договорились? Теперь, покончив с мелочами, перейдем к главному... Милейший господин Белов, мы прекрасно понимаем все тонкости и сложности вашего нелегкого бизнеса. Приток валюты, в самом деле, дело стратегическое... Ничуть не собираемся вам препятствовать. Но вот место, которое вы нам отводите, нас категорически не устраивает. Тысяча извинений, но мы не можем киснуть в отсеках для экипажа. Нам как раз необходимо обратное...
– Подождите! – вскинулся Белов. – Вы что, собираетесь болтаться по кораблю?
– Удивительно тонко подмечено, – поклонился Кацуба. – Именно этим мы и намерены заняться. Задание такое. В подробности посвящать вас не считаю нужным. Чай, иногда полистываете детективчики? А наши удостоверения внимательно прочитали?
– Слушайте...
– Нет, это вы слушайте! – отрезал Кацуба. – Нам нужна полная свобода передвижения. И никаких препятствий с вашей стороны.
– Игорь Юрьевич! – жалобно воззвал Белов. – Да что ж это такое?
Похоже, он был из тех, кто легко теряется, попав в нестандартную ситуацию. Что до капитана, тот, сразу видно, откровенно радовался из-за того, что избавлен от необходимости принимать решения и брать на себя ответственность. Он попросту сочувственно молчал.
– Вообще-то, у нас тут служба безопасности... – Белов хватался за привычные соломинки.
– Ну, это несерьезно, – сказал Кацуба. – Во-первых, заверяю вас, вашу службу безопасности мы с напарником размажем по стенке, не особенно и вспотевши. Во-вторых, вы просчитали последствия? Не выкинете же вы нас за борт, в самом-то деле? Нас видела уйма народа, потом, в Шантарске, не отмажетесь.... Я вас серьезно предупреждаю: если попытаетесь фордыбачить, мешать, надоедать – в Шантарске возьмем в оборот вашу фирмочку так, что хрупнет, словно гнилой орех. Я понятно излагаю? Все мне понятно – рыночные отношения, реформы, валюта, но это еще не причина, чтобы списывать нашу контору в тираж. Мы еще можем показать зубки...
– Нет, ну черт знает что...
– Почему же? – неожиданно мирно спросил Кацуба. – Можно подумать, мы собираемся пронестись по вашему кораблику бандой пиратов, лупя иностранные морды направо и налево и задирая импортные юбки через одну... Вы, кстати, много иностранных языков знаете?
– Английский.
– И только? А мы с коллегой – пять на двоих. Так что сможем поддерживать светскую беседу о погоде. Милейший господин Белов, – доверительно наклонился к нему Кацуба, – мы не собираемся устраивать тут обыски и проверки документов, взрывать бомбы и допускать прочие шумные непотребства. Всего-навсего хотим свободно побродить по вашему плавучему дворцу... Держа себя, как джентльмены. Что вы смотрите? Ах, да... Ну, ничего, нашу одежонку не так уж трудно как следует просушить и выстирать. И заметил еще в Тиксоне, что большинство ваших пассажиров тоже не в смокингах щеголяют – по-простецки, раскованно... Так что наши джинсы – импортные, кстати – здесь шокинга не вызовут... Ну что, господин Белов, мы договорились или конфронтация продолжается?
– Игорь Юрьевич, я положительно с ума сойду... – пожаловался Белов. – Сначала заявляется уголовка, которой тоже позарез нужно шататься по всему кораблю, теперь эти... У нас что, полигон какой-то? Место встречи изменить нельзя?
– Эти спецслужбы... – философски сказал капитан. – Ничего с ними не поделаешь... вообще-то, они же обещают вести себя тихо.
– Ну, а я все еще прикидываю, не вызвать ли ребят из секьюрити...
– Лучше не надо, – посоветовал Кацуба.
Господин Белов, по лицу видно, не без сожаления расставался со своей последней идеей. Махнул рукой:
– Черт с вами. Только предупреждаю: поселить мне вас некуда. Все каюты заняты. Шляйтесь, где хотите, но ночевать будете на койках для экипажа...
– Это уже детали, – сказал Кацуба. – Мы мальчишки шустрые, привыкли к спартанской обстановке... Распорядитесь насчет одежды, чтобы высушили и отгладили. А мы пока пройдемся в чем есть. Да, вот еще что... Списки пассажиров у вас, капитан?
– У третьего помощника, – вежливо сообщил капитан. – Он у нас занимается этими вопросами.
– Посмотреть бы...
– Тетенька, дайте попить, а то так жрать хочется, аж негде и ночевать, да и не с кем... – бросил в пространство господин Белов.
– Капитан?
– Я распоряжусь, – сказал капитан. – Еще коньяку, господа? Я вас убедительно попрошу об одном: в самом деле, не устраивайте, пожалуйста, здесь ковбойских игр. Мирный увеселительный круиз, беззаботные иностранцы... Известный политический деятель на борту.
– Будем, как ягнята, – заверил Кацуба.
– И не сердитесь на господина Белова. Ему уже пришлось выдержать тяжелый разговор с одной рыжеволосой фурией...
– Ну, это вы зря, – осклабился Кацуба. – Милейшая женщина...
– В других условиях – быть может... – вздохнул капитан. – Итак, с чего начнем?
– Позвоните третьему помощнику, – сказал Кацуба, уже игнорируя сидевшего с убитым видом господина Белова.
– А зачем тебе списки пассажиров?
– А ни зачем, – хмыкнул майор, опускаясь на скамейку и блаженно вытягивая ноги. – Жмут, проклятые... Ботинки, я имею в виду, а не списки... Просто хотел нагрузить их непонятками выше головы. Чтобы подольше ни черта не понимали... Как твое мнение о наших патрончиках? – он вытащил из кармана свои, уже тщательно протертые, покатал на ладони.
– Никакого доверия, – сказал Мазур.
– Вот то-то. Итак, мы имеем отлично вычищенные и смазанные пистолеты, но на боеприпас полагаться нельзя... Может, взять да примитивно свистнуть у Дашеньки?
– А если у нее не тот калибр?
– Действительно... – согласился Кацуба. – Только время зря потратим, а она обидится...
Погода по-прежнему стояла прекрасная, светило солнце, море играло отблесками, и с верхней палубы доносилась бодрая музыка. Фланировавший здесь же иностранный народ, в общем, не обращал на двух орлов никакого внимания – видимо, далеко не все лицезрели, как их, спасенных, принимали на палубу. Ни единого любопытного взгляда, даже обескураживает чуточку... нет, вот бравенький старикан в голубой джинсе украдкой принялся бросать заинтересованные взгляды с видом Ньютона, только что получившего по темечку яблоком...
– Подожди, а Паша? – сказал Мазур. – Вряд ли он пушку на берегу оставил.
– Пашу еще найти надо. Его-то как раз в списках нет, он ведь зайцем путешествует.
– Ты что, стреляться с кем-то собрался?
– Да ну, – сказал Кацуба. – Просто непривычно мне, когда в кармане пустой пистолет, только и делов, рефлексы играют...
– А я думал, тебе этот мальчик не нравится.
Кацуба повернул голову и откровенно уставился на плечистого детину в синем костюме, с блестящей табличкой «секьюрити» на лацкане пиджака. Детинушка неотвязно шатался за ними, куда бы они ни направились, – держась в отдалении, но нисколечко не прячась.
– Мальчик мне не нравится, – серьезно сказал Кацуба. – А его босс, сиречь господин Белов, мне не нравится еще больше.
– Да ну, мелкое дерьмо...
– Вот уж нет, – тихо сказал Кацуба. – У меня Вова, в определенных делах опыта малость побольше. И я тебе ручаюсь, что господин Белов как раз и г р а л мелкого дерьмеца, которого два хватких Жемса Бонда враз приперли к стенке и вытерли об него ноги. Ты мне поверь, я и жив-то до сих пор исключительно потому, что научился разбираться в таких вещах, отличать маску от подлинной хари... И потом, у него пушечка под спинжаком, не заметил?
– Вообще-то, были подозрения... У тебя какие-то конкретные идеи?
– Нет, – признался Кацуба. – Конкретная идея одна – этот Белов хороший актер, а я с подозрением отношусь к людям, которые из себя изображают более м е л к и х, чем они есть в действительности. Когда все наоборот, когда пешка лепит из себя фигуру, это как-то по-житейски объяснимо... Что до остального, мне просто многое не нравится. Не нравится, что Дашка зачем-то кинулась на корабль вместе с мнимыми журналюгами, не нравится, что генерал молчит, что мы до сих пор никого не вычислили. А больше всего не нравится полнейшее непонимание того, что здесь должно произойти. Здесь что-то должно произойти, не зря действующие лица стянулись на сей лайнер...
– Она же не вдруг прицепилась к «Достоевскому», – сказал Мазур. – Здесь мало кто знал, когда он придет, сколько мы ни тусовались с «зелеными», о чем ни болтали, а про «Федора» речь не заходила, а ведь Костя с покойным Прутковым на любую новостишку бросались, как кошка на сметану.
– А я тебе что говорю? Умнеешь на глазах, если прослужишь под моим чутким руководством еще немного, аса тайной войны из тебя, конечно, не получится, но и лопухом тебя никто не назовет.
– Служу Советскому Союзу, – сказал Мазур вяло. – Слушай, идти нам спать на отведенные места или как?
– Или как, – сказал Кацуба. – Сам видел – закуток в тупике, там не двух, а целую дюжину можно придавить ночью без малейшего шума. Считай, что у меня мания преследования, но меня туда не тянет что-то...
Мазур облегченно вздохнул:
– Вот и прекрасно. А то я думал, что перестраховываюсь... Но ночевать-то где-то надо?
– Конечно. В шлюпке, под брезентом, по-моему, в этих широтах будет холодновато. Не суетись, прежде всего надо отыскать Пашу и взять наши подсушенные денежки. В конце-то концов, можем мы посидеть в баре, как белые люди, в обществе натуральных иностранцев? Когда-то еще такое доведется?
– А не выкинут нас с тобой? – с сомнением спросил Мазур. – Этот Белов держит курс на конфронтацию, если уж хвоста приставил...
– Ну, попытка – не пытка. – Он помолчал, глядя в море. – Кстати, дай консультацию, как человек, с пеленок связанный с водой... Где ты спрятал бы труп на таком пароходике?
– О нас с тобой беспокоишься?
– Я серьезно, – сказал Кацуба.
– Дай подумать, – столь же серьезно ответил Мазур. – Проще всего, конечно, за борт...
– Я сказал, с п р я т а т ь. Сейчас белый день, по кораблю шатается множество посторонних людей, всегда есть риск, что какой-то случайный зевака углядит.
– Самое надежное – кинуть в топку, – сказал Мазур. – И посторонний человек не заглянет, и сгорит быстренько. Но это подходило для старых пароходов, где шуровали вручную уголек. Мы с тобой – на дизель-электроходе, тут совсем иной принцип... Подожди, – он задумался всерьез. – Все зависит от того, сколько человек впутано и кто они такие. Если есть свои люди в команде, среди механиков, можно попросту затолкать тело в один из укромных уголков, на таком судне их предостаточно, пролежит, пока не начнет пахнуть... Ниши магистралей, резервуары с горючим, на худой конец, клетушки, где толковый боцман держит всякую полезную всячину и запирает на замок... Если же людей среди команды нет... Пустые каюты или шлюпки на шлюпочной палубе. А ночью можно исхитриться, выкинуть в воду... Тебе какой вариант предпочтительнее?
– Если бы я знал... – признался Кацуба. – Логичнее рассудить, второй. Сообщники среди обслуги, а не команды – команду так быстро не профильтруешь своими людьми, да и необходимости нет, в принципе...
– Тогда – каюты или шлюпочная палуба. Ты что, намерен искать трупы?
– Я, конечно, оптимист, – сказал Кацуба. – Но опасаюсь, что трупы будут. Одного из штатовцев уже приложили, значит, есть тенденция. И потом... А, ладно, что нам-то играть в прятки... Видишь ли, меня начинает помаленьку тревожить то, что Пашка нас до сих пор не нашел. В его задачу не входило пьянствовать беспробудно или затворяться с девочкой в каюте. Совсем даже наоборот. Он никак не должен был прозевать наше торжественное прибытие на борт. Непременно вышел бы на контакт или хотя бы показался на глаза. Но его нигде не видно... А я в последнее время все чаще вспоминаю гениальную фразу Атоса: «Д’Артаньян, я допускаю в с е...»
– А мотив? – спросил Мазур. – Не могли же его... просто так? Я пока что не вижу мотива.
– Я тоже. Но чертовски мне не нравятся скользкие типы с пистолетом под полой, в особенности если они заправляют балом в отрезанных от цивилизации местах вроде «Достоевского»...
– Тогда давай тряхнем всех, кто мог ему устроить каюту.
– Боюсь, многовато найдется этих самых «всех».
– Ну, пойдем к Дарье, – сказал Мазур. – Я о себе высокого мнения, и о тебе тоже, но особых свершений не дождаться, если будем и дальше держаться шерифами-одиночками. Не та ситуация. А Дашка как-никак – представитель власти, с ней наверняка кто-то есть в сопровождении...
– Давай это оставим на потом, – с бледной улыбкой сказал Кацуба. – Когда окончательно станет ясно, что сами не справимся. Ей ведь придется многое откровенно выкладывать. У меня сейчас другая задача – как устроить, чтобы оказаться на виду, чтобы нас нельзя было придушить незаметненько...
Глава двадцать восьмая
– Подождите! – вскинулся Белов. – Вы что, собираетесь болтаться по кораблю?
– Удивительно тонко подмечено, – поклонился Кацуба. – Именно этим мы и намерены заняться. Задание такое. В подробности посвящать вас не считаю нужным. Чай, иногда полистываете детективчики? А наши удостоверения внимательно прочитали?
– Слушайте...
– Нет, это вы слушайте! – отрезал Кацуба. – Нам нужна полная свобода передвижения. И никаких препятствий с вашей стороны.
– Игорь Юрьевич! – жалобно воззвал Белов. – Да что ж это такое?
Похоже, он был из тех, кто легко теряется, попав в нестандартную ситуацию. Что до капитана, тот, сразу видно, откровенно радовался из-за того, что избавлен от необходимости принимать решения и брать на себя ответственность. Он попросту сочувственно молчал.
– Вообще-то, у нас тут служба безопасности... – Белов хватался за привычные соломинки.
– Ну, это несерьезно, – сказал Кацуба. – Во-первых, заверяю вас, вашу службу безопасности мы с напарником размажем по стенке, не особенно и вспотевши. Во-вторых, вы просчитали последствия? Не выкинете же вы нас за борт, в самом-то деле? Нас видела уйма народа, потом, в Шантарске, не отмажетесь.... Я вас серьезно предупреждаю: если попытаетесь фордыбачить, мешать, надоедать – в Шантарске возьмем в оборот вашу фирмочку так, что хрупнет, словно гнилой орех. Я понятно излагаю? Все мне понятно – рыночные отношения, реформы, валюта, но это еще не причина, чтобы списывать нашу контору в тираж. Мы еще можем показать зубки...
– Нет, ну черт знает что...
– Почему же? – неожиданно мирно спросил Кацуба. – Можно подумать, мы собираемся пронестись по вашему кораблику бандой пиратов, лупя иностранные морды направо и налево и задирая импортные юбки через одну... Вы, кстати, много иностранных языков знаете?
– Английский.
– И только? А мы с коллегой – пять на двоих. Так что сможем поддерживать светскую беседу о погоде. Милейший господин Белов, – доверительно наклонился к нему Кацуба, – мы не собираемся устраивать тут обыски и проверки документов, взрывать бомбы и допускать прочие шумные непотребства. Всего-навсего хотим свободно побродить по вашему плавучему дворцу... Держа себя, как джентльмены. Что вы смотрите? Ах, да... Ну, ничего, нашу одежонку не так уж трудно как следует просушить и выстирать. И заметил еще в Тиксоне, что большинство ваших пассажиров тоже не в смокингах щеголяют – по-простецки, раскованно... Так что наши джинсы – импортные, кстати – здесь шокинга не вызовут... Ну что, господин Белов, мы договорились или конфронтация продолжается?
– Игорь Юрьевич, я положительно с ума сойду... – пожаловался Белов. – Сначала заявляется уголовка, которой тоже позарез нужно шататься по всему кораблю, теперь эти... У нас что, полигон какой-то? Место встречи изменить нельзя?
– Эти спецслужбы... – философски сказал капитан. – Ничего с ними не поделаешь... вообще-то, они же обещают вести себя тихо.
– Ну, а я все еще прикидываю, не вызвать ли ребят из секьюрити...
– Лучше не надо, – посоветовал Кацуба.
Господин Белов, по лицу видно, не без сожаления расставался со своей последней идеей. Махнул рукой:
– Черт с вами. Только предупреждаю: поселить мне вас некуда. Все каюты заняты. Шляйтесь, где хотите, но ночевать будете на койках для экипажа...
– Это уже детали, – сказал Кацуба. – Мы мальчишки шустрые, привыкли к спартанской обстановке... Распорядитесь насчет одежды, чтобы высушили и отгладили. А мы пока пройдемся в чем есть. Да, вот еще что... Списки пассажиров у вас, капитан?
– У третьего помощника, – вежливо сообщил капитан. – Он у нас занимается этими вопросами.
– Посмотреть бы...
– Тетенька, дайте попить, а то так жрать хочется, аж негде и ночевать, да и не с кем... – бросил в пространство господин Белов.
– Капитан?
– Я распоряжусь, – сказал капитан. – Еще коньяку, господа? Я вас убедительно попрошу об одном: в самом деле, не устраивайте, пожалуйста, здесь ковбойских игр. Мирный увеселительный круиз, беззаботные иностранцы... Известный политический деятель на борту.
– Будем, как ягнята, – заверил Кацуба.
– И не сердитесь на господина Белова. Ему уже пришлось выдержать тяжелый разговор с одной рыжеволосой фурией...
– Ну, это вы зря, – осклабился Кацуба. – Милейшая женщина...
– В других условиях – быть может... – вздохнул капитан. – Итак, с чего начнем?
– Позвоните третьему помощнику, – сказал Кацуба, уже игнорируя сидевшего с убитым видом господина Белова.
* * *
...Доставшиеся ему казенные башмаки ощутимо жали, но Мазур крепился, поскольку ничего другого и не оставалось. Шагая следом за Кацубой к белой скамеечке из безукоризненно гладких реек, он спросил:– А зачем тебе списки пассажиров?
– А ни зачем, – хмыкнул майор, опускаясь на скамейку и блаженно вытягивая ноги. – Жмут, проклятые... Ботинки, я имею в виду, а не списки... Просто хотел нагрузить их непонятками выше головы. Чтобы подольше ни черта не понимали... Как твое мнение о наших патрончиках? – он вытащил из кармана свои, уже тщательно протертые, покатал на ладони.
– Никакого доверия, – сказал Мазур.
– Вот то-то. Итак, мы имеем отлично вычищенные и смазанные пистолеты, но на боеприпас полагаться нельзя... Может, взять да примитивно свистнуть у Дашеньки?
– А если у нее не тот калибр?
– Действительно... – согласился Кацуба. – Только время зря потратим, а она обидится...
Погода по-прежнему стояла прекрасная, светило солнце, море играло отблесками, и с верхней палубы доносилась бодрая музыка. Фланировавший здесь же иностранный народ, в общем, не обращал на двух орлов никакого внимания – видимо, далеко не все лицезрели, как их, спасенных, принимали на палубу. Ни единого любопытного взгляда, даже обескураживает чуточку... нет, вот бравенький старикан в голубой джинсе украдкой принялся бросать заинтересованные взгляды с видом Ньютона, только что получившего по темечку яблоком...
– Подожди, а Паша? – сказал Мазур. – Вряд ли он пушку на берегу оставил.
– Пашу еще найти надо. Его-то как раз в списках нет, он ведь зайцем путешествует.
– Ты что, стреляться с кем-то собрался?
– Да ну, – сказал Кацуба. – Просто непривычно мне, когда в кармане пустой пистолет, только и делов, рефлексы играют...
– А я думал, тебе этот мальчик не нравится.
Кацуба повернул голову и откровенно уставился на плечистого детину в синем костюме, с блестящей табличкой «секьюрити» на лацкане пиджака. Детинушка неотвязно шатался за ними, куда бы они ни направились, – держась в отдалении, но нисколечко не прячась.
– Мальчик мне не нравится, – серьезно сказал Кацуба. – А его босс, сиречь господин Белов, мне не нравится еще больше.
– Да ну, мелкое дерьмо...
– Вот уж нет, – тихо сказал Кацуба. – У меня Вова, в определенных делах опыта малость побольше. И я тебе ручаюсь, что господин Белов как раз и г р а л мелкого дерьмеца, которого два хватких Жемса Бонда враз приперли к стенке и вытерли об него ноги. Ты мне поверь, я и жив-то до сих пор исключительно потому, что научился разбираться в таких вещах, отличать маску от подлинной хари... И потом, у него пушечка под спинжаком, не заметил?
– Вообще-то, были подозрения... У тебя какие-то конкретные идеи?
– Нет, – признался Кацуба. – Конкретная идея одна – этот Белов хороший актер, а я с подозрением отношусь к людям, которые из себя изображают более м е л к и х, чем они есть в действительности. Когда все наоборот, когда пешка лепит из себя фигуру, это как-то по-житейски объяснимо... Что до остального, мне просто многое не нравится. Не нравится, что Дашка зачем-то кинулась на корабль вместе с мнимыми журналюгами, не нравится, что генерал молчит, что мы до сих пор никого не вычислили. А больше всего не нравится полнейшее непонимание того, что здесь должно произойти. Здесь что-то должно произойти, не зря действующие лица стянулись на сей лайнер...
– Она же не вдруг прицепилась к «Достоевскому», – сказал Мазур. – Здесь мало кто знал, когда он придет, сколько мы ни тусовались с «зелеными», о чем ни болтали, а про «Федора» речь не заходила, а ведь Костя с покойным Прутковым на любую новостишку бросались, как кошка на сметану.
– А я тебе что говорю? Умнеешь на глазах, если прослужишь под моим чутким руководством еще немного, аса тайной войны из тебя, конечно, не получится, но и лопухом тебя никто не назовет.
– Служу Советскому Союзу, – сказал Мазур вяло. – Слушай, идти нам спать на отведенные места или как?
– Или как, – сказал Кацуба. – Сам видел – закуток в тупике, там не двух, а целую дюжину можно придавить ночью без малейшего шума. Считай, что у меня мания преследования, но меня туда не тянет что-то...
Мазур облегченно вздохнул:
– Вот и прекрасно. А то я думал, что перестраховываюсь... Но ночевать-то где-то надо?
– Конечно. В шлюпке, под брезентом, по-моему, в этих широтах будет холодновато. Не суетись, прежде всего надо отыскать Пашу и взять наши подсушенные денежки. В конце-то концов, можем мы посидеть в баре, как белые люди, в обществе натуральных иностранцев? Когда-то еще такое доведется?
– А не выкинут нас с тобой? – с сомнением спросил Мазур. – Этот Белов держит курс на конфронтацию, если уж хвоста приставил...
– Ну, попытка – не пытка. – Он помолчал, глядя в море. – Кстати, дай консультацию, как человек, с пеленок связанный с водой... Где ты спрятал бы труп на таком пароходике?
– О нас с тобой беспокоишься?
– Я серьезно, – сказал Кацуба.
– Дай подумать, – столь же серьезно ответил Мазур. – Проще всего, конечно, за борт...
– Я сказал, с п р я т а т ь. Сейчас белый день, по кораблю шатается множество посторонних людей, всегда есть риск, что какой-то случайный зевака углядит.
– Самое надежное – кинуть в топку, – сказал Мазур. – И посторонний человек не заглянет, и сгорит быстренько. Но это подходило для старых пароходов, где шуровали вручную уголек. Мы с тобой – на дизель-электроходе, тут совсем иной принцип... Подожди, – он задумался всерьез. – Все зависит от того, сколько человек впутано и кто они такие. Если есть свои люди в команде, среди механиков, можно попросту затолкать тело в один из укромных уголков, на таком судне их предостаточно, пролежит, пока не начнет пахнуть... Ниши магистралей, резервуары с горючим, на худой конец, клетушки, где толковый боцман держит всякую полезную всячину и запирает на замок... Если же людей среди команды нет... Пустые каюты или шлюпки на шлюпочной палубе. А ночью можно исхитриться, выкинуть в воду... Тебе какой вариант предпочтительнее?
– Если бы я знал... – признался Кацуба. – Логичнее рассудить, второй. Сообщники среди обслуги, а не команды – команду так быстро не профильтруешь своими людьми, да и необходимости нет, в принципе...
– Тогда – каюты или шлюпочная палуба. Ты что, намерен искать трупы?
– Я, конечно, оптимист, – сказал Кацуба. – Но опасаюсь, что трупы будут. Одного из штатовцев уже приложили, значит, есть тенденция. И потом... А, ладно, что нам-то играть в прятки... Видишь ли, меня начинает помаленьку тревожить то, что Пашка нас до сих пор не нашел. В его задачу не входило пьянствовать беспробудно или затворяться с девочкой в каюте. Совсем даже наоборот. Он никак не должен был прозевать наше торжественное прибытие на борт. Непременно вышел бы на контакт или хотя бы показался на глаза. Но его нигде не видно... А я в последнее время все чаще вспоминаю гениальную фразу Атоса: «Д’Артаньян, я допускаю в с е...»
– А мотив? – спросил Мазур. – Не могли же его... просто так? Я пока что не вижу мотива.
– Я тоже. Но чертовски мне не нравятся скользкие типы с пистолетом под полой, в особенности если они заправляют балом в отрезанных от цивилизации местах вроде «Достоевского»...
– Тогда давай тряхнем всех, кто мог ему устроить каюту.
– Боюсь, многовато найдется этих самых «всех».
– Ну, пойдем к Дарье, – сказал Мазур. – Я о себе высокого мнения, и о тебе тоже, но особых свершений не дождаться, если будем и дальше держаться шерифами-одиночками. Не та ситуация. А Дашка как-никак – представитель власти, с ней наверняка кто-то есть в сопровождении...
– Давай это оставим на потом, – с бледной улыбкой сказал Кацуба. – Когда окончательно станет ясно, что сами не справимся. Ей ведь придется многое откровенно выкладывать. У меня сейчас другая задача – как устроить, чтобы оказаться на виду, чтобы нас нельзя было придушить незаметненько...
Глава двадцать восьмая
...Где много диких обезьян
«Секьюрити» от них никак не хотел отлипнуть – когда переоделись в свое, чуточку мятое и коробящееся после не особенно усердной глажки, и вышли в коридор, он был тут как тут. Вновь затопотал сзади, время от времени дружелюбно скалясь им, когда оборачивались, – не исключено, провоцировал на легкий скандальчик. Как ни крути, а капитан остается здесь царем, богом и воинским начальником, имеет совершенно законное право изолировать любого буяна до конца рейса, что Мазур кратко и напомнил Кацубе, когда тот начал поглядывать на соглядатая очень уж мечтательно.
Сначала они остановили холуя в белом пиджаке и при бабочке, деловито тащившего в чью-то каюту поднос, щедро уставленный бутылками. Как и рассчитывали, в лицо он их не знал, а некой расхристанности иностранных фланеров вряд ли стал бы удивляться. Вальяжно, глядя поверх головы и небрежно цедя слова в лучшей манере скучающих плейбоев, поинтересовались диспозицией всех здешних увеселительных мест.
Выбрали небольшой бар, зашли с небрежным видом завсегдатаев. Народу было немного, и все, кто здесь сидел, на первый взгляд показались иностранцами – никто не гасил окурков в салате, не приставал к чужим девочкам и не устилал стойку купюрами, а музыка играла тихо, создавая уютный фон.
Когда подошли к стойке, Мазур с ходу обратил внимание, что респектабельный бармен в белейшей рубашке с красной в белый горошек бабочке уставился на что-то за их спинами. Присев на высокий табурет, повернул слегка голову – точно, в дверях маячил хвост.
Кацуба не без некоторого форса выложил на стойку сотенную, которая после купания в морской воде и сушки несколько потеряла светский облик, но законным платежным средством безусловно оставалась. Задумчиво протянул, созерцая разнокалиберные бутылки:
– Чего бы я для начала выпил...
Бармен протянул руку жестом пианиста, опускающего пальцы на клавиши, щелчком сбил купюру на пол и, не повышая голоса, посоветовал:
– Одеколона выпей, если такая охота.
Кацуба не спеша нагнулся, поднял деньги, выпрямился и недобрым тоном поинтересовался:
– Вы что, мон шер, белены объелись?
– Ты что, подтирался денежкой? – спросил ничуть не обескураженный бармен. – У нас такие портянки не ходят...
– А что же у вас ходит? – не теряя присутствия духа, спросил Кацуба.
– Не твое собачье дело.
– Я бы вас попросил, ангел мой...
– Мандавошку попроси с твоих яиц спрыгнуть, – отрезал бармен.
«Секьюрити» заинтересованно приблизился. Бармен стоял, с каменным лицом скрестив руки на груди. Все было готово для нехитрой пьески под тривиальным названием «Скандал в общественном месте». От ближайших столиков на них уже украдкой посматривали, заметив некую несообразность происходящего.
– И милиционер на борту, поди, есть? – спросил Кацуба.
– А как же, – заверил бармен.
Майор невозмутимо слез с высокого табурета, кивнул Мазуру:
– Пойдем дальше...
И замер, как унюхавший куропатку пойнтер. Объектом его интереса могла быть только подошедшая к стойке пара, говорившая на незнакомом Мазуру языке, вполне способном оказаться испанским или итальянским, – романская группа безусловно прослеживалась. Дама откровенно таращилась на обоих жертв кораблекрушения, а кавалер, пониже ее росточком и пощуплее, смотрел без всякого интереса, с уныло-отрешенным видом мужа-подкаблучника.
Кацуба вдруг широко улыбнулся, что-то спросил на том же, насколько мог определить Мазур, языке. Сделав большие глаза, дама охотно ответила. Разговор завязался незаметно. Оказавшись не у дел, Мазур торчал рядом – заметив, что охранник нелепо затоптался поодаль.
Майор разливался соловьем. Можно было подумать, что вдруг встретились старые добрые знакомые, ужасно обрадовавшиеся друг другу. Дама тараторила, улыбалась, обстреливала взглядами то Кацубу, то Мазура, а усатый и лысый кавалер был прямо-таки зеркальным отражением выведенного из игры Мазура – разве что понимал, о чем идет речь, даже вставил пару реплик, но тут же умолк, не пытаясь соперничать с красноречием дамы.
– Пошли, – сказал Кацуба, широким жестом указывая даме на свободный столик. – Приятно быть популярным. Сеньора видела, как нас поднимали на борт, ужасно заинтересовалась, приглашает выпить, что бог пошлет. Халява, плиз!
– Она не из Бразилии, раз сеньора? – негромко спросил Мазур, лавируя следом за ними меж столиками. – Где в лесах много диких обезьян?
– Да нет, из других мест. Где мне бывать доводилось. Если поговорить подольше, вполне могут отыскаться общие знакомые, но лучше не пробовать, меня в тех местах мертвым считают, не годится людей разубеждать...
Усатый остался у стойки, вдумчиво давая инструкции мгновенно преобразившемуся бармену. Охранник, столкнувшись со столь непредвиденным оборотом дела, убрался в коридор, временами видно было, как он там прохаживается с терпением цепного пса.
– Прошу любить и жаловать, – сказал Кацуба, когда уселись за столик. – Донья Эстебания, по нашему, пожалуй, Степанида. Этот сморчок не муж, как я сначала полагал, а управляющий. Затюкан качественно – бабенка, сам видишь, и в горящий вигвам войдет, а уж глянет – как долларом ударит...
Бойкая бабенка вовсю улыбалась Мазуру – определенно лет на несколько постарше его, но симпатичная, ухоженная, щедрых форм, к тому же обильно украшенная радужно сверкающими камушками и золотишком тонкой работы.
– В Европе скучно, а в «загадочной Азии» еще скучнее, – лихо переводил Кацуба. – Вот наша Степанида и отправилась взглянуть на загадочную Сибирь, где белые медведи с утра чавкают зазевавшихся аборигенов. Конечно, несколько разочарована: города самые обыкновенные, а медведя видела одного, и то в зоопарке. А вот мужики, говорит, авантажные...
Бабьим чутьем догадавшись, о чем идет речь, донья Степанида улыбнулась Мазуру так, что ясно было без всякого перевода.
Вернулся печальный управляющий, уткнулся в свой бокал и отрешился от всего сущего. Официантка, возникшая, как из-под земли, оборудовала стол так, что Мазур поневоле повеселел.
– Очень она печалится, что ты лишен возможности принять участие в беседе, – сказал Кацуба. – Погоди-ка...
Он коротко сказал что-то, донья Эстебания просияла и сообщила Мазуру на неплохом английском:
– Мигелю следовало бы раньше подумать... – она кивнула на Кацубу. – Как вам удалось выжить в таком холодном море? Это же Северный полюс...
– Ну, не совсем, – сказал Мазур, светски улыбаясь. – До полюса далековато.
– Правда? И корабль туда не пойдет?
– Боюсь, что нет. Туда добираться нужно на ледоколе...
Она отпустила какую-то сочную фразу на испанском, глянула, на управляющего так, что бедняга съежился, беззаботно пояснила Мазуру:
– Хесус опять напутал. Я ему велела подобрать туристский рейс, который непременно проходит мимо Северного полюса, а его, недотепу, надо полагать, снова обманули... – и одарила Мазура горячим взглядом. – Признаться, я не разочарована... Пожалуй, Хесуса выгонять не стану. Я его сто лет собираюсь выгнать, но вечно возникают преграды, сеньоры: эти наши патриархальные нравы, традиции, он, изволите ли видеть, – сын сестры двоюродного брата кормилицы моего дедушки... или двоюродный брат кормилицы дворецкого моей бабушки, я уже не помню, но по меркам Санта-Кроче это все равно, что член семьи, придется терпеть, пока он меня не вгонит окончательно в гроб. Сейчас я его отправлю дать разнос этому болвану за стойкой – я же видела, как он с вами обошелся... Безобразие, так поступать с людьми, перенесшими ужасное крушение...
– Не стоит, право, – сказал Мазур. – Его не перевоспитаешь...
– Думаете? Ну хорошо, пусть Хесус сидит, нагоняя тоску... Вы добрый человек, команданте, в точности как мой второй муж, – бедняга так долго собирался пристрелить чертова дона Хосе, что тот успел опомниться и пристрелил его самого. Правда, потом пристрелили и оборотистого дона Хосе, но я-то все равно осталась вдовой...
– Что, у них и вправду так весело? – спросил Мазур.
– Будь уверен, – кивнул Кацуба. – Веселая страна, у каждого провинциального барончика своя гвардия, и бывает жарковато... В столице, конечно, жизнь течет относительно благолепно, но в глуши нравы ничуть не уступают нашим нынешним...
– А почему она меня называет «команданте»?
– Мигель мне сказал, кто вы такие, – тут же вмешалась донья Эстебания, уловив знакомое слово. – Команданте – у нас примерно то же, что и полковник, сеньор Влад. У нас в роду масса команданте, мой третий муж тоже был команданте, но ненастоящий, его так звали из вежливости, из-за... как это? Места в обществе.
– Положения?
– О, вот именно. Правда, это положение главным образом было достигнуто благодаря моим поместьям, и когда этот индюк стал себя вести вовсе уж несносно, пришлось выгнать...
– Надеюсь, он при этом остался жив? – спросил Мазур.
– Сеньор Влад, я бедная слабая женщина... – послав ему кокетливый взгляд, притворно оскорбилась донья Эстебания. – Конечно, когда он при расставании назвал меня вовсе уж непотребными словами, я схватила со стены винчестер, но он все равно был не заряжен, да и стрелять я не умею, так что Хесус совершенно напрасно прятался под стол... В наших местах одинокой беззащитной женщине очень трудно жить, сеньоры, вокруг так и вьются всякие авантюристы и охотники за деньгами, да и в Европе не лучше. В Ницце мою бабушку обчистил до нитки один прохвост, в буквальном смысле, я имею в виду: когда он тихонечко смылся на рассвете из отеля, прихватил с собой не только ценности, но и ее парижские платья... И все равно бабушка вспоминала о нем не без печали в глазах. Надо полагать, обаятелен был, подлец... Между прочим, он напортил только самому себе. Бабушка совсем было собралась за него замуж, а объявить ему об этом хотела в то самое утро, когда он предпочел завершить их бурный роман невыносимо вульгарно... Тысяча извинений, сеньоры, но даже среди офицеров попадаются прохвосты – мой родной дядя был гвардейским капитаном, и все равно получился сущий позор семьи, когда он не просто сбежал с женой командира, но еще и выгреб все из полковой кассы... Говорят, он потом служил в Коминтерне, наврал, что бедняк в десятом поколении, но ваш хефе Сталин все равно его расстрелял вместе с остальным Коминтерном... К чему я клоню, сеньоры? Я хочу сказать, что ваше неожиданное появление при столь романтических обстоятельствах ни в коей степени не позволяет заподозрить в вас банальных пароходных аферистов...
– А что, если мы очень коварные аферисты? – спросил Мазур. – И ночью собираемся подать сигнал пиратскому судну?
– Вы шутник, сеньор Влад! Вам не стыдно так пугать бедную одинокую женщину, которую никак не сможет защитить недотепа Хесус? Впрочем, я вас заранее прощаю, военные моряки – это моя маленькая женская слабость. Мой первый муж был лейтенантом на крейсере «Консепсьон», я обожала все эти великолепные блистающие штучки на морских мундирах...
– А с ним что случилось? – спросил Мазур.
– Ничего особенного, – сказала донья Эстебания. – На фоне всех остальных моих мужей и вообще родственников выглядит белой вороной. Вообразите себе, он ушел с флота и увлекся этой наукой с непроизносимым названием – той, что изучает бабочек и тому подобных тараканов. Пришлось выгнать, сами понимаете. Можете себе представить? Муж Эстебании Сальтильо насаживает тараканов на булавки и разглядывает их в лупу... Разумеется, выгнала с треском. Бедняга плохо кончил – он как-то ухитрился стать министром по делам науки при генерале Кабрера, а когда генералу пришлось уносить ноги, пока герилья его не повесила, потому что все к тому времени поняли, что президент из него никудышный, мужу пришлось уехать вместе с генералом, иначе его тоже могли вздернуть под горячую руку. Сейчас они оба обитают в Буэнос-Айресе, но Кабрера, как практичный человек, успел перевести за границу счета, а мой бывший муженек бежал, схватив под мышку три ящика с бабочками... Хесус ему посылает немного денег, я порой сентиментальна – все-таки самый первый муж, это обязывает... Я выходила замуж трепещущей невинной девушкой, сеньор Влад... А вы женаты?
– Нет, – признался он.
– Знаю я вас, моряков! – она погрозила пальцем, рассыпавшим радужное сияние. – Интересно, почему вы, когда потонул корабль, были не в форме, а в штатском? Шпионили, наверное, за кем-то? Я достаточно хорошо знаю военных, они везде одинаковы – то шпионят, то устраивают перевороты, им непременно надо делать вид, что они загадочные и погруженные в дела... – она взмахнула ресницами в наигранном смущении. – Но на женщин это действует, могу признаться, хитрец вы этакий... Интересно, здесь есть дамская комната? Если бы я знала заранее, что познакомлюсь с таким импозантным полковником, уделила бы своей нескладной внешности больше внимания...
Сначала они остановили холуя в белом пиджаке и при бабочке, деловито тащившего в чью-то каюту поднос, щедро уставленный бутылками. Как и рассчитывали, в лицо он их не знал, а некой расхристанности иностранных фланеров вряд ли стал бы удивляться. Вальяжно, глядя поверх головы и небрежно цедя слова в лучшей манере скучающих плейбоев, поинтересовались диспозицией всех здешних увеселительных мест.
Выбрали небольшой бар, зашли с небрежным видом завсегдатаев. Народу было немного, и все, кто здесь сидел, на первый взгляд показались иностранцами – никто не гасил окурков в салате, не приставал к чужим девочкам и не устилал стойку купюрами, а музыка играла тихо, создавая уютный фон.
Когда подошли к стойке, Мазур с ходу обратил внимание, что респектабельный бармен в белейшей рубашке с красной в белый горошек бабочке уставился на что-то за их спинами. Присев на высокий табурет, повернул слегка голову – точно, в дверях маячил хвост.
Кацуба не без некоторого форса выложил на стойку сотенную, которая после купания в морской воде и сушки несколько потеряла светский облик, но законным платежным средством безусловно оставалась. Задумчиво протянул, созерцая разнокалиберные бутылки:
– Чего бы я для начала выпил...
Бармен протянул руку жестом пианиста, опускающего пальцы на клавиши, щелчком сбил купюру на пол и, не повышая голоса, посоветовал:
– Одеколона выпей, если такая охота.
Кацуба не спеша нагнулся, поднял деньги, выпрямился и недобрым тоном поинтересовался:
– Вы что, мон шер, белены объелись?
– Ты что, подтирался денежкой? – спросил ничуть не обескураженный бармен. – У нас такие портянки не ходят...
– А что же у вас ходит? – не теряя присутствия духа, спросил Кацуба.
– Не твое собачье дело.
– Я бы вас попросил, ангел мой...
– Мандавошку попроси с твоих яиц спрыгнуть, – отрезал бармен.
«Секьюрити» заинтересованно приблизился. Бармен стоял, с каменным лицом скрестив руки на груди. Все было готово для нехитрой пьески под тривиальным названием «Скандал в общественном месте». От ближайших столиков на них уже украдкой посматривали, заметив некую несообразность происходящего.
– И милиционер на борту, поди, есть? – спросил Кацуба.
– А как же, – заверил бармен.
Майор невозмутимо слез с высокого табурета, кивнул Мазуру:
– Пойдем дальше...
И замер, как унюхавший куропатку пойнтер. Объектом его интереса могла быть только подошедшая к стойке пара, говорившая на незнакомом Мазуру языке, вполне способном оказаться испанским или итальянским, – романская группа безусловно прослеживалась. Дама откровенно таращилась на обоих жертв кораблекрушения, а кавалер, пониже ее росточком и пощуплее, смотрел без всякого интереса, с уныло-отрешенным видом мужа-подкаблучника.
Кацуба вдруг широко улыбнулся, что-то спросил на том же, насколько мог определить Мазур, языке. Сделав большие глаза, дама охотно ответила. Разговор завязался незаметно. Оказавшись не у дел, Мазур торчал рядом – заметив, что охранник нелепо затоптался поодаль.
Майор разливался соловьем. Можно было подумать, что вдруг встретились старые добрые знакомые, ужасно обрадовавшиеся друг другу. Дама тараторила, улыбалась, обстреливала взглядами то Кацубу, то Мазура, а усатый и лысый кавалер был прямо-таки зеркальным отражением выведенного из игры Мазура – разве что понимал, о чем идет речь, даже вставил пару реплик, но тут же умолк, не пытаясь соперничать с красноречием дамы.
– Пошли, – сказал Кацуба, широким жестом указывая даме на свободный столик. – Приятно быть популярным. Сеньора видела, как нас поднимали на борт, ужасно заинтересовалась, приглашает выпить, что бог пошлет. Халява, плиз!
– Она не из Бразилии, раз сеньора? – негромко спросил Мазур, лавируя следом за ними меж столиками. – Где в лесах много диких обезьян?
– Да нет, из других мест. Где мне бывать доводилось. Если поговорить подольше, вполне могут отыскаться общие знакомые, но лучше не пробовать, меня в тех местах мертвым считают, не годится людей разубеждать...
Усатый остался у стойки, вдумчиво давая инструкции мгновенно преобразившемуся бармену. Охранник, столкнувшись со столь непредвиденным оборотом дела, убрался в коридор, временами видно было, как он там прохаживается с терпением цепного пса.
– Прошу любить и жаловать, – сказал Кацуба, когда уселись за столик. – Донья Эстебания, по нашему, пожалуй, Степанида. Этот сморчок не муж, как я сначала полагал, а управляющий. Затюкан качественно – бабенка, сам видишь, и в горящий вигвам войдет, а уж глянет – как долларом ударит...
Бойкая бабенка вовсю улыбалась Мазуру – определенно лет на несколько постарше его, но симпатичная, ухоженная, щедрых форм, к тому же обильно украшенная радужно сверкающими камушками и золотишком тонкой работы.
– В Европе скучно, а в «загадочной Азии» еще скучнее, – лихо переводил Кацуба. – Вот наша Степанида и отправилась взглянуть на загадочную Сибирь, где белые медведи с утра чавкают зазевавшихся аборигенов. Конечно, несколько разочарована: города самые обыкновенные, а медведя видела одного, и то в зоопарке. А вот мужики, говорит, авантажные...
Бабьим чутьем догадавшись, о чем идет речь, донья Степанида улыбнулась Мазуру так, что ясно было без всякого перевода.
Вернулся печальный управляющий, уткнулся в свой бокал и отрешился от всего сущего. Официантка, возникшая, как из-под земли, оборудовала стол так, что Мазур поневоле повеселел.
– Очень она печалится, что ты лишен возможности принять участие в беседе, – сказал Кацуба. – Погоди-ка...
Он коротко сказал что-то, донья Эстебания просияла и сообщила Мазуру на неплохом английском:
– Мигелю следовало бы раньше подумать... – она кивнула на Кацубу. – Как вам удалось выжить в таком холодном море? Это же Северный полюс...
– Ну, не совсем, – сказал Мазур, светски улыбаясь. – До полюса далековато.
– Правда? И корабль туда не пойдет?
– Боюсь, что нет. Туда добираться нужно на ледоколе...
Она отпустила какую-то сочную фразу на испанском, глянула, на управляющего так, что бедняга съежился, беззаботно пояснила Мазуру:
– Хесус опять напутал. Я ему велела подобрать туристский рейс, который непременно проходит мимо Северного полюса, а его, недотепу, надо полагать, снова обманули... – и одарила Мазура горячим взглядом. – Признаться, я не разочарована... Пожалуй, Хесуса выгонять не стану. Я его сто лет собираюсь выгнать, но вечно возникают преграды, сеньоры: эти наши патриархальные нравы, традиции, он, изволите ли видеть, – сын сестры двоюродного брата кормилицы моего дедушки... или двоюродный брат кормилицы дворецкого моей бабушки, я уже не помню, но по меркам Санта-Кроче это все равно, что член семьи, придется терпеть, пока он меня не вгонит окончательно в гроб. Сейчас я его отправлю дать разнос этому болвану за стойкой – я же видела, как он с вами обошелся... Безобразие, так поступать с людьми, перенесшими ужасное крушение...
– Не стоит, право, – сказал Мазур. – Его не перевоспитаешь...
– Думаете? Ну хорошо, пусть Хесус сидит, нагоняя тоску... Вы добрый человек, команданте, в точности как мой второй муж, – бедняга так долго собирался пристрелить чертова дона Хосе, что тот успел опомниться и пристрелил его самого. Правда, потом пристрелили и оборотистого дона Хосе, но я-то все равно осталась вдовой...
– Что, у них и вправду так весело? – спросил Мазур.
– Будь уверен, – кивнул Кацуба. – Веселая страна, у каждого провинциального барончика своя гвардия, и бывает жарковато... В столице, конечно, жизнь течет относительно благолепно, но в глуши нравы ничуть не уступают нашим нынешним...
– А почему она меня называет «команданте»?
– Мигель мне сказал, кто вы такие, – тут же вмешалась донья Эстебания, уловив знакомое слово. – Команданте – у нас примерно то же, что и полковник, сеньор Влад. У нас в роду масса команданте, мой третий муж тоже был команданте, но ненастоящий, его так звали из вежливости, из-за... как это? Места в обществе.
– Положения?
– О, вот именно. Правда, это положение главным образом было достигнуто благодаря моим поместьям, и когда этот индюк стал себя вести вовсе уж несносно, пришлось выгнать...
– Надеюсь, он при этом остался жив? – спросил Мазур.
– Сеньор Влад, я бедная слабая женщина... – послав ему кокетливый взгляд, притворно оскорбилась донья Эстебания. – Конечно, когда он при расставании назвал меня вовсе уж непотребными словами, я схватила со стены винчестер, но он все равно был не заряжен, да и стрелять я не умею, так что Хесус совершенно напрасно прятался под стол... В наших местах одинокой беззащитной женщине очень трудно жить, сеньоры, вокруг так и вьются всякие авантюристы и охотники за деньгами, да и в Европе не лучше. В Ницце мою бабушку обчистил до нитки один прохвост, в буквальном смысле, я имею в виду: когда он тихонечко смылся на рассвете из отеля, прихватил с собой не только ценности, но и ее парижские платья... И все равно бабушка вспоминала о нем не без печали в глазах. Надо полагать, обаятелен был, подлец... Между прочим, он напортил только самому себе. Бабушка совсем было собралась за него замуж, а объявить ему об этом хотела в то самое утро, когда он предпочел завершить их бурный роман невыносимо вульгарно... Тысяча извинений, сеньоры, но даже среди офицеров попадаются прохвосты – мой родной дядя был гвардейским капитаном, и все равно получился сущий позор семьи, когда он не просто сбежал с женой командира, но еще и выгреб все из полковой кассы... Говорят, он потом служил в Коминтерне, наврал, что бедняк в десятом поколении, но ваш хефе Сталин все равно его расстрелял вместе с остальным Коминтерном... К чему я клоню, сеньоры? Я хочу сказать, что ваше неожиданное появление при столь романтических обстоятельствах ни в коей степени не позволяет заподозрить в вас банальных пароходных аферистов...
– А что, если мы очень коварные аферисты? – спросил Мазур. – И ночью собираемся подать сигнал пиратскому судну?
– Вы шутник, сеньор Влад! Вам не стыдно так пугать бедную одинокую женщину, которую никак не сможет защитить недотепа Хесус? Впрочем, я вас заранее прощаю, военные моряки – это моя маленькая женская слабость. Мой первый муж был лейтенантом на крейсере «Консепсьон», я обожала все эти великолепные блистающие штучки на морских мундирах...
– А с ним что случилось? – спросил Мазур.
– Ничего особенного, – сказала донья Эстебания. – На фоне всех остальных моих мужей и вообще родственников выглядит белой вороной. Вообразите себе, он ушел с флота и увлекся этой наукой с непроизносимым названием – той, что изучает бабочек и тому подобных тараканов. Пришлось выгнать, сами понимаете. Можете себе представить? Муж Эстебании Сальтильо насаживает тараканов на булавки и разглядывает их в лупу... Разумеется, выгнала с треском. Бедняга плохо кончил – он как-то ухитрился стать министром по делам науки при генерале Кабрера, а когда генералу пришлось уносить ноги, пока герилья его не повесила, потому что все к тому времени поняли, что президент из него никудышный, мужу пришлось уехать вместе с генералом, иначе его тоже могли вздернуть под горячую руку. Сейчас они оба обитают в Буэнос-Айресе, но Кабрера, как практичный человек, успел перевести за границу счета, а мой бывший муженек бежал, схватив под мышку три ящика с бабочками... Хесус ему посылает немного денег, я порой сентиментальна – все-таки самый первый муж, это обязывает... Я выходила замуж трепещущей невинной девушкой, сеньор Влад... А вы женаты?
– Нет, – признался он.
– Знаю я вас, моряков! – она погрозила пальцем, рассыпавшим радужное сияние. – Интересно, почему вы, когда потонул корабль, были не в форме, а в штатском? Шпионили, наверное, за кем-то? Я достаточно хорошо знаю военных, они везде одинаковы – то шпионят, то устраивают перевороты, им непременно надо делать вид, что они загадочные и погруженные в дела... – она взмахнула ресницами в наигранном смущении. – Но на женщин это действует, могу признаться, хитрец вы этакий... Интересно, здесь есть дамская комната? Если бы я знала заранее, что познакомлюсь с таким импозантным полковником, уделила бы своей нескладной внешности больше внимания...