Страница:
Фаина постояла рядом, глядя на него сверху вниз, сказала вдруг:
– Да нет, вы тут ни при чем...
– Насчет чего?
– Я про Герку...
– Вот уж здесь мы абсолютно ни при чем, – сказал он вяло. – Веришь?
– Верю. Я бы почуяла, если... Только ты тут ни с какого боку не сочетаешься...
– Слушай, ты хоть примерно догадываешься, из-за чего его могли застрелить?
– Представления не имею, – сказала Фаина. – Думаешь, он мне что-то рассказывал? Серьезное? Да я и не старалась вникать. Не мое дело. Герка, ты знаешь, мужик был неплохой. И не было у нас ничего похожего на те ужасы, что по телевизору показывают. Должен же кто-то держать порядок? Он не виноват, что началась такая жизнь, чумовой кошмар... Не он эту жизнь придумывал.
– Он спускался к «Вере»? – спросил Мазур.
– Я так и поняла, – грустно усмехнулась Фаина. – На мента ты не похож, они хамоватые... Из КГБ, что ли? Или как там оно нынче называется?
«А, пропади оно все пропадом», – подумал Мазур. И сказал:
– Не совсем, но около и что-то вроде...
– И Светка?
Он молча кивнул. Плевать на Кацубу. Все равно, похоже, ни одна собака уже не верит, что питерские интеллигенты – те, за кого себя выдают. Она права – в деревне свои законы, какая уж конспирация...
– Послушай, ты не думай... – протянул он, чувствуя себя ужасно неловко. – Это все получилось само по себе...
– Подозреваю, – бледно усмехнулась она. – Если припомнить, ты у меня ничего и не пытался выведывать, это я на шею вешалась... Володя, я, правда, ничего толком не знаю. Илья встречался с Геркой, тот, которого убили в четыреста пятнадцатом. Это-то я видела, вино им принесла... Но о делах они при мне не говорили. Герка вообще был любитель сюрпризов. Придет и ошарашит. – Она наклонилась к лампе. – Подожди, подожди... Так вот почему ты про «Веру» спрашивал... Это что же, оттуда? С корабля?
Кажется, удивилась она искренне.
– Похоже, – сказал Мазур. – Потому и спрашиваю, спускался ли туда Герка...
– А ты знаешь, мог, – кивнула Фаина. – Водолазную работу он не забыл, вполне мог договориться в порту, уж ему-то не отказали бы... – добавила она с оттенком некой своеобразной гордости. – Снаряжение раздобыл бы без хлопот...
– Подозреваю, он там все-таки был, – сказал Мазур. – И нашел что-то. Из тех вещичек, за которые убивают.
– Что?
– Если бы я знал...
– Про этот пароход давно говорили, что на нем проклятье. И не вспомнить, когда я первый раз услышала. По-моему, от бабки. Бабка рассказывала что-то страшненькое, вообще она любила жуткие истории... Подожди! Если Герку убили из-за того, что он достал что-то с «Веры», могут заявиться и к Людке...
– Жена?
– Ага. Уж она-то ничего знать не может, но им же не объяснишь... Володя, можешь ты что-нибудь...
Мазур, не меняя позы, молниеносно протянул руку и погасил лампу. Прижал палец к губам Фаины.
В прихожей тихонько, осторожненько поворачивалось в замке нечто железное. Мазур лихорадочно прикинул – света ночника из коридора незаметно, а разговаривали они тихо, двери толстые, из натурального дерева. Вполне могли решить, что в номере спят – или что спит там одна Фаина, его могли и не отслеживать...
Фаина накрыла ладонью его руку. Тонкие пальцы подрагивали. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и Мазур встал, прокрался на цыпочках в комнату. Прислушиваясь к доносившемуся из прихожей тоненькому металлическому похрустыванию, достал кобуру из-под комом брошенных на стул джинсов. Оттянул затвор пистолета, воровато оглянувшись, – щелчок показался оглушительным.
Вернулся в другую комнату, повелительно стиснул руку Фаины повыше локтя. Она беззвучно поднялась, как сомнамбула, белым силуэтом, повинуясь его нажиму, скользнула в спальню.
Мазур прижался к косяку. С замком, наконец, справились, дверь стала тихонечко приоткрываться. Хорошо смазанные петли – а хозяйка она неплохая, в диком несоответствии с моментом подумал Мазур, – не издали ни малейшего скрипа.
Он ждал, держа пистолет дулом вверх, напрягшись. Ощутил не ушами – кожей – шевеление совсем рядом. Кацуба сокрушался, что никак не удается взять языка? Вот и удобный случай...
Он действовал по схеме, подходившей для таких именно ситуаций, – пропустил крадущегося в комнату, мертвой хваткой зажал его правое запястье, в котором блеснул угловатый предмет, упер дуло в висок и прошептал:
– Тихо... Застрелю...
Спокойный шепот в подобной коллизии действует эффективнее самого грозного окрика, проверено на опыте... Мазур ощутил, как все тело схваченного пронзила молниеносная дрожь испуга. И помаленьку стал выдвигаться из-за косяка, оттесняя пленника в угол, одним ухом пытаясь слушать, что делается в коридоре.
Дальнейшее произошло молниеносно.
Незнакомец внезапно рванулся назад, в прихожую, дико вскрикнул. Краешком глаза заметив в погруженном во мрак коридоре нечто, слегка выделявшееся из темноты, Мазур отпрянул за косяк. И вовремя – сверкнула череда беззвучных вспышек, не менее дюжины, звонко разлетелось оконное стекло, находившееся аккурат напротив входной двери, рядом с Мазуром жутко забулькало, охнуло, обрушилось...
И снова вспышки – кто-то щедро поливал из бесшумки, от пуза веером... Упавший уже не шевелился. В спальне было тихо – Фаина, должно быть, крикнуть не в силах от страха...
В коридоре застучали удалявшиеся шаги. Мазур решился, рассчитанным прыжком переместился в прихожую – пригнувшись, прыгнув чуть ли не на корточках. Оттолкнулся, головой вперед вылетел в коридор, в полную темноту, упал, перевернулся, выбросил руку с пистолетом и нажал на курок.
Опоздал. Второй успел добежать до лестницы, заполошный топот затих где-то внизу. Пускаться в погоню бессмысленно. Уже третий час ночи, все в гостинице дрыхнут без задних ног, а на милицейский патруль, по счастливому стечению обстоятельств проезжающий рядом, рассчитывать нечего. Не побежишь же на улицу в одних трусах и с пистолетом...
Он поднялся, постоял, неизвестно на что рассчитывая.
– Эй! Только в меня не надо палить!
Слегка обмякнув, Мазур откликнулся:
– Подходи!
Кацуба подбежал – насколько удалось разобрать в полумраке, полностью одетый, с пистолетом в руке.
– Пронесся по лестнице, чуть перила не снес... – сообщил он. – Тут я и понял, что ты жив, иначе так не драпал бы...
– Кто? – глупо спросил Мазур.
– А я откуда знаю? – хмыкнул Кацуба. – Стрелять было поздно, свет вырублен по всем коридорам... Кажется, отъехала тачка...
– Так ты что, все это время...
– Ага, – сказал Кацуба. – Какой тут сон? Или меня пришли бы обижать, или тебя, или Фаину....
Мазур кинулся назад, торопливо зажег свет. Ну конечно, с ней ничего не случилось – сидела на постели, забившись в уголок, таращилась огромными испуганными глазами, моргала. Наконец узнав его, охнула, упала головой в подушку. Мазур неловко потоптался рядом, потом понял, что утешать ее бессмысленно, пусть уж лучше выплачется. Вышел в прихожую.
Кацуба стоял над трупом, склонив голову к плечу, разглядывал его с холодным профессиональным интересом. Зрелище было то еще, и Мазур побыстрее прикрыл дверь в спальню.
– Прелестно, – сказал Кацуба. – Это что, у его напарника нервы не выдержали? Выстрел я слышал только один...
– Вот именно, – зло сказал Мазур. – Бесшумка. Стал поливать, как из шланга... Надо же, и не почешется никто, никакого шевеления...
– Все добропорядочные люди спят, – хмыкнул Кацуба. – Выстрел был один, кто вообще не услышал, кто сквозь сон решил, что это ему примерещилось... Интересно, за тобой приходили или за ней?
– За ней, – сказал Мазур. – Меня с ней никто не видел. Решили, будто она что-то знает про брата...
– А она не знает? – прищурился Кацуба.
– Ничего она не знает, я уверен.
– Ну-ну, психолог... Ладно, ладно, молчу.
– Слушай, – сказал Мазур. – Надо срочно что-то придумать. Они же не отвяжутся...
– ...и на базе не протолкнуться будет от твоих баб... – так безразлично, что это само по себе выглядело насмешкой, закончил Кацуба. – Ну-ну, все, я абсолютно серьезен. Как Медный всадник. Особенно когда представлю, что и этого красавца придется сдавать доблестной рабоче-крестьянской милиции в виде приятного подарка. Ведь озвереют. Я бы на их месте озверел....
Говоря все это, он одновременно старательно обыскивал карманы мертвеца, клал найденное на место, осмотрев. Выпрямился, покачал головой:
– Ничего интересного. Даже документов нет. Снова пустышка... Погоди-погоди, а это что? – он шагнул к столу, всмотрелся.
– А это часики с «Веры», – бесцветным голосом сказал Мазур. – Уверен, Нептун их прихватил, как сувенир. Но убили его, конечно, не из-за часиков... Да нет, никакого тайника, я их уже смотрел по-всякому...
– Ладно, – сказал Кацуба, прислушавшись к затихающим всхлипываниям в спальне. – Похоже, фемина чуточку оклемалась, иди-ка успокой и растолкуй, что ей врать ментам...
Глава девятнадцатая
– Да нет, вы тут ни при чем...
– Насчет чего?
– Я про Герку...
– Вот уж здесь мы абсолютно ни при чем, – сказал он вяло. – Веришь?
– Верю. Я бы почуяла, если... Только ты тут ни с какого боку не сочетаешься...
– Слушай, ты хоть примерно догадываешься, из-за чего его могли застрелить?
– Представления не имею, – сказала Фаина. – Думаешь, он мне что-то рассказывал? Серьезное? Да я и не старалась вникать. Не мое дело. Герка, ты знаешь, мужик был неплохой. И не было у нас ничего похожего на те ужасы, что по телевизору показывают. Должен же кто-то держать порядок? Он не виноват, что началась такая жизнь, чумовой кошмар... Не он эту жизнь придумывал.
– Он спускался к «Вере»? – спросил Мазур.
– Я так и поняла, – грустно усмехнулась Фаина. – На мента ты не похож, они хамоватые... Из КГБ, что ли? Или как там оно нынче называется?
«А, пропади оно все пропадом», – подумал Мазур. И сказал:
– Не совсем, но около и что-то вроде...
– И Светка?
Он молча кивнул. Плевать на Кацубу. Все равно, похоже, ни одна собака уже не верит, что питерские интеллигенты – те, за кого себя выдают. Она права – в деревне свои законы, какая уж конспирация...
– Послушай, ты не думай... – протянул он, чувствуя себя ужасно неловко. – Это все получилось само по себе...
– Подозреваю, – бледно усмехнулась она. – Если припомнить, ты у меня ничего и не пытался выведывать, это я на шею вешалась... Володя, я, правда, ничего толком не знаю. Илья встречался с Геркой, тот, которого убили в четыреста пятнадцатом. Это-то я видела, вино им принесла... Но о делах они при мне не говорили. Герка вообще был любитель сюрпризов. Придет и ошарашит. – Она наклонилась к лампе. – Подожди, подожди... Так вот почему ты про «Веру» спрашивал... Это что же, оттуда? С корабля?
Кажется, удивилась она искренне.
– Похоже, – сказал Мазур. – Потому и спрашиваю, спускался ли туда Герка...
– А ты знаешь, мог, – кивнула Фаина. – Водолазную работу он не забыл, вполне мог договориться в порту, уж ему-то не отказали бы... – добавила она с оттенком некой своеобразной гордости. – Снаряжение раздобыл бы без хлопот...
– Подозреваю, он там все-таки был, – сказал Мазур. – И нашел что-то. Из тех вещичек, за которые убивают.
– Что?
– Если бы я знал...
– Про этот пароход давно говорили, что на нем проклятье. И не вспомнить, когда я первый раз услышала. По-моему, от бабки. Бабка рассказывала что-то страшненькое, вообще она любила жуткие истории... Подожди! Если Герку убили из-за того, что он достал что-то с «Веры», могут заявиться и к Людке...
– Жена?
– Ага. Уж она-то ничего знать не может, но им же не объяснишь... Володя, можешь ты что-нибудь...
Мазур, не меняя позы, молниеносно протянул руку и погасил лампу. Прижал палец к губам Фаины.
В прихожей тихонько, осторожненько поворачивалось в замке нечто железное. Мазур лихорадочно прикинул – света ночника из коридора незаметно, а разговаривали они тихо, двери толстые, из натурального дерева. Вполне могли решить, что в номере спят – или что спит там одна Фаина, его могли и не отслеживать...
Фаина накрыла ладонью его руку. Тонкие пальцы подрагивали. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и Мазур встал, прокрался на цыпочках в комнату. Прислушиваясь к доносившемуся из прихожей тоненькому металлическому похрустыванию, достал кобуру из-под комом брошенных на стул джинсов. Оттянул затвор пистолета, воровато оглянувшись, – щелчок показался оглушительным.
Вернулся в другую комнату, повелительно стиснул руку Фаины повыше локтя. Она беззвучно поднялась, как сомнамбула, белым силуэтом, повинуясь его нажиму, скользнула в спальню.
Мазур прижался к косяку. С замком, наконец, справились, дверь стала тихонечко приоткрываться. Хорошо смазанные петли – а хозяйка она неплохая, в диком несоответствии с моментом подумал Мазур, – не издали ни малейшего скрипа.
Он ждал, держа пистолет дулом вверх, напрягшись. Ощутил не ушами – кожей – шевеление совсем рядом. Кацуба сокрушался, что никак не удается взять языка? Вот и удобный случай...
Он действовал по схеме, подходившей для таких именно ситуаций, – пропустил крадущегося в комнату, мертвой хваткой зажал его правое запястье, в котором блеснул угловатый предмет, упер дуло в висок и прошептал:
– Тихо... Застрелю...
Спокойный шепот в подобной коллизии действует эффективнее самого грозного окрика, проверено на опыте... Мазур ощутил, как все тело схваченного пронзила молниеносная дрожь испуга. И помаленьку стал выдвигаться из-за косяка, оттесняя пленника в угол, одним ухом пытаясь слушать, что делается в коридоре.
Дальнейшее произошло молниеносно.
Незнакомец внезапно рванулся назад, в прихожую, дико вскрикнул. Краешком глаза заметив в погруженном во мрак коридоре нечто, слегка выделявшееся из темноты, Мазур отпрянул за косяк. И вовремя – сверкнула череда беззвучных вспышек, не менее дюжины, звонко разлетелось оконное стекло, находившееся аккурат напротив входной двери, рядом с Мазуром жутко забулькало, охнуло, обрушилось...
И снова вспышки – кто-то щедро поливал из бесшумки, от пуза веером... Упавший уже не шевелился. В спальне было тихо – Фаина, должно быть, крикнуть не в силах от страха...
В коридоре застучали удалявшиеся шаги. Мазур решился, рассчитанным прыжком переместился в прихожую – пригнувшись, прыгнув чуть ли не на корточках. Оттолкнулся, головой вперед вылетел в коридор, в полную темноту, упал, перевернулся, выбросил руку с пистолетом и нажал на курок.
Опоздал. Второй успел добежать до лестницы, заполошный топот затих где-то внизу. Пускаться в погоню бессмысленно. Уже третий час ночи, все в гостинице дрыхнут без задних ног, а на милицейский патруль, по счастливому стечению обстоятельств проезжающий рядом, рассчитывать нечего. Не побежишь же на улицу в одних трусах и с пистолетом...
Он поднялся, постоял, неизвестно на что рассчитывая.
– Эй! Только в меня не надо палить!
Слегка обмякнув, Мазур откликнулся:
– Подходи!
Кацуба подбежал – насколько удалось разобрать в полумраке, полностью одетый, с пистолетом в руке.
– Пронесся по лестнице, чуть перила не снес... – сообщил он. – Тут я и понял, что ты жив, иначе так не драпал бы...
– Кто? – глупо спросил Мазур.
– А я откуда знаю? – хмыкнул Кацуба. – Стрелять было поздно, свет вырублен по всем коридорам... Кажется, отъехала тачка...
– Так ты что, все это время...
– Ага, – сказал Кацуба. – Какой тут сон? Или меня пришли бы обижать, или тебя, или Фаину....
Мазур кинулся назад, торопливо зажег свет. Ну конечно, с ней ничего не случилось – сидела на постели, забившись в уголок, таращилась огромными испуганными глазами, моргала. Наконец узнав его, охнула, упала головой в подушку. Мазур неловко потоптался рядом, потом понял, что утешать ее бессмысленно, пусть уж лучше выплачется. Вышел в прихожую.
Кацуба стоял над трупом, склонив голову к плечу, разглядывал его с холодным профессиональным интересом. Зрелище было то еще, и Мазур побыстрее прикрыл дверь в спальню.
– Прелестно, – сказал Кацуба. – Это что, у его напарника нервы не выдержали? Выстрел я слышал только один...
– Вот именно, – зло сказал Мазур. – Бесшумка. Стал поливать, как из шланга... Надо же, и не почешется никто, никакого шевеления...
– Все добропорядочные люди спят, – хмыкнул Кацуба. – Выстрел был один, кто вообще не услышал, кто сквозь сон решил, что это ему примерещилось... Интересно, за тобой приходили или за ней?
– За ней, – сказал Мазур. – Меня с ней никто не видел. Решили, будто она что-то знает про брата...
– А она не знает? – прищурился Кацуба.
– Ничего она не знает, я уверен.
– Ну-ну, психолог... Ладно, ладно, молчу.
– Слушай, – сказал Мазур. – Надо срочно что-то придумать. Они же не отвяжутся...
– ...и на базе не протолкнуться будет от твоих баб... – так безразлично, что это само по себе выглядело насмешкой, закончил Кацуба. – Ну-ну, все, я абсолютно серьезен. Как Медный всадник. Особенно когда представлю, что и этого красавца придется сдавать доблестной рабоче-крестьянской милиции в виде приятного подарка. Ведь озвереют. Я бы на их месте озверел....
Говоря все это, он одновременно старательно обыскивал карманы мертвеца, клал найденное на место, осмотрев. Выпрямился, покачал головой:
– Ничего интересного. Даже документов нет. Снова пустышка... Погоди-погоди, а это что? – он шагнул к столу, всмотрелся.
– А это часики с «Веры», – бесцветным голосом сказал Мазур. – Уверен, Нептун их прихватил, как сувенир. Но убили его, конечно, не из-за часиков... Да нет, никакого тайника, я их уже смотрел по-всякому...
– Ладно, – сказал Кацуба, прислушавшись к затихающим всхлипываниям в спальне. – Похоже, фемина чуточку оклемалась, иди-ка успокой и растолкуй, что ей врать ментам...
Глава девятнадцатая
Брифинги по-заполярному
Вот и пригодились нежданно-негаданно прихваченные сюда костюмчики с галстуками – Мазур успел уже решить, будто блистать в них нигде не придется, а вышло совсем наоборот... Тщательно завязав галстук, он вышел в коридор. Там ждал доцент Проценко – с орденом Дружбы Народов на лацкане и начищенным ромбиком, наглядно свидетельствовавшим, что его обладатель получил высшее техническое образование.
– А это не перебор? – проворчал Мазур, кивнув на орден.
– Ни хрена подобного, – браво ответил Кацуба. – Во-первых, где ты видел интеллигента, который бы не таскал любую официальную бляшку, если она у него есть? На свитера прикалывают, олухи, ты же сам здешних видел... А во-вторых, орденок не бутафорский, а мой собственный, честно заслуженный, что увековечено документами. Была одна трагикомическая история, потом расскажу, если подвернется случай...
– Пошли? Пора бы.
– Пошли, – Кацуба потер ромбик рукавом пиджака. – Только что был Паша, можешь не звенеть и не вибрировать нервами – благополучно доставили твою Фаину на базу, а вот за то, что она там не встретится с подружкой Катенькой, я уже не отвечаю, не держать же милых женщин взаперти на гауптвахте...
– Пошел ты, – хмуро-беззлобно отозвался Мазур.
– Это новость хорошая, а есть и плохая. Недооценили мы очаровательных молодоженов Неволиных. Успели тихонечко смыться по-английски, как только сообразили, что это их номер полыхает. Должно быть, заранее был продуман отход. Паша не виноват, не смог разорваться и быть во всех местах одновременно. Но! Не было бы счастья, да несчастье помогло. Когда все потушили, пожарные сдали ментам тот агрегат, малость сплавившийся, но все равно не похожий на обыкновенную бытовую технику. В сыскных кругах эта находочка вызвала определенное смятение умов и ажиотаж, они уже с чекистами консультировались... Меньше будут к нам приставать. Главное, с нами ни одна собака не связывает ни пожар, ни бедолагу Илью, которого нашла-таки горничная...
– А что Жечкин? – с искренним интересом спросил Мазур.
Ночью пришлось, разумеется, вызвать милицию. Пистолет Мазура к тому времени был надежно припрятан, Фаина проинструктирована, и никто посторонний понятия не имел, что Мазур тоже принимал некоторое участие в ночной перестрелке.
– Ну, Жечкин... Смотрит зверем, понятно. Но в данной ситуации ты у нас стопроцентный потерпевший, к которому ворвались ночью мазурики, напугали до полусмерти прямо посреди полноценного оргазма... Пришлось все же, как ни крути, продемонстрировать удостоверение – очень неласково он был настроен, мог по своему провинциализму не придать должного значения предупреждениям из Шантарска насчет нас. И изрек историческую фразу: до чего, бает, спокойно и тихо жилось в Тиксоне, пока вас черт не принес на нашу голову... Классический комплекс шерифа из глубинки.
В городской управе их встретил какой-то третьеразрядный клерк, державшийся что-то очень уж хамовато для простого письмоводителя. Мазур невольно сравнил их нынешний визит с историческим приемом у мэра – тогда все было иначе, до кабинета провожала целая свита с соответствующими улыбочками и даже распахиванием дверей перед гостями. Судя по быстрому, пытливому взгляду Кацубы, он тоже провел в уме определенные аналогии. Интересно, означает ли это, что их акции здесь резко упали? Чрезвычайно на то похоже...
Чиновничек завел их в необъятный зал, смахивающий на красный уголок былых времен – с эстрадой почти в человеческий рост высотой, необъятным столом президиума, постаментом в углу, на котором, несомненно, пребывал не столь давно бюст вождя мирового пролетариата. (А их провожатый, ручаться можно, в свое время с этой самой трибуны, паскуда, возглашал здравицы в честь лично Леонида Ильича, ошибки быть не может, б ы в ш и х Мазур узнавал по рожам с высоким процентом попаданий...)
Хорошо еще, у кого-то хватило ума поставить меж столом и краем эстрады обыкновенный столик с тремя стульями. На столике уже теснилось с полдюжины микрофонов – зато десятка два шакалов пера и виртуозов ротационных машин смогли разместиться вольготнейше, заняв передний ряд, где пустых кресел оставалось еще несметное количество. Столик находился под прицелом трех видеокамер на треногах. «Вот это засветились, – подумал Мазур, – светимся как ночной Париж...»
Но ничего не попишешь, пришлось усесться за столик рядом с Кацубой и сделать соответствующую физиономию. Он сразу высмотрел Джен – один из ее спутников смирнехонько сидел рядом, а второй возился с одной из камер. Большим специалистом в этом вопросе Мазур не был и потому не смог определить, обращается парень с фирменной техникой профессионально или только изображает прошедшего огонь и воду аса телерепортажа. Впрочем, остальные ни разу на него не покосились, значит, делает все правильно, не выбиваясь из общей картины. Быть может, они и настоящие репортеры? Он прекрасно помнил, как любит очаровательная мисс Деспард пристраиваться к людям из совершенно чужих контор – при этом пользуется убедительной легендой...
Чиновничек со стуком поставил перед героями брифинга две бутылочки пепси-колы – с таким видом, словно он был убежденным членом общества трезвости, которого вынудили прислуживать в подпольном притоне бутлегеров во времена сухого закона. Ни стаканов, ни открывашки. Положительно, подобное гостеприимство со знаком минус наводит на подозрения...
Засим чиновничек представил их невнятной скороговоркой, присел на третий стул – в сторонке, так, словно заранее спешил дистанцироваться от означенных субъектов.
Мазур ждал вопросов даже с некоторым любопытством – как-никак в его жизни это была первая пресс-конференция и, он искренне надеялся, последняя. Форменным идиотом себя чувствуешь, когда все на тебя пялятся. Отчего-то вдруг стало казаться, что он не застегнул одну пуговку на брюках, но никак не мог придумать, как бы непринужденнее кинуть взгляд в район подозрительного места.
Первым вскочил бородатенький субъект, которого Мазур смутно помнил по квартире с хомяком:
– Господин Проценко, я у вас вижу советский орден. Это что, выражение некой политической позиции?
– Помилуйте, господь с вами, – благодушно ответил Кацуба. – Просто у меня там винт заело, не выдирать же с мясом...
– Ну, а с каким ощущением вы носите орден с гербом СССР?
– Без ощущений, – кратко прокомментировал Кацуба.
– Вообще, как вы относитесь к распаду СССР?
– Экзистенциалистски, – не моргнув глазом, отрезал Кацуба.
И мгновенно выиграл время – пока бородатый лихорадочно чиркал в блокноте, мучительно соображая, как пишется изреченное Кацубой слово, тот уставился в зал, открытым и честным взором вопрошая: «Ребята, избавьте от шизика!»
Воспользовавшись моментом, в паузу тут же ворвалась дамочка, которую они уже видели в порту:
– Давайте перейдем к более прагматичным вопросам. Господин Проценко, расскажите, пожалуйста, кратко о результатах вашей экспедиции.
– О полных и окончательных результатах говорить, конечно же, преждевременно, – солидно поправив очки, начал Кацуба. – Однако на сегодняшний день «Морской звездой» исследована обширная акватория, а наши аквалангисты спускались к двум затонувшим кораблям из трех. – Речь его лилась плавно и непринужденно, как у самого настоящего доцента, поучающего юное поколение. – Можно говорить со всей уверенностью: в трюмах кораблей «Комсомолец Кузбасса» и «Вера» не обнаружено ничего, даже отдаленно напоминающего пресловутые емкости с отравляющими веществами. Равным образом и на дне никаких контейнеров не обнаружено.
– Как это согласуется с тем, что пишет местная пресса?
– Категорически не согласуется, – сказал Кацуба. – Местная пресса пишет одно, а мы обнаруживаем совсем другое...
Кто-то хихикнул. Бородатый моментально кинулся в бой:
– Вы что, обвиняете нас в недобросовестности?
– Да помилуйте, – обаятельно улыбнулся Кацуба. – Я вас ни в чем не обвиняю, вся беда в том, что никто из вас в жизни не имел дела с аквалангом и на дно не погружался, тут-то и собака зарыта...
– Простите, а как же тогда быть с сейнером? – вклинился кто-то. – Нам показывали акты комиссии – несомненное отравление, одиннадцать трупов...
– Вот это для меня загадка, – развел руками Кацуба. – Акты я тоже просматривал. Но, когда произошла эта трагедия, нас здесь не было, и делать какие-либо выводы не берусь... – И добавил наставительно: – Видите ли, подлинный ученый обязан, конечно, учитывать полученные другими данные, но я веду разговор о том, что наблюдал и исследовал сам...
– Не только сейнер, но и недавняя массовая гибель морской фауны, – уточнил репортер. – Должно же это иметь какое-то разумное объяснение?
– Безусловно, должно, – сказал Кацуба.
– Но ваша экспедиция, насколько я понимаю, версию об утечке отравляющих веществ из поврежденных контейнеров решительно отрицает?
– Я не видел этих контейнеров, – сказал Кацуба. – Я их не нашел. Ученый, простите, обязан быть скептиком. Когда мне удастся потрогать их руками или хотя бы получить пробы воды, указывающие на недвусмысленное присутствие отравы, я буду говорить уверенно. Пока у меня этой уверенности нет.
– А как вы расцениваете недавнее убийство одного из активистов экологического движения?
– Это совершенно не моя область, – развел руками Кацуба. – Я же не сыщик, дамы и господа...
– А смерть двух водолазов?
– Точнее говоря, смерть водолаза и аквалангиста, – поправил Кацуба. – Тут уже Владимиру Степановичу карты в руки, он вам расскажет с большим знанием дела...
Мазур прокашлялся. Сначала у него получалось плохо – мучительно подыскивал слова, запинался и бубнил. Потом как-то наладилось. Он довольно связно, внятно изложил то, что было написано в актах. И ничуть не кривил душой – просто-напросто умолчал о в т о р о й версии, насчет возможной насильственной смерти. Сам он уже не сомневался, что верна как раз вторая версия...
Телевизионная дама моментально вцепилась в него:
– А вам не кажется странным, что в столь короткий промежуток времени последовали два несчастных случая?
– Это море, – сказал Мазур. – А оно шутить не любит. На такой глубине случиться может все, что угодно... Знаете, были такие чемпионы по подводному плаванию...
И рассказал несколько весьма поучительных историй, случившихся на самом деле. Слушали его со всем вниманием, и Мазур помаленьку приободрился, успел даже убедиться, что все пуговицы застегнуты. Не удержавшись, посмотрел на Джен – она слушала с величайшим тщанием, хотя не понимала ни слова. Видимо, именно так, в ее представлении, и должен был держаться журналист, чтобы не выбиваться из общей картины.
На многих лицах он видел нескрываемое разочарование, вполне объяснимое – должно быть, им наобещали жуткие сенсации и роковые тайны, тем и заманили...
Наконец-то дал о себе знать один из спутников Джен – встал и на хорошем русском спросил:
– Я понимаю, вы полностью отрицаете причастность военных?
– Пожалуй, – сказал Мазур. – Видите ли, здешняя воинская часть по своему роду занятий никогда не имела дела с отравляющими веществами...
– Но их могли затопить в другое время...
– Мы, как несколько раз повторил Михаил Иванович, не нашли никаких следов, – сказал Мазур.
– А как вы отнеслись бы к журналистскому контролю за вашей работой? – встрял очередной незнакомец, возможно, и звезда в своем ремесле, но у Мазура он не вызывал никаких ассоциаций.
– Интересно бы посмотреть на этот контроль... – искренне усмехнулся он. – Кто-нибудь из вас умеет обращаться с аквалангом? Никто? Увы, без этого весь контроль сведется к тому, что вы будете часами скучать на палубе, пока мы плаваем и погружаемся к затонувшим кораблям...
– Можно же быстренько научиться, пройти инструктаж...
Мазур терпеливо объяснил кое-что насчет сложности работы на глубине в добрых сорок метров, но не уверен был, что сумел убедить, репортер замолчал с таким видом, будто был семи пядей во лбу и мгновенно сообразил, что ему пытаются задурить мозги детскими отговорками.
– Вам кто-нибудь угрожает? Или пытается препятствовать?
– Глупости, – энергично сказал Кацуба.
– Однако двое членов вашей группы погибли...
– Насколько мне объяснили в милиции, там были чисто бытовые проблемы. В одном случае – ограбление, в другом – девушка чисто случайно попала под пулю, предназначавшуюся вовсе не ей. Для нашего времени, как ни цинично звучит, – обыденность...
– У вас есть какие-то контакты со спецслужбами?
– Да за кого вы нас принимаете? – обиделся Кацуба.
– А с местным криминальным миром?
– Откуда?
– Госпожа Шварова была застрелена, когда находилась в компании здешнего авторитета...
– Госпожа Шварова была журналисткой, – сказал Кацуба, не моргнув глазом. – Скорее уж вам, дамы и господа, нужно думать над профессиональным риском, которому вы себя подвергаете. Журналистика – не моя область, я не всегда понимаю мотивы, из-за которых вы лезете в самые опасные и неожиданные места...
Мазур напрягся – очередной шакал пера ухмылялся очень уж загадочно. На роже написано было, что готовит сюрприз...
Так и есть...
– Интересно, как вы отнесетесь к тому, что такой журналистки, Светланы Шваровой, в Шантарске просто не существовало?
– Серьезно? – спросил Кацуба.
– Абсолютно серьезно. Я сам из Шантарска и знаю там всех, имеющих отношение к журналистике...
– Ну, я не знаю, что вам и сказать... – промямлил Кацуба с видом полнейшей растерянности. – Когда мы прилетели в Шантарск, нам ее представили как журналистку... Мы до этого никогда в Шантарске не бывали, не ориентируемся...
– Интересно, кто представил?
– Кто-то в администрации...
Уловив краем глаза движение, Мазур повернулся и обнаружил, что чиновничек с деловым видом, ничуть не смущаясь, направляется к выходу. Надоело, что ли?
– Вы не помните, кто конкретно?
– Знаете, у меня было столько встреч с самыми разными людьми, и лица, и фамилии путались в голове...
– А кем, собственно, был капитан-лейтенант Шишкодремов?
– Прикомандированным к группе штабным офицером, – сказал Кацуба. – Насколько я понял, в его задачу входило при нужде контактировать с местными военными...
– И как, была нужда?
– Пока нет.
– А почему вас в последнем выходе в море сопровождал пограничный корабль?
– Представления не имею.
– Это правда, что пограничники провели на вашем корабле обыск?
– Правда, – сказал Кацуба. – Вот только в толк не возьму, зачем им это понадобилось.
– Вам не кажется, что вокруг вас слишком много неясностей, загадок и смертей?
– Вы уверены, что именно вокруг нас? – хладнокровно отпарировал Кацуба.
– Судите сами. У вас в группе вдруг оказываются подозрительные люди, которых вскоре убивают...
– Чем же они подозрительны? – пожал плечами Кацуба. – Могу вас заверить, они вовсе не были подозрительными...
– Но я же вам только что рассказал про то, что Шварову никто в Шантарске не знал...
– Вообще-то, это дискуссионный вопрос. Я вам верю, но хотел бы убедиться точно...
– Нет уж, не растекайтесь мыслью по древу! – Нацелился в него указательным пальцем: – Хорошо, скажем – «странные». У вас в группе работают странные люди. Вокруг вас вертится некий Игорь Котельников, в котором, по данным здешних журналистов, давно уже подозревают то ли военного особиста, то ли сотрудника ФСБ, а потом куда-то загадочно исчезает. Господин Микушевич, – он тем же прокурорским жестом указал на Мазура, – вдруг оказывается впутанным в донельзя загадочную историю с ночной стрельбой, свеженький труп обнаруживается как раз там, где ночью данный господин пребывал с родной сестрой убитого авторитета...
«Сука, – подумал Мазур в бессильной ярости. – Кто его всем этим нагрузил? Без утечек определенно не обошлось... Милиция? Погранцы? Кто-то еще?»
– Дорогой вы мой, – сказал Кацуба. – Я отвечаю только за себя. Если я сказал что-то не то, ловите меня на противоречиях и вранье. Но за все эти, как вы изящно выразились, странности я отвечать не могу. У меня простая и конкретная задача – обследовать затонувшие корабли и акваторию. Все эти странности, конечно, существуют, как объективная реальность, но я над ними не особенно задумывался, некогда...
Справа грохнула дверь. Не только Мазур – все невольно повернули головы в ту сторону.
Мэр стремглав летел к эстраде, галстук сбился на сторону, на лацкане пиджака посверкивала начищенная «засранка» (как в просторечии кое-где именовали медаль «Защитнику свободной России»). Взор его был вдохновенным и пылающим, в руке он держал огромную коричневую папку, полы пиджака развевались – словом, сейчас господин Колчанов крайне напоминал бонапартовского генерала, посланного безжалостно разогнать изжившую себя Директорию. Полное впечатление, что переживает свой звездный час. У Мазура во рту пересохло от нехороших предчувствий.
– А это не перебор? – проворчал Мазур, кивнув на орден.
– Ни хрена подобного, – браво ответил Кацуба. – Во-первых, где ты видел интеллигента, который бы не таскал любую официальную бляшку, если она у него есть? На свитера прикалывают, олухи, ты же сам здешних видел... А во-вторых, орденок не бутафорский, а мой собственный, честно заслуженный, что увековечено документами. Была одна трагикомическая история, потом расскажу, если подвернется случай...
– Пошли? Пора бы.
– Пошли, – Кацуба потер ромбик рукавом пиджака. – Только что был Паша, можешь не звенеть и не вибрировать нервами – благополучно доставили твою Фаину на базу, а вот за то, что она там не встретится с подружкой Катенькой, я уже не отвечаю, не держать же милых женщин взаперти на гауптвахте...
– Пошел ты, – хмуро-беззлобно отозвался Мазур.
– Это новость хорошая, а есть и плохая. Недооценили мы очаровательных молодоженов Неволиных. Успели тихонечко смыться по-английски, как только сообразили, что это их номер полыхает. Должно быть, заранее был продуман отход. Паша не виноват, не смог разорваться и быть во всех местах одновременно. Но! Не было бы счастья, да несчастье помогло. Когда все потушили, пожарные сдали ментам тот агрегат, малость сплавившийся, но все равно не похожий на обыкновенную бытовую технику. В сыскных кругах эта находочка вызвала определенное смятение умов и ажиотаж, они уже с чекистами консультировались... Меньше будут к нам приставать. Главное, с нами ни одна собака не связывает ни пожар, ни бедолагу Илью, которого нашла-таки горничная...
– А что Жечкин? – с искренним интересом спросил Мазур.
Ночью пришлось, разумеется, вызвать милицию. Пистолет Мазура к тому времени был надежно припрятан, Фаина проинструктирована, и никто посторонний понятия не имел, что Мазур тоже принимал некоторое участие в ночной перестрелке.
– Ну, Жечкин... Смотрит зверем, понятно. Но в данной ситуации ты у нас стопроцентный потерпевший, к которому ворвались ночью мазурики, напугали до полусмерти прямо посреди полноценного оргазма... Пришлось все же, как ни крути, продемонстрировать удостоверение – очень неласково он был настроен, мог по своему провинциализму не придать должного значения предупреждениям из Шантарска насчет нас. И изрек историческую фразу: до чего, бает, спокойно и тихо жилось в Тиксоне, пока вас черт не принес на нашу голову... Классический комплекс шерифа из глубинки.
В городской управе их встретил какой-то третьеразрядный клерк, державшийся что-то очень уж хамовато для простого письмоводителя. Мазур невольно сравнил их нынешний визит с историческим приемом у мэра – тогда все было иначе, до кабинета провожала целая свита с соответствующими улыбочками и даже распахиванием дверей перед гостями. Судя по быстрому, пытливому взгляду Кацубы, он тоже провел в уме определенные аналогии. Интересно, означает ли это, что их акции здесь резко упали? Чрезвычайно на то похоже...
Чиновничек завел их в необъятный зал, смахивающий на красный уголок былых времен – с эстрадой почти в человеческий рост высотой, необъятным столом президиума, постаментом в углу, на котором, несомненно, пребывал не столь давно бюст вождя мирового пролетариата. (А их провожатый, ручаться можно, в свое время с этой самой трибуны, паскуда, возглашал здравицы в честь лично Леонида Ильича, ошибки быть не может, б ы в ш и х Мазур узнавал по рожам с высоким процентом попаданий...)
Хорошо еще, у кого-то хватило ума поставить меж столом и краем эстрады обыкновенный столик с тремя стульями. На столике уже теснилось с полдюжины микрофонов – зато десятка два шакалов пера и виртуозов ротационных машин смогли разместиться вольготнейше, заняв передний ряд, где пустых кресел оставалось еще несметное количество. Столик находился под прицелом трех видеокамер на треногах. «Вот это засветились, – подумал Мазур, – светимся как ночной Париж...»
Но ничего не попишешь, пришлось усесться за столик рядом с Кацубой и сделать соответствующую физиономию. Он сразу высмотрел Джен – один из ее спутников смирнехонько сидел рядом, а второй возился с одной из камер. Большим специалистом в этом вопросе Мазур не был и потому не смог определить, обращается парень с фирменной техникой профессионально или только изображает прошедшего огонь и воду аса телерепортажа. Впрочем, остальные ни разу на него не покосились, значит, делает все правильно, не выбиваясь из общей картины. Быть может, они и настоящие репортеры? Он прекрасно помнил, как любит очаровательная мисс Деспард пристраиваться к людям из совершенно чужих контор – при этом пользуется убедительной легендой...
Чиновничек со стуком поставил перед героями брифинга две бутылочки пепси-колы – с таким видом, словно он был убежденным членом общества трезвости, которого вынудили прислуживать в подпольном притоне бутлегеров во времена сухого закона. Ни стаканов, ни открывашки. Положительно, подобное гостеприимство со знаком минус наводит на подозрения...
Засим чиновничек представил их невнятной скороговоркой, присел на третий стул – в сторонке, так, словно заранее спешил дистанцироваться от означенных субъектов.
Мазур ждал вопросов даже с некоторым любопытством – как-никак в его жизни это была первая пресс-конференция и, он искренне надеялся, последняя. Форменным идиотом себя чувствуешь, когда все на тебя пялятся. Отчего-то вдруг стало казаться, что он не застегнул одну пуговку на брюках, но никак не мог придумать, как бы непринужденнее кинуть взгляд в район подозрительного места.
Первым вскочил бородатенький субъект, которого Мазур смутно помнил по квартире с хомяком:
– Господин Проценко, я у вас вижу советский орден. Это что, выражение некой политической позиции?
– Помилуйте, господь с вами, – благодушно ответил Кацуба. – Просто у меня там винт заело, не выдирать же с мясом...
– Ну, а с каким ощущением вы носите орден с гербом СССР?
– Без ощущений, – кратко прокомментировал Кацуба.
– Вообще, как вы относитесь к распаду СССР?
– Экзистенциалистски, – не моргнув глазом, отрезал Кацуба.
И мгновенно выиграл время – пока бородатый лихорадочно чиркал в блокноте, мучительно соображая, как пишется изреченное Кацубой слово, тот уставился в зал, открытым и честным взором вопрошая: «Ребята, избавьте от шизика!»
Воспользовавшись моментом, в паузу тут же ворвалась дамочка, которую они уже видели в порту:
– Давайте перейдем к более прагматичным вопросам. Господин Проценко, расскажите, пожалуйста, кратко о результатах вашей экспедиции.
– О полных и окончательных результатах говорить, конечно же, преждевременно, – солидно поправив очки, начал Кацуба. – Однако на сегодняшний день «Морской звездой» исследована обширная акватория, а наши аквалангисты спускались к двум затонувшим кораблям из трех. – Речь его лилась плавно и непринужденно, как у самого настоящего доцента, поучающего юное поколение. – Можно говорить со всей уверенностью: в трюмах кораблей «Комсомолец Кузбасса» и «Вера» не обнаружено ничего, даже отдаленно напоминающего пресловутые емкости с отравляющими веществами. Равным образом и на дне никаких контейнеров не обнаружено.
– Как это согласуется с тем, что пишет местная пресса?
– Категорически не согласуется, – сказал Кацуба. – Местная пресса пишет одно, а мы обнаруживаем совсем другое...
Кто-то хихикнул. Бородатый моментально кинулся в бой:
– Вы что, обвиняете нас в недобросовестности?
– Да помилуйте, – обаятельно улыбнулся Кацуба. – Я вас ни в чем не обвиняю, вся беда в том, что никто из вас в жизни не имел дела с аквалангом и на дно не погружался, тут-то и собака зарыта...
– Простите, а как же тогда быть с сейнером? – вклинился кто-то. – Нам показывали акты комиссии – несомненное отравление, одиннадцать трупов...
– Вот это для меня загадка, – развел руками Кацуба. – Акты я тоже просматривал. Но, когда произошла эта трагедия, нас здесь не было, и делать какие-либо выводы не берусь... – И добавил наставительно: – Видите ли, подлинный ученый обязан, конечно, учитывать полученные другими данные, но я веду разговор о том, что наблюдал и исследовал сам...
– Не только сейнер, но и недавняя массовая гибель морской фауны, – уточнил репортер. – Должно же это иметь какое-то разумное объяснение?
– Безусловно, должно, – сказал Кацуба.
– Но ваша экспедиция, насколько я понимаю, версию об утечке отравляющих веществ из поврежденных контейнеров решительно отрицает?
– Я не видел этих контейнеров, – сказал Кацуба. – Я их не нашел. Ученый, простите, обязан быть скептиком. Когда мне удастся потрогать их руками или хотя бы получить пробы воды, указывающие на недвусмысленное присутствие отравы, я буду говорить уверенно. Пока у меня этой уверенности нет.
– А как вы расцениваете недавнее убийство одного из активистов экологического движения?
– Это совершенно не моя область, – развел руками Кацуба. – Я же не сыщик, дамы и господа...
– А смерть двух водолазов?
– Точнее говоря, смерть водолаза и аквалангиста, – поправил Кацуба. – Тут уже Владимиру Степановичу карты в руки, он вам расскажет с большим знанием дела...
Мазур прокашлялся. Сначала у него получалось плохо – мучительно подыскивал слова, запинался и бубнил. Потом как-то наладилось. Он довольно связно, внятно изложил то, что было написано в актах. И ничуть не кривил душой – просто-напросто умолчал о в т о р о й версии, насчет возможной насильственной смерти. Сам он уже не сомневался, что верна как раз вторая версия...
Телевизионная дама моментально вцепилась в него:
– А вам не кажется странным, что в столь короткий промежуток времени последовали два несчастных случая?
– Это море, – сказал Мазур. – А оно шутить не любит. На такой глубине случиться может все, что угодно... Знаете, были такие чемпионы по подводному плаванию...
И рассказал несколько весьма поучительных историй, случившихся на самом деле. Слушали его со всем вниманием, и Мазур помаленьку приободрился, успел даже убедиться, что все пуговицы застегнуты. Не удержавшись, посмотрел на Джен – она слушала с величайшим тщанием, хотя не понимала ни слова. Видимо, именно так, в ее представлении, и должен был держаться журналист, чтобы не выбиваться из общей картины.
На многих лицах он видел нескрываемое разочарование, вполне объяснимое – должно быть, им наобещали жуткие сенсации и роковые тайны, тем и заманили...
Наконец-то дал о себе знать один из спутников Джен – встал и на хорошем русском спросил:
– Я понимаю, вы полностью отрицаете причастность военных?
– Пожалуй, – сказал Мазур. – Видите ли, здешняя воинская часть по своему роду занятий никогда не имела дела с отравляющими веществами...
– Но их могли затопить в другое время...
– Мы, как несколько раз повторил Михаил Иванович, не нашли никаких следов, – сказал Мазур.
– А как вы отнеслись бы к журналистскому контролю за вашей работой? – встрял очередной незнакомец, возможно, и звезда в своем ремесле, но у Мазура он не вызывал никаких ассоциаций.
– Интересно бы посмотреть на этот контроль... – искренне усмехнулся он. – Кто-нибудь из вас умеет обращаться с аквалангом? Никто? Увы, без этого весь контроль сведется к тому, что вы будете часами скучать на палубе, пока мы плаваем и погружаемся к затонувшим кораблям...
– Можно же быстренько научиться, пройти инструктаж...
Мазур терпеливо объяснил кое-что насчет сложности работы на глубине в добрых сорок метров, но не уверен был, что сумел убедить, репортер замолчал с таким видом, будто был семи пядей во лбу и мгновенно сообразил, что ему пытаются задурить мозги детскими отговорками.
– Вам кто-нибудь угрожает? Или пытается препятствовать?
– Глупости, – энергично сказал Кацуба.
– Однако двое членов вашей группы погибли...
– Насколько мне объяснили в милиции, там были чисто бытовые проблемы. В одном случае – ограбление, в другом – девушка чисто случайно попала под пулю, предназначавшуюся вовсе не ей. Для нашего времени, как ни цинично звучит, – обыденность...
– У вас есть какие-то контакты со спецслужбами?
– Да за кого вы нас принимаете? – обиделся Кацуба.
– А с местным криминальным миром?
– Откуда?
– Госпожа Шварова была застрелена, когда находилась в компании здешнего авторитета...
– Госпожа Шварова была журналисткой, – сказал Кацуба, не моргнув глазом. – Скорее уж вам, дамы и господа, нужно думать над профессиональным риском, которому вы себя подвергаете. Журналистика – не моя область, я не всегда понимаю мотивы, из-за которых вы лезете в самые опасные и неожиданные места...
Мазур напрягся – очередной шакал пера ухмылялся очень уж загадочно. На роже написано было, что готовит сюрприз...
Так и есть...
– Интересно, как вы отнесетесь к тому, что такой журналистки, Светланы Шваровой, в Шантарске просто не существовало?
– Серьезно? – спросил Кацуба.
– Абсолютно серьезно. Я сам из Шантарска и знаю там всех, имеющих отношение к журналистике...
– Ну, я не знаю, что вам и сказать... – промямлил Кацуба с видом полнейшей растерянности. – Когда мы прилетели в Шантарск, нам ее представили как журналистку... Мы до этого никогда в Шантарске не бывали, не ориентируемся...
– Интересно, кто представил?
– Кто-то в администрации...
Уловив краем глаза движение, Мазур повернулся и обнаружил, что чиновничек с деловым видом, ничуть не смущаясь, направляется к выходу. Надоело, что ли?
– Вы не помните, кто конкретно?
– Знаете, у меня было столько встреч с самыми разными людьми, и лица, и фамилии путались в голове...
– А кем, собственно, был капитан-лейтенант Шишкодремов?
– Прикомандированным к группе штабным офицером, – сказал Кацуба. – Насколько я понял, в его задачу входило при нужде контактировать с местными военными...
– И как, была нужда?
– Пока нет.
– А почему вас в последнем выходе в море сопровождал пограничный корабль?
– Представления не имею.
– Это правда, что пограничники провели на вашем корабле обыск?
– Правда, – сказал Кацуба. – Вот только в толк не возьму, зачем им это понадобилось.
– Вам не кажется, что вокруг вас слишком много неясностей, загадок и смертей?
– Вы уверены, что именно вокруг нас? – хладнокровно отпарировал Кацуба.
– Судите сами. У вас в группе вдруг оказываются подозрительные люди, которых вскоре убивают...
– Чем же они подозрительны? – пожал плечами Кацуба. – Могу вас заверить, они вовсе не были подозрительными...
– Но я же вам только что рассказал про то, что Шварову никто в Шантарске не знал...
– Вообще-то, это дискуссионный вопрос. Я вам верю, но хотел бы убедиться точно...
– Нет уж, не растекайтесь мыслью по древу! – Нацелился в него указательным пальцем: – Хорошо, скажем – «странные». У вас в группе работают странные люди. Вокруг вас вертится некий Игорь Котельников, в котором, по данным здешних журналистов, давно уже подозревают то ли военного особиста, то ли сотрудника ФСБ, а потом куда-то загадочно исчезает. Господин Микушевич, – он тем же прокурорским жестом указал на Мазура, – вдруг оказывается впутанным в донельзя загадочную историю с ночной стрельбой, свеженький труп обнаруживается как раз там, где ночью данный господин пребывал с родной сестрой убитого авторитета...
«Сука, – подумал Мазур в бессильной ярости. – Кто его всем этим нагрузил? Без утечек определенно не обошлось... Милиция? Погранцы? Кто-то еще?»
– Дорогой вы мой, – сказал Кацуба. – Я отвечаю только за себя. Если я сказал что-то не то, ловите меня на противоречиях и вранье. Но за все эти, как вы изящно выразились, странности я отвечать не могу. У меня простая и конкретная задача – обследовать затонувшие корабли и акваторию. Все эти странности, конечно, существуют, как объективная реальность, но я над ними не особенно задумывался, некогда...
Справа грохнула дверь. Не только Мазур – все невольно повернули головы в ту сторону.
Мэр стремглав летел к эстраде, галстук сбился на сторону, на лацкане пиджака посверкивала начищенная «засранка» (как в просторечии кое-где именовали медаль «Защитнику свободной России»). Взор его был вдохновенным и пылающим, в руке он держал огромную коричневую папку, полы пиджака развевались – словом, сейчас господин Колчанов крайне напоминал бонапартовского генерала, посланного безжалостно разогнать изжившую себя Директорию. Полное впечатление, что переживает свой звездный час. У Мазура во рту пересохло от нехороших предчувствий.