Страница:
The nazis burnt his home to ashes,
His family they murdered there.
Where shall the soldier home from battle,
Go now, to whom his sorrow bear? [2]
– Погоди-погоди-погоди... – Кацуба нешуточно удивился. – Мотив мне странно знакомый... Да и словечки... Ежели в обратном переводе...
– Последний куплет, – хмыкнул Мазур.
The soldier drank and wept for many,
A broken dream, while on his chest,
There shone a newly-minted medal
For liberating Budapest. [3]
– Ну ничего себе, – покрутил головой Кацуба. – Это что же, и «Родная хата» у нас слизана с импорта?
– Да нет, – сказал Мазур. – Это я так... развлекаюсь.
– Ну развлекайся, музицируй... Рембрандт... – Кацуба скользом глянул наружу, за стеклянную стену, вскочил. – Вот и приехали, сейчас узнаем, что день грядущий нам готовит...
И быстро направился к выходу. Там стоял невидный зеленый фургончик, УАЗ с белой надписью «Гидрографическая», крайне потрепанный, казавшийся ровесником века. Без всяких теплых приветствий Кацуба тут же заговорил с двумя, сидевшими внутри. Мазур продолжал лениво тренькать.
– А я «Интернационал» по-французски знаю, – похвасталась Света. – Се ля лютте финале...
– Неактуально, – сказал Вася.
– Погоди, будет еще актуально, – мрачно пообещал Шишкодремов с видом садиствующего пророка, получавшего извращенное удовольствие от черных предсказаний. – Если так и дальше пойдет.
– Это что, опять у Нострадамуса вычитал? – по-кошачьи сощурилась Света, державшаяся совершенно непринужденно.
– Сам вычислил, – угрюмо сообщил Шишкодремов.
Света потянулась и пояснила Мазуру:
– Это он у нас на Нострадамусе подвинулся. И Гитлера оттуда вычитал, и Ельцина, и ваучеры. А какой может быть Нострадамус, если сами французы намедни писали, что на сегодняшний день имеется десятка три расшифровок к а ж д о г о катрена? Точнее объясняя, на каждое четверостишие – тридцать расшифровок, причем любая наугад взятая противоречит двадцати девяти остальным. Какие уж тут предсказанные ваучеры, Роберт?
– Образованщина, – проворчал тот, уязвленный в лучших чувствах.
– Зато сексуальна и раскованна, – уточнила Света. – Вон у сержанта скоро казенные штаны треснут...
Вернулся Кацуба. Все было ясно по его лицу, с первой секунды. Никто не задал ни единого вопроса, но он сам, не спеша оглядев свое воинство, тут же внес ясность:
– Увы, ребята, придется работать... Хватайте барахло и поехали. Машина ждет.
В фургончике оказалось достаточно обтянутых потертым кожзаменителем сидений, чтобы с относительным комфортом разместиться всем. Скрежетнул рычаг передач, и машина покатила прочь от сонного царства.
– Знакомьтесь, – сказал Кацуба. – Это вот товарищ Котельников Игорь Иванович, большой человек в здешней гидрографии... в практической гидрографии, так сказать. Прикладной. Известный прикладник. Только застрял в капитанах – здешние места как-то чинопроизводству не способствуют...
Шофера он не представил – значит, так и надо было. Капитан Котельников чем-то неуловимо напоминал Кацубу – такой же жилистый и долговязый, только усы оказались гуще и светлее.
– Как вас величают, он уже знает, – продолжал Кацуба. – Ну, со светскими условностями вроде все? Гоша, пивка хочешь?
– Давай. А то у нас дорогущее...
Машина поскрипывала всеми сочленениями, но довольно бодро катила по раскатанной колее. Вокруг сменяли друг друга холмы и равнины, кое-где среди невысокой, зелено-буроватой травы белели пучки бледных цветов, взлетали птицы. Слева, далеко в стороне, показалось большое озеро, покрытое словно бы огромными бело-серыми хлопьями.
– Гуси, – пояснил Котельников. – Осенью охота тут богатейшая. Да и сейчас колошматят почем зря...
– А это что? – поинтересовался Мазур, когда вокруг появились заросли странного кустарника – с метр высотой, перекрученные черные стволы, длинные, узкие листья.
– А это березы, – сказал Котельников. – Серьезно. По здешним меркам – вполне дремучая чащоба, лучшее, чем богаты...
– Вон хорошее местечко, – перебил Кацуба. – Там и постоим ради приятного разговора...
УАЗ свернул вправо, переваливаясь на неровностях, проехал метров двести, к подножию невысокого холма, остановился. Котельников не стал отсылать шофера «погулять» – значит, человек был свой, посвященный.
Кацуба мгновенно переменился, лицо стало жестким, пропало всякое балагурство.
– От Адама начинать не будем, – сказал он. – Но небольшое такое предисловие сделай, Гоша, чтобы народ знал, где ему предстоит горбатиться...
– Понятно, – сказал Котельников. – Значит, вводная часть будет такая... Мы едем в город Тиксон. Население – около тридцати тысяч человек, причем девять десятых с превеликой охотой хоть завтра навсегда убрались бы на материк, но не имеют такой возможности. Дела, как и везде, хреновые – плюс северная специфика. Цены дикие, денег нет. Лесоперевалочный завод стоит второй год – невыгодно стало сплавлять лес с верховьев. Та же ситуация с судоремонтным – от обычной навигации остались одни воспоминания, Северный морской путь, будь это на суше, давно зарос бы бурьяном. Нефтеразведку свернули. Одним словом, народ не живет, а кое-как выживает и не разнес все вдребезги и пополам исключительно по исконной русской терпеливости. А может, еще и оттого, что понимает: если разнести все вдребезги, деваться будет вообще некуда – до материка очень уж далеко, а тут, по крайней мере, крыша над головой, рыбку половить можно, только ею многие и спасаются...
– Медеплавильный вот-вот закроют, – бросил шофер, не оборачиваясь к ним.
– Ага, – сказал Котельников. – Со дня на день. Выбрали руду за сто пятьдесят лет. Одним словом, социализма здесь уже нет, а капитализма нет и не будет по одной простой причине: нечего прихватизировать. Разве что рыбхоз еще в девяносто четвертом превратился в частную фирмочку, но это у нас единственный росток капитализма, и другого не дождаться. Аж целых четыре сейнера – то есть, было четыре. Осталось три. Ну, еще хлипкий туризм – но это уже не наши, все идет через Шантарск, а здесь только представитель. Возят иностранцев по Северному Ледовитому. Теневой экономики нет, поскольку нет вообще никакой экономики. Мафия, как водится, есть, куда же без нее, но по вашим шантарским меркам это и не мафия вовсе, смех один. Тут вам не Завенягинск с его никелем и круговоротом больших денег в природе... Вот вам в краткой обрисовке все наши сугубо штатские дела. Теперь – военные, вообще те, что касаются носителей погон. Есть таможня, но захирела согласно общей тенденции. Есть пограничники – поскольку в Завенягинск до сих пор, бывает, заходят иностранные коробки, опять же те самые иностранцы, про которых я уже говорил. Армия представлена военной частью с соответствующим цифровым обозначением. – Он достал потрепанную карту, развернул на колене. – Вот здесь, где обведено синим, – сплошь запретка.
Мазур глянул на обозначение масштаба – территория была немаленькая, как водится, равнялась если не Франции, то уж какой-нибудь Люксембург заставила бы завистливо охнуть.
– Какого плана армейцы? – спросил он ради интереса.
– РЛС дальнего обнаружения и батареи противоракет. В тех местах базируются еще со времен лысого кукурузника – как только по обе стороны «железного занавеса» начали готовиться к пальбе ракетами с подлодок. Когда-то там вдобавок испытывали ракеты «воздух-земля», но лет двадцать, как свернули полигон. До сих пор все, правда, перепахано – лунная поверхность, это ж тундра, любой рубец зарастает сто лет... Дикие олени стороной обходят. Что еще? Армия точно в таком же положении, что и цивильные – денег нет, жрать нечего, генерал посылает в тундру вездеходы, лупят бедных олешков из автоматов почем зря, и ничего не попишешь, жить-то надо...
– Это лирика, – хмуро сказал Кацуба. – Давай к делу.
– Дела начались примерно три месяца назад, – сказал капитан. – Когда произошел массовый падеж морской живности. Рыба, вообще все, что передвигается и плавает.... Зрелище, надо признать, было жутковатое, есть фотографии, при необходимости посмотрите. На полкилометра по берегу все это валялось и гнило. Из столицы нагрянула среднеответственная комиссия, поковырялась тут и быстренько слиняла. Ничего конкретного так ничего и не установили – вроде бы водяная фауна чем-то таким отравилась, но, с другой стороны, вполне возможно, что живность погибла от естественных неведомых причин. Никто не стал тратить время и деньги. Зато местная интеллигенция, чтобы вовсе уж не озвереть от безделья, в два счета учредила «союз зеленых» и чуть ли не с первого дня принялась наезжать на армейцев. Есть тут у нас своя интеллигенция, не вымерла пока, они ж живучие... Принялись орать во всеуслышанье, что беда произошла из-за контейнеров с боевыми ОВ – дескать, в прежние времена злонамеренные советские милитаристы безответственно топили чуть ли не у самого берега отслужившие химические боеприпасы, а потом, когда все это добро проржавело, отрава просочилась в воду и получился маленький Освенцим...
– А это неправда? – прищурился Шишкодремов.
– Центр заверяет, что неправда, – пожал плечами Котельников. – Категорически заверили, что армия никогда не топила здесь никакой отравы. И я склонен верить начальству – не из тупой субординации, а оттого, что немного занимался схожими проблемами. Распоследним идиотством было бы доставлять сюда контейнеры из европейской части России. Мы здесь люди взрослые, в меру циничные и эрудированные... Бывало, сбрасывали – но восточнее Новой Земли никогда не забирались. Никто не стал бы подвергать риску Северный морской путь, стратегическую трассу. Топили в Баренцевом... «Зеленые», увы, держатся своей версии – по их интерпретации, на базе до сих пор хранятся химические боеприпасы, от которых порой избавляются методом Герасима. Это, конечно, невероятная чушь – перед дислоцированными здесь подразделениями в жизни не ставили и не поставят задач, для выполнения которых требуются боевые ОВ. Здесь нет ничего, кроме противоракет, абсолютно несовместимых с боевой химией.
– «Зеленым» это объясняли?
– На словах, на пальцах, на молекулярном уровне... – угрюмо сообщил Котельников. – Не унимаются. Совковый интеллигент логические аргументы воспринимать не способен, а мышление у него насквозь шизофреническое. Если отрицают – значит, секретят. В таком аспекте. Химические боеприпасы здесь есть, потому что военные заверяют, что их здесь нет. Вы не думайте, будто я преувеличиваю, – здесь у меня куча вырезок из «Тиксонского демократа», потом сможете сами убедиться, что я нисколечко не утрирую... Именно эта газетенка запустила историю о некоей барже, битком набитой баками с ОВ, которую монстры в погонах утопили чуть ли не в виду берега. Крайне смачно расписала. Они-де нашли некоего ветерана Севморпути, своими глазами бачившего потопление баржи, но старикан то ли помер, то ли страшно боится чекистов, и потому представить его вживую они не могут... Одним словом, каша заваривается нешуточная. Потому что шизанутый интеллигент – словно вирус гриппа. Где-нибудь в отдаленном безлюдье от него не будет никакого вреда, но если попадет в толпу, наворочает дел. В особенности если учесть, во-первых, что питательная среда у нас богатая – люди от голода и невзгод озверели предельно, а во-вторых... – Он помолчал чуточку, нервно мусоля сигарету. – А во-вторых, все могло бы потихоньку сойти на нет, не последуй новых сюрпризов. Две недели назад один из сейнеров того самого акционерного общества, бывшего рыбхоза, в буквальном смысле вылетел на берег километрах в десяти от города. Шел по прямой, неуправляемый, глубина начинается в том месте у самого берега, так что он наполовину выскочил на сушу. И сняли с него ровным счетом одиннадцать покойничков – весь экипаж, поголовно. Смерть последовала в результате отравления химическими соединениями, по своим характеристикам практически схожими с зарином. Не может быть ошибки – трижды проверяли и перепроверяли, во всем этом участвовали и военные, и городские медики, и комиссия из Шантарска... Представляете, что началось в городе? Сейчас уже страсти чуточку улеглись, но в военной форме появляться категорически не рекомендуется. Даже погранцам. Да что там, на неделе принялись лупить таможенника, пока разобрались, что отношения к военщине он не имеет, сломали три ребра... «Зеленые», как легко понять, пришли в состояние крайней двигательной активности... Пена с губ летит на километр. Налетели столичные корреспонденты схожей ориентации, был запрос в Думе, в город уже приперлось штук двадцать импортных «зеленых» собратьев... Неужели не слышали?
– Краем уха, – ответил за всех Кацуба. – У нас там своих заморочек выше крыши...
– Вам легче. А мы стоим на ушах. Шесть дней назад горсовет принял резолюцию – в кратчайшие сроки все военные объекты должны быть демонтированы, а на освободившихся территориях следует устроить экологический заповедник. Попробуй не принять такого манифеста, когда вокруг здания собралось полгорода с самыми радикальными плакатами, каждый второй пьян в задницу, а каждый первый от злости невменяем. Вдовы и осиротевшие детишки в первом ряду, милиция ни жива, ни мертва – их ведь горсточка, депутаты в прострации, военные сидят на базе, боясь высунуть нос... Самое удивительное, что город уцелел – подумаешь, выбили пару стекол перевернули пару машин да сожгли чучело в армейской форме... Сейчас-то из Завенягинска прислали омоновцев, но их не больше взвода, проблемы это не решает. И резолюция эта самая ничего не решает – в столице ею подотрутся. Однако ситуация хреновейшая – есть масса горючего материала, есть поджигатели, история просочилась за рубеж трудами «варягов», по городу что ни день носятся импортные гости с видеокамерами, а потому даже не из Шантарска – из столицы городским властям наказали не провоцировать конфликтов, упаси боже, не обижать возмущенного народа, вообще лечь, раздвинуть ноги, расслабиться и попытаться получить удовольствие... А военным – носу не показывать с базы. Или уж в крайнем случае пробираться огородами, напялив цивильное, – он покосился на Шишкодремова. – Так что придется вам быстренько превратиться в стопроцентного штатского. Прямо сейчас. В городе многие носят списанное военное, так что достаточно будет ликвидировать погоны с фуражкой.
– Интересные дела, – проворчал Шишкодремов.
– Взвыл купец Бабкин, – нараспев протянула Света. – Жалко ему, видите ли, шубы...
– Но ведь в таком случае получается, что легенда летит ко всем чертям? – сварливо продолжал капитан третьего ранга. И в поисках моральной поддержки уставился на Кацубу. – Все на том и завязано, что я – приставленный морячок, штабная крыса берегового плавания... Они что, и к морякам относятся, как к врагам народа?
– Им без разницы, – мрачно сказал капитан. – Я же говорю – три ребра таможеннику сломали...
– Тихо, – бросил Кацуба. – Чапай думать будет.
Думал он недолго – не прошло и минуты, как просветлел лицом, поднял палец:
– Ничего, собственно, переигрывать не придется. Остаешься штабной крысой, приставленной шпионить за цивильными. Только шляться будешь без погон, вот и весь бином Ньютона. Ну, а мы, понятное дело, будем на тебя украдкой жаловаться местным шизам – навязали, мол, болвана... Так что спарывай погоны, представь, что на дворе – семнадцатый год. «Капусту» с фуражки тоже ликвидируешь – тогда будешь напоминать Остапа Бендера, а это не отягощает задачу.
Он протянул Шишкодремову швейцарский перочинный ножичек, и капитан (определенно несколько уязвленный) стянул шинель, принялся, зло посапывая, отпарывать погоны.
– Пойдем дальше? – спросил Котельников. – Пробы воды в разных точках брали все, кто располагал соответствующей аппаратурой, – гидрографы, военные, пограничники. Результат отрицательный. Никакого следа отравы.
– Это кого-нибудь убедило? – спросил Кацуба.
– Нет, конечно, – фыркнул Котельников. – Согласно той же логике. Точнее, отсутствию логики. Фальсификация – и все тут. На другой день после митинга и исторической резолюции из Шантарска прислали военный самолет. Я не специалист в области электронной разведки, но меня заверяли, что аппаратура там современная и качественная, – он наморщил лоб, припоминая. – Системы «Ястреб» и «М-105». Самолет работал почти двое суток, прочесал почти три тысячи квадратных километров. С тем же результатом. Никаких контейнеров на дне. Только три затонувших корабля, но про них известно практически все, ни на одном никогда не было никаких отравляющих веществ.
– Какие здесь глубины? – спросил Мазур непроизвольно.
– В обследованной акватории, да и в прилегающих районах – максимум сороковник.
– Тогда в самом деле нашли бы и бидон из-под молока...
– Разбираетесь?
– Ага, – кратко сказал Мазур.
Разбирался, лучше некуда. Правда, ему главным образом приходилось иметь дело с зарубежными аналогами «Ястреба» и «стопятки». Прекрасные приборчики, один из лютейших врагов «морского дьявола» – на глубинах до полусотни метров засекает металлические детали экипировки аквалангиста в ста случаях из ста. А если тот, кто увлекся этакой рыбалкой, пустит над водой на бреющем полдюжины вертолетов с аппаратурой на внешней подвеске, а следом пойдут мотоботы с боевыми пловцами – тому, на кого охотятся, жить станет совсем невесело....
– И это снова никого не убедило, а? – спросил Кацуба.
– Ну разумеется, – пожал плечами Котельников. – Кроме очередной порции воплей о коварстве военщины, никакой реакции. Ситуация осложняется тем, что мэр – из и х н и х. Ветеран перестройки. У нас здесь в некоторых смыслах заповедник, не забывайте, прямо-таки конандойлевский затерянный мир. Время остановилось, стрелки где-то на самом начале девяностых, взгляд на мир и образ мышления соответствующие...
Шишкодремов справился с погонами и, сожалеючи цокая языком, снимал «капусту» с фуражки.
– Мэр у вас из журналистов, кажется? – поинтересовался он, не поднимая глаз от рукоделья.
– Нет, с метеостанции, кандидат околовсяческих наук, это председатель горсовета – из борзописцев, закадычные дружки, кстати, оба двигали перестройку, как два придурка... На чем и сыграли два месяца назад – они, изволите ли видеть, на короткой ноге со столичными отцами демократии и даже лично знают с полдюжины самых настоящих западных бизнесменов, посему обязательно добьются валютных инвестиций, на Тиксон польется золотой дождь, все будут сыты, пьяны и нос в табаке. У вас, на материке, такие штучки уже не проходят, но в нашей глуши... Электорат поскрипел мозгами и выбрал обоих. За два месяца ни черта не сделали, конечно, – исключительно потому, что засевшие враги мешают. К сожалению нашему, из-за последних событий этих врагов удалось четко персонифицировать, а значит, у обоих деятелей еще есть в запасе время. «Зеленые», таким образом, витийствуют и безумствуют под высочайшим покровительством обоих этих придурков, что прыгают по ветвям власти...
– Кстати, о «зеленых», – оживился Шишкодремов. – Заграничные ниточки не прослеживаются?
Взгляд у него мгновенно стал колючим, цепким, деловым, резко контрастировавшим с туповато-сытенькой физиономией. На миг из-под маски проглянуло подлинное лицо. «Не прост наш колобок, – отметил Мазур, – а впрочем, простого бы и не послали... Не держит Глаголев простых сибирских валенков...»
– Не удивлюсь, если обнаружатся, – досадливо поморщился Котельников. – Все прекрасно знают, что за фруктики эти «зеленые», неважно, наши или импортные – то ушки спецслужб проглянут, то обнаружатся клычки пронырливых бизнесменов, которые напускают «зеленушек» на конкурентов... Пока ничего конкретного сказать не могу. Людей и возможностей у меня – кот наплакал. Не велось здесь серьезной работы, сами прекрасно понимаете, а потому нет и «инфраструктуры». Кое-что собрали, конечно, – он вопросительно глянул на Кацубу. – Я так понимаю, ваша группа четко делится на две части – одни станут ворочать агентурку, другие – нырять в морскую глыбь?
– Правильно понимаешь, – сказал Кацуба. – Друг от друга секретов, конечно, нет – одной веревочкой черти повязали, да и нет другого места, где мы могли бы посидеть над проблемами. Правда, есть тут один нюанс – если агентуристы нырять не смогут, то ныряльщики, наоборот, могут и подмогнуть коллегам по зондеркоманде, – покосился он на Мазура с непонятной ухмылочкой. – Я бы даже выразился, не «могут», а «обязаны будут»... Но все документы ты четко дели на две кучки – по числу фракций. И если с присказкой все, давай-ка переходи к сказке, ради которой мы сюда и нагрянули...
– Да ради бога, – сказал Котельников. Показалось даже, вздохнул облегченно. Извлек из обшарпанного металлического ящика, напоминавшего футляр какого-то инструмента, нетолстую стопочку листков тонкой бумаги. Ловко разделил на две части, одну тут же отдал Кацубе, слегка замялся: – Кому?
– А вот ему, – Кацуба показал на Мазура. – Это у нас главный спец по подводным делам.
Сказано это было без тени шутливости, и Мазур подумал мимолетно, что следовало бы умилиться столь высокой оценке его заслуг, но не стал думать о таких пустяках, конечно. Принял у капитана бумаги, развернул лежащую сверху, сложенную пополам карту. Котельников торопливо пояснил:
– Здесь обозначены все три затонувших судна...
Хорошо, что объяснил – без подсказки Мазур не догадался бы, что означают три галочки, вписанные в кружки. Схему, вне всякого сомнения, рисовали насквозь сухопутные спецы, не имевшие представления об используемых морскими картографами условных значках. Координаты, правда, были указаны в точности, как надлежит, и на том спасибо...
– Задача казалась простой, – продолжал Котельников. – Поскольку «зеленые» продолжали с пеной у рта орать, что один из кораблей был-таки затоплен с контейнерами на борту, решено было обследовать все три точки, сделать снимки, поднять архивные документы, в общем, наглядно доказать...
Мазур краешком глаза подметил, как изменилось лицо Кацубы, – этот характерный рысий прищур был Мазуру уже знаком, доводилось лицезреть. Что-то вмиг насторожило глаголевского преторианца. Секундой позже Мазуру и самому показалось, что он тоже уловил нестыковочку, легкую заусеницу. Но догадки он благоразумно удержал при себе – военному человеку вообще вредно умничать, а в такой ситуации и подавно не стоит лезть вперед батьки в пекло, тем более, что батька помалкивает...
– Благо о всех трех кораблях известно достаточно, и никакой загадки они собой не являют, – продолжал капитан. – Вот это – весьма знаменитая в свое время «Вера». Личный пароход легендарного купца Дорофеева. Был тут до революции местный Крез – помесь просвещенного мецената с сатрапом. Фактически – царь и бог. Тиксон в те поры был чуть ли не деревней, тысяч на пять жителей. Медеплавильный тогда был дорофеевским, как и все остальное, заслуживавшее внимания. Пушнина, искали золото, но не нашли... Одним словом, Дорофеев в восемнадцатом пытался уйти на «Вере» в Норвегию. Были все шансы – отсюда до норвегов чуть больше двух тысяч километров, «Вера» такой рейс осилила бы. Но утонула. Что там у них произошло, неизвестно, ходят разные версии...
– Короче, «Вера» нести контейнеры с каким-нибудь зарином никак не могла? – чуточку нетерпеливо прервал Кацуба. – Вот и ладушки, а все остальное – ненужная лирика... Второй кораблик?
– «Комсомолец Кузбасса». Небольшой такой сухогруз. «Адмирал Шеер» его мимоходом потопил в сорок втором, когда обстреливал Тиксон и пытался прорваться в пролив Вилькицкого. Часть команды добралась в шлюпке до берега... На кандидата в контейнеровозы тоже не тянет...
– А почему? – вкрадчиво спросил Шишкодремов. – Химическое оружие у нас в сорок втором было. Все свои, что тут жеманничать...
– И вы туда же? – слегка опешил Котельников.
– Просто просчитываю варианты. Теоретически говоря, могли на вашем «Комсомольце» оказаться химбоеприпасы. Скажем, в виде сюрприза для японцев перебрасывали на Дальний Восток...
– Вы только при «зеленых» такое не брякните, – с вымученной улыбкой сказал Котельников. – Только таких открытий не хватало... Будь на «Комсомольце» отрава, Москва нам сообщила бы.
– И все равно, теоретическую вероятность допускать следует, – ничуть не смутившись, отпарировал Шишкодремов. – Москва могла и не знать. Ведомственный разнобой, утрата архивов, нестыковка в обмене секретной информацией... Под Шантарском в пятидесятых сливали радиоактивные отходы – и до сих пор частенько не находится концов: кто, где, сколько?
– Ладно, – сказал Кацуба, пожалев, видимо, откровенно приунывшего Котельникова. – Молодец ты у меня, Шишкодремов. Запишем твою версию в графу эвентуальностей. Ребятам, – он кивнул на Мазура с белозубо-киношным напарником, – туда лезть придется, так что пусть держат в голове и такой вариант... Третье судно?
– Вот с третьим, в отличие от ваших... эвентуальностей, никакой неясности нет. «Ладога», морской буксир. Затонул в шестьдесят четвертом. Не помню всех подробностей, но дело было во время шторма, и капитан что-то серьезно напортачил, потом его, по документам, посадили. Жертв, правда, не было. Морской буксир, мне объяснили, на роль перевозчика каких бы то ни было грузов не годится, нет у него надлежащих трюмов...
– Это точно, – сказал Мазур. – Никак не годится.
Котельников помолчал, словно ожидая очередных въедливых комментариев. Не дождавшись, продолжил:
His family they murdered there.
Where shall the soldier home from battle,
Go now, to whom his sorrow bear? [2]
– Погоди-погоди-погоди... – Кацуба нешуточно удивился. – Мотив мне странно знакомый... Да и словечки... Ежели в обратном переводе...
– Последний куплет, – хмыкнул Мазур.
The soldier drank and wept for many,
A broken dream, while on his chest,
There shone a newly-minted medal
For liberating Budapest. [3]
– Ну ничего себе, – покрутил головой Кацуба. – Это что же, и «Родная хата» у нас слизана с импорта?
– Да нет, – сказал Мазур. – Это я так... развлекаюсь.
– Ну развлекайся, музицируй... Рембрандт... – Кацуба скользом глянул наружу, за стеклянную стену, вскочил. – Вот и приехали, сейчас узнаем, что день грядущий нам готовит...
И быстро направился к выходу. Там стоял невидный зеленый фургончик, УАЗ с белой надписью «Гидрографическая», крайне потрепанный, казавшийся ровесником века. Без всяких теплых приветствий Кацуба тут же заговорил с двумя, сидевшими внутри. Мазур продолжал лениво тренькать.
– А я «Интернационал» по-французски знаю, – похвасталась Света. – Се ля лютте финале...
– Неактуально, – сказал Вася.
– Погоди, будет еще актуально, – мрачно пообещал Шишкодремов с видом садиствующего пророка, получавшего извращенное удовольствие от черных предсказаний. – Если так и дальше пойдет.
– Это что, опять у Нострадамуса вычитал? – по-кошачьи сощурилась Света, державшаяся совершенно непринужденно.
– Сам вычислил, – угрюмо сообщил Шишкодремов.
Света потянулась и пояснила Мазуру:
– Это он у нас на Нострадамусе подвинулся. И Гитлера оттуда вычитал, и Ельцина, и ваучеры. А какой может быть Нострадамус, если сами французы намедни писали, что на сегодняшний день имеется десятка три расшифровок к а ж д о г о катрена? Точнее объясняя, на каждое четверостишие – тридцать расшифровок, причем любая наугад взятая противоречит двадцати девяти остальным. Какие уж тут предсказанные ваучеры, Роберт?
– Образованщина, – проворчал тот, уязвленный в лучших чувствах.
– Зато сексуальна и раскованна, – уточнила Света. – Вон у сержанта скоро казенные штаны треснут...
Вернулся Кацуба. Все было ясно по его лицу, с первой секунды. Никто не задал ни единого вопроса, но он сам, не спеша оглядев свое воинство, тут же внес ясность:
– Увы, ребята, придется работать... Хватайте барахло и поехали. Машина ждет.
В фургончике оказалось достаточно обтянутых потертым кожзаменителем сидений, чтобы с относительным комфортом разместиться всем. Скрежетнул рычаг передач, и машина покатила прочь от сонного царства.
– Знакомьтесь, – сказал Кацуба. – Это вот товарищ Котельников Игорь Иванович, большой человек в здешней гидрографии... в практической гидрографии, так сказать. Прикладной. Известный прикладник. Только застрял в капитанах – здешние места как-то чинопроизводству не способствуют...
Шофера он не представил – значит, так и надо было. Капитан Котельников чем-то неуловимо напоминал Кацубу – такой же жилистый и долговязый, только усы оказались гуще и светлее.
– Как вас величают, он уже знает, – продолжал Кацуба. – Ну, со светскими условностями вроде все? Гоша, пивка хочешь?
– Давай. А то у нас дорогущее...
Машина поскрипывала всеми сочленениями, но довольно бодро катила по раскатанной колее. Вокруг сменяли друг друга холмы и равнины, кое-где среди невысокой, зелено-буроватой травы белели пучки бледных цветов, взлетали птицы. Слева, далеко в стороне, показалось большое озеро, покрытое словно бы огромными бело-серыми хлопьями.
– Гуси, – пояснил Котельников. – Осенью охота тут богатейшая. Да и сейчас колошматят почем зря...
– А это что? – поинтересовался Мазур, когда вокруг появились заросли странного кустарника – с метр высотой, перекрученные черные стволы, длинные, узкие листья.
– А это березы, – сказал Котельников. – Серьезно. По здешним меркам – вполне дремучая чащоба, лучшее, чем богаты...
– Вон хорошее местечко, – перебил Кацуба. – Там и постоим ради приятного разговора...
УАЗ свернул вправо, переваливаясь на неровностях, проехал метров двести, к подножию невысокого холма, остановился. Котельников не стал отсылать шофера «погулять» – значит, человек был свой, посвященный.
Кацуба мгновенно переменился, лицо стало жестким, пропало всякое балагурство.
– От Адама начинать не будем, – сказал он. – Но небольшое такое предисловие сделай, Гоша, чтобы народ знал, где ему предстоит горбатиться...
– Понятно, – сказал Котельников. – Значит, вводная часть будет такая... Мы едем в город Тиксон. Население – около тридцати тысяч человек, причем девять десятых с превеликой охотой хоть завтра навсегда убрались бы на материк, но не имеют такой возможности. Дела, как и везде, хреновые – плюс северная специфика. Цены дикие, денег нет. Лесоперевалочный завод стоит второй год – невыгодно стало сплавлять лес с верховьев. Та же ситуация с судоремонтным – от обычной навигации остались одни воспоминания, Северный морской путь, будь это на суше, давно зарос бы бурьяном. Нефтеразведку свернули. Одним словом, народ не живет, а кое-как выживает и не разнес все вдребезги и пополам исключительно по исконной русской терпеливости. А может, еще и оттого, что понимает: если разнести все вдребезги, деваться будет вообще некуда – до материка очень уж далеко, а тут, по крайней мере, крыша над головой, рыбку половить можно, только ею многие и спасаются...
– Медеплавильный вот-вот закроют, – бросил шофер, не оборачиваясь к ним.
– Ага, – сказал Котельников. – Со дня на день. Выбрали руду за сто пятьдесят лет. Одним словом, социализма здесь уже нет, а капитализма нет и не будет по одной простой причине: нечего прихватизировать. Разве что рыбхоз еще в девяносто четвертом превратился в частную фирмочку, но это у нас единственный росток капитализма, и другого не дождаться. Аж целых четыре сейнера – то есть, было четыре. Осталось три. Ну, еще хлипкий туризм – но это уже не наши, все идет через Шантарск, а здесь только представитель. Возят иностранцев по Северному Ледовитому. Теневой экономики нет, поскольку нет вообще никакой экономики. Мафия, как водится, есть, куда же без нее, но по вашим шантарским меркам это и не мафия вовсе, смех один. Тут вам не Завенягинск с его никелем и круговоротом больших денег в природе... Вот вам в краткой обрисовке все наши сугубо штатские дела. Теперь – военные, вообще те, что касаются носителей погон. Есть таможня, но захирела согласно общей тенденции. Есть пограничники – поскольку в Завенягинск до сих пор, бывает, заходят иностранные коробки, опять же те самые иностранцы, про которых я уже говорил. Армия представлена военной частью с соответствующим цифровым обозначением. – Он достал потрепанную карту, развернул на колене. – Вот здесь, где обведено синим, – сплошь запретка.
Мазур глянул на обозначение масштаба – территория была немаленькая, как водится, равнялась если не Франции, то уж какой-нибудь Люксембург заставила бы завистливо охнуть.
– Какого плана армейцы? – спросил он ради интереса.
– РЛС дальнего обнаружения и батареи противоракет. В тех местах базируются еще со времен лысого кукурузника – как только по обе стороны «железного занавеса» начали готовиться к пальбе ракетами с подлодок. Когда-то там вдобавок испытывали ракеты «воздух-земля», но лет двадцать, как свернули полигон. До сих пор все, правда, перепахано – лунная поверхность, это ж тундра, любой рубец зарастает сто лет... Дикие олени стороной обходят. Что еще? Армия точно в таком же положении, что и цивильные – денег нет, жрать нечего, генерал посылает в тундру вездеходы, лупят бедных олешков из автоматов почем зря, и ничего не попишешь, жить-то надо...
– Это лирика, – хмуро сказал Кацуба. – Давай к делу.
– Дела начались примерно три месяца назад, – сказал капитан. – Когда произошел массовый падеж морской живности. Рыба, вообще все, что передвигается и плавает.... Зрелище, надо признать, было жутковатое, есть фотографии, при необходимости посмотрите. На полкилометра по берегу все это валялось и гнило. Из столицы нагрянула среднеответственная комиссия, поковырялась тут и быстренько слиняла. Ничего конкретного так ничего и не установили – вроде бы водяная фауна чем-то таким отравилась, но, с другой стороны, вполне возможно, что живность погибла от естественных неведомых причин. Никто не стал тратить время и деньги. Зато местная интеллигенция, чтобы вовсе уж не озвереть от безделья, в два счета учредила «союз зеленых» и чуть ли не с первого дня принялась наезжать на армейцев. Есть тут у нас своя интеллигенция, не вымерла пока, они ж живучие... Принялись орать во всеуслышанье, что беда произошла из-за контейнеров с боевыми ОВ – дескать, в прежние времена злонамеренные советские милитаристы безответственно топили чуть ли не у самого берега отслужившие химические боеприпасы, а потом, когда все это добро проржавело, отрава просочилась в воду и получился маленький Освенцим...
– А это неправда? – прищурился Шишкодремов.
– Центр заверяет, что неправда, – пожал плечами Котельников. – Категорически заверили, что армия никогда не топила здесь никакой отравы. И я склонен верить начальству – не из тупой субординации, а оттого, что немного занимался схожими проблемами. Распоследним идиотством было бы доставлять сюда контейнеры из европейской части России. Мы здесь люди взрослые, в меру циничные и эрудированные... Бывало, сбрасывали – но восточнее Новой Земли никогда не забирались. Никто не стал бы подвергать риску Северный морской путь, стратегическую трассу. Топили в Баренцевом... «Зеленые», увы, держатся своей версии – по их интерпретации, на базе до сих пор хранятся химические боеприпасы, от которых порой избавляются методом Герасима. Это, конечно, невероятная чушь – перед дислоцированными здесь подразделениями в жизни не ставили и не поставят задач, для выполнения которых требуются боевые ОВ. Здесь нет ничего, кроме противоракет, абсолютно несовместимых с боевой химией.
– «Зеленым» это объясняли?
– На словах, на пальцах, на молекулярном уровне... – угрюмо сообщил Котельников. – Не унимаются. Совковый интеллигент логические аргументы воспринимать не способен, а мышление у него насквозь шизофреническое. Если отрицают – значит, секретят. В таком аспекте. Химические боеприпасы здесь есть, потому что военные заверяют, что их здесь нет. Вы не думайте, будто я преувеличиваю, – здесь у меня куча вырезок из «Тиксонского демократа», потом сможете сами убедиться, что я нисколечко не утрирую... Именно эта газетенка запустила историю о некоей барже, битком набитой баками с ОВ, которую монстры в погонах утопили чуть ли не в виду берега. Крайне смачно расписала. Они-де нашли некоего ветерана Севморпути, своими глазами бачившего потопление баржи, но старикан то ли помер, то ли страшно боится чекистов, и потому представить его вживую они не могут... Одним словом, каша заваривается нешуточная. Потому что шизанутый интеллигент – словно вирус гриппа. Где-нибудь в отдаленном безлюдье от него не будет никакого вреда, но если попадет в толпу, наворочает дел. В особенности если учесть, во-первых, что питательная среда у нас богатая – люди от голода и невзгод озверели предельно, а во-вторых... – Он помолчал чуточку, нервно мусоля сигарету. – А во-вторых, все могло бы потихоньку сойти на нет, не последуй новых сюрпризов. Две недели назад один из сейнеров того самого акционерного общества, бывшего рыбхоза, в буквальном смысле вылетел на берег километрах в десяти от города. Шел по прямой, неуправляемый, глубина начинается в том месте у самого берега, так что он наполовину выскочил на сушу. И сняли с него ровным счетом одиннадцать покойничков – весь экипаж, поголовно. Смерть последовала в результате отравления химическими соединениями, по своим характеристикам практически схожими с зарином. Не может быть ошибки – трижды проверяли и перепроверяли, во всем этом участвовали и военные, и городские медики, и комиссия из Шантарска... Представляете, что началось в городе? Сейчас уже страсти чуточку улеглись, но в военной форме появляться категорически не рекомендуется. Даже погранцам. Да что там, на неделе принялись лупить таможенника, пока разобрались, что отношения к военщине он не имеет, сломали три ребра... «Зеленые», как легко понять, пришли в состояние крайней двигательной активности... Пена с губ летит на километр. Налетели столичные корреспонденты схожей ориентации, был запрос в Думе, в город уже приперлось штук двадцать импортных «зеленых» собратьев... Неужели не слышали?
– Краем уха, – ответил за всех Кацуба. – У нас там своих заморочек выше крыши...
– Вам легче. А мы стоим на ушах. Шесть дней назад горсовет принял резолюцию – в кратчайшие сроки все военные объекты должны быть демонтированы, а на освободившихся территориях следует устроить экологический заповедник. Попробуй не принять такого манифеста, когда вокруг здания собралось полгорода с самыми радикальными плакатами, каждый второй пьян в задницу, а каждый первый от злости невменяем. Вдовы и осиротевшие детишки в первом ряду, милиция ни жива, ни мертва – их ведь горсточка, депутаты в прострации, военные сидят на базе, боясь высунуть нос... Самое удивительное, что город уцелел – подумаешь, выбили пару стекол перевернули пару машин да сожгли чучело в армейской форме... Сейчас-то из Завенягинска прислали омоновцев, но их не больше взвода, проблемы это не решает. И резолюция эта самая ничего не решает – в столице ею подотрутся. Однако ситуация хреновейшая – есть масса горючего материала, есть поджигатели, история просочилась за рубеж трудами «варягов», по городу что ни день носятся импортные гости с видеокамерами, а потому даже не из Шантарска – из столицы городским властям наказали не провоцировать конфликтов, упаси боже, не обижать возмущенного народа, вообще лечь, раздвинуть ноги, расслабиться и попытаться получить удовольствие... А военным – носу не показывать с базы. Или уж в крайнем случае пробираться огородами, напялив цивильное, – он покосился на Шишкодремова. – Так что придется вам быстренько превратиться в стопроцентного штатского. Прямо сейчас. В городе многие носят списанное военное, так что достаточно будет ликвидировать погоны с фуражкой.
– Интересные дела, – проворчал Шишкодремов.
– Взвыл купец Бабкин, – нараспев протянула Света. – Жалко ему, видите ли, шубы...
– Но ведь в таком случае получается, что легенда летит ко всем чертям? – сварливо продолжал капитан третьего ранга. И в поисках моральной поддержки уставился на Кацубу. – Все на том и завязано, что я – приставленный морячок, штабная крыса берегового плавания... Они что, и к морякам относятся, как к врагам народа?
– Им без разницы, – мрачно сказал капитан. – Я же говорю – три ребра таможеннику сломали...
– Тихо, – бросил Кацуба. – Чапай думать будет.
Думал он недолго – не прошло и минуты, как просветлел лицом, поднял палец:
– Ничего, собственно, переигрывать не придется. Остаешься штабной крысой, приставленной шпионить за цивильными. Только шляться будешь без погон, вот и весь бином Ньютона. Ну, а мы, понятное дело, будем на тебя украдкой жаловаться местным шизам – навязали, мол, болвана... Так что спарывай погоны, представь, что на дворе – семнадцатый год. «Капусту» с фуражки тоже ликвидируешь – тогда будешь напоминать Остапа Бендера, а это не отягощает задачу.
Он протянул Шишкодремову швейцарский перочинный ножичек, и капитан (определенно несколько уязвленный) стянул шинель, принялся, зло посапывая, отпарывать погоны.
– Пойдем дальше? – спросил Котельников. – Пробы воды в разных точках брали все, кто располагал соответствующей аппаратурой, – гидрографы, военные, пограничники. Результат отрицательный. Никакого следа отравы.
– Это кого-нибудь убедило? – спросил Кацуба.
– Нет, конечно, – фыркнул Котельников. – Согласно той же логике. Точнее, отсутствию логики. Фальсификация – и все тут. На другой день после митинга и исторической резолюции из Шантарска прислали военный самолет. Я не специалист в области электронной разведки, но меня заверяли, что аппаратура там современная и качественная, – он наморщил лоб, припоминая. – Системы «Ястреб» и «М-105». Самолет работал почти двое суток, прочесал почти три тысячи квадратных километров. С тем же результатом. Никаких контейнеров на дне. Только три затонувших корабля, но про них известно практически все, ни на одном никогда не было никаких отравляющих веществ.
– Какие здесь глубины? – спросил Мазур непроизвольно.
– В обследованной акватории, да и в прилегающих районах – максимум сороковник.
– Тогда в самом деле нашли бы и бидон из-под молока...
– Разбираетесь?
– Ага, – кратко сказал Мазур.
Разбирался, лучше некуда. Правда, ему главным образом приходилось иметь дело с зарубежными аналогами «Ястреба» и «стопятки». Прекрасные приборчики, один из лютейших врагов «морского дьявола» – на глубинах до полусотни метров засекает металлические детали экипировки аквалангиста в ста случаях из ста. А если тот, кто увлекся этакой рыбалкой, пустит над водой на бреющем полдюжины вертолетов с аппаратурой на внешней подвеске, а следом пойдут мотоботы с боевыми пловцами – тому, на кого охотятся, жить станет совсем невесело....
– И это снова никого не убедило, а? – спросил Кацуба.
– Ну разумеется, – пожал плечами Котельников. – Кроме очередной порции воплей о коварстве военщины, никакой реакции. Ситуация осложняется тем, что мэр – из и х н и х. Ветеран перестройки. У нас здесь в некоторых смыслах заповедник, не забывайте, прямо-таки конандойлевский затерянный мир. Время остановилось, стрелки где-то на самом начале девяностых, взгляд на мир и образ мышления соответствующие...
Шишкодремов справился с погонами и, сожалеючи цокая языком, снимал «капусту» с фуражки.
– Мэр у вас из журналистов, кажется? – поинтересовался он, не поднимая глаз от рукоделья.
– Нет, с метеостанции, кандидат околовсяческих наук, это председатель горсовета – из борзописцев, закадычные дружки, кстати, оба двигали перестройку, как два придурка... На чем и сыграли два месяца назад – они, изволите ли видеть, на короткой ноге со столичными отцами демократии и даже лично знают с полдюжины самых настоящих западных бизнесменов, посему обязательно добьются валютных инвестиций, на Тиксон польется золотой дождь, все будут сыты, пьяны и нос в табаке. У вас, на материке, такие штучки уже не проходят, но в нашей глуши... Электорат поскрипел мозгами и выбрал обоих. За два месяца ни черта не сделали, конечно, – исключительно потому, что засевшие враги мешают. К сожалению нашему, из-за последних событий этих врагов удалось четко персонифицировать, а значит, у обоих деятелей еще есть в запасе время. «Зеленые», таким образом, витийствуют и безумствуют под высочайшим покровительством обоих этих придурков, что прыгают по ветвям власти...
– Кстати, о «зеленых», – оживился Шишкодремов. – Заграничные ниточки не прослеживаются?
Взгляд у него мгновенно стал колючим, цепким, деловым, резко контрастировавшим с туповато-сытенькой физиономией. На миг из-под маски проглянуло подлинное лицо. «Не прост наш колобок, – отметил Мазур, – а впрочем, простого бы и не послали... Не держит Глаголев простых сибирских валенков...»
– Не удивлюсь, если обнаружатся, – досадливо поморщился Котельников. – Все прекрасно знают, что за фруктики эти «зеленые», неважно, наши или импортные – то ушки спецслужб проглянут, то обнаружатся клычки пронырливых бизнесменов, которые напускают «зеленушек» на конкурентов... Пока ничего конкретного сказать не могу. Людей и возможностей у меня – кот наплакал. Не велось здесь серьезной работы, сами прекрасно понимаете, а потому нет и «инфраструктуры». Кое-что собрали, конечно, – он вопросительно глянул на Кацубу. – Я так понимаю, ваша группа четко делится на две части – одни станут ворочать агентурку, другие – нырять в морскую глыбь?
– Правильно понимаешь, – сказал Кацуба. – Друг от друга секретов, конечно, нет – одной веревочкой черти повязали, да и нет другого места, где мы могли бы посидеть над проблемами. Правда, есть тут один нюанс – если агентуристы нырять не смогут, то ныряльщики, наоборот, могут и подмогнуть коллегам по зондеркоманде, – покосился он на Мазура с непонятной ухмылочкой. – Я бы даже выразился, не «могут», а «обязаны будут»... Но все документы ты четко дели на две кучки – по числу фракций. И если с присказкой все, давай-ка переходи к сказке, ради которой мы сюда и нагрянули...
– Да ради бога, – сказал Котельников. Показалось даже, вздохнул облегченно. Извлек из обшарпанного металлического ящика, напоминавшего футляр какого-то инструмента, нетолстую стопочку листков тонкой бумаги. Ловко разделил на две части, одну тут же отдал Кацубе, слегка замялся: – Кому?
– А вот ему, – Кацуба показал на Мазура. – Это у нас главный спец по подводным делам.
Сказано это было без тени шутливости, и Мазур подумал мимолетно, что следовало бы умилиться столь высокой оценке его заслуг, но не стал думать о таких пустяках, конечно. Принял у капитана бумаги, развернул лежащую сверху, сложенную пополам карту. Котельников торопливо пояснил:
– Здесь обозначены все три затонувших судна...
Хорошо, что объяснил – без подсказки Мазур не догадался бы, что означают три галочки, вписанные в кружки. Схему, вне всякого сомнения, рисовали насквозь сухопутные спецы, не имевшие представления об используемых морскими картографами условных значках. Координаты, правда, были указаны в точности, как надлежит, и на том спасибо...
– Задача казалась простой, – продолжал Котельников. – Поскольку «зеленые» продолжали с пеной у рта орать, что один из кораблей был-таки затоплен с контейнерами на борту, решено было обследовать все три точки, сделать снимки, поднять архивные документы, в общем, наглядно доказать...
Мазур краешком глаза подметил, как изменилось лицо Кацубы, – этот характерный рысий прищур был Мазуру уже знаком, доводилось лицезреть. Что-то вмиг насторожило глаголевского преторианца. Секундой позже Мазуру и самому показалось, что он тоже уловил нестыковочку, легкую заусеницу. Но догадки он благоразумно удержал при себе – военному человеку вообще вредно умничать, а в такой ситуации и подавно не стоит лезть вперед батьки в пекло, тем более, что батька помалкивает...
– Благо о всех трех кораблях известно достаточно, и никакой загадки они собой не являют, – продолжал капитан. – Вот это – весьма знаменитая в свое время «Вера». Личный пароход легендарного купца Дорофеева. Был тут до революции местный Крез – помесь просвещенного мецената с сатрапом. Фактически – царь и бог. Тиксон в те поры был чуть ли не деревней, тысяч на пять жителей. Медеплавильный тогда был дорофеевским, как и все остальное, заслуживавшее внимания. Пушнина, искали золото, но не нашли... Одним словом, Дорофеев в восемнадцатом пытался уйти на «Вере» в Норвегию. Были все шансы – отсюда до норвегов чуть больше двух тысяч километров, «Вера» такой рейс осилила бы. Но утонула. Что там у них произошло, неизвестно, ходят разные версии...
– Короче, «Вера» нести контейнеры с каким-нибудь зарином никак не могла? – чуточку нетерпеливо прервал Кацуба. – Вот и ладушки, а все остальное – ненужная лирика... Второй кораблик?
– «Комсомолец Кузбасса». Небольшой такой сухогруз. «Адмирал Шеер» его мимоходом потопил в сорок втором, когда обстреливал Тиксон и пытался прорваться в пролив Вилькицкого. Часть команды добралась в шлюпке до берега... На кандидата в контейнеровозы тоже не тянет...
– А почему? – вкрадчиво спросил Шишкодремов. – Химическое оружие у нас в сорок втором было. Все свои, что тут жеманничать...
– И вы туда же? – слегка опешил Котельников.
– Просто просчитываю варианты. Теоретически говоря, могли на вашем «Комсомольце» оказаться химбоеприпасы. Скажем, в виде сюрприза для японцев перебрасывали на Дальний Восток...
– Вы только при «зеленых» такое не брякните, – с вымученной улыбкой сказал Котельников. – Только таких открытий не хватало... Будь на «Комсомольце» отрава, Москва нам сообщила бы.
– И все равно, теоретическую вероятность допускать следует, – ничуть не смутившись, отпарировал Шишкодремов. – Москва могла и не знать. Ведомственный разнобой, утрата архивов, нестыковка в обмене секретной информацией... Под Шантарском в пятидесятых сливали радиоактивные отходы – и до сих пор частенько не находится концов: кто, где, сколько?
– Ладно, – сказал Кацуба, пожалев, видимо, откровенно приунывшего Котельникова. – Молодец ты у меня, Шишкодремов. Запишем твою версию в графу эвентуальностей. Ребятам, – он кивнул на Мазура с белозубо-киношным напарником, – туда лезть придется, так что пусть держат в голове и такой вариант... Третье судно?
– Вот с третьим, в отличие от ваших... эвентуальностей, никакой неясности нет. «Ладога», морской буксир. Затонул в шестьдесят четвертом. Не помню всех подробностей, но дело было во время шторма, и капитан что-то серьезно напортачил, потом его, по документам, посадили. Жертв, правда, не было. Морской буксир, мне объяснили, на роль перевозчика каких бы то ни было грузов не годится, нет у него надлежащих трюмов...
– Это точно, – сказал Мазур. – Никак не годится.
Котельников помолчал, словно ожидая очередных въедливых комментариев. Не дождавшись, продолжил: