Страница:
– Написали, – кивнул капитан. – Вот только получается нестыковочка, знаете ли. В указанной вами точке – твердое, каменистое дно с выходами скального грунта...
– Ну, – сказал Мазур, решив быть предельно неконтактным.
– Между тем при тщательном исследовании обнаружились весьма любопытные вещи. И в легких, и в ране, и на гидрокостюме присутствуют совершенно нетипичные для скального дна частицы. Древесная пыль, причем дерево очень старое, эксперт утверждает, что его возраст – несколько десятков лет, так что это, собственно, труха. Микроскопические частицы ржавчины...
– Что-то я вас не очень понимаю.
– Вы уверены, что обнаружили труп именно там, где... В точке с теми координатами, что указаны в акте?
– Я под водой не пью, – сухо сказал Мазур. – Трудненько хлебать спиртное, будучи в акваланге, можете мне поверить на слово. А поскольку был трезвый, перепутать не мог.
«Однако, – подумал он. – Исследования микрочастиц – крепенько же они подсуетились. Конечно же, все это попало в легкие и на костюм в каютах «Веры», тут и гадать нечего. Как говаривал то ли Ришелье, то ли д’Артаньян, интрига завязывается...»
– Совершенно не представляю, чем могу быть вам полезен, – сказал он, глядя в глаза долговязому. – Все было так, как написано в акте. Я вас, честно говоря, не понимаю...
Они какое-то время мерились взглядами, причем Мазур чувствовал себя премерзко – свой человек, практически моряк...
– Ладно, идите, – сказал капитан, не скрывая неприязни. – Не смею задерживать... Кашин, пропусти.
В рубке сидели Кацуба со Степаном Ильичом, как ни в чем не бывало посасывавшим трубочку.
– Они и вас пытали, Володя? – участливо спросил старпом. – Нагрянули неожиданно, перевернули все вверх дном... ну, это я несколько фигурально выразился, признаться. Ведут себя довольно корректно, но обшаривают все, куда только могут добраться...
Последние слова определенно несли двойной смысл – судя по тому, как понимающе осклабился Кацуба.
– А что ищут? – спросил Мазур, присаживаясь.
– Не соизволили объяснить, – развел руками Степан Ильич. – Известное дело, господа – власть предержащая... Капитан их до сих пор сопровождает в разысканиях. Не приказать ли чайку?
– Пожалуй, – кивнул Кацуба. – О! Нашу очаровательную сыскаршу тормознули. Или сыскариху? Никак не придумаю, как произвести женский род для этой профессии...
Мазур посмотрел в иллюминатор. Действительно, у трапа что-то энергично доказывала часовому Даша, а рядом топтался Гоша Котельников – его «уазик» стоял неподалеку. Она показала свое удостоверение – часовой не пустил. Вновь засвистал, как Соловей-разбойник. И вновь по трапу спустился долговязый капитан Величко.
На сей раз обошлось без тягомотных бесед – не прошло и минуты, как Даша появилась в рубке, сняла вязаную шапочку, встряхнула головой, расправив великолепные волосы:
– Что за веселье, господа хорошие?
– Скучно им тут, – сказал Кацуба. – На нас тренируются. А может, какой-то гад насплетничал, что у нас контрабанда в трюме...
Она не ответила на улыбку. Протянула:
– Что-то редеют ваши ряды с ненормальной быстротой...
– Перебедуем, – мгновенно подобравшись и согнав улыбку с лица, ответил Кацуба.
– А вы слышали, что в гостинице объявился еще один труп?
– Представления не имею, – изумился Кацуба. – Кто?
– Некий Осетров Илья Михайлович, из четыреста пятнадцатого номера. В анкете приезжающего обозначен туманно – юрисконсульт. Прописка московская.
– Первый раз слышу, – сказал Кацуба.
– Утонул в ванне, сердце, должно быть, прихватило, вот и захлебнулся... А про пожар тоже не слышали? Нет?
– Мы так рано ушли из гостиницы...
Она резко развернулась к нему:
– Интересно, почему вы решили, что пожар был именно в гостинице?
– Вы же мне не дали закончить, – с обаятельной улыбкой сказал Кацуба. – Слишком рано ушли из гостиницы, уехали в порт, потому и не представляем, что там еще в городе стряслось...
– Изящно, – признала она.
– Ну, мы же тоже не лаптем в лоб стукнутые...
– Верю, – согласилась она. – А слышали бы вы, как энергично выражается о вас капитан Жечкин...
– Милейший человек, – сказал Кацуба.
– Ага. Руки у него чешутся взяться за вас со всем рвением.
– А не коротки ли руки? – небрежно бросил Кацуба.
– Только бы вам не заиграться... Посмотрите, вы, по-моему, попали на зубок прессе...
Мазур повернулся к иллюминатору. Машин у трапа прибавлялось – теперь там появился еще и старый желтый автобусик с какой-то эмблемой на боку. Эту эмблему Мазур уже видел где-то... ага, заставка местной телекомпании.
Часовой угрюмо шуганул новоприбывших. Они отошли подальше и принялись за работу – женщина в длинном сером пальто принялась что-то проникновенно вещать в микрофон под прицелом направленной на нее камеры, еще двое просто стояли, пялясь по сторонам, у обоих висели на шее фотоаппараты.
– Местное телевидение, – пояснила Даша. – А остальные – газетчики. Один из Шантарска, второй из Москвы. Остальные еще не подтянулись, но если даже не появятся, непременно придут по вашу душу в городе. Вы становитесь здесь чертовски популярны...
По палубе вереницей прошли пограничники, стали сходить на берег. Вошел капитан – невозмутимый, уверенный, – развел руками:
– Извините, пришлось принимать гостей...
– Отделались?
– Помилуйте, что у нас можно найти...
– Вот и прекрасно, – сказал Кацуба. – Пошлите кого-нибудь побыстрее убрать трап, пока эти архаровцы не полезли на борт...
– Я уже распорядился.
Действительно, появились два матроса и в авральном темпе принялись убирать трап – к великому разочарованию журналистов, и в самом деле решивших было идти на абордаж.
– Инструкции прежние? – спросил капитан.
– Отходим, – кивнул Кацуба.
Глава семнадцатая
– Ну, – сказал Мазур, решив быть предельно неконтактным.
– Между тем при тщательном исследовании обнаружились весьма любопытные вещи. И в легких, и в ране, и на гидрокостюме присутствуют совершенно нетипичные для скального дна частицы. Древесная пыль, причем дерево очень старое, эксперт утверждает, что его возраст – несколько десятков лет, так что это, собственно, труха. Микроскопические частицы ржавчины...
– Что-то я вас не очень понимаю.
– Вы уверены, что обнаружили труп именно там, где... В точке с теми координатами, что указаны в акте?
– Я под водой не пью, – сухо сказал Мазур. – Трудненько хлебать спиртное, будучи в акваланге, можете мне поверить на слово. А поскольку был трезвый, перепутать не мог.
«Однако, – подумал он. – Исследования микрочастиц – крепенько же они подсуетились. Конечно же, все это попало в легкие и на костюм в каютах «Веры», тут и гадать нечего. Как говаривал то ли Ришелье, то ли д’Артаньян, интрига завязывается...»
– Совершенно не представляю, чем могу быть вам полезен, – сказал он, глядя в глаза долговязому. – Все было так, как написано в акте. Я вас, честно говоря, не понимаю...
Они какое-то время мерились взглядами, причем Мазур чувствовал себя премерзко – свой человек, практически моряк...
– Ладно, идите, – сказал капитан, не скрывая неприязни. – Не смею задерживать... Кашин, пропусти.
В рубке сидели Кацуба со Степаном Ильичом, как ни в чем не бывало посасывавшим трубочку.
– Они и вас пытали, Володя? – участливо спросил старпом. – Нагрянули неожиданно, перевернули все вверх дном... ну, это я несколько фигурально выразился, признаться. Ведут себя довольно корректно, но обшаривают все, куда только могут добраться...
Последние слова определенно несли двойной смысл – судя по тому, как понимающе осклабился Кацуба.
– А что ищут? – спросил Мазур, присаживаясь.
– Не соизволили объяснить, – развел руками Степан Ильич. – Известное дело, господа – власть предержащая... Капитан их до сих пор сопровождает в разысканиях. Не приказать ли чайку?
– Пожалуй, – кивнул Кацуба. – О! Нашу очаровательную сыскаршу тормознули. Или сыскариху? Никак не придумаю, как произвести женский род для этой профессии...
Мазур посмотрел в иллюминатор. Действительно, у трапа что-то энергично доказывала часовому Даша, а рядом топтался Гоша Котельников – его «уазик» стоял неподалеку. Она показала свое удостоверение – часовой не пустил. Вновь засвистал, как Соловей-разбойник. И вновь по трапу спустился долговязый капитан Величко.
На сей раз обошлось без тягомотных бесед – не прошло и минуты, как Даша появилась в рубке, сняла вязаную шапочку, встряхнула головой, расправив великолепные волосы:
– Что за веселье, господа хорошие?
– Скучно им тут, – сказал Кацуба. – На нас тренируются. А может, какой-то гад насплетничал, что у нас контрабанда в трюме...
Она не ответила на улыбку. Протянула:
– Что-то редеют ваши ряды с ненормальной быстротой...
– Перебедуем, – мгновенно подобравшись и согнав улыбку с лица, ответил Кацуба.
– А вы слышали, что в гостинице объявился еще один труп?
– Представления не имею, – изумился Кацуба. – Кто?
– Некий Осетров Илья Михайлович, из четыреста пятнадцатого номера. В анкете приезжающего обозначен туманно – юрисконсульт. Прописка московская.
– Первый раз слышу, – сказал Кацуба.
– Утонул в ванне, сердце, должно быть, прихватило, вот и захлебнулся... А про пожар тоже не слышали? Нет?
– Мы так рано ушли из гостиницы...
Она резко развернулась к нему:
– Интересно, почему вы решили, что пожар был именно в гостинице?
– Вы же мне не дали закончить, – с обаятельной улыбкой сказал Кацуба. – Слишком рано ушли из гостиницы, уехали в порт, потому и не представляем, что там еще в городе стряслось...
– Изящно, – признала она.
– Ну, мы же тоже не лаптем в лоб стукнутые...
– Верю, – согласилась она. – А слышали бы вы, как энергично выражается о вас капитан Жечкин...
– Милейший человек, – сказал Кацуба.
– Ага. Руки у него чешутся взяться за вас со всем рвением.
– А не коротки ли руки? – небрежно бросил Кацуба.
– Только бы вам не заиграться... Посмотрите, вы, по-моему, попали на зубок прессе...
Мазур повернулся к иллюминатору. Машин у трапа прибавлялось – теперь там появился еще и старый желтый автобусик с какой-то эмблемой на боку. Эту эмблему Мазур уже видел где-то... ага, заставка местной телекомпании.
Часовой угрюмо шуганул новоприбывших. Они отошли подальше и принялись за работу – женщина в длинном сером пальто принялась что-то проникновенно вещать в микрофон под прицелом направленной на нее камеры, еще двое просто стояли, пялясь по сторонам, у обоих висели на шее фотоаппараты.
– Местное телевидение, – пояснила Даша. – А остальные – газетчики. Один из Шантарска, второй из Москвы. Остальные еще не подтянулись, но если даже не появятся, непременно придут по вашу душу в городе. Вы становитесь здесь чертовски популярны...
По палубе вереницей прошли пограничники, стали сходить на берег. Вошел капитан – невозмутимый, уверенный, – развел руками:
– Извините, пришлось принимать гостей...
– Отделались?
– Помилуйте, что у нас можно найти...
– Вот и прекрасно, – сказал Кацуба. – Пошлите кого-нибудь побыстрее убрать трап, пока эти архаровцы не полезли на борт...
– Я уже распорядился.
Действительно, появились два матроса и в авральном темпе принялись убирать трап – к великому разочарованию журналистов, и в самом деле решивших было идти на абордаж.
– Инструкции прежние? – спросил капитан.
– Отходим, – кивнул Кацуба.
Глава семнадцатая
Морская кадриль
Мазур задумчиво смотрел на щит с приспособлениями, на казенном языке именовавшимися «спасательными средствами». Он уже давно уяснил, что на «Морской звезде» во всем стремились если не достичь идеала, то максимально приблизиться к нему. Не оплошали и здесь – вместо банальных спасательных кругов щит был украшен несколькими рядами больших прямоугольных пакетов. Не самое последнее достижение технической мысли, но одно из новейших – попав в воду, такой пакет автоматически раскрывается, превратившись в герметичный комбинезон, тот мгновенно надувается, стоит влезть в него и нажать нужную кнопочку. И качайся себе на волнах, сложив белы рученьки, ожидая спасения. Идиллию портит одно: если поблизости не окажется корабля, можешь бултыхаться в море до второго пришествия, точнее говоря, до тех пор, пока не помрешь от голода и жажды – пакет с НЗ, прикрепленный к поясу, вмещает сущий мизер...
– Тащатся, голубчики, – без особого раздражения сказал Кацуба.
Мазур нехотя глянул за корму. Кабельтовых в семи по-прежнему назойливо маячил малый сторожевой корабль под новомодным пограничным флагом: зеленым, с синим Андреевским крестом, обведенным белой каймой.
– Интересно, чего они хотят добиться? – пожал он плечами.
– А хрен их знает, – сказал Кацуба. – Рвение проявляют. Обидно им ничего не делать, надо полагать... Во-он! Зайчик блеснул. В бинокль таращатся, декаденты... От безнадежности.
– А мы-то чем лучше? – угрюмо бросил Мазур.
– То есть?
– Мы вообще сделали что-нибудь путное? Только потеряли, считай, половину группы.
– Намекаешь, что командир из меня хреновый?
– Да брось ты, – сказал Мазур. – Я в таких делах не большой специалист и потому не могу судить, что хорошо, а что совсем бездарно. Просто... Результата не вижу.
– Ну конечно, – хмыкнул Кацуба. – Вам, водоплавающим, проще – выскочили на берег, подпалили там что-нибудь с шумом и всем набором звуковых эффектов – вот тебе и результат... Приходи, кума, любоваться. Завидую... Ладно, не ной. Будет тебе, похоже, результат. В самом скором времени. Сейчас начнется маленький спектакль с драматическими поворотами...
– А конкретнее?
– Конкретнее – будешь стоять и не дергаться. И вмешиваться только в том случае, если твердо уверен, что выиграешь. Пошли.
В ходовой рубке капитана не оказалось. Степан Ильич стоял над картой, временами попыхивая трубочкой, матрос держал курс, а Котельников попросту маялся от безделья, прохаживаясь по периметру, вдоль стен. Старпом, не поднимая головы от карты, сказал Кацубе:
– Объясните Гоше, что в море свистеть не стоит. Примета скверная.
– Отставить свист, – нейтральным тоном распорядился Кацуба. – Традиции надо чтить, а суеверия тем более...
– Да я сразу и перестал... – виновато ухмыльнулся Котельников. – Как только сказали...
Кацуба, заложив руки за спину, тоже прошелся вдоль стены, занудным тоном рассуждая:
– Все оттого, что морские и сухопутные суеверия не совпадают, а если бы они совпадали, не было бы никакой проблемы... И никаких тебе недоразумений...
В воздухе, Мазур ощутил всей шкурой, висело напряжение – еще и оттого, что Кацуба совершенно на себя не походил, вяло, расслабленно болтался по рубке, изрекая этакий поток сознания, ничуть ему не свойственную дурацкую болтовню. Сам Мазур встал так, чтобы держать в поле зрения большую часть рубки, – он не знал, какие инструкции получили остальные, и по своему разумению обеспечивал себе оперативный простор.
– Микушевич, – позвал Кацуба, не прекращая прохаживаться вдоль стены утиной чаплинской походочкой. – Как по-твоему, пальма на «Вере» настоящая?
– Настоящая, – кивнул Мазур. – Тогда искусственных не делали, по-моему...
– На горизонте а ля пальма, как ты, я, пальма одинока... – нудил Кацуба. – А где-то скачет мой черноокий, через саванну путь его далекий... Идиотский шлягер. Ну какие в саванне пальмы? Или есть они там, все же? Ильич, когда у нас «Вера» ожидается?
– Примерно через четверть часа, – бросил старпом, по-прежнему не поднимая головы.
Мазур краешком глаза подметил, как Котельников неподдельно встрепенулся.
– Почему «Вера»?
– Да потому, что я велел вторично обследовать «Веру» со всем прилежанием, – скучным голосом сообщил Кацуба.
– Зачем?
– А налетела блажь.
– Ты серьезно?
– Я серьезно, – сказал Кацуба. – Не насчет блажи, а насчет моего твердого решения. У тебя что, возражения?
– Ну... Не вижу смысла. Уж «Вера»-то не может иметь никакого отношения к контейнерам с отравой...
– А кто может иметь? – Кацуба резко свернул, остановился перед капитаном, по-прежнему держа руки за спиной, переступая с пятки на носок.
– Откуда я знаю? – чуть вымученно усмехнулся Котельников.
Кацуба пожал плечами:
– Черт тебя разберет, что ты знаешь, а чего не знаешь... Пакостная у тебя, Гоша, привычка, уж извини, – помалкивать о том, что знаешь, а о том, чего не знаешь, разводить турусы на колесах... Ох, пакостная...
– Ты что, с цепи сорвался? – тихо спросил Котельников. – Отчего такой тон?
– Да пошел ты, гнида, – произнес Кацуба скучным, бесцветным голосом. – Мне, друг Гоша, совершенно не интересно, на чем тебя там сломали, зато чертовски интересно, помнишь ли ты, сокол мой, что такое допрос третьей степени с пристрастием...
Мазур подобрался – начиналась кадриль...
В общем, Котельников вел себя, как и надлежало ожидать, – любой посторонний наблюдатель поручился бы, что его терзают сейчас доподлинная обида и натуральнейшее недоумение.
– Что-то я тебя...
– Да кончай ты, тварь, – бросил Кацуба с видом бесконечной усталости. – Хоть передо мной-то не изображай удивленную целочку, которой предложили сделать минет, а она понятия не имеет, что это такое... Такова се ля ви, Гоша. Погорел так погорел. И не надо круглых от удивления глазок. А то обижусь. Следовало бы помнить, что я только по виду раздолбай, а в голове у меня есть все же немного мозгов...
– Хватит!
– Вот именно, что хватит, – скучным голосом тянул Кацуба. – Нахрен нам эти игры... Не было никаких погружений к «Комсомольцу», ты же знал, Гоша. Оба раза под твоим чутким руководством погружались к «Вере». И водолаза ликвидировали возле «Веры», и незадачливого погранца. Что до последнего, то его подняли как раз из трюма «Веры», а не обнаружили на дне. Соврал я тебе насчет дна, Гошенька. И в документах соврал. Да и наниматели твои тебе соврали, я так полагаю. Ты же, болван, и сам не подозревал, что погранца прикончили возле «Веры», а? По роже вижу, не подозревал. Они тебя обыграли не столь уж и хитро. Велели клясться и божиться, что «Вера» стопроцентно чиста, что делать там совершенно нечего. А тебя уверили, что аквалангист валяется на дне около «Комсомольца», соответствующим образом обработанный, чтобы все решили, будто он угробился по естественным причинам... Вот и выходило, что все загадки идут от «Комсомольца». Каковой вообще не изучался.
– Слушай... – севшим голосом выдавил Котельников.
– Да нет, это ты слушай, – отмахнулся Кацуба. – Реконструированное недавнее прошлое выглядит примерно так. «Вера» должна была оставаться неосмотренной. Чтобы никто посторонний ее не видел. А оба умертвия должны быть связаны с «Комсомольцем», пустым, как гнилой орех. И тебя разыграли втемную. Поменяли на картах местами оба затонувших кораблика. Ты же для них был не своим, Гоша, простой подметкой... Свято верил, что это около «Комсомольца» происходят умертвия. И я бы следом за тобой поверил – не выйди покойный Шишкодремов на уже скончавшегося к тому времени капитана водолазного бота. Получился сплошной театр масок. Все еще не допер? Это просто, Гоша... Твои новые хозяева тебя отправили к «Комсомольцу» – а вот хозяева капитана его отправили, наоборот, к «Вере». Очень их заинтересовала «Вера». Капитан-то как раз знал, что опускает водолаза, а следом за ним и погранца, ни к какому не к «Комсомольцу» – к «Вере»... Начинаешь понимать? Вы выходите в нужную точку. Ты, как и все прочие, кроме капитана, убежден, что исследуется «Комсомолец». Один капитан не верит липовым картам, у него есть настоящая... Он-то как раз довольно быстро определил, что именно на «Веру» смертельно опасно лезть. За что и поплатился головой – а заодно и несчастный болван Прутков, узнавший истинное положение дел. Чуточку запутанно, конечно, не спорю. Но если подумать, не особенно. Случались хитросплетения и посложнее. Сверхзадача, в общем, проста – сделать источником загадок и смертей «Комсомолец», а «Веру» вообще вывести из поля зрения. Я тебе не буду подробно излагать ход своих мыслей, все дедуктивные примочки, скажу проще: тебя быстренько расшифровали. Тяжелым человеком был Шишкодремов, но вот работать умел. И начал я тебе компостировать мозги, подыгрывал изо всех сил. До тебя ведь только сейчас дошло, что мы крутились вокруг «Веры», а? В самом деле, как тут определить? На море ориентиров нет, что тебе скажут морские люди, тому ты и веришь...
Что-то легонько стукнуло – это милейший, невозмутимый Степан Ильич с отсутствующим видом положил поверх карты пистолет. И продолжал попыхивать трубочкой.
– Если смотреть глобально, – продолжал Кацуба, – ты, Гоша, старался впустую. И бесславно погорел без всякой пользы. Для всех. И для себя в первую очередь. Но поскольку ты меня пока немного интересуешь как источник определенных сведений о твоих загадочных нанимателях, еще поживешь. Это я тебе гарантирую. А вот целость шкуры, если начнешь вилять, гарантировать не могу, ты меня знаешь...
Теперь у Мазура не оставалось никаких сомнений, что майор прав. Котельников лихорадочно искал выход, выражение лица менялось так стремительно и хаотично, что видно было: подбирает панически убедительную личину, линию поведения. И не может ничего придумать с маху – не просчитывал такого варианта, не сделал заготовок, приходится импровизировать....
Его рука дернулась к карману, остановилась на полпути, он шагнул к двери. Остановился.
– Философский вопрос, – лениво протянул Кацуба. – Куда можно сбежать, находясь на корабле? Если до берега километров двадцать, а весь экипаж готов пуститься в погоню? Гоша, не выпендривайся, грустно смотреть. Пушечку на стол, сам – за стол, начинай исповедоваться...
– Извините, что без разрешения, но мне...
Кацуба крутнулся на месте – но опоздал, как и дернувшийся было Мазур. Котельников уже захлопывал ногой дверь, в которую так некстати ввалилась Даша Шевчук. Спиной вперед отскочил к стене, держа Дашу перед собой, выкрутив ей кисть, уперев в висок дуло пистолета. С кривой улыбочкой бросил:
– А может, еще побрыкаемся? Ну-ка, подальше оба! Ты, руки со стола! И все трое – три шага назад!
Степан Ильич, не выпуская изо рта трубочки, медленно отвел руку от своего пистолета. Мазур, переглянувшись с Кацубой, отступил. Хорошо еще, Даша не шелохнулась, замерла с каменным лицом, чуть побледнев.
– Я ведь ее хлопну, – сказал Котельников.
– Милый мой, – отозвался Кацуба, не шевелясь. – А не упускаешь ли ты парочку важных аспектов? Во-первых, она мне не мать, не сестра и не любовница, и уж тем более – не из команды. Во-вторых, как только ты ее хлопнешь, моментально лишишься единственного козыря. В любом случае останешься со мной один на один. А это чревато, не находишь? Так что отпусти девочку, и пару крупных неприятностей я из списка вычеркну...
– А как насчет в с е х?
– Ну ты же сам понимаешь – отмену в с е х неприятностей я тебе гарантировать не могу...
– Тогда и разговора не получится.
Кацуба усмехнулся:
– Гоша, это ж не самолет, его в Турцию не угонишь... Как в анекдоте – куда ж ты, нахрен, денешься? Это даже и не «Куин Элизабет»...
– Ты тоже один немаловажный аспект упускаешь, – сообщил Котельников. – Эта рыжая – человек известный и заметный. Если вы вернетесь в город и привезете ее с пулей в башке, работать вам станет невозможно. При любых вариантах. Все полетит к черту. Так что давай договариваться.
– Ну, и что ты предлагаешь? – невозмутимо спросил Кацуба.
– Возьми карту со стола, Ильич, – распорядился напряженно замерший Котельников. – Только сначала вынь трубочку изо рта, да этой трубочкой пистолет на пол и сбрось... Так. Возьми карту. Сунь под нос рулевому. Ты, длинный, хорошо разбираешься в том, что видишь?
Рулевой поднял глаза на старпома, ожидая приказа. И, после того, как Степан Ильич кивнул, сухо ответил:
– Разбираюсь.
– Островок, помеченный цифрами, видишь? Пятьдесят два дробь сто двадцать три?
Рулевой угрюмо сообщил, что видит.
– Вот и ладушки, – с нервным смешком сказал Котельников. – Ильич, подойди к ручкам и подай в машинное «полный вперед». А ты, детинушка, правь прямо к острову. Тут не так уж и далеко. Там и разойдемся. По-хорошему.
– Ага, – сказал Кацуба. – Там тебя ждет подводная лодка, и уплывешь прямиком на Гавайские острова...
– Ну, это мое дело, что будет дальше... – Он сильнее прижал дуло к Дашиному виску. – Ребята, мне терять абсолютно нечего… пожалейте девку, или лучше – самих себя...
– Выполняйте, – после короткой паузы приказал Кацуба.
Старпом медленно приблизился к машинному телеграфу, резко перекинул рукоятки. «Морская звезда» меняла курс, разворачиваясь градусов на двадцать к норду.
– Стойте спокойно, – сквозь зубы процедил Кацуба, глянув на Дашу.
– Она и так стоит, – нервно усмехнулся Котельников. – Она не дура, давно взвесила шансы...
Трах!
Рассуждать было и некогда, Мазур, едва услышав хлопок и звон разбитого стекла, резко присел на корточки, успел увидеть, как пистолет в руке Котельникова взлетел вверх словно бы сам по себе, подброшенный неведомой силой. А в следующий миг – новый хлопок, Котельникова швырнуло к стене, на которой его голова оставила разлапистое темно-алое пятно, и он пополз вниз, согнувшись по-неживому...
Кацуба опередил. Нырнул руками вперед, приземляясь, успел вцепиться в Дашу и отбросить ее в сторону, перекатившись по полу, вместе с ней.
И воцарилась немая сцена. Матрос, державший обеими руками пистолет, так и стоял, просунувшись в разбитое окно. Старпом замер с трубочкой в руке. Мазур медленно выпрямлялся.
– Истерика будет, или лучше заранее хлопнуть по мордахе? – поинтересовался Кацуба.
Даша сердито отпихнула его, встала. Руки у нее легонько подрагивали, но признаков грядущей истерики что-то не замечалось. Твердая девка, оценил Мазур. Посмотрел на мертвеца – все верно, наповал...
Кацуба осматривал пистолет Котельникова с покореженным стволом, покачивая головой, выдыхая сквозь зубы, подошел к матросу, долго разглядывал его, потом спросил:
– Антитеррористическая подготовка?
Тот кивнул.
– Что ж ты наделал, сокол мой ясный? – в голосе Кацубы звучала неподдельная печаль. – Без языка меня оставил...
– Извините, товарищ майор, ситуация...
– Ладно, – убитым тоном сказал Кацуба. – Пушку хоть убери, если с погранца пялятся в оптику, черт-те что подумают, еще на борт опять полезут... Не было языка, и это не язык... Степан Ильич, распорядитесь в темпе, чтобы спровадили за борт усопшего. Да так, чтобы не всплыл в обозримом будущем. И курс, конечно, меняйте, ложитесь на прежний.
– Подождите, – резко сказала Даша. – Вы что, в самом деле....
– Ага, – как ни в чем не бывало сказал Кацуба. – На берегу, собственно, и не знают, что он поплыл с нами, сие открывает простор для комбинаций.
– Но...
– Все я понимаю, – ласково сказал Кацуба. – Вы у нас служитель закона, вам непременно нужно все обставить протоколами и формальностями. Но я, я-то, Дарья Андреевна, себе такой роскоши позволить не могу. Это наш кадр, хоть и скурвившийся, и разбирательство будет чисто внутреннее. Не столько из желания оставить сор в избе, сколько из голого расчета – пусть пока думают, что он где-то в городе. Это мне дает время. И я вас умоляю – не надо глупостей с извлечением табельного оружия, цитированием Уголовного кодекса... Вы тут одна. При нужде не убоюсь приказать, чтобы вас скрутили и подержали взаперти. Межведомственные склоки меня не особо и волнуют. У меня своя задача, свое начальство, свои приказы. И, кстати, на вашем месте я бы вовсе не упоминал на берегу об этом печальном инциденте. Мы, знаете, дружненько от всего отопремся. А усопший будет лежать на дне в точке, которую вы не знаете, так что никто вам не поверит, лишь на посмешище себя выставите... Не смотрите на меня так своими трехдюймовыми глазищами. Я вас тоже люблю и обожаю. Но на службе, извините, руководствуюсь только собственной выгодой. Ну? Вы же умница, все быстренько прикинули. Никто вас не перевербовывает, всего-навсего предлагают смириться с очевидной истиной: все происшедшее вам привиделось. Так, и только так. Обдумали?
Мазур видел, что в глазах у нее пляшут злые чертенята. Но, видимо, и в самом деле успела все обдумать. Отвернулась, отошла к окну, спросила сердито:
– Почему ему непременно нужно было на тот остров?
– Хоть убейте, не знаю, – сказал Кацуба, всем видом и тоном демонстрируя дружелюбие. – Это-то и интригует. Паршивенькая скала, безымянная даже, обозначена цифрами... – и тихонько рассмеялся. – Гордая вы девушка, Дарья Андреевна. Готов спорить на что угодно, умираете от желания предпринять исследовательскую экспедицию на тот островок?
– Возможно.
– Не «возможно», а точно. Но, я подозреваю, нет в вашем распоряжении таких возможностей. Можно, конечно, раздобыть катер, посадить туда парочку сержантов, поплыть с ними... Но вы уверены, что они оттуда вернутся? Что вы сами оттуда вернетесь? Я к вашей конторе отношусь, в общем, лояльно, но все здесь происходящее вам пока не по зубам – при тех убогих возможностях, которыми располагаете в Тиксоне...
– Куда вы клоните? – сухо спросила она.
– Помилуйте, никуда я не клоню, – рассмеялся Кацуба. – Ради ваших прекрасных глаз готов на многое. В том числе и устроить высадку на загадочный островок... Не сверлите меня проницательным взглядом. Ну да, я и сам собирался... Но я ведь могу и не делиться результатами?
– Что потребуете?
– Да ничего особенного. Вы же гордая, сами не попросите, вот и приходится – открытым текстом... Во-первых, по возвращении никому ничего не расскажете. Во-вторых, не будете на берегу ставить палки в колеса.
– По-моему, я и не ставила, – сказал она с некоторой строптивостью. – Даже однажды помогла вам выпутаться из скверной ситуации... вернее, ему, – она кивнула на Мазура.
– Помню. Ценю, – серьезно сказал Кацуба. – Но это было раньше, а могу ли я на вас полагаться теперь?
– Хорошо, – сказала Даша. – Значит, слово против слова?
– Заметано, – поклонился Кацуба.
Мазур оглянулся – в дверь вошли двое матросов, неся большой сверток брезента, расстелили его рядом с трупом, непринужденно, даже равнодушно, словно по распоряжению боцмана занимались обыденной приборкой.
– Потом замените стекло, – распорядился Степан Ильич. – Сквозняк, только простуды нам не хватало... – И повернулся к Кацубе: – Какие будут распоряжения?
Кацуба словно бы удивленно пожал плечами:
– А какие тут могут быть распоряжения? Выходите к буям. Парни должны закончить с «Верой».
– Вы же говорили... – вырвалось у Даши.
– Дарья Андреевна, я же вас не учу, как устраивать облавы на воришек, вот и мы лучше знаем, как непобедимой-легендарной себя вести в трудных ситуациях... Что вы фыркаете? Согласен, бывшая непобедимая и легендарная – так ведь и вы давно уже на пару ступенечек опустились...
– Тащатся, голубчики, – без особого раздражения сказал Кацуба.
Мазур нехотя глянул за корму. Кабельтовых в семи по-прежнему назойливо маячил малый сторожевой корабль под новомодным пограничным флагом: зеленым, с синим Андреевским крестом, обведенным белой каймой.
– Интересно, чего они хотят добиться? – пожал он плечами.
– А хрен их знает, – сказал Кацуба. – Рвение проявляют. Обидно им ничего не делать, надо полагать... Во-он! Зайчик блеснул. В бинокль таращатся, декаденты... От безнадежности.
– А мы-то чем лучше? – угрюмо бросил Мазур.
– То есть?
– Мы вообще сделали что-нибудь путное? Только потеряли, считай, половину группы.
– Намекаешь, что командир из меня хреновый?
– Да брось ты, – сказал Мазур. – Я в таких делах не большой специалист и потому не могу судить, что хорошо, а что совсем бездарно. Просто... Результата не вижу.
– Ну конечно, – хмыкнул Кацуба. – Вам, водоплавающим, проще – выскочили на берег, подпалили там что-нибудь с шумом и всем набором звуковых эффектов – вот тебе и результат... Приходи, кума, любоваться. Завидую... Ладно, не ной. Будет тебе, похоже, результат. В самом скором времени. Сейчас начнется маленький спектакль с драматическими поворотами...
– А конкретнее?
– Конкретнее – будешь стоять и не дергаться. И вмешиваться только в том случае, если твердо уверен, что выиграешь. Пошли.
В ходовой рубке капитана не оказалось. Степан Ильич стоял над картой, временами попыхивая трубочкой, матрос держал курс, а Котельников попросту маялся от безделья, прохаживаясь по периметру, вдоль стен. Старпом, не поднимая головы от карты, сказал Кацубе:
– Объясните Гоше, что в море свистеть не стоит. Примета скверная.
– Отставить свист, – нейтральным тоном распорядился Кацуба. – Традиции надо чтить, а суеверия тем более...
– Да я сразу и перестал... – виновато ухмыльнулся Котельников. – Как только сказали...
Кацуба, заложив руки за спину, тоже прошелся вдоль стены, занудным тоном рассуждая:
– Все оттого, что морские и сухопутные суеверия не совпадают, а если бы они совпадали, не было бы никакой проблемы... И никаких тебе недоразумений...
В воздухе, Мазур ощутил всей шкурой, висело напряжение – еще и оттого, что Кацуба совершенно на себя не походил, вяло, расслабленно болтался по рубке, изрекая этакий поток сознания, ничуть ему не свойственную дурацкую болтовню. Сам Мазур встал так, чтобы держать в поле зрения большую часть рубки, – он не знал, какие инструкции получили остальные, и по своему разумению обеспечивал себе оперативный простор.
– Микушевич, – позвал Кацуба, не прекращая прохаживаться вдоль стены утиной чаплинской походочкой. – Как по-твоему, пальма на «Вере» настоящая?
– Настоящая, – кивнул Мазур. – Тогда искусственных не делали, по-моему...
– На горизонте а ля пальма, как ты, я, пальма одинока... – нудил Кацуба. – А где-то скачет мой черноокий, через саванну путь его далекий... Идиотский шлягер. Ну какие в саванне пальмы? Или есть они там, все же? Ильич, когда у нас «Вера» ожидается?
– Примерно через четверть часа, – бросил старпом, по-прежнему не поднимая головы.
Мазур краешком глаза подметил, как Котельников неподдельно встрепенулся.
– Почему «Вера»?
– Да потому, что я велел вторично обследовать «Веру» со всем прилежанием, – скучным голосом сообщил Кацуба.
– Зачем?
– А налетела блажь.
– Ты серьезно?
– Я серьезно, – сказал Кацуба. – Не насчет блажи, а насчет моего твердого решения. У тебя что, возражения?
– Ну... Не вижу смысла. Уж «Вера»-то не может иметь никакого отношения к контейнерам с отравой...
– А кто может иметь? – Кацуба резко свернул, остановился перед капитаном, по-прежнему держа руки за спиной, переступая с пятки на носок.
– Откуда я знаю? – чуть вымученно усмехнулся Котельников.
Кацуба пожал плечами:
– Черт тебя разберет, что ты знаешь, а чего не знаешь... Пакостная у тебя, Гоша, привычка, уж извини, – помалкивать о том, что знаешь, а о том, чего не знаешь, разводить турусы на колесах... Ох, пакостная...
– Ты что, с цепи сорвался? – тихо спросил Котельников. – Отчего такой тон?
– Да пошел ты, гнида, – произнес Кацуба скучным, бесцветным голосом. – Мне, друг Гоша, совершенно не интересно, на чем тебя там сломали, зато чертовски интересно, помнишь ли ты, сокол мой, что такое допрос третьей степени с пристрастием...
Мазур подобрался – начиналась кадриль...
В общем, Котельников вел себя, как и надлежало ожидать, – любой посторонний наблюдатель поручился бы, что его терзают сейчас доподлинная обида и натуральнейшее недоумение.
– Что-то я тебя...
– Да кончай ты, тварь, – бросил Кацуба с видом бесконечной усталости. – Хоть передо мной-то не изображай удивленную целочку, которой предложили сделать минет, а она понятия не имеет, что это такое... Такова се ля ви, Гоша. Погорел так погорел. И не надо круглых от удивления глазок. А то обижусь. Следовало бы помнить, что я только по виду раздолбай, а в голове у меня есть все же немного мозгов...
– Хватит!
– Вот именно, что хватит, – скучным голосом тянул Кацуба. – Нахрен нам эти игры... Не было никаких погружений к «Комсомольцу», ты же знал, Гоша. Оба раза под твоим чутким руководством погружались к «Вере». И водолаза ликвидировали возле «Веры», и незадачливого погранца. Что до последнего, то его подняли как раз из трюма «Веры», а не обнаружили на дне. Соврал я тебе насчет дна, Гошенька. И в документах соврал. Да и наниматели твои тебе соврали, я так полагаю. Ты же, болван, и сам не подозревал, что погранца прикончили возле «Веры», а? По роже вижу, не подозревал. Они тебя обыграли не столь уж и хитро. Велели клясться и божиться, что «Вера» стопроцентно чиста, что делать там совершенно нечего. А тебя уверили, что аквалангист валяется на дне около «Комсомольца», соответствующим образом обработанный, чтобы все решили, будто он угробился по естественным причинам... Вот и выходило, что все загадки идут от «Комсомольца». Каковой вообще не изучался.
– Слушай... – севшим голосом выдавил Котельников.
– Да нет, это ты слушай, – отмахнулся Кацуба. – Реконструированное недавнее прошлое выглядит примерно так. «Вера» должна была оставаться неосмотренной. Чтобы никто посторонний ее не видел. А оба умертвия должны быть связаны с «Комсомольцем», пустым, как гнилой орех. И тебя разыграли втемную. Поменяли на картах местами оба затонувших кораблика. Ты же для них был не своим, Гоша, простой подметкой... Свято верил, что это около «Комсомольца» происходят умертвия. И я бы следом за тобой поверил – не выйди покойный Шишкодремов на уже скончавшегося к тому времени капитана водолазного бота. Получился сплошной театр масок. Все еще не допер? Это просто, Гоша... Твои новые хозяева тебя отправили к «Комсомольцу» – а вот хозяева капитана его отправили, наоборот, к «Вере». Очень их заинтересовала «Вера». Капитан-то как раз знал, что опускает водолаза, а следом за ним и погранца, ни к какому не к «Комсомольцу» – к «Вере»... Начинаешь понимать? Вы выходите в нужную точку. Ты, как и все прочие, кроме капитана, убежден, что исследуется «Комсомолец». Один капитан не верит липовым картам, у него есть настоящая... Он-то как раз довольно быстро определил, что именно на «Веру» смертельно опасно лезть. За что и поплатился головой – а заодно и несчастный болван Прутков, узнавший истинное положение дел. Чуточку запутанно, конечно, не спорю. Но если подумать, не особенно. Случались хитросплетения и посложнее. Сверхзадача, в общем, проста – сделать источником загадок и смертей «Комсомолец», а «Веру» вообще вывести из поля зрения. Я тебе не буду подробно излагать ход своих мыслей, все дедуктивные примочки, скажу проще: тебя быстренько расшифровали. Тяжелым человеком был Шишкодремов, но вот работать умел. И начал я тебе компостировать мозги, подыгрывал изо всех сил. До тебя ведь только сейчас дошло, что мы крутились вокруг «Веры», а? В самом деле, как тут определить? На море ориентиров нет, что тебе скажут морские люди, тому ты и веришь...
Что-то легонько стукнуло – это милейший, невозмутимый Степан Ильич с отсутствующим видом положил поверх карты пистолет. И продолжал попыхивать трубочкой.
– Если смотреть глобально, – продолжал Кацуба, – ты, Гоша, старался впустую. И бесславно погорел без всякой пользы. Для всех. И для себя в первую очередь. Но поскольку ты меня пока немного интересуешь как источник определенных сведений о твоих загадочных нанимателях, еще поживешь. Это я тебе гарантирую. А вот целость шкуры, если начнешь вилять, гарантировать не могу, ты меня знаешь...
Теперь у Мазура не оставалось никаких сомнений, что майор прав. Котельников лихорадочно искал выход, выражение лица менялось так стремительно и хаотично, что видно было: подбирает панически убедительную личину, линию поведения. И не может ничего придумать с маху – не просчитывал такого варианта, не сделал заготовок, приходится импровизировать....
Его рука дернулась к карману, остановилась на полпути, он шагнул к двери. Остановился.
– Философский вопрос, – лениво протянул Кацуба. – Куда можно сбежать, находясь на корабле? Если до берега километров двадцать, а весь экипаж готов пуститься в погоню? Гоша, не выпендривайся, грустно смотреть. Пушечку на стол, сам – за стол, начинай исповедоваться...
– Извините, что без разрешения, но мне...
Кацуба крутнулся на месте – но опоздал, как и дернувшийся было Мазур. Котельников уже захлопывал ногой дверь, в которую так некстати ввалилась Даша Шевчук. Спиной вперед отскочил к стене, держа Дашу перед собой, выкрутив ей кисть, уперев в висок дуло пистолета. С кривой улыбочкой бросил:
– А может, еще побрыкаемся? Ну-ка, подальше оба! Ты, руки со стола! И все трое – три шага назад!
Степан Ильич, не выпуская изо рта трубочки, медленно отвел руку от своего пистолета. Мазур, переглянувшись с Кацубой, отступил. Хорошо еще, Даша не шелохнулась, замерла с каменным лицом, чуть побледнев.
– Я ведь ее хлопну, – сказал Котельников.
– Милый мой, – отозвался Кацуба, не шевелясь. – А не упускаешь ли ты парочку важных аспектов? Во-первых, она мне не мать, не сестра и не любовница, и уж тем более – не из команды. Во-вторых, как только ты ее хлопнешь, моментально лишишься единственного козыря. В любом случае останешься со мной один на один. А это чревато, не находишь? Так что отпусти девочку, и пару крупных неприятностей я из списка вычеркну...
– А как насчет в с е х?
– Ну ты же сам понимаешь – отмену в с е х неприятностей я тебе гарантировать не могу...
– Тогда и разговора не получится.
Кацуба усмехнулся:
– Гоша, это ж не самолет, его в Турцию не угонишь... Как в анекдоте – куда ж ты, нахрен, денешься? Это даже и не «Куин Элизабет»...
– Ты тоже один немаловажный аспект упускаешь, – сообщил Котельников. – Эта рыжая – человек известный и заметный. Если вы вернетесь в город и привезете ее с пулей в башке, работать вам станет невозможно. При любых вариантах. Все полетит к черту. Так что давай договариваться.
– Ну, и что ты предлагаешь? – невозмутимо спросил Кацуба.
– Возьми карту со стола, Ильич, – распорядился напряженно замерший Котельников. – Только сначала вынь трубочку изо рта, да этой трубочкой пистолет на пол и сбрось... Так. Возьми карту. Сунь под нос рулевому. Ты, длинный, хорошо разбираешься в том, что видишь?
Рулевой поднял глаза на старпома, ожидая приказа. И, после того, как Степан Ильич кивнул, сухо ответил:
– Разбираюсь.
– Островок, помеченный цифрами, видишь? Пятьдесят два дробь сто двадцать три?
Рулевой угрюмо сообщил, что видит.
– Вот и ладушки, – с нервным смешком сказал Котельников. – Ильич, подойди к ручкам и подай в машинное «полный вперед». А ты, детинушка, правь прямо к острову. Тут не так уж и далеко. Там и разойдемся. По-хорошему.
– Ага, – сказал Кацуба. – Там тебя ждет подводная лодка, и уплывешь прямиком на Гавайские острова...
– Ну, это мое дело, что будет дальше... – Он сильнее прижал дуло к Дашиному виску. – Ребята, мне терять абсолютно нечего… пожалейте девку, или лучше – самих себя...
– Выполняйте, – после короткой паузы приказал Кацуба.
Старпом медленно приблизился к машинному телеграфу, резко перекинул рукоятки. «Морская звезда» меняла курс, разворачиваясь градусов на двадцать к норду.
– Стойте спокойно, – сквозь зубы процедил Кацуба, глянув на Дашу.
– Она и так стоит, – нервно усмехнулся Котельников. – Она не дура, давно взвесила шансы...
Трах!
Рассуждать было и некогда, Мазур, едва услышав хлопок и звон разбитого стекла, резко присел на корточки, успел увидеть, как пистолет в руке Котельникова взлетел вверх словно бы сам по себе, подброшенный неведомой силой. А в следующий миг – новый хлопок, Котельникова швырнуло к стене, на которой его голова оставила разлапистое темно-алое пятно, и он пополз вниз, согнувшись по-неживому...
Кацуба опередил. Нырнул руками вперед, приземляясь, успел вцепиться в Дашу и отбросить ее в сторону, перекатившись по полу, вместе с ней.
И воцарилась немая сцена. Матрос, державший обеими руками пистолет, так и стоял, просунувшись в разбитое окно. Старпом замер с трубочкой в руке. Мазур медленно выпрямлялся.
– Истерика будет, или лучше заранее хлопнуть по мордахе? – поинтересовался Кацуба.
Даша сердито отпихнула его, встала. Руки у нее легонько подрагивали, но признаков грядущей истерики что-то не замечалось. Твердая девка, оценил Мазур. Посмотрел на мертвеца – все верно, наповал...
Кацуба осматривал пистолет Котельникова с покореженным стволом, покачивая головой, выдыхая сквозь зубы, подошел к матросу, долго разглядывал его, потом спросил:
– Антитеррористическая подготовка?
Тот кивнул.
– Что ж ты наделал, сокол мой ясный? – в голосе Кацубы звучала неподдельная печаль. – Без языка меня оставил...
– Извините, товарищ майор, ситуация...
– Ладно, – убитым тоном сказал Кацуба. – Пушку хоть убери, если с погранца пялятся в оптику, черт-те что подумают, еще на борт опять полезут... Не было языка, и это не язык... Степан Ильич, распорядитесь в темпе, чтобы спровадили за борт усопшего. Да так, чтобы не всплыл в обозримом будущем. И курс, конечно, меняйте, ложитесь на прежний.
– Подождите, – резко сказала Даша. – Вы что, в самом деле....
– Ага, – как ни в чем не бывало сказал Кацуба. – На берегу, собственно, и не знают, что он поплыл с нами, сие открывает простор для комбинаций.
– Но...
– Все я понимаю, – ласково сказал Кацуба. – Вы у нас служитель закона, вам непременно нужно все обставить протоколами и формальностями. Но я, я-то, Дарья Андреевна, себе такой роскоши позволить не могу. Это наш кадр, хоть и скурвившийся, и разбирательство будет чисто внутреннее. Не столько из желания оставить сор в избе, сколько из голого расчета – пусть пока думают, что он где-то в городе. Это мне дает время. И я вас умоляю – не надо глупостей с извлечением табельного оружия, цитированием Уголовного кодекса... Вы тут одна. При нужде не убоюсь приказать, чтобы вас скрутили и подержали взаперти. Межведомственные склоки меня не особо и волнуют. У меня своя задача, свое начальство, свои приказы. И, кстати, на вашем месте я бы вовсе не упоминал на берегу об этом печальном инциденте. Мы, знаете, дружненько от всего отопремся. А усопший будет лежать на дне в точке, которую вы не знаете, так что никто вам не поверит, лишь на посмешище себя выставите... Не смотрите на меня так своими трехдюймовыми глазищами. Я вас тоже люблю и обожаю. Но на службе, извините, руководствуюсь только собственной выгодой. Ну? Вы же умница, все быстренько прикинули. Никто вас не перевербовывает, всего-навсего предлагают смириться с очевидной истиной: все происшедшее вам привиделось. Так, и только так. Обдумали?
Мазур видел, что в глазах у нее пляшут злые чертенята. Но, видимо, и в самом деле успела все обдумать. Отвернулась, отошла к окну, спросила сердито:
– Почему ему непременно нужно было на тот остров?
– Хоть убейте, не знаю, – сказал Кацуба, всем видом и тоном демонстрируя дружелюбие. – Это-то и интригует. Паршивенькая скала, безымянная даже, обозначена цифрами... – и тихонько рассмеялся. – Гордая вы девушка, Дарья Андреевна. Готов спорить на что угодно, умираете от желания предпринять исследовательскую экспедицию на тот островок?
– Возможно.
– Не «возможно», а точно. Но, я подозреваю, нет в вашем распоряжении таких возможностей. Можно, конечно, раздобыть катер, посадить туда парочку сержантов, поплыть с ними... Но вы уверены, что они оттуда вернутся? Что вы сами оттуда вернетесь? Я к вашей конторе отношусь, в общем, лояльно, но все здесь происходящее вам пока не по зубам – при тех убогих возможностях, которыми располагаете в Тиксоне...
– Куда вы клоните? – сухо спросила она.
– Помилуйте, никуда я не клоню, – рассмеялся Кацуба. – Ради ваших прекрасных глаз готов на многое. В том числе и устроить высадку на загадочный островок... Не сверлите меня проницательным взглядом. Ну да, я и сам собирался... Но я ведь могу и не делиться результатами?
– Что потребуете?
– Да ничего особенного. Вы же гордая, сами не попросите, вот и приходится – открытым текстом... Во-первых, по возвращении никому ничего не расскажете. Во-вторых, не будете на берегу ставить палки в колеса.
– По-моему, я и не ставила, – сказал она с некоторой строптивостью. – Даже однажды помогла вам выпутаться из скверной ситуации... вернее, ему, – она кивнула на Мазура.
– Помню. Ценю, – серьезно сказал Кацуба. – Но это было раньше, а могу ли я на вас полагаться теперь?
– Хорошо, – сказала Даша. – Значит, слово против слова?
– Заметано, – поклонился Кацуба.
Мазур оглянулся – в дверь вошли двое матросов, неся большой сверток брезента, расстелили его рядом с трупом, непринужденно, даже равнодушно, словно по распоряжению боцмана занимались обыденной приборкой.
– Потом замените стекло, – распорядился Степан Ильич. – Сквозняк, только простуды нам не хватало... – И повернулся к Кацубе: – Какие будут распоряжения?
Кацуба словно бы удивленно пожал плечами:
– А какие тут могут быть распоряжения? Выходите к буям. Парни должны закончить с «Верой».
– Вы же говорили... – вырвалось у Даши.
– Дарья Андреевна, я же вас не учу, как устраивать облавы на воришек, вот и мы лучше знаем, как непобедимой-легендарной себя вести в трудных ситуациях... Что вы фыркаете? Согласен, бывшая непобедимая и легендарная – так ведь и вы давно уже на пару ступенечек опустились...