Страница:
Поднялась суматоха. Баочай, опасаясь, что при сборах служанки могут чего-либо недосмотреть, сама помогала им до четвертой стражи и лишь после этого легла спать.
Как и все дети из богатых семей, Баочай была изнеженна, и утром, после бессонной ночи, у нее появился жар.
Взволнованная тетушка Сюэ, услыхав об этом от Инъэр, поспешила к дочери и увидела, что та вся горит и даже говорить не в силах.
Тетушка Сюэ и Цюлин, которая была тут же, расплакались. Баоцинь принялась утешать тетушку. Баочай заложило нос, как при насморке. Пришел доктор, прописал лекарство, и девушке стало немного лучше. Успокоилась и тетушка Сюэ.
Все переполошились во дворцах Жунго и Нинго, когда узнали о болезни Баочай. Фэнцзе прислала пилюли, госпожа Ван — эликсир, матушка Цзя, госпожи Ван и Син, а также госпожа Ю через своих служанок справлялись о здоровье Баочай. Только Баоюй ничего не знал — от него скрывали.
Прошла неделя, а Баочай, сколько ни лечилась, никак не могла поправиться. Потом наконец вспомнила о «пилюлях холодного аромата», три раза их приняла, и все прошло.
Лишь тогда Баоюй узнал о болезни Баочай, но поскольку она уже выздоровела, не пошел ее навещать.
Между тем Сюэ Кэ прислал письмо. Тетушка Сюэ повертела его в руках, но Баочай ничего не сказала, боясь расстроить, и отправилась к госпоже Ван, чтобы та ей прочла письмо, а заодно рассказала о состоянии Баочай.
После ухода тетушки Сюэ госпожа Ван обратилась к Цзя Чжэну с просьбой помочь Сюэ Паню.
— Если бы решение по делу зависело только от высшего начальства, было бы легче, а с низшим начальством без подкупа не обойтись!
Затем госпожа Ван заговорила о Баочай.
— Девочка так страдает, — сказала она. — Надо взять ее к нам, ведь она теперь член нашей семьи! Нельзя допускать, чтобы она напрасно губила свое здоровье.
— Вполне согласен с тобой, — ответил Цзя Чжэн. — Только сейчас не время. И у них полно хлопот с делом Сюэ Паня, и у нас — ведь Новый год на носу. Помолвка была зимой, а брачную церемонию устроим весной, когда именно — определим после дня рождения старой госпожи. Так и скажи тетушке Сюэ!
На следующий день госпожа Ван, к удовольствию тетушки Сюэ, передала ей свой разговор с Цзя Чжэном, и после обеда они вместе отправились к матушке Цзя.
— Вы только сейчас к нам пришли? — спросила тетушку старая госпожа.
— Нет, еще вчера, но было уже поздно, и я не могла вас навестить, — отвечала тетушка.
Госпожа Ван пересказала матушке Цзя свой разговор с Цзя Чжэном, и та осталась очень довольна.
Пока они вели разговор, пришел Баоюй.
— Ты поел? — спросила матушка Цзя.
— Я только из школы, — ответил юноша. — Сейчас поем и снова туда пойду. Я забежал навестить вас, бабушка, и справиться о здоровье тетушки, мне сказали, что она здесь… Сестра Баочай поправилась? — обратился он к тетушке Сюэ.
— Поправилась, — улыбнулась тетушка Сюэ.
От Баоюя не укрылось, что при его появлении тетушка прекратила разговор и вообще встретила его не как обычно, без прежнего тепла и ласки.
«Хоть она и расстроена, — подумал он, — но могла бы не прекращать разговора, когда я вошел…»
Что же случилось? Баоюй терялся в догадках, но пора было возвращаться в школу, и он убежал.
Вечером, вернувшись домой, он первым долгом навестил старших, а затем отправился в павильон Реки Сяосян.
Во внутренних комнатах никого не было.
— А где барышня? — спросил Баоюй.
— Ушла к госпоже, — ответила Цзыцзюань. — Узнала, что там тетушка Сюэ, и захотела с ней повидаться. А вы, господин, разве не были там?
— Я как раз оттуда, но твоей барышни не видел, — ответил удивленный Баоюй.
— Неужели ее там нет?
— Нет, — сказал Баоюй. — Куда же она могла уйти?
— Не знаю, — пожала плечами Цзыцзюань.
Баоюй уже собрался уходить, но в этот момент заметил Дайюй, которая в сопровождении Сюэянь медленно приближалась к дому.
— Сестрица вернулась! — обрадовался Баоюй и вместе с ней вошел в комнату.
Дайюй прошла во внутренние покои и пригласила Баоюя сесть. Затем отдала Цзыцзюань плащ и тоже села.
— Ты был у бабушки? — спросила Дайюй. — А тетушку Сюэ видел?
— Видел, — ответил Баоюй.
— Она обо мне что-нибудь говорила?
— Ничего не говорила, даже меня встретила как-то неласково. Я спросил, как чувствует себя сестра Баочай, а она засмеялась в ответ и ничего не сказала. Может быть, обижена за то, что не навещаю ее?
— А раньше навещал? — улыбнулась Дайюй.
— Я узнал о ее болезни лишь два дня назад, — оправдывался юноша. — Но навестить не успел.
— Значит, так оно и есть! — воскликнула Дайюй.
— Говоря по правде, — продолжал Баоюй, — мне матушка и батюшка запретили туда ходить. А маленькая садовая калитка, через которую хоть десять раз на день пройди, заперта, и попасть к тетушке Сюэ можно лишь через главные ворота, у всех на виду. А это не очень удобно.
— Но откуда ей знать, что ты не приходишь именно по этой причине? — спросила Дайюй.
— Сестра Баочай всегда меня понимала лучше других, — заметил юноша.
— Не обольщайся, — промолвила Дайюй. — Вряд ли она в данном случае тебя понимает. Ведь болела не тетушка, а сама Баочай. Помнишь, как весело было в саду, когда мы все собирались, писали стихи, пили вино и любовались цветами! А теперь сестра Баочай живет у себя дома, в семье у них неприятности, вдобавок она заболела, а ты ее даже не навестил! Будто чужой. Как же ей на тебя не сердиться?
— Неужели Баочай больше не будет со мной дружить? — воскликнул Баоюй.
— Откуда мне знать, — ответила Дайюй. — Факты сами за себя говорят!
Баоюй сидел расстроенный и молчал. Дайюй велела подбросить благовоний в курильницу и, не обращая на Баоюя внимания, углубилась в чтение.
— И зачем только рождаются на свет такие люди, как я! — воскликнул Баоюй, вскочив с места и с досады топнув ногой. — Исчезни я совсем, воздух стал бы чище!
— Когда появляется на свет один человек, появляется и другой, — возразила Дайюй. — А вместе с людьми приходят тревоги, страх, ложь, грезы, всякие неприятности. Я говорила все в шутку. Но хотелось бы знать, почему холодность тетушки Сюэ ты отнес на счет сестры Баочай? Ведь тетушка приходила по делу Сюэ Паня и, само собой, расстроилась. До тебя ли ей было? А ты вообразил невесть что, какую-то глупость!
Баоюя вдруг осенило, и он воскликнул:
— Верно, верно! Ты гораздо умнее меня, сестрица! Помню, в детстве, стоило мне рассердиться, ты вразумляла меня, я терялся и не знал, что тебе возразить! Будь я даже золотой статуей Будды, одним своим словом ты могла бы сломить меня, как травинку…
— В таком случае ответь мне на мои вопросы, воспользовавшись тем, что Баоюй завел речь о Будде, промолвила Дайюй.
Баоюй скрестил ноги, сложил руки, закрыл глаза и, надув губы, произнес:
— Что же! Просвещай меня!
— Что ты станешь делать, если сестра Баочай захочет по-прежнему с тобой дружить? Как ты поступишь, если сестра Баочай не захочет с тобой дружить? Что ты сделаешь, если сестра Баочай через некоторое время разорвет с тобой узы дружбы? Допустим, ты захочешь с ней дружить, а она будет относиться к тебе с неприязнью? Как ты станешь вести себя, если она захочет с тобой дружить, а ты не захочешь?
Дайюй выпалила все это единым духом.
Баоюй долго думал и вдруг расхохотался:
— Пусть будет хоть три тысячи озер со стоячей водой, мне достаточно одного ковша, чтобы напиться.
— А если тебе встретится проточная вода? — вновь спросила Дайюй.
— Я не стану ее черпать, пусть течет. Вода сама по себе, черпак тоже сам по себе, — ответил Баоюй.
— А как быть, если эта вода вдруг остановится и в ней утонет жемчужина?
— Рассуждения о святой истине у нас превратились в пустую болтовню; не уподобляйся куропатке, которая кричит в лучах весеннего солнца, — ответил Баоюй.
— Первая заповедь буддистов гласит: «Не занимайся словоблудием!» — продолжала Дайюй.
— Святая правда, — заключил Баоюй.
Дайюй опустила голову и умолкла. В это время на крыше закаркала ворона, взмыла в воздух и улетела в юго-восточном направлении.
— К счастью это или к беде? — задумчиво произнес Баоюй.
Дайюй ответила стихами:
— Второй господин, поспешите домой! Батюшка присылал человека узнать, вернулись ли вы из школы! Сестра Сижэнь ответила, что вернулись, так что не мешкайте!
Баоюй вскочил и бросился из комнаты. Дайюй не стала его удерживать.
Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.
Глава девяносто вторая
Итак, Баоюй покинул павильон Реки Сяосян и взволнованно спросил у Цювэнь:
— Зачем меня звал батюшка, не знаешь?
— Не звал он вас, — призналась Цювэнь. — Но скажи я вам правду, что вас сестра Сижэнь зовет, вы вряд ли пошли бы!
Баоюй, успокоившись, произнес:
— Ну, если Сижэнь, тогда ладно! Зачем же меня пугать?
— Где ты пропадал? — спросила Сижэнь, едва завидев Баоюя.
— У барышни Дайюй был. Зашел разговор о сестре Баочай, и я засиделся.
— О чем же вы говорили? — поинтересовалась Сижэнь.
Баоюй рассказал, как они вели беседу в подражание буддийским классикам.
— Делать вам нечего! — улыбнулась Сижэнь. — Рассуждали бы лучше о хозяйственных делах или о стихах. А о буддистах зачем? Ты же не монах!
— Ничего ты не понимаешь! — засмеялся Баоюй. — У нас, как и в буддийском учении, есть свои сокровенные тайны, и посторонним в них не проникнуть!
— Постигая эти тайны, вы выворачиваете наизнанку истину и нас ставите в дурацкое положение! — засмеялась Сижэнь.
— Когда мы с барышней Дайюй были детьми, — стал объяснять Баоюй, — она очень сердилась, если я говорил глупости. А сейчас я обдумываю каждое слово и не даю ей повода сердиться. Да и видимся мы с ней не часто: она сюда не приходит, а я занят учебой. Постепенно между нами родилось отчуждение, и мы не можем говорить прямо все, что думаем.
— Вот и хорошо, — сказала Сижэнь. — Вы уже не дети и должны вести себя подобающим образом!
— Я и сам понимаю, — кивнул Баоюй, — и нечего об этом говорить. Скажи, — спросил он, — не присылала старая госпожа сюда служанку с каким-нибудь поручением?
— Нет, не присылала, — ответила Сижэнь.
— Ну, конечно, бабушка забыла! — воскликнул Баоюй. — Ведь завтра первое число одиннадцатого месяца! В этот день бабушка имела обыкновение отмечать день наступления морозов, любила посидеть в компании, выпить вина, посмеяться! Ради этого я и отпросился на день из школы! А теперь не знаю, как поступить. Может быть, пойти в школу, а то батюшка рассердится?
— По-моему, лучше пойти! — промолвила Сижэнь. — Будешь пропускать занятия — успехов не добьешься. На первом месте должна быть учеба, а уж потом развлечения. Вчера госпожа Ли Вань рассказывала, как прилежно учится Цзя Лань. Приходит из школы и сразу садится за уроки, а спать ложится только в четвертую стражу, а то и позднее. Все время сидит над книгами. А ты старше его, дядей ему приходишься. Если не будешь стараться, бабушку огорчишь. Так что вставай завтра пораньше и иди в школу!
— Погода стоит холодная, пусть дома побудет, ведь он отпросился. А явится в школу — все удивятся и пойдут разговоры! — вмешалась Шэюэ. — Скажут, что у него не было причины отпрашиваться и он обманул учителя. А наступление морозов мы можем сами отпраздновать, без старой госпожи.
— Если мы что-то затеем, второй господин останется дома! — воскликнула Сижэнь.
— Вот и хорошо, я тоже денек повеселюсь! — отвечала Шэюэ. — Мне не нужны лишние два ляна серебра в месяц, как тебе!
— Ах ты дрянь! — вскричала Сижэнь. — Тебе говорят серьезно, а ты всякий вздор мелешь!..
— Никакой не вздор, — парировала Шэюэ, — все для себя стараешься!
— Что ты имеешь в виду? — удивилась Сижэнь.
— Ведь ты сама не любишь, когда второй господин уходит в школу, вечно ворчишь и с нетерпением ждешь его прихода, а едва он появится, у вас начинаются шутки и смех. Зачем же притворяться, будто ты заботишься о его занятиях? Меня не проведешь, я все вижу.
Сижэнь хотела отчитать как следует Шэюэ, но вошла девочка-служанка и сказала:
— Старая госпожа не велела второму господину завтра ходить в школу. Она пригласила тетушку Сюэ и беспокоится, что барышни, разъехавшиеся по домам, не успеют приехать. Праздник, который собирается отмечать старая госпожа, называется «день наступления морозов».
— Вот, вот! Этого я и ждал! — обрадовался Баоюй, не дослушав до конца. — Бабушка в хорошем настроении! В школу я не пойду и буду делать что вздумается.
Следует сказать, что Баоюй теперь занимался с усердием и мечтал хоть день провести беззаботно, повеселиться. Раз на праздник приедет тетушка Сюэ, значит, и Баочай с собой возьмет, думал Баоюй, радуясь предстоящей встрече.
— Лягу-ка я сейчас спать, — сказал Баоюй, — а завтра встану пораньше.
Ночь прошла без особых происшествий, а утром Баоюй первым долгом побежал справиться о здоровье бабушки, матери и отца. Отцу он сказал, что бабушка разрешила ему не ходить в школу, и тот не стал возражать.
Выйдя от отца неторопливыми шагами, как того требовали приличия, Баоюй стремглав помчался к матушке Цзя. Там еще никого не было, только маленькая Цяоцзе, ее привела кормилица, сопровождаемая целой толпой девочек-служанок.
— Мама велела справиться о вашем здоровье и занять вас разговором, — обратилась Цяоцзе к матушке Цзя. — Она скоро сама к вам придет.
— Милая девочка! — улыбнулась матушка Цзя. — Я встала нынче пораньше, в надежде, что кто-нибудь придет, но пришел только второй дядя Баоюй.
— Барышня, справьтесь о здоровье дяди, — напомнила девочке нянька.
Цяоцзе справилась о здоровье Баоюя.
— А ты как себя чувствуешь, малышка? — в свою очередь осведомился Баоюй.
— Вчера вечером мама сказала, что ей надо с вами поговорить, — произнесла Цяоцзе.
— О чем же это? — удивился Баоюй.
— Мама хочет, чтобы вы проверили мои знания, — ответила девочка. — Несколько лет меня учила Ли Вань, но мама не знает, чему я выучилась. Я ей сказала, что все знаю, а она не верит, говорит, что я целыми днями бездельничаю, играю с подружками. Но выучить иероглифы совсем не трудно. Я свободно читаю «Книгу дочернего благочестия». Мама и в это не верит. Поэтому хочет пригласить вас, чтобы вы проверили, когда у вас будет свободное время.
— Милое дитя, — промолвила матушка Цзя. — Твоя мама не знает грамоты и не может тебя проверить. Пусть это сделает второй дядя Баоюй, только при ней. Вот тогда она поверит.
— Сколько иероглифов ты знаешь? — осведомился Баоюй.
— Более трех тысяч, — отвечала Цяоцзе. — Прочла «Книгу дочернего благочестия», а полмесяца назад принялась за «Жизнеописание выдающихся женщин».
— И все тебе там понятно? — поинтересовался Баоюй. — Если нет, я могу объяснить.
— Конечно, — заметила матушка Цзя. — Ведь ты ей дядя, и это твой долг.
— О любимой супруге Вэнь-вана ты, конечно, все знаешь, — начал Баоюй. — А известно ли тебе, что Цзян-хоу[35], которая распустила волосы и, невзирая на грозящую ей казнь, пыталась образумить своего мужа, а также У Янь[36], установившая порядок в государстве, — были самыми знаменитыми среди всех княгинь?!
— Да, конечно! — ответила Цяоцзе.
— Если говорить о женщинах, прославившихся своими талантами, то прежде всего следует упомянуть о Цао Дагу[37], Бань Цзеюй[38], Цай Вэньцзи[39] и Се Даоюнь[40].
— А каких женщин можно считать мудрыми и добродетельными? — спросила Цяоцзе.
— Например, Мэн Гуан. Она одевалась в холщовую юбку, а волосы закалывала шпильками из терновника. Или же мать Бао Сюаня[41], которая носила воду в простом глиняном кувшине, также мать Тао Каня[42], отрезавшую волосы, чтобы удержать гостя. Этих женщин даже нищета не сломила, как же не назвать их мудрыми и добродетельными?
Цяоцзе радостно закивала головой.
— Но были и другие женщины, которым приходилось терпеть много страданий, — рассказывал Баоюй. — Это прежде всего Лэ Чан[43], которая носила при себе половинку разбитого зеркала, Су Хуэй[44], сочинявшая стихи, которые можно читать справа налево, слева направо, сверху вниз и снизу вверх, а смысл останется тот же. К ним же можно причислить женщин, глубоко почитавших родителей, например, My Лань[45], и еще Цао Э — когда утонул ее отец, она следом за ним бросилась в реку. Всех и не перечесть.
Цяоцзе сидела молча, задумавшись.
А Баоюй так увлекся, что все говорил, говорил. Рассказал, в частности, о том, как госпожа Цао[46] поклялась хранить верность погибшему мужу и отрезала себе нос. Цяоцзе слушала с трепетом и прониклась глубоким уважением к этой мужественной женщине.
Чтобы не напугать девочку этими страшными историями, Баоюй заговорил о красавицах:
— Или взять хотя бы Ван Цян, Си Ши, Фань Су, Сяо Мань[47], Цзян Сян, Вэньцзюнь, Хун Фу, ведь все они…
Заметив, что Цзяоцзе притихла и сидит задумавшись, матушка Цзя остановила Баоюя:
— Хватит, замолчи! Ты и так наговорил лишнего. Разве она все запомнит?
— Кое-что из того, что рассказывает второй дядя, я читала, — произнесла Цяоцзе, — но не все. А теперь, после объяснений, мне стало намного понятней даже то, что уже прочитано.
— Разумеется, иероглифы, которыми написаны эти сочинения, ты знаешь, — сказал Баоюй, — и проверять тебя незачем!
— Мама говорит, что наша Сяохун была когда-то вашей служанкой, — сказала вдруг Цяоцзе. — Мама взяла ее от вас, а новую служанку вам так и не дали. Теперь мама хочет послать вам какую-то Лю Уэр, но не знает, угодит ли она вам.
— Так мама сказала? — обрадовался Баоюй. — Что же, пусть присылает. Зачем же меня спрашивать? — И, обращаясь к матушке Цзя, он промолвил: — Смотрю я на Цяоцзе и думаю, что она и умнее и грамотнее матери.
— Грамота — это, конечно, хорошо, — улыбнулась матушка Цзя, — но лучше бы ей заняться рукоделием и прочей женской работой.
— Этому меня учит няня Лю, — поспешила объяснить Цяоцзе. — Вышиваю я не очень хорошо, все эти кресты и цветы, но кое-чему научилась.
— При нынешнем положении дел рукоделие нам вряд ли пригодится, но научиться не мешает, на случай, если наступят тяжелые времена.
Цяоцзе поддакнула и хотела попросить Баоюя продолжить толкование «Книги дочернего благочестия», но заметила, что Баоюй задумался, и не стала его тревожить.
О чем же думал Баоюй? Он был огорчен, что до сих пор Уэр не появлялась во дворе Наслаждения пурпуром. Но дело в том, что девочка долго болела, а потом госпожа Ван, после того как прогнала Цинвэнь, приказала не посылать к Баоюю похожих на нее служанок. Баоюй вспомнил, как встретился с Уэр и ее матерью в доме У Гуя, куда они принесли вещи Цинвэнь. Уэр тогда показалась ему необыкновенно привлекательной. И сейчас, узнав, что Фэнцзе собирается прислать ему эту девочку, он очень обрадовался.
Матушка Цзя между тем никак не могла дождаться своих гостей и послала за ними девочку-служанку. Девочка возвратилась, а следом за ней появились Ли Вань с младшей сестрой, Таньчунь, Сичунь, Сянъюнь и Дайюй. Девушки справились о здоровье матушки Цзя, а затем поздоровались с остальными.
Тетушка Сюэ так и не пришла, и матушка Цзя, потеряв терпение, послала за нею еще раз.
Наконец тетушка явилась. Ее сопровождала Баоцинь.
Баочай и Син Сюянь не пришли.
— А где сестра Баочай? — спросила Дайюй.
Тетушка Сюэ солгала, что дочь нездорова. Син Сюянь не пришла, потому что не знала, что здесь тетушка Сюэ, ее будущая свекровь.
Баоюй было опечалился, но скоро успокоился — ведь рядом была Дайюй.
Вскоре пришли госпожи Син и Ван.
Фэнцзе, узнав, что старшие женщины все уже в сборе, прислала Пинъэр с извинением.
— Моя госпожа уже собралась было к вам, — сказала Пинъэр, — но вдруг почувствовала себя плохо, поэтому придет немного позднее.
— Если она нездорова, пусть отдыхает, — промолвила матушка Цзя. — Кстати, пора садиться за стол!
Девочки-служанки убрали жаровню, поставили два столика, все сели и принялись есть. А после еды расположились вокруг жаровни и стали болтать. Но об этом мы рассказывать не будем.
Вы спросите, почему не пришла Фэнцзе?
А вот почему. Во-первых, ей было неловко опаздывать, а кроме того, ее задержала жена Ванъэра, которая сообщила:
— Барышня Инчунь прислала служанку справиться о вашем здоровье; служанка говорит, что пришла к вам, а к старшим госпожам не пойдет.
Теряясь в догадках, Фэнцзе велела позвать служанку Инчунь и спросила:
— Как живется твоей барышне в новой семье? Хорошо?
— Какое там хорошо! — воскликнула служанка. — Но меня не барышня к вам послала, я пришла передать просьбу матери Сыци.
— Ведь Сыци больше здесь не живет. О чем же может просить меня ее мать? — удивилась Фэнцзе.
— Сыци, когда ушла от вас, все время плакала, — стала рассказывать женщина. — И вдруг в один прекрасный день приезжает ее двоюродный брат. Мать Сыци, увидев его, рассердилась, стала ругать за то, что сгубил ее дочь, даже хотела поколотить. А парень стоит, слова сказать не смеет. Услышала это Сыци, вышла и говорит: «Меня прогнали из-за него! А он, бессовестный, сбежал! Но сейчас лучше задушите меня, а его не бейте!» — «Бесстыжая девчонка, — обрушилась на нее мать. — Что ты затеяла?» Сыци ответила: «Каждая девушка должна выйти замуж. Пусть я грех совершила, но замуж пойду только за него! Обидно, конечно, что он такой трус, ведь если провинился, сам и отвечай! Зачем же убегать? Но не явись он, я бы век в девушках сидела! Просватаете за другого — покончу с собой! Спросите, зачем он приехал. Если за мной, я с ним уйду, и считайте, что я для вас умерла. Куда угодно пойду, если даже придется жить подаянием!» Мать Сыци рассердилась, заплакала: «Да как ты смеешь?! Ведь ты моя дочь! Не захочу — не отдам тебя ему, что ты сделаешь?» Однако Сыци оказалась упрямой. Услышав слова матери, она стукнулась головой о стену, хлынула кровь, и девушка скончалась. Мать, обезумев, стала требовать, чтобы молодой человек возместил ей потерю дочери, а тот ответил: «Матушка, не волнуйтесь. За то время, что меня здесь не было, я успел разбогатеть. И приехал сюда ради вашей дочери, с самыми искренними намерениями. Не верите — поглядите!» С этими словами он вытащил из-за пазухи коробочку с головными украшениями из золота и жемчуга. Это были подарки к свадьбе. Увидев их, мать сразу смягчилась и спросила: «Что же ты сразу не сказал?» — «Чтобы испытать Сыци. Ведь многие девушки ветрены и легкомысленны, — зарятся только на богатство, — ответил племянник. — Но теперь я понял, что такую, как Сыци, трудно найти! Все свои драгоценности я отдаю вам и распоряжусь насчет похорон». Мать Сыци, вдруг разбогатев, забыла о дочери и предоставила племяннику делать все, что ему вздумается. А племянник велел принести два гроба! Увидав это, мать Сыци перепугалась: «Зачем тебе два гроба?» Племянник с улыбкой ответил: «Два человека в один гроб не улягутся». Он говорил спокойно, и мать Сыци решила, что это он с горя ополоумел. А молодой человек, положив Сыци в гроб, перерезал себе ножом горло! Тут мать Сыци раскаялась, что так жестоко обошлась с дочерью, и заплакала в голос. Соседи обо всем пронюхали и хотят донести властям. Вот мать Сыци и послала меня к вам просить защиты, госпожа. А благодарить придет сама.
Как и все дети из богатых семей, Баочай была изнеженна, и утром, после бессонной ночи, у нее появился жар.
Взволнованная тетушка Сюэ, услыхав об этом от Инъэр, поспешила к дочери и увидела, что та вся горит и даже говорить не в силах.
Тетушка Сюэ и Цюлин, которая была тут же, расплакались. Баоцинь принялась утешать тетушку. Баочай заложило нос, как при насморке. Пришел доктор, прописал лекарство, и девушке стало немного лучше. Успокоилась и тетушка Сюэ.
Все переполошились во дворцах Жунго и Нинго, когда узнали о болезни Баочай. Фэнцзе прислала пилюли, госпожа Ван — эликсир, матушка Цзя, госпожи Ван и Син, а также госпожа Ю через своих служанок справлялись о здоровье Баочай. Только Баоюй ничего не знал — от него скрывали.
Прошла неделя, а Баочай, сколько ни лечилась, никак не могла поправиться. Потом наконец вспомнила о «пилюлях холодного аромата», три раза их приняла, и все прошло.
Лишь тогда Баоюй узнал о болезни Баочай, но поскольку она уже выздоровела, не пошел ее навещать.
Между тем Сюэ Кэ прислал письмо. Тетушка Сюэ повертела его в руках, но Баочай ничего не сказала, боясь расстроить, и отправилась к госпоже Ван, чтобы та ей прочла письмо, а заодно рассказала о состоянии Баочай.
После ухода тетушки Сюэ госпожа Ван обратилась к Цзя Чжэну с просьбой помочь Сюэ Паню.
— Если бы решение по делу зависело только от высшего начальства, было бы легче, а с низшим начальством без подкупа не обойтись!
Затем госпожа Ван заговорила о Баочай.
— Девочка так страдает, — сказала она. — Надо взять ее к нам, ведь она теперь член нашей семьи! Нельзя допускать, чтобы она напрасно губила свое здоровье.
— Вполне согласен с тобой, — ответил Цзя Чжэн. — Только сейчас не время. И у них полно хлопот с делом Сюэ Паня, и у нас — ведь Новый год на носу. Помолвка была зимой, а брачную церемонию устроим весной, когда именно — определим после дня рождения старой госпожи. Так и скажи тетушке Сюэ!
На следующий день госпожа Ван, к удовольствию тетушки Сюэ, передала ей свой разговор с Цзя Чжэном, и после обеда они вместе отправились к матушке Цзя.
— Вы только сейчас к нам пришли? — спросила тетушку старая госпожа.
— Нет, еще вчера, но было уже поздно, и я не могла вас навестить, — отвечала тетушка.
Госпожа Ван пересказала матушке Цзя свой разговор с Цзя Чжэном, и та осталась очень довольна.
Пока они вели разговор, пришел Баоюй.
— Ты поел? — спросила матушка Цзя.
— Я только из школы, — ответил юноша. — Сейчас поем и снова туда пойду. Я забежал навестить вас, бабушка, и справиться о здоровье тетушки, мне сказали, что она здесь… Сестра Баочай поправилась? — обратился он к тетушке Сюэ.
— Поправилась, — улыбнулась тетушка Сюэ.
От Баоюя не укрылось, что при его появлении тетушка прекратила разговор и вообще встретила его не как обычно, без прежнего тепла и ласки.
«Хоть она и расстроена, — подумал он, — но могла бы не прекращать разговора, когда я вошел…»
Что же случилось? Баоюй терялся в догадках, но пора было возвращаться в школу, и он убежал.
Вечером, вернувшись домой, он первым долгом навестил старших, а затем отправился в павильон Реки Сяосян.
Во внутренних комнатах никого не было.
— А где барышня? — спросил Баоюй.
— Ушла к госпоже, — ответила Цзыцзюань. — Узнала, что там тетушка Сюэ, и захотела с ней повидаться. А вы, господин, разве не были там?
— Я как раз оттуда, но твоей барышни не видел, — ответил удивленный Баоюй.
— Неужели ее там нет?
— Нет, — сказал Баоюй. — Куда же она могла уйти?
— Не знаю, — пожала плечами Цзыцзюань.
Баоюй уже собрался уходить, но в этот момент заметил Дайюй, которая в сопровождении Сюэянь медленно приближалась к дому.
— Сестрица вернулась! — обрадовался Баоюй и вместе с ней вошел в комнату.
Дайюй прошла во внутренние покои и пригласила Баоюя сесть. Затем отдала Цзыцзюань плащ и тоже села.
— Ты был у бабушки? — спросила Дайюй. — А тетушку Сюэ видел?
— Видел, — ответил Баоюй.
— Она обо мне что-нибудь говорила?
— Ничего не говорила, даже меня встретила как-то неласково. Я спросил, как чувствует себя сестра Баочай, а она засмеялась в ответ и ничего не сказала. Может быть, обижена за то, что не навещаю ее?
— А раньше навещал? — улыбнулась Дайюй.
— Я узнал о ее болезни лишь два дня назад, — оправдывался юноша. — Но навестить не успел.
— Значит, так оно и есть! — воскликнула Дайюй.
— Говоря по правде, — продолжал Баоюй, — мне матушка и батюшка запретили туда ходить. А маленькая садовая калитка, через которую хоть десять раз на день пройди, заперта, и попасть к тетушке Сюэ можно лишь через главные ворота, у всех на виду. А это не очень удобно.
— Но откуда ей знать, что ты не приходишь именно по этой причине? — спросила Дайюй.
— Сестра Баочай всегда меня понимала лучше других, — заметил юноша.
— Не обольщайся, — промолвила Дайюй. — Вряд ли она в данном случае тебя понимает. Ведь болела не тетушка, а сама Баочай. Помнишь, как весело было в саду, когда мы все собирались, писали стихи, пили вино и любовались цветами! А теперь сестра Баочай живет у себя дома, в семье у них неприятности, вдобавок она заболела, а ты ее даже не навестил! Будто чужой. Как же ей на тебя не сердиться?
— Неужели Баочай больше не будет со мной дружить? — воскликнул Баоюй.
— Откуда мне знать, — ответила Дайюй. — Факты сами за себя говорят!
Баоюй сидел расстроенный и молчал. Дайюй велела подбросить благовоний в курильницу и, не обращая на Баоюя внимания, углубилась в чтение.
— И зачем только рождаются на свет такие люди, как я! — воскликнул Баоюй, вскочив с места и с досады топнув ногой. — Исчезни я совсем, воздух стал бы чище!
— Когда появляется на свет один человек, появляется и другой, — возразила Дайюй. — А вместе с людьми приходят тревоги, страх, ложь, грезы, всякие неприятности. Я говорила все в шутку. Но хотелось бы знать, почему холодность тетушки Сюэ ты отнес на счет сестры Баочай? Ведь тетушка приходила по делу Сюэ Паня и, само собой, расстроилась. До тебя ли ей было? А ты вообразил невесть что, какую-то глупость!
Баоюя вдруг осенило, и он воскликнул:
— Верно, верно! Ты гораздо умнее меня, сестрица! Помню, в детстве, стоило мне рассердиться, ты вразумляла меня, я терялся и не знал, что тебе возразить! Будь я даже золотой статуей Будды, одним своим словом ты могла бы сломить меня, как травинку…
— В таком случае ответь мне на мои вопросы, воспользовавшись тем, что Баоюй завел речь о Будде, промолвила Дайюй.
Баоюй скрестил ноги, сложил руки, закрыл глаза и, надув губы, произнес:
— Что же! Просвещай меня!
— Что ты станешь делать, если сестра Баочай захочет по-прежнему с тобой дружить? Как ты поступишь, если сестра Баочай не захочет с тобой дружить? Что ты сделаешь, если сестра Баочай через некоторое время разорвет с тобой узы дружбы? Допустим, ты захочешь с ней дружить, а она будет относиться к тебе с неприязнью? Как ты станешь вести себя, если она захочет с тобой дружить, а ты не захочешь?
Дайюй выпалила все это единым духом.
Баоюй долго думал и вдруг расхохотался:
— Пусть будет хоть три тысячи озер со стоячей водой, мне достаточно одного ковша, чтобы напиться.
— А если тебе встретится проточная вода? — вновь спросила Дайюй.
— Я не стану ее черпать, пусть течет. Вода сама по себе, черпак тоже сам по себе, — ответил Баоюй.
— А как быть, если эта вода вдруг остановится и в ней утонет жемчужина?
— Рассуждения о святой истине у нас превратились в пустую болтовню; не уподобляйся куропатке, которая кричит в лучах весеннего солнца, — ответил Баоюй.
— Первая заповедь буддистов гласит: «Не занимайся словоблудием!» — продолжала Дайюй.
— Святая правда, — заключил Баоюй.
Дайюй опустила голову и умолкла. В это время на крыше закаркала ворона, взмыла в воздух и улетела в юго-восточном направлении.
— К счастью это или к беде? — задумчиво произнес Баоюй.
Дайюй ответила стихами:
В это время вошла Цювэнь:
Лист ивы, к грязи прилипший, —
Вот мое бездомное сердце![33]
Песней о куропатке
Не будите весенний ветер![34]
— Второй господин, поспешите домой! Батюшка присылал человека узнать, вернулись ли вы из школы! Сестра Сижэнь ответила, что вернулись, так что не мешкайте!
Баоюй вскочил и бросился из комнаты. Дайюй не стала его удерживать.
Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.
Глава девяносто вторая
Цяоцзе, слушая жизнеописания выдающихся женщин, выражает свое восхищение;
Цзя Чжэн, играя жемчужиной, рассуждает о возвышениях и падениях
Итак, Баоюй покинул павильон Реки Сяосян и взволнованно спросил у Цювэнь:
— Зачем меня звал батюшка, не знаешь?
— Не звал он вас, — призналась Цювэнь. — Но скажи я вам правду, что вас сестра Сижэнь зовет, вы вряд ли пошли бы!
Баоюй, успокоившись, произнес:
— Ну, если Сижэнь, тогда ладно! Зачем же меня пугать?
— Где ты пропадал? — спросила Сижэнь, едва завидев Баоюя.
— У барышни Дайюй был. Зашел разговор о сестре Баочай, и я засиделся.
— О чем же вы говорили? — поинтересовалась Сижэнь.
Баоюй рассказал, как они вели беседу в подражание буддийским классикам.
— Делать вам нечего! — улыбнулась Сижэнь. — Рассуждали бы лучше о хозяйственных делах или о стихах. А о буддистах зачем? Ты же не монах!
— Ничего ты не понимаешь! — засмеялся Баоюй. — У нас, как и в буддийском учении, есть свои сокровенные тайны, и посторонним в них не проникнуть!
— Постигая эти тайны, вы выворачиваете наизнанку истину и нас ставите в дурацкое положение! — засмеялась Сижэнь.
— Когда мы с барышней Дайюй были детьми, — стал объяснять Баоюй, — она очень сердилась, если я говорил глупости. А сейчас я обдумываю каждое слово и не даю ей повода сердиться. Да и видимся мы с ней не часто: она сюда не приходит, а я занят учебой. Постепенно между нами родилось отчуждение, и мы не можем говорить прямо все, что думаем.
— Вот и хорошо, — сказала Сижэнь. — Вы уже не дети и должны вести себя подобающим образом!
— Я и сам понимаю, — кивнул Баоюй, — и нечего об этом говорить. Скажи, — спросил он, — не присылала старая госпожа сюда служанку с каким-нибудь поручением?
— Нет, не присылала, — ответила Сижэнь.
— Ну, конечно, бабушка забыла! — воскликнул Баоюй. — Ведь завтра первое число одиннадцатого месяца! В этот день бабушка имела обыкновение отмечать день наступления морозов, любила посидеть в компании, выпить вина, посмеяться! Ради этого я и отпросился на день из школы! А теперь не знаю, как поступить. Может быть, пойти в школу, а то батюшка рассердится?
— По-моему, лучше пойти! — промолвила Сижэнь. — Будешь пропускать занятия — успехов не добьешься. На первом месте должна быть учеба, а уж потом развлечения. Вчера госпожа Ли Вань рассказывала, как прилежно учится Цзя Лань. Приходит из школы и сразу садится за уроки, а спать ложится только в четвертую стражу, а то и позднее. Все время сидит над книгами. А ты старше его, дядей ему приходишься. Если не будешь стараться, бабушку огорчишь. Так что вставай завтра пораньше и иди в школу!
— Погода стоит холодная, пусть дома побудет, ведь он отпросился. А явится в школу — все удивятся и пойдут разговоры! — вмешалась Шэюэ. — Скажут, что у него не было причины отпрашиваться и он обманул учителя. А наступление морозов мы можем сами отпраздновать, без старой госпожи.
— Если мы что-то затеем, второй господин останется дома! — воскликнула Сижэнь.
— Вот и хорошо, я тоже денек повеселюсь! — отвечала Шэюэ. — Мне не нужны лишние два ляна серебра в месяц, как тебе!
— Ах ты дрянь! — вскричала Сижэнь. — Тебе говорят серьезно, а ты всякий вздор мелешь!..
— Никакой не вздор, — парировала Шэюэ, — все для себя стараешься!
— Что ты имеешь в виду? — удивилась Сижэнь.
— Ведь ты сама не любишь, когда второй господин уходит в школу, вечно ворчишь и с нетерпением ждешь его прихода, а едва он появится, у вас начинаются шутки и смех. Зачем же притворяться, будто ты заботишься о его занятиях? Меня не проведешь, я все вижу.
Сижэнь хотела отчитать как следует Шэюэ, но вошла девочка-служанка и сказала:
— Старая госпожа не велела второму господину завтра ходить в школу. Она пригласила тетушку Сюэ и беспокоится, что барышни, разъехавшиеся по домам, не успеют приехать. Праздник, который собирается отмечать старая госпожа, называется «день наступления морозов».
— Вот, вот! Этого я и ждал! — обрадовался Баоюй, не дослушав до конца. — Бабушка в хорошем настроении! В школу я не пойду и буду делать что вздумается.
Следует сказать, что Баоюй теперь занимался с усердием и мечтал хоть день провести беззаботно, повеселиться. Раз на праздник приедет тетушка Сюэ, значит, и Баочай с собой возьмет, думал Баоюй, радуясь предстоящей встрече.
— Лягу-ка я сейчас спать, — сказал Баоюй, — а завтра встану пораньше.
Ночь прошла без особых происшествий, а утром Баоюй первым долгом побежал справиться о здоровье бабушки, матери и отца. Отцу он сказал, что бабушка разрешила ему не ходить в школу, и тот не стал возражать.
Выйдя от отца неторопливыми шагами, как того требовали приличия, Баоюй стремглав помчался к матушке Цзя. Там еще никого не было, только маленькая Цяоцзе, ее привела кормилица, сопровождаемая целой толпой девочек-служанок.
— Мама велела справиться о вашем здоровье и занять вас разговором, — обратилась Цяоцзе к матушке Цзя. — Она скоро сама к вам придет.
— Милая девочка! — улыбнулась матушка Цзя. — Я встала нынче пораньше, в надежде, что кто-нибудь придет, но пришел только второй дядя Баоюй.
— Барышня, справьтесь о здоровье дяди, — напомнила девочке нянька.
Цяоцзе справилась о здоровье Баоюя.
— А ты как себя чувствуешь, малышка? — в свою очередь осведомился Баоюй.
— Вчера вечером мама сказала, что ей надо с вами поговорить, — произнесла Цяоцзе.
— О чем же это? — удивился Баоюй.
— Мама хочет, чтобы вы проверили мои знания, — ответила девочка. — Несколько лет меня учила Ли Вань, но мама не знает, чему я выучилась. Я ей сказала, что все знаю, а она не верит, говорит, что я целыми днями бездельничаю, играю с подружками. Но выучить иероглифы совсем не трудно. Я свободно читаю «Книгу дочернего благочестия». Мама и в это не верит. Поэтому хочет пригласить вас, чтобы вы проверили, когда у вас будет свободное время.
— Милое дитя, — промолвила матушка Цзя. — Твоя мама не знает грамоты и не может тебя проверить. Пусть это сделает второй дядя Баоюй, только при ней. Вот тогда она поверит.
— Сколько иероглифов ты знаешь? — осведомился Баоюй.
— Более трех тысяч, — отвечала Цяоцзе. — Прочла «Книгу дочернего благочестия», а полмесяца назад принялась за «Жизнеописание выдающихся женщин».
— И все тебе там понятно? — поинтересовался Баоюй. — Если нет, я могу объяснить.
— Конечно, — заметила матушка Цзя. — Ведь ты ей дядя, и это твой долг.
— О любимой супруге Вэнь-вана ты, конечно, все знаешь, — начал Баоюй. — А известно ли тебе, что Цзян-хоу[35], которая распустила волосы и, невзирая на грозящую ей казнь, пыталась образумить своего мужа, а также У Янь[36], установившая порядок в государстве, — были самыми знаменитыми среди всех княгинь?!
— Да, конечно! — ответила Цяоцзе.
— Если говорить о женщинах, прославившихся своими талантами, то прежде всего следует упомянуть о Цао Дагу[37], Бань Цзеюй[38], Цай Вэньцзи[39] и Се Даоюнь[40].
— А каких женщин можно считать мудрыми и добродетельными? — спросила Цяоцзе.
— Например, Мэн Гуан. Она одевалась в холщовую юбку, а волосы закалывала шпильками из терновника. Или же мать Бао Сюаня[41], которая носила воду в простом глиняном кувшине, также мать Тао Каня[42], отрезавшую волосы, чтобы удержать гостя. Этих женщин даже нищета не сломила, как же не назвать их мудрыми и добродетельными?
Цяоцзе радостно закивала головой.
— Но были и другие женщины, которым приходилось терпеть много страданий, — рассказывал Баоюй. — Это прежде всего Лэ Чан[43], которая носила при себе половинку разбитого зеркала, Су Хуэй[44], сочинявшая стихи, которые можно читать справа налево, слева направо, сверху вниз и снизу вверх, а смысл останется тот же. К ним же можно причислить женщин, глубоко почитавших родителей, например, My Лань[45], и еще Цао Э — когда утонул ее отец, она следом за ним бросилась в реку. Всех и не перечесть.
Цяоцзе сидела молча, задумавшись.
А Баоюй так увлекся, что все говорил, говорил. Рассказал, в частности, о том, как госпожа Цао[46] поклялась хранить верность погибшему мужу и отрезала себе нос. Цяоцзе слушала с трепетом и прониклась глубоким уважением к этой мужественной женщине.
Чтобы не напугать девочку этими страшными историями, Баоюй заговорил о красавицах:
— Или взять хотя бы Ван Цян, Си Ши, Фань Су, Сяо Мань[47], Цзян Сян, Вэньцзюнь, Хун Фу, ведь все они…
Заметив, что Цзяоцзе притихла и сидит задумавшись, матушка Цзя остановила Баоюя:
— Хватит, замолчи! Ты и так наговорил лишнего. Разве она все запомнит?
— Кое-что из того, что рассказывает второй дядя, я читала, — произнесла Цяоцзе, — но не все. А теперь, после объяснений, мне стало намного понятней даже то, что уже прочитано.
— Разумеется, иероглифы, которыми написаны эти сочинения, ты знаешь, — сказал Баоюй, — и проверять тебя незачем!
— Мама говорит, что наша Сяохун была когда-то вашей служанкой, — сказала вдруг Цяоцзе. — Мама взяла ее от вас, а новую служанку вам так и не дали. Теперь мама хочет послать вам какую-то Лю Уэр, но не знает, угодит ли она вам.
— Так мама сказала? — обрадовался Баоюй. — Что же, пусть присылает. Зачем же меня спрашивать? — И, обращаясь к матушке Цзя, он промолвил: — Смотрю я на Цяоцзе и думаю, что она и умнее и грамотнее матери.
— Грамота — это, конечно, хорошо, — улыбнулась матушка Цзя, — но лучше бы ей заняться рукоделием и прочей женской работой.
— Этому меня учит няня Лю, — поспешила объяснить Цяоцзе. — Вышиваю я не очень хорошо, все эти кресты и цветы, но кое-чему научилась.
— При нынешнем положении дел рукоделие нам вряд ли пригодится, но научиться не мешает, на случай, если наступят тяжелые времена.
Цяоцзе поддакнула и хотела попросить Баоюя продолжить толкование «Книги дочернего благочестия», но заметила, что Баоюй задумался, и не стала его тревожить.
О чем же думал Баоюй? Он был огорчен, что до сих пор Уэр не появлялась во дворе Наслаждения пурпуром. Но дело в том, что девочка долго болела, а потом госпожа Ван, после того как прогнала Цинвэнь, приказала не посылать к Баоюю похожих на нее служанок. Баоюй вспомнил, как встретился с Уэр и ее матерью в доме У Гуя, куда они принесли вещи Цинвэнь. Уэр тогда показалась ему необыкновенно привлекательной. И сейчас, узнав, что Фэнцзе собирается прислать ему эту девочку, он очень обрадовался.
Матушка Цзя между тем никак не могла дождаться своих гостей и послала за ними девочку-служанку. Девочка возвратилась, а следом за ней появились Ли Вань с младшей сестрой, Таньчунь, Сичунь, Сянъюнь и Дайюй. Девушки справились о здоровье матушки Цзя, а затем поздоровались с остальными.
Тетушка Сюэ так и не пришла, и матушка Цзя, потеряв терпение, послала за нею еще раз.
Наконец тетушка явилась. Ее сопровождала Баоцинь.
Баочай и Син Сюянь не пришли.
— А где сестра Баочай? — спросила Дайюй.
Тетушка Сюэ солгала, что дочь нездорова. Син Сюянь не пришла, потому что не знала, что здесь тетушка Сюэ, ее будущая свекровь.
Баоюй было опечалился, но скоро успокоился — ведь рядом была Дайюй.
Вскоре пришли госпожи Син и Ван.
Фэнцзе, узнав, что старшие женщины все уже в сборе, прислала Пинъэр с извинением.
— Моя госпожа уже собралась было к вам, — сказала Пинъэр, — но вдруг почувствовала себя плохо, поэтому придет немного позднее.
— Если она нездорова, пусть отдыхает, — промолвила матушка Цзя. — Кстати, пора садиться за стол!
Девочки-служанки убрали жаровню, поставили два столика, все сели и принялись есть. А после еды расположились вокруг жаровни и стали болтать. Но об этом мы рассказывать не будем.
Вы спросите, почему не пришла Фэнцзе?
А вот почему. Во-первых, ей было неловко опаздывать, а кроме того, ее задержала жена Ванъэра, которая сообщила:
— Барышня Инчунь прислала служанку справиться о вашем здоровье; служанка говорит, что пришла к вам, а к старшим госпожам не пойдет.
Теряясь в догадках, Фэнцзе велела позвать служанку Инчунь и спросила:
— Как живется твоей барышне в новой семье? Хорошо?
— Какое там хорошо! — воскликнула служанка. — Но меня не барышня к вам послала, я пришла передать просьбу матери Сыци.
— Ведь Сыци больше здесь не живет. О чем же может просить меня ее мать? — удивилась Фэнцзе.
— Сыци, когда ушла от вас, все время плакала, — стала рассказывать женщина. — И вдруг в один прекрасный день приезжает ее двоюродный брат. Мать Сыци, увидев его, рассердилась, стала ругать за то, что сгубил ее дочь, даже хотела поколотить. А парень стоит, слова сказать не смеет. Услышала это Сыци, вышла и говорит: «Меня прогнали из-за него! А он, бессовестный, сбежал! Но сейчас лучше задушите меня, а его не бейте!» — «Бесстыжая девчонка, — обрушилась на нее мать. — Что ты затеяла?» Сыци ответила: «Каждая девушка должна выйти замуж. Пусть я грех совершила, но замуж пойду только за него! Обидно, конечно, что он такой трус, ведь если провинился, сам и отвечай! Зачем же убегать? Но не явись он, я бы век в девушках сидела! Просватаете за другого — покончу с собой! Спросите, зачем он приехал. Если за мной, я с ним уйду, и считайте, что я для вас умерла. Куда угодно пойду, если даже придется жить подаянием!» Мать Сыци рассердилась, заплакала: «Да как ты смеешь?! Ведь ты моя дочь! Не захочу — не отдам тебя ему, что ты сделаешь?» Однако Сыци оказалась упрямой. Услышав слова матери, она стукнулась головой о стену, хлынула кровь, и девушка скончалась. Мать, обезумев, стала требовать, чтобы молодой человек возместил ей потерю дочери, а тот ответил: «Матушка, не волнуйтесь. За то время, что меня здесь не было, я успел разбогатеть. И приехал сюда ради вашей дочери, с самыми искренними намерениями. Не верите — поглядите!» С этими словами он вытащил из-за пазухи коробочку с головными украшениями из золота и жемчуга. Это были подарки к свадьбе. Увидев их, мать сразу смягчилась и спросила: «Что же ты сразу не сказал?» — «Чтобы испытать Сыци. Ведь многие девушки ветрены и легкомысленны, — зарятся только на богатство, — ответил племянник. — Но теперь я понял, что такую, как Сыци, трудно найти! Все свои драгоценности я отдаю вам и распоряжусь насчет похорон». Мать Сыци, вдруг разбогатев, забыла о дочери и предоставила племяннику делать все, что ему вздумается. А племянник велел принести два гроба! Увидав это, мать Сыци перепугалась: «Зачем тебе два гроба?» Племянник с улыбкой ответил: «Два человека в один гроб не улягутся». Он говорил спокойно, и мать Сыци решила, что это он с горя ополоумел. А молодой человек, положив Сыци в гроб, перерезал себе ножом горло! Тут мать Сыци раскаялась, что так жестоко обошлась с дочерью, и заплакала в голос. Соседи обо всем пронюхали и хотят донести властям. Вот мать Сыци и послала меня к вам просить защиты, госпожа. А благодарить придет сама.