Страница:
Люди дальновидные, служившие в ямыне, видя, какой оборот приняло дело, пытались открыть Цзя Чжэну правду, но тот им не верил. Тогда некоторые просто ушли со службы, те же, кто желал Цзя Чжэну добра, всячески поддерживали его и оправдывали.
Надо сказать, что сбор и перевозка хлеба были закончены в срок.
Однажды, когда дел не было и Цзя Чжэн читал у себя в кабинете, служитель принес письмо с казенной печатью, на конверте было написано:
«Градоначальник Хаймэня и других мест приказывает незамедлительно доставить сию бумагу в ямынь начальника по сбору хлебного налога провинции Цзянси».
Вскрыв письмо, Цзя Чжэн стал читать:
«Поистине браки заключаются на небесах. В год приезда моего друга в столицу я как-то встретился с его сыном, и юноша мне очень понравился. Я как бы между прочим сказал, что охотно выдал бы за него Таньчунь. Но окончательного уговора о сватовстве не было, и я никому об этом не говорил. Потом меня назначили на должность в приморскую провинцию, и к этому разговору мы больше не возвращались. Не ожидал, что, как только буду повышен в чине, получу от него такое письмо! По положению семьи наши примерно равны, и его сын — прекрасная пара для Таньчунь. Жаль, что жена далеко. Надо ей написать, посоветоваться».
В это время появился привратник с письмом, Цзя Чжэна срочно вызывали в провинциальное управление к генерал-губернатору по каким-то делам. Цзя Чжэн не стал мешкать и тотчас отправился в путь.
На казенном подворье для приезжих чиновников, ожидая приема у генерал-губернатора, Цзя Чжэн увидел на столе целую стопу правительственных вестников. Стал их просматривать, и в вестнике ведомства наказаний ему бросилась в глаза фраза: «…доводится до всеобщего сведения дело уроженца Цзиньлина торговца Сюэ Паня…»
— Вот так дела! — взволнованно воскликнул Цзя Чжэн. — В правительственный вестник попал!
В сообщении говорилось о том, как Сюэ Пань убил Чжан Саня, а потом подкупил свидетелей, и те показали, будто убийство совершено непреднамеренно.
— Все кончено! — вскричал Цзя Чжэн и даже хлопнул рукой по столу.
Дальше говорилось:
«На основании сообщения генерал-губернатора столичного округа стало известно, что Сюэ Пань, уроженец Цзиньлина, проезжая через уезд Тайпин, остановился на ночь на постоялом дворе семьи Ли. С трактирным слугой Чжан Санем знаком не был. В такой-то день такого-то месяца такого-то года Сюэ Пань велел хозяину приготовить для него угощение и пригласил жителя уезда Тайпин некоего У Ляна вместе выпить вина. Вино показалось Сюэ Паню разбавленным, и он велел Чжан Саню его заменить. Чжан Сань отказался. Сюэ Пань в гневе хотел выплеснуть вино в лицо слуге, но чашка выскользнула из руки и угодила Чжан Саню в самое темя — он как раз наклонился, накрывая стол. Из раны хлынула кровь.
Хозяин бросился было на помощь, но поздно, пострадавший скончался.
Мать Чжан Саня, урожденная Чжан Ван, сообщила об убийстве сельскому старосте и подала жалобу начальнику уезда. Из уездного управления прибыл следователь; он обнаружил на черепе убитого трещину в один вершок и три доли, а также рану на пояснице, о чем и был составлен соответствующий протокол, после чего дело передали в областной суд. Суд признал, что Сюэ Пань нечаянно выронил чашку из рук, и определил убийство как непреднамеренное.
Тщательно проверив материалы дела, мы обратили внимание на показания родственников убитого и свидетелей, данные в начале следствия. Они не совпадают с последующими. Мы сверились с соответствующей статьей свода законов, где сказано: «Смертельный исход борьбы или драки определяется как убийство. Лишь в том случае, если действие не подходит под определение борьбы или драки, но результатом все равно является смерть одного из участников, его следует рассматривать как непреднамеренное убийство».
Посему поручено вышеуказанному генерал-губернатору выяснить подлинные обстоятельства дела и представить соответствующее донесение.
Ныне, основываясь на донесении генерал-губернатора, сообщаем: когда Чжан Сань отказался заменить вино, Сюэ Пань в состоянии опьянения схватил его за правую руку и нанес удар кулаком по пояснице. Чжан Сань ответил бранью, тогда Сюэ Пань швырнул в него чашкой, чашка попала в темя, в темени появилась трещина, и Чжан Сань скончался от потери крови. Сюэ Пань тотчас же заключен был под стражу по обвинению в убийстве, а У Лян взят на заметку как соучастник.
Начальников уезда и области за искажение фактов считаем необходимым…» В конце стояла приписка: «Настоящее дело еще не закончено».
Цзя Чжэн, который по просьбе тетушки Сюэ в свое время обращался к начальнику уезда с ходатайством по этому делу, заволновался: ведь если дойдет до государя и он окажется втянутым в эту историю, неприятностей не миновать.
Следующий номер вестника с перечислением различных мелких провинностей чиновников Цзя Чжэн лишь полистал и отложил в сторону. Читать больше не хотелось, тревога росла.
В таком состоянии Цзя Чжэна и застал Ли Шиэр.
— Прошу вас, господин, выйти в главный зал, — сказал он, — в ямыне правителя уже дважды ударили в барабан.
Цзя Чжэн от расстройства пропустил слова Ли Шиэра мимо ушей, и тот вынужден был повторить.
— Какой может быть теперь приговор? — вырвалось у Цзя Чжэна.
— Чем вы обеспокоены, господин? — удивился Ли Шиэр.
Цзя Чжэн рассказал ему о сообщении в правительственном вестнике.
— Не волнуйтесь, господин, такое решение высоких инстанций лишь на пользу господину Сюэ Паню! — заверил его Ли Шиэр. — Еще в столице я слышал, как старший господин Сюэ Пань привел в кабак каких-то баб, напоил, а потом ни с того ни с сего чуть не до смерти избил слугу. Дело приняло такой оборот, что пришлось вмешаться не только начальнику уезда, но и начальнику повыше. Даже второй господин Цзя Лянь раскошелился, чтобы замять дело. Удивляюсь, как об этом не стало известно в ведомстве! Хотя дело получило огласку, все равно чиновник чиновника покрывает. Допустим, они признаются, что вели дело неправильно — в худшем случае за это могут уволить со службы, но разве кто-нибудь скажет, что ему за это платили?! Не беспокойтесь, господин, как-нибудь обойдется. Я все подробно разузнаю, а вы идите в зал, не задерживайтесь!
— Да что ты понимаешь! — воскликнул Цзя Чжэн. — Мне жаль того начальника уезда, который из-за жадности потеряет должность, а то и понесет наказание!
— Сейчас не время об этом думать, — возразил Ли Шиэр. — Вас заждались, идите, господин!
Если хотите знать, по какому делу генерал-губернатор вызвал Цзя Чжэна, прочтите следующую главу.
Глава сотая
Итак, Цзя Чжэн отправился к генерал-губернатору, долго не возвращался, и дожидавшиеся его люди терялись в догадках.
Ли Шиэр попытался навести справки, но ничего толком узнать не мог; потом вспомнил про сообщение в вестнике и забеспокоился.
Не успел Цзя Чжэн появиться, как Ли Шиэр бросился навстречу, и они вместе отправились домой. Улучив момент, когда поблизости никого не было, Ли Шиэр спросил:
— Что-нибудь важное, господин? Почему вы так задержались?
— Ничего особенного, — отвечал Цзя Чжэн. — Начальник уездного города Чжэньхай, родственник его превосходительства, попросил в письме переговорить со мной, хочет женить сына на моей дочери. Мы заговорились, и на прощание генерал-губернатор сказал: «Теперь мы с вами породнимся».
Известие не только обрадовало Ли Шиэра, но и придало ему уверенности, и он всячески старался склонить Цзя Чжэна к согласию на сватовство. Однако Цзя Чжэну было не до того. Опасаясь неприятностей из-за истории с Сюэ Панем, он решил послать одного из слуг в столицу разузнать, как обстоят дела, а заодно сообщить матушке Цзя, что начальник уезда сватает Таньчунь за своего сына, и если матушка Цзя согласна, пусть отправит девушку к нему, Цзя Чжэну.
Получив повеление, слуга поспешил в столицу, передал госпоже Ван письмо, а затем навел справки в ведомстве чинов и выяснил, что начальник уезда Тайпин снят с должности, а за Цзя Чжэном никаких провинностей не числится. Он поспешил письмом успокоить своего господина, а сам остался в столице в ожидании дальнейших указаний.
А сейчас вернемся к тетушке Сюэ. Не счесть, сколько денег потратила она на подношения чиновникам из разных ямыней, добиваясь решения о непреднамеренном убийстве. Она уже готовилась продать лавку, чтобы на вырученную сумму откупить сына от наказания, но неожиданно ведомство отменило решение суда, и ей снова пришлось тратиться на подношения. Однако ничего не помогло, высшие инстанции сочли убийство преднамеренным, и Сюэ Паню грозила смертная казнь. Он по-прежнему находился в тюрьме в ожидании осеннего заседания большого суда, когда ему должны были объявить приговор.
Тетушка Сюэ плакала дни и ночи.
Баочай часто ее навещала, старалась утешить.
— Старшему брату судьба поистине не благоприятствует, — говорила она. — Получил такое большое наследство от предков и не сумел сберечь. Вспомните историю с Сянлин, когда мы жили на юге! Благо еще, помогли влиятельные родственники и убийство обошлось нам в незначительную сумму. Брату, казалось бы, следовало образумиться, подумать о том, как стать опорой для матери, а он, приехав в столицу, взялся за старое! Уж столько вы из-за него горя вытерпели, столько слез выплакали! Женили его, думали, остепенится, но судьба послала ему непутевую жену, и старший брат бежал от нее без оглядки! Есть мудрая пословица: «Люди, связанные судьбой, непременно встретятся на узкой дорожке». Не прошло и нескольких дней, как он лишил человека жизни! Вы и брат Сюэ Кэ не жалели сил, чтобы его выручить: и подношения посылали чиновникам, и о заступничестве молили. Но суждено ему, видно, возмездие за грехи! Родители вправе рассчитывать на поддержку детей в старости. Даже в семьях низкого происхождения сын старается заработать на чашку риса для матери. А у нас сын промотал все наследство и заставляет старую мать обливаться слезами! Простите мне, мама, мою непочтительность, но старший брат поступает не как сын, а как враг! Вы не хотите этого понять, целые дни плачете, да еще от невестки терпите! А я!.. У меня нет возможности часто приходить утешать вас! Хотя Баоюй не в себе, а отпускать меня не желает. И я потеряла покой, зная, как вы убиваетесь! Недавно от отца Баоюя пришло письмо, он что-то прочел в правительственном вестнике и так испугался, что послал в столицу слугу разузнать поточнее, в чем дело, и, если возможно, как-то уладить его. Да, брат много доставил хлопот. Хорошо еще, что я с вами рядом! А живи я в чужих краях, при подобном известии покончила бы с собой! Прошу вас, мама, берегите себя! Пока жив брат, приведите в порядок наши торговые дела! Позовите приказчика, велите выяснить, сколько мы должны и сколько нам должны, и подсчитайте, останутся ли у нас какие-то деньги.
Тетушка Сюэ, не переставая плакать, говорила дочери:
— Ты всегда утешаешь меня, а не знаешь того, что нас исключили из числа поставщиков императорского двора, обе лавки проданы и деньги полностью израсходованы! Осталась только закладная лавка, да и то приказчик сбежал, растратив несколько тысяч лянов серебра, и теперь на нас подали в суд, требуя возмещения убытков. Сюэ Кэ собирает долги с должников в провинции — вот все, на что мы можем рассчитывать. Я намеревалась взять деньги из тех лавок, что на юге, и, кроме того, выручить какую-то сумму от продажи домов. Но третьего дня мне сообщили, будто наша закладная лавка на юге прогорела и закрылась! Если это правда, твоей матери остается лишь покончить с собой.
Тут тетушка Сюэ в голос заплакала.
— Не беспокойтесь о деньгах, мама, — промолвила Баочай, — ведь финансовыми делами занимается брат Сюэ Кэ. Досадно только, что приказчики все сбежали, как только поняли, что мы разорились. Мало того, я слышала, они помогают кое-кому вымогать у нас деньги! Мой брат, видимо, не разбирался в людях, с кем попало водился! Дружки вечно старались выпить да поесть за его счет, а в тяжелую минуту скрылись! Если вы меня любите, мама, послушайте, что я вам скажу: вы уже в летах и должны прежде всего заботиться о своем здоровье. Не бойтесь, вам никогда не придется жить в нужде. Оставшуюся в доме утварь и одежду отдадим жене старшего брата — ничего не поделаешь! Я вижу, слуги не хотят больше оставаться у нас, что же, пусть уходят! Жаль только Сянлин, она столько выстрадала, хорошо бы ей остаться с вами. Если что-нибудь понадобится, я охотно с вами поделюсь, и, надеюсь, муж мой не станет возражать. Барышня Сижэнь так отзывчива и добра, так сочувствует нам! Даже плачет. Что же до Баоюя, то он считает, что с моим братом ничего не случится, и поэтому не волнуется. Знай он всю правду, пожалуй, перепугался бы до смерти!
— Милая доченька! — сказала тетушка Сюэ. — Ты лучше ничего ему не рассказывай! Не надо его волновать. И так он из-за барышни Линь чуть не умер. И если опять заболеет, не только тебе придется страдать, но и я останусь на старости лет без опоры!
— И я так думаю, — кивнула Баочай. — Поэтому стараюсь ему ничего не рассказывать.
Разговор их внезапно был прерван истошными криками Цзиньгуй:
— Мне больше жизнь не дорога! Все равно мой муж не вернется! Пойдем в суд! Нечего прятаться!
Страшная, со всклокоченными волосами, Цзиньгуй стала биться головой о дощатую перегородку.
У тетушки Сюэ от ужаса глаза полезли на лоб, она не могла вымолвить ни слова.
Хорошо, что Баочай была здесь и кое-как сумела утихомирить Цзиньгуй.
— Сестра! — кричала Цзиньгуй. — Ты вышла замуж! Вы живете в мире и согласии, а я одна-одинешенька, зачем мне беречь свое доброе имя?
Она вскочила и хотела бежать к своей матери, но служанки уговорили ее возвратиться. Частые припадки буйства Цзиньгуй так напугали Баоцинь, что та не решалась появляться ей на глаза.
Когда Сюэ Кэ был дома, Цзиньгуй пудрилась, румянилась, подводила брови, наряжалась, а проходя мимо комнат, в которых жил Сюэ Кэ, нарочито громко кашляла и спрашивала, кто дома. С Сюэ Кэ она жеманничала, болтала о разных пустяках, то сердилась, то смеялась. Служанки, завидев ее, разбегались, но она ничего не замечала и по совету Баочань думала лишь о том, как соблазнить Сюэ Кэ.
Сюэ Кэ же всячески ее избегал, но при встрече старался держаться любезно, опасаясь, как бы она не сыграла с ним злую шутку.
В своей слепой страсти Цзиньгуй терзалась сомнениями, искренна ли любезность Сюэ Кэ или он притворяется. Не давало покоя и еще одно обстоятельство: Сюэ Кэ частенько прибегал к услугам Сянлин — отдавал на хранение вещи, в стирку белье. Стоило Цзиньгуй застать их за разговором, как они тотчас умолкали и расходились. Цзиньгуй мучила жгучая ревность. Она хотела возненавидеть Сюэ Кэ, но не могла и всю свою ненависть перенесла на Сянлин. Однако боялась причинить девушке какой-либо вред. Это могло оттолкнуть от нее Сюэ Кэ. Поэтому приходилось Цзиньгуй таить свою злобу в себе.
Однажды Баочань, хихикая, спросила у Цзиньгуй:
— Вы видели сейчас второго господина Сюэ Кэ?
— Не видела.
— Поистине он не заслуживает доверия, — продолжала Баочань. — Говорил, что не пьет, когда вы посылали ему вино, а тут смотрю, идет в покои вашей свекрови пьяненький, с красным лицом. Не верите — подождите его у ворот! Когда он будет возвращаться, перемолвитесь с ним словечком и сами убедитесь!
— Да он не скоро оттуда выйдет! — произнесла раздосадованная Цзиньгуй. — И о чем говорить с ним, если он не питает ко мне никаких чувств?
— Вы не правы, госпожа, — возразила Баочань. — Если он будет с вами любезен, мы будем отвечать тем же, а начнет грубить — подумаем, что делать!
Цзиньгуй послушалась Баочань и приказала ей доложить, когда появится Сюэ Кэ.
Баочань ушла, а Цзиньгуй села к зеркалу, подкрасила губы, накинула пестрый платок и нерешительно направилась к выходу, припоминая, все ли она сделала.
— Вы сегодня так веселы, второй господин! — услышала она голос Баочань. — Где же это вы пили вино?
Баочань говорила нарочито громко, чтобы Цзиньгуй слышала, и та не замедлила появиться.
Сюэ Кэ в это время говорил Баочань:
— Нынче у господина Чжана радостный день, и меня заставили выпить полчарки. Лицо до сих пор горит!
— Конечно, у чужих пить интереснее, чем у своих, — подхватила Цзиньгуй, появляясь в дверях.
Сюэ Кэ смутился и, приблизившись к ней, с улыбкой спросил:
— Как понимать ваши слова?
Баочань между тем незаметно скрылась в комнате.
Цзиньгуй хотела поддеть Сюэ Кэ, но, видя, как он растерянно заморгал глазами, отказалась от своего намерения. Надменность сменилась жалостью.
— Вы говорите, вас заставили выпить? — произнесла она.
— Ну конечно же, — отвечал Сюэ Кэ. — Да я и пить не умею.
— Это хорошо, что вы не пьете, — откликнулась Цзиньгуй, — а то напивались бы и скандалили, как ваш старший брат Сюэ Пань. Каково было бы вашей будущей жене? Жила бы она вдовой при живом муже! Как я!
Она исподтишка глянула на Сюэ Кэ и почувствовала, что краснеет.
Молодой человек догадался, к чему клонит Цзиньгуй, и решил ретироваться. Но Цзиньгуй схватила его за руку.
— Сестра! — вскричал Сюэ Кэ. — Вам следовало бы держаться поскромнее! — Он весь дрожал, а Цзиньгуй, отбросив всякий стыд, сказала:
— Прошу вас, зайдите ко мне, я хочу с вами поговорить по важному делу!
— Госпожа! Сянлин идет!
Цзиньгуй вздрогнула, обернулась к Баочань. Та заметила приближавшуюся Сянлин и поспешила предупредить госпожу.
Цзиньгуй испугалась, выпустила руку Сюэ Кэ, а тот не преминул поспешно скрыться.
Однако Сянлин, которой не могло и в голову подобное прийти, успела заметить, что Цзиньгуй тащит Сюэ Кэ к себе в комнату. С сильно бьющимся сердцем она повернула обратно, так и не навестив Баочань, к которой шла.
Цзиньгуй, напуганная и рассерженная, поглядела вслед удалявшемуся Сюэ Кэ и, бранясь, ушла в дом.
С этих пор она еще больше возненавидела Сянлин.
Баочай в это время была в комнатах матушки Цзя и там услышала от госпожи Ван, что Таньчунь собираются выдать замуж.
— Это сын нашего земляка, — сказала матушка Цзя. — Кстати, он бывал у нас в доме! И как это твой муж мне раньше ничего об этом не сказал!
— Так ведь и я не знала! — заметила госпожа Ван.
— Все это, конечно, хорошо, — проговорила матушка Цзя, — только дорога туда дальняя. И если Цзя Чжэна переведут в другое место, наша девочка окажется в одиночестве.
— Вряд ли его переведут. Ведь наши семьи служилые, — произнесла госпожа Ван. — Возможно, их переведут сюда или же мы туда переедем! Недаром говорят, листья падают ближе к корню! Начальство сватает, как ему откажешь?! Муж наверняка все решил, а к нам человека прислал совета спросить только приличия ради.
— Если вы оба согласны, тем лучше, — промолвила матушка Цзя. — Не знаю только, увижусь ли я когда-нибудь с Таньчунь. Вряд ли она сумеет побывать дома раньше, чем через два-три года.
У матушки Цзя по щекам покатились слезы.
— Девочки выросли, им пора замуж, — заметила госпожа Ван. — Выдашь дочь за местного чиновника, а кто поручится, что его не переведут в другое место?! Главное, чтобы дети счастливы были! Взять, к примеру, Инчунь! Живет совсем близко, а что толку! Вечно ссорится с мужем, дело доходит до того, что ее не кормят. А пошлем что-нибудь, — не передают. От мужа одни упреки. Будто мы у них деньги взяли и не возвращаем. Родных навестить — и то не разрешают. Не видать нашей девочке счастья! Я соскучилась и недавно послала женщин навестить ее, но Инчунь к ним даже не вышла. Тогда они сами пошли к ней. Смотрят, девочка наша в легком старом платьишке, а день был холодный. Заплакала она, умолять стала: «Не рассказывайте дома, как я тут мучаюсь. Это мне наказание за грехи! И присылать ничего не надо, ни из одежды, ни из съестного, — все равно не передадут да еще поколотят за то, что я будто бы жалуюсь». Подумать только, что все происходит почти у нас на глазах. От этого еще тяжелее! А отец с матерью равнодушны к страданиям дочери! Поистине девочке живется хуже, чем нашей самой последней служанке! Но у Таньчунь, я думаю, муж будет хороший, раз мой супруг согласился на сватовство. Хочу попросить вас, почтенная госпожа, назначить несколько слуг и выбрать счастливый день, когда можно будет отправить Таньчунь к месту службы отца. Дело важное, и подготовиться надо тщательно, чтобы муж мой остался доволен.
— Твой муж решил, ты и распорядись! — приказала матушка Цзя. — Выбери счастливый день и отправь девочку!
— Слушаюсь, — отозвалась госпожа Ван.
Баочай, слышавшая разговор госпожи Ван с матушкой Цзя, не осмеливалась произнести ни слова и лишь с горечью думала: «Таньчунь — самая умная из барышень нашей семьи, а сейчас ее отдают замуж в дальнюю местность. Поистине все меньше и меньше остается в доме достойных людей».
Вскоре госпожа Ван попрощалась с матушкой Цзя и вышла из комнаты, Баочай последовала за ней и возвратилась к себе, но ни словом не обмолвилась Баоюю о том, что слышала. Заметив сидевшую в одиночестве Сижэнь с вышиванием в руках, Баочай рассказала ей о предстоящем замужестве Таньчунь, чем очень огорчила девушку.
Между тем наложница Чжао, прослышав, что Таньчунь выдают замуж, обрадовалась.
«Эта девчонка больше всех презирает меня! — думала она. — Даже матерью не считает. Я для нее хуже служанки! А вот о других заботится! Когда в доме распоряжалась она, Цзя Хуань шагу ступить не смел. Уедет — нам станет свободнее! Уважения от нее не дождешься, и я со спокойной совестью могу пожелать ей такой доли, как Инчунь».
Чжао побежала к Таньчунь сообщить новость.
— Барышня, — не без злорадства произнесла она, — вы теперь будете занимать высокое положение. Разумеется, у мужа вам будет лучше, чем дома, и вам надо поскорее переехать к нему! Я хоть вас и растила, но благодарности за это не видела. Всегда плохой была для вас. И все же я надеюсь, что вы обо мне не забудете!
Слушая ее болтовню, Таньчунь не отрывалась от вышиванья и не произносила ни слова.
Так и ушла наложница Чжао, сдерживая негодование.
Оставшись одна, Таньчунь рассердилась, затем рассмеялась, потом ей стало обидно до слез, и, чтобы рассеять печаль, она отправилась навестить Баоюя.
— Сестрица, я слышал, ты была возле сестрицы Линь до самой ее кончины, — произнес Баоюй, как только Таньчунь вошла. — Говорят, в момент ее смерти откуда-то донеслись звуки музыки. Это, наверное, неспроста!
— Ты думаешь? — улыбнулась Таньчунь. — Впрочем, та ночь действительно была странной и музыка необычная, так что, возможно, ты прав!
Надо сказать, что сбор и перевозка хлеба были закончены в срок.
Однажды, когда дел не было и Цзя Чжэн читал у себя в кабинете, служитель принес письмо с казенной печатью, на конверте было написано:
«Градоначальник Хаймэня и других мест приказывает незамедлительно доставить сию бумагу в ямынь начальника по сбору хлебного налога провинции Цзянси».
Вскрыв письмо, Цзя Чжэн стал читать:
Прочитав письмо, Цзя Чжэн предался размышлениям.
«Помню, с Вами меня узы дружбы сроднили в Цзиньлине,
Как у тута с катальной, были чувства у нас глубоки.
А в минувшем году я по службе явился в столицу
И тогда очень рад был общению с Вами…
Покорили меня Ваша вежливость и теплота,
А потом согласились мы следовать старой традиции Чэнов и Чжу[60], —
Добродетель такую поныне забыть не могу!
И по той лишь причине, что служба меня занесла
В те края, где граница проходит по морю,
Я, боясь быть назойливо-грубым, Вам свои пожеланья не смел излагать
И досаду в душе подавлял, беспричинно вздыхая…
К счастью, ныне узнал, что в иные места призывает Вас долг, —
Значит, сбудется скоро надежда всей жизни моей!
А пока, вторя ласточкам, Вас поздравляю с обителью новой![61]
И хочу, оказавшись вблизи,
Получать наставленья от Вас, умудренного жизнью,
Ибо даже соседство шатра боевого вселяет отраду[62] и радует душу!
И хотя между нами бездонный лежит океан,
Все еще уповаю на то, что в жару
Удостоюсь от Вас я принять благодатную тень…[63]
Полагаю, что Вы на меня не обрушите холод презренья
И со мною, чужим человеком, решитесь сродниться…
Отрок мой, удостоенный Вашего доброго взгляда,
С неизменной надеждой взирает
На чистый и благоуханный цветок…
Если Вы не забыли былой уговор,
Присылайте того человека, кто может свершить сватовство.
Пусть невесте весьма продолжительный путь предстоит,
Надо, как говорится, «реку перейти»…
Встретить ста экипажами не обещаю, конечно,
Но сумею достойный найти для нее паланкин.
Настоящим письмом выражаю почтенье и счастья желаю
И прошу снисхожденья, если что-то не так написал.
…Жду ответного слова с застывшею кистью в руке…
С нижайшим поклоном Ваш младший брат Чжоу Чун».
«Поистине браки заключаются на небесах. В год приезда моего друга в столицу я как-то встретился с его сыном, и юноша мне очень понравился. Я как бы между прочим сказал, что охотно выдал бы за него Таньчунь. Но окончательного уговора о сватовстве не было, и я никому об этом не говорил. Потом меня назначили на должность в приморскую провинцию, и к этому разговору мы больше не возвращались. Не ожидал, что, как только буду повышен в чине, получу от него такое письмо! По положению семьи наши примерно равны, и его сын — прекрасная пара для Таньчунь. Жаль, что жена далеко. Надо ей написать, посоветоваться».
В это время появился привратник с письмом, Цзя Чжэна срочно вызывали в провинциальное управление к генерал-губернатору по каким-то делам. Цзя Чжэн не стал мешкать и тотчас отправился в путь.
На казенном подворье для приезжих чиновников, ожидая приема у генерал-губернатора, Цзя Чжэн увидел на столе целую стопу правительственных вестников. Стал их просматривать, и в вестнике ведомства наказаний ему бросилась в глаза фраза: «…доводится до всеобщего сведения дело уроженца Цзиньлина торговца Сюэ Паня…»
— Вот так дела! — взволнованно воскликнул Цзя Чжэн. — В правительственный вестник попал!
В сообщении говорилось о том, как Сюэ Пань убил Чжан Саня, а потом подкупил свидетелей, и те показали, будто убийство совершено непреднамеренно.
— Все кончено! — вскричал Цзя Чжэн и даже хлопнул рукой по столу.
Дальше говорилось:
«На основании сообщения генерал-губернатора столичного округа стало известно, что Сюэ Пань, уроженец Цзиньлина, проезжая через уезд Тайпин, остановился на ночь на постоялом дворе семьи Ли. С трактирным слугой Чжан Санем знаком не был. В такой-то день такого-то месяца такого-то года Сюэ Пань велел хозяину приготовить для него угощение и пригласил жителя уезда Тайпин некоего У Ляна вместе выпить вина. Вино показалось Сюэ Паню разбавленным, и он велел Чжан Саню его заменить. Чжан Сань отказался. Сюэ Пань в гневе хотел выплеснуть вино в лицо слуге, но чашка выскользнула из руки и угодила Чжан Саню в самое темя — он как раз наклонился, накрывая стол. Из раны хлынула кровь.
Хозяин бросился было на помощь, но поздно, пострадавший скончался.
Мать Чжан Саня, урожденная Чжан Ван, сообщила об убийстве сельскому старосте и подала жалобу начальнику уезда. Из уездного управления прибыл следователь; он обнаружил на черепе убитого трещину в один вершок и три доли, а также рану на пояснице, о чем и был составлен соответствующий протокол, после чего дело передали в областной суд. Суд признал, что Сюэ Пань нечаянно выронил чашку из рук, и определил убийство как непреднамеренное.
Тщательно проверив материалы дела, мы обратили внимание на показания родственников убитого и свидетелей, данные в начале следствия. Они не совпадают с последующими. Мы сверились с соответствующей статьей свода законов, где сказано: «Смертельный исход борьбы или драки определяется как убийство. Лишь в том случае, если действие не подходит под определение борьбы или драки, но результатом все равно является смерть одного из участников, его следует рассматривать как непреднамеренное убийство».
Посему поручено вышеуказанному генерал-губернатору выяснить подлинные обстоятельства дела и представить соответствующее донесение.
Ныне, основываясь на донесении генерал-губернатора, сообщаем: когда Чжан Сань отказался заменить вино, Сюэ Пань в состоянии опьянения схватил его за правую руку и нанес удар кулаком по пояснице. Чжан Сань ответил бранью, тогда Сюэ Пань швырнул в него чашкой, чашка попала в темя, в темени появилась трещина, и Чжан Сань скончался от потери крови. Сюэ Пань тотчас же заключен был под стражу по обвинению в убийстве, а У Лян взят на заметку как соучастник.
Начальников уезда и области за искажение фактов считаем необходимым…» В конце стояла приписка: «Настоящее дело еще не закончено».
Цзя Чжэн, который по просьбе тетушки Сюэ в свое время обращался к начальнику уезда с ходатайством по этому делу, заволновался: ведь если дойдет до государя и он окажется втянутым в эту историю, неприятностей не миновать.
Следующий номер вестника с перечислением различных мелких провинностей чиновников Цзя Чжэн лишь полистал и отложил в сторону. Читать больше не хотелось, тревога росла.
В таком состоянии Цзя Чжэна и застал Ли Шиэр.
— Прошу вас, господин, выйти в главный зал, — сказал он, — в ямыне правителя уже дважды ударили в барабан.
Цзя Чжэн от расстройства пропустил слова Ли Шиэра мимо ушей, и тот вынужден был повторить.
— Какой может быть теперь приговор? — вырвалось у Цзя Чжэна.
— Чем вы обеспокоены, господин? — удивился Ли Шиэр.
Цзя Чжэн рассказал ему о сообщении в правительственном вестнике.
— Не волнуйтесь, господин, такое решение высоких инстанций лишь на пользу господину Сюэ Паню! — заверил его Ли Шиэр. — Еще в столице я слышал, как старший господин Сюэ Пань привел в кабак каких-то баб, напоил, а потом ни с того ни с сего чуть не до смерти избил слугу. Дело приняло такой оборот, что пришлось вмешаться не только начальнику уезда, но и начальнику повыше. Даже второй господин Цзя Лянь раскошелился, чтобы замять дело. Удивляюсь, как об этом не стало известно в ведомстве! Хотя дело получило огласку, все равно чиновник чиновника покрывает. Допустим, они признаются, что вели дело неправильно — в худшем случае за это могут уволить со службы, но разве кто-нибудь скажет, что ему за это платили?! Не беспокойтесь, господин, как-нибудь обойдется. Я все подробно разузнаю, а вы идите в зал, не задерживайтесь!
— Да что ты понимаешь! — воскликнул Цзя Чжэн. — Мне жаль того начальника уезда, который из-за жадности потеряет должность, а то и понесет наказание!
— Сейчас не время об этом думать, — возразил Ли Шиэр. — Вас заждались, идите, господин!
Если хотите знать, по какому делу генерал-губернатор вызвал Цзя Чжэна, прочтите следующую главу.
Глава сотая
Случайно помешавшая неблаговидному делу Сянлин навлекает на себя ненависть;
неотступно думающий об уезжающей сестре Баоюй осознает горечь разлуки
Итак, Цзя Чжэн отправился к генерал-губернатору, долго не возвращался, и дожидавшиеся его люди терялись в догадках.
Ли Шиэр попытался навести справки, но ничего толком узнать не мог; потом вспомнил про сообщение в вестнике и забеспокоился.
Не успел Цзя Чжэн появиться, как Ли Шиэр бросился навстречу, и они вместе отправились домой. Улучив момент, когда поблизости никого не было, Ли Шиэр спросил:
— Что-нибудь важное, господин? Почему вы так задержались?
— Ничего особенного, — отвечал Цзя Чжэн. — Начальник уездного города Чжэньхай, родственник его превосходительства, попросил в письме переговорить со мной, хочет женить сына на моей дочери. Мы заговорились, и на прощание генерал-губернатор сказал: «Теперь мы с вами породнимся».
Известие не только обрадовало Ли Шиэра, но и придало ему уверенности, и он всячески старался склонить Цзя Чжэна к согласию на сватовство. Однако Цзя Чжэну было не до того. Опасаясь неприятностей из-за истории с Сюэ Панем, он решил послать одного из слуг в столицу разузнать, как обстоят дела, а заодно сообщить матушке Цзя, что начальник уезда сватает Таньчунь за своего сына, и если матушка Цзя согласна, пусть отправит девушку к нему, Цзя Чжэну.
Получив повеление, слуга поспешил в столицу, передал госпоже Ван письмо, а затем навел справки в ведомстве чинов и выяснил, что начальник уезда Тайпин снят с должности, а за Цзя Чжэном никаких провинностей не числится. Он поспешил письмом успокоить своего господина, а сам остался в столице в ожидании дальнейших указаний.
А сейчас вернемся к тетушке Сюэ. Не счесть, сколько денег потратила она на подношения чиновникам из разных ямыней, добиваясь решения о непреднамеренном убийстве. Она уже готовилась продать лавку, чтобы на вырученную сумму откупить сына от наказания, но неожиданно ведомство отменило решение суда, и ей снова пришлось тратиться на подношения. Однако ничего не помогло, высшие инстанции сочли убийство преднамеренным, и Сюэ Паню грозила смертная казнь. Он по-прежнему находился в тюрьме в ожидании осеннего заседания большого суда, когда ему должны были объявить приговор.
Тетушка Сюэ плакала дни и ночи.
Баочай часто ее навещала, старалась утешить.
— Старшему брату судьба поистине не благоприятствует, — говорила она. — Получил такое большое наследство от предков и не сумел сберечь. Вспомните историю с Сянлин, когда мы жили на юге! Благо еще, помогли влиятельные родственники и убийство обошлось нам в незначительную сумму. Брату, казалось бы, следовало образумиться, подумать о том, как стать опорой для матери, а он, приехав в столицу, взялся за старое! Уж столько вы из-за него горя вытерпели, столько слез выплакали! Женили его, думали, остепенится, но судьба послала ему непутевую жену, и старший брат бежал от нее без оглядки! Есть мудрая пословица: «Люди, связанные судьбой, непременно встретятся на узкой дорожке». Не прошло и нескольких дней, как он лишил человека жизни! Вы и брат Сюэ Кэ не жалели сил, чтобы его выручить: и подношения посылали чиновникам, и о заступничестве молили. Но суждено ему, видно, возмездие за грехи! Родители вправе рассчитывать на поддержку детей в старости. Даже в семьях низкого происхождения сын старается заработать на чашку риса для матери. А у нас сын промотал все наследство и заставляет старую мать обливаться слезами! Простите мне, мама, мою непочтительность, но старший брат поступает не как сын, а как враг! Вы не хотите этого понять, целые дни плачете, да еще от невестки терпите! А я!.. У меня нет возможности часто приходить утешать вас! Хотя Баоюй не в себе, а отпускать меня не желает. И я потеряла покой, зная, как вы убиваетесь! Недавно от отца Баоюя пришло письмо, он что-то прочел в правительственном вестнике и так испугался, что послал в столицу слугу разузнать поточнее, в чем дело, и, если возможно, как-то уладить его. Да, брат много доставил хлопот. Хорошо еще, что я с вами рядом! А живи я в чужих краях, при подобном известии покончила бы с собой! Прошу вас, мама, берегите себя! Пока жив брат, приведите в порядок наши торговые дела! Позовите приказчика, велите выяснить, сколько мы должны и сколько нам должны, и подсчитайте, останутся ли у нас какие-то деньги.
Тетушка Сюэ, не переставая плакать, говорила дочери:
— Ты всегда утешаешь меня, а не знаешь того, что нас исключили из числа поставщиков императорского двора, обе лавки проданы и деньги полностью израсходованы! Осталась только закладная лавка, да и то приказчик сбежал, растратив несколько тысяч лянов серебра, и теперь на нас подали в суд, требуя возмещения убытков. Сюэ Кэ собирает долги с должников в провинции — вот все, на что мы можем рассчитывать. Я намеревалась взять деньги из тех лавок, что на юге, и, кроме того, выручить какую-то сумму от продажи домов. Но третьего дня мне сообщили, будто наша закладная лавка на юге прогорела и закрылась! Если это правда, твоей матери остается лишь покончить с собой.
Тут тетушка Сюэ в голос заплакала.
— Не беспокойтесь о деньгах, мама, — промолвила Баочай, — ведь финансовыми делами занимается брат Сюэ Кэ. Досадно только, что приказчики все сбежали, как только поняли, что мы разорились. Мало того, я слышала, они помогают кое-кому вымогать у нас деньги! Мой брат, видимо, не разбирался в людях, с кем попало водился! Дружки вечно старались выпить да поесть за его счет, а в тяжелую минуту скрылись! Если вы меня любите, мама, послушайте, что я вам скажу: вы уже в летах и должны прежде всего заботиться о своем здоровье. Не бойтесь, вам никогда не придется жить в нужде. Оставшуюся в доме утварь и одежду отдадим жене старшего брата — ничего не поделаешь! Я вижу, слуги не хотят больше оставаться у нас, что же, пусть уходят! Жаль только Сянлин, она столько выстрадала, хорошо бы ей остаться с вами. Если что-нибудь понадобится, я охотно с вами поделюсь, и, надеюсь, муж мой не станет возражать. Барышня Сижэнь так отзывчива и добра, так сочувствует нам! Даже плачет. Что же до Баоюя, то он считает, что с моим братом ничего не случится, и поэтому не волнуется. Знай он всю правду, пожалуй, перепугался бы до смерти!
— Милая доченька! — сказала тетушка Сюэ. — Ты лучше ничего ему не рассказывай! Не надо его волновать. И так он из-за барышни Линь чуть не умер. И если опять заболеет, не только тебе придется страдать, но и я останусь на старости лет без опоры!
— И я так думаю, — кивнула Баочай. — Поэтому стараюсь ему ничего не рассказывать.
Разговор их внезапно был прерван истошными криками Цзиньгуй:
— Мне больше жизнь не дорога! Все равно мой муж не вернется! Пойдем в суд! Нечего прятаться!
Страшная, со всклокоченными волосами, Цзиньгуй стала биться головой о дощатую перегородку.
У тетушки Сюэ от ужаса глаза полезли на лоб, она не могла вымолвить ни слова.
Хорошо, что Баочай была здесь и кое-как сумела утихомирить Цзиньгуй.
— Сестра! — кричала Цзиньгуй. — Ты вышла замуж! Вы живете в мире и согласии, а я одна-одинешенька, зачем мне беречь свое доброе имя?
Она вскочила и хотела бежать к своей матери, но служанки уговорили ее возвратиться. Частые припадки буйства Цзиньгуй так напугали Баоцинь, что та не решалась появляться ей на глаза.
Когда Сюэ Кэ был дома, Цзиньгуй пудрилась, румянилась, подводила брови, наряжалась, а проходя мимо комнат, в которых жил Сюэ Кэ, нарочито громко кашляла и спрашивала, кто дома. С Сюэ Кэ она жеманничала, болтала о разных пустяках, то сердилась, то смеялась. Служанки, завидев ее, разбегались, но она ничего не замечала и по совету Баочань думала лишь о том, как соблазнить Сюэ Кэ.
Сюэ Кэ же всячески ее избегал, но при встрече старался держаться любезно, опасаясь, как бы она не сыграла с ним злую шутку.
В своей слепой страсти Цзиньгуй терзалась сомнениями, искренна ли любезность Сюэ Кэ или он притворяется. Не давало покоя и еще одно обстоятельство: Сюэ Кэ частенько прибегал к услугам Сянлин — отдавал на хранение вещи, в стирку белье. Стоило Цзиньгуй застать их за разговором, как они тотчас умолкали и расходились. Цзиньгуй мучила жгучая ревность. Она хотела возненавидеть Сюэ Кэ, но не могла и всю свою ненависть перенесла на Сянлин. Однако боялась причинить девушке какой-либо вред. Это могло оттолкнуть от нее Сюэ Кэ. Поэтому приходилось Цзиньгуй таить свою злобу в себе.
Однажды Баочань, хихикая, спросила у Цзиньгуй:
— Вы видели сейчас второго господина Сюэ Кэ?
— Не видела.
— Поистине он не заслуживает доверия, — продолжала Баочань. — Говорил, что не пьет, когда вы посылали ему вино, а тут смотрю, идет в покои вашей свекрови пьяненький, с красным лицом. Не верите — подождите его у ворот! Когда он будет возвращаться, перемолвитесь с ним словечком и сами убедитесь!
— Да он не скоро оттуда выйдет! — произнесла раздосадованная Цзиньгуй. — И о чем говорить с ним, если он не питает ко мне никаких чувств?
— Вы не правы, госпожа, — возразила Баочань. — Если он будет с вами любезен, мы будем отвечать тем же, а начнет грубить — подумаем, что делать!
Цзиньгуй послушалась Баочань и приказала ей доложить, когда появится Сюэ Кэ.
Баочань ушла, а Цзиньгуй села к зеркалу, подкрасила губы, накинула пестрый платок и нерешительно направилась к выходу, припоминая, все ли она сделала.
— Вы сегодня так веселы, второй господин! — услышала она голос Баочань. — Где же это вы пили вино?
Баочань говорила нарочито громко, чтобы Цзиньгуй слышала, и та не замедлила появиться.
Сюэ Кэ в это время говорил Баочань:
— Нынче у господина Чжана радостный день, и меня заставили выпить полчарки. Лицо до сих пор горит!
— Конечно, у чужих пить интереснее, чем у своих, — подхватила Цзиньгуй, появляясь в дверях.
Сюэ Кэ смутился и, приблизившись к ней, с улыбкой спросил:
— Как понимать ваши слова?
Баочань между тем незаметно скрылась в комнате.
Цзиньгуй хотела поддеть Сюэ Кэ, но, видя, как он растерянно заморгал глазами, отказалась от своего намерения. Надменность сменилась жалостью.
— Вы говорите, вас заставили выпить? — произнесла она.
— Ну конечно же, — отвечал Сюэ Кэ. — Да я и пить не умею.
— Это хорошо, что вы не пьете, — откликнулась Цзиньгуй, — а то напивались бы и скандалили, как ваш старший брат Сюэ Пань. Каково было бы вашей будущей жене? Жила бы она вдовой при живом муже! Как я!
Она исподтишка глянула на Сюэ Кэ и почувствовала, что краснеет.
Молодой человек догадался, к чему клонит Цзиньгуй, и решил ретироваться. Но Цзиньгуй схватила его за руку.
— Сестра! — вскричал Сюэ Кэ. — Вам следовало бы держаться поскромнее! — Он весь дрожал, а Цзиньгуй, отбросив всякий стыд, сказала:
— Прошу вас, зайдите ко мне, я хочу с вами поговорить по важному делу!
— Госпожа! Сянлин идет!
Цзиньгуй вздрогнула, обернулась к Баочань. Та заметила приближавшуюся Сянлин и поспешила предупредить госпожу.
Цзиньгуй испугалась, выпустила руку Сюэ Кэ, а тот не преминул поспешно скрыться.
Однако Сянлин, которой не могло и в голову подобное прийти, успела заметить, что Цзиньгуй тащит Сюэ Кэ к себе в комнату. С сильно бьющимся сердцем она повернула обратно, так и не навестив Баочань, к которой шла.
Цзиньгуй, напуганная и рассерженная, поглядела вслед удалявшемуся Сюэ Кэ и, бранясь, ушла в дом.
С этих пор она еще больше возненавидела Сянлин.
Баочай в это время была в комнатах матушки Цзя и там услышала от госпожи Ван, что Таньчунь собираются выдать замуж.
— Это сын нашего земляка, — сказала матушка Цзя. — Кстати, он бывал у нас в доме! И как это твой муж мне раньше ничего об этом не сказал!
— Так ведь и я не знала! — заметила госпожа Ван.
— Все это, конечно, хорошо, — проговорила матушка Цзя, — только дорога туда дальняя. И если Цзя Чжэна переведут в другое место, наша девочка окажется в одиночестве.
— Вряд ли его переведут. Ведь наши семьи служилые, — произнесла госпожа Ван. — Возможно, их переведут сюда или же мы туда переедем! Недаром говорят, листья падают ближе к корню! Начальство сватает, как ему откажешь?! Муж наверняка все решил, а к нам человека прислал совета спросить только приличия ради.
— Если вы оба согласны, тем лучше, — промолвила матушка Цзя. — Не знаю только, увижусь ли я когда-нибудь с Таньчунь. Вряд ли она сумеет побывать дома раньше, чем через два-три года.
У матушки Цзя по щекам покатились слезы.
— Девочки выросли, им пора замуж, — заметила госпожа Ван. — Выдашь дочь за местного чиновника, а кто поручится, что его не переведут в другое место?! Главное, чтобы дети счастливы были! Взять, к примеру, Инчунь! Живет совсем близко, а что толку! Вечно ссорится с мужем, дело доходит до того, что ее не кормят. А пошлем что-нибудь, — не передают. От мужа одни упреки. Будто мы у них деньги взяли и не возвращаем. Родных навестить — и то не разрешают. Не видать нашей девочке счастья! Я соскучилась и недавно послала женщин навестить ее, но Инчунь к ним даже не вышла. Тогда они сами пошли к ней. Смотрят, девочка наша в легком старом платьишке, а день был холодный. Заплакала она, умолять стала: «Не рассказывайте дома, как я тут мучаюсь. Это мне наказание за грехи! И присылать ничего не надо, ни из одежды, ни из съестного, — все равно не передадут да еще поколотят за то, что я будто бы жалуюсь». Подумать только, что все происходит почти у нас на глазах. От этого еще тяжелее! А отец с матерью равнодушны к страданиям дочери! Поистине девочке живется хуже, чем нашей самой последней служанке! Но у Таньчунь, я думаю, муж будет хороший, раз мой супруг согласился на сватовство. Хочу попросить вас, почтенная госпожа, назначить несколько слуг и выбрать счастливый день, когда можно будет отправить Таньчунь к месту службы отца. Дело важное, и подготовиться надо тщательно, чтобы муж мой остался доволен.
— Твой муж решил, ты и распорядись! — приказала матушка Цзя. — Выбери счастливый день и отправь девочку!
— Слушаюсь, — отозвалась госпожа Ван.
Баочай, слышавшая разговор госпожи Ван с матушкой Цзя, не осмеливалась произнести ни слова и лишь с горечью думала: «Таньчунь — самая умная из барышень нашей семьи, а сейчас ее отдают замуж в дальнюю местность. Поистине все меньше и меньше остается в доме достойных людей».
Вскоре госпожа Ван попрощалась с матушкой Цзя и вышла из комнаты, Баочай последовала за ней и возвратилась к себе, но ни словом не обмолвилась Баоюю о том, что слышала. Заметив сидевшую в одиночестве Сижэнь с вышиванием в руках, Баочай рассказала ей о предстоящем замужестве Таньчунь, чем очень огорчила девушку.
Между тем наложница Чжао, прослышав, что Таньчунь выдают замуж, обрадовалась.
«Эта девчонка больше всех презирает меня! — думала она. — Даже матерью не считает. Я для нее хуже служанки! А вот о других заботится! Когда в доме распоряжалась она, Цзя Хуань шагу ступить не смел. Уедет — нам станет свободнее! Уважения от нее не дождешься, и я со спокойной совестью могу пожелать ей такой доли, как Инчунь».
Чжао побежала к Таньчунь сообщить новость.
— Барышня, — не без злорадства произнесла она, — вы теперь будете занимать высокое положение. Разумеется, у мужа вам будет лучше, чем дома, и вам надо поскорее переехать к нему! Я хоть вас и растила, но благодарности за это не видела. Всегда плохой была для вас. И все же я надеюсь, что вы обо мне не забудете!
Слушая ее болтовню, Таньчунь не отрывалась от вышиванья и не произносила ни слова.
Так и ушла наложница Чжао, сдерживая негодование.
Оставшись одна, Таньчунь рассердилась, затем рассмеялась, потом ей стало обидно до слез, и, чтобы рассеять печаль, она отправилась навестить Баоюя.
— Сестрица, я слышал, ты была возле сестрицы Линь до самой ее кончины, — произнес Баоюй, как только Таньчунь вошла. — Говорят, в момент ее смерти откуда-то донеслись звуки музыки. Это, наверное, неспроста!
— Ты думаешь? — улыбнулась Таньчунь. — Впрочем, та ночь действительно была странной и музыка необычная, так что, возможно, ты прав!