— Не гневайтесь на меня, почтенный господин! Только бедность толкнула меня на бесчестный поступок. Яшму я подделал, но подношу ее молодому господину в подарок! — Он не переставал отбивать поклоны.
   — Ах ты, скотина! — бушевал Цзя Лянь. — Только этой дряни нам в доме не хватало!
   Тут вошел Лай Да и с улыбкой обратился к Цзя Ляню:
   — Этот ничтожный человек недостоин вашего гнева, второй господин! Пощадите его, и пусть убирается на все четыре стороны!
   — Безобразие! — кричал Цзя Лянь, а Лай Да ему поддакивал.
   — Глупый пес! — вторили слуги. — Вымоли у господ прощение — и вон отсюда! Или ты ждешь, чтобы тебе надавали пинков?!
   Человек еще раз поклонился и, схватившись за голову, убежал, словно перепуганная крыса.
   И пошли по улицам гулять слухи:
   — Цзя Баоюй распознал «цзя баоюй»[57] — фальшивую яшму.
 
   Цзя Чжэн между тем возвратился после визитов домой.
   Праздник фонарей близился к концу, и никто не решался господина сердить. Поэтому слуги ничего не сказали про фальшивую яшму. Во дворце Жунго по случаю праздника устроили семейное пиршество, но все были подавлены и печальны — недавно умерла Юаньчунь, а теперь заболел Баоюй. Праздник прошел тихо, и рассказывать о нем мы не будем.
   Наступил наконец семнадцатый день первого месяца, и госпожа Ван с нетерпением ждала прибытия брата в столицу. Неожиданно вошла Фэнцзе и сказала:
   — Второй господин Цзя Лянь от кого-то слышал, что наш старший господин Ван Цзытэн по дороге в столицу неожиданно заболел и умер. Вам известно об этом, госпожа?
   — Нет! Мне никто ничего не сказал, — взволнованно ответила госпожа Ван. — А где Цзя Лянь слышал об этом?
   — В доме тайного советника Чжана, — ответила Фэнцзе.
   Из глаз госпожи Ван хлынули слезы, но она тут же их вытерла и сказала:
   — Пусть Цзя Лянь разузнает поподробней и сообщит мне!
   После ухода Фэнцзе госпожа Ван тихонько заплакала. Только что умерла Юаньчунь, а теперь вот скончался брат. И за Баоюя тревожно. На семью обрушиваются несчастье за несчастьем. На душе у госпожи Ван было очень тяжело.
   Пришел Цзя Лянь и сообщил подробности кончины Ван Цзытэна.
   — Дядюшка от чрезмерной спешки в пути сильно устал, — рассказывал Цзя Лянь, — а потом простудился. Прибыв в деревню Шилитунь, послал за врачом, но разве найдешь в этом захолустье хорошего доктора? Деревенский лекарь прописал лекарство, дядя принял его и умер. Где его семья, не знаю. Она ехала следом за ним.
   Госпожа Ван впала в отчаяние. Сердце защемило от боли. Она велела Цзя Ляню обо всем рассказать Цзя Чжэну и с помощью Цайюнь легла на кан.
   Узнав эту печальную новость, Цзя Чжэн сказал Цзя Ляню:
   — Немедля собирайся в дорогу, надо помочь с похоронами. Только смотри не задерживайся, не волнуй жену!
   Цзя Лянь попрощался и отправился в путь.
   Цзя Чжэн тяжело переживал постигшие семью утраты, к тому же заболел Баоюй, госпожа Ван жаловалась на боли в сердце.
   В тот год в столице шла проверка деятельности чиновников, и Ведомство работ аттестовало Цзя Чжэна как одного из лучших, в связи с чем во втором месяце он был вызван на аудиенцию к государю.
   Зная Цзя Чжэна как усердного и неподкупного чиновника, государь назначил его начальником по сбору хлебного налога в провинции Цзянси.
   Цзя Чжэн поблагодарил государя за милость и доложил день отбытия к месту службы. К Цзя Чжэну приходили с поздравлениями многочисленные родственники и друзья, но у него не было ни малейшего желания их принимать из-за постигших семью бед. Однако задерживаться с отъездом он не решался.
   Цзя Чжэн был погружен в раздумья, когда его позвала матушка Цзя. Пришла к ней и госпожа Ван.
   — Ты скоро отправишься к месту службы, и я хочу тебе кое-что сказать. Быть может, до тебя уже дошли слухи об этом.
   Матушка Цзя уронила слезу.
   — Я слушаю вас, матушка, приказывайте! — проговорил Цзя Чжэн, приподнявшись с места. — Любое ваше слово для меня закон!
   — Мне уже за восемьдесят, — прерывающимся голосом произнесла матушка Цзя. — В отставку ты выйти не можешь, сославшись на старость родителей, ибо твой старший брат живет дома. Ты уедешь в провинцию, и самым дорогим для меня из всех родных останется Баоюй. Он тяжело болен. Вчера я велела жене Лай Шэна пойти погадать о его дальнейшей судьбе.
   Гадатель сказал, что Баоюя надо женить на девушке, чья судьба связана со стихией металла; только это может его спасти. Иначе ни за что ручаться нельзя. Предсказаниям ты не веришь, я знаю, но все же позвала тебя, чтобы посоветоваться. Кстати и жена твоя здесь. Хотите, чтобы Баоюй выздоровел? Или положимся на судьбу?
   — Матушка, вы всегда любили меня, как же я могу не любить сына?! — взволнованно произнес Цзя Чжэн. — Огорчает меня лишь его нерадение в учебе, то, что я не могу, как говорится, железо превратить в сталь. Ваше намерение женить его, матушка, вполне справедливо! Я, как и вы, желаю своему сыну счастья и очень обеспокоен его болезнью. Но вы не разрешаете мне с ним видеться, и я не смею настаивать.
   Госпожа Ван, не спускавшая глаз с мужа, видела, что он с трудом сдерживает слезы. Она поняла, как тяжело у него на душе, и сделала знак Сижэнь привести Баоюя.
   Сижэнь пошла за юношей, подвела его к отцу и велела справиться о здоровье. Баоюй, словно заводной, совершил приветственную церемонию.
   Осунувшееся лицо, потускневшие глаза и безумный взгляд потрясли Цзя Чжэна, и он сделал знак поскорее увести сына, а сам подумал: «Мне скоро шестьдесят, я должен ехать в далекую провинцию. Вернусь ли домой, не знаю. Если с мальчиком что-нибудь случится, я на старости лет останусь без прямых потомков — мой внук Цзя Лань не в счет. Между нами целое поколение; к тому же матушка души не чает в Баоюе, и я буду считать себя виновным, если не спасу его».
   Скользнув взглядом по заплаканному лицу госпожи Ван, он еще больше обеспокоился — здоровье жены оставляло желать лучшего.
   — Матушка, — произнес он, вставая, — как вы скажете, так и будет, — разве я посмею перечить, если вы хотите устроить счастье своего внука? Вы лучше моего знаете жизнь. У вас такой опыт! Не знаю только, договорились ли вы с тетушкой Сюэ!
   — Тетушка Сюэ в общем-то согласна, — поспешила ответить госпожа Ван. — А со свадьбой мы не торопимся из-за истории с Сюэ Панем.
   — И это правильно, — промолвил Цзя Чжэн. — Как может девушка выходить замуж, если ее старший брат в тюрьме? Смерть гуйфэй хотя и не может помешать заключению брака, но гуйфэй приходилась Баоюю старшей сестрой, и ему полагается девять месяцев носить по ней траур. А раз так, то и ему пока жениться нельзя. К тому же близится день моего отъезда, и если бы даже мы захотели устроить свадьбу, все равно не успели бы. А отложить отъезд невозможно!
   «Он прав, — подумала матушка Цзя. — Но ждать так долго нельзя, ведь Цзя Чжэн уедет. А если Баоюю станет хуже? Нет, придется поступиться установленными правилами».
   — Если ты согласен на этот брак, — сказала матушка Цзя, — я берусь все устроить сама. Мы с твоей женой прямо сейчас поедем к тетушке Сюэ договариваться. А Сюэ Кэ попросим съездить к Сюэ Паню, все рассказать и объяснить, что от этой свадьбы зависит жизнь Баоюя. Уверена, он возражать не станет. Нехорошо, конечно, устраивать свадьбу во время траура, да и Баоюй тяжело болен. Как его женить? Поэтому устроим брачную церемонию только для вида, чтобы взбодрить Баоюя, вывести его из состояния безразличия. Брак этот — радость для обеих семей, детей наших — золото и яшму — связала судьба, даже гороскоп не потребуется — надо лишь выбрать счастливый день и отправить в дом невесты подарки, приличествующие положению нашей семьи. Затем выбрать день для брачной церемонии и совершить ее по-домашнему, без шума. Невесту доставим в дом в паланкине с восемью носильщиками, впереди слуги понесут двенадцать пар фонарей. По обычаю, существующему на юге, молодые совершат поклоны Небу и Земле, затем сядут под пологом, и мы осыплем их зерном.
   Баочай — умница, за нее можно не беспокоиться. И за Сижэнь тоже. Они будут удерживать Баоюя от опрометчивых поступков. Так даже лучше. Сижэнь с Баочай поладят. Кстати, тетушка Сюэ рассказывала, что один монах увидел у Баочай золотой замок и предсказал, что она непременно выйдет замуж за обладателя яшмы. Как знать, может быть, приезд Баочай предначертан самой судьбой? Тут трудно что-нибудь сказать. Но разве не будет для всех нас счастьем, если Баоюй выздоровеет? А пока нужно обставить как надо комнаты. Ни друзей, ни родственников звать не будем, пиршество устроим, когда пройдет траур по гуйфэй и Баоюй поправится. Если сделать так, как я говорю, то вполне управимся. Да и ты уедешь со спокойной душой, зная, что женил сына.
   План матушки Цзя не очень понравился Цзя Чжэну, но перечить он не посмел и, через силу улыбнувшись, произнес:
   — Вы замечательно все придумали, матушка! Нужно только строго-настрого запретить прислуге болтать о свадьбе. Одно меня беспокоит — не станет ли возражать тетушка Сюэ. Если не станет, мы сделаем все, как вы предлагаете, матушка!
   — С тетушкой я все улажу сама, — оборвала его матушка Цзя, — ты можешь идти!
   Цзя Чжэн вышел с чувством смутного беспокойства. Перед отъездом ему надо было получить грамоту в ведомстве, принимать родных и друзей, приходивших с различными просьбами. Как говорится, хлопот полон рот. Поэтому приготовления к свадьбе он, по совету матушки Цзя, поручил госпоже Ван и Фэнцзе. Единственное, что он сделал, это выбрал для новобрачных дом из двадцати комнат, неподалеку от личных покоев госпожи Ван, позади зала Процветания и счастья.
   Матушка Цзя ничего не решала без Цзя Чжэна, но он на все соглашался и лишь поддакивал ей.
   Однако об этом речь впереди.
   Итак, Баоюй повидался с отцом, и Сижэнь увела его во внутренние покои, где усадила на кан. Поскольку Цзя Чжэн все еще находился у матушки Цзя во внешних покоях, никто не осмеливался разговаривать с Баоюем, и он погрузился в дремоту.
   Из разговора Цзя Чжэна с матушкой Цзя он не услышал ни слова. Зато услышали Сижэнь и остальные служанки. Они, собственно, уже знали о помолвке Баоюя, но от посторонних людей, верили в это, поскольку Баочай совершенно перестала появляться у них, но уверенности не было. Однако теперь все их сомнения рассеялись. И они обрадовались.
   «Поистине старая госпожа сделала замечательный выбор! — подумала Сижэнь. — Баоюй и Баочай прекрасная пара. И мне повезло! По крайней мере станет легче, если она придет в дом. Но ведь сердце его принадлежит другой. Хорошо, что он не слышал этого разговора, не то учинил бы скандал!»
   При этой мысли радость ее померкла, и она продолжала размышлять, но уже о другом: «Как же все-таки быть? Разве знает старая госпожа о сокровенных чувствах Баоюя к Дайюй? Она думает, Баоюй обрадуется предстоящей свадьбе и сразу выздоровеет! А что, если его чувства к Дайюй не изменились?! Недаром при первой встрече с Дайюй он хотел разбить свою яшму. Потом, это было летом, когда мы с ним повстречались в саду, он принял меня за Дайюй и стал говорить о своей любви. А как он плакал и убивался, когда Цзыцзюань в шутку сказала, будто Дайюй уезжает…
   Конечно, если он совсем потерял разум, то отнесется к этой новости безразлично. А если хоть что-то соображает, это может его просто убить. Придется поговорить с госпожой. Это мой долг. Иначе могут оказаться несчастными сразу три человека!»
   Как только Цзя Чжэн ушел, Сижэнь оставила Баоюя на попечение Цювэнь, а сама отправилась к госпоже Ван и попросила ее пройти во внутренние покои. Матушка Цзя подумала, что Баоюю что-либо понадобилось, и приходу девушки не придала особого значения, поглощенная мыслями о том, какие подарки послать невесте и как устроить свадебный обряд.
   Пройдя во внутреннюю комнату, Сижэнь бросилась перед госпожой на колени и заплакала. Теряясь в догадках, госпожа Ван взволнованно спросила:
   — Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?
   — Я не должна была вам этого говорить, но иного выхода нет! — воскликнула Сижэнь.
   — Рассказывай, — ласково произнесла госпожа Ван. — Только не торопись!
   — Баоюй и Баочай — прекрасная пара! Что и говорить, — начала Сижэнь. — Но к кому Баоюя больше влечет — к барышне Баочай или к барышне Дайюй?
   — Конечно к Дайюй, — отвечала госпожа Ван. — Ведь они дружны с самого детства!
   — Я не об этом, — возразила Сижэнь и принялась рассказывать об отношениях Баоюя и Дайюй, а потом промолвила: — Да что это я вам говорю, вам и так все известно, вот только о моем разговоре с Баоюем однажды в саду вы не знаете.
   — Я и сама кое-что замечала, — проговорила госпожа Ван, коснувшись руки Сижэнь. — А сейчас лишний раз убедилась в этом. Но ведь он, наверное, слышал сегодняшний разговор? Какое он произвел на него впечатление? Ты не заметила?
   — Дело в том, — отвечала Сижэнь, — что Баоюй, когда с ним говорят, хоть и улыбается, но ничего не понимает. А в остальное время дремлет.
   — Как же быть? — нерешительно произнесла госпожа Ван.
   — Я всего-навсего ваша рабыня, госпожа, — сказала Сижэнь, — и обязана все вам рассказать, а вы можете доложить старой госпоже и посоветоваться, что делать.
   — Ладно, иди, — махнула рукой госпожа Ван. — Сейчас у старой госпожи полно людей, неудобно. Но я выберу время и поговорю с ней. Что-нибудь придумаем.
   Она вышла из комнаты и отправилась к матушке Цзя.
   Матушка Цзя в это время беседовала с Фэнцзе, но, увидев госпожу Ван, прервала разговор и спросила:
   — О чем это вы секретничали с Сижэнь?
   Воспользовавшись случаем, госпожа Ван не преминула рассказать матушке Цзя все, что ей было известно о чувствах Баоюя к Дайюй. Матушка Цзя выслушала ее, подумала и сказала:
   — Бог с ней, с Дайюй, а вот если у Баоюя к ней серьезные чувства, могут возникнуть осложнения.
   — Какие еще осложнения, — промолвила Фэнцзе. — Я уже кое-что придумала, не знаю только, согласится ли тетушка.
   — Если придумала, расскажи старой госпоже, — вмешалась госпожа Ван, — а потом вместе обсудим!
   — Сейчас надо, как говорится, забросить удочку! — сказала Фэнцзе.
   — Что это значит? — удивилась матушка Цзя.
   — А то, что нужно распустить слух, будто отец решил женить Баоюя на барышне Линь Дайюй. Посмотрим, как Баоюй к этому отнесется. Если останется равнодушным, беспокоиться нечего. А обрадуется — тогда хлопот не миновать!
   — Допустим, он обрадуется, — произнесла госпожа Ван. — Что тогда?
   Фэнцзе наклонилась к госпоже Ван и что-то прошептала на ухо.
   — Да, да, — закивала госпожа Ван. — Неплохо!
   — Хватит вам шептаться! — с шутливым укором произнесла матушка Цзя. — Хоть бы мне рассказали, что собираетесь делать!
   Опасаясь, что намеков матушка Цзя не поймет, а если сказать прямо, кто-нибудь услышит, Фэнцзе стала шептать ей на ухо. Сначала матушка Цзя ничего не поняла, но когда Фэнцзе ей все разъяснила, расплылась в улыбке.
   — План, конечно, хороший, — сказала она, — но ведь Баочай будет страдать! А о Дайюй и говорить не приходится!
   — Мы скажем только Баоюю, — стала успокаивать ее Фэнцзе. — А остальным строго-настрого прикажем молчать.
   Вошла девочка-служанка и доложила:
   — Вернулся второй господин Цзя Лянь!
   Опасаясь, как бы матушка Цзя не узнала от него о кончине Ван Цзытэна, госпожа Ван незаметно сделала знак Фэнцзе. Та поспешила навстречу мужу и предупредила, чтобы ничего не рассказывал бабушке. Они вместе прошли в комнату госпожи Ван и стали ее дожидаться. Госпожа Ван вскоре пришла и сразу заметила, что у Фэнцзе глаза покраснели от слез.
   Цзя Лянь приблизился к госпоже Ван и справился о здоровье. Затем рассказал о своей поездке и сообщил:
   — Есть высочайшее повеление о пожаловании покойному посмертного титула Ученейшего и Прилежнейшего гуна. Членам семьи покойного приказано сопровождать гроб с телом к месту погребения, а чиновникам из учреждений, находящихся на пути следования, оказывать им всяческое содействие. Они тронулись в путь еще вчера. Жена вашего брата кланяется вам и весьма сожалеет, что из-за неблагоприятного стечения обстоятельств не может приехать в столицу излить вам душу. Кроме того, ей стало известно, что мой шурин Ван Жэнь собирается в столицу, и если она встретит его по пути, непременно велит ему побывать у вас, и он все вам расскажет.
   Незачем описывать, какова была скорбь госпожи Ван. Фэнцзе всячески ее утешала.
   — Отдохните немного, госпожа! — проговорила она. — А я приду вечером, и мы посоветуемся, как быть с Баоюем.
   Она оставила госпожу Ван и вместе с Цзя Лянем возвратилась домой. Фэнцзе рассказала мужу о предстоящей свадьбе Баоюя и попросила послать людей для обустройства покоев.
   Но об этом речь пойдет ниже.
 
   Однажды после завтрака Дайюй в сопровождении Цзыцзюань отправилась навестить матушку Цзя. Ей хотелось справиться о здоровье бабушки, а заодно немного рассеяться.
   Едва выйдя из павильона Реки Сяосян, она вдруг вспомнила, что забыла платочек, и послала за ним Цзыцзюань, а сама медленно пошла вперед.
   Добравшись до моста Струящихся ароматов, Дайюй свернула за горку, где когда-то вместе с Баоюем хоронила опавшие лепестки цветов, и вдруг услышала плач и причитания.
   Девушка прислушалась, но ни голоса не узнала, ни слов не разобрала. Движимая любопытством, Дайюй, неслышно ступая, пошла к тому месту, откуда доносился плач, и увидела большеглазую девочку с густыми бровями. Это была служанка.
   Дайюй подумала, что ее хотят выдать замуж насильно, и она пришла сюда выплакаться.
   «Но какие чувства могут быть у этой глупышки! — Дайюй даже стало смешно. — Ведь это простая служанка для черной работы. Видимо, кто-то из старших служанок ей дал нагоняй…»
   Дайюй внимательно оглядела девочку, но не смогла определить, чья она. Девочка же, завидев Дайюй, перестала плакать, вскочила и принялась утирать слезы.
   — Ты чего плачешь? — спросила Дайюй.
   — Барышня Линь! — воскликнула девочка, готовая снова разразиться слезами. — Посудите сами! Они разговаривали, я не знала, в чем дело, и сказала не то, что следовало, а старшая сестра меня за это поколотила!
   Дайюй сначала ничего не поняла и спросила:
   — Как зовут твою сестру?
   — Чжэньчжу, она служанка старой госпожи, — отвечала девочка.
   Только теперь Дайюй стало ясно, что девочка эта из комнат матушки Цзя.
   — Как тебя зовут?
   — Сестрица Дурочка.
   — За что же тебя поколотили? — поинтересовалась Дайюй, не скрывая улыбки. — Что ты такое сказала?
   — Ничего особенного! — воскликнула девочка. — Сказала, что наш второй господин Баоюй женится на барышне Баочай.
   Словно гром грянул среди ясного неба. У Дайюй все перепуталось в голове. Но она нашла в себе силы сказать:
   — Пойдем со мной!
   Дайюй отвела девочку в то место, где они с Баоюем хоронили опавшие лепестки. Здесь не было ни души, и Дайюй, забыв об осторожности, выпалила:
   — А что за дело твоей сестре до того, женится второй господин Баоюй на барышне Баочай или не женится? За что, собственно, она тебя поколотила?
   — Господин Цзя Чжэн скоро уезжает, и вот старая госпожа, госпожа Ван и вторая госпожа Фэнцзе решили обо всем договориться с тетушкой Сюэ и взять барышню Баочай к себе, — принялась объяснять сестрица Дурочка. — Говорят, что это обрадует второго господина, да и… — Тут она захихикала и, наконец, сказала: — А сразу после свадьбы собираются просватать барышню Линь…
   Дайюй была ошеломлена. А сестрица Дурочка продолжала трещать без умолку:
   — Я и не знала, что служанкам запрещено об этом болтать, чтобы не смущать барышню Баочай. Однажды взяла да сказала Сижэнь, служанке второго господина Баоюя: «Интересно у нас получается: барышню звали Бао, теперь будут звать второй госпожой Бао, а мужа ее зовут второй господин Бао!..» Подумайте, барышня Линь, что обидного я сказала Чжэньчжу? А она ко мне подскочила, надавала пощечин, стала кричать, что я несу всякую чепуху, не уважаю приказания старших и что меня следовало бы выгнать из дома! Откуда мне было знать, что господа запретили об этом вести разговоры?! Хоть бы кто-нибудь из служанок сказал, а то сразу бить!
   Слезы снова навернулись на глаза девочки.
   Как невозможно определить, что за вкус у смеси масла, острого соевого соуса, сахара и уксуса, так не могла Дайюй разобраться в охвативших ее противоречивых чувствах. Постояв немного в растерянности, она дрожащим голосом сказала:
   — Не болтай глупостей. А то услышат, и не миновать тебе порки. Иди!
   Дайюй круто повернулась и пошла в сторону павильона Реки Сяосян. Будто груз в тысячу цзиней взвалили ей на плечи; ноги сделались ватными, и Дайюй еле плелась. Неизвестно, сколько времени девушка добиралась до моста Струящихся ароматов. Она сбилась с дороги и прошла лишнее расстояние, равное двум полетам стрелы.
   У моста Струящихся ароматов она зачем-то свернула в сторону и побрела вдоль плотины.
   Цзыцзюань тем временем сбегала за платочком, но, вернувшись, барышни не нашла. Бросилась искать и вдруг увидела Дайюй, которая брела, шатаясь словно пьяная; лицо было белее снега, глаза блуждали, как у безумной.
   Впереди, быстро удаляясь, шла девочка-служанка, но Цзыцзюань издали ее не узнала.
   Взволнованная, подбежала Цзыцзюань к своей барышне и спросила:
   — Почему вы вернулись? Не пошли к старой госпоже?
   — Я пойду к Баоюю, — ответила Дайюй. — Мне надо его кое о чем спросить.
   Цзыцзюань терялась в догадках. Ей пришлось взять девушку под руку и вести к дому матушки Цзя.
   Подойдя к дверям, Дайюй словно очнулась от кошмарного сна, повернула голову и, увидев Цзыцзюань, спросила:
   — Ты зачем сюда пришла?
   — Принесла вам платочек, — ответила Цзыцзюань. — Я вас увидела возле моста, догнала и спросила, куда вы идете, но вы будто не слышали.
   — А я-то думаю: как ты сюда попала? — проговорила Дайюй. — Решила, что ты пришла навестить Баоюя!
   Видя, что творится с Дайюй, Цзыцзюань догадалась, что девчонка, которую она заметила возле моста, что-то ей наболтала.
   Больше всего Цзыцзюань боялась, как бы Дайюй вдруг не встретилась с Баоюем. Ей казалось, что Дайюй тоже помешалась. «Если они встретятся, — думала она, — беды не миновать».
   И все же Цзыцзюань не осмелилась ослушаться барышню и, взяв под руку, повела в дом.
   И — о чудо! — когда они подошли к дверям и Цзыцзюань хотела отодвинуть дверную занавеску, Дайюй вдруг почувствовала необычайный прилив сил, оттолкнула руку служанки, сама откинула занавеску и вошла.
   В комнате царила мертвая тишина. Матушка Цзя спала, а служанки, воспользовавшись этим, разбежались: одни играли, другие решили вздремнуть, третьи в прихожей клевали носом в ожидании, пока старая госпожа проснется.
   Сижэнь, услышав шорох занавески, вышла из внутренних покоев.
   — Садитесь, барышня! — пригласила она Дайюй.
   — Второй господин Баоюй дома? — осведомилась девушка.
   Только было Сижэнь собралась ответить, как вдруг заметила, что Цзыцзюань из-за спины Дайюй делает ей знаки держать рот на замке.
   Сижэнь ничего не поняла, но на всякий случай предпочла молчать. Тогда Дайюй, не обращая на нее внимания, направилась во внутреннюю комнату и увидела Баоюя. Он не поднялся ей навстречу, не предложил сесть, а только смотрел на нее вытаращенными глазами и глупо хихикал.
   Дайюй села на стул и, сверля Баоюя пристальным взглядом, тоже засмеялась.
   Они не поздоровались друг с другом, не обмолвились ни словом, не обменялись любезностями. Нет! Они просто глядели друг на друга и кривили рот в улыбке.
   Сижэнь растерялась, не зная, что делать.
   — Баоюй, почему ты заболел? — вдруг раздался голос Дайюй.
   — Из-за барышни Линь Дайюй, — последовал ответ.
   Сижэнь и Цзыцзюань побледнели от страха и попытались отвлечь их от разговора. Однако Баоюй и Дайюй по-прежнему глядели друг на друга и смеялись.
   Сижэнь догадалась, что с Дайюй происходит то же, что и с Баоюем, поэтому, улучив момент, шепнула Цзыцзюань:
   — Твоя барышня недавно болела, и ей нельзя волноваться. Я позову сестру Цювэнь, пусть поможет тебе отвести барышню домой. Цювэнь! — позвала она. — Вы с сестрой Цзыцзюань сейчас проводите барышню Линь домой. Только смотри не болтай глупостей!
   Цювэнь подошла к Дайюй, и они вместе с Цзыцзюань взяли ее под руки. Дайюй покорно встала со стула, еще раз бросила пристальный взгляд в сторону Баоюя, усмехнулась и кивнула головой.
   — Барышня, идемте домой, — заторопила ее Цзыцзюань.
   — Да, конечно! — согласилась Дайюй. — Мне как раз пора уходить.
   Она направилась к двери, и так стремительно, что Цзыцзюань и Цювэнь едва за ней поспевали. Дайюй не шла — она летела. И все прямо, прямо.
   Цзыцзюань догнала ее, взяла за руку и промолвила:
   — Барышня, нам не туда…
   Дайюй засмеялась и следом за служанкой пошла в сторону павильона Реки Сяосян.
   Недалеко от ворот Цзыцзюань облегченно вздохнула:
   — Амитаба! Наконец-то мы дома!
   Но едва она это произнесла, как Дайюй подалась вперед, охнула, и изо рта у нее хлынула кровь.
   Если хотите узнать о дальнейшей судьбе Дайюй, прочтите следующую главу.

Глава девяносто седьмая

Распрощавшись со своими мечтами, Линь Дайюй сжигает рукописи стихов;
после совершения брачной церемонии Сюэ Баочай переезжает в дом мужа
 
   Итак, у ворот павильона Реки Сяосян Дайюй стало плохо, в голове помутилось, изо рта хлынула кровь. Не подхвати ее Цзыцзюань и Цювэнь под руки, она упала бы.