Страница:
– Отлично, – произнесла она, громко хлопнув в ладони.
Франсуаз еще раз осмотрела выросшие из земли корни, на сей раз вблизи. Они настолько соответствовали ее планам обороны, что она довольно улыбнулась.
– Я не ожидала, что вы так хорошо справитесь.
Если Франсуаз надеялась, что от ее одобрительных слов лица друидов хоть чуточку посветлеют, то она ошиблась. Тот из жрецов леса, что негласно стал среди них главным после низложения Мириэль, ответил:
– Наш долг служить тебе, жрица.
– Вы служите не мне, – сказала Франсуаз, – а своему народу.
Она мрачно взглянула на друидов, а те продолжали стоять, неподвижные, словно облетевшие деревья, ждущие зимы.
– Вы мне пока не нужны.
Девушка взмахнула рукой в воздухе, подкрепляя свои слова.
– Можете идти. Пока.
– Как скажешь, жрица.
Друиды шли мимо нее, молчаливые, и ни одного чувства не было видно в их глазах. Ни одного живого чувства.
«Ну почему люди так все усложняют», – со злостью подумала Франсуаз.
Тут взгляд ее остановился на широкой полосе укреплений, и ее лицо прояснилось.
– Прекрасно, – произнесла она, обращаясь к самой себе.
Три самарийских легионера направлялись к линии укреплений. Друиды прошли сквозь них, как вода проходит сквозь стоящие на ее дороге камни, – с покорностью огибая то, чего не может разрушить, и с безразличием оставляя его позади себя.
Броня легионеров, выкованная из светло-голубого металла, казалась золотой в свете высоко стоящего солнца.
Франсуаз вымеряла расстояние от линии укреплений. Пройдя несколько шагов, она выхватила из ножен меч и воткнула его в землю. Затем вновь оценила получившийся промежуток и, покачав головой, отступила еще на три шага к северу..
Самаринские легионеры остановились перед девушкой. Положив руки на эфесы мечей, они бесстрастно наблюдали за ней.
– Генералу Грантию что-то от меня нужно? – спросила Франсуаз.
Девушка опустилась на одно колено и проводила пальцами по траве. Подняв комочек почвы, она растерла его и удовлетворенно хмыкнула.
Последний друид скрылся за изгибом холма.
– Я задала вопрос, – напомнила Франсуаз.
– Да, – ответил один из легионеров. – Ему кое-что нужно.
Выхватив из поясных ножен меч, он бросился на девушку. Двое других самарийцев последовали его примеру. Франсуаз стояла на одном колене, наклонившись к земле, а ее дайкатана была воткнута в землю на расстоянии добрых десяти футов.
– Они всегда попадаются на это, – пробормотала девушка.
Она перебросила через себя первого легионера, и тому показалось, будто он внезапно научился летать. Но это длилось недолго. Тяжелые доспехи тянули его к степи, увеличив силу удара. Он почувствовал себя разбитой фарфоровой игрушкой.
Демонесса перекувыркнулась через голову, пройдя между двумя другими солдатами. Их мечи ударились о землю, подняв облака сухой почвы. Франсуаз поднялась на ноги и, не оборачиваясь, ударила обоих легионеров кулаками в спину. Они потеряли равновесие и упали, ударяясь о рукояти собственных мечей.
Франсуаз развернулась. Первый легионер уже успел встать, в его руке был меч. Длинное лезвие кинжала сверкнуло в руке Франсуаз, и узорчатая рукоятка задрожала на лице солдата. Прочный клинок глубоко вошел в его переносицу.
Двое солдат попытались встать. Франсуаз вспрыгнула на них, заставив вновь размазаться по степи. Скакнув вперед, девушка выхватила из земли дайкатану и повернулась к своим противникам.
– Ну же, мальчики, – произнесла она, – хватит бить мне поклоны.
Легионеры бросились на нее с бешеными криками. Этих людей тренировали не для того, чтобы они вели цивилизованные войны. Они умели противостоять кочевым оркам и диким гарпиям.
Демонесса вогнала лезвие дайкатаны в живот одного из солдат. Клинок прошел сквозь доспехи, словно те состояли из банановой кожуры. Умирающий легионер схватился за меч, убивший его, и стиснул так, что отрезал себе пальцы.
– Прости, бедняжка, – бросила девушка. – В этом году не пойдешь на парад.
Меч Франсуаз был погружен в тело солдата, и она не могла блокировать им удар другого легионера. Тот с силой опустил свое оружие, метя в голову девушки. Демонесса пнула его ногой по руке, и он, вложив всю силу в рубящий удар, сам помог противнице сломать себе пальцы.
Солдат оказался безоружен. Он потянулся к поясу, где самаринские воины носят короткие боевые серпы. Девушка ударила его в живот ногой с разворота. Легионера отбросило назад, и он, со страшным криком, напоролся на один из шипов заслона.
Толстый сук прошел тело воина насквозь и вылез из его груди, обагренный кровью и обвитый внутренностями.
Солдат попытался высвободиться, но после первого же рывка жизнь покинула его.
Франсуаз наклонилась и выдернула кинжал из лица первого из легионеров. Тщательно вытерев клинок о траву, она подошла к воину, что был наколот на деревянное заграждение, словно бабочка на булавку алхимика.
Девушка потрогала острие, вышедшее из груди солдата, после чего вытерла с пальцев кровь о волосы убитого.
– Прочная штука, – констатировала она. – Пробивает самаринский доспех. Умеют же эти друиды, если их подтолкнуть.
14
15
16
Франсуаз еще раз осмотрела выросшие из земли корни, на сей раз вблизи. Они настолько соответствовали ее планам обороны, что она довольно улыбнулась.
– Я не ожидала, что вы так хорошо справитесь.
Если Франсуаз надеялась, что от ее одобрительных слов лица друидов хоть чуточку посветлеют, то она ошиблась. Тот из жрецов леса, что негласно стал среди них главным после низложения Мириэль, ответил:
– Наш долг служить тебе, жрица.
– Вы служите не мне, – сказала Франсуаз, – а своему народу.
Она мрачно взглянула на друидов, а те продолжали стоять, неподвижные, словно облетевшие деревья, ждущие зимы.
– Вы мне пока не нужны.
Девушка взмахнула рукой в воздухе, подкрепляя свои слова.
– Можете идти. Пока.
– Как скажешь, жрица.
Друиды шли мимо нее, молчаливые, и ни одного чувства не было видно в их глазах. Ни одного живого чувства.
«Ну почему люди так все усложняют», – со злостью подумала Франсуаз.
Тут взгляд ее остановился на широкой полосе укреплений, и ее лицо прояснилось.
– Прекрасно, – произнесла она, обращаясь к самой себе.
Три самарийских легионера направлялись к линии укреплений. Друиды прошли сквозь них, как вода проходит сквозь стоящие на ее дороге камни, – с покорностью огибая то, чего не может разрушить, и с безразличием оставляя его позади себя.
Броня легионеров, выкованная из светло-голубого металла, казалась золотой в свете высоко стоящего солнца.
Франсуаз вымеряла расстояние от линии укреплений. Пройдя несколько шагов, она выхватила из ножен меч и воткнула его в землю. Затем вновь оценила получившийся промежуток и, покачав головой, отступила еще на три шага к северу..
Самаринские легионеры остановились перед девушкой. Положив руки на эфесы мечей, они бесстрастно наблюдали за ней.
– Генералу Грантию что-то от меня нужно? – спросила Франсуаз.
Девушка опустилась на одно колено и проводила пальцами по траве. Подняв комочек почвы, она растерла его и удовлетворенно хмыкнула.
Последний друид скрылся за изгибом холма.
– Я задала вопрос, – напомнила Франсуаз.
– Да, – ответил один из легионеров. – Ему кое-что нужно.
Выхватив из поясных ножен меч, он бросился на девушку. Двое других самарийцев последовали его примеру. Франсуаз стояла на одном колене, наклонившись к земле, а ее дайкатана была воткнута в землю на расстоянии добрых десяти футов.
– Они всегда попадаются на это, – пробормотала девушка.
Она перебросила через себя первого легионера, и тому показалось, будто он внезапно научился летать. Но это длилось недолго. Тяжелые доспехи тянули его к степи, увеличив силу удара. Он почувствовал себя разбитой фарфоровой игрушкой.
Демонесса перекувыркнулась через голову, пройдя между двумя другими солдатами. Их мечи ударились о землю, подняв облака сухой почвы. Франсуаз поднялась на ноги и, не оборачиваясь, ударила обоих легионеров кулаками в спину. Они потеряли равновесие и упали, ударяясь о рукояти собственных мечей.
Франсуаз развернулась. Первый легионер уже успел встать, в его руке был меч. Длинное лезвие кинжала сверкнуло в руке Франсуаз, и узорчатая рукоятка задрожала на лице солдата. Прочный клинок глубоко вошел в его переносицу.
Двое солдат попытались встать. Франсуаз вспрыгнула на них, заставив вновь размазаться по степи. Скакнув вперед, девушка выхватила из земли дайкатану и повернулась к своим противникам.
– Ну же, мальчики, – произнесла она, – хватит бить мне поклоны.
Легионеры бросились на нее с бешеными криками. Этих людей тренировали не для того, чтобы они вели цивилизованные войны. Они умели противостоять кочевым оркам и диким гарпиям.
Демонесса вогнала лезвие дайкатаны в живот одного из солдат. Клинок прошел сквозь доспехи, словно те состояли из банановой кожуры. Умирающий легионер схватился за меч, убивший его, и стиснул так, что отрезал себе пальцы.
– Прости, бедняжка, – бросила девушка. – В этом году не пойдешь на парад.
Меч Франсуаз был погружен в тело солдата, и она не могла блокировать им удар другого легионера. Тот с силой опустил свое оружие, метя в голову девушки. Демонесса пнула его ногой по руке, и он, вложив всю силу в рубящий удар, сам помог противнице сломать себе пальцы.
Солдат оказался безоружен. Он потянулся к поясу, где самаринские воины носят короткие боевые серпы. Девушка ударила его в живот ногой с разворота. Легионера отбросило назад, и он, со страшным криком, напоролся на один из шипов заслона.
Толстый сук прошел тело воина насквозь и вылез из его груди, обагренный кровью и обвитый внутренностями.
Солдат попытался высвободиться, но после первого же рывка жизнь покинула его.
Франсуаз наклонилась и выдернула кинжал из лица первого из легионеров. Тщательно вытерев клинок о траву, она подошла к воину, что был наколот на деревянное заграждение, словно бабочка на булавку алхимика.
Девушка потрогала острие, вышедшее из груди солдата, после чего вытерла с пальцев кровь о волосы убитого.
– Прочная штука, – констатировала она. – Пробивает самаринский доспех. Умеют же эти друиды, если их подтолкнуть.
14
Посланец Грантия остановил лошадь; что-то насторожило его. Он положил руку на холку лошади, приказывая ей сохранять молчание. Умное животное было подготовлено к бою столь же тщательно, как и сами самарийские солдаты. Оно подчинилось, перестав всхрапывать и переставлять копытами.
Легионер обвел взглядом лесную тропу. Ни одно движение не могло укрыться от его глаз, ни один шорох – остаться незамеченным. Но ничего подозрительного не было.
Тронув поводья, он вновь направил лошадь вперед.
– Ты, наверное, ищешь меня? – спросил я.
Я вышел из-за ствола небольшого дерева, такого тонкого, что за ним вряд ли можно было ожидать засаду. Я отряхнул цветочную пыльцу с отворота и небрежным тоном произнес:
Скверная штука, эти ползучие гортензии. Мне кажется, у меня на них аллергия. Ты никогда не замечал?
Легионер отшатнулся, заставив лошадь попятиться. Его рука легла на эфес меча, лицо было растерянным.
– Ты давно следишь за мной? – спросил он.
– Слежу?
Это показалось мне забавным.
– Я не следил за тобой, мой друг… Я ждал, пока ты отъедешь от-лагеря достаточно далеко и мы сможем поговорить.
– О чем?
Легионер был испуган. Люди обычно странно реагируют на происходящее. Он сидел верхом, я пришел пешим. Он носил доспех, я нет. На его поясе висели меч и еще какая-то загогулина – я бы назвал ее консервным ножом, но, наверное, ее тоже использовали в бою. А иначе зачем бы она там висела.
Я не носил оружия – и все же этот парень меня испугался.
Мама всегда предупреждала меня, что нельзя так внезапно подходить к людям.
– О чем? – я задумался. – Скажем, о том, какой сегодня прекрасный день. Хорошая тема для разговора, ты не находишь?
Он подал свою лошадь назад.
– Или о ползучих гортензиях… А знаешь, что я тебе скажу? Мне в голову пришла новая идея. Давай поговорим о письме, которое ты везешь. Кому ты должен его доставить и все такое.
Легионер с криком пришпорил коня, тот ринулся на меня, и длинный меч, выхваченный из ножен, взмыл над моей головой.
Я отступил в сторону. Короткий складной нож выскользнул из моего рукава и лег мне на ладонь. Я раскрыл его и провел короткую черту по стременам всадника.
Легионер слетел с коня, кувыркаясь по земле и роняя меч. Я отбросил его ногой – на случай, если солдат начнет шарить руками по земле и ненароком поранится.
– С лошадьми надо быть осторожнее, – посоветовал я. – А если еще и держишь в руках острые предметы. Так о чем мы говорили? – я запнулся. – Ах да, о письме.
Легионер попытался подняться, и мне пришлось наступить ему ногой на горло. Я согнул ногу в колене и сцепил на ней руки.
– Видишь ли, мой друг, – произнес я, погружая взгляд в глубину леса. – Меня всегда занимало то, как люди не осознают своего счастья.
Я пояснил:
– Взять, например, тебя. Ты мог бы сейчас трястись на лошади по плохой дороге. Волноваться, не нападут ли бродячие гарпии. Я слышал, они водятся в этих лесах… А ты лежишь сейчас на травке, наслаждаешься лесным воздухом.
Я убедился в том, что он еще может дышать.
– Но ты, кажется, этим недоволен, мой друг? Солдат захотел встать, но это желание так и осталось желанием.
– Ладно, – произнес я. – Не буду повторять вопрос. Теперь давай решать, как ты станешь отвечать. Сам или я тебе помогу.
Я доброжелательно улыбнулся.
– Ты только не стесняйся. Я люблю помогать людям. Человек задергался.
– Ну вот, опять, – осуждающе произнес я. – Этак ты можешь повредить трахею. Но вернемся к нашей теме. Ты расскажешь мне сам? Пожалуй, лучше подбросить монетку…
Я сунул руку за пояс и вынул оттуда койн.
– Чертрум, – сообщил я. – Я предпочел бы драхму, ну да ладно…
Я подбросил монетку и поймал ее на руке.
– Решка, – сообщил я. – Придется мне все-таки тебе помочь.
– Ты будешь меня бить? – испуганно спросил легионер.
– А ты этого хочешь? – спросил я.
Я вернул койн за пояс и вынул оттуда небольшой флакон с темно-зеленым порошком.
– Если да, то я могу отвести тебя к одной девушке, которая сделает это с удовольствием… Смотри. Это порошок высушенного плексия. Не знаю, слышал ли ты о таком… Когда он попадет тебе в ноздри, то… – Я сделал короткий жест руками. – Это все равно, что раскрыть крышку, под которой лежат твои секреты. – Я встряхнул колбу. – Правда, потом месяца три ты будешь не совсем здоров… Честно говоря, на это время ты лишишься рассудка. Так что у тебя еще есть шанс переиграть.
– Нет! – закричал легионер.
– Нет? – с грустью спросил я. – Очень жаль. Я усмехнулся.
– Люблю эти два слова, – пояснил я. Я высыпал горстку порошка на лицо легионера, потом запечатал крышку и вернул коробочку за пояс.
– А ты? – внезапно спросил солдат. – Тебе же тоже придется это вдохнуть. Он чихнул и закашлялся.
– Молодец, – похвалил я. – Глоток плексия дарует ясность сознания. На первые несколько минут… Видишь ли, я никогда не использую снадобья, на которые сам не имею иммунитета.
Я наблюдал за тем, как темно-зеленый порошок осыпается на лицо солдата. Легионер пытался взмахивать головой, но только заставлял пыльцу подниматься в воздух, и ему приходилось вновь проглатывать ее.
– Вот и хорошо, – произнес я. – Мы начнем с простого. Что в свитке?
– Планы, – отвечал легионер. – Планы укреплений. Я кивнул:
– Кому ты должен это доставить?
– Вестовому…
Глаза солдата закатились, ему становилось хуже.
– Где и когда?
– Когда лес закончится… За поворотом дороги… Большой указательный столб… Вестовой уже ждет.
– Неплохо, – произнес я. – Кому отвезет пакет вестовой?
– В штаб. Он за долиной.
– Штаб? – Я усмехнулся. – Друг мой. Ты говоришь, что штаб орков находится в той стороне? По другую сторону леса, между Гиберией и Самарией?
– Орков? – солдат приподнялся. – Это не орки. Вестовой поскачет к полководцу Кириллию. Его армия стоит на самаринской границе.
Я снял ногу с горла солдата.
– Извини, что покидаю тебя так быстро, – сказал я. – Но тишиной леса лучше наслаждаться в одиночестве. Я подозвал его коня, и он покорно подошел ко мне.
– Но знаешь что? – произнес я. – Ты еще кое-что можешь сделать.
Это было все равно, что сравнивать оранжерею с тропическими растениями с джунглями, в которых живут эти самые растения. Даже трава здесь была иной – короткой, упругой, сочной, словно ее подстригали газонокосилкой несколько раз в месяц.
Доспех самарийского легионера сидел на мне так же хорошо, как и любой красивый костюм. Мне пришлось перетянуть кожаные ремни в одном или двух местах, так как солдат оказался ниже меня ростом, но это не должно было бросаться в глаза.
Столб поднимался над долиной, словно палец, уткнутый в небо. Его существование могло показаться ненужным, если забыть о том, что именно здесь пролегала граница между Гиберией и Самарией.
Я попытался угадать, чей герб должен быть выбит на верхушке столба, но там вообще не оказалось герба.
Самаринский легионер, в таком же доспехе, как и тот, который я позаимствовал у его товарища, ожидал меня возле столба, терпеливый, словно робкая девушка, пришедшая на первое свидание.
Я остановил коня и поднес руку к груди в военном приветствии Самарии.
– Никогда не видел, чтобы так правили лошадью, – произнес вестовой, ответив на мой жест. – Где ты этому научился?
В его тоне послышалось уважение. Что поделаешь – нельзя скрыть своих способностей, даже если очень стараешься.
– Приходилось служить на границе с топями? – спросил я, передавая ему пакет.
– Не довелось.
– Только так можно не провалиться в болото и не позволить шальной гарпии сесть тебе на спину…
Вестовой поднес руку к груди, приветствуя меня, и пустил лошадь в галоп. Я проводил его взглядом.
Дожидаясь, пока посыльный скроется из глаз, я вынул из-за пояса монетку и складное лезвие. Тупой стороной последнего я соскребал с койна оставшийся на нем воск.
Легионер обвел взглядом лесную тропу. Ни одно движение не могло укрыться от его глаз, ни один шорох – остаться незамеченным. Но ничего подозрительного не было.
Тронув поводья, он вновь направил лошадь вперед.
– Ты, наверное, ищешь меня? – спросил я.
Я вышел из-за ствола небольшого дерева, такого тонкого, что за ним вряд ли можно было ожидать засаду. Я отряхнул цветочную пыльцу с отворота и небрежным тоном произнес:
Скверная штука, эти ползучие гортензии. Мне кажется, у меня на них аллергия. Ты никогда не замечал?
Легионер отшатнулся, заставив лошадь попятиться. Его рука легла на эфес меча, лицо было растерянным.
– Ты давно следишь за мной? – спросил он.
– Слежу?
Это показалось мне забавным.
– Я не следил за тобой, мой друг… Я ждал, пока ты отъедешь от-лагеря достаточно далеко и мы сможем поговорить.
– О чем?
Легионер был испуган. Люди обычно странно реагируют на происходящее. Он сидел верхом, я пришел пешим. Он носил доспех, я нет. На его поясе висели меч и еще какая-то загогулина – я бы назвал ее консервным ножом, но, наверное, ее тоже использовали в бою. А иначе зачем бы она там висела.
Я не носил оружия – и все же этот парень меня испугался.
Мама всегда предупреждала меня, что нельзя так внезапно подходить к людям.
– О чем? – я задумался. – Скажем, о том, какой сегодня прекрасный день. Хорошая тема для разговора, ты не находишь?
Он подал свою лошадь назад.
– Или о ползучих гортензиях… А знаешь, что я тебе скажу? Мне в голову пришла новая идея. Давай поговорим о письме, которое ты везешь. Кому ты должен его доставить и все такое.
Легионер с криком пришпорил коня, тот ринулся на меня, и длинный меч, выхваченный из ножен, взмыл над моей головой.
Я отступил в сторону. Короткий складной нож выскользнул из моего рукава и лег мне на ладонь. Я раскрыл его и провел короткую черту по стременам всадника.
Легионер слетел с коня, кувыркаясь по земле и роняя меч. Я отбросил его ногой – на случай, если солдат начнет шарить руками по земле и ненароком поранится.
– С лошадьми надо быть осторожнее, – посоветовал я. – А если еще и держишь в руках острые предметы. Так о чем мы говорили? – я запнулся. – Ах да, о письме.
Легионер попытался подняться, и мне пришлось наступить ему ногой на горло. Я согнул ногу в колене и сцепил на ней руки.
– Видишь ли, мой друг, – произнес я, погружая взгляд в глубину леса. – Меня всегда занимало то, как люди не осознают своего счастья.
Я пояснил:
– Взять, например, тебя. Ты мог бы сейчас трястись на лошади по плохой дороге. Волноваться, не нападут ли бродячие гарпии. Я слышал, они водятся в этих лесах… А ты лежишь сейчас на травке, наслаждаешься лесным воздухом.
Я убедился в том, что он еще может дышать.
– Но ты, кажется, этим недоволен, мой друг? Солдат захотел встать, но это желание так и осталось желанием.
– Ладно, – произнес я. – Не буду повторять вопрос. Теперь давай решать, как ты станешь отвечать. Сам или я тебе помогу.
Я доброжелательно улыбнулся.
– Ты только не стесняйся. Я люблю помогать людям. Человек задергался.
– Ну вот, опять, – осуждающе произнес я. – Этак ты можешь повредить трахею. Но вернемся к нашей теме. Ты расскажешь мне сам? Пожалуй, лучше подбросить монетку…
Я сунул руку за пояс и вынул оттуда койн.
– Чертрум, – сообщил я. – Я предпочел бы драхму, ну да ладно…
Я подбросил монетку и поймал ее на руке.
– Решка, – сообщил я. – Придется мне все-таки тебе помочь.
– Ты будешь меня бить? – испуганно спросил легионер.
– А ты этого хочешь? – спросил я.
Я вернул койн за пояс и вынул оттуда небольшой флакон с темно-зеленым порошком.
– Если да, то я могу отвести тебя к одной девушке, которая сделает это с удовольствием… Смотри. Это порошок высушенного плексия. Не знаю, слышал ли ты о таком… Когда он попадет тебе в ноздри, то… – Я сделал короткий жест руками. – Это все равно, что раскрыть крышку, под которой лежат твои секреты. – Я встряхнул колбу. – Правда, потом месяца три ты будешь не совсем здоров… Честно говоря, на это время ты лишишься рассудка. Так что у тебя еще есть шанс переиграть.
– Нет! – закричал легионер.
– Нет? – с грустью спросил я. – Очень жаль. Я усмехнулся.
– Люблю эти два слова, – пояснил я. Я высыпал горстку порошка на лицо легионера, потом запечатал крышку и вернул коробочку за пояс.
– А ты? – внезапно спросил солдат. – Тебе же тоже придется это вдохнуть. Он чихнул и закашлялся.
– Молодец, – похвалил я. – Глоток плексия дарует ясность сознания. На первые несколько минут… Видишь ли, я никогда не использую снадобья, на которые сам не имею иммунитета.
Я наблюдал за тем, как темно-зеленый порошок осыпается на лицо солдата. Легионер пытался взмахивать головой, но только заставлял пыльцу подниматься в воздух, и ему приходилось вновь проглатывать ее.
– Вот и хорошо, – произнес я. – Мы начнем с простого. Что в свитке?
– Планы, – отвечал легионер. – Планы укреплений. Я кивнул:
– Кому ты должен это доставить?
– Вестовому…
Глаза солдата закатились, ему становилось хуже.
– Где и когда?
– Когда лес закончится… За поворотом дороги… Большой указательный столб… Вестовой уже ждет.
– Неплохо, – произнес я. – Кому отвезет пакет вестовой?
– В штаб. Он за долиной.
– Штаб? – Я усмехнулся. – Друг мой. Ты говоришь, что штаб орков находится в той стороне? По другую сторону леса, между Гиберией и Самарией?
– Орков? – солдат приподнялся. – Это не орки. Вестовой поскачет к полководцу Кириллию. Его армия стоит на самаринской границе.
Я снял ногу с горла солдата.
– Извини, что покидаю тебя так быстро, – сказал я. – Но тишиной леса лучше наслаждаться в одиночестве. Я подозвал его коня, и он покорно подошел ко мне.
– Но знаешь что? – произнес я. – Ты еще кое-что можешь сделать.
* * *
Я развернул лошадь, позволив ей осмотреться, и только после этого направил ее по широкой дороге. Узкая долина, лежащая между Самарией и Гиберией, совсем не походила на бескрайнюю степь орков.Это было все равно, что сравнивать оранжерею с тропическими растениями с джунглями, в которых живут эти самые растения. Даже трава здесь была иной – короткой, упругой, сочной, словно ее подстригали газонокосилкой несколько раз в месяц.
Доспех самарийского легионера сидел на мне так же хорошо, как и любой красивый костюм. Мне пришлось перетянуть кожаные ремни в одном или двух местах, так как солдат оказался ниже меня ростом, но это не должно было бросаться в глаза.
Столб поднимался над долиной, словно палец, уткнутый в небо. Его существование могло показаться ненужным, если забыть о том, что именно здесь пролегала граница между Гиберией и Самарией.
Я попытался угадать, чей герб должен быть выбит на верхушке столба, но там вообще не оказалось герба.
Самаринский легионер, в таком же доспехе, как и тот, который я позаимствовал у его товарища, ожидал меня возле столба, терпеливый, словно робкая девушка, пришедшая на первое свидание.
Я остановил коня и поднес руку к груди в военном приветствии Самарии.
– Никогда не видел, чтобы так правили лошадью, – произнес вестовой, ответив на мой жест. – Где ты этому научился?
В его тоне послышалось уважение. Что поделаешь – нельзя скрыть своих способностей, даже если очень стараешься.
– Приходилось служить на границе с топями? – спросил я, передавая ему пакет.
– Не довелось.
– Только так можно не провалиться в болото и не позволить шальной гарпии сесть тебе на спину…
Вестовой поднес руку к груди, приветствуя меня, и пустил лошадь в галоп. Я проводил его взглядом.
Дожидаясь, пока посыльный скроется из глаз, я вынул из-за пояса монетку и складное лезвие. Тупой стороной последнего я соскребал с койна оставшийся на нем воск.
15
– Орки сильны. – Франсуаз вышагивала вдоль строя солдат, и каждое ее слово отпечатывалось в их душах, словно клеймо, выжженное каленым железом.
– Но у нас есть то, чего нет у них. Это – ваш дом, и вы будете сражаться за него. Для орков это – только один из набегов. Они не будут драться до последнего. Ощутив сопротивление, они отступят.
Демонесса скользнула по лицам ополченцев горящим взглядом.
– Вы не должны умирать за свою страну, – говорила она. – Это то, чего хотят орки. Что вы станете делать?
– Убивать! – было ей громким ответом.
– Что?
– Убивать!
– Что?!
– УБИВАТЬ!
– Вы видите? – произнесла она.
– Что? – спросил я.
– Кедры, – ответила Мириэль. – Они засыхают.
Я дотронулся до одной из веток, что качалась, подрагивая, возле моего лица. Хвоя пожелтела, упругий сок больше не наливал ее.
– Я вижу, – ответил я.
– Мне больше нельзя туда, – сказала Мириэль, ее тонкая рука показала на стены живого храма. – Я больше не жрица.
– Сможете стать снова? – спросил я.
– Нет…
Я разжал пальцы, кедровая ветвь вновь задрожала, свободная. Несколько хвоинок осыпались с нее.
– Почему вы это разрешили? – спросил я.
– Я не знаю, – ответила она. – А как бы я могла помешать?
Я пожал плечами.
– Вы никогда никому не сопротивлялись? – спросил я.
– Зачем? – сказала она. – Достаточно поговорить с человеком. Объяснить ему.
Она заплакала.
– Вижу, на сей раз вам не удалось объяснить, – сказал я. – Что станет теперь с рощей?
Мириэль серьезно взглянула на меня:
– Роща погибает, Майкл. Погибает от ненависти. То, что она увидела в моих глазах, подтолкнуло ее продолжать, хотя я этого не хотел.
– Мы – часть леса, как и эти кедры. Когда люди Гиберии стали…
– Злыми? – подсказал я.
– Нет… В нашем языке нет этого слова… Вернее, оно обозначает не то, что у вас… Когда ты хочешь, чтобы другому стало плохо – не важно, друг он тебе или враг-то тебе самой становится худо. Это как яд, который ты вдыхаешь.
Мириэль не заметила, как подошла ко мне близко-близко. Она подняла глаза, и, если бы у меня еще оставалась душа, я мог бы в них утонуть.
– С вами такое было, Майкл? – спросила она.
– Было? – Я посмотрел в небо, и это позволило мне отстраниться от нее. – Мне кажется, все проходят через это… Разве нет?
– Возможно, – ответила она. – Вот почему в мире так много зла. Я произнес:
– Вы больше не жрица леса, Мириэль. Но вы обладаете способностями друида. Это правда?
– Да, – сказала она.
Внезапно она прижалась ко мне так порывисто, что я не успел этому воспротивиться. Ее руки обвились вокруг меня, а губы нашли мои. Поцелуй друиды был прохладным, как утренняя роса. Ее нога легла на мою талию, гибкое тело трепетало под легкой накидкой.
Я взял девушку за плечи, поспешно отстраняя от себя, и рефлекторным движением вытер губы тыльной стороной ладони еще до тоге как осознал, что это может ее обидеть.
– Что? – спросила Мириэль.
Мне казалось, ей должно было стать неловко, ведь она первая поцеловала меня. Но на ее чистом лице я видел только легкое удивление.
– Что случилось? – спросила она. – Разве эльфы дают обет безбрачия?
– Нет, – ответил я. – Но…
Друида вновь обняла меня. Ее губы ласкали мои, а тонкие руки скользили по застежкам моей одежды.
Мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы заставить девушку разорвать объятия.
– Мириэль, – произнес я. – Не надо.
Она опустила руку, и, прежде чем я понял, что она собирается делать, я ощутил ее тонкую ладонь на поясе моих штанов. Рука друиды скользнула вниз и замерла.
Я поспешно убрал ее пальцы.
– Что с вами? – спросила она.
– Знаете, Мириэль, – сказал я, – я лучше пойду.
Друида схватила меня за руку. Ее тонкие пальчики держали меня очень крепко; так тонкое, ползущее растение обвивается вокруг большого дерева, и только острый нож способен уничтожить его путы.
– Вы не хотите меня? – спросила друида. Глубокого удивления в ее голосе было гораздо больше, чем оскорбленного самолюбия отвергнутой женщины.
– Но я думала…
Я положил палец на ее запястье и, слегка надавив, заставил ее разжать пальцы.
– Если у вас чесотка, – хмуро сказал я, – сходите к Колтону. Ему как раз надо сбросить напряжение.
Она должна была бы дать мне пощечину, по крайней мере попытаться. Но я сломал что-то очень важное в ее мире, и теперь она была завалена его обломками.
Меня многие пытались заставить чувствовать себя виноватым. Были у них основания или нет, не знаю. Но я не стал бы просить прощения у девчушки за то, что ее объятия не вызвали у меня той реакции, которую она пыталась найти.
– Вы… – прошептала она, – вы обманули меня.
– Вот как, – сказал я поворачиваясь. – Выбросьте обручальное кольцо в речку.
Она закричала так громко, что мне пришлось обернуться. Хотя я не собирался этого делать.
– Вы! – закричала она. – Вы спите с этой шлюхой!
Вот так всегда с людьми, которые погружены в высокие материи. Впрочем, можно ли погрузиться в высокие материи? Но не о том речь.
Сперва они рассуждают о красоте и вселенском добре. Потом начинают считать, что влюблены, и готовы переспать с фонарным столбом только потому, что он всю ночь выслушивал их излияния и так и не убежал. Им невдомек, что бедняга просто не мог этого сделать…
А еще через пару дней они заваливаются в постель к кому-нибудь другому и пишут в дневник стихи о глубине своих чувств.
– Я думала, что вы такой же, как я, – говорила Мириэль. – Что вы меня понимаете. Я ошибалась. Все, что вам нужно, это…
Я хорошо знаю гиберийский язык, но эти слова оказались пробелом в моем словаре. Наверное, потому что я учил его по книгам и словарям, а не в общении с пьяными солдатами.
– Разве вы не видите, какая она? – кричала мне вслед друида. – Вы, и Колтон – все вы одинаковы. Мужчины. Вам только и нужно, что длинные ноги да грудь, как барабан. Вам нет дела до души девушки, до того, кто она…
Я стал насвистывать песенку, чтобы не слушать ее.
– Но у нас есть то, чего нет у них. Это – ваш дом, и вы будете сражаться за него. Для орков это – только один из набегов. Они не будут драться до последнего. Ощутив сопротивление, они отступят.
Демонесса скользнула по лицам ополченцев горящим взглядом.
– Вы не должны умирать за свою страну, – говорила она. – Это то, чего хотят орки. Что вы станете делать?
– Убивать! – было ей громким ответом.
– Что?
– Убивать!
– Что?!
– УБИВАТЬ!
* * *
Мириэль вздрогнула. Она глубже закуталась в серую накидку, которую натягивала себе на плечи.– Вы видите? – произнесла она.
– Что? – спросил я.
– Кедры, – ответила Мириэль. – Они засыхают.
Я дотронулся до одной из веток, что качалась, подрагивая, возле моего лица. Хвоя пожелтела, упругий сок больше не наливал ее.
– Я вижу, – ответил я.
– Мне больше нельзя туда, – сказала Мириэль, ее тонкая рука показала на стены живого храма. – Я больше не жрица.
– Сможете стать снова? – спросил я.
– Нет…
Я разжал пальцы, кедровая ветвь вновь задрожала, свободная. Несколько хвоинок осыпались с нее.
– Почему вы это разрешили? – спросил я.
– Я не знаю, – ответила она. – А как бы я могла помешать?
Я пожал плечами.
– Вы никогда никому не сопротивлялись? – спросил я.
– Зачем? – сказала она. – Достаточно поговорить с человеком. Объяснить ему.
Она заплакала.
– Вижу, на сей раз вам не удалось объяснить, – сказал я. – Что станет теперь с рощей?
Мириэль серьезно взглянула на меня:
– Роща погибает, Майкл. Погибает от ненависти. То, что она увидела в моих глазах, подтолкнуло ее продолжать, хотя я этого не хотел.
– Мы – часть леса, как и эти кедры. Когда люди Гиберии стали…
– Злыми? – подсказал я.
– Нет… В нашем языке нет этого слова… Вернее, оно обозначает не то, что у вас… Когда ты хочешь, чтобы другому стало плохо – не важно, друг он тебе или враг-то тебе самой становится худо. Это как яд, который ты вдыхаешь.
Мириэль не заметила, как подошла ко мне близко-близко. Она подняла глаза, и, если бы у меня еще оставалась душа, я мог бы в них утонуть.
– С вами такое было, Майкл? – спросила она.
– Было? – Я посмотрел в небо, и это позволило мне отстраниться от нее. – Мне кажется, все проходят через это… Разве нет?
– Возможно, – ответила она. – Вот почему в мире так много зла. Я произнес:
– Вы больше не жрица леса, Мириэль. Но вы обладаете способностями друида. Это правда?
– Да, – сказала она.
Внезапно она прижалась ко мне так порывисто, что я не успел этому воспротивиться. Ее руки обвились вокруг меня, а губы нашли мои. Поцелуй друиды был прохладным, как утренняя роса. Ее нога легла на мою талию, гибкое тело трепетало под легкой накидкой.
Я взял девушку за плечи, поспешно отстраняя от себя, и рефлекторным движением вытер губы тыльной стороной ладони еще до тоге как осознал, что это может ее обидеть.
– Что? – спросила Мириэль.
Мне казалось, ей должно было стать неловко, ведь она первая поцеловала меня. Но на ее чистом лице я видел только легкое удивление.
– Что случилось? – спросила она. – Разве эльфы дают обет безбрачия?
– Нет, – ответил я. – Но…
Друида вновь обняла меня. Ее губы ласкали мои, а тонкие руки скользили по застежкам моей одежды.
Мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы заставить девушку разорвать объятия.
– Мириэль, – произнес я. – Не надо.
Она опустила руку, и, прежде чем я понял, что она собирается делать, я ощутил ее тонкую ладонь на поясе моих штанов. Рука друиды скользнула вниз и замерла.
Я поспешно убрал ее пальцы.
– Что с вами? – спросила она.
– Знаете, Мириэль, – сказал я, – я лучше пойду.
Друида схватила меня за руку. Ее тонкие пальчики держали меня очень крепко; так тонкое, ползущее растение обвивается вокруг большого дерева, и только острый нож способен уничтожить его путы.
– Вы не хотите меня? – спросила друида. Глубокого удивления в ее голосе было гораздо больше, чем оскорбленного самолюбия отвергнутой женщины.
– Но я думала…
Я положил палец на ее запястье и, слегка надавив, заставил ее разжать пальцы.
– Если у вас чесотка, – хмуро сказал я, – сходите к Колтону. Ему как раз надо сбросить напряжение.
Она должна была бы дать мне пощечину, по крайней мере попытаться. Но я сломал что-то очень важное в ее мире, и теперь она была завалена его обломками.
Меня многие пытались заставить чувствовать себя виноватым. Были у них основания или нет, не знаю. Но я не стал бы просить прощения у девчушки за то, что ее объятия не вызвали у меня той реакции, которую она пыталась найти.
– Вы… – прошептала она, – вы обманули меня.
– Вот как, – сказал я поворачиваясь. – Выбросьте обручальное кольцо в речку.
Она закричала так громко, что мне пришлось обернуться. Хотя я не собирался этого делать.
– Вы! – закричала она. – Вы спите с этой шлюхой!
Вот так всегда с людьми, которые погружены в высокие материи. Впрочем, можно ли погрузиться в высокие материи? Но не о том речь.
Сперва они рассуждают о красоте и вселенском добре. Потом начинают считать, что влюблены, и готовы переспать с фонарным столбом только потому, что он всю ночь выслушивал их излияния и так и не убежал. Им невдомек, что бедняга просто не мог этого сделать…
А еще через пару дней они заваливаются в постель к кому-нибудь другому и пишут в дневник стихи о глубине своих чувств.
– Я думала, что вы такой же, как я, – говорила Мириэль. – Что вы меня понимаете. Я ошибалась. Все, что вам нужно, это…
Я хорошо знаю гиберийский язык, но эти слова оказались пробелом в моем словаре. Наверное, потому что я учил его по книгам и словарям, а не в общении с пьяными солдатами.
– Разве вы не видите, какая она? – кричала мне вслед друида. – Вы, и Колтон – все вы одинаковы. Мужчины. Вам только и нужно, что длинные ноги да грудь, как барабан. Вам нет дела до души девушки, до того, кто она…
Я стал насвистывать песенку, чтобы не слушать ее.
16
– Я все видела, – мрачно сообщила Франсуаз.
– Все? – осведомился я. – Даже балет Чайковского «Лебединое озеро»? Сомневаюсь.
– Не паясничай, – отрезала она, хотя я уже давно отказался от этой привычки. – Я видела, как она измеряла тебе член пальцами.
– Френки, – я покачал головой, – ты меня шокируешь.
– Я бы шокировала тебя рукояткой меча, – сказала она, – если бы ты позволил ей продолжать. С чего это она в тебя вцепилась?
Я взглянул на Франсуаз. Вопрос демонессы не означал: что молодая, привлекательная девушка, пережившая душевное потрясение, смогла найти в таком человеке, как я? Она сама это прекрасно знает.
Франсуаз не могла взять в толк, как это Мириэль посмела посягнуть на ее собственность.
– Кстати, – спросил я, – что она говорила насчет того, что мне нужно? Я не понял.
Франсуаз перевела, и мне подумалось, что я вряд ли стану включать эти слова в свой лексикон, даже ради того, чтобы заполнить в нем пробелы.
– Что ты узнал? – спросила девушка. – Или был слишком занят, щупая свою друидицу.
– Твои ополченцы смогут остановить орков? – спросил я.
– Нет, – ответила она. – Но я смогу. Что у тебя?
– Если конница орков будет разбита, – ответил я, – с юга в Гиберию вступит армия Кириллия. И уничтожит здесь все.
Лагерь самарийской армии был обнесен высоким частоколом. Его изрезанные края поднимались над голубым небом, словно хищные клыки чудовищной твари.
Легионеры всегда окружают себя укреплениями, даже если останавливаются только на одну ночь. Солдаты Самарии расположились на краю долины, где высокие холмы делали лагерь невидимым со стороны леса. Судя по цвету бревен в том месте, где они были погружены в землю, армия находилась здесь уже не первую неделю.
– Кириллий, – процедила Франсуаз, отводя от глаз увеличительную трубу. – Вот как он сражается на границе.
– Колтон говорил, что его народ хочет отказаться от помощи императора Самарии, – сказал я. – Ты видела способности друидов. Они могут пригласить наемников и не платить налоги.
– Император позволит оркам разорить Гиберию, – сказала демонесса пламени.
Она сложила трубу так резко, что я испугался за сохранность линз.
– И все, кто уцелеет, вновь станут его рабами.
– Орки не пойдут через лес, – сказал я. – Они разграбят и сожгут гиберийские города, но не дойдут до Самарии.
– А Кириллий здесь, чтобы ничего не сорвалось. Я задумался.
– Когда у тебя мозги тикают, – сообщила девушка, – ты похож на бомбу с часовым механизмом. И опасности от тебя столько же. Что на этот раз?
– Пожалуй, слетаю я к Кириллию, – проговорил я. – Поболтаем о вопросах стратегии.
Я засунул руку за пояс и начал перебирать лежащие там безделушки.
– Ага, – произнес я. – Думаю, это подойдет.
Я повернул дракона, намереваясь спуститься в долину.
– Друидица поцелуем из тебя все мозги высосала, что ли? – сердито спросила Франсуаз. – Вестовой тебя узнает.
– Не узнает, – ответил я. – Я был в шлеме и говорил с акцентом.
– Что там у тебя?
– Пуговица, – ответил я. – От мундира генерала Грантия.
Я развернул складной нож и принялся отгибать металлические манжеты, загнутые с обратной стороны пуговицы.
– У тебя штаны падают?
– Достоинство этой пуговицы… Ага. В том, что на ней изображен самарийский герб… Вот так. Если отогнуть манжеты…
Я вновь сунул руку за пояс.
– И вправить пуговицу в этот открытый медальон, у нас получится милый амулет, с имперской печатью… Прекрасный пропуск.
– Тебя пустят только потому, что ты покажешь пуговицу?
– Нет, конечно. Кириллий меня ждет.
Мой дракон завис в воздухе на уровне лиц обоих стражников. Я вынул из-за пояса небольшой округлый амулет и показал его стражникам. Узнав императорскую корону Самарии, оба они отдали честь и расступились, пропуская меня.
Верховой дракон влетел в укрепленный лагерь. Несколько сотен солдат занимались упражнениями, оттачивая приемы владения мечом и пикой, двумя основными типами оружия в самарийской армии.
Кириллий вышел мне навстречу, сопровождаемый тремя младшими офицерами. У него было широкое лицо и короткая светлая борода, раскрывавшаяся на подбородке широким веером.
Я спрыгнул с дракона и хмуро осмотрелся, стягивая черные перчатки.
– Много шума от ваших людей, Кириллий, – произнес я. – Я услышал их задолго до того, как увидел укрепления.
Я лгал, но Кириллий не мог об этом знать.
Полководец вскинул руку, подзывая к себе одного из командиров отрядов.
– Пусть солдаты перестанут горланить, – приказал он. – У нас здесь особая миссия, вам не надо об этом напоминать.
Командир отдал честь и вернулся к своим людям. Вокруг сразу стало гораздо тише, и мне это понравилось.
– Уже лучше, – произнес я.
Я проигнорировал руку, которую протянул мне полководец, и, не дожидаясь приглашения, направился в его шатер.
– Грантий предупредил вас о моем приходе? – спросил я.
– Да, – отвечал Кириллий. – Он прислал донесение.
– Хорошо.
Я поднял одну из подушек, что устилали пол его шатра. Сбив с ее помощью грязь, которая могла оказаться на одном из возвышений, я уселся на него и, сложив ладони, поднес их к лицу.
Кириллий вопросительно посмотрел на меня. Он ждал, когда я начну говорить. Я перевел взгляд на офицеров, вошедших в шатер следом за полководцем. Он поднял руку и нетерпеливым жестом велел им оставить нас.
– Мне очень досадно, – произнес Кириллий, вышагивая по просторному шатру, – что император не доверяет мне. Он лично поручил мне возглавить операцию. И я не ожидал, что потом он пришлет советника проверять меня.
– Все? – осведомился я. – Даже балет Чайковского «Лебединое озеро»? Сомневаюсь.
– Не паясничай, – отрезала она, хотя я уже давно отказался от этой привычки. – Я видела, как она измеряла тебе член пальцами.
– Френки, – я покачал головой, – ты меня шокируешь.
– Я бы шокировала тебя рукояткой меча, – сказала она, – если бы ты позволил ей продолжать. С чего это она в тебя вцепилась?
Я взглянул на Франсуаз. Вопрос демонессы не означал: что молодая, привлекательная девушка, пережившая душевное потрясение, смогла найти в таком человеке, как я? Она сама это прекрасно знает.
Франсуаз не могла взять в толк, как это Мириэль посмела посягнуть на ее собственность.
– Кстати, – спросил я, – что она говорила насчет того, что мне нужно? Я не понял.
Франсуаз перевела, и мне подумалось, что я вряд ли стану включать эти слова в свой лексикон, даже ради того, чтобы заполнить в нем пробелы.
– Что ты узнал? – спросила девушка. – Или был слишком занят, щупая свою друидицу.
– Твои ополченцы смогут остановить орков? – спросил я.
– Нет, – ответила она. – Но я смогу. Что у тебя?
– Если конница орков будет разбита, – ответил я, – с юга в Гиберию вступит армия Кириллия. И уничтожит здесь все.
Лагерь самарийской армии был обнесен высоким частоколом. Его изрезанные края поднимались над голубым небом, словно хищные клыки чудовищной твари.
Легионеры всегда окружают себя укреплениями, даже если останавливаются только на одну ночь. Солдаты Самарии расположились на краю долины, где высокие холмы делали лагерь невидимым со стороны леса. Судя по цвету бревен в том месте, где они были погружены в землю, армия находилась здесь уже не первую неделю.
– Кириллий, – процедила Франсуаз, отводя от глаз увеличительную трубу. – Вот как он сражается на границе.
– Колтон говорил, что его народ хочет отказаться от помощи императора Самарии, – сказал я. – Ты видела способности друидов. Они могут пригласить наемников и не платить налоги.
– Император позволит оркам разорить Гиберию, – сказала демонесса пламени.
Она сложила трубу так резко, что я испугался за сохранность линз.
– И все, кто уцелеет, вновь станут его рабами.
– Орки не пойдут через лес, – сказал я. – Они разграбят и сожгут гиберийские города, но не дойдут до Самарии.
– А Кириллий здесь, чтобы ничего не сорвалось. Я задумался.
– Когда у тебя мозги тикают, – сообщила девушка, – ты похож на бомбу с часовым механизмом. И опасности от тебя столько же. Что на этот раз?
– Пожалуй, слетаю я к Кириллию, – проговорил я. – Поболтаем о вопросах стратегии.
Я засунул руку за пояс и начал перебирать лежащие там безделушки.
– Ага, – произнес я. – Думаю, это подойдет.
Я повернул дракона, намереваясь спуститься в долину.
– Друидица поцелуем из тебя все мозги высосала, что ли? – сердито спросила Франсуаз. – Вестовой тебя узнает.
– Не узнает, – ответил я. – Я был в шлеме и говорил с акцентом.
– Что там у тебя?
– Пуговица, – ответил я. – От мундира генерала Грантия.
Я развернул складной нож и принялся отгибать металлические манжеты, загнутые с обратной стороны пуговицы.
– У тебя штаны падают?
– Достоинство этой пуговицы… Ага. В том, что на ней изображен самарийский герб… Вот так. Если отогнуть манжеты…
Я вновь сунул руку за пояс.
– И вправить пуговицу в этот открытый медальон, у нас получится милый амулет, с имперской печатью… Прекрасный пропуск.
– Тебя пустят только потому, что ты покажешь пуговицу?
– Нет, конечно. Кириллий меня ждет.
* * *
Я пустил верхового дракона над самой поверхностью дороги. Два легионера стояли у входа в лагерь, их короткие мечи были обнажены. Из-за частокола раздавались звуки команд. В ожидании приказа Кириллий занимал своих солдат тренировками.Мой дракон завис в воздухе на уровне лиц обоих стражников. Я вынул из-за пояса небольшой округлый амулет и показал его стражникам. Узнав императорскую корону Самарии, оба они отдали честь и расступились, пропуская меня.
Верховой дракон влетел в укрепленный лагерь. Несколько сотен солдат занимались упражнениями, оттачивая приемы владения мечом и пикой, двумя основными типами оружия в самарийской армии.
Кириллий вышел мне навстречу, сопровождаемый тремя младшими офицерами. У него было широкое лицо и короткая светлая борода, раскрывавшаяся на подбородке широким веером.
Я спрыгнул с дракона и хмуро осмотрелся, стягивая черные перчатки.
– Много шума от ваших людей, Кириллий, – произнес я. – Я услышал их задолго до того, как увидел укрепления.
Я лгал, но Кириллий не мог об этом знать.
Полководец вскинул руку, подзывая к себе одного из командиров отрядов.
– Пусть солдаты перестанут горланить, – приказал он. – У нас здесь особая миссия, вам не надо об этом напоминать.
Командир отдал честь и вернулся к своим людям. Вокруг сразу стало гораздо тише, и мне это понравилось.
– Уже лучше, – произнес я.
Я проигнорировал руку, которую протянул мне полководец, и, не дожидаясь приглашения, направился в его шатер.
– Грантий предупредил вас о моем приходе? – спросил я.
– Да, – отвечал Кириллий. – Он прислал донесение.
– Хорошо.
Я поднял одну из подушек, что устилали пол его шатра. Сбив с ее помощью грязь, которая могла оказаться на одном из возвышений, я уселся на него и, сложив ладони, поднес их к лицу.
Кириллий вопросительно посмотрел на меня. Он ждал, когда я начну говорить. Я перевел взгляд на офицеров, вошедших в шатер следом за полководцем. Он поднял руку и нетерпеливым жестом велел им оставить нас.
– Мне очень досадно, – произнес Кириллий, вышагивая по просторному шатру, – что император не доверяет мне. Он лично поручил мне возглавить операцию. И я не ожидал, что потом он пришлет советника проверять меня.