Денис Чекалов
Между двух войн

ПРОЛОГ

   Лернейские болота
   За шесть дней до конца Лернейской кампании
   – Война закончилась, офицер, – сказал человек, стоявший у края скалы.
   – Это была не война, – ответил я.
   Всполохи доносили до нас свет далекой грозы.
   – Ты прав, офицер.
   Его губы скривила злая усмешка.
   – Здесь никто ничего не завоевывает и не защищает. Туг просто дохнут, как мухи. Хочешь, чтобы твой друг тоже умер?
   Тот, кто замер на скале рядом с ним, был в форме эльфийской гвардии. Темно-зеленая материя успела потемнеть и покрыться пятнами. Руки его были связаны за спиной, к шее приставлено дуло пистолета.
   – Вы целы, доктор Стравицки? – негромко спросил я.
   Скалы окружают Лернейские болота – невысокие, неба с них не достать.
   Я стою на одной из них, сложив руки на груди.
   Пятеро эльфийских снайперов, спрятавшись за камнями, держат на прицеле Дорроса Бланке, человека с маленькими холодными глазками и пистолетом в правой руке.
   Я не знаю, сколько стрелков целится в меня – да и какая разница?
   Хватит и одного.
   Доктор кивает.
   – Он будет цел, если вы выполните мои условия, – произносит Бланке. – За что я люблю эльфов – вы всегда готовы к сделке. Уж очень дорожите своими паршивыми шкурами.
   – Ты никого не любишь, Доррос. Даже себя. Человек с пистолетом улыбается шире – я вижу его зубы, ровные, злые, как у хищного зверя.
   Но в любом звере есть теплота, а в Дорросе ее нет.
   – Не надо обличительных речей, офицер. Это война, а мы с тобой мужчины. Такова наша работа.
   Маленькие камешки осыпаются за моей спиной.
   Один из снайперов поменял позицию.
   Возможно, он что-то заметил, что-то, чего не должно было быть. Возможно, сейчас они начнут стрелять.
   Тогда всем нам конец – мне, Дорросу и доктору Стравицки.
   Глупо будет умереть вот так, ведь, в конце концов, Бланко прав, война заканчивается.
   – Ты называешь это мужской работой? – спрашиваю я. – Ты пришел в чужую страну и убиваешь людей, которых даже не знаешь. Я назову это кровавым убийством, а тебя сволочью.
   Бланко смеется – громким, искренним, чистым сме­хом. Но не таким, к которому тебе захотелось бы присоединиться.
   – Такова война, офицер. Здесь нет убийц – есть одни жертвы.
   – Ты сам сказал, что война скоро кончится, – негромко говорю я.
   – Теперь и ты называешь это войной?
   – Нет, я имею в виду не Лерней. Я говорю о сражении между тобой и мной. Между людьми, которые считают резню мужской работой, и теми, кто презирает насилие. И для тебя оно закончится там, где и должно – на каторжных рудниках.
   – Слишком много слов, офицер! Маги Черного круга три дня назад привезли в ваш полевой лагерь бочку – и в ней не мармелад. Тц говоришь, что презираешь насилие?
   Из горла Дорроса черным вороном вырывается короткий смешок.
   – Тогда зачем тебе полный бочонок драконьей пыли? Если рассеять его с этой скалы – шесть деревень внизу превратятся в смердящие кладбища. А через день там можно будет возить на прогулку младенцев – яд уже рассеется. Идеальное оружие для войны, оружие трусов. И придумали его эльфы – вы.
   – Пыль – залог окончания резни. Довод, с которым никто не поспорит. Каждая из сторон готова сложить оружие. Из миролюбия? Нет, из страха перед Черным кругом. Мы не собирались использовать этот бочонок.
   – Вот как?
   Доррос смеется снова.
   – А вот те люди, которые наняли меня, – собираются. И я спрашиваю тебя, офицер, что для тебя дороже – жизнь одного паршивого эльфа или сотни, тысячи че­ловек, которых мои наниматели осыпят драконьей пылью?
   Пистолет крепче упирается в горло доктора.
   – Легко говорить красивые слова, офицер. Выбор сделать сложнее.
   – Здесь нечего выбирать.
   Я вынимаю из левого рукава сложенную втрое бумагу.
   – Это прямой приказ от Высокого Совета эльфов. Я должен совершить обмен.
   Тело Дорроса содрогается. Он словно получил пулю в грудь. Ему приходится сделать небольшой шаг назад, чтобы устоять.
   Он не может поверить, что все так просто.
   – Обмен? Высокий Совет согласился на это?
   – Не будь ты так труслив, Доррос, ты бы подошел и прочитал сам или позволил бы подойти мне. Но что же ты удивился – разве не на это ты рассчитывал, когда взял в плен безоружного полевого врача?
   Холодные глазки Бланке становятся еще меньше. Шестеро человек выступают из-за его спины, и у всех подняты автоматы.
   Значит, их больше, чем нас.
   Их всегда больше.
   – Я отвечу за тебя, Доррос. – Я снова скрещиваю руки на груди. – Ты думал, что сможешь надавить на меня, а я скрою все от Совета. Эльфы не поступают так. Мы все заодно.
   – Я не верю.
   Доррос наконец делает то, чего ему долго хотелось, – облизывает губы.
   Он нервничает – и злится, что не смог этого скрыть.
   – Я знаю, как поступают эльфы. Вы всегда лжете. Это какой-то трюк. Высокий Совет не мог отдать такого приказа.
   – Не хочешь, не верь.
   Я смотрю на него оценивающе, словно собираюсь купить.
   – Но теперь я скажу тебе то, во что ты поверишь. Сейчас ты пойдешь вперед, а на полпути остановишься и позволишь доктору Стравицки подойти ко мне. Тем временем двое моих солдат передадут тебе бочку.
   – Я же сказал, что не…
   – Я не закончил. Мне известно, что у тебя три сестры, Доррос. Если ты или кто-то из твоих людей примется делать глупости – начнет стрелять, попробует похитрить… – Я развожу руками. – Завтра же ты получишь небольшое ожерелье. Из трех миленьких ушек.
   Лицо Бланке темнеет. Он опускает голову, как бык, готовящийся атаковать.
   Но я знаю, что этот бык уже попал к мяснику.
   – Мои сестры в надежном месте. Тебе не добраться до них, офицер.
   – В надежном месте, – сейчас. Будь они у меня, думаешь, я отдал бы тебе бочку? Но завтра, Доррос. Кто может быть уверен в завтрашнем дне?
   – Ты не посмеешь убить их.
   – Я и не убью. Ведь послезавтра мне надо будет послать тебе новое ожерелье. Тоже из свежих ушей. А потом настанет очередь пальцев… Или лучше глазных век?
   – Ты не посмеешь.
   – Разве?
   Зубы Дорроса стиснуты.
   – Вот как ты презираешь насилие, офицер.
   – Никто и не говорит о насилии. Я просто отрежу им уши.
   Бланке молчит. Я повышаю голос:
   – Теперь ты теряешь время на болтовню. Иди ко мне, Доррос. Мы совершим обмен, и с твоими сестрами ничего не случится… По крайней мере из-за меня.
   Доррос идет вперед. Горная тропа широка, как выбор судьбы. Но человек с пистолетом ступает по ней так осторожно, словно идет по натянутому канату.
   Заложника он ведет перед собой.
   Я не смотрю на доктора, я не вижу своих солдат, которые выносят из-за скалы драконью пыль. Бочонок такой маленький, что, кажется, поместится в твоем кармане; а еще он черный, как душа человека, прошедшего через войну.
   Сгорбленный человек в темной рясе жреца выходит под неверный грозовой свет. Эльфы ставят перед ним свою ношу; и он проводит раскрытой ладонью над запечатанной крышкой.
   Ее открывать нельзя.
   Но я не слежу за этим.
   Мои глаза прикованы к Дорросу Бланке.
   – Все в порядке, – негромко шелестит жрец.
   Он исчезает так же внезапно, как и появился. Бланко толкает доктора Стравицки вперед.
   – Мы еще увидимся, офицер, – говорит он. – Никто не смеет угрожать моей семье.
   Я молчу.
   Реплик у меня больше нет, потому что пьеса отыграна.
   Бланко и его бандиты исчезают в темноте, почти так же быстро, как жрец. Черный бочонок они уносят с собой.
   Я знаю, что снайперы за моей спиной по-прежнему держат на прицеле тропу – теперь опустевшую.
   Доктор Стравицки подходит ко мне, его лицо дрожит, я развязываю ему руки.
   – Вы не должны были делать этого, командир, – произносит он. – Нельзя отдавать им это.
   – Все в порядке, Эдди. – Я кладу ему руку на плечо.
   Так я смогу поддержать его, если ноги у него сейчас подогнутся, и в то же время не обижу лишней заботой.
   – Доррос не уйдет далеко, наши люди перехватят его, стоит ему только спуститься с отрогов.
   В глазах Эдди я читаю облегчение, потом он спрашивает:
   – То, что вы сказали ему, командир. О его сестрах. Вы действительно сделали бы это?
   Я почти смеюсь – теперь мне можно смеяться.
   – Конечно же нет, Эдди. Но я должен был убедить Бланко, что мы не шутим. А он понимает только один язык – язык угроз.
   Последнее слово напоминает мне еще об одном. Я поворачиваюсь к небу и щелкаю пальцами.
   Темные облака медленно исчезают, и щупальца молний втягиваются обратно в них под затихающие раскаты грома.
   – Что это? – спрашивает врач.
   – Шум далекой грозы, одно из самых простых заклинаний, Эдди. Думаете, ваш командир в детстве прогуливал уроки?
   – Но для чего вы это сделали? Понимаю! Чтобы их автоматчикам было труднее прицелиться. Верно?
   – Эдди! У вас столько вопросов… Вам не кажется, что это я должен расспрашивать вас? Как вас там хоть кормили?
   – Ужасно! Знаете, самым страшным во всем этом была кормежка. Они давали мне какое-то отвратительное печеное мясо. Но знаете, что смешно? Они сами его ели! И даже нахваливали!
   – Эдди, вас взяли в плен, запросто могли убить, а вы говорите, что это было смешно? Вы как ребенок…
   Мы спускаемся по тропе; яркое солнце ласкает Лернейские скалы, и тянутся над ними веселые белые облачка.
   Война заканчивается, и за ней наступает мир.
   Короткая передышка перед началом новой резни.

Часть I
ЗАГОВОР В ЗОЛОТОМ ЛЕСУ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

   Равнина Драконов два года спустя
   День клонился к закату. Солнце замерло на далеком небосклоне – как-то неуверенно, словно даже оно не знало, наступит ли завтрашний день.
   Мне предстояло решить, какая перспектива нравится мне больше – продолжать путь в темноте или заночевать здесь, среди зеленых холмов.
   В первом случае я мог нарваться на гигантского дракона, поджидающего бродячий ужин. Во втором – наверняка привлеку внимание ночных хищников, которые выйдут на поиски ужина спящего.
   Поскольку расовых предрассудков у меня нет, я никак не мог выбрать между драконом и огром-людоедом.
   Оставалось одно – тщательно проанализировать ситуацию, учесть все «за» и «против» и принять наиболее рациональное решение.
   Я вынул из кармана монету и подбросил ее на ладони.
   «Решка» означала продолжать путь, и выпала именно она. Раз судьба уже приняла решение за меня, оставалось только подчиниться. Я сбросил плащ, расстелил его на траве и устроился поудобнее.
   Если ночью меня кто-нибудь съест, я ведь все равно этого не узнаю, верно?
   Вот так я прилег поспать, под шелест колокольчиков, и знать не знал, какая гадость приключится со мной, когда проснусь.
   Конечно же, я не такой остолоп, чтобы взять и так просто растянуться на пути ядовитых сороконожек. Если я до сих пор верю в удачу, то только потому, что никогда на нее не полагаюсь.
   За поясом я ношу обычно небольшую флягу.
   Капни на траву чуть-чуть из фляги – и все твари на несколько миль вокруг будут уверены: ты не ты, а гигантский черный дракон. И сразу же передумают знакомиться.
   Поэтому, завернувшись в плащ под цвет травы и выбрав местечко поукромнее, я мог быть уверен – просплю всю ночь как младенец.
   Меня разбудили, не прошло и пары часов.
   Кто-то грохнулся на меня сверху, да еще с такой силой, словно с грифона свалился. Вот что бывает, когда слишком хорошо прячешься – на тебя могут наступить.
   Ладно если б я лег поперек столбовой дороги – так нет же, вокруг на многие мили тянутся зеленые холмы, иди себе да иди, коли не боишься попасть драконам на ужин. И надо же было ночному страннику споткнуться именно об меня.
   Понадеявшись, что растяпа упал и благополучно сломал шею, я перевернулся на другой бок и попытался снова заснуть. Как я уже сказал, толку от меня, сонного, в бою никакого, поэтому за оружие я хвататься не стал.
   Еще порежусь.
   Но то ли шея у незнакомца оказалась крепкая, то ли упал он неудачно – я имею в виду, неудачно для меня, – только он поднялся на ноги, и звук, который раздался следом за этим, сильно мне не понравился.
   Так свистит обоюдоострый меч, вынимаемый из но­жен.
   Есть ребята, которые полагают: крепкий клинок, если он достаточно длинный – вот все, что вам нужно для борьбы с драконами. Слава богу, у меня достаточно ума, чтобы этому не верить.
   Но вот если вы решили заколоть кого-нибудь спящим – например, меня – вот тогда меч будет в самый раз.
   – Уймись, Френки, – пробурчал я. – Мало того, что разбудила меня, так еще и зубочисткой своей гремишь.
   Незнакомец, оказывается, таковым не был. Девица, да еще хорошо мне знакомая. И за что бог наказал именно меня? А ведь я так сладко спал. Мне снилось, что я нашел шкатулку, полную светящихся кристаллов, и я уже прикидывал, где смогу выгоднее их продать.
   Меч просвистел снова – на сей раз возвращаясь в ножны.
   – Майкл, – процедила девушка. – А какого гнома ты здесь разлегся?
   Позвольте представить вам теперь Франсуаз – рост под шесть футов (если вы не умеете считать, поясню, что это много), каштановые волосы, длинный меч и мускулы, замешенные на самоуверенности.
   Франсуаз красива как богиня, упряма, как буйвол, и опасна, как стая драконов. Иными словами – именно тот человек, которого вы, по пробуждении, не захотите видеть с занесенным мечом.
   Впрочем, по пробуждении я предпочитаю никого не видеть – хотя бы с полчаса, пока полностью не проснусь.
   И как живут эти фермеры, которым приходится вставать в шесть часов утра и доить коров? Просто не понимаю.
   – Я пытаюсь спать, – сварливо ответил я. – А тебя разве еще никто не съел?
   – Тебя самого съедят, если будешь лежать как бревно, – ответила девушка и присела рядом.
   Само собой, у меня и в мыслях не было ее приглашать – мне больше по душе деревенские красотки, которые щебечут мне на ушко милые пустячки. А вовсе не те девицы, что считают охоту на драконов веселым развлечением.
   – Лучше бы меня съели, – кротко ответил я, – чем получить кованым сапогом под ребра. Ты вообще смотришь, куда идешь?
   По этим сапожкам я и узнал девушку – она всегда ставит на носки металлические наконечники.
   Про фляжку с запахом дракона я говорить ей, естественно, не стал – а то еще попросит поделиться.

2

   Сон с меня полностью слетел, а от Франсуаз все равно просто так не отделаешься, поэтому я решил поужинать. Достав из поясного кармана немного вяленой саранчи и сушеных фруктов, я спросил:
   – Если тебе так не терпелось в путь, что ты потащилась ночью, наступая на мирных путешественников, то что же теперь остановилась?
   Франсуаз снова вынула свой меч и принялась затачивать – прекрасный, надо сказать, звук, если хотите созвать хищников со всей округи.
   – Да вот думаю, зачем ты здесь оказался.
   – Как всегда, – с готовностью ответил я. – Сногсшибательно действую на девушек.
   – Ты идешь в Сурабаю, верно? – Девушка взглянула на меня так, словно надеялась воззвать к моей совести. – Решил, что на большом празднике будет чем поживиться?
   Я скромно потупился – люблю, когда меня хвалят.
   Франсуаз посмотрела вокруг, хотя смотреть вокруг было совершенно не на что, потом сделала большие глаза и наигранно улыбнулась.
   Три всадника Апокалипсиса…
   И четвертого уже не надо.
   Три вернейших признака того, что женщина собирается вызвать тебя на откровенность.
   Проклятье.
   Я устроился поудобнее в мягкой траве. Если я сейчас закрою глаза и представлю, что Франсуаз нет – она исчезнет?
   Стоило бы попробовать.
   – Ну? – спросила Франсуаз. – Где же медали? Орденская лента? Почести? Все-таки она не исчезла… Может, мне следовало дольше не открывать глаза?
   – В столице, – ответил я.
   – А ты, – девушка опустила глаза, ее пальцы начали теребить траву, – почему ты не в столице?
   Боже, даже растения не может оставить в покое. Я снова закрыл глаза.
   – Френки, – ласково сказал я, – это не твое дело.
   – Спасибо, что не сказал «не твое собачье».
   – Френки, я джентльмен…
   – Это не помешало тебе ударить меня в челюсть.
   – Я джентльмен, когда это мне удобно, а если бы я тогда не вырубил тебя, нас бы давно сожрали гигантские сороконожки.
   – Но в челюсть, Майкл… Девушек так не бьют. Я смотрел на мирно темнеющее небо, я думал о дру­гом.
   – Наверное, мы просто отвыкли воевать, Френки… Эльфы не вели войн вот уже несколько тысяч лет. Мы слишком сильны, чтобы на нас нападали – и чересчур богаты, чтобы нападать самим.
   – Но Лернейская кампания не была войной.
   – Только глазами историка… Когда нарушился баланс Мирозданий и раскрылся Гниющий портал, эльфы просто не могли оставаться в стороне. Измерения смешались, твари и нетвари сыпались из Врат, как горох из распоротого мешка.
   – Жителям Лернея не повезло, что это произошло именно в их стране.
   – Да, катастрофа могла произойти где угодно. Высокий Совет решил, что надо направить туда войска, помочь навести порядок.
   – Жалеешь об этом решении?
   – Нет. Мы действительно многим помогли, Френки. А теперь – мне просто надо отдохнуть.
   – Многие офицеры вернулись в столицу.
   – В основном из командного звена. Те, кто не видел крови и гноя на своих пальцах… Я их не осуждаю – они делали свою работу, такую же важную. Что же до солдат и полевых командиров, то нам, как только мы сняли форму, захотелось так же легко отделаться и от воспоминаний.
   А вернуться в столицу, где все только и говорят о конце кампании… Ты понимаешь.
   – А почему такое занятие?
   – Воровство? Френки, это ремесло, в котором эльф может проявить свои лучшие качества – ум, лживость, лицемерие и коварство. Впрочем, это придумал не я, такова древняя традиция. Многие молодые эльфы отправляются в дальние края и живут там как странники, на время отказываясь от богатства и привилегий, и эти странствования дают им право потом занять в обществе более высокое положение.
   Я развел руками.
   – Ладно, сеанс психотерапии закончен. А теперь можешь встать на колени и начать умолять меня.
   От удивления глаза Франсуаз увеличились почти вдвое. Это всегда выглядит очень потешно.
   – Умолять? – переспросила она.
   – Конечно. Только не говори, будто разыскала меня только для задушевной беседы. Тебе что-то от меня нужно. Выкладывай.
   – Майкл, – Девушка подбирала слова так осторожно, словно они могли треснуть у нее во рту и выплеснуться на одежду. – Я понимаю, что ты мне ничего не должен. Мы заключили сделку, ты выполнил свою часть. Ты отдал мне свою душу, и теперь я могу жить во всех мирах Поднебесной.
   – Странный вы народ, демоны, – согласился я. – Живете в Подземном царстве, где всегда царят мир и благополучие. Но вы не цените своего счастья. Вам подавай приключения.
   – Жить в Преисподней скучно… Там нет ни неба, ни скал, ни леса, ни озер… Только лава. А единственный способ для демона повидать мир – это получить душу жителя Поднебесной.
   – Ладно, – я махнул рукой. – Мы, эльфы, существа высшего порядка. Душа нам ни к чему – мы ею даже не пользуемся. Так что наслаждайся. А теперь говори, что тебя сюда привело.
   – Один человек попал в беду. Я бы сделала все сама, но…
   – Но проблема не решается с помощью десятка проломленных черепов? Хорошо. Если у кого-то неприятности – я всегда готов выслушать. Продолжай.
   Сперва девушка говорила медленно, потом, незаметно для нее самой, слова начали скакать быстрее, голос зазвучал взволнованно.
   – Это простой купец, Майкл. Он не так уж и богат. Когда его корабль проходил мимо Берберы…
   – Дай угадаю… Его остановил военный патруль и конфисковал все, что имеет хоть какую-то ценность?
   – Они срезали даже паруса.
   – Узнаю короля Гельминта… Купцу повезло, что они не спилили ему и мачты. Но чего же хочет твой друг? Вернуть деньги?
   – Деньги его не волнуют. То есть волнуют, конечно, но он привык к подобным потерям. Налоги, разбойники…
   – А между ними есть разница?
   – Нет, наверное – для того, у кого кошелек отбирают. Но купца огорчило не это. Офицер с патрульного корабля забрал фамильные драгоценности. Они не такие уж и ценные, но дороги как память.
   – Что ж ты не пошла к этому сборщику налогов пересчитать ему зубы свинцовым прутом?
   – Я это сделала. Знаешь, после подсчета зубов оказалось гораздо меньше, чем до. Но он уже успел отослать драгоценности королю, и теперь они в казне.
   – Слава богу… Приехали. И ты хочешь, чтобы я залез в королевскую казну?
   – Ты единственный из всех, кого я знаю, кто на это способен.
   Я улыбнулся:
   – Приятно слышать комплименты перед сном. Что же, Френки, спасибо за увлекательную историю, но мне пора отдыхать.
   – Так ты поедешь со мной в Берберу? Я удивился.
   – Конечно нет. Только сумасшедший полезет в казну короля Гельминта. Но дело даже не в этом. Я бы отказался и семечки у старушки на рынке красть, если об этом попросишь ты. От тебя одни неприятности, Френки. Ты их просто притягиваешь. А мне это ни к чему.
   – Но ты же сказал, что готов выслушать?
   – Это правда. Люблю слушать о чужих бедах. Это меня радует.
   Глаза Франсуаз сузились. Девушка надула щеки – что вряд ли сама заметила – и произнесла:
   – Майкл. Я хорошо заплачу.
   – Заплатишь? Не смеши меня. Я эльф-аристократ. У меня денег столько, что я могу купить всю эту равнину. И здесь я по одной причине – хочу забыть о тревогах. В их число входишь и ты, конфетка.
   Девушка втянула губы – женщины обычно так делают, когда получают полную отшивку.
   Пару секунд она сидела, раздумывая, потом придвинулась ко мне.
   – Может, я смогу тебя переубедить? – спросила она.
   Ее горячие пальцы легли на ворот моей рубашки, пробежались по ряду пуговиц и остановились там, куда воспитанные девицы не должны даже смотреть.
   – Френки! – ужаснулся я. – Неужели ты говоришь о сексе?
   Девушка окрысилась.
   – Прошлые двадцать семь раз, – сказала она, убирая руку, – когда мы с тобой этим занимались, ты не строил такой ханжеской физиономии.
   – Двадцать семь раз? Неужели ты считала? Френки, не могу поверить… И дело не в ханжестве – мы, эльфы, скорее лицемеры, чем фарисеи. Но шоколадка… Ты только посмотри на себя.
   Голос девушки вполне мог бы резать металл:
   – А что со мной?
   – Френки. Ты прошла по равнине добрый десяток миль. От тебя пахнет потом, пылью, луговыми растениями и еще гном знает чем. Как ты могла подумать…
   Френки окрысилась вдвое; теперь любой крысоглав охотно принял бы ее как свою.
   – Значит, я грязная? Майки, а ты сам что, на ковре-самолете сюда прилетел? Только-только из эльфийских купален?
   Я достал из-за пояса маленький пузырек, наполненный голубоватой жидкостью.
   – Эликсир для путешествий, – сообщил я. – Достаточно капли в день, на ладонь. В течение суток ты будешь чистым, как после ванны. То же касается и одежды. Вот, посмотри мой платок.
   Я протянул девушке кусок легкой ткани, который повязываю на шею. Изящные пальцы пробежались по тонкому шелку.
   – Словно из прачечной, – с омерзением произнесла Франсуаз. – Майкл, дай-ка посмотреть пузырек.
   – Действует только на эльфов, – быстро солгал я, пряча бутылочку. – А теперь прости. Мне пора подкрепиться. Если хочешь отведать прелестей любви – сначала помойся.
   Некоторые могут подумать, что я был слишком груб с девушкой, но видят Небеса, только так я мог от нее отделаться. Впрочем, будущее показало – мне следовало проявить больше твердости.
   Следовало просто забрать свою душу назад, и Фран­суаз очутилась бы там, где ей и самое место – прямо в Преисподней. Но я этого не сделал и оказался в самой гуще событий, от которых любому эльфу надо держаться в стороне.

3

   И именно в этот момент раздался крик. Я не успел и кусочка поднести ко рту, как Франсуаз была уже на ногах.
   – Видимо, кого-то едят, – флегматично пояснил я. – Недалеко отсюда – вон за тем холмом. Не одного меня мучает голод.
   Франсуаз вскочила, приготовясь бежать, словно то, что там могло происходить, каким-то боком ее касалось.
   – Да ладно, – произнес я. – Их уже переварить успеют, пока ты добежишь. Какое нам дело. Я задумался:
   – Впрочем, может, после них останется что-то ценное? Надо потом проверить. В любом случае, еще рано туда идти. Франсуаз! Не глупи.
   Но девушки уже и след простыл – есть такие люди, которых хлебом не корми, только дай ввязаться в неприятности.
   Строго говоря, добрые дела не по моей части. Если же они еще и связаны с риском, тогда вообще в следующую дверь. Но мягкое сердце всегда ведет к размягчению мозгов. Это единственная причина, по которой я встал и потащился за Франсуаз.
   Съедят ведь девицу ни за что ни про что, а я потом мучайся угрызениями совести.
   Франсуаз я догнал почти сразу – с моей профессией надо уметь бегать. Правда, обычно я бегаю от опасности, а не прямо ей в восемь лап.
   Дракон в самом деле выдался крупный – словно небольшой холмик. Черный такой, стоит, шевелит ногами и челюсти открывает.
   Футах в пятнадцати от него парнишка лет десяти, оборванец оборванцем, да визжит так, словно ему за это платят. И что самое интересное – ни дракон, ни карапуз не двигаются с места, словно ждут кого-то.
   Нас они ждали – кого же еще.
   Стоило Франсуаз появиться из-за поворота, с ее огромной зубочисткой – а толку от меча против дракона столько же, сколько и от меня, то есть ноль – как парочка пришла в движение.