Услышав его слова, у поручней зашевелился Птероклс. Король махнул рукой колдуну:
   – У тебя есть что сказать?
   – Я… не уверен, ваше величество, – ответил Птероклс.
   Грас искренне надеялся, что сумел скрыть свое недовольство. В последнее время Птероклс был слишком во многом не уверен. Если быть честным, он также не был хорошим моряком, хотя и лучше переносил качку, чем Гирундо.
   Волшебник помолчал, собираясь с мыслями, затем сказал:
   – Я этому особо не удивляюсь.
   – Да? Почему? – спросил Грас.
   Колдун посмотрел не на север, не на восток, а на юг. Бесстрастным тоном, который стал обычным для него после его поражения в Черногории, он произнес:
   – Почему? Потому что они на год дольше слушают Низвергнутого, проникающего в их мысли.
   – Понятно, – отозвался Грас.
   Птероклс казался безразличным к тому, есть ли смысл в его словах. Каким-то образом это делало его высказывания не менее, а более убедительными.
   Король Грас надеялся, что флот по-прежнему опережает весть о своем приближении. Если галеры сумеют добраться до моря прежде, чем черногорцы на побережье узнают о них, это будет на руку аворнийцам. На реках его галеры были и быстрее, и проворнее черногорских морских кораблей. Сохранится ли преимущество на морских просторах? Как знать…
   Река Граникус стремительно несла вперед свои чистые воды. И вдруг горизонт впереди раздвинулся до бесконечности. Азанийское море внушало Грасу больше страха, чем Северное. В стране черногорцев погода была облачной и туманной, что значительно ослабляло ощущение открытости морского простора. Здесь король действительно почувствовал, что такое бесконечность.
   Но сейчас это отошло на второй план. На северном берегу реки Граникус и вдоль морского побережья находился город Додона. Он был захвачен черногорцами. Темные следы от языков пламени на городских стенах свидетельствовали о том, что пираты устроили пожар во время штурма.
   Несколько черногорских кораблей стояло у причала. Казалось, пираты не ожидали неприятностей. Грас мог точно сказать, когда они заметили его галеры. Внезапно Додона стала напоминать потревоженный муравейник. «Слишком поздно», – подумал он и отдал приказ.
   – Мы ударим по ним быстро и беспощадно, – заявил он. – Кажется, это не будет так трудно, как в Калидоне. А если будет, мы используем тот же прием, что дважды помог нам, – ложную атаку со стороны гавани, а затем пойдем с суши. Но что бы мы ни делали, мы должны удержать эти корабли и не дать им предупредить остальных черногорцев.
   Почти все прошло так, как он и рассчитывал. Некоторые пираты оказались настоящими храбрецами. Впрочем, Грас уже не раз убеждался в смелости и отваге черногорцев. Но в Додоне у них не было времени, чтобы организовать согласованную защиту.
   Их корабли факелами полыхали у причала – за исключением одного, который мчался на север, гонимый сильным ветром с юга. Только сейчас Грас имел возможность убедиться, зачем нужны такие широкие полотнища парусов, которые они использовали. Он послал две речные галеры за черногорским кораблем. Аворнийцы гребли изо всех сил, но пиратское судно все-таки ускользнуло.
   Грас мрачно выругался. Река Граникус, возможно, была очищена от пиратов, но теперь все люди с севера будут знать, что он охотится за ними.
 
   – Нет, благодарю тебя, – сказал Ланиус – Я не чувствую желания охотиться.
   Архипастырь Ансер выглядел удивленным и разочарованным.
   – Но разве ты не получил удовольствия, когда мы выезжали на охоту в прошлый раз? – грустным тоном спросил он.
   – Я получил удовольствие от компании – мне всегда нравится твое общество, – ответил Ланиус. – И оленина оказалась довольно вкусной. Но… сама охота? Мне очень жаль, – он покачал головой, – но это не по мне.
   – Мы могли бы поднять кабана или медведя. Тогда бы ты испытал настоящее вдохновение от охоты.
   – Меня не очень интересует такого рода вдохновение. – Ланиус поразился, до какой степени архипастырь его не понимает. – Я просто не вижу радости бегать по лесу, выискивая животных, чтобы их зарезать. Если тебе нравится, то вперед, действуй.
   – Мне нравится. Мне жаль, что ты, ваше величество, не разделяешь мои чувства.
   С выражением боли на лице Ансер устремился прочь по дворцовому коридору.
   – О боги, – вздохнул Ланиус.
   Он почти решил окликнуть Ансера, чтобы сообщить, что поедет с ним. Он желал заплатить почти любую цену, чтобы Ансер был доволен им. Но только «почти».
   И вместо охоты он пошел в комнату котозьянов, где у него был установлен мольберт. Скромный некогда талант к рисованию за последние годы вполне развился, и Ланиус уже продал некоторые из картин, которые он нарисовал. Насколько было ему известно, ни один король Аворниса прежде не делал ничего подобного. Он испытывал сдержанную гордость от того, что был первым.
   К тому же Ланиус знал о котозьянах больше, чем кто-либо в Аворнисе. «Чем кто-либо, кто не живет на островах, откуда они родом, – подумал он. – Интересно, сколько людей живет на этих островах в Северном море? » Этого он пока не знал.
   Однако он знал, что Петросус, казначей Граса, был скуп относительно серебра, которое он выдавал младшему королю. Без сомнения, эхо происходило отчасти по приказу Граса, чтобы помочь удержать Ланиуса от накапливания могущества, угрожающего его компаньону на троне. Но Петросус, каковы бы ни были причины, получал явное удовольствие, третируя Ланиуса.
   Наблюдая за котозьянами, он выискивал удачный момент для наброска угольным карандашом, который затем собирался переработать в настоящую картину. Когда Ланиус только начал рисовать животных, он пытался заставить их позировать. Давая им лакомые кусочки, он даже пару раз достиг в этом успеха, заставив их принять нужную ему позу. Но, как в случае с любыми кошками, заставить котозьянов делать, что он хочет, оказывалось больно уж хлопотно. Теперь он оставил котозьянов в покое и пытался запечатлеть их движения в карандаше.
   Котозьян прыгнул. Рука Ланиуса метнулась к холсту. Вот он, подходящий момент. Ланиус работал автоматически, его рука часто была умнее мозга, поэтому он позволял руке делать на полотне все, что она хочет.
   Закончив набросок, Ланиус отступил от него, пристально взглянул – и покачал головой. Иногда самостоятельная рука все же подводила его. «Если бы меня по-настоящему учили рисовать, я бы справлялся лучше».
   Следующий набросок получился качественнее – ему почти удалось показать все мельчайшие оттенки грации ползущего котозьяна. Ланиус получал от рисования настоящее удовольствие – впрочем, как и от поисков в архиве. Оба эти занятия заставляли сосредотачиваться.
   И рисование, и архивные изыскания заставили бы Ансера зевать так, что челюсть бы отвалилась. Однако пустите его в лес преследовать оленя, и он получит точно такое же удовольствие (если, конечно, не промахнется с выстрелом). Почему старые пергаменты и поскрипывание угля по полотну делают Ланиуса счастливым, тогда как архипастырю для счастья нужно лишь, чтобы не хрустнул сухой листок под ногой? К сожалению, Ланиус не знал ответа на этот вопрос.
   Он усердно работал, превращая набросок в законченную картину. Приходилось прикладывать много усилий, чтобы правильно передать фактуру меха животных. У Ланиуса имелись специальные кисти, что давало возможность изобразить бесчисленное число волосков, слегка отличавшихся по цвету, которые в целом правильно передавали внешний облик зверьков. Настоящая трудность была, однако, не в кистях. Настоящая трудность заключалась в его собственной руке, и король знал это. Если бы он был более искусен и лучше обучен, наверняка смог бы ближе подойти к тому, чтобы запечатлеть котозьянов такими, какими они были в действительности.
   Котозьяны никогда не обращали внимания на свое изображение на холсте. Зато они иногда пытались утащить кисти или маленькие горшочки с краской. Может быть, запах льняного семени, входившего в состав краски, привлекал их. Или, возможно, им нравился запах кисти.
   Впрочем, котозьяны просто были зловредными тварями. Когда один из них ускользнул с кистью под потолок, Ланиус был готов уверовать в это. После того, как зверек погрыз ручку кисти, она надоела ему, и он выронил ее. Ланиус успел поймать кисть прежде другого котозьяна, устремившегося за «добычей».
   Король нес законченную картину к себе в кабинет, и горничная, идущая ему навстречу по коридору, остановилась полюбоваться ею.
   – Значит, так выглядят ваши любимцы, ваше величество? – спросила она.
   – Да, Кристата.
   – Какой замечательный рисунок, – продолжала она, подходя ближе. – Их задние лапы на самом деле такие? Какие смешные пальцы, они выглядят так, как будто вот-вот что-нибудь стащат.
   – Котозьяны – прирожденные верхолазы и прирожденные воришки. – Спустя мгновение он добавил: – Как ты поживаешь?
   – Хорошо, – ответила она. – Он больше не беспокоит меня, так что это уже кое-что.
   Девушка не хотела называть имя Орталиса. Она продолжала:
   – Деньги, которые мне дали… это так здорово – иметь много денег. Раньше я с трудом сводила концы с концами. Но… – Ее хорошенькое лицо помрачнело.
   – В чем дело? – спросил Ланиус. – Не говори мне, что они уже закончились.
   – О нет. Не в этом дело. Я очень стараюсь быть бережливой, – сказала она. – Просто…
   Она покраснела; Ланиус наблюдал – и наблюдал с интересом, – как краска постепенно заливала ее лицо.
   – Мне не следует говорить вам это.
   – Тогда не надо, – поспешил сказать Ланиус.
   – Нет. Если я не могу сказать вам, то кому же тогда смогу? Вы видели… что случилось… с моими плечами и спиной. – Кристата подождала, пока он кивнул. – Так вот, во дворце есть человек, э-э, ну, не важно, что он тут делает. Он нравился мне, и я думала, что нравлюсь ему. Но когда он взглянул на это… он больше не захотел…
   Она уставилась в пол.
   – Да. – Ланиус вздохнул и затем сказал: – Если это обеспокоило его, то, возможно, и хорошо, что ты не будешь встречаться с этим человеком. И кроме того…
   Теперь уже он оборвал себя, гораздо более резко, чем это сделала Кристата. Что, если он тоже покраснел, как она?
   – Вы такой милый, ваше величество, – прошептала горничная, и это означало, что она догадалась, о чем он не стал говорить.
   Присев в реверансе, девушка пошла дальше по коридору. Он направился в противоположную сторону, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло… совсем ничего.

9

   Океан – вот по-настоящему чуждый мир, так, по крайней мере, полагал Грас. Если королевская галера и остальной флот поплывут дальше, то скоро они перестанут различать землю. Аворнийские торговые суда никогда не отваживались на подобное. И сейчас, когда горизонт все еще обнадеживающе простирался на западе, может, лучше вернуться поближе к материку?
   Да, король Грас беспокоился об этом, но продолжал двигаться вперед, хотя все больше чувствовал себя подобно жуку на столе, ожидающему, как кто-то прихлопнет его. Он понимал, что выбор у него небольшой. Его корабли не могли везти большое количество припасов или поднять паруса, достаточные для того, чтобы обойтись без гребцов. Он также не хотел думать о том, как они выдержат сильный шторм. Для черногорцев открытый океан не представлял опасности. Для них это привычная дорога, они пришли по ней из своей страны в Аворнис, чтобы грабить это королевство.
   Но Грас мог – ему хотелось так думать – доказать пиратам, что безнаказанно опустошать побережье у них не получится. Насколько ему было известно, его люди вытеснили черногорцев из всех бассейнов рек, куда они высадились. И все-таки корабли противника были не похожи на его суда. Они могли держаться на расстоянии от берега долгое время – насколько долгое, он не знал – и наносить удары, когда захотят. Они могли… Значит, Грас должен убедить их, что это плохая идея.
   Огромные черногорские корабли горделиво покачивались, выстроившись в линию практически вне досягаемости полета стрелы. Ветер стих до легкого бриза, который делал речные галеры более проворными, чем суда с севера. Черногорцы не станут легкой добычей, притом что их корабли битком набиты воинами. Если попытка тарана пойдет неудачно, пираты могут перепрыгнуть на борт галеры и заставить ее поплатиться за это. По крайней мере, так не раз происходило в прежних сражениях.
   Гирундо проверил эфес своего меча большим пальцем. Он кивнул Грасу.
   – Ну, ваше величество, – сказал он. – Это должно быть интересным.
   Речная галера скользнула вниз по волне, и генерал отдернул руку от клинка. Он уже однажды порезался во время внезапного наклона.
   На носу командир отряда, обслуживавшего катапульту, оглянулся через плечо.
   – Ваше величество, думаю, мы могли бы ударить по ним, когда волна поднимет нас вверх. Разрешите стрелять?
   – Действуй, – приказал ему король.
   Команда подняла с помощью лебедки копье. Затрещав, катапульта послала стрелу длиной в четыре фута, с человеческий палец толщиной, в сторону ближайшего пиратского корабля. Копье плюхнулось в море, не долетев до цели. Черногорцы злорадно засвистели.
   – Стрельните-ка в них еще раз, – велел Грас матросам, которые, не дожидаясь приказа, уже вставляли в катапульту другое копье.
   Это копье воткнулось в обшивку черногорского корабля, не причинив никакого вреда, и черногорцы продолжали насмехаться. Некоторые из них послали стрелы в галеру Граса, но стрелы не смогли преодолеть расстояния. Катапульта могла выстрелить дальше любого человека, даже очень сильного.
   Команда катапульты загрузила очередное копье. На этот раз большая стрела пронзила не одного, а сразу двух пиратов. Один из них упал в море. Другой издал такой вопль, что Грас услышал его на расстоянии четверти мили. Команда катапульты издала одобрительный крик. А черногорцы прекратили смеяться.
   – Построиться в одну линию на траверзе и выступить против врага, – отдал Грас приказ командиру сигнальщиков.
   Вымпелы, передающие сообщение, затрепетали с обеих сторон галеры. В ответ на других судах флотилии замахали зелеными флажками, чтобы показать, что они поняли. Система сигналов, возникшая на девяти реках, не слишком годилась для океана. Но это было лучше, чем ничего.
   Грас не видел аналогичных сигналов, которыми обменивались черногорские корабли. Когда пираты последний раз встречали противника, способного оказать сопротивление?
   Теперь катапульта посылала в сторону черногорцев дротики – причем почти всегда оружие поражало цель. Моряки на носу речной галеры начали стрелять, как только подошли достаточно близко к черногорским кораблям.
   К этому времени черногорцы тоже могли вести ответный огонь. Плотники установили щиты, чтобы дать какую-то защиту гребцам, – это было уроком, усвоенным после первой встречи с большими кораблями, полными лучников.
   Облака закрыли солнце. Грас едва это замечал, так как сосредоточился на черногорском корабле, на который был нацелен его таран. Ветер тем временем усилился и погнал волны. Это обстоятельство не прошло незамеченным для Граса, который обрушился с проклятиями на природу. Ветер делал черногорские корабли более подвижными, а их высокие борта позволяли выдерживать мощные волны, чего нельзя было сказать о галерах.
   – Ваше величество… – начал Птероклс. Грас жестом велел ему замолчать.
   – Не сейчас! Держись, ради…
   Раздался треск, и таран ударил, прежде чем он успел закончить предупреждение. Птероклс рухнул без сознания. Черногорский корабль попытался отвернуть в последний момент, чтобы принять скользящий удар или заставить галеру промахнуться. Но рулевой Граса, предчувствуя их маневр, вычислил его, и удар был нанесен точно в цель.
   – Отгребай! – выкрикнул загребной.
   Речная галера освободилась, и зеленая морская вода полилась в пробитое пиратское судно.
   Два других черногорских судна были протаранены так же умело, как это сделали моряки галеры Граса. Однако не все удары прошли так же гладко. Некоторые из черногорских капитанов сумели-таки уклониться от таранов. Пираты, стреляя вниз по галерам, когда те оказались достаточно близко, заставили аворнийцев заплатить за их атаки.
   А еще одна речная галера протаранила врага, но не сумела вовремя отойти – и начался кошмар! С громкими пронзительными криками черногорцы спрыгнули вниз на палубу и атаковали моряков и почти невооруженных гребцов. Грас приказал своему кораблю подойти к сцепившимся противникам. Его моряки давали залп за залпом по черногорцам. Пираты и аворнийцы падали за борт, иногда сцепившись так же намертво, как и их суда.
   Птероклс с усилием поднялся на ноги и потянул Граса за рукав:
   – Ваше величество, этот шторм…
   – Шторм? – Грас не понял. Но в этот момент первая дождевая капля упала на его лицо, затем еще одна, и еще… – Что такое? Ветер задул совершенно неожиданно.
   – Именно это я и хочу вам сказать, ваше величество, – продолжал волшебник. – За ним стоит волшебство. Волшебство или…
   – Или что?
   Выражение лица Птероклса без всяких слов говорило о том, что имеет в виду волшебник – Низвергнутого. Король сказал:
   – Что ты можешь сделать? Ты можешь задержать шторм, ведь мы не расправились с пиратами?
   Пока он говорил, еще одна речная галера протаранила пиратский корабль и отошла, освободившись. Черногорский корабль начал тонуть. В это же время волна с грохотом обрушилась на нос галеры Граса. Рулевой крикнул:
   – Ваше величество, мы не можем долго это выдерживать!
   – Ясно, – ответил Грас и повернулся к Птероклсу: – Так что ты можешь сделать?
   – Не много, – ответил колдун. – Обычный смертный волшебник не может изменить погоду. Вот почему я думаю, что это…
   – Следует ли нам тогда отступить? – с сомнением спросил Грас – Мы так успешно их атакуем.
   Сначала один, потом другой черногорский корабль расправили паруса и поспешили на север со скоростью, с которой речная галера не могла соревноваться.
   – Я не могу сказать вам, что делать, ваше величество. Вы – король. Я просто колдун. Я, однако, могу чувствовать шторм. Мне он не нравится, – ответил Птероклс.
   Грасу он тоже не нравился. А еще – ему не нравилось отпускать черногорцев, но их корабли могли выдерживать гораздо худшую погоду, чем его галеры.
   – Сигнал «Прекратить бой», – крикнул он командиру сигнальщиков. Еще одна волна ударила о нос. Это убедило его, что он все делает правильно. Он добавил: – Сигнал «Направиться к берегу».
   Флажки поникли из-за усиливавшегося дождя. Однако король надеялся, что другие капитаны сумеют различить сигнал.
   Между тем черногорские корабли исчезли. Остались только те, что получили значительные повреждения. Один из них перевернулся. И то же самое произошло с потерпевшей крушение речной галерой. Аворнийские суда выловили столько моряков – аворнийцев и черногорцев, – сколько смогли.
   «Направиться к берегу». Казалось бы, достаточно простая команда. Но сейчас, при усиливавшемся шторме, дожде и тумане, наполнявшем воздух, Грас потерял сушу из виду. Он и рулевой должны были полагаться на ветер и волну, которые скажут им то, что не могут видеть глаза.
   – Мы побили их, – сказал Гирундо. – Теперь – следующий вопрос: будем ли мы праздновать победу, или они посмеются последними?
   – Возможно, в открытом море они чувствуют себя увереннее, чем я, – сказал Грас, – но, во имя богов, я все еще разбираюсь в том, как вернуться домой в непогоду.
   И как будто ему в ответ, ожившее море послало волну, которая почти залила и едва не опрокинула галеру. Грас схватился за линь и вцепился в него, чтобы уцелеть. Когда корабль восстановил равновесие (медленно, очень медленно), первое, что сделал король, – стал искать глазами Птероклса. Не смыло ли волшебника за борт, ведь он не был моряком.
   Но колдун сумел устоять на ногах, с него потоками лилась вода, он отплевывался, повиснув на ограждении. И флот добрался до берега невредимый – жестоко потрепанный, но невредимый.
   Шторм между тем становился все сильнее и ужаснее, но теперь это уже не имело значения.
 
   Принц Всеволод сделал большой глоток из чаши с вином, стоявшей перед ним.
   – Задавай свои вопросы, – сказал он. Таким тоном раненый велит знахарю вытащить попавшую в него стрелу.
   Заставить находящегося в изгнании правителя Нишеватца продемонстрировать даже такую готовность к сотрудничеству – уже своего рода победа. Он-то ведь полагал, что это другим следовало сотрудничать с ним, а не наоборот.
   Ланиус не заставил себя долго ждать:
   – Какие города-государства в Черногории скорее всего станут противостоять Василко и Низвергнутому?
   Всеволод с презрением взглянул на него.
   – На этот вопрос тебе следует ответить самому. Король Грас берет пленников из Нишеватца, из Гайзердзика, из Йобуки, из Грвейса. Это значит, нет пленников из Дердеватца, из Равно, из Завалы, из Мойковатца. Эти четыре, они не плавать с пиратскими кораблями. Они нет любить Василко, а?
   Слова показались вполне логичными, но Ланиус уже знал, что логика часто не имела ничего общего с поведением черногорцев. Он сказал:
   – Станут ли они союзничать с Аворнисом, если мы пошлем нашу армию в страну черногорцев?
   – Нет. Конечно, нет.
   Похоже, если Ланиус считал Всеволода немного странным, тот решил, что общается с тупым. Властитель Нишеватца продолжал:
   – Хотите отдать Дердеватц и остальные три города в руки Низвергнутого – вводите армию.
   – Но это же ты первым пригласил нас в страну черногорцев! – воскликнул Ланиус, даже не пытаясь скрыть раздражения.
   – Тут все по-другому. – Всеволод пожал плечами. – Тогда я был властелин. Теперь я изгнанник.
   Слеза блеснула в его глазу. Сожаление или жалость к себе? По тому, как Всеволод снова наполнил чашу вином и залпом выпил, Ланиус побился бы об заклад, что это все-таки жалость.
   – Почему города-государства выступают именно в таком порядке? – спросил он.
   Выставив узловатые старческие пальцы правой руки, Всеволод перечислил:
   – Нишеватц, Гайзердзик, Йобука, Грвейс. Выставив пальцы левой, он продолжил перечень:
   – Дердеватц, Равно, Завала, Мойковатц. Затем принц скрестил пальцы рук.
   – Ты видишь?
   – Вижу, – тихо сказал король Ланиус. Ближайшие соседи враждовали друг с другом. Города-государства, поддерживающие Нишеватц и противоборствующие ему, чередовались вдоль побережья. Подумав немного, король заметил:
   – Василко стал бы сильнее, если бы все черногорские города склонились на его сторону. Он может добиться, чтобы они сделали так?
   – Василко? – Отец восставшего принца, похоже, готов был сплюнуть, но в последний момент – в самый последний момент – передумал. – Василко не может добиться даже того, чтобы кошка гадила, куда ей велено.
   То, что Василко преуспел, свергнув его, даже не пришло ему в голову.
   – Позволь мне спросить по-другому, – Ланиус проявил терпение. – Используя Василко, может Низвергнутый объединить их?
   Принц хотел было кивнуть, но сдержался.
   – Эти города-государства – враги давно. Понимаешь? Ланиус кивнул. Всеволод продолжал:
   – Нелегко сделаться из врагов друзьями. Но нелегко и противостоять Низвергнутому. Так что… я не знаю.
   – Хорошо. Спасибо тебе, – сказал Ланиус. Ничего хорошего. Если Всеволод сомневался в том, что Низвергнутый не сможет объединить все черногорские города под своим началом, значит, все обстояло с точностью до наоборот. И если он сможет…
   – Если он сможет, – усмехнулся Грас, когда Ланиус пересказал свою беседу с принцем, – то флот, который устроит набег на западное побережье на следующий год или еще через год, будет вдвое больше того, с которым мы сражались.
   – Я боялся, что ты скажешь именно так.
   – Поверь мне, ваше величество, я бы предпочел солгать тебе.
   – Говорил ли я когда-нибудь, что я обнаружил описание Скипетра, сделанное королем Кафартесом? – внезапно спросил Ланиус.
   – Нет. Ты ничего не говорил, – король Грас продолжал криво улыбаться. – До этой минуты – нет. И готов поклясться, что вообще никогда не слышал о короле… э-э-э… Кафартесе.
   – Я нашел его письмо в архиве, – пояснил Ланиус.
   Грас пожал плечами. Привязанность Ланиуса к необычным животным, его бесконечные поиски в архиве удивляли и раздражали. Но выражение его лица стало серьезным, когда он выслушал Ланиуса.
   – … теперь у нас есть какое-то представление о том, почему Низвергнутый не пытался обратить Скипетр против нас.
   – Может быть, и так, – согласился Грас – Это очень ценное предположение, ваше величество, и ты старался не зря. Сколько ящиков с бесполезным хламом ты просмотрел, прежде чем наткнулся на это?
   – Семнадцать, – тут же ответил Ланиус. Его тесть рассмеялся:
   – Пора бы мне запомнить, что цифры у тебя всегда на кончике языка. Ты не изменяешь себе. – Он произнес это с необычной смесью насмешки и восхищения.
   Ланиус покачал головой:
   – Если хоть один из пергаментов оказался полезным, это значит, что поиски того стоили. Да и кто знает, какой документ будет более важным через сто лет, а какой – менее. Вот поэтому мы храним их все.
   – Хм-м. – Грас перестал смеяться. Вместо того чтобы спорить или еще поддразнить зятя, он решил сменить тему: – Твоя обезьянка родила детенышей?
   – Да – близнецов, – ответил Ланиус. – Кажется, они хорошо развиваются.
   – Хорошо для нее, – сказал Грас. – И для тебя тоже. Я помню твои слова о том, что когда животные дают потомство, это значит, что хозяин правильно заботится о них. Это вполне логично.