«Я надеюсь на это».
   – Низвергнутый пытался убить меня не однажды, – продолжал он. – Кочевники, которые следуют ему, принесли все возможные беды Аворнису. Его друзья – мои враги, и если он тот бог, которому поклоняются узурпаторы, насколько ты в безопасности на своем украденном троне?
   Василко огляделся в тревоге: кому из своих офицеров ему было бы лучше не доверять? Но затем, успокоившись, черногорец снова расправил плечи.
   – Мы все заодно, – громко сказал он.
   – Ты позвал меня, чтобы сообщить мне это? – спросил Грас.
   Стоявший рядом с ним Птероклс испуганно дернулся. Король догадался, о чем подумал волшебник: Василко позвал его сюда, чтобы предпринять колдовскую атаку.
   Но что-то случилось в душе черногорца, пока он смотрел на землю, которой он не мог править из-за того, что аворнийская армия мешала ему. Во всяком случае, он заговорил более спокойно:
   – Нет. Я хочу узнать, какие условия ты можешь выдвинуть.
   – Ты сдаешься? Нишеватц сдается? – Голос Граса звенел от напряжения.
   – Не сейчас. И возможно – никогда, – ответил Василко. – Я хочу знать твои условия.
   До настоящего момента Грас еще не думал об условиях. Он считал, что осада будет длиться до тех пор, пока его люди не возьмут город штурмом либо измором. Но если нужны условия…
   – Жители города должны признать Белойеца правителем Нишеватца. Они должны впустить мою армию в город и сложить все оружие, кроме столовых ножей. Ты же поедешь со мной в Аворнис, чтобы окончить свои дни в ссылке в Лабиринте.
   Ответа не пришлось ждать долго.
   – Нет, – сказал Василко. – Сражение продолжается.
   – Так тому и быть, – проговорил король. – Когда мы ворвемся в Нишеватц, ни о какой сделке не может быть и речи.
   Сын Всеволода усмехнулся:
   – Ты говоришь о том, что сделаешь. Давай, говори дальше. Вот когда ты это сделаешь, ты заработаешь право говорить.
   И он повернулся к Грасу спиной, показывая – разговор окончен.
   Аворнийцы поспешили вернуться в лагерь.
   – Ну и хватит об этом, – заметил король, когда они отошли на безопасное расстояние. – Я надеялся, но не слишком рассчитывал на благоприятный исход.
   – Вы получили больше, чем я рассчитывал, – сказал Птероклс и, заметив вопросительный взгляд Граса, продолжал: – Это были настоящие переговоры, даже если они не удались. Я боялся, что вас попытаются убить.
   – О! – Грас положил руку на плечо волшебника. – Знаешь, у тебя странные представления о том, что считать успехом.
   – Удача?
   К ним спешил генерал Гирундо. Король покачал головой.
   – Если не считать ею то, что Василко не попытался меня убить.
   Гирундо засмеялся. Но Грас не шутил. Осада Нишеватца продолжалась.
 
   – Когда я был в твоем возрасте, – сказал сыну король Ланиус, – фервинги были гораздо злее, чем сейчас. Они даже осаждали нашу столицу, но не смогли ее взять. Принц Крекс слушал серьезно.
   – Как случилось, что теперь они другие? – спросил он. Ланиус радостно улыбнулся.
   – Молодец, хороший вопрос! Король Берто, который ими сейчас правит, миролюбивый человек. Он хочет быть святым.
   – Как архипастырь Ансер? – уточнил мальчик.
   – Ну… в известном смысле, – проговорил Ланиус. Ансер не был особенно святым, просто он занимал пост, который требовал внешних проявлений святости от того, кто его занимал. Насколько Ланиус знал, король Берто был искренен в своей преданности богам, но как объяснить это ребенку? Ланиус продолжал:
   – А вот отец Берто, король Дагиперт, больше интересовался сражениями, чем молитвами.
   Крекс нахмурился.
   Значит, если следующий король Фервингии захочет больше драться, чем молиться, мы снова будем все время воевать с фервингами?
   Это вопрос был еще лучше!
   – Надеюсь, нет, – ответил Ланиус. – Но обе стороны должны хотеть, чтобы мир продолжался.
   Понял ли его Крекс? После небольшой паузы сын поинтересовался:
   – Когда дедушка вернется домой?
   – Я не знаю. – Ланиус пожал плечами, удивляясь легкости, с которой дети могут менять тему разговора. – Наверное, когда он возьмет Нишеватц.
   – Если бы он был королем, который любит молиться, а не королем, который любит воевать, он бы был сейчас дома?
   Похоже, мальчик все-таки продолжал ту же тему.
   – Я не знаю, – снова повторил Ланиус. – Может быть, ему все равно бы пришлось воевать, потому что в стране черногорцев он воюет против Низвергнутого.
   – Ага. – Крекс слез с его коленей и убежал играть. «Ему следует знать как можно больше, потому что он будет королем, – подумал Ланиус и вздохнул. – По крайней мере, я надеюсь». И кто-то должен рассказать ему о бандах ментеше, обо всех городах-государствах черногорцев и как они ладят друг с другом, о фервингах и о диком народе, который живет за Бантианскими горами, но может перебраться через них, чтобы причинить беспокойство либо Фервингии, либо Аворнису. Будущий король должен знать и о Низвергнутом, как бы сильно Ланиусу ни хотелось оградить сына от этого знания.
   – Мне следует записать все это, – произнес Ланиус вслух и кивнул, обрадованный идеей.
   Конечно, это могло бы помочь Крексу, а Ланиуса никто не упрекнул бы, что он занимается этим для собственного развлечения.
   Впрочем, Сосия нашла повод для упрека.
   – Я когда-нибудь снова увижу тебя? – спросила она. – Или ты навсегда пропадешь в этом ужасном пыльном помещении?
   – Там нет ничего ужасного! – У него имелось несколько очень приятных воспоминаний о том, чем он там занимался, но об этом его жене знать не следовало. – А что касается пыли – отрицать не стану.
   Сосия кивнула, соглашаясь.
   – Ну что ж, ступай. По крайней мере, я знаю, где ты и чем занимаешься.
   Ланиус снова поздравил себя с тем, что его жене хоть в какой-то степени свойственна наивность, которая так украшает любую женщину.
   Прежде его интересовали сведения о Низвергнутом и Скипетре милосердия. Теперь он искал другое – как его предки и те короли, которые правили Аворнисом до них, ладили со своими соседями.
   Разве это не забавно? Архипастырь Ансер охотился на оленей. Принц Орталис – тоже, хотя предпочел бы и более нежную дичь. «А я? – подумал Ланиус – Я охочусь на кусочки пергамента, который мыши не слишком сильно изгрызли».
   Заканчивая свою первую охоту за информацией для Крекса – никаких служанок в качестве загонщиков той добычи, которую он искал, – он уже знал, что у него не будет трудностей с тем, чтобы раздобыть те сведения, которые ему нужны. Но что делать дальше?
   За свою пока еще не очень долгую жизнь он написал бесчисленное количество писем – и очень мало указов и законов, что более пристало бы королю. Теперь он попытается написать… книгу. Ну конечно, книгу, и назовет ее… «Как быть королем». Ланиус задумался. Не было ли это слишком просто? Не решит ли какой-нибудь тщеславный дворянин, что он сможет управлять Аворнисом, если прочтет эту книгу? Впрочем, Грас в свое время никакой книги не прочитал, а королевскую власть тем не менее узурпировал.
   Все-таки название не казалось ему удачным. Что ж, если у него позже появится лучшая идея, он обязательно изменит его.
   Но… как начать писать эту книгу? Что ему нужно сказать Крексу и как это лучше сделать? Получится ли книга интересной? Захочет ли он прочитать ее, притом что у него хватало развлечений без всяких книг?
   Он понял, что задает себе много вопросов. Как только эта мысль пришла ему в голову, Ланиус рассмеялся и захлопал в ладоши. Обмакнув перо в чернила, он написал на пергаменте: «Что тебе необходимо знать, сын мой, чтобы стать королем, достойным Аворниса?» Задав этот вопрос, король принялся отвечать на него. Потом последовал следующий, более конкретный вопрос, на который тоже удалось дать развернутый ответ.
   Вопросы становились подробнее, и ему все больше приходилось рыться в архивах, чтобы ответить на них. Несколько дней ушло на то, чтобы прояснить сложную историю отношений с отдельными черногорскими городами-государствами, зато удалось составить рекомендации о том, как их натравливать друг на друга.
   Может, поручить писцу сделать копию этой части и послать ее Грасу в Черногорию? Трезво поразмыслив, он не стал этого делать. Тесть, вероятно, подумал бы, что он вмешивается в кампанию.
   Ланиус сдвинул брови. Чем старше он становился, тем сложнее делались отношения с тестем. Грас украл у него большую часть королевской власти. Он заставил Ланиуса жениться на Сосии. Их брак не был лишен любви и взаимного уважения, но он все-таки не был таким, каким Ланиус хотел бы его видеть, будь у него выбор.
   Но не следовало забывать о том, что Грас мог бы сделать, но не сделал. Отрубить Ланиусу голову, сгноить в Лабиринте… Он мог бы оказаться внушающим ужас тираном, убивающим каждого, кто отважился бы не согласиться с ним. И он мог бы раздать земли фервингам, или ментеше, или черногорским пиратам. Но также не сделал этого.
   Грас вырастил никудышного сына, еще два-три его отпрыска живут с клеймом «незаконнорожденный». Он ограничивает Ланиуса в средствах, что не может не унижать.
   Но… на него обратил свое внимание Низвергнутый, значит, он считает его достойным своей ненависти и относится к нему как к серьезному противнику.
   Он даже нашел путь, как заставить дворян не превращать аворнийских крестьян в своих слуг. Это была серьезная проблема, которую до него не замечали. Грас не просто заметил ее, он ее решил.
   – Он все равно узурпатор, – прошептал Ланиус.
   Это было правдой и к тому же раздражало. Но Грас мог бы быть гораздо хуже. Сознание этого раздражало Ланиуса еще больше.

25

   Дождь и небо цвета грязной шерсти. Король Грас шлепал по грязи, направляясь от своего шатра в сторону линии осады Нишеватца. Он с трудом мог разглядеть стены города сквозь пелену дождевых капель. Аворнису были хорошо знакомы летние дожди; дальше на юге они выпадали достаточно редко. Здесь, в Черногории, погода творила все, что хотела.
   Каждый шаг сопровождался усилием. Время от времени он останавливался, чтобы сбить комья грязи со своих сапог или обтереть их о камни. Он попытался представить Ланиуса, прокладывающего себе путь по этому пудингу из грязи. Ничего не получалось, зять принадлежал миру, а не войне. И тем не менее с Ланиусом все оказалось гораздо серьезнее, чем он себе представлял, когда решил стать королем.
   «Каждой кошке – своя мышка, – подумал Грас. – Что бы я стал делать в архиве?» В своей области Ланиус был прекрасно сведущ, но Грас продолжал считать свою деятельность более важной для Аворниса.
   – Стой! Кто идет? – выкрикнул часовой, похожий на призрака.
   – Грас, – ответил король.
   Призрак вытянулся по стойке «смирно».
   – Подойдите поближе, ваше величество, чтобы я мог убедиться, что это вы.
   Король выполнил его требование, и часовой отдал честь. На нем была накидка с капюшоном, надетая поверх шлема и кольчуги. Солдат смазал доспехи жиром и колесной мазью, так что вода блестела на них каплями. Несмотря на эти меры предосторожности, когда погода станет сухой – если она когда-нибудь станет сухой, – он, как и остальные аворнийские солдаты, займется полировкой и чисткой, чтобы не дать ржавчине буйно распространиться. Еще раз отдав честь, часовой сказал:
   – Проходите, ваше величество.
   – Спасибо.
   Шлем и кольчуга Граса были позолочены, согласно его рангу. Это делало железо более стойким к ржавчине, но с наступлением хорошей погоды – если она когда-нибудь наступит – королю тоже не мешает просмотреть свою амуницию. Грас не разрешал слугам касаться его доспехов, они защищали его, и разве есть лучший способ убедиться, что они соответствуют своему назначению, как не воспользоваться собственными глазами и руками?
   Следующий часовой тоже окликнул его. И снова Грасу пришлось подходить к нему достаточно близко, чтобы солдат узнал его.
   – Прошу прощения, ваше величество, но где ваши телохранители?
   – Где-то там, сзади.
   Король небрежно махнул рукой, он по-мальчишески гордился, что сбежал от них. Часовой неодобрительно хмыкнул.
   – Они должны неотступно следовать за вами. Они отвечают за вашу безопасность.
   – Я могу сам позаботиться о себе.
   Часовой не решился спорить. Грас пошел дальше и чувствовал, как краска стыда заливает его лицо. Часовой был прав. Он заботился о кольчуге и шлеме, которые должны были уберечь его от гибели, но разве не такую же цель преследовала его охрана?
   Грас пообещал себе, что не станет больше так делать, и ему сразу стало легче.
   Генерал Гирундо, завидев короля, приказал полудюжине солдат окружить его. Старый приятель погрозил ему пальцем.
   – Вы неправильно вели себя, ваше величество.
   – Согласен. – Тон короля был сух – единственная сухая вещь среди дождя и грязи под ногами. – Что ты предлагаешь сделать?
   – Отправить вас в постель без ужина, ваше величество, – с ухмылкой сказал Гирундо. – И разумеется, я буду лично охранять вас.
   В отличие от часовых его ранг позволял ему указывать на неосмотрительность Граса.
   Король решил вступиться за себя:
   – Надеюсь, ты не собираешься превращаться в одного из тех зануд, которые продолжают колотить но колышкам палатки, после того как уже вогнали их в землю.
   – Я? И в мыслях такого не было. – Гирундо был само воплощение невинности, правда весьма промокшей. – Надеюсь, ваше величество, вы не собираетесь стать одним из тех занудных колышков палатки, которые продолжают вылезать из земли, несмотря на то что по ним стучат.
   – Ха, – сказал Грас и добавил для полноты картины: – Ха-ха.
   Гирундо поклонился, как всегда, уверенный в себе. Король указал генералу на Нишеватц.
   – Как бы тебе понравилось попытаться атаковать стены под прикрытием этого дождя?
   – Ваше величество, я сделаю это, если вы прикажете. – Гирундо на мгновение стал серьезным. – Однако если у меня будет выбор, я… не стал бы этого делать. Стрельба из луков при такой погоде невозможна, безрезультатна и…
   – Для нас и для них, – прервал его Грас.
   – О да, – генерал кивнул. – Но им нет нужды много стрелять. Пока мы поднимаемся по лестницам, они просто могут сверху бросать что-нибудь на наши головы. Это нам нужны лучники, чтобы не позволить им поднять их дурацкие головы. И устанавливать штурмовые лестницы в вязкой грязи совсем не то, что я хотел бы делать.
   – О, – произнес Грас, – понимаю. – К его разочарованию, он действительно понимал. – Ты более умен, чем хотелось бы.
   – Извините, ваше величество. Буду стараться, чтобы этого больше не случилось.
   – Как правдоподобно! – Король ухмыльнулся. – Ну, ладно. Если ты не хочешь атаковать в ливень, как насчет туманов, которые наползают с Северного моря? Это было бы лучше?
   Гирундо погрузился в размышления, потом сказал:
   – Это можно было бы сделать, если вы хотите прекратить морить Василко голодом. Это действительно так, ваше величество?
   – Лето проходит. – Фразу можно было истолковать как угодно. Поэтому король решил внести ясность: – Не хотелось бы здесь зимовать, и кто знает, как долго Василко может держаться?
   – И все-таки в этом что-то есть… Я полагаю, мы могли бы попытаться. – Гирундо говорил охотно, но без воодушевления. – Хотя когда ждать следующий туман?
   – Возможно, ты прав, – согласился Грас – Но давай готовиться. Мы увидим, как они хотят сражаться за Василко.
   Он надеялся, что ответ будет – не очень.
 
   «Как мы удерживаем черногорских пиратов от высадки на наше побережье?»
   Перо быстро бегало по пергаменту. С тех пор как Ланиус начал работать над книгой для Крекса, он обнаружил, что ему хорошо удавались формулировки общих, всеобъемлющих вопросов. Предлагать ответы на них оказалось значительно труднее.
   Он старался – как если бы задавал вопросы себе. Он писал о необходимости разделить города-государства, о торговле, преимущества которой перед пиратством должны быть очевидны для черногорцев, и о кораблях с высокими мачтами, которые Грас приказал строить, чтобы иметь возможность и в этом противостоять Черногории. Его перо запнулось, когда он попытался описать эти корабли. Ланиус когда-то приказал им идти в наступление, но сам никогда не видел никаких судов, кроме речных галер и барж. «Мне придется расспросить Граса поподробнее, когда он вернется с севера», – подумал он и сделал пометку на полях, чтобы напомнить себе об этом.
   Младший король остановился, покусывая кончик тростникового пера. Некоторые писцы использовали гусиные перья, но Ланиусу лучше удавалось затачивать тростник, и он также был убежден, что перья из этого растения набирают больше чернил. Кроме этого, покусывание гусиного пера не давало ему ничего, кроме ощущения, что рот полон мокрого пуха.
   После нескольких минут размышления он придумал еще один хороший вопрос и поспешно записал его, чтобы не забыть: «Как мы обращаемся с рабами, которые могут проникать в Аворнис из земель ментеше, и с теми, кого мы можем обнаружить на тех землях, которыми правят ментеше?»
   Он чуть не вычеркнул последнюю часть вопроса – откуда столь неоправданный оптимизм? – но потом передумал. С последней частью или без нее, вопрос заставил его на какое-то время задуматься. Что Крексу или другому королю, который придет после него, необходимо знать? Ланиус предупреждал, что часть рабов, перешедших Стуру в поисках свободы, остается под чарами Низвергнутого (внешне это нисколько не заметно) и служит шпионами изгнанного бога. «Или его наемными убийцами», – подумал Ланиус, ощутив озноб от воспоминания.
   Отец также предупреждал сына, что заклинания для излечивания рабов по-прежнему не слишком надежны. «Хотя, – писал он, – сейчас более заметен успех, чем прежде».
   Король надеялся, что это было правдой. К тому времени как Крекс станет достаточно взрослым, чтобы захотеть прочитать что-то вроде «Как быть королем», все уже будут знать о том, насколько эффективно было заклинание Птероклса.
   Решив, что на сегодня хватит, Ланиус убрал пергамент, перо и чернила в шкафчик. Поначалу в конце дня он каждый раз нервничал, размышляя, хватит ли ему упорства, чтобы снова вернуться к книге. Сейчас страх ушел и появилась уверенность, что он однажды закончит ее, даже если этот день придет еще очень не скоро.
   Когда король вышел из архива, несколько дворцовых слуг прошли мимо, не обратив на него ни малейшего внимания. Это позабавило его. «По одежке встречают», – подумал он, так как на нем была льняная туника и такие же штаны.
   Когда мимо него промчался Бубулкус, тоже не обратив внимания на человека неопределенного ранга в еще более неопределенной одежде, Ланиус почти окликнул его. Показать заносчивому слуге, что он не знает всего, что должен знать, – сильное искушение. Но Ланиус не был в настроении выслушивать хныкающие извинения Бубулкуса – или его утверждения, что он, конечно, всегда узнает Ланиуса.
   Отус – это была другая история. Бывший раб, освобожденный колдовством Птероклса, казалось, был рад осознавать, что он жив. Если он делал ошибку, то просто смеялся над этим. И когда Ланиус вошел в его охраняемую комнату, Отус знал, кто к нему пришел. Низко кланяясь, он тихо сказал:
   – Ваше величество.
   – Здравствуй, Отус, – ответил Ланиус. – Как ты сегодня?
   Раб выпрямился с широкой улыбкой на лице.
   – Я – отлично, спасибо. Лучше не могло бы быть. Разве день не хорош?
   Для Ланиуса этот день казался неотличимым от любого другого – но ведь он не прожил почти всю свою жизнь в шкуре раба?
   – У меня есть вопрос к тебе.
   – Спрашивайте, – проговорил Отус.
   Если он и заметил стражников, стоявших по бокам короля Ланиуса, то не подал виду. Ланиус все еще не доверял колдовству, которое подняло темную тень рабства. Не проскальзывает ли что-то от Низвергнутого сквозь сияющее лицо освобожденного раба? Никаких признаков не было, но это не значило, что их на самом деле нет.
   Кроме поведения бывшего раба, было еще одно свидетельство против продолжающегося влияния на него Низвергнутого. Остальные рабы тихо и спокойно умерли, прежде чем Птероклс смог попробовать на них свою магию. Не доказывал ли этот факт, что Низвергнутый боялся его силы? Возможно. Но был ли падший бог достаточно безжалостен и прозорлив; он пожертвовал парой рабов, чтобы оставить своих противников в убеждении, что они получили преимущество, которого в действительности у них не было? И снова – возможно. Вот поэтому… была стража.
   Ланиус спросил:
   – Ты на самом деле думаешь, что мы могли бы освободить много рабов, используя заклинания, которые освободили тебя?
   Отус был здесь единственным, кто не понаслышке знал, что означает быть рабом. Если его ответу нельзя было полностью доверять, то он должен был учитываться.
   – Я с уверенностью надеюсь на это, ваше величество, – ответил Отус. Затем он застенчиво улыбнулся. – Но ведь вы не об этом спрашивали, не так ли?
   – Так, – признался Ланиус.
   Отус сморщил лицо в слабой пародии на глубокие размышления. Наконец он пожал плечами и сказал:
   – Я действительно так думаю. Если это освободило меня, я ожидаю, что это сможет освободить любого. Во мне нет ничего особенного.
   – Теперь есть.
   Отус засмеялся. Король был прав. Но и бывший раб был в чем-то прав. Чем дольше он оставался свободным, тем обычнее он становился. Теперь он говорил как любой другой житель юга, поскольку у него все-таки оставался акцент. «Наверное, его вылечили, – подумал Ланиус, но затем с сомнением спросил себя: – Так ли это? »
 
   Белойец указал на стены Нишеватца и, поклонившись, спросил:
   – Ваше величество, как долго ваша армия собирается ничего не делать перед стенами моего города-государства?
   Грас едва не рассмеялся ему в лицо, ему даже пришлось прикусить изнутри губы. «Ты назначил Белойеца правителем Нишеватца, и что теперь? А теперь он говорит прямо как Всеволод». Несколько секунд король сдерживал себя, чтобы не сказать ничего жесткого и неуместного, а потом ответил:
   – Ваше высочество, мы еще не готовы выступить, но думаем, как это спланировать лучше.
   Он подождал, чтобы увидеть, удовлетворит ли это Белойеца. Черногорец нахмурился. Он не выглядел столь мрачно и раздраженно, как Всеволод, но тем не менее мало от него отличался. Подозрительность из него так и перла, когда он сказал:
   – Вы просто говорите это, чтобы заставить меня уйти и оставить вас в покое?
   Клянусь бородой Олора, ваше высочество, это не так, – проговорил Грас.
   Теперь Белойец какое-то время не отвечал.
   – Хорошо, – сказал он наконец, – я верю вам. На этот раз я вам верю.
   Он еще раз поклонился и зашагал прочь.
   Проводив его взглядом и тяжело вздохнув, Грас отправился на берег моря; стражники прикрывали его с флангов. Тень короля стлалась перед ним по земле, она была длиннее, чем в середине лета, и с каждым днем все увеличивалась. Король понимал беспокойство Белойеца, потому что время таяло быстро, как песок в часах. Если Нишеватц не падет сегодня-завтра, ему придется выступить против него – или попытаться продолжать осаду зимой, или сдаться и уйти в Аворнис. Все это были непривлекательные варианты.
   Погода была хорошей – на его памяти такого не бывало давно. Грас пробормотал ругательство.
   Король не лгал Белойецу. Они ждали туман – это же обычное явление для здешних мест, – чтобы он скрыл атаку на стены. Они ждали, а солнечные ясные дни следовали один за другим. Черногория была бы значительно более приятным местом, если бы летние дни были всегда похожи на эти. Но Грас с удовольствием поменял бы такую погоду на более привычную, мрачную.
   На море он не заметил ни одного большого корабля, значит, другие города-государства все еще боялись колдовства Птероклса. Нишеватц оставался один на один с голодом, который властвовал в его стенах.
   Грас повернулся в сторону серых каменных стен, которые так долго сопротивлялись его армии. Неприступные, как всегда. Насколько упорно будут сражаться солдаты Василко, если он атакует эти стены?
   Он и его охрана были не единственными, кто гулял по берегу. Видневшаяся вдали худая угловатая фигура могла принадлежать только Птероклсу. Колдун замахал рукой, приближаясь.
   – Добрый день, ваше величество! – воскликнул он.
   – Возможно, он слишком добрый, – ответил Грас – Нам не помешало бы заклинание на худшую погоду.
   Птероклс только пожал плечами.
   – Остерегайтесь любого человека, кто скажет, что может влиять на погоду. Он лжет. Погода слишком велика для простого человека, чтобы что-то изменить. Низвергнутый… Низвергнутый – другое дело.
   Грас внезапно увидел безоблачное небо в совершенно ином свете.
   – Ты говоришь, что Низвергнутый виноват в этой погоде? Это дало ему другой и более неотложный повод желать тумана.
   Вопрос явно встревожил Птероклса.
   – Нет, я так не думаю, – проговорил волшебник после долгой паузы. – Я бы почувствовал это, но ничего подобного нет. Но он мог бы, если бы так задумал. Обычный колдун? Нет.
   – Ну ладно. Это меня немного успокоило.
   Грас повернулся и посмотрел на юг, мысленно перенесясь через землю черногорцев и через весь Аворнис в страну ментеше, к югу от реки Стуры. Судя по всем донесениям из Аворниса, Санджар и Коркут все еще били друг друга, а те кочевники, с чьими владениями граничили земли Улаша, продолжали отрывать куски от этих владений. По всем признакам, внимание Низвергнутого оставалось прикованным к борьбе между людьми, которые выбрали его своим владыкой.