Страница:
– Он не очень-то слушает кого-нибудь, – предупредил фермер.
– Он послушает солдат.
– Надо же! – воскликнул Фламмеус. – Я думал, что так может поступить только король Грас. Я не знал насчет вас.
Придворные зашевелились и зашептались. Фермер понял, что слишком далеко зашел, и быстро добавил:
– Не хотел проявить непочтение, ваше величество.
– Конечно, – сухо сказал Ланиус.
Некоторые короли Аворниса отрезали бы язык фермеру за подобную оговорку. Отец Ланиуса, король Мергус, скорее всего, именно так бы и поступил. Даже Грас мог бы сделать это. Но Ланиус не имел вкуса к крови – Бубулкус, к счастью для него, был тому живым доказательством.
– Я обязательно пошлю солдат, – сказал король Фламмеусу.
Фермер поклонился и тут же выбежал из тронного зала. Теперь ему будет что рассказать кузену, у которого он остановился.
А Ланиус погрузился в мрачные размышления. Он никогда раньше не отдавал приказов кому-либо из солдат, кроме королевских телохранителей. Подчинятся ли ему люди? Передадут ли они его приказы Грасу, чтобы убедиться, что это действительно приказы? Или они просто проигнорируют его? Грас был королем с настоящей властью в Аворнисе, и все об этом знали.
«Следует ли мне написать самому Грасу? Это могло бы решить проблему раньше, чем она возникнет», – думал Ланиус. Но тогда дело откладывалось, по крайней мере, на две недели. Ланиус хотел наказать Кламатора как можно быстрее, раньше, чем барон получит известие, что его собираются наказать. «Я напишу Грасу и расскажу, что я собираюсь делать и почему». Мысль понравилась Ланиусу. У него все получится… Если только солдаты не откажутся повиноваться ему.
Его сердце колотилось как бешеное, когда он вызвал офицера из казарм. Ему пришлось очень постараться, чтобы его голос звучал твердо, когда он произнес:
– Капитан Иктерас, я посылаю твой отряд на юг разобраться с бароном Кламатором. Он захватывает землю крестьян незаконным образом, а это запрещено законами короля Граса.
Он надеялся, что это поможет.
Может быть, это и помогло. Но возможно, он беспокоился по пустякам. Капитан Иктерас не спорил. Он ни слова не сказал об отношении к этому вопросу короля Граса. Он просто низко поклонился и произнес:
– Да, ваше величество. – И отправился делать то, что велел ему король.
Его эскадрон выехал из города в полдень.
«Да, вот что значит быть настоящим королем», – умиротворенно подумал Ланиус. Его влияние простиралось отныне не только на королевские покои, архивы и комнаты, где жили котозьяны и обезьяны. Теперь, когда Граса не было в столице, его влияние распространилось на все королевство.
Во всяком случае, так ему казалось, пока он не написал Грасу, чтобы объяснить правоту своего поступка. Написав письмо, Ланиус почему-то захотел пойти и вымыться с ног до головы. Его объяснение было не просто самое унизительное, что он когда-либо делал. Это было самое унизительное, что он вообще мог себе представить. Грас вряд ли отнесется сочувственно к его попыткам вести себя словно настоящий король.
Перечитать еще раз?.. Нет, такое он не переживет. Он запечатал письмо и передал его гонцу, стараясь не смотреть на свиток.
Сосия сказала:
– Я горжусь тобой. Ты поступил как должен был поступить.
– Думаю, да, – ответил Ланиус. – Я рад, что ты думаешь так же. Но что подумает твой отец?
– Он не терпит знатных людей, которые подчиняют себе крестьян, тем самым отбирая их у Аворниса, – заметила его жена. – Он не станет выражать недовольство по поводу того, что ты остановил кого-то из них. Ты же не собираешься свергать его.
– Конечно, нет, – поспешил ответить Ланиус.
Он стал бы отрицать это даже если – особенно если – это было бы правдой. Но это не было правдой. Он не собирался даже пытаться свергать Граса. Его тесть, скорее всего, победит, если они решат помериться силами друг с другом. И еще: этот небольшой глоток власти, который себе позволил Ланиус, убедил его, что Грас больше подходит на эту роль. Когда дело шло о животных или древних манускриптах, Ланиус был воплощенным терпением; от его внимания не ускользали малейшие детали. Когда дело дошло до ежедневной работы по управлению государством, ему пришлось подавлять зевоту. Он также знал, что ему никогда не стать великим – даже хорошим – полководцем. А Грас – настоящий воин.
Сосия продолжала:
– Хотелось бы мне, чтобы в стране черногорцев дела шли лучше. Тогда отец скорей бы вернулся домой.
– Согласен с тобой – мне бы тоже хотелось этого, – кивнул Ланиус. – Единственной причиной, по которой они не идут так хорошо, является то, что Низвергнутый, должно быть, более могуществен и проявляет там себя сильнее, чем мы думали.
– Это плохо, – проговорила Сосия.
– Конечно, – Ланиус больше не хотел распространяться на эту тему.
Жена спросила:
– Можем ли мы что-нибудь сделать здесь, чтобы отцу стало полегче там? Может, заняться ментеше, чтобы Низвергнутому пришлось уделять внимание и кочевникам?
Ланиус посмотрел на нее с восхищением. Эта женщина размышляла так, будто была королем Аворниса. Он ответил:
– Но тогда нам тоже придется противостоять и тем и другим. Станет ли это большим испытанием для Низвергнутого, чем для нас? Над этим надо подумать. И разумеется, написать письмо твоему отцу.
– А как насчет Орталиса? – Сосия искоса посмотрела на мужа.
– Я не знаю, сделал ли он еще что-то после того случая, – сказал Ланиус.
Лица супругов стали кислыми. Сказать, что он не знает, совершил ли Орталис еще что-нибудь новое и ужасное, было не то же самое, что сказать: брат Сосии ничего такого не делал. Сколько проступков Орталиса остались никому не известными?
Ланиус покачал головой. Что бы сын Граса ни совершил, всегда находился человек, который был в курсе этих дел. Но сколько таких людей уже не могли поведать свои истории? Только Орталис знал это.
– Ему следует снова заняться охотой, – сказала Сосия. Должно быть, что-то изменилось в лице Ланиуса, и она быстро добавила: – На медведя или кабана, на птиц или оленей и зайцев – что-то вроде этого.
– Ну конечно!
Ланиусу хотелось, чтобы его ответ прозвучал более жизнерадостно. Какое-то время Орталис казался ему… вполне человеком. Охота и убийство животных позволяли Орталису утолять свою жажду крови в том виде, который, по крайней мере, никому не мешал. Но, пожалуй, это опять перестало удовлетворять его. Женщина вздохнула:
– Хотелось бы, чтобы все было проще.
– Ты хочешь невыполнимого. – Ланиус грустно улыбнулся. – Чем старше я становлюсь, тем более сложным кажется мне все вокруг.
Он женился на дочери человека, который отправил его мать в Лабиринт. Более того, он любил ее. Если это не было достаточно сложным для обычной жизни, что же тогда следовало считать таковым?
5
– Он послушает солдат.
– Надо же! – воскликнул Фламмеус. – Я думал, что так может поступить только король Грас. Я не знал насчет вас.
Придворные зашевелились и зашептались. Фермер понял, что слишком далеко зашел, и быстро добавил:
– Не хотел проявить непочтение, ваше величество.
– Конечно, – сухо сказал Ланиус.
Некоторые короли Аворниса отрезали бы язык фермеру за подобную оговорку. Отец Ланиуса, король Мергус, скорее всего, именно так бы и поступил. Даже Грас мог бы сделать это. Но Ланиус не имел вкуса к крови – Бубулкус, к счастью для него, был тому живым доказательством.
– Я обязательно пошлю солдат, – сказал король Фламмеусу.
Фермер поклонился и тут же выбежал из тронного зала. Теперь ему будет что рассказать кузену, у которого он остановился.
А Ланиус погрузился в мрачные размышления. Он никогда раньше не отдавал приказов кому-либо из солдат, кроме королевских телохранителей. Подчинятся ли ему люди? Передадут ли они его приказы Грасу, чтобы убедиться, что это действительно приказы? Или они просто проигнорируют его? Грас был королем с настоящей властью в Аворнисе, и все об этом знали.
«Следует ли мне написать самому Грасу? Это могло бы решить проблему раньше, чем она возникнет», – думал Ланиус. Но тогда дело откладывалось, по крайней мере, на две недели. Ланиус хотел наказать Кламатора как можно быстрее, раньше, чем барон получит известие, что его собираются наказать. «Я напишу Грасу и расскажу, что я собираюсь делать и почему». Мысль понравилась Ланиусу. У него все получится… Если только солдаты не откажутся повиноваться ему.
Его сердце колотилось как бешеное, когда он вызвал офицера из казарм. Ему пришлось очень постараться, чтобы его голос звучал твердо, когда он произнес:
– Капитан Иктерас, я посылаю твой отряд на юг разобраться с бароном Кламатором. Он захватывает землю крестьян незаконным образом, а это запрещено законами короля Граса.
Он надеялся, что это поможет.
Может быть, это и помогло. Но возможно, он беспокоился по пустякам. Капитан Иктерас не спорил. Он ни слова не сказал об отношении к этому вопросу короля Граса. Он просто низко поклонился и произнес:
– Да, ваше величество. – И отправился делать то, что велел ему король.
Его эскадрон выехал из города в полдень.
«Да, вот что значит быть настоящим королем», – умиротворенно подумал Ланиус. Его влияние простиралось отныне не только на королевские покои, архивы и комнаты, где жили котозьяны и обезьяны. Теперь, когда Граса не было в столице, его влияние распространилось на все королевство.
Во всяком случае, так ему казалось, пока он не написал Грасу, чтобы объяснить правоту своего поступка. Написав письмо, Ланиус почему-то захотел пойти и вымыться с ног до головы. Его объяснение было не просто самое унизительное, что он когда-либо делал. Это было самое унизительное, что он вообще мог себе представить. Грас вряд ли отнесется сочувственно к его попыткам вести себя словно настоящий король.
Перечитать еще раз?.. Нет, такое он не переживет. Он запечатал письмо и передал его гонцу, стараясь не смотреть на свиток.
Сосия сказала:
– Я горжусь тобой. Ты поступил как должен был поступить.
– Думаю, да, – ответил Ланиус. – Я рад, что ты думаешь так же. Но что подумает твой отец?
– Он не терпит знатных людей, которые подчиняют себе крестьян, тем самым отбирая их у Аворниса, – заметила его жена. – Он не станет выражать недовольство по поводу того, что ты остановил кого-то из них. Ты же не собираешься свергать его.
– Конечно, нет, – поспешил ответить Ланиус.
Он стал бы отрицать это даже если – особенно если – это было бы правдой. Но это не было правдой. Он не собирался даже пытаться свергать Граса. Его тесть, скорее всего, победит, если они решат помериться силами друг с другом. И еще: этот небольшой глоток власти, который себе позволил Ланиус, убедил его, что Грас больше подходит на эту роль. Когда дело шло о животных или древних манускриптах, Ланиус был воплощенным терпением; от его внимания не ускользали малейшие детали. Когда дело дошло до ежедневной работы по управлению государством, ему пришлось подавлять зевоту. Он также знал, что ему никогда не стать великим – даже хорошим – полководцем. А Грас – настоящий воин.
Сосия продолжала:
– Хотелось бы мне, чтобы в стране черногорцев дела шли лучше. Тогда отец скорей бы вернулся домой.
– Согласен с тобой – мне бы тоже хотелось этого, – кивнул Ланиус. – Единственной причиной, по которой они не идут так хорошо, является то, что Низвергнутый, должно быть, более могуществен и проявляет там себя сильнее, чем мы думали.
– Это плохо, – проговорила Сосия.
– Конечно, – Ланиус больше не хотел распространяться на эту тему.
Жена спросила:
– Можем ли мы что-нибудь сделать здесь, чтобы отцу стало полегче там? Может, заняться ментеше, чтобы Низвергнутому пришлось уделять внимание и кочевникам?
Ланиус посмотрел на нее с восхищением. Эта женщина размышляла так, будто была королем Аворниса. Он ответил:
– Но тогда нам тоже придется противостоять и тем и другим. Станет ли это большим испытанием для Низвергнутого, чем для нас? Над этим надо подумать. И разумеется, написать письмо твоему отцу.
– А как насчет Орталиса? – Сосия искоса посмотрела на мужа.
– Я не знаю, сделал ли он еще что-то после того случая, – сказал Ланиус.
Лица супругов стали кислыми. Сказать, что он не знает, совершил ли Орталис еще что-нибудь новое и ужасное, было не то же самое, что сказать: брат Сосии ничего такого не делал. Сколько проступков Орталиса остались никому не известными?
Ланиус покачал головой. Что бы сын Граса ни совершил, всегда находился человек, который был в курсе этих дел. Но сколько таких людей уже не могли поведать свои истории? Только Орталис знал это.
– Ему следует снова заняться охотой, – сказала Сосия. Должно быть, что-то изменилось в лице Ланиуса, и она быстро добавила: – На медведя или кабана, на птиц или оленей и зайцев – что-то вроде этого.
– Ну конечно!
Ланиусу хотелось, чтобы его ответ прозвучал более жизнерадостно. Какое-то время Орталис казался ему… вполне человеком. Охота и убийство животных позволяли Орталису утолять свою жажду крови в том виде, который, по крайней мере, никому не мешал. Но, пожалуй, это опять перестало удовлетворять его. Женщина вздохнула:
– Хотелось бы, чтобы все было проще.
– Ты хочешь невыполнимого. – Ланиус грустно улыбнулся. – Чем старше я становлюсь, тем более сложным кажется мне все вокруг.
Он женился на дочери человека, который отправил его мать в Лабиринт. Более того, он любил ее. Если это не было достаточно сложным для обычной жизни, что же тогда следовало считать таковым?
5
Король Грас перевел взгляд с Гирундо на Птероклса, потом на Всеволода и снова пробежал глазами по их лицам. Они молча кивали ему, один за другим.
Затем настал черед стен Нишеватца. Они сурово нависали над ними, и такими мрачными стены выглядели с тех пор, как аворнийская армия подошла к ним.
– Все согласны? – спросил Грас – Это единственное, что мы можем предпринять, так?
Генерал, волшебник и свергнутый властитель Нишеватца снова кивнули, теперь почти дружно. Гирундо сказал:
– Если мы пришли не сражаться, то зачем мы пришли сюда вообще?
– У меня нет ответа на твой вопрос! – заявил Грас. «Как бы мне хотелось знать этот ответ! » Он тоже резко кивнул. – Ну, хорошо. Посмотрим, как будут развиваться события дальше. Ступайте. Я знаю, вы будете делать все, что в ваших силах.
Гирундо и Птероклс поспешили прочь. Место Всеволода было рядом с Грасом.
– Я благодарю тебя за это, – сказал он на своем ужасном аворнийском. – Я буду делать, мой народ будет делать, все возможное делать, чтобы помочь.
– Я знаю. – Грас отвернулся. Он подумал, что у Всеволода, несомненно, добрые намерения, но все-таки что-то было еще у него на уме.
Появился трубач: лицо напряжено, полная боевая готовность.
– Сигнал к атаке! – приказал ему Грас.
– Да, ваше величество.
Трубач поднес горн к губам. Пронзительные звуки разнеслись над войском, и через мгновение сигнал подхватили другие горнисты.
Воодушевленные боевой музыкой, аворнийские солдаты пошли вперед. На их месте король Грас не стал бы веселиться, атакуя такое проклятое место, как Нишеватц. Может быть, солдаты просто не понимали, с чем они столкнулись?
Часть атакующих подошла к городу в пределах досягаемости стрел, они начали стрелять в его защитников, пытаясь заставить их нагнуть головы. Другие в этот момент подтащили приставные лестницы, по которым аворнийцы – и некоторые черногорцы тоже – уже были готовы подняться наверх.
– Давайте! – шептал король Грас, наблюдая за ними сквозь клубы пыли, которую они подняли во время атаки. – Вперед, сумасшедшие ублюдки! Вы можете сделать это! Вы можете!
Стоящий рядом с ним Всеволод крикнул что-то на своем гортанном языке, затем схватил его за руку – довольно крепко, Грас даже почувствовал боль. У старика все еще была сила.
– Что это такое? – сказал он. – Я видеть лестница. Потом я не видеть лестница.
Птероклс занимался своим делом – и довольно успешно.
– Я надеюсь, люди принца Василко тоже не видят их, – проговорил Грас. – Если наши солдаты смогут забраться на стену и попасть в Нишеватц…
– Да, – сказал Всеволод. – Тогда у меня будет что сказать моему сыну.
Его большие ладони сжимались в кулаки и разжимались, сжимались и разжимались… Не хотел бы Грас оказаться в этих железных объятиях.
Несмотря на расстояние, шум стоял ужасный. Кричали и визжали люди, грохотало оружие. Машины для метания дротиков оглушительно щелкали. Камни летели вниз на атакующих – колдовство Птероклса не было совершенным, – лестницы опрокидывались и ломались.
Вдруг Птероклс завыл, словно раненый волк:
– Не-е-е-ет!
Его вопль с каждой секундой становился все выше и пронзительнее. В это мгновение стала полностью видна каждая осадная лестница. Как только это случилось, лестницы стали падать – одна за другой. Птероклс, продолжая кричать, тоже рухнул на землю.
Всеволод кому-то пожелал что-то, достаточно пылко; Грас произнес все самые гнусные слова, которые знал, но ни одно из их проклятий не помогло. Скоро стало ясно, что атака на стену захлебнулась.
Грас рывком поднял Птероклса на ноги и встряхнул его. Лицо волшебника больше походило на маску. Он болезненно скривился.
– Делай что-нибудь! – закричал король. – Зачем скрипеть, как несмазанное колесо. Делай что-нибудь!
– Я не могу. – Голос Птероклса звучал не как несмазанное колесо, но как голос человека, который близок к смерти и знает об этом. – Я не могу, ваше величество. Он слишком силен. То, что случилось со мной раньше… сейчас это в десять, в сто раз хуже. Кто бы это ни был, он слишком силен для меня.
По его щекам катились слезы, но вряд ли он сознавал, что плачет. Король снова встряхнул колдуна.
– Ты должен попробовать. Ради богов, Птероклс, от тебя зависит жизнь солдат. От тебя зависит судьба королевства!
– Я… нет, – прошептал Птероклс, но откуда-то все же нашел силы. Он выпрямился, и Грас понял, что может отпустить его. Он все еще качался, но стоял на ногах.
– Я попытаюсь, – сказал он даже более спокойным тоном, чем говорил прежде. – Я не знаю, что случится со мной, но я попытаюсь.
Грас открыл было рот, чтобы поблагодарить его, но волшебник отстранился от него и весь как будто переменился. Казалось, каждая часть его тела двигалась в разных направлениях. Никогда еще Грас не видел, чтобы волшебник колдовал столь неистово. Выглядело это так, как будто Птероклс брал свою боль маленькими кусочками и швырял ее назад в Нишеватц. Его магия больше не воздействовала на черногорских солдат, он направлял ее на волшебника, который едва не убил его несколько мгновений назад.
– Возьми это! – кричал он. – Возьми это и посмотри, как тебе это понравится!
Всеволод толкнул Граса локтем.
– Он – сумасшедший? – Старый черногорец постучал указательным пальцем по своей голове.
– Что касается волшебников, это им иногда помогает, – Грас пожал плечами.
Интересно, с кем сражается Птероклс? Был ли это какой-то черногорский волшебник, который, как Василко, отверг богов и встал на сторону Низвергнутого, или это был тот, кого ментеше называли Падшая Звезда? И если это действительно был сам Низвергнутый, мог ли какой-то обычный смертный колдун выстоять против него?
Прежде чем Грас получил хоть какой-то намек на ответ, его внимание привлек Гирундо. Генерал вытирал кровь, которая сочилась из небольшой раны на лбу. Его позолоченный шлем съехал на одно ухо, которое тоже кровоточило.
– Ваше величество, мы не можем преодолеть стену, – прямо заявил он. – Вы просто погубите много людей, если атака будет продолжаться.
– Нет надежды? – спросил Грас.
– Никакой. Нисколько. Никаких шансов. – Голос Гирундо звучал абсолютно уверенно.
– Хорошо. Отзови их, – сказал Грас.
Генерал поклонился и поспешил прочь. Всеволод издал звук, полный гнева и боли, и повернулся спиной к королю. Грас начал было говорить, как ему жаль, что все так получилось, но вовремя одернул себя. Если Всеволод не может понять это без слов, тем хуже.
– Возьми это! – снова закричал Птероклс и залился диким, сумасшедшим смехом. – Ха! Посмотрим, как тебе это понравится на этот раз!
Он решил, что выигрывает у противника, кем бы или чем бы этот противник ни был. И чем увереннее он становился, тем тверже и быстрее звучали заклинания, которые он произносил. Может быть – и скорее всего – это было безумие, но это было святое безумие.
А затем, словно получив прямой удар в челюсть, Птероклс повалился на землю, не закончив заклинания. Все его кости как будто утратили твердость и стали текучими, подобно воде.
Грас нагнулся над ним в полной уверенности, что волшебник мертв. Но, к его удивлению, Птероклс продолжал дышать, и у него все еще был пульс. Король ударил его по лицу, не слишком нежно, пытаясь привести его в чувство. Колдун пошевелился и прошептал что-то, но не пришел в себя.
– У него останется разум, когда он очнется? – спросил Всеволод.
Грас пожал плечами.
– Посмотрим. Что я могу сказать? Я просто надеюсь, что он все-таки придет в себя. Какая-то сила, более могущественная, чем он, сделала это с ним.
– Это знак Низвернутого, – заявил властитель Нишеватца.
Грас молча кивнул, соглашаясь.
– Что теперь? – спросил Всеволод.
– Ваше высочество, я просто не знаю, что сказать вам.
Он ожидал, что принц рассердится. Вместо этого черногорец с мрачным видом кивнул, одобряя его слова.
– По крайней мере, ты не даешь мне опиума в медовом соусе. Это уже хорошо. Ты не напускаешь тумана из сладких обещаний, чтобы убаюкать меня и не дать мне заметить, что твои слова – пустота.
– Да. Я не хитрю и говорю откровенно.
Это лучше, – в голосе Всеволода звучала твердая уверенность. При других обстоятельствах Грас поспорил бы с ним.
Король Ланиус вслух читал письмо королеве Сосии, королеве Эстрилде, принцу Орталису и архипастырю Ансеру, иными словами, дочери Граса, его жене и сыновьям – законному и незаконному.
– «Итак, нас отбросили от стен Нишеватца. Я бы никогда не стал пытаться штурмовать их, но оглядываться назад всегда проще, чем смотреть вперед» – вот что пишет Грас.
– Что он теперь станет делать? – Вопрос, который должен был прозвучать из уст Орталиса, если бы он хоть немного интересовался судьбой своего государства, вместо него задала Эстрилда.
– Я как раз подхожу к этому, – ответил Ланиус. – Он пишет: «Я не знаю, что буду делать дальше. Думаю, надо остаться у стен города и посмотреть, что произойдет. Может быть, Василко пробудит в своих людях ненависть, достаточную, чтобы вспыхнуло восстание. Во всяком случае, я надеюсь на это… »
Сам бы он написал более сдержанное письмо, чем это сделал Грас, – тем более в отчете о военной кампании. Однако в письме тестя была своя привлекательность. «Если бы это происходило триста лет назад, а я сейчас бы нашел такое письмо в архиве, то был бы доволен, – подумал Ланиус. – Оно заставило бы меня почувствовать себя так, будто я нахожусь у городских стен».
Ансер поинтересовался:
– Что случилось с колдуном?
– С Птероклсом? Об этом дальше. Вот… вот что он пишет: «Птероклс начал приходить в себя наутро после того, как проиграл схватку с колдуном из Нишеватца – или с хозяином колдуна. Он уже осознает, кто он и где находится, но еще недостаточно силен, чтобы попытаться колдовать. Это еще одна причина для меня подождать и посмотреть, как события будут развиваться дальше».
– Возможно, он правильно поступает, не приказывая продолжать войну, – сказала Сосия.
– Да, может быть, – согласился Ланиус. – Но если мы не можем взять Нишеватц нашими силами или при помощи нашей магии, что мы там вообще делаем?
У жены не нашлось ответа на этот вопрос. Ланиус его тоже не знал. Ему было интересно, есть ли ответ у Граса. Он также размышлял, не написать ли тестю, чтобы прямо спросить об этом. Но ему не понадобилось много времени, чтобы решить, что писать не надо. Грас станет подозрительным, потому что Ланиус уже отдал приказ солдатам отправиться на юг. Если он к тому же напишет письмо, спрашивая, что Грас делает в стране черногорцев, другой король может заподозрить его в амбициозных планах, которых у него не было. Еще опаснее, если Грас заподозрит его в амбициях, которые у него есть в действительности.
Сосия сказала:
– Ты прав – если мы не собираемся делать там что-то стоящее, нашим людям следует вернуться назад, в Аворнис.
– Если Грас решит, что ему надо это сделать, я думаю, он так и поступит, – ответил Ланиус и задумался: хватит ли старшему королю здравого смысла признать поражение?
Пока его тесть проявлял себя как человек, который четко осознавал, что надо делать, и действовал именно так.
Меньше чем неделю спустя капитан Иктерас вернулся назад в столицу и явился с докладом к Ланиусу. Усмешка на лице офицера сказала королю почти все, что ему нужно было знать, раньше, чем Иктерас открыл рот. Вот что он хотел сообщить:
– Ваше величество, вам больше не надо беспокоиться о бароне Кламаторе.
– Это хорошие новости, капитан, – сказал Ланиус – А как же случилось, что мне не надо о нем беспокоиться?
Усмешка Иктераса стала шире.
– Нам посчастливилось проезжать мимо него, когда он направлялся на пирушку к барону, живущему в соседнем замке. Мы сгребли его как ни в чем не бывало, и он оказался на пути в Лабиринт раньше, чем его люди вообще заметили, что им уже некого охранять.
– Отлично сделано, полковник!
Улыбка Иктераса стала еще шире и ярче. Ланиус не подозревал, что улыбка может быть такой.
Хорошие новости сделали короля счастливым на все оставшееся утро. Но позже, днем, им снова овладело беспокойство по поводу северных земель – итак, почти наперекор самому себе, он учился управлять королевством. Цифры в полученном отчете о налогах были такими, какими им и надлежало быть, – лучше, чем Ланиус ожидал. Но это вернуло его мысли к событиям на земле черногорцев. Встретил ли Птероклс могущественного волшебника, который склонился на сторону Низвергнутого? Или сам Низвергнутый распростер свое влияние с юга, чтобы наказать аворнийского колдуна? Впрочем, в отношении Низвергнутого – который носил имя Милваго – трудно было сказать что-то определенное.
И снова Ланиуса отвлекли, на этот раз служанка, которая заглянула к нему в кабинет:
– Прошу прощения, ваше величество, но можно поговорить с вами… минутку?
– Да, конечно, – ответил Ланиус – Что ты хочешь… м-м-м… – Он не мог вспомнить ее имени.
– Я Кристата, ваше величество.
Она была на несколько лет моложе Ланиуса – ей было около двадцати – и обладала светло-каштановыми волосами, зелеными глазами, вздернутым носом и всем прочим, что следует иметь девушке в ее возрасте. Однако служанка выглядела такой нервной и испуганной, что король почти не заметил, насколько она хороша.
– Говори все, что ты хотела сказать, Кристата, – велел он ей. – Что бы там ни было, я обещаю, у тебя не будет неприятностей.
– Эта фраза заметно подняла ей настроение; улыбка, которой она одарила короля, была достаточно яркой, чтобы улучшить и его настроение.
– Спасибо, ваше величество, – выдохнула она, но, помедлив, с тревогой спросила: – Даже если это о… ком-то из королевской семьи?
Лицо Ланиуса исказила гримаса. Теперь он сам испугался – того, что он знает, о чем именно Кристата собиралась «поговорить». Королю пришлось быстро ответить, чтобы показать ей, что он не передумал.
– Даже если это так. – Он постарался придать голосу как можно больше твердости.
– Поклянетесь богами? – Ответ не удовлетворил ее.
– Клянусь, – заявил он. – Клянусь всеми богами на небесах.
Это исключало Милваго – Низвергнутого.
– Ну хорошо, – сказала Кристата. – Это касается принца Орталиса, ваше величество. Помните, вы поклялись…
– Я помню.
Ланиус хотел было сказать ей, что он уже не раз слышал об Орталисе. Но слова не сорвались с его губ – это было нечестно по отношению к законному сыну Граса. Эти истории могли быть лживыми. Он так не думал, но почему не допустить такую возможность? И относительно того, что собиралась рассказать ему Кристата, – это тоже могло быть ложью. Лгать королю – рискованный поступок, и все-таки кто мог сказать наверняка? У Орталиса могли быть – нет, обязательно были – враги,которые могли использовать служанку, как орудие. Вздохнув, Ланиус махнул рукой:
– Говори.
Кристата начала. То, как она рассказывала свою историю, заставило Ланиуса думать, что, скорее всего, это была правда. Красивая внешность Орталиса, его положение – разве этого мало, чтобы соблазнить девушку? Но даже будь Орталис морщинистым и невзрачным, сказав «нет», Кристата бы упустила свой шанс, когда он позвал ее к себе. Такова жизнь – Ланиус сам пользовался правом господина в отношении служанок в те дни, когда еще не был женат.
Отношения между Орталисом и Кристатой начинались более чем хорошо. Принц был мил. Он делал подарки. Девушка не пыталась скрыть, что она сказала «да» по причинам отчасти меркантильным, что снова заставило Ланиуса склониться к тому, чтобы поверить ей.
Мало-помалу дела шли хуже и хуже. Кристата не смогла сказать, когда это началось. Поначалу то, что потом стало казаться ужасным, было захватывающим. Но когда девушка по-настоящему начала тревожиться, она обнаружила, что все зашло слишком далеко.
В ее голосе слышалась неприкрытая горечь:
– Скоро я стала для него просто куском мяса, куском мяса, в котором есть необходимые дырки. А потом… вы не представляете, что произошло потом.
Она помолчала. Ланиус не знал, как себя вести, и издал вопросительный звук.
Должно быть, такая реакция что-то значила для Кристаты. Кивнув, как будто он только что сделал умное замечание, она сказала:
– Я могу показать вам это. Я все могу вам показать, если хотите, но и этого будет достаточно.
Ее полотняная туника не сковывала движений и сидела на ней достаточно свободно. Повернувшись спиной к Ланиусу, она спустила ее вниз с одного плеча, обнажая то, что должно было быть ровной спиной с мягкой, нежной кожей.
– О! – воскликнул он и непроизвольно закрыл глаза. Вряд ли те, кто имел зуб на Орталиса, смогли бы уговорить ее пройти через это… даже ради денег.
Девушка быстро поправила тунику.
– В конце концов это зажило, – будничным тоном сообщила она. – И он кое-что дал мне за это… потом. Я взяла деньги и дальше собиралась молчать. Но… разве это правильно, ваше величество, когда человек может использовать другого человека, как игрушку? А если бы он убил меня? Он легко бы мог это сделать. Некоторые девушки, которых уже нет во дворце… Думаю, они не просто покинули его, а исчезли – каким-то другим образом…
Ланиус знал об этом. Но никто еще не обнаружил каких-либо улик, связывающих Орталиса с этими исчезновениями. Между прочим, не все исчезли бесследно: несколько горничных вернулись домой в свои деревни, получив хорошее вознаграждение за то, что держали рот на замке. Кристату, судя по всему, такой финал не устраивал. Ланиус спросил ее:
– Как ты думаешь, что мне следует сделать?
– Накажите его, – сразу же ответила она. – Вы ведь король, не так ли?
Настоящим ответом на этот вопрос было: и да, и нет. Он царствовал, но едва ли правил. Но если бы он стал объяснять свои собственные проблемы Кристате, это вряд ли помогло бы ей.
Ланиус, помолчав, сказал:
– Лучше бы король Грас сделал это, чем я. Кристата бросила на него взгляд, который он часто ловил на своем лице. Взгляд говорил: «О, господи, а ты, оказывается, не такой сообразительный, как я думала». Вслух Кристата осторожно произнесла:
– Принц Орталис – сын его величества. «Наверное, так она разговаривала бы с ребенком-идиотом».
– Да, я знаю, – ответил Ланиус. – Но королю Грасу – поверь мне, пожалуйста – не нравится, когда его сын так поступает с девушками.
Кристата выглядела абсолютно разочарованной. Вздохнув, Ланиус добавил:
– И король Грас, поверь мне, пожалуйста, – именно тот человек, который обладает властью, чтобы наказать принца, когда тот совершает такие поступки. Я – не обладаю и не наказываю.
Затем настал черед стен Нишеватца. Они сурово нависали над ними, и такими мрачными стены выглядели с тех пор, как аворнийская армия подошла к ним.
– Все согласны? – спросил Грас – Это единственное, что мы можем предпринять, так?
Генерал, волшебник и свергнутый властитель Нишеватца снова кивнули, теперь почти дружно. Гирундо сказал:
– Если мы пришли не сражаться, то зачем мы пришли сюда вообще?
– У меня нет ответа на твой вопрос! – заявил Грас. «Как бы мне хотелось знать этот ответ! » Он тоже резко кивнул. – Ну, хорошо. Посмотрим, как будут развиваться события дальше. Ступайте. Я знаю, вы будете делать все, что в ваших силах.
Гирундо и Птероклс поспешили прочь. Место Всеволода было рядом с Грасом.
– Я благодарю тебя за это, – сказал он на своем ужасном аворнийском. – Я буду делать, мой народ будет делать, все возможное делать, чтобы помочь.
– Я знаю. – Грас отвернулся. Он подумал, что у Всеволода, несомненно, добрые намерения, но все-таки что-то было еще у него на уме.
Появился трубач: лицо напряжено, полная боевая готовность.
– Сигнал к атаке! – приказал ему Грас.
– Да, ваше величество.
Трубач поднес горн к губам. Пронзительные звуки разнеслись над войском, и через мгновение сигнал подхватили другие горнисты.
Воодушевленные боевой музыкой, аворнийские солдаты пошли вперед. На их месте король Грас не стал бы веселиться, атакуя такое проклятое место, как Нишеватц. Может быть, солдаты просто не понимали, с чем они столкнулись?
Часть атакующих подошла к городу в пределах досягаемости стрел, они начали стрелять в его защитников, пытаясь заставить их нагнуть головы. Другие в этот момент подтащили приставные лестницы, по которым аворнийцы – и некоторые черногорцы тоже – уже были готовы подняться наверх.
– Давайте! – шептал король Грас, наблюдая за ними сквозь клубы пыли, которую они подняли во время атаки. – Вперед, сумасшедшие ублюдки! Вы можете сделать это! Вы можете!
Стоящий рядом с ним Всеволод крикнул что-то на своем гортанном языке, затем схватил его за руку – довольно крепко, Грас даже почувствовал боль. У старика все еще была сила.
– Что это такое? – сказал он. – Я видеть лестница. Потом я не видеть лестница.
Птероклс занимался своим делом – и довольно успешно.
– Я надеюсь, люди принца Василко тоже не видят их, – проговорил Грас. – Если наши солдаты смогут забраться на стену и попасть в Нишеватц…
– Да, – сказал Всеволод. – Тогда у меня будет что сказать моему сыну.
Его большие ладони сжимались в кулаки и разжимались, сжимались и разжимались… Не хотел бы Грас оказаться в этих железных объятиях.
Несмотря на расстояние, шум стоял ужасный. Кричали и визжали люди, грохотало оружие. Машины для метания дротиков оглушительно щелкали. Камни летели вниз на атакующих – колдовство Птероклса не было совершенным, – лестницы опрокидывались и ломались.
Вдруг Птероклс завыл, словно раненый волк:
– Не-е-е-ет!
Его вопль с каждой секундой становился все выше и пронзительнее. В это мгновение стала полностью видна каждая осадная лестница. Как только это случилось, лестницы стали падать – одна за другой. Птероклс, продолжая кричать, тоже рухнул на землю.
Всеволод кому-то пожелал что-то, достаточно пылко; Грас произнес все самые гнусные слова, которые знал, но ни одно из их проклятий не помогло. Скоро стало ясно, что атака на стену захлебнулась.
Грас рывком поднял Птероклса на ноги и встряхнул его. Лицо волшебника больше походило на маску. Он болезненно скривился.
– Делай что-нибудь! – закричал король. – Зачем скрипеть, как несмазанное колесо. Делай что-нибудь!
– Я не могу. – Голос Птероклса звучал не как несмазанное колесо, но как голос человека, который близок к смерти и знает об этом. – Я не могу, ваше величество. Он слишком силен. То, что случилось со мной раньше… сейчас это в десять, в сто раз хуже. Кто бы это ни был, он слишком силен для меня.
По его щекам катились слезы, но вряд ли он сознавал, что плачет. Король снова встряхнул колдуна.
– Ты должен попробовать. Ради богов, Птероклс, от тебя зависит жизнь солдат. От тебя зависит судьба королевства!
– Я… нет, – прошептал Птероклс, но откуда-то все же нашел силы. Он выпрямился, и Грас понял, что может отпустить его. Он все еще качался, но стоял на ногах.
– Я попытаюсь, – сказал он даже более спокойным тоном, чем говорил прежде. – Я не знаю, что случится со мной, но я попытаюсь.
Грас открыл было рот, чтобы поблагодарить его, но волшебник отстранился от него и весь как будто переменился. Казалось, каждая часть его тела двигалась в разных направлениях. Никогда еще Грас не видел, чтобы волшебник колдовал столь неистово. Выглядело это так, как будто Птероклс брал свою боль маленькими кусочками и швырял ее назад в Нишеватц. Его магия больше не воздействовала на черногорских солдат, он направлял ее на волшебника, который едва не убил его несколько мгновений назад.
– Возьми это! – кричал он. – Возьми это и посмотри, как тебе это понравится!
Всеволод толкнул Граса локтем.
– Он – сумасшедший? – Старый черногорец постучал указательным пальцем по своей голове.
– Что касается волшебников, это им иногда помогает, – Грас пожал плечами.
Интересно, с кем сражается Птероклс? Был ли это какой-то черногорский волшебник, который, как Василко, отверг богов и встал на сторону Низвергнутого, или это был тот, кого ментеше называли Падшая Звезда? И если это действительно был сам Низвергнутый, мог ли какой-то обычный смертный колдун выстоять против него?
Прежде чем Грас получил хоть какой-то намек на ответ, его внимание привлек Гирундо. Генерал вытирал кровь, которая сочилась из небольшой раны на лбу. Его позолоченный шлем съехал на одно ухо, которое тоже кровоточило.
– Ваше величество, мы не можем преодолеть стену, – прямо заявил он. – Вы просто погубите много людей, если атака будет продолжаться.
– Нет надежды? – спросил Грас.
– Никакой. Нисколько. Никаких шансов. – Голос Гирундо звучал абсолютно уверенно.
– Хорошо. Отзови их, – сказал Грас.
Генерал поклонился и поспешил прочь. Всеволод издал звук, полный гнева и боли, и повернулся спиной к королю. Грас начал было говорить, как ему жаль, что все так получилось, но вовремя одернул себя. Если Всеволод не может понять это без слов, тем хуже.
– Возьми это! – снова закричал Птероклс и залился диким, сумасшедшим смехом. – Ха! Посмотрим, как тебе это понравится на этот раз!
Он решил, что выигрывает у противника, кем бы или чем бы этот противник ни был. И чем увереннее он становился, тем тверже и быстрее звучали заклинания, которые он произносил. Может быть – и скорее всего – это было безумие, но это было святое безумие.
А затем, словно получив прямой удар в челюсть, Птероклс повалился на землю, не закончив заклинания. Все его кости как будто утратили твердость и стали текучими, подобно воде.
Грас нагнулся над ним в полной уверенности, что волшебник мертв. Но, к его удивлению, Птероклс продолжал дышать, и у него все еще был пульс. Король ударил его по лицу, не слишком нежно, пытаясь привести его в чувство. Колдун пошевелился и прошептал что-то, но не пришел в себя.
– У него останется разум, когда он очнется? – спросил Всеволод.
Грас пожал плечами.
– Посмотрим. Что я могу сказать? Я просто надеюсь, что он все-таки придет в себя. Какая-то сила, более могущественная, чем он, сделала это с ним.
– Это знак Низвернутого, – заявил властитель Нишеватца.
Грас молча кивнул, соглашаясь.
– Что теперь? – спросил Всеволод.
– Ваше высочество, я просто не знаю, что сказать вам.
Он ожидал, что принц рассердится. Вместо этого черногорец с мрачным видом кивнул, одобряя его слова.
– По крайней мере, ты не даешь мне опиума в медовом соусе. Это уже хорошо. Ты не напускаешь тумана из сладких обещаний, чтобы убаюкать меня и не дать мне заметить, что твои слова – пустота.
– Да. Я не хитрю и говорю откровенно.
Это лучше, – в голосе Всеволода звучала твердая уверенность. При других обстоятельствах Грас поспорил бы с ним.
Король Ланиус вслух читал письмо королеве Сосии, королеве Эстрилде, принцу Орталису и архипастырю Ансеру, иными словами, дочери Граса, его жене и сыновьям – законному и незаконному.
– «Итак, нас отбросили от стен Нишеватца. Я бы никогда не стал пытаться штурмовать их, но оглядываться назад всегда проще, чем смотреть вперед» – вот что пишет Грас.
– Что он теперь станет делать? – Вопрос, который должен был прозвучать из уст Орталиса, если бы он хоть немного интересовался судьбой своего государства, вместо него задала Эстрилда.
– Я как раз подхожу к этому, – ответил Ланиус. – Он пишет: «Я не знаю, что буду делать дальше. Думаю, надо остаться у стен города и посмотреть, что произойдет. Может быть, Василко пробудит в своих людях ненависть, достаточную, чтобы вспыхнуло восстание. Во всяком случае, я надеюсь на это… »
Сам бы он написал более сдержанное письмо, чем это сделал Грас, – тем более в отчете о военной кампании. Однако в письме тестя была своя привлекательность. «Если бы это происходило триста лет назад, а я сейчас бы нашел такое письмо в архиве, то был бы доволен, – подумал Ланиус. – Оно заставило бы меня почувствовать себя так, будто я нахожусь у городских стен».
Ансер поинтересовался:
– Что случилось с колдуном?
– С Птероклсом? Об этом дальше. Вот… вот что он пишет: «Птероклс начал приходить в себя наутро после того, как проиграл схватку с колдуном из Нишеватца – или с хозяином колдуна. Он уже осознает, кто он и где находится, но еще недостаточно силен, чтобы попытаться колдовать. Это еще одна причина для меня подождать и посмотреть, как события будут развиваться дальше».
– Возможно, он правильно поступает, не приказывая продолжать войну, – сказала Сосия.
– Да, может быть, – согласился Ланиус. – Но если мы не можем взять Нишеватц нашими силами или при помощи нашей магии, что мы там вообще делаем?
У жены не нашлось ответа на этот вопрос. Ланиус его тоже не знал. Ему было интересно, есть ли ответ у Граса. Он также размышлял, не написать ли тестю, чтобы прямо спросить об этом. Но ему не понадобилось много времени, чтобы решить, что писать не надо. Грас станет подозрительным, потому что Ланиус уже отдал приказ солдатам отправиться на юг. Если он к тому же напишет письмо, спрашивая, что Грас делает в стране черногорцев, другой король может заподозрить его в амбициозных планах, которых у него не было. Еще опаснее, если Грас заподозрит его в амбициях, которые у него есть в действительности.
Сосия сказала:
– Ты прав – если мы не собираемся делать там что-то стоящее, нашим людям следует вернуться назад, в Аворнис.
– Если Грас решит, что ему надо это сделать, я думаю, он так и поступит, – ответил Ланиус и задумался: хватит ли старшему королю здравого смысла признать поражение?
Пока его тесть проявлял себя как человек, который четко осознавал, что надо делать, и действовал именно так.
Меньше чем неделю спустя капитан Иктерас вернулся назад в столицу и явился с докладом к Ланиусу. Усмешка на лице офицера сказала королю почти все, что ему нужно было знать, раньше, чем Иктерас открыл рот. Вот что он хотел сообщить:
– Ваше величество, вам больше не надо беспокоиться о бароне Кламаторе.
– Это хорошие новости, капитан, – сказал Ланиус – А как же случилось, что мне не надо о нем беспокоиться?
Усмешка Иктераса стала шире.
– Нам посчастливилось проезжать мимо него, когда он направлялся на пирушку к барону, живущему в соседнем замке. Мы сгребли его как ни в чем не бывало, и он оказался на пути в Лабиринт раньше, чем его люди вообще заметили, что им уже некого охранять.
– Отлично сделано, полковник!
Улыбка Иктераса стала еще шире и ярче. Ланиус не подозревал, что улыбка может быть такой.
Хорошие новости сделали короля счастливым на все оставшееся утро. Но позже, днем, им снова овладело беспокойство по поводу северных земель – итак, почти наперекор самому себе, он учился управлять королевством. Цифры в полученном отчете о налогах были такими, какими им и надлежало быть, – лучше, чем Ланиус ожидал. Но это вернуло его мысли к событиям на земле черногорцев. Встретил ли Птероклс могущественного волшебника, который склонился на сторону Низвергнутого? Или сам Низвергнутый распростер свое влияние с юга, чтобы наказать аворнийского колдуна? Впрочем, в отношении Низвергнутого – который носил имя Милваго – трудно было сказать что-то определенное.
И снова Ланиуса отвлекли, на этот раз служанка, которая заглянула к нему в кабинет:
– Прошу прощения, ваше величество, но можно поговорить с вами… минутку?
– Да, конечно, – ответил Ланиус – Что ты хочешь… м-м-м… – Он не мог вспомнить ее имени.
– Я Кристата, ваше величество.
Она была на несколько лет моложе Ланиуса – ей было около двадцати – и обладала светло-каштановыми волосами, зелеными глазами, вздернутым носом и всем прочим, что следует иметь девушке в ее возрасте. Однако служанка выглядела такой нервной и испуганной, что король почти не заметил, насколько она хороша.
– Говори все, что ты хотела сказать, Кристата, – велел он ей. – Что бы там ни было, я обещаю, у тебя не будет неприятностей.
– Эта фраза заметно подняла ей настроение; улыбка, которой она одарила короля, была достаточно яркой, чтобы улучшить и его настроение.
– Спасибо, ваше величество, – выдохнула она, но, помедлив, с тревогой спросила: – Даже если это о… ком-то из королевской семьи?
Лицо Ланиуса исказила гримаса. Теперь он сам испугался – того, что он знает, о чем именно Кристата собиралась «поговорить». Королю пришлось быстро ответить, чтобы показать ей, что он не передумал.
– Даже если это так. – Он постарался придать голосу как можно больше твердости.
– Поклянетесь богами? – Ответ не удовлетворил ее.
– Клянусь, – заявил он. – Клянусь всеми богами на небесах.
Это исключало Милваго – Низвергнутого.
– Ну хорошо, – сказала Кристата. – Это касается принца Орталиса, ваше величество. Помните, вы поклялись…
– Я помню.
Ланиус хотел было сказать ей, что он уже не раз слышал об Орталисе. Но слова не сорвались с его губ – это было нечестно по отношению к законному сыну Граса. Эти истории могли быть лживыми. Он так не думал, но почему не допустить такую возможность? И относительно того, что собиралась рассказать ему Кристата, – это тоже могло быть ложью. Лгать королю – рискованный поступок, и все-таки кто мог сказать наверняка? У Орталиса могли быть – нет, обязательно были – враги,которые могли использовать служанку, как орудие. Вздохнув, Ланиус махнул рукой:
– Говори.
Кристата начала. То, как она рассказывала свою историю, заставило Ланиуса думать, что, скорее всего, это была правда. Красивая внешность Орталиса, его положение – разве этого мало, чтобы соблазнить девушку? Но даже будь Орталис морщинистым и невзрачным, сказав «нет», Кристата бы упустила свой шанс, когда он позвал ее к себе. Такова жизнь – Ланиус сам пользовался правом господина в отношении служанок в те дни, когда еще не был женат.
Отношения между Орталисом и Кристатой начинались более чем хорошо. Принц был мил. Он делал подарки. Девушка не пыталась скрыть, что она сказала «да» по причинам отчасти меркантильным, что снова заставило Ланиуса склониться к тому, чтобы поверить ей.
Мало-помалу дела шли хуже и хуже. Кристата не смогла сказать, когда это началось. Поначалу то, что потом стало казаться ужасным, было захватывающим. Но когда девушка по-настоящему начала тревожиться, она обнаружила, что все зашло слишком далеко.
В ее голосе слышалась неприкрытая горечь:
– Скоро я стала для него просто куском мяса, куском мяса, в котором есть необходимые дырки. А потом… вы не представляете, что произошло потом.
Она помолчала. Ланиус не знал, как себя вести, и издал вопросительный звук.
Должно быть, такая реакция что-то значила для Кристаты. Кивнув, как будто он только что сделал умное замечание, она сказала:
– Я могу показать вам это. Я все могу вам показать, если хотите, но и этого будет достаточно.
Ее полотняная туника не сковывала движений и сидела на ней достаточно свободно. Повернувшись спиной к Ланиусу, она спустила ее вниз с одного плеча, обнажая то, что должно было быть ровной спиной с мягкой, нежной кожей.
– О! – воскликнул он и непроизвольно закрыл глаза. Вряд ли те, кто имел зуб на Орталиса, смогли бы уговорить ее пройти через это… даже ради денег.
Девушка быстро поправила тунику.
– В конце концов это зажило, – будничным тоном сообщила она. – И он кое-что дал мне за это… потом. Я взяла деньги и дальше собиралась молчать. Но… разве это правильно, ваше величество, когда человек может использовать другого человека, как игрушку? А если бы он убил меня? Он легко бы мог это сделать. Некоторые девушки, которых уже нет во дворце… Думаю, они не просто покинули его, а исчезли – каким-то другим образом…
Ланиус знал об этом. Но никто еще не обнаружил каких-либо улик, связывающих Орталиса с этими исчезновениями. Между прочим, не все исчезли бесследно: несколько горничных вернулись домой в свои деревни, получив хорошее вознаграждение за то, что держали рот на замке. Кристату, судя по всему, такой финал не устраивал. Ланиус спросил ее:
– Как ты думаешь, что мне следует сделать?
– Накажите его, – сразу же ответила она. – Вы ведь король, не так ли?
Настоящим ответом на этот вопрос было: и да, и нет. Он царствовал, но едва ли правил. Но если бы он стал объяснять свои собственные проблемы Кристате, это вряд ли помогло бы ей.
Ланиус, помолчав, сказал:
– Лучше бы король Грас сделал это, чем я. Кристата бросила на него взгляд, который он часто ловил на своем лице. Взгляд говорил: «О, господи, а ты, оказывается, не такой сообразительный, как я думала». Вслух Кристата осторожно произнесла:
– Принц Орталис – сын его величества. «Наверное, так она разговаривала бы с ребенком-идиотом».
– Да, я знаю, – ответил Ланиус. – Но королю Грасу – поверь мне, пожалуйста – не нравится, когда его сын так поступает с девушками.
Кристата выглядела абсолютно разочарованной. Вздохнув, Ланиус добавил:
– И король Грас, поверь мне, пожалуйста, – именно тот человек, который обладает властью, чтобы наказать принца, когда тот совершает такие поступки. Я – не обладаю и не наказываю.