«Они – не рабы, они – люди», – думал Грас. Они могли быть слугами Низвергнутого, но они не были его бессмысленными марионетками. Они поклонялись ему, но у них также были свои собственные заботы и интересы.
   Однако со стороны казалось, что ментеше делают, что хотят, а не то, что Низвергнутый мог бы приказать им. Это должно было разозлить изгнанного бога.
   – Если ментеше заключат мир или если один из них окончательно победит… – начал Грас.
   Птероклс кивнул, отлично улавливая его мысль.
   – Если это случится, Низвергнутый сможет снова обратить свой взор сюда.
   Король вздохнул.
   – Страшно думать, что мы зависим от борьбы между нашими врагами.
   И волшебник поспешил его успокоить.
   – Но поскольку она идет, нам надо бы извлечь из этого больше пользы.
   Мысли Граса вернулись к Нишеватцу.
   – Я не думаю, что нам удастся уморить их голодом раньше, чем мы сами станем испытывать недостаток продовольствия. Если мы хотим получить Нишеватц, надо взять его. Я попытаюсь сделать это. Но мне нужен туман, чтобы мои люди прошли к стенам незаметно.
   – Если бы это было в моих силах, я бы вам его дал. – Птероклс покачал головой. – Но, увы, мне остается только надеяться вместе с вами, что он скоро придет.
   – Раньше здесь были одни туманы, – сказал Грас – Теперь, когда они мне нужны, стоит такая погода, которой не постеснялся бы и Аворнис. Лучшая погода, какую я когда-либо видел в стране черногорцев, клянусь богами, – лучшая и… худшая.
   Боги могут дать вам туман, если они захотят.
   – Да. Если они захотят.
   Если Низвергнутый имел власть над ветром и погодой, боги на небесах, несомненно, тоже ее имели. «Дайте, – подумал Грас, обращаясь к ним. Это не было молитвой, больше похоже на раздраженное подталкивание к действию: – Вы же можете сделать жизнь Низвергнутого труднее».
   Слушали ли они? Грас рассмеялся. Откуда он мог знать? Он был всего лишь человек. Но боги могли делать что захотят. Олор мог взять шесть жен, и Квила не рассердилась. Если это не было чудом, тогда Грас просто не понимал, что такое чудо.
   Если бы он не верил в силу богов, какая другая оставалась сила, чтобы верить? Сила Низвергнутого.
   – Туман, – произнес Грас – Нам нужен туман.
 
   Туман наполнил улицы столицы; он клубился над рекой, бесшумно скользил по стенам, замедлял передвижение людей. Тишина поразила Ланиуса. Поглощал ли густой туман звуки, или так тихо было потому, что люди не хотели выходить, чтобы не заблудиться? Вопрос, казалось, легче задать, чем ответить на него.
   Он вышел из дворца, и сразу все вокруг него стало неясно, призрачно. «Если я решу вернуться, – подумал он, – будет ли дворец на месте? Или здание исчезнет, или отступит от меня, как блуждающий огонек? »
   Ланиус сделал выдох. Его собственное дыхание соединилось с туманом, клубившимся вокруг него. Из того, что он прочел в рукописях, следовало, что такие густые, всепоглощающие туманы гораздо чаще бывают в Черногории, чем здесь.
   Король пошел, и даже его шаги казались тише, чем они должны были быть. Виновато ли в этом его воображение? Он так не думал, но полагал, что такое возможно.
   – Ваше величество? – окликнул его часовой, что находился позади него.
   Его голос звучал обеспокоенно. Когда Ланиус оглянулся, он понял, почему. Или, вернее, не увидел, почему, так как часовой… исчез.
   – Ваше величество? Где вы, ваше величество?
   – Я здесь, – ответил Ланиус и пошел на голос караульного.
   С каждым шагом королевский дворец становился все отчетливее. Король кивнул обеспокоенному караульному:
   – Туман сегодня густой, не правда ли?
   – Густой, как каша, – подтвердил часовой. – Я рад, что вы вернулись, ваше величество. Вышел бы я за вами немного попозже, и туман проглотил бы меня целиком. Вы и не узнали бы.
   Ланиус улыбнулся, но спустя мгновение улыбка растаяла. Низвергнутый мог делать с погодой все что угодно. Если это он наслал туман и если кто-то – или что-то – притаилось там, в засаде… Озноб Ланиуса не имел ничего общего с сырой погодой. В качестве извинения он сказал:
   – Это моя глупость, что я вышел гулять один.
   Караульный кивнул. Он никогда бы не осмелился критиковать короля. Если король покритиковал себя сам, часовой не осмелился возражать.
   Его щеки и борода были покрыты каплями влаги. Ланиус вытер лицо рукавом королевской мантии. Слуга, проходивший по коридору, бросил на него возмущенный взгляд, и щеки короля загорелись, как будто его поймали за тем, что он ковырял в носу.
   «По крайней мере, это был не Бубулкус», – подумал король.
   Бубулкус заставил бы его чувствовать себя виноватым до конца жизни.
   – Ваше величество! Ваше величество!
   Женский крик эхом прокатился по коридору.
   – Я здесь, – отозвался Ланиус. – Что случилось?
   Судя по визгливой истерической нотке в голосе женщины, что-то, несомненно, произошло. Служанка вышла из-за угла и увидела его.
   – Быстрее, ваше величество!
   – Иду, – сказал Ланиус. – Что такое?
   – Это принц, – проговорила она. Ужас сжал сердце Ланиуса – что-то случилось с Крексом? Но служанка продолжала: – На этот раз он сделал что-то действительно ужасное.
   Паника Ланиуса уменьшилась. Крекс был недостаточно взрослый, чтобы пробудить такой ужас у взрослой женщины. Это значило…
   – Орталис?
   – Да, ваше величество.
   – О боги! – воскликнул Ланиус. – Что он сделал? «Кого он изнасиловал? » – вот что король имел в виду.
   Но служанка ответила:
   – Он убил человека. Бедный Бубулкус…
   – Бубулкус! – воскликнул Ланиус. – Я только что думал о нем.
   – У него были жена и дети. Пусть милость королевы Квилы пребудет с ними, потому что она им понадобится.
   – Как это случилось? – спросил Ланиус в беспомощном изумлении. Женщина только пожала плечами. – Ты собиралась отвести меня к нему. Пойдем.
   Чтобы добраться до Орталиса, все еще стоявшего над телом Бубулкуса, им пришлось проталкиваться сквозь растущую толпу слуг. Кровь пропитала тунику слуги и разлилась лужей под ним. Рядом с телом лежал кнут. Его глаза незряче уставились в никуда, рот (чему Ланиус не удивился) был открыт. «Как всегда», – подумал король.
   Окровавленный нож в правой руке Орталиса предназначался для резки фруктов. Но его, несмотря на небольшие размеры, оказалось достаточно и для более ужасной работы.
   – Что здесь произошло? – требовательно спросил Ланиус, когда протолкался через толпу. – И положи эту проклятую вещь, Орталис, – добавил он резко. – Ты, безусловно, больше не нуждаешься в ней.
   Сын Граса выпустил нож, и он со звоном упал на каменный пол.
   – Он оскорбил меня, – его голос был начисто лишен жизни. – Он оскорбил меня, и я ударил его, а он снова стал насмехаться надо мной – сказал, что его мать могла бы ударить сильнее. А следующая вещь, которую я осознал… Следующее, что я осознал, было то, что он лежит на полу.
   Ланиус оглянулся.
   – Кто-нибудь видел это? Кто-нибудь слышал это?
   – Я, ваше величество, – сказал лакей. – Вы знаете, как Бубулкус всегда любит… любил показать, какой он умный.
   – О да, – Ланиус кивнул. – Я это замечал.
   – Ну, – продолжил лакей, – он видит, что у его высочества кнут в руке…
   – Я только что вернулся с верховой прогулки, – быстро сказал Орталис.
   – В такой ужасный туман? – спросил Ланиус. Едва он произнес эти слова, как пожалел об этом. Разве непонятно, что Орталис на самом деле делал с этим кнутом? «С кем, и как ей это понравилось? » – подумал король, почувствовав внезапную тошноту.
   – И вот Бубулкус спрашивает, – продолжал лакей, – этот ли кнут он использует, чтобы бить маленькую принцессу Капеллу. И тогда его высочество ударил его.
   – Я… понимаю, – медленно произнес Ланиус.
   На месте Орталиса он бы тоже ударил за такие слова. Использовать кнут для жаждущей этого женщины – одно дело. «Лимоза считает, что Орталис – замечательный», – напомнил себе Ланиус, судорожно вздохнув. Использовать тот же кнут для младенца – совершенно иное. Даже Орталис не стал бы этого делать – Ланиус искренне надеялся на это. Если бы сын Граса остановился на этом… Но Бубулкус отпустил еще одну шутку, и тогда…
   – После этого, – сказал лакей, – его высочество заколол его.
   Ударить оскорбившего слугу и убить его – совершенно разные вещи. Единственным утешением для Ланиуса было то, что Орталис, казалось, не сделал это с целью развлечься.
   Слуга, который убил бы в приступе гнева, был бы казнен. Сын короля Граса не лишится головы за убийство Бубулкуса. Но Орталису не следовало оставаться безнаказанным. Как бы ни был Бубулкус виноват – что Ланиус понимал так же хорошо, как все, – он не заслужил смерти за одну или две грубые шутки.
   – Послушай меня, Орталис, – сказал Ланиус; его слова, особенно тон голоса, скорее предназначались толпе шепчущихся слуг, чем шурину. – Убив Бубулкуса, ты вышел за рамки дозволенного.
   – Он тоже, – прошептал принц, но не попытался отрицать, что он перешел границы дозволенного. Это улучшало ситуацию.
   – Послушай меня, – повторил Ланиус – Так как ты вышел за рамки дозволенного, я приказываю тебе обеспечить вдову Бубулкуса достаточным количеством серебра, что позволит ей и ее детям жить не нуждаясь до конца их дней.
   Он ждал результатов своего судейства. Шурин мог оказаться слишком самонадеянным и отвергнуть его предложение, или слуги могли решить, что этого было недостаточно.
   Орталис фыркнул:
   – Ну ладно. Дураку, однако, следовало бы знать, когда прикусить язык.
   Самая подходящая эпитафия, какую Бубулкус мог получить.
   Король посмотрел на слуг. Повисло напряженное молчание: люди оценивали и его решение, и слова принца. Наконец один из мужчин сказал:
   – Я полагаю, большинство из нас хотели поддать Бубулкусу раз или другой.
   Ланиус тихонько вздохнул. У него, кажется, получилось и с той, и с другой сторонами.
   – Уберите тело и приведите все в порядок, – сказал он. – Дайте знать жене Бубулкуса – его вдове – о том, что случилось. И дайте ей знать, что принц Орталис оплатит также погребальный костер.
   Шурин дернулся, но опять не выразил протеста. Большинство слуг разошлись. Несколько человек остались выполнить приказы Ланиуса. Один из них сказал:
   – Вы хорошо позаботились обо всем, ваше величество.
   Даже Орталис кивнул.
   – Это правда. Если бы он помолчал…
   Затем Ланиус осознал, что все это еще не закончилось. «Мне надо написать об этом Грасу, ничего не поделаешь. Лучше пусть он узнает обо всем от того, кто изложит историю честно».
   Орталис поднял нож, которым он заколол Бубулкуса.
   – Что ты будешь делать с этой вещью? – спросил Ланиус.
   «Если он сейчас скажет, что оставит его на память, я изменю свое решение». Но Орталис ответил:
   – Я собираюсь выбросить его. Он мне больше не нужен.
   Он зашагал по коридору. Король проводил его взглядом.
   Орталис все-таки не считал, что он сделал что-то… слишком неординарное. Ланиус снова вздохнул. Бубулкус, если бы его можно было спросить об этом, вряд ли согласился бы с принцем.

26

   Когда Грас вдохнул, ему показалось, что он хлебнул из чана с холодным супом. Небо из черного уже превратилось в серое, но он все равно не мог увидеть вытянутую перед собой руку.
   – Гирундо! – тихо позвал он. – Ты где?
   – Здесь, ваше величество, – ответил генерал почти рядом с ним. – На наши молитвы ответили, не так ли?
   – Пожалуй, даже слишком, сказал Грас.
   Гирундо снова засмеялся, хотя король совсем не был уверен, что сказал что-то смешное. Туман есть туман, но этот… настоящий сгущенный экстракт всех туманов, которые Грас когда-либо видел в жизни.
   – Клянусь богами, нам повезет, если мы найдем стены Нишеватца, не говоря уж о том, чтобы штурмовать их.
   – Может быть, мы повеселимся, пока их ищем, – проговорил Гирундо, хотя «веселье» было последним словом, которое Грас употребил бы сейчас. – Только подумай, как весело будет Василко и другим черногорцам, когда они попытаются не пускать нас, когда мы уже будем на стене. Мы закрепимся на занятых позициях раньше, чем они поймут, насколько мы близко.
   – Да помогут нам боги, – сказал Грас. Аворнийская армия провела недели, переживая то, что сошло бы за сезон жары в стране черногорцев. Теперь вернулись обычные туманы, в полном смысле слова. Грас надеялся, что этот полный смысл не будет чрезмерным.
   – Ваше величество? – Это был голос Птероклса.
   – Я здесь, – ответил Грас, и волшебник двинулся вперед, пока они не наткнулись друг на друга.
   – Ты можешь проводить людей до Нишеватца? – спросил Грас. – И сделать так, чтобы черногорцы не услышали, как они подходят?
   Свечение, которое прорвало туман, по-прежнему не желавший рассеиваться, озарило руки Птероклса.
   – Могу.
   – Хорошо. – Грас колебался. – Надеюсь, черногорцы не увидят твое волшебство.
   – Я тоже надеюсь.
   Грас сдался. Или волшебник дразнил его, или вся кампания будет раскрыта через несколько минут. Грас решил поверить, что Птероклс шутит. «Так или иначе, я скоро это выясню».
   – Вот свет, – по крайней мере, дюжина аворнийских офицеров, следящих за руками Птероклса, сказали это одновременно.
   – Пошли, – позвал Птероклс. – Нишеватц – в той стороне.
   Он указал светящимся пальцем. Грас удивился, как он мог иметь представление о том, где находится Нишеватц. Глядя вниз, король не мог видеть даже собственных сапог.
   Но Птероклс говорил с истинной уверенностью. И когда он двинулся в направлении, которое считал правильным, аворнийские солдаты последовали за ним. Группа людей, несущих приставные лестницы, почти столкнулась с Грасом. Король не слышал криков со стен города. Очевидно, черногорцы на самом деле не могли видеть Птероклса.
   «А может быть, он идет не в том направлении». Грас хотел бы, чтобы эта мысль не приходила ему в голову. Он должен был полагаться на Птероклса. А если Низвергнутый дурачит волшебника… Этой мысли тоже не место в его голове.
   – Стража! – позвал он.
   – Здесь, ваше величество, – ответ хором прозвучал вокруг него.
   – Идем вперед, – сказал Грас.
   Телохранители окружили его плотным кольцом, в полной уверенности, что если они так не сделают, король вытащит свой меч и полезет по приставной лестнице. Что ж, в свое время он много сражался. Однако теперь в его армии служили солдаты, которые были даже не вполовину моложе его, а на две трети.
   Не только стражники, но и сам Грас не единожды споткнулся по пути к стенам Нишеватца. Они могли видеть горящие волшебным огнем руки Птероклса, но только не камни и ямы в земле под своими собственными ногами, о чем свидетельствовали тихие ругательства и случайные глухие удары, доносившиеся со всех сторон.
   Грас вытянул шею, пытаясь расслышать крики тревоги от людей Василко. Может быть, его план сработает. Может быть…
   Затем он все-таки услышал отчетливый звук – приставная лестница стукнулась о стену, Птероклсу не удалось скрыть этот шум. Солдаты кинулись по ней наверх. Кто-то наверху выкрикнул фразу на черногорском языке – пароль, как предположил Грас. Ответ прозвучал на черногорском языке, потому что Гирундо придумал поставить несколько человек из тех, кто остался верен принцу Всеволоду, во главе атакующей группы.
   Что бы ни означал ответ, он успокоил защитника, который спрашивал пароль. Итак, аворнийцы поднялись на стену без проблем. Затем раздались крики и звон клинка о клинок; Грас понял, что люди Василко попали в беду. Если атакующим удалось захватить часть стены, они получили огромное преимущество над теми, кто пытался отбить их атаку.
   – Вверх! – кричали офицеры у подножия стены. – Вверх, вверх, вверх! Быстрее! Быстрее!
   Карабкаясь на зубчатые стены Нишеватца, люди ругались и ворчали. Еще больше ругательств и криков прозвучало над этими стенами. И также донеслись звуки бегущих ног.
   Черногорцы бросились к той части стены, которая была под угрозой. Затем испуганные крики послышались от другой части укреплений вокруг Нишеватца.
   – Мы идем в город! – прокричал кто-то на аворнийском.
   Это было даже лучше, чем плацдарм на стене. Если аворнийцы смогли бы отрезать людей Василко от их последней цитадели внутри Нишеватца…
   Грас ощупью пробрался к лестнице.
   – Я поднимаюсь, – обратился он к своим телохранителям. – Кто-то из вас может пойти впереди меня, если хочет.
   Караульные возражали, но королю удалось настоять на своем.
   Два черногорца и аворниец лежали в большой луже крови у лестницы. Еще больше тел попало в поле зрения, когда Грас пошел вдоль стены. Все черногорцы, которых он видел, были мертвы. Некоторые аворнийцы были только ранены.
   Его охранники вели себя, словно мать, наблюдающая, как ее ребенок делает первые шаги.
   – Осторожно, ваше величество! Только не туда, ваше величество!
   Неподалеку раздавался звон железа – черногорцы все еще пытались отбить аворнийцев и даже потеснить их. Телохранители Граса встали между ним и шумом сражения, как будто звон меча о меч был так же смертелен, как острие шпаги или лезвие клинка.
   После полудня туман начал наконец рассеиваться, так что Грас мог видеть дальше своих собственных коленей.
   Впервые он мог как следует разглядеть Нишеватц, по узким, грязным улицам которого уже бегали его солдаты, останавливаясь время от времени, чтобы обменяться ударами мечей с противником или выстрелить из лука. Грас наблюдал, как с воплем рухнул на мостовую черногорец, осажденный двумя аворнийцами, и они принялись втыкать в него свои клинки. Это продолжалось тошнотворно долгое время.
   – Видите, ваше величество? – спросил гвардеец удовлетворенным тоном. – А вон и первый пожар. Им придется беспокоиться о том, чтобы потушить его, одновременно сражаясь с нами.
   – Это точно, – согласился Грас.
   Теперь, когда он добился своей цели, ему напомнили о цене. Его солдаты и люди Василко были не единственными участниками драмы. Опираясь на палки, ковыляли старики, пытаясь скрыться и от врагов, и от огня. Женщины и дети визжа бегали по улицам в страхе от судьбы, которая была уготована им, – и им было чего бояться.
   В то время как Грас разглядывал город, его заметил черногорский лучник. Стрела просвистела мимо уха короля, и прежде чем черногорец смог выстрелить еще раз, охранники Граса столкнули его с края стены.
   – Вы видите, ваше величество? – спросил один из них. – Здесь не безопасно.
   – Нигде не безопасно, – ответил Грас. Он оттолкнул охранников, закрывавших ему обзор, и снова стал смотреть на Нишеватц. – Интересно, где Василко и что он делает?
   – Дрожит от страха, – сказал один из его гвардейцев. – Город скоро будет в наших руках, и он знает об этом.
   Словно подтверждая его слова, аворнийцы хлынули со стен, преследуя отступающих черногорцев.
   – Они выкрикивают ваше имя, ваше величество.
   – Я слышу.
   Раньше это здорово возбуждало – надо же, его имя используют как боевой клич! Теперь это было… как данность. «Я становлюсь старым – или старше», – подумал он.
   Он также слышал крики:
   – Василко!
   Нравится ли сыну Всеволода слышать, как солдаты кричат его имя? Если ему немного повезет, скоро это не будет иметь значения.
   – Где мы можем спуститься со стены в город? – спросил Грас у гвардейцев.
   Они не смогли хорошо притвориться, что не слышали его вопроса. Сопровождаемый их ворчанием, Грас отправился в Нишеватц.
   Аворнийские солдаты вели длинные колонны пленных – мужчин с угрюмыми лицами, чьи руки были связаны за спиной или подняты над головой. Где-то не очень далеко громко причитали женщины. Грас поморщился, зная, что, вполне вероятно, у них были причины плакать. Его люди были только… мужчины, нисколько не лучше, чем они должны быть.
   – Где дворец принца? – спросил он и тут же вспомнил: – Подождите – у меня есть карта!
   Возможно, подарок Ланиуса принесет ему хоть какую-то пользу.
   Капитан сказал:
   – Я не знаю, сможем ли мы что-нибудь здесь найти. Видите? Огонь начинает набирать силу.
   Так и было. Плотные облака черного дыма начали заполнять улицы города; какое-то здание рухнуло с оглушительным грохотом, и языки пламени поднялись над руинами. Как много времени пройдет, прежде чем большая часть Нишеватца будет разрушена? Если так случится, поблагодарит ли его Белойец за это? Он сомневался. Внезапно Грас остановился. Частица огня двигалась по направлению к нему сквозь дым и туман сама по себе? Мгновение спустя он понял, что это был Птероклс, чьи руки все еще ярко светились.
   – Теперь ты можешь отменить свое заклинание, – обратился к нему король.
   Волшебник посмотрел на свои руки:
   – Надо же, я совсем забыл об этом. Он что-то прошептал, и сияние исчезло.
   – Ты можешь провести меня к Василко? – спросил Грас.
   – Если кто-нибудь мне скажет, где это находится, я попытаюсь доставить вас туда.
   Это оказалось более сложным, чем думалось. Никто из находившихся поблизости аворнийцев до сегодняшнего утра никогда не был в Нишеватце. Никто из взятых в плен черногорцев не казался жаждущим понимать аворнийский. Наконец к королю привели черногорского дворянина по имени Позвизд, одного из сторонников Всеволода, который находился с ним в лагере армии Граса. Он понимал аворнийский – до известной степени.
   – Да, я отведу вас, – сказал он и поспешил вперед. Грас, Птероклс и группа гвардейцев старались не отставать от него.
   Если бы он знал, куда идет, все было бы хорошо. Но Позвизд заблудился – дым и пожар запутали его. Впрочем, так и должно было случиться: он не был в Нишеватце уже несколько лет. А там, где путь был ему знаком, они не могли воспользоваться им из-за продолжавших сражаться черногорцев и аворнийцев.
   – Мы попадем туда, – то и дело бросал он через плечо. – Рано или поздно мы попадем туда.
   – Хотелось бы попасть туда раньше, чем все участники штурма состарятся, – заметил король.
   Его гвардейцы заулыбались, а Птероклс… захихикал, что явно не соответствовало его профессии. Однако Позвизд либо не слышал, либо не понял его слов, потому что продолжал оборачиваться, говоря:
   – Мы попадем туда. Да, мы скоро попадем туда.
   И действительно, спустя какое-то время – недостаточно быстро, чтобы Грас был доволен, но и не настолько медленно, чтобы окончательно свести его с ума, – они все-таки оказались там.
   Нишеватц не был похож на города Аворниса. Но когда Грас подошел к дому, где предполагал найти Василко, он ощутил определенный шок от узнавания. Ясно, что это здание изначально являлось домом аворнийского дворянина. Характерные особенности были несомненны, неоспоримы – тем более что именно в этом месте, как утверждала карта, находилась резиденция губернатора. Но… этот дом давно уже служил другим целям: окна закрывали тяжелые железные решетки, обитые железом ворота охраняли вход, башни с бойницами поднимались над крышей.
   – Нам придется сбить их катапультами или сжечь, – с беспокойством заметил Грас.
   Из превращенной в крепость резиденции донесся чей-то неистовый крик.
   – Это Василко, – пояснил Позвизд. – Он зовет еще солдат. Он говорить, кто-то платить, он не имеет ничего больше.
   – Я надеюсь, что он заплатит, – кивнул король. Затем раздался другой голос – не такой громкий, но исполненный власти. Птероклс напрягся.
   – Это волшебник, – сказал он. – Я узнаю змею по ее ядовитым зубам. У этого человека есть власть – отчасти его собственная, отчасти та, которую он может заимствовать где-то… еще.
   «Низвергнутый. Он имеет в виду Низвергнутого, даже если он не потрудился назвать его имя», – подумал Грас и спокойным тоном спросил:
   – Ты можешь встретиться с ним? Птероклс пожал плечами.
   – Мы выясним это, не так ли? Сейчас он вряд ли ощущает мое присутствие. Он беспокоится о том, как удержать Нишеватц от падения.
   – Немного поздно, не кажется ли тебе?
   – Думаю, да. Я больше знаю о том, что происходит в городе, чем… он. – Волшебник указал на окно на втором этаже. – Вот он!
   Сейчас Птероклс не имел в виду Низвергнутого. Грас не смог бы отличить колдуна от любого другого черногорца – в окне виднелся плотный бородатый мужчина в кольчуге. Но Птероклс протянул вперед руку и прочел контрзаклинание.
   – С тобой все в порядке? – поинтересовался король.
   – Он силен, – ответил волшебник. – Он очень силен. И он использует больше силы, чем та, которой он владеет. Это… он, несомненно.
   – Он?
   Низвергнутый не обращал особого внимания на осаду Нишеватца, так как гражданская война между Коркутом и Санджаром все еще продолжалась. Как много он успеет сделать, вмешавшись в последнюю минуту? «Мы собираемся выяснить это».
   Птероклс пошатнулся, как будто его кто-то сильно ударил. Он использовал еще одно заклинание, которое прозвучало более мощно – или более отчаянно, – чем первое. Если бы только он мог защититься…
   – Держись! – велел король. – Я найду выход из положения.
   – Как вы собираетесь сделать это? Позовете богов с небес воевать на моей стороне?
   – Нет, но я предложу кое-что другое. Волшебник фыркнул, очевидно не веря Грасу. С секунду Грас сомневался, сможет ли он осуществить свое обещание. Затем крикнул лучников и указал на окно, из которого выглядывал черногорский волшебник.
   – Убейте этого человека! – приказал он. – Второй этаж, третье окно слева.
   Стрелки не задавали вопросов. Они просто сказали: «Да, ваше величество», достали стрелы из колчанов и начали стрелять. Человек с обычным чувством самосохранения ушел бы с этой опасной позиции, как только начали лететь стрелы. Наделенный силой от Низвергнутого, колдун Василко остался там, где он был. Уничтожить Птероклса для него было более важным, чем даже собственная жизнь.