Страница:
Раздался вой сирены. Конн осмотрелся в сером тумане, стараясь определить направление источника звука, и решил, что это где-то возле полей.
7. День 58
Аду Бомон принесли на плаще, с которого скатывалась кровь, смешанная с дождем. Боб Дэвис шел за носилками. Его промокшая одежда была испачкана в грязи и крови. Взгляд его был пустым, без всякого выражения, как будто жизнь покинула Боба.
Конн подошел к носилкам и посмотрел на то небольшое, жалкое, что лежало на носилках. Было невыносимо думать о том, что Ада, такая полная жизни, оперативник спецслужбы, пережившая Фаргон, войну, Возвышение, безжалостная к врагам, всегда имеющая в запасе какую-нибудь хитрость, которую не ждал противник, теперь превратилась в нечто маленькое, незначительное. Люди стояли вокруг, и глаза их были полны слез. Только у Боба Дэвиса глаза были сухими, лицо мертвенно бледным. Конн сунул руки в карманы, и холодок пробежал у него по спине.
– Это был туннель калибана, – сказал Пит Гэллин, вытирая мокрые глаза окровавленной рукой. – Андрессон... Он видел, как это случилось.
– Мы обследовали размыв, и она разговаривала со мной, когда земля поехала у нее под ногами. Позади нее стоял припаркованный краулер. Он начал скользить, и Ада попала под него. Мы пытались взять его на буксир другим краулером, но вы же знаете эти туннели калибанов – глубиной в три-четыре метра. К тому же там мягкая земля – краулер буквально всосало в нее...
– Необходимо быть осторожным, – сказал Конн и тут же подумал, что от него ждут выражения горя, скорби... И теперь они будут ненавидеть его, так как он не нашел нужных слов. – Другого краулера у нас больше не будет.
Стояла мертвая тишина. И только носильщики тяжело дышали от тяжести. Они стояли, склонив головы, и вода лилась с их капюшонов, смешиваясь с кровью Ады Бомон, капавшей с носилок.
– Мы похороним ее в земле, там, где не планируется строительство зданий. Я думаю, над морем.
Он пошел прочь – в полной тишине. И он не понимал, что это тишина в его душе, пока не отошел достаточно далеко. Конн прошел в свое жилище, закрыл за собой дверь, снял мокрую куртку и бросил ее на скамью.
Затем, стоя посреди комнаты и дрожа от холода и отчаяния, заплакал. Он понимал, что сейчас ему не помогут ни Пит Гэллин, ни кто-либо другой. Он был стар, болен, и смерть Ады Бомон поразила его в самое сердце.
И все же, несмотря на шок, он понимал, что подкопы калибанов под периметр лагеря хуже, чем смерть Ады. У него даже возникли сомнения в возможности сосуществования с калибанами. Все это грозило конфликтом. И этот конфликт мог изменить будущее мира, так как в этом случае люди останутся только со своими машинами и со своими ресурсами. Когда погода наладится, им всем следует собраться вместе и попробовать обсудить планы на жизнь в свете новых фактов. Нужно сделать все, чтобы спасти жизни сорока тысяч человек.
Нужно сделать перемещения. Гэллин будет вторым губернатором – он способен справиться. Конечно, Гуттиериз, может быть, заслуживает должности выше, но нет возможности назначить его на более высокий пост, перескочив сразу через несколько должностей. И Седжевик – тоже очень умен, хотя несколько нерешителен.
Конн вытер глаза. Он не мог сдержать дрожь в руках.
Кто-то стукнул в дверь и открыл ее, не дожидаясь разрешения. Конн обернулся, это был Дин, представитель медицины.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
Конн выпрямился, расправил плечи:
– Нормально. А как Боб?
– Его напичкали лекарствами. Вы уверены, сэр, что вам не нужна помощь?
– Сейчас я переоденусь и приду в главный купол.
– Да, сэр. – Оценивающий взгляд и Дин вышел.
Конн повернулся к вешалке, где висела его, одежда и выбрал все самое теплое... Одежда была влажной. Ему хотелось выпить. Очень хотелось.
Однако он вышел и пошел прямо в главный купол – нужно было делать дело: встреча с людьми, изложение своих планов.
Вскоре стали собираться люди, замерзшие, усталые, промокшие. Дэвид, наглотавшийся таблеток, был в прострации. Гэллин сидел с закрытыми глазами, и перед ним на столе стояла чашка с горячим чаем.
– Тебе необходимо осмотреть весь лагерь, – сказал ему Конн. – И выяснить, есть ли где-нибудь еще подкоп.
– Да, сэр.
Ариэль, как всегда сидел на ящиках. Конн с болью посмотрел на него через плечо Гэллина.
– Это была глупая случайность, – сказал он. – Это все, что можно сказать. Однако мы должны сделать все, чтобы это не повторилось.
– Сэр, – сказал Гэллин. – Курган калибана на этом берегу... Я хочу разрушить его.
Конн посмотрел на Гуттиериза, который плотно поджал губы.
– Что вы думаете, Гуттиериз?
– Я бы сначала хотел узнать, – начал Гуттиериз, – этот ли курган является источником туннелей под лагерем. Если мы не будем знать точно, а будем только предполагать, проблему мы не решим.
– Что ты предлагаешь?
– Мне бы хотелось это выяснить.
– Мне тоже. Я думаю, надо прозондировать туннели и узнать, куда они ведут.
– Я займусь этим. Сегодня вечером.
– Сегодня вечером ты составишь план, а зондировать будешь днем. Мы даже не уверены, что это туннели калибанов, не так ли?
– В этом-то все и дело, – сказал Гуттиериз.
Конн взял бутылку и налил себе в стакан большую дозу. Рука его заметно дрожала. Затем он жадно глотнул, и алкоголь немного успокоил его измученные нервы.
Ариэль соскользнул с ящиков и разлегся на полу, как бы демонстрируя себя. Кто-то поднялся и дал ему немного еды. Пища моментально исчезла в пасти ящерицы.
Конн допил стакан, извинился перед всеми, надел куртку и побрел к себе сквозь дождь и ветер.
Дождь постепенно стих. Над лагерем зажглись электрические лампы, вокруг которых туман образовал радужные ореолы. Конн остановился, осмотрел весь лагерь, думая о том, что будет здесь с ним в дальнейшем.
8. День 58
– Они положили ее в землю, – сказала Пиа. Они лежали в постели, наслаждаясь теплом и уютом. – Они закопали ее в землю, а сами стояли и плакали.
Для них это было откровением – смерть человека. Они привыкли, что смертны ази. Когда умирал ази, его тело несли в белое здание лаборатории, и если это был хороший ази, то можно было быть уверенным, что родится другой ази, этого класса. В этом была гордость ази. И это что-то значило.
А они ничего не оставили от Ады Бомон. И лаборатории здесь не было, чтобы возродить ее.
– Мне бы хотелось, чтобы сейчас были ленты, – сказал Джин. – Мне их не хватает.
Пиа крепко прижалась к нему, спрятала лицо у него на груди.
– Мне тоже не хватает. Очень жаль капитана. Вероятно, это чья-то ошибка.
– Говорят, что нельзя использовать машины в такую погоду. Капитан ведь погибла под машиной.
– Когда здесь будут лаборатории и ленты, все будет хорошо, – сказала Пиа.
– Да.
Джин и Пиа занимались в темноте любовью, и это заменяло им ленту. Джин думал о том, что они счастливее, чем обычные люди, так как когда умирает человек, то невозможно создать другого такого же, чтобы заменить его. По крайней мере, здесь, в этом мире. А таких, как он и Пиа, 9998-х и 687-х много. И теперь они занимались любовью, так как это было приятнейшее занятие и оно было им разрешено.
Джин знал, что в результате этого рождаются люди, и чувство ответственности овладело им. Он понимал, что их выбрали именно для этого и они должны были сделать то, что от них ждали.
Дожди прекратились, и на небе среди редких рваных облаков появилось солнце. Мир сразу изменился. Краулеры стояли на расчищенных полях, все еще покрытых жидкой грязью, а в том месте, где люди брали пробы, зияла черная яма. Мир изменился еще и потому, что теперь на высоком берегу над морем была могила человека, умершего здесь. И эта могила была видна из лагеря.
Джин прошел к столу своего супервизора, чтобы получить назначение на работу. Ему был вручен металлический стержень и даны инструкции, что с ним делать. Супервизор объяснил ему, что он должен брать пробы грунта. Джин пошел со всеми и работал до тех пор, пока у него не заболели плечи. А затем Гуттиериз и его помощники забрали то, что добыл Джин.
7. День 58
Аду Бомон принесли на плаще, с которого скатывалась кровь, смешанная с дождем. Боб Дэвис шел за носилками. Его промокшая одежда была испачкана в грязи и крови. Взгляд его был пустым, без всякого выражения, как будто жизнь покинула Боба.
Конн подошел к носилкам и посмотрел на то небольшое, жалкое, что лежало на носилках. Было невыносимо думать о том, что Ада, такая полная жизни, оперативник спецслужбы, пережившая Фаргон, войну, Возвышение, безжалостная к врагам, всегда имеющая в запасе какую-нибудь хитрость, которую не ждал противник, теперь превратилась в нечто маленькое, незначительное. Люди стояли вокруг, и глаза их были полны слез. Только у Боба Дэвиса глаза были сухими, лицо мертвенно бледным. Конн сунул руки в карманы, и холодок пробежал у него по спине.
– Это был туннель калибана, – сказал Пит Гэллин, вытирая мокрые глаза окровавленной рукой. – Андрессон... Он видел, как это случилось.
– Мы обследовали размыв, и она разговаривала со мной, когда земля поехала у нее под ногами. Позади нее стоял припаркованный краулер. Он начал скользить, и Ада попала под него. Мы пытались взять его на буксир другим краулером, но вы же знаете эти туннели калибанов – глубиной в три-четыре метра. К тому же там мягкая земля – краулер буквально всосало в нее...
– Необходимо быть осторожным, – сказал Конн и тут же подумал, что от него ждут выражения горя, скорби... И теперь они будут ненавидеть его, так как он не нашел нужных слов. – Другого краулера у нас больше не будет.
Стояла мертвая тишина. И только носильщики тяжело дышали от тяжести. Они стояли, склонив головы, и вода лилась с их капюшонов, смешиваясь с кровью Ады Бомон, капавшей с носилок.
– Мы похороним ее в земле, там, где не планируется строительство зданий. Я думаю, над морем.
Он пошел прочь – в полной тишине. И он не понимал, что это тишина в его душе, пока не отошел достаточно далеко. Конн прошел в свое жилище, закрыл за собой дверь, снял мокрую куртку и бросил ее на скамью.
Затем, стоя посреди комнаты и дрожа от холода и отчаяния, заплакал. Он понимал, что сейчас ему не помогут ни Пит Гэллин, ни кто-либо другой. Он был стар, болен, и смерть Ады Бомон поразила его в самое сердце.
И все же, несмотря на шок, он понимал, что подкопы калибанов под периметр лагеря хуже, чем смерть Ады. У него даже возникли сомнения в возможности сосуществования с калибанами. Все это грозило конфликтом. И этот конфликт мог изменить будущее мира, так как в этом случае люди останутся только со своими машинами и со своими ресурсами. Когда погода наладится, им всем следует собраться вместе и попробовать обсудить планы на жизнь в свете новых фактов. Нужно сделать все, чтобы спасти жизни сорока тысяч человек.
Нужно сделать перемещения. Гэллин будет вторым губернатором – он способен справиться. Конечно, Гуттиериз, может быть, заслуживает должности выше, но нет возможности назначить его на более высокий пост, перескочив сразу через несколько должностей. И Седжевик – тоже очень умен, хотя несколько нерешителен.
Конн вытер глаза. Он не мог сдержать дрожь в руках.
Кто-то стукнул в дверь и открыл ее, не дожидаясь разрешения. Конн обернулся, это был Дин, представитель медицины.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
Конн выпрямился, расправил плечи:
– Нормально. А как Боб?
– Его напичкали лекарствами. Вы уверены, сэр, что вам не нужна помощь?
– Сейчас я переоденусь и приду в главный купол.
– Да, сэр. – Оценивающий взгляд и Дин вышел.
Конн повернулся к вешалке, где висела его, одежда и выбрал все самое теплое... Одежда была влажной. Ему хотелось выпить. Очень хотелось.
Однако он вышел и пошел прямо в главный купол – нужно было делать дело: встреча с людьми, изложение своих планов.
* * *
Похороны уже состоялись, однако Конн не смог прийти на них из-за холода. Он весь дрожал.Вскоре стали собираться люди, замерзшие, усталые, промокшие. Дэвид, наглотавшийся таблеток, был в прострации. Гэллин сидел с закрытыми глазами, и перед ним на столе стояла чашка с горячим чаем.
– Тебе необходимо осмотреть весь лагерь, – сказал ему Конн. – И выяснить, есть ли где-нибудь еще подкоп.
– Да, сэр.
Ариэль, как всегда сидел на ящиках. Конн с болью посмотрел на него через плечо Гэллина.
– Это была глупая случайность, – сказал он. – Это все, что можно сказать. Однако мы должны сделать все, чтобы это не повторилось.
– Сэр, – сказал Гэллин. – Курган калибана на этом берегу... Я хочу разрушить его.
Конн посмотрел на Гуттиериза, который плотно поджал губы.
– Что вы думаете, Гуттиериз?
– Я бы сначала хотел узнать, – начал Гуттиериз, – этот ли курган является источником туннелей под лагерем. Если мы не будем знать точно, а будем только предполагать, проблему мы не решим.
– Что ты предлагаешь?
– Мне бы хотелось это выяснить.
– Мне тоже. Я думаю, надо прозондировать туннели и узнать, куда они ведут.
– Я займусь этим. Сегодня вечером.
– Сегодня вечером ты составишь план, а зондировать будешь днем. Мы даже не уверены, что это туннели калибанов, не так ли?
– В этом-то все и дело, – сказал Гуттиериз.
Конн взял бутылку и налил себе в стакан большую дозу. Рука его заметно дрожала. Затем он жадно глотнул, и алкоголь немного успокоил его измученные нервы.
Ариэль соскользнул с ящиков и разлегся на полу, как бы демонстрируя себя. Кто-то поднялся и дал ему немного еды. Пища моментально исчезла в пасти ящерицы.
Конн допил стакан, извинился перед всеми, надел куртку и побрел к себе сквозь дождь и ветер.
Дождь постепенно стих. Над лагерем зажглись электрические лампы, вокруг которых туман образовал радужные ореолы. Конн остановился, осмотрел весь лагерь, думая о том, что будет здесь с ним в дальнейшем.
8. День 58
– Они положили ее в землю, – сказала Пиа. Они лежали в постели, наслаждаясь теплом и уютом. – Они закопали ее в землю, а сами стояли и плакали.
Для них это было откровением – смерть человека. Они привыкли, что смертны ази. Когда умирал ази, его тело несли в белое здание лаборатории, и если это был хороший ази, то можно было быть уверенным, что родится другой ази, этого класса. В этом была гордость ази. И это что-то значило.
А они ничего не оставили от Ады Бомон. И лаборатории здесь не было, чтобы возродить ее.
– Мне бы хотелось, чтобы сейчас были ленты, – сказал Джин. – Мне их не хватает.
Пиа крепко прижалась к нему, спрятала лицо у него на груди.
– Мне тоже не хватает. Очень жаль капитана. Вероятно, это чья-то ошибка.
– Говорят, что нельзя использовать машины в такую погоду. Капитан ведь погибла под машиной.
– Когда здесь будут лаборатории и ленты, все будет хорошо, – сказала Пиа.
– Да.
Джин и Пиа занимались в темноте любовью, и это заменяло им ленту. Джин думал о том, что они счастливее, чем обычные люди, так как когда умирает человек, то невозможно создать другого такого же, чтобы заменить его. По крайней мере, здесь, в этом мире. А таких, как он и Пиа, 9998-х и 687-х много. И теперь они занимались любовью, так как это было приятнейшее занятие и оно было им разрешено.
Джин знал, что в результате этого рождаются люди, и чувство ответственности овладело им. Он понимал, что их выбрали именно для этого и они должны были сделать то, что от них ждали.
Дожди прекратились, и на небе среди редких рваных облаков появилось солнце. Мир сразу изменился. Краулеры стояли на расчищенных полях, все еще покрытых жидкой грязью, а в том месте, где люди брали пробы, зияла черная яма. Мир изменился еще и потому, что теперь на высоком берегу над морем была могила человека, умершего здесь. И эта могила была видна из лагеря.
Джин прошел к столу своего супервизора, чтобы получить назначение на работу. Ему был вручен металлический стержень и даны инструкции, что с ним делать. Супервизор объяснил ему, что он должен брать пробы грунта. Джин пошел со всеми и работал до тех пор, пока у него не заболели плечи. А затем Гуттиериз и его помощники забрали то, что добыл Джин.
9. День 162
Купола росли один за другим. Горячее солнце висело над землей, бело-голубые волны моря бились о берег. Конн сидел в кресле перед главным куполом под навесом. Было жарко, но ветерок с моря приносил приятную прохладу.
Ариэль устроился в пыли возле гравийной дорожки в тени купола. Он все время чего-то копошился, и Гуттиериз понял, что он строит жилище. Инстинктивное поведение. Ариэль таскал камни, складывал их в кучу. Он тоже строил купол. Хотя у него он все время разваливался.
На этом берегу реки калибанов вроде бы больше не было. А курган ази лопатами сровняли с землей. Мощные краулеры и бульдозеры стояли без работы, так как площадка для строительства была уже подготовлена.
Прилетят корабли, привезут припасы и оборудование для лаборатории. Тогда можно будет дальше осваивать пространство между лесом и рекой, которое они запланировали для строительства города.
А пока все внимание нужно сконцентрировать на палатках. Вот они, двадцать тысяч, стоят под горячим солнцем. Люди устали, выгоняя калибанов со своего берега. Многие машины пришли в негодность. Остальные стояли без топлива. Оставалось только ждать корабль, который доставит все необходимое. Ази вручную загрузили платформы строительным камнем и дотащили к месту строительства. Вокруг, где добывали камень, были поставлены двадцать палаток для ази. Может быть, было правильнее строить город именно там, на каменистой почве, где можно было бы не бояться туннелей калибанов. Но было уже поздно. Они истратили все запасы материалов и горючего. Купола уже стояли. Так что по крайней мере люди имели безопасное убежище. Поля будут возделываться, и энергетические системы будут функционировать до тех пор, пока они смогут удерживать калибанов на расстоянии.
Конн изучал свои диаграммы и графики, отмечая те места, где им нужно скорректировать планы. Холодная весна плохо подействовала на его суставы, и даже сейчас, под жарким солнцем, его мучила боль. Он подумал о будущей зиме и содрогнулся от ужаса.
Но люди выживут. Конн знал это с момента высадки. И он знал, что корабль прилетит. Он ждал его, день за днем, месяц за месяцем.
Конн решил, что этот корабль увезет его домой. Он вернется на Сытин. Полет он перенесет. Может перенести. А если нет... так что же... Зато он больше никогда не увидит этого мира.
Это место первого поселения он назвал Новый Порт. Но на самом деле это Ад-на-Геене. Недаром же эту реку они назвали Стикс.
И все приходят к нему, командору, с жалобами. Конн решал те проблемы, которые как-то решались, и пожимал плечами, выслушивая тех, кому не мог помочь. Как Гэллин. «Это ваши проблемы», такова была любимая фраза Гэллина, которая уже превратилась в поговорку и цитировалась всеми при каждом удобном случае.
Бедный печальный Гэллин. Он никогда не мог понять, почему он должен разбирать чьи-то дрязги, Конн сидел спокойно, ожидая, пока конфликтующие не выплеснут свой пыл на Гэллина, а затем старался погасить страсти. Сохранить мир. Это было очень важно.
Невдалеке показался сутулый, поникший человек. Еще одна причина для беспокойства. Боб Дэвис. Дэвис работал по учету ресурсов рабочей силы. Он тоже был стариком. Может быть, старость в нем проступала больше, чем в Конне. Это проявилось за последние несколько недель.
– Доброе утро, – поздоровался Конн. Дэвис вышел из прострации, ответил на приветствие и побрел дальше, опустив плечи, к своим компьютерам, расчетным книгам, бесконечным цифрам.
Вот так все и происходит. Чем быстрее одни строят новый мир, тем быстрее разваливается старое – и вещи, и люди. Конн снова взглянул на свои графики и стал вносить в них изменения.
Хорошо выполнялись только два пункта плана.
Нет, три. Во-первых, ожидался хороший урожай. Поля зеленели и простирались так далеко, насколько хватало взгляда. И, во-вторых, Хилл наладил удачливый лов рыбы. Рыбы было столько, что ее можно было есть без ограничения. Кроме того, безотказно работали энергетические установки. Некоторые устройства для воспроизведения магнитной записи сломались, но оставшихся было достаточно, чтобы удовлетворить потребности ази. И они пока не высказывали недовольства.
Но зима... Первая зима...
Вот о чем нужно думать... А ази все еще живут в палатках.
10. День 345
На улице завывал ветер и бился в двери медицинского купола. Джин сидел в приемной и нервно потирал руки. Беспокойство так овладело им, что весь мир был окрашен для него в мрачные цвета.
С нею все хорошо, заверили его доктора. У нее все в порядке. Джин поверил этому, так как верил в Пиа. Она же внимательно прослушала все ленты, которые научили ее всему, что она должна знать. Но она очень страдала, когда Джин вез ее сюда. Джин страдал вместе с нею. Ее боль была его болью, и вот он сейчас сидел здесь и смотрел, как медики ходят туда-сюда, проходя через коридор, который вел туда, куда увели Пиа.
Один из медиков подошел к нему.
– Может, ты хочешь быть с нею? – спросил человек, выглядевший очень важно и торжественно в своей белой одежде. – Ты можешь войти, если хочешь.
Джин поднялся на дрожащих ногах и пошел за молодым человеком туда, где сильно пахло антисептиком. Длинный коридор тянулся дугой вдоль внешней стены купола, а по левой стороне коридора были расположены двери, которые вели во внутренние помещения. Человек открыл одну из дверей и впустил Джина. Здесь на столе лежала Пиа, окруженная медиками, на лицах которых были маски.
– Сюда, – сказал один из медиков Джину и подал ему халат, но без маски. Джин накинул на себя халат. Страх еще владел им.
– Могу я видеть ее? – спросил он, и медик кивнул. Джин сделал шаг вперед, и Пиа взяла его за руку.
– Тебе плохо? – спросил он. Ему казалось, что страдания Пиа непереносимы, потому что лицо ее было в поту. Джин вытер пот рукой, но человек подал ему для этого полотенце.
– Все не так плохо, – сказала Пиа, задыхаясь. – Все идет нормально.
Он держал ее за руку, и рука Пиа непроизвольно сжималась, и ее тогда ногти, вонзаясь в его плоть, причиняли боль Джину. Он вытирал ей лицо полотенцем... его Пиа, в животе которой сейчас рождалась новая жизнь, ищущая путь в этот мир независимо от их желания.
– Ну вот мы и появились, – сказал медик. – Вот и мы.
И Пиа крикнула так громко и с таким страданием, что Джину стало страшно. Если бы он раньше знал, что будет так... Но все уже было сделано, и Пиа стало легче. Рука ее расслабилась, и Джин долго держал ее, поглаживая. Он только взглянул, когда медик тронул его за плечо.
– Ты хочешь подержать его? – медик предложил ему сверток. Джин взял его, едва понимая, что держит живое существо. Он смотрел в маленькое сморщенное красное личико, ощущал хрупкие маленькие косточки и внезапно понял, что это новая жизнь, маленький человечек с совершенно новой генной структурой. Джин был в ужасе. Он никогда не видел ребенка и очень боялся держать в руках это маленькое независимое существо.
– У тебя сын, – сказал медик Пиа, наклоняясь к ней и потрепав ее по плечу. – Ты понимаешь? Ты родила сына.
– Пиа, – сказал Джин и наклонился к ней, осторожно держа ребенка.
– Поддерживай его головку, – сказал медик и показал ему, как это делать. Он помог передать ребенка в руки матери. Пиа улыбнулась ему вымученной улыбкой и пощекотала маленькую ручку ребенка.
– Здоровый ребенок, – сказал медик. Но Джин и не сомневался в этом. Это же был их ребенок. Его и Пиа.
– Вы должны дать ему имя, – сказал кто-то. – Назвать его.
Пиа нахмурилась, долго вглядываясь в лицо маленького человека. Значит, этот мальчик уже не будет иметь номер. У него будет имя. У него смесь генов 9998-х и 687-х. Он будет один во всей вселенной с таким набором генов.
– Можно его назвать Джин? – спросила Пиа.
– Как хотите.
– Джин, – решила Пиа. Джин посмотрел на свою маленькую копию, которую Пиа держала на руках с гордостью и нежностью. По крыше купола барабанил зимний дождь. Холодный дождь. Но здесь было тепло. Медики убрали все инструменты и приспособления, укатив их на маленьких блестящих тележках.
Они хотели унести и ребенка. Джин смотрел на медиков, которые забирали ребенка из рук Пиа, и впервые в жизни хотел сказать слово « нет ».
– Мы скоро принесем его обратно, – сказал один из медиков. – Мы вымоем его, проведем некоторые исследования и принесем обратно. Ты будешь с Пиа, Джин?
– Да, – сказал он, ощущая, что все его тело дрожит. Несмотря ни на что, он очень не хотел, чтобы ребенка уносили. Однако он не мог сказать ничего другого, как «да». Он наклонился к Пиа, так как видел, что она подавлена. Он постарался успокоить ее, сказав, что все в порядке, ребенка скоро принесут обратно. Они обещали.
– Позволь мне помочь ей, – сказал медик. И когда Джин отошел в сторону, он и помощник быстро и ловко подняли ее, вымыли, сменили белье и уложили в чистую постель. Затем медики ушли, и Джин остался вдвоем с Пиа.
– Джин, – сказала Пиа, и он положил руку ей под голову и держал ее, все еще испуганный тем, что ей так дорого обошлось то удовольствие, которое она делила с ним. Джин ощущал свою вину перед нею, но не знал, как искупить ее, как помочь Пиа.
Затем медики принесли ребенка назад, дали Пиа, и Джин с умилением рассматривал маленькие ручки и ножки ребенка. Его ребенка. Человека рожденного.
11. Год 2, день 189
Дети делали свои первые шаги под лучами летнего солнца... Они играли, смеялись, плакали, кричали, ссорились, мирились. Это были приятные звуки для колонии, борющейся за свое существование. Детские штанишки и рубашки висели и сушились на веревках, протянутых между куполами.
Гуттиериз сидел на обочине дороги, которая вела на поля. С одной стороны от него был лагерь ази с полощущимися на ветру детскими рубашками, с другой стороны стояли мощные краулеры, бульдозеры, закрытые пластиковыми чехлами.
Невдалеке шло строительство первого дома для ази, простого по конструкции, однокомнатного. Среди каменных обломков шнырял ариэль. Он брал в пасть обломки камней и стаскивал их в кучу, что-то сооружая.
Возле реки полз калибан. Гуттиериз отдал приказ силам безопасности заняться им. Необходимо уничтожить его до того как он отложит яйца. Это не нравилось Гуттиеризу. Он с грустью подумал о куче черепов убитых калибанов возле стены главного купола.
Варварство, подумал он. Отрубать головы. Но людям ничего не оставалось делать. Иначе калибаны будут прорывать туннели, и дома людей будут проваливаться.
Наконец он встал, отряхнулся и пошел к куполам.
Человек приспособился к жизни здесь. Но между человеком и калибанами мира не было. Может, его удастся достичь, когда прибудет корабль и привезет новое оборудование, которое поможет создать защитные барьеры. Если бы здесь не была такая разрушительная погода...
Он прошел к центру лагеря и увидел Старика, который сидел на своем обычном месте – под навесом возле главного купола. Зима сильно подействовала на полковника. Глубокие морщины пролегли по его лбу. Конн дремал, и Гуттиериз прошел мимо него, вошел в купол, прошел к столу и налил себе чашку чая. В помещении сильно пахло рыбой. Здесь всегда пахло рыбой. Да и во всем селении тоже.
Гуттиериз присел на скамью рядом с Кэт Фланаган. Эта девушка из отряда оперативников проявляла к нему необычный интерес. Гуттиериз не мог точно вспомнить, когда между ними возникли отношения. Может быть, в один осенний вечер, когда Гуттиериз внезапно понял, что у Кэт есть некоторые достоинства, которые весьма привлекательны для него.
– Ты видел калибана? – спросила Кэт.
– Я послал оперативников. Не хочу заниматься этим сам.
Она кивнула. Кэт обучали охотиться на людей, а не на животных.
– Послушай, – сказал Гуттиериз. – Я хочу пройтись пешком. Может, понадобиться эскорт.
Глаза у Кэт заблестели.
Однако Конн на вечернем приеме пищи запретил пешую экспедицию.
– У нас есть территория, которая нам нужна, – сказал полковник тоном, не допускающим возражений. Тишина воцарилась за столом, где ели люди. Ответ был коротким и решительным. – У нас есть территория, которую мы можем удерживать, – снова заговорил полковник. – Пока нам этого хватает, и я не вижу необходимости в новых исследованиях.
Снова тишина. Только слышался стук ножей и вилок о тарелки.
– Сэр, – сказал Гуттиериз. – Я полагаю, что мы должны знать, какая ситуация на том берегу.
– Мы будем защищать и укреплять свой лагерь здесь. И больше никаких разговоров на эту тему.
– Да, сэр, – сказал Гуттиериз.
Позже он и Кэт Фланаган нашли возможность остаться наедине в комнате Гуттиериза и заняться своим любимым времяпрепровождением. Единственным свидетелем их занятия был ариэль Раффл, который смотрел на них критическим взором рептилии.
– Это черт знает что, – сказала Кэт в перерыве между любовными утехами, когда они говорили о дисциплинарных ограничениях, о калибанах, обо всем, что им хотелось бы делать.
– Черт побери, – говорила Кэт, – эти люди считают, что они прибыли сюда только строить. Мы, оперативники, хотели бы делать свое дело. Мы здесь уже загниваем. И не только мы, но все люди. Кроме ази. Старик считает, что это очень опасная планета и не разрешает никому покидать лагерь. Он боится этих проклятых ящериц. Марко, может, ты попытаешься убедить его?
– Я буду пытаться. Но его страх глубже, чем страх перед калибанами. У него выработалась идея, как защитить лагерь, и ее он претворяет в жизнь. Его идея – не делать ничего. Выжить до прилета корабля. Я попытаюсь переубедить его.
Но он знал, каким будет ответ, знал, что его встретит яростный взгляд старика и стиснутые зубы.
– Нет, – сказал Старик. – Нет и еще раз нет. Выброси это из головы, Гуттиериз.
Он и Фланаган продолжали встречаться. И однажды вечером Фланаган сообщила медикам, что она беременна. Она перешла жить к Гуттиеризу, и это немного скрасило его жизнь.
Однако работа его совершенно застопорилась, несмотря на то, что перед ним до самого горизонта простирался новый незнакомый мир. Он продолжал изучение экосистем на прибрежной линии и однажды снова увидел калибана. Охотники застрелили чудовище, а Гуттиериз, который оказался свидетелем преступления, сел возле реки и сидел там один до самого вечера. Боль терзала его душу.
Охотники не подходили к нему, хотя с точки зрения дисциплины они не совершили ничего недозволенного. Напротив, они выполнили долг.
– Я больше не буду стрелять, – позже сказал ему тот охотник, что застрелил калибана.
Фланаган тоже отказалась охотиться на калибанов.
12. Год 2, день 290
Снова начиналась зима – время холодных дождей, ветров изредка промозглых туманов. И в это время в лагерь пришли калибаны. Они остались на ночь. Они как привидения передвигались в тумане, освещенные призрачным светом прожекторов. Они пришли, как глупые ариэли, но производили гораздо более сильное впечатление.
Джин смотрел, как они двигались возле палатки, странные, бесшумные. Слышался только шелест грубой кожи. Он и Пиа боялись, так как эти существа были совсем не похожи на маленьких зеленых веселых ящериц, которые приходили в лагерь и играли между палаток.
– Они не причинят нам вреда, – прошептала Пиа, и ее голос странно прозвучал в полутьме. – Ленты говорят, что они еще никому не причинили вреда.
– А капитан? – напомнил Джин, с ужасом вспомнив все обстоятельства гибели капитана Ады Бомон.
– Это была случайность.
– Но люди стреляют в них. – Его встревожила эта мысль. Он никогда не задумывался над тем, что и животные могут иметь разум. К тому же люди утверждали, что у калибанов нет разума. Джин мог в это поверить по отношению к маленьким юрким ариэлям. Но калибаны такие громадные, больше людей.
Калибаны бродили по лагерю, но ничто не говорило о том, что они настроены враждебно. Но Джин и Пиа прижались друг к другу, укрыв собою спящего малыша, и провели бессонную ночь, полную страха.
Может быть, думал Джин, лежа рядом с Пиа, может быть калибаны рассердились на то, что люди охотятся на них. Может, они пришли поэтому.
На следующий день, когда они встали вместе солнцем и Джин вышел посмотреть вместе со всеми, он увидел, что камни, которые они принесли для строительства, были сложены в низкую стену, окружающую дом, где жили ази. Джин и остальные стали разбирать то, что сделали калибаны. Джином владел безотчетный страх. До этого он боялся только людей, и знал, что он может делать, а что нет. И вот теперь он чувствовал, что выступает против какой-то третьей силы непонятной и потому особенно страшной.
– Стоп, – сказал супервизор. – Люди из главного лагеря хотят посмотреть, что здесь произошло.
Джин прекратил свою работу и, крепче завернувшись в куртку, сел рядом с остальными. Он смотрел, как важные люди идут сюда от главного лагеря. Они сделали фотографии, и человек Гуттиериз подошел и осмотрел все внимательно. Этого человека Джин знал. Его полагалось вызывать всегда, когда обнаруживалось что-то странное и загадочное. Или же когда кого-либо кусало животное. И вот теперь на лице этого человека и лицах его помощников было беспокойство, тревога.
Купола росли один за другим. Горячее солнце висело над землей, бело-голубые волны моря бились о берег. Конн сидел в кресле перед главным куполом под навесом. Было жарко, но ветерок с моря приносил приятную прохладу.
Ариэль устроился в пыли возле гравийной дорожки в тени купола. Он все время чего-то копошился, и Гуттиериз понял, что он строит жилище. Инстинктивное поведение. Ариэль таскал камни, складывал их в кучу. Он тоже строил купол. Хотя у него он все время разваливался.
На этом берегу реки калибанов вроде бы больше не было. А курган ази лопатами сровняли с землей. Мощные краулеры и бульдозеры стояли без работы, так как площадка для строительства была уже подготовлена.
Прилетят корабли, привезут припасы и оборудование для лаборатории. Тогда можно будет дальше осваивать пространство между лесом и рекой, которое они запланировали для строительства города.
А пока все внимание нужно сконцентрировать на палатках. Вот они, двадцать тысяч, стоят под горячим солнцем. Люди устали, выгоняя калибанов со своего берега. Многие машины пришли в негодность. Остальные стояли без топлива. Оставалось только ждать корабль, который доставит все необходимое. Ази вручную загрузили платформы строительным камнем и дотащили к месту строительства. Вокруг, где добывали камень, были поставлены двадцать палаток для ази. Может быть, было правильнее строить город именно там, на каменистой почве, где можно было бы не бояться туннелей калибанов. Но было уже поздно. Они истратили все запасы материалов и горючего. Купола уже стояли. Так что по крайней мере люди имели безопасное убежище. Поля будут возделываться, и энергетические системы будут функционировать до тех пор, пока они смогут удерживать калибанов на расстоянии.
Конн изучал свои диаграммы и графики, отмечая те места, где им нужно скорректировать планы. Холодная весна плохо подействовала на его суставы, и даже сейчас, под жарким солнцем, его мучила боль. Он подумал о будущей зиме и содрогнулся от ужаса.
Но люди выживут. Конн знал это с момента высадки. И он знал, что корабль прилетит. Он ждал его, день за днем, месяц за месяцем.
Конн решил, что этот корабль увезет его домой. Он вернется на Сытин. Полет он перенесет. Может перенести. А если нет... так что же... Зато он больше никогда не увидит этого мира.
Это место первого поселения он назвал Новый Порт. Но на самом деле это Ад-на-Геене. Недаром же эту реку они назвали Стикс.
И все приходят к нему, командору, с жалобами. Конн решал те проблемы, которые как-то решались, и пожимал плечами, выслушивая тех, кому не мог помочь. Как Гэллин. «Это ваши проблемы», такова была любимая фраза Гэллина, которая уже превратилась в поговорку и цитировалась всеми при каждом удобном случае.
Бедный печальный Гэллин. Он никогда не мог понять, почему он должен разбирать чьи-то дрязги, Конн сидел спокойно, ожидая, пока конфликтующие не выплеснут свой пыл на Гэллина, а затем старался погасить страсти. Сохранить мир. Это было очень важно.
Невдалеке показался сутулый, поникший человек. Еще одна причина для беспокойства. Боб Дэвис. Дэвис работал по учету ресурсов рабочей силы. Он тоже был стариком. Может быть, старость в нем проступала больше, чем в Конне. Это проявилось за последние несколько недель.
– Доброе утро, – поздоровался Конн. Дэвис вышел из прострации, ответил на приветствие и побрел дальше, опустив плечи, к своим компьютерам, расчетным книгам, бесконечным цифрам.
Вот так все и происходит. Чем быстрее одни строят новый мир, тем быстрее разваливается старое – и вещи, и люди. Конн снова взглянул на свои графики и стал вносить в них изменения.
Хорошо выполнялись только два пункта плана.
Нет, три. Во-первых, ожидался хороший урожай. Поля зеленели и простирались так далеко, насколько хватало взгляда. И, во-вторых, Хилл наладил удачливый лов рыбы. Рыбы было столько, что ее можно было есть без ограничения. Кроме того, безотказно работали энергетические установки. Некоторые устройства для воспроизведения магнитной записи сломались, но оставшихся было достаточно, чтобы удовлетворить потребности ази. И они пока не высказывали недовольства.
Но зима... Первая зима...
Вот о чем нужно думать... А ази все еще живут в палатках.
10. День 345
На улице завывал ветер и бился в двери медицинского купола. Джин сидел в приемной и нервно потирал руки. Беспокойство так овладело им, что весь мир был окрашен для него в мрачные цвета.
С нею все хорошо, заверили его доктора. У нее все в порядке. Джин поверил этому, так как верил в Пиа. Она же внимательно прослушала все ленты, которые научили ее всему, что она должна знать. Но она очень страдала, когда Джин вез ее сюда. Джин страдал вместе с нею. Ее боль была его болью, и вот он сейчас сидел здесь и смотрел, как медики ходят туда-сюда, проходя через коридор, который вел туда, куда увели Пиа.
Один из медиков подошел к нему.
– Может, ты хочешь быть с нею? – спросил человек, выглядевший очень важно и торжественно в своей белой одежде. – Ты можешь войти, если хочешь.
Джин поднялся на дрожащих ногах и пошел за молодым человеком туда, где сильно пахло антисептиком. Длинный коридор тянулся дугой вдоль внешней стены купола, а по левой стороне коридора были расположены двери, которые вели во внутренние помещения. Человек открыл одну из дверей и впустил Джина. Здесь на столе лежала Пиа, окруженная медиками, на лицах которых были маски.
– Сюда, – сказал один из медиков Джину и подал ему халат, но без маски. Джин накинул на себя халат. Страх еще владел им.
– Могу я видеть ее? – спросил он, и медик кивнул. Джин сделал шаг вперед, и Пиа взяла его за руку.
– Тебе плохо? – спросил он. Ему казалось, что страдания Пиа непереносимы, потому что лицо ее было в поту. Джин вытер пот рукой, но человек подал ему для этого полотенце.
– Все не так плохо, – сказала Пиа, задыхаясь. – Все идет нормально.
Он держал ее за руку, и рука Пиа непроизвольно сжималась, и ее тогда ногти, вонзаясь в его плоть, причиняли боль Джину. Он вытирал ей лицо полотенцем... его Пиа, в животе которой сейчас рождалась новая жизнь, ищущая путь в этот мир независимо от их желания.
– Ну вот мы и появились, – сказал медик. – Вот и мы.
И Пиа крикнула так громко и с таким страданием, что Джину стало страшно. Если бы он раньше знал, что будет так... Но все уже было сделано, и Пиа стало легче. Рука ее расслабилась, и Джин долго держал ее, поглаживая. Он только взглянул, когда медик тронул его за плечо.
– Ты хочешь подержать его? – медик предложил ему сверток. Джин взял его, едва понимая, что держит живое существо. Он смотрел в маленькое сморщенное красное личико, ощущал хрупкие маленькие косточки и внезапно понял, что это новая жизнь, маленький человечек с совершенно новой генной структурой. Джин был в ужасе. Он никогда не видел ребенка и очень боялся держать в руках это маленькое независимое существо.
– У тебя сын, – сказал медик Пиа, наклоняясь к ней и потрепав ее по плечу. – Ты понимаешь? Ты родила сына.
– Пиа, – сказал Джин и наклонился к ней, осторожно держа ребенка.
– Поддерживай его головку, – сказал медик и показал ему, как это делать. Он помог передать ребенка в руки матери. Пиа улыбнулась ему вымученной улыбкой и пощекотала маленькую ручку ребенка.
– Здоровый ребенок, – сказал медик. Но Джин и не сомневался в этом. Это же был их ребенок. Его и Пиа.
– Вы должны дать ему имя, – сказал кто-то. – Назвать его.
Пиа нахмурилась, долго вглядываясь в лицо маленького человека. Значит, этот мальчик уже не будет иметь номер. У него будет имя. У него смесь генов 9998-х и 687-х. Он будет один во всей вселенной с таким набором генов.
– Можно его назвать Джин? – спросила Пиа.
– Как хотите.
– Джин, – решила Пиа. Джин посмотрел на свою маленькую копию, которую Пиа держала на руках с гордостью и нежностью. По крыше купола барабанил зимний дождь. Холодный дождь. Но здесь было тепло. Медики убрали все инструменты и приспособления, укатив их на маленьких блестящих тележках.
Они хотели унести и ребенка. Джин смотрел на медиков, которые забирали ребенка из рук Пиа, и впервые в жизни хотел сказать слово « нет ».
– Мы скоро принесем его обратно, – сказал один из медиков. – Мы вымоем его, проведем некоторые исследования и принесем обратно. Ты будешь с Пиа, Джин?
– Да, – сказал он, ощущая, что все его тело дрожит. Несмотря ни на что, он очень не хотел, чтобы ребенка уносили. Однако он не мог сказать ничего другого, как «да». Он наклонился к Пиа, так как видел, что она подавлена. Он постарался успокоить ее, сказав, что все в порядке, ребенка скоро принесут обратно. Они обещали.
– Позволь мне помочь ей, – сказал медик. И когда Джин отошел в сторону, он и помощник быстро и ловко подняли ее, вымыли, сменили белье и уложили в чистую постель. Затем медики ушли, и Джин остался вдвоем с Пиа.
– Джин, – сказала Пиа, и он положил руку ей под голову и держал ее, все еще испуганный тем, что ей так дорого обошлось то удовольствие, которое она делила с ним. Джин ощущал свою вину перед нею, но не знал, как искупить ее, как помочь Пиа.
Затем медики принесли ребенка назад, дали Пиа, и Джин с умилением рассматривал маленькие ручки и ножки ребенка. Его ребенка. Человека рожденного.
11. Год 2, день 189
Дети делали свои первые шаги под лучами летнего солнца... Они играли, смеялись, плакали, кричали, ссорились, мирились. Это были приятные звуки для колонии, борющейся за свое существование. Детские штанишки и рубашки висели и сушились на веревках, протянутых между куполами.
Гуттиериз сидел на обочине дороги, которая вела на поля. С одной стороны от него был лагерь ази с полощущимися на ветру детскими рубашками, с другой стороны стояли мощные краулеры, бульдозеры, закрытые пластиковыми чехлами.
Невдалеке шло строительство первого дома для ази, простого по конструкции, однокомнатного. Среди каменных обломков шнырял ариэль. Он брал в пасть обломки камней и стаскивал их в кучу, что-то сооружая.
Возле реки полз калибан. Гуттиериз отдал приказ силам безопасности заняться им. Необходимо уничтожить его до того как он отложит яйца. Это не нравилось Гуттиеризу. Он с грустью подумал о куче черепов убитых калибанов возле стены главного купола.
Варварство, подумал он. Отрубать головы. Но людям ничего не оставалось делать. Иначе калибаны будут прорывать туннели, и дома людей будут проваливаться.
Наконец он встал, отряхнулся и пошел к куполам.
Человек приспособился к жизни здесь. Но между человеком и калибанами мира не было. Может, его удастся достичь, когда прибудет корабль и привезет новое оборудование, которое поможет создать защитные барьеры. Если бы здесь не была такая разрушительная погода...
Он прошел к центру лагеря и увидел Старика, который сидел на своем обычном месте – под навесом возле главного купола. Зима сильно подействовала на полковника. Глубокие морщины пролегли по его лбу. Конн дремал, и Гуттиериз прошел мимо него, вошел в купол, прошел к столу и налил себе чашку чая. В помещении сильно пахло рыбой. Здесь всегда пахло рыбой. Да и во всем селении тоже.
Гуттиериз присел на скамью рядом с Кэт Фланаган. Эта девушка из отряда оперативников проявляла к нему необычный интерес. Гуттиериз не мог точно вспомнить, когда между ними возникли отношения. Может быть, в один осенний вечер, когда Гуттиериз внезапно понял, что у Кэт есть некоторые достоинства, которые весьма привлекательны для него.
– Ты видел калибана? – спросила Кэт.
– Я послал оперативников. Не хочу заниматься этим сам.
Она кивнула. Кэт обучали охотиться на людей, а не на животных.
– Послушай, – сказал Гуттиериз. – Я хочу пройтись пешком. Может, понадобиться эскорт.
Глаза у Кэт заблестели.
Однако Конн на вечернем приеме пищи запретил пешую экспедицию.
– У нас есть территория, которая нам нужна, – сказал полковник тоном, не допускающим возражений. Тишина воцарилась за столом, где ели люди. Ответ был коротким и решительным. – У нас есть территория, которую мы можем удерживать, – снова заговорил полковник. – Пока нам этого хватает, и я не вижу необходимости в новых исследованиях.
Снова тишина. Только слышался стук ножей и вилок о тарелки.
– Сэр, – сказал Гуттиериз. – Я полагаю, что мы должны знать, какая ситуация на том берегу.
– Мы будем защищать и укреплять свой лагерь здесь. И больше никаких разговоров на эту тему.
– Да, сэр, – сказал Гуттиериз.
Позже он и Кэт Фланаган нашли возможность остаться наедине в комнате Гуттиериза и заняться своим любимым времяпрепровождением. Единственным свидетелем их занятия был ариэль Раффл, который смотрел на них критическим взором рептилии.
– Это черт знает что, – сказала Кэт в перерыве между любовными утехами, когда они говорили о дисциплинарных ограничениях, о калибанах, обо всем, что им хотелось бы делать.
– Черт побери, – говорила Кэт, – эти люди считают, что они прибыли сюда только строить. Мы, оперативники, хотели бы делать свое дело. Мы здесь уже загниваем. И не только мы, но все люди. Кроме ази. Старик считает, что это очень опасная планета и не разрешает никому покидать лагерь. Он боится этих проклятых ящериц. Марко, может, ты попытаешься убедить его?
– Я буду пытаться. Но его страх глубже, чем страх перед калибанами. У него выработалась идея, как защитить лагерь, и ее он претворяет в жизнь. Его идея – не делать ничего. Выжить до прилета корабля. Я попытаюсь переубедить его.
Но он знал, каким будет ответ, знал, что его встретит яростный взгляд старика и стиснутые зубы.
– Нет, – сказал Старик. – Нет и еще раз нет. Выброси это из головы, Гуттиериз.
Он и Фланаган продолжали встречаться. И однажды вечером Фланаган сообщила медикам, что она беременна. Она перешла жить к Гуттиеризу, и это немного скрасило его жизнь.
Однако работа его совершенно застопорилась, несмотря на то, что перед ним до самого горизонта простирался новый незнакомый мир. Он продолжал изучение экосистем на прибрежной линии и однажды снова увидел калибана. Охотники застрелили чудовище, а Гуттиериз, который оказался свидетелем преступления, сел возле реки и сидел там один до самого вечера. Боль терзала его душу.
Охотники не подходили к нему, хотя с точки зрения дисциплины они не совершили ничего недозволенного. Напротив, они выполнили долг.
– Я больше не буду стрелять, – позже сказал ему тот охотник, что застрелил калибана.
Фланаган тоже отказалась охотиться на калибанов.
12. Год 2, день 290
Снова начиналась зима – время холодных дождей, ветров изредка промозглых туманов. И в это время в лагерь пришли калибаны. Они остались на ночь. Они как привидения передвигались в тумане, освещенные призрачным светом прожекторов. Они пришли, как глупые ариэли, но производили гораздо более сильное впечатление.
Джин смотрел, как они двигались возле палатки, странные, бесшумные. Слышался только шелест грубой кожи. Он и Пиа боялись, так как эти существа были совсем не похожи на маленьких зеленых веселых ящериц, которые приходили в лагерь и играли между палаток.
– Они не причинят нам вреда, – прошептала Пиа, и ее голос странно прозвучал в полутьме. – Ленты говорят, что они еще никому не причинили вреда.
– А капитан? – напомнил Джин, с ужасом вспомнив все обстоятельства гибели капитана Ады Бомон.
– Это была случайность.
– Но люди стреляют в них. – Его встревожила эта мысль. Он никогда не задумывался над тем, что и животные могут иметь разум. К тому же люди утверждали, что у калибанов нет разума. Джин мог в это поверить по отношению к маленьким юрким ариэлям. Но калибаны такие громадные, больше людей.
Калибаны бродили по лагерю, но ничто не говорило о том, что они настроены враждебно. Но Джин и Пиа прижались друг к другу, укрыв собою спящего малыша, и провели бессонную ночь, полную страха.
Может быть, думал Джин, лежа рядом с Пиа, может быть калибаны рассердились на то, что люди охотятся на них. Может, они пришли поэтому.
На следующий день, когда они встали вместе солнцем и Джин вышел посмотреть вместе со всеми, он увидел, что камни, которые они принесли для строительства, были сложены в низкую стену, окружающую дом, где жили ази. Джин и остальные стали разбирать то, что сделали калибаны. Джином владел безотчетный страх. До этого он боялся только людей, и знал, что он может делать, а что нет. И вот теперь он чувствовал, что выступает против какой-то третьей силы непонятной и потому особенно страшной.
– Стоп, – сказал супервизор. – Люди из главного лагеря хотят посмотреть, что здесь произошло.
Джин прекратил свою работу и, крепче завернувшись в куртку, сел рядом с остальными. Он смотрел, как важные люди идут сюда от главного лагеря. Они сделали фотографии, и человек Гуттиериз подошел и осмотрел все внимательно. Этого человека Джин знал. Его полагалось вызывать всегда, когда обнаруживалось что-то странное и загадочное. Или же когда кого-либо кусало животное. И вот теперь на лице этого человека и лицах его помощников было беспокойство, тревога.