Страница:
– Они действуют инстинктивно, – наконец сказал Гуттиериз. Джин слышал это уже много раз. – Ариэли тоже стаскивают камни. Видимо, такая линия поведения свойственна всем рептилиям планеты.
«Но калибаны, – подумал Джин про себя, – не просто стаскивали камни. Они выстроили стены вокруг домов, где жили люди».
После этого он уже никогда не чувствовал себя в безопасности. Хотя люди построили электрическую ограду вокруг лагеря, и хотя калибаны больше не приходили. И все же, когда над лагерем повисал туман, он сразу вспоминал эти молчаливые бесшумные привидения, которые так по-хозяйски, так целеустремленно двигались по лагерю в ту ночь. И тогда он прижимал к себе Пиа и сына и радовался тому, что ни одного ази не было на улице в такую ночь...
13. Год 3, день 120
Снова согрелся воздух, и началось ожидание... Третья весна, время, когда должны прилететь корабли. И небольшое кладбище людей возле моря уже казалось небольшой трагедий, которая теряла свою значительность перед лицом вселенной. Ведь теперь все понимали, что люди не одиноки, во вселенной, что сюда скоро прилетят корабли.
Все разговоры в лагере начинались с фразы – когда прилетят корабли.
Когда прибудут корабли, снова придут в движение машины, бульдозеры, начнется строительство по плану.
Когда прибудут корабли, появятся новые люди, новые лица, новые колонисты. Жизнь будет веселее.
Когда прибудут корабли, они доставят лаборатории рождения, и тогда население увеличится, баланс сил на планете сдвинется в сторону человека. Но весна пришла и прошла. Тягостное ожидание сменилось глубоким отчаянием, надежды угасали, и вскоре слово « когда » стало запретным словом.
Конн ждал. Его руки и ноги ужасно болели, На корабле, который прибудет, должно быть лекарство, которое поможет. Он снова думал о Сытине, о могиле Жанны. Он подумал... о, сколько разных мыслей теснилось в его мозгу. Затем он улыбнулся, но улыбка сошла с его лица. Он повернулся и пошел к своему куполу. Он все еще верил. Все еще верил в правительство, которое послало его сюда. Он верил в то, что произошла случайная задержка, но что-то помешало предупредить колонистов. Может, корабль застыл в какой-то промежуточной точке между прыжками. Пройдет время, все будет восстановлено, и он прибудет на планету, Но это требовало времени.
И он ждал, день за днем.
Но Боб Дэвис однажды лег спать, предварительно выпив все таблетки, которые медики дали ему. Прошел целый день, прежде чем заметили его отсутствие, потому, что Боб жил один, а все, с кем он был связан по работе, думали, что он сейчас где-то занят. Он заснул навсегда, не причинив никому беспокойства. Его похоронили рядом с Бомон – такова была его последняя воля, которую он выразил в записке. Смерть Бомон убила и его, так говорили люди. Однако его убило то, что не прибыл корабль, доказательство того, что во Вселенной существует еще нечто. А может, он надеялся улететь на нем отсюда. Во всяком случае – умерла надежда, и умер человек.
Джеймс Конн тоже был на похоронах. Когда все было кончено и ази забросали могилу землей, Конн вернулся к себе, выпил, налил еще. И так несколько раз.
В этот вечер на землю опустился туман, один из тех туманов, что на долгие недели окутывают все на земле. В тумане бродили тени людей, слышались пронзительные крики ариэлей, а по ночам тяжелое ворчание калибанов за защитными оградами. Но ограды выдерживали.
Конн пил, сидя за единственным столом в лагере. Он пил и думал о Жанне, о ее могиле на Сытине, о могилах здесь у моря, о военных товарищах, которые вовсе не имели могил. Думал о времени, когда был близок с Адой Бомон. Они были близки так, как никогда он не был близок с Жанной. Это было, когда он потерял треть своих войск, и потом они с трудом, с большими потерями вытесняли сопротивляющихся из туннелей. Он думал о тех днях, о забытых лицах, забытых именах. И когда количество мертвых в его памяти превысило количество живых, он почувствовал себя спокойно. Он выпил за всех, за каждого в отдельности... И когда наступило утро, достал свой пистолет, направил его в голову и нажал спусковой крючок.
IV. ВТОРОЕ ПОКОЛЕНИЕ
1. Год 22, день 192
Это был длинный путь среди странных холмов, которые возвели калибаны, но ее братья были где-то здесь, и Пиа-младшая продолжала бежать. Она уже задыхалась, ее маленькие ноги болели от бега. Она всегда преодолевала этот путь бегом, побаиваясь этих холмов и курганов, таких старых, что их склоны заросли кустарником. Она не признавалась в этих страхах своим братьям, но она боялась. Боялась находиться здесь. С ними .
Впереди находилась старая каменоломня, откуда приносили камни для построек, которые возводили старшие. Но таскать камни приходилось ее братьям. Старшие боялись ходить по территории калибанов. Здесь поселились молодые. Они выкопали пещеру и жили в ней. А если им было нужно что-либо, они приносили камни и торговали ими. Многие молодые из лагеря ази переселились сюда. И ее братья тоже. Но старшие никогда не покидали свой лагерь. Как не покидали главный лагерь и те, что жили в куполах, защищая себя электрическим светом и проводами.
У нее закололо в боку, и она замедлила бег. Теперь она добежала до старой дороги, по которой когда-то возили камни. Теперь дорога была размыта дождями, и края ее обвалились так, что местами по ней мог пройти только один человек.
Возле поворота она оглянулась назад. Отсюда открывался вид на величайший изгиб реки Стикс, на курганы калибанов которые возвышались по обоим берегам. Одни курганы, старые уже поросли кустами и деревьями, другие, недавно возведенные, были еще голыми. Курганы калибанов напоминали купола главного лагеря.
Отец говорил, что калибаны никогда не строили куполов. А потом они увидели купола людей и стали повторять их, делая их все больше, все величественнее. Теперь громадные холмы высились по обоим берегам реки Стикс. За ними виднелись настоящие холмы, воздвигнутые природой, а затем поля в желтых, зеленых и коричневых пятнах. Здесь же сгрудились останки гигантских машин, и башня – большая сверкающая башня, которая ловила лучи солнца и давала энергию небольшому лагерю из куполов перед кладбищем на морском берегу. Все это Пиа-младшая могла окинуть одним взглядом – целый мир, а над ним возвышалась вершина этого холма. Вот почему братья пришли сюда – что бы смотреть сверху на мир. А ей было только шестнадцать, и братья сказали, что ей еще рано. Пока это не для нее.
Родители запрещали ей ходить сюда, но они говорили то, что им предписывал Совет. А это чаще всего было « нет ».
Она снова побежала вверх по склону холма, безбоязненно продираясь сквозь заросли. Здесь не могло быть никого, кроме змей, но они боялись шума, и поэтому она производила шума столько, сколько могла.
Внезапно, она услышала свист вверху. Подняв глаза, она увидела над камнями голову, плечи и развевающуюся гриву черных волос. Ее брат Зед.
– Я пришла! – крикнула она.
– Иди сюда! – позвал он. Нужно было входить в число тех, кому дозволено подниматься сюда, но ей разрешил брат, и она, обдирая колени, поползла вверх и вскоре оказалась на вершине холма, поросшей скудной растительностью. Она села, задыхаясь от бега, возле двух камней, служивших им воротами. Все ее старшие братья были здесь. И Джейн Фланаган-Гуттиериз. В ее глазах были удивление и какая-то ревность. Джейн Фланаган-Гуттиериз была из главного лагеря. Смуглая кожа, темные курчавые волосы... И одна... здесь... с ее братьями. Внезапно она поняла, чем они здесь занимались. Это было видно в глазах ее братьев – как осеннее тепло. Внезапно они стали старше, повзрослели, стали почти чужими. Джейн тоже выглядела необычно: одежда в беспорядке, все пуговицы расстегнуты. Она с ненавистью смотрела на девочку. Джин, Марк, Зед, Там и мальчики из нижнего города Бен, Альф, и Найн. Они стояли перед нею, как стена – ее темноволосые смуглые братья и блондины Бен, Альф и Найн. И Джейн Фланаган-Гуттиериз.
– Это ты позволил ей прийти сюда? – сказал Бен Зеду. – Зачем?
– Я знаю, что вы тут делали, – сказала Пиа. Лицо ее покраснело. Она все еще не отдышалась, и ей не хватало воздуха. Джейн Фланаган-Гуттиериз села поодаль на камень, сложив руки на коленях. Она олицетворяла собой секс и удовлетворение. – Ты думаешь, – сказала Пиа, – что я сама пришла сюда? Меня прислал отец. Найти вас. Грин снова убежал. Они хотят, чтобы вы помогли в поисках.
Ее братья стояли плечом к плечу, все ее братья. Джин был самым старшим. Он стоял с задумчивым лицом, заложив руки за ремень. Грин: он был шестым из них, самым младшим.
– Этот мальчишка сбежал, – сказал Бен, и в его словах прозвучало презрение.
– Тихо! – сказал Джин таким голосом, который заставил бы прислушаться и взрослых. – Давно он исчез?
– Может быть, с утра, – хрипло сказала Пиа. – Он ушел с другими мальчиками, но убежал от них. Однако мальчики не пришли сразу в лагерь и не рассказали. Пиа ждет его в лагере, а Джин ушел в холмы искать его. Он просит вас, Джин. Ваш отец просит вас. Он действительно боится.
– Уже скоро будет темно.
– Наш отец бродит где-то. Он не знает местности и может провалиться в туннель. Но он не вернется в лагерь и будет искать.
– Ради Грина...
– Джин... – она говорила только с Джином, потому, что он был мозгом этой группы. – Он просит.
– Нам надо идти, – сказал Джин, и все братья кивнули.
– Но что делать с этим братцем, если мы найдем его? – спросил Бен.
– Эй, – вдруг сказала Джейн. – Я собираюсь обратно в лагерь. Вы обещали проводить меня.
– Я отведу тебя, – сказала Пиа со злостью. – Дорога действительно плохая и можно легко упасть.
– Смотри, с кем разговариваешь, – сказала Джейн.
– А, я ази? Ты это имеешь в виду? Думаешь, я испугалась? Сама смотри.
– Заткнитесь, – сказал Джин.
– Кто-нибудь из вас должен проводить меня, – заявила Джейн. Я не буду ждать, пока вы ищете своего брата. Я о нем ничего знать не хочу.
– Мы вернемся. Подожди.
Пиа быстро собралась и, не оглядываясь, пошла вниз. Она едва дошла до поворота, как сзади послышался шум, посыпались камешки, и ее догнали ее братья. А с ними и чужие мальчики.
– Подождите, кричала сзади Джейн. – Не можете же вы уйти и оставить меня одну?
Пиа почувствовала удовлетворение. Они вернутся. Но только после того, как найдут Грина. Они шли, а в спину им несся поток ругательств, таких изощренных, что Пиа такого никогда в жизни не слышала. Она шла вниз по извилистой тропе, заложив руки в карманы, и не оглядываясь назад.
– Чертов Грин, – пробормотал Бен. – Делает все, что ему хочется.
– Тихо, – сказал Джин, и Бен замолчал и не сказал ни слова всю дорогу.
Назад идти было, конечно, лучше. Пиа начала ощущать усталость. У ее братьев были длинные ноги, и к тому же они только что вышли в путь. Но она держалась, хотя у нее ужасно болели ноги и спина. Грин... Конечно, Бен прав. У нее было пять братьев, и последний, которому исполнилось тринадцать лет, был диким – вечно стремился убежать в холмы.
Грин убегал уже третий раз.
– На этот раз, – сказала Пиа, задыхаясь, – я думаю, мы найдем его. Отец не может отыскать его так быстро.
– На этот раз, – тихо сказал Джин, чтобы не слышали остальные. – На этот раз, я думаю, что Бен прав.
Он признался в этом только ей. И никому больше.
И они шли дальше в заросли, где жили калибаны. Шли, огибая их курганы, продираясь сквозь кусты.
– Куда пошел Джин? – спросил Джин.
Пиа показала направление рукой.
– От лагеря к реке. Ему кажется, что он убежал туда.
– Может, он и прав. – Он остановился, подобрал острую палку и начал чертить на земле, когда подошли остальные. – Я полагаю, что мы с Марком пойдем искать отца. Зед и Там – пойдете сюда. Бен и Альф пойдут в эту сторону, а Найн и Пиа пойдут прямо к реке. Пиа легче всех может договориться с ним, и я хочу, чтобы она шла туда, где он может быть вероятнее всего. Мы обхватим их со всех сторон, прежде чем какой-нибудь калибан нападет на них.
Это был Джин, ее старший брат. Он всегда мыслил так быстро и хладнокровно. Пиа схватила за руку Найна, и они и еще двое незнакомых ей пошли в указанном направлении. Они шли быстро и легко, несмотря на то, что знали – их ждет трудный путь. Пиа шла, думая с облегчением, что она может что-то делать, что-то предпринять. А ее матери, Пиа-старшей, ничего не остается, как бессмысленно бродить по лагерю, отыскивая Грина, которого там нет, и от которого она так устала.
Хорошо бы он не нашелся в этот раз. Пропал насовсем и перестал бы мучить родителей. Таких старых и таких покорных.
Но это будет для них очень большой потерей. Каким бы он ни был, он родился под их крышей, хотя и стал совсем чужим.
Они шли быстро, огибая заросшие курганы, где возле входов сидели калибаны, провожая их неподвижными взглядами.
Вскоре твердая почва закончилась, и под ногами стала хлюпать жидкая грязь. Везде виднелись следы калибанов. Здесь проходил их путь к реке. Испугавшись шума их шагов, шустрые ариэли прыгали в разные стороны, прячась в свои норы. Тучи насекомых поднимались в воздух при их приближении.
Пустота. Ни один человеческий след не был виден здесь.
– Нам нужно ждать, – сказала Пиа. – Он не может не пройти здесь, если только он не пошел в обход с востока.
Она присела возле реки, набрала в пригоршни воду и освежила шею и голову. Найн сделал то же самое.
– Почему бы нам не отдохнуть? – предложил Найн и показал на небольшую возвышенность, заросшую травой.
– Я думаю, что нам нужно пройти к камням.
– Потеря времени.
– Тогда иди назад.
– Я полагаю, что мы могли бы заняться чем-то более интересным.
Она резко взглянула на него. У него был такой же вид, как тогда, когда она застала их с Джейн.
– И не думай об этом.
Он вдруг обхватил ее руками, но она ударила его и вырвалась.
– Иди к Джейн.
– Что с тобой? Боишься.
– Иди к Джейн.
– Я хочу тебя.
– Ты сошел с ума. – Она испугалась. Сердце ее отчаянно билось. – Вам с Джейн было приятно, не правда ли? Но я сказала нет, значит нет.
Он был выше ее на целую голову. Но сейчас было не время заниматься этим. Люди знали, что Пиа-младшая всегда заботится обо всех и никого не бросит в беде, тем более своего брата и своих родителей.
Наконец Найн выругался и сказал:
– Я возвращаюсь. Не хочу здесь зря сидеть.
– Уходи.
– Ты голодная. Я скажу всем об этом.
– Говори, что хочешь. Мне тоже есть, что сказать о тебе. Ты оскорбил меня и моих братьев. Учти, вас трое, а нас шестеро.
– Вас уже пятеро, – сказал он и пошел прочь.
Она вдруг почувствовала, что у нее вспотели ладони, то ли от жары, то ли от злости на Найна, который оказался таким дерьмом. Она подумала о матери, о том, как она была молода до рождения Грина. Она подумала о том горе которое мать испытывает сейчас, и ладони ее сразу высохли.
Так что теперь их, может, действительно осталось пятеро. Может быть, Грин пропал. И тогда многие заботы и тревоги отпадут сами собой. Если бы только удалось доказать Джину и Пиа, что они сделали все в своих поисках, убедить родителей выбросить Грина из памяти.
Она и братья пошли искать Грина только ради спокойствия родителей.
Хотя Найн ушел обратно, Пиа будет оставаться здесь, где ей приказано. Здесь было именно то место, которого не мог бы миновать никто, кто хотел бы пройти к реке.
Она не боялась своего брата Грина. Были другие, кого она не хотела бы встретить. Поэтому она постаралась найти место, откуда бы она могла наблюдать, оставаясь невидимой.
2
Солнце уже опускалось к горизонту, и Джин-старший шел с ощущением отчаяния. Во рту у него пересохло, дышать было трудно. Он устал, выдохся, внимание его притупилось, хотя он знал, что здесь нужно быть осторожным, ожидать нападения с любой стороны. Заросшие деревьями и кустарником курганы окружали его. В каждом темном месте мог затаиться калибан. Молодые калибаны, размером с человека, пересекали ему путь, но он уклонялся от встреч с ними и продолжал идти дальше.
Он мог крикнуть, но Грин никогда бы не отозвался на его зов. Он знал, что найти сына в этом лабиринте будет трудно, тем более что тот не желал быть найденным. Это было практически невозможно. Но Грин был его сын, и каким бы он ни был, он и его жена искали его среди домов, спрашивая каждого встречного: «Вы видели нашего сына? Вы не слышали, чтобы ваши дети говорили о нем?» Но люди запирали дверь перед ними. Скоро наступит ночь, и им не хотелось быть на улице в темноте, не хотелось вникать в чужие неприятности. И сейчас Пиа осталась одна там, в городе. И не осталось никого, кроме их детей, сыновей и дочери, которые могли бы помочь ему в поисках.
Джин устал и пошел медленно среди курганов. Солнце опустилось совсем низко, бросая длинные тени от деревьев и курганов. Он шел медленно среди густых кустарников, высоких деревьев по этому берегу реки. Вид был для него нереальным. Он еще помнил обширные луга с мягкой травой, помнил, как калибаны стали возводить здесь первые курганы, помнил груды черепов калибанов возле главного купола. Но теперь все изменилось и луга заросли лесом. Маленькие летающие ящерицы порхали возле него, садились на плечи. Но он брезгливо стряхивал их, хотя и ощущал перед ними вину. Ведь это был живой мир, заполненный живыми существами. Мир, от которого они не смогли отгородиться ни оградами, ни ружьями. Этот мир пришел к ним в город, он отдалил детей от родителей и год за годом все теснее смыкался вокруг островка человеческого жилья.
«Но калибаны, – подумал Джин про себя, – не просто стаскивали камни. Они выстроили стены вокруг домов, где жили люди».
После этого он уже никогда не чувствовал себя в безопасности. Хотя люди построили электрическую ограду вокруг лагеря, и хотя калибаны больше не приходили. И все же, когда над лагерем повисал туман, он сразу вспоминал эти молчаливые бесшумные привидения, которые так по-хозяйски, так целеустремленно двигались по лагерю в ту ночь. И тогда он прижимал к себе Пиа и сына и радовался тому, что ни одного ази не было на улице в такую ночь...
13. Год 3, день 120
Снова согрелся воздух, и началось ожидание... Третья весна, время, когда должны прилететь корабли. И небольшое кладбище людей возле моря уже казалось небольшой трагедий, которая теряла свою значительность перед лицом вселенной. Ведь теперь все понимали, что люди не одиноки, во вселенной, что сюда скоро прилетят корабли.
Все разговоры в лагере начинались с фразы – когда прилетят корабли.
Когда прибудут корабли, снова придут в движение машины, бульдозеры, начнется строительство по плану.
Когда прибудут корабли, появятся новые люди, новые лица, новые колонисты. Жизнь будет веселее.
Когда прибудут корабли, они доставят лаборатории рождения, и тогда население увеличится, баланс сил на планете сдвинется в сторону человека. Но весна пришла и прошла. Тягостное ожидание сменилось глубоким отчаянием, надежды угасали, и вскоре слово « когда » стало запретным словом.
Конн ждал. Его руки и ноги ужасно болели, На корабле, который прибудет, должно быть лекарство, которое поможет. Он снова думал о Сытине, о могиле Жанны. Он подумал... о, сколько разных мыслей теснилось в его мозгу. Затем он улыбнулся, но улыбка сошла с его лица. Он повернулся и пошел к своему куполу. Он все еще верил. Все еще верил в правительство, которое послало его сюда. Он верил в то, что произошла случайная задержка, но что-то помешало предупредить колонистов. Может, корабль застыл в какой-то промежуточной точке между прыжками. Пройдет время, все будет восстановлено, и он прибудет на планету, Но это требовало времени.
И он ждал, день за днем.
Но Боб Дэвис однажды лег спать, предварительно выпив все таблетки, которые медики дали ему. Прошел целый день, прежде чем заметили его отсутствие, потому, что Боб жил один, а все, с кем он был связан по работе, думали, что он сейчас где-то занят. Он заснул навсегда, не причинив никому беспокойства. Его похоронили рядом с Бомон – такова была его последняя воля, которую он выразил в записке. Смерть Бомон убила и его, так говорили люди. Однако его убило то, что не прибыл корабль, доказательство того, что во Вселенной существует еще нечто. А может, он надеялся улететь на нем отсюда. Во всяком случае – умерла надежда, и умер человек.
Джеймс Конн тоже был на похоронах. Когда все было кончено и ази забросали могилу землей, Конн вернулся к себе, выпил, налил еще. И так несколько раз.
В этот вечер на землю опустился туман, один из тех туманов, что на долгие недели окутывают все на земле. В тумане бродили тени людей, слышались пронзительные крики ариэлей, а по ночам тяжелое ворчание калибанов за защитными оградами. Но ограды выдерживали.
Конн пил, сидя за единственным столом в лагере. Он пил и думал о Жанне, о ее могиле на Сытине, о могилах здесь у моря, о военных товарищах, которые вовсе не имели могил. Думал о времени, когда был близок с Адой Бомон. Они были близки так, как никогда он не был близок с Жанной. Это было, когда он потерял треть своих войск, и потом они с трудом, с большими потерями вытесняли сопротивляющихся из туннелей. Он думал о тех днях, о забытых лицах, забытых именах. И когда количество мертвых в его памяти превысило количество живых, он почувствовал себя спокойно. Он выпил за всех, за каждого в отдельности... И когда наступило утро, достал свой пистолет, направил его в голову и нажал спусковой крючок.
14. Год 3, день 189
Зерна налились, позолотели, и серпы в руках ази срезали тугие стебли старым способом, без всяких машин. А корабли все не прилетали.
Гуттиериз подошел к лагерю и осмотрел все вокруг. Дома лагеря ази были справа от него. Многие из них были каменными, но архитектура их была очень странной. Ази делали их в свободное время, и для экономии стены домов были общими. Так было меньше работы. Главное было не в красоте, а в крепости и надежности. Если Совет и инженеры одобряли постройку, тогда в доме селились ази.
Он и Кэт поступили так же. Они пристроили к куполу еще одну комнату, и она прекрасно служила им и маленькой Джейн Фланаган-Гуттиериз.
Снова в окрестностях появился калибан. Они приходили, как понял Гуттиериз, когда происходила смена времени года. Приближалась осень, и калибаны строили себе жилье. Гуттиериз несколько раз выступал в Совете, требуя экспедиции на другой берег. Однако сейчас было время сбора урожая. И калибан снова появился. Гуттиериз решил изучать его поведение здесь.
Но если калибаны будут рыть туннели под домами или проникнут на поля, – предупредил Гэллин, глава Совета.
– Мы собираемся жить здесь, – возразил ему Гуттиериз. И добавил то, что никто на Совете еще не осмеливался произнести: – Корабль не прилетит. Не можем же мы жить слепыми в этом мире!
Наступила тишина. Слова прозвучали безжалостно. Он уничтожил надежды, Гуттиериз видел обращенные к нему взгляды, умоляющие и обвиняющие. Но было много и таких людей, на лицах которых ничего не отразилось. Они все хранили внутри – как ази.
Сейчас он шел один, так как люди взяли оружие и пошли охотиться на калибанов. Он прошел мимо полей, поднялся на холм и стал спускаться вниз, удаляясь от лагеря, что было нарушением всех правил.
Он сел на склоне и стал рассматривать в бинокль курган. Он смотрел долго, как два калибана, используя свои носы, как лопаты, стаскивали землю к холму.
Около полудня, сделав записи о наблюдениях, он поднялся и пошел по направлению к кургану.
Внезапно оба калибана нырнули в отверстие кургана.
Он остановился. Огромная голова рептилии появилась из бокового отверстия кургана. Выстрелил язык из пасти, а затем появился сам калибан, огромный, вдвое больше своих собратьев. Шкура его играла оттенками зеленого и золотого цветов.
Новый тип. Как мало они знают о калибанах!
Гуттиериз затаил дыхание и смотрел. Огромное чудовище – шесть или может быть восемь метров длиной – тоже смотрело на него. А затем появились еще два, обычного серого цвета. Они выглядывали из-за плеча гиганта.
Первое чудовище двинулось к Гуттиеризу и подошло совсем близко. Оно вдвое превышало рост человека. Бугристый воротник приподнялся, затем снова опал. Тем временем другие два направились к реке свободно, спокойно, волоча хвосты по грязной засохшей траве. Они исчезли. Первый калибан долго смотрел на биолога, затем он повернулся, не спуская глаз с Гуттиериза, и побежал с той скоростью, которую был способен развить калибан.
Гуттиериз остался стоять на месте. Колени у него дрожали. Он сжимал в руке забытую записную книжку. Затем повернулся и медленно побрел в лагерь.
Этим вечером, как он и ожидал, Совет проголосовал за то, чтобы уничтожить калибанов на этом берегу. И утром он пошел с ними, с людьми, которые несли ружья, длинные пики и лопаты, чтобы разбросать курган.
Но калибанов там не оказалось. Гуттиериз знал, почему. Он знал, что калибаны кое-чему обучились. Их курганы здесь, на этом берегу реки, вблизи от людей, не были похожи ни на какие курганы в этом мире.
Он стоял и смотрел, отказываясь давать объяснения охотникам, которые спрашивали его. Объяснения привели бы к таким вещам, о которых люди не желали слышать. Тем более, что надежда на прибытие кораблей становилась все призрачней.
– Но они же не застали калибанов, – сказала вечером Кэт Фланаган, пытаясь вывести его из мрачного состояния.
– Да, – сказал он. И ничего больше.
15. Год 3, день 230
– Джин, – звал старший Джин. Ему вторила Пиа. Они уже обегали весь лагерь в его поисках, и страх закрался в их души... страх перед неизвестностью, страх перед возможным появлением калибанов.
– Вы не видели нашего мальчика? – спрашивали они всех встречных. Но никто не видел, и Пиа уже отстала от мужа, который бежал впереди. Пиа была беременна следующим ребенком.
Солнце уже опустилось совсем низко к горизонту, и они обыскали почти весь лагерь. Теперь они шли в ту сторону, которая была обращена к реке – вожделенной мечте каждого ребенка.
– В северной стороне, – сказал наконец какой-то ази, когда родители уже обезумели от страха за сына. – Там играют несколько детей.
Джин со всех ног побежал туда.
Он нашел мальчика там, где стены поселка заканчивались и начинался пологий спуск к реке. Здесь лежали груды камня, приготовленные для дальнейшей постройки. Маленький Джин сидел среди камней и складывал из их обломков пирамиду. Ему помогал ариэль, который таскал камни. Увидев подходящего Джина, он зашипел и встопорщил свой воротник.
– Джин, – сказал Джин-старший, – посмотри на солнце. Ты же знаешь, что я запрещаю тебе быть на улице после захода солнца. Ты знаешь, что я и Пиа везде искали тебя.
Маленький Джин поднял голову и посмотрел на отца сквозь копну черных волос. Он не был похож ни на отца, ни на мать.
– Ты поступил плохо, – сказал отец, надеясь пристыдить сына. – Мы думали, что калибан утащил тебя.
Сын не сказал ничего. Он даже не двинулся с места, как ариэль.
Из-за угла последнего Дома вышла Пиа, задыхаясь, усталая. Она остановилась, приложив руки к животу. В глазах ее было мучение.
– Все в порядке, – сказал Джин. – Он в безопасности.
– Идем, – сказала Пиа, вся дрожа. – Джин, иди сейчас же домой.
Ни движения. Ни даже взгляда.
Джин-старший провел рукой по голове сына, взъерошил волосы. Он был в недоумении.
– Они должны дать нам ленты, – тихо произнес он. – Пиа, так не должно было бы быть, если бы работали машины с лентами.
Но машин давно не было.
– Сломаны, – сказал супервизор. Осталась только одна, которую люди используют для себя.
– Я не знаю, – сказала Пиа. – Я не знаю, хорошо это или плохо, что происходит с ним. Я спрашивала супервизора, и он сказал, что с мальчиком такое может быть.
Джин покачал головой. Сын пугал его. Жестокость пугала его. Накажи его, если надо, говорил супервизор. Он однажды ударил сына, но слезы и плач мальчика были невыносимы для него. Сам он никогда не плакал.
– Идем, пожалуйста, – сказал он сыну. – Скоро стемнеет. Мы хотим домой.
Маленький Джин поднял несколько камней и стал укладывать их в свою конструкцию. Ариэль крутился вокруг и пододвигал камни. Получалось нечто вроде разрушенного кургана, какие появлялись год за годом в прибрежной области.
– Иди сюда. – Пиа взяла сына на руки и попыталась идти. Мальчик забился в ее руках, начал вырываться, лягаться. Тогда Джин-старший взял его за руку, и они повели его домой, не обращая внимания на его отчаянное сопротивление. Крики мальчика очень нервировали Джина, но он пересилил себя и вел его в лагерь.
Пока их сын был маленьким, они могли делать это. Но настанет день, когда он подрастет, и тогда...
Джин думал об этом позже, лежа рядом с Пиа и наслаждался тишиной. Как реальность отличается от того, что говорили им ленты, когда машины еще работали! Самые великие и мудрые люди похоронены возле моря. Там же были погребены и умершие ази. Корабли все не прилетали. Как хотелось Джину сейчас подвергнуться глубокому обучению, услышать спокойный, внушающий доверие голос.
Но так было раньше. А теперь он сомневался. Он больше не был уверен ни в чем. Их сын, которого они любили, который пришел к ним в трудное время, который заставил их поверить, что в мире все хорошо и все правильно, теперь вел себя совсем не так, как они ожидали. Им, ази, было трудно управлять рожденным ими ребенком. Иногда они даже боялись своего сына, который был зачат и созрел в животе Пиа.
Ази раньше говорили: когда прилетят корабли.
Но они больше так не говорили. И теперь все было не так, как надо.
Зерна налились, позолотели, и серпы в руках ази срезали тугие стебли старым способом, без всяких машин. А корабли все не прилетали.
Гуттиериз подошел к лагерю и осмотрел все вокруг. Дома лагеря ази были справа от него. Многие из них были каменными, но архитектура их была очень странной. Ази делали их в свободное время, и для экономии стены домов были общими. Так было меньше работы. Главное было не в красоте, а в крепости и надежности. Если Совет и инженеры одобряли постройку, тогда в доме селились ази.
Он и Кэт поступили так же. Они пристроили к куполу еще одну комнату, и она прекрасно служила им и маленькой Джейн Фланаган-Гуттиериз.
Снова в окрестностях появился калибан. Они приходили, как понял Гуттиериз, когда происходила смена времени года. Приближалась осень, и калибаны строили себе жилье. Гуттиериз несколько раз выступал в Совете, требуя экспедиции на другой берег. Однако сейчас было время сбора урожая. И калибан снова появился. Гуттиериз решил изучать его поведение здесь.
Но если калибаны будут рыть туннели под домами или проникнут на поля, – предупредил Гэллин, глава Совета.
– Мы собираемся жить здесь, – возразил ему Гуттиериз. И добавил то, что никто на Совете еще не осмеливался произнести: – Корабль не прилетит. Не можем же мы жить слепыми в этом мире!
Наступила тишина. Слова прозвучали безжалостно. Он уничтожил надежды, Гуттиериз видел обращенные к нему взгляды, умоляющие и обвиняющие. Но было много и таких людей, на лицах которых ничего не отразилось. Они все хранили внутри – как ази.
Сейчас он шел один, так как люди взяли оружие и пошли охотиться на калибанов. Он прошел мимо полей, поднялся на холм и стал спускаться вниз, удаляясь от лагеря, что было нарушением всех правил.
Он сел на склоне и стал рассматривать в бинокль курган. Он смотрел долго, как два калибана, используя свои носы, как лопаты, стаскивали землю к холму.
Около полудня, сделав записи о наблюдениях, он поднялся и пошел по направлению к кургану.
Внезапно оба калибана нырнули в отверстие кургана.
Он остановился. Огромная голова рептилии появилась из бокового отверстия кургана. Выстрелил язык из пасти, а затем появился сам калибан, огромный, вдвое больше своих собратьев. Шкура его играла оттенками зеленого и золотого цветов.
Новый тип. Как мало они знают о калибанах!
Гуттиериз затаил дыхание и смотрел. Огромное чудовище – шесть или может быть восемь метров длиной – тоже смотрело на него. А затем появились еще два, обычного серого цвета. Они выглядывали из-за плеча гиганта.
Первое чудовище двинулось к Гуттиеризу и подошло совсем близко. Оно вдвое превышало рост человека. Бугристый воротник приподнялся, затем снова опал. Тем временем другие два направились к реке свободно, спокойно, волоча хвосты по грязной засохшей траве. Они исчезли. Первый калибан долго смотрел на биолога, затем он повернулся, не спуская глаз с Гуттиериза, и побежал с той скоростью, которую был способен развить калибан.
Гуттиериз остался стоять на месте. Колени у него дрожали. Он сжимал в руке забытую записную книжку. Затем повернулся и медленно побрел в лагерь.
Этим вечером, как он и ожидал, Совет проголосовал за то, чтобы уничтожить калибанов на этом берегу. И утром он пошел с ними, с людьми, которые несли ружья, длинные пики и лопаты, чтобы разбросать курган.
Но калибанов там не оказалось. Гуттиериз знал, почему. Он знал, что калибаны кое-чему обучились. Их курганы здесь, на этом берегу реки, вблизи от людей, не были похожи ни на какие курганы в этом мире.
Он стоял и смотрел, отказываясь давать объяснения охотникам, которые спрашивали его. Объяснения привели бы к таким вещам, о которых люди не желали слышать. Тем более, что надежда на прибытие кораблей становилась все призрачней.
– Но они же не застали калибанов, – сказала вечером Кэт Фланаган, пытаясь вывести его из мрачного состояния.
– Да, – сказал он. И ничего больше.
15. Год 3, день 230
– Джин, – звал старший Джин. Ему вторила Пиа. Они уже обегали весь лагерь в его поисках, и страх закрался в их души... страх перед неизвестностью, страх перед возможным появлением калибанов.
– Вы не видели нашего мальчика? – спрашивали они всех встречных. Но никто не видел, и Пиа уже отстала от мужа, который бежал впереди. Пиа была беременна следующим ребенком.
Солнце уже опустилось совсем низко к горизонту, и они обыскали почти весь лагерь. Теперь они шли в ту сторону, которая была обращена к реке – вожделенной мечте каждого ребенка.
– В северной стороне, – сказал наконец какой-то ази, когда родители уже обезумели от страха за сына. – Там играют несколько детей.
Джин со всех ног побежал туда.
Он нашел мальчика там, где стены поселка заканчивались и начинался пологий спуск к реке. Здесь лежали груды камня, приготовленные для дальнейшей постройки. Маленький Джин сидел среди камней и складывал из их обломков пирамиду. Ему помогал ариэль, который таскал камни. Увидев подходящего Джина, он зашипел и встопорщил свой воротник.
– Джин, – сказал Джин-старший, – посмотри на солнце. Ты же знаешь, что я запрещаю тебе быть на улице после захода солнца. Ты знаешь, что я и Пиа везде искали тебя.
Маленький Джин поднял голову и посмотрел на отца сквозь копну черных волос. Он не был похож ни на отца, ни на мать.
– Ты поступил плохо, – сказал отец, надеясь пристыдить сына. – Мы думали, что калибан утащил тебя.
Сын не сказал ничего. Он даже не двинулся с места, как ариэль.
Из-за угла последнего Дома вышла Пиа, задыхаясь, усталая. Она остановилась, приложив руки к животу. В глазах ее было мучение.
– Все в порядке, – сказал Джин. – Он в безопасности.
– Идем, – сказала Пиа, вся дрожа. – Джин, иди сейчас же домой.
Ни движения. Ни даже взгляда.
Джин-старший провел рукой по голове сына, взъерошил волосы. Он был в недоумении.
– Они должны дать нам ленты, – тихо произнес он. – Пиа, так не должно было бы быть, если бы работали машины с лентами.
Но машин давно не было.
– Сломаны, – сказал супервизор. Осталась только одна, которую люди используют для себя.
– Я не знаю, – сказала Пиа. – Я не знаю, хорошо это или плохо, что происходит с ним. Я спрашивала супервизора, и он сказал, что с мальчиком такое может быть.
Джин покачал головой. Сын пугал его. Жестокость пугала его. Накажи его, если надо, говорил супервизор. Он однажды ударил сына, но слезы и плач мальчика были невыносимы для него. Сам он никогда не плакал.
– Идем, пожалуйста, – сказал он сыну. – Скоро стемнеет. Мы хотим домой.
Маленький Джин поднял несколько камней и стал укладывать их в свою конструкцию. Ариэль крутился вокруг и пододвигал камни. Получалось нечто вроде разрушенного кургана, какие появлялись год за годом в прибрежной области.
– Иди сюда. – Пиа взяла сына на руки и попыталась идти. Мальчик забился в ее руках, начал вырываться, лягаться. Тогда Джин-старший взял его за руку, и они повели его домой, не обращая внимания на его отчаянное сопротивление. Крики мальчика очень нервировали Джина, но он пересилил себя и вел его в лагерь.
Пока их сын был маленьким, они могли делать это. Но настанет день, когда он подрастет, и тогда...
Джин думал об этом позже, лежа рядом с Пиа и наслаждался тишиной. Как реальность отличается от того, что говорили им ленты, когда машины еще работали! Самые великие и мудрые люди похоронены возле моря. Там же были погребены и умершие ази. Корабли все не прилетали. Как хотелось Джину сейчас подвергнуться глубокому обучению, услышать спокойный, внушающий доверие голос.
Но так было раньше. А теперь он сомневался. Он больше не был уверен ни в чем. Их сын, которого они любили, который пришел к ним в трудное время, который заставил их поверить, что в мире все хорошо и все правильно, теперь вел себя совсем не так, как они ожидали. Им, ази, было трудно управлять рожденным ими ребенком. Иногда они даже боялись своего сына, который был зачат и созрел в животе Пиа.
Ази раньше говорили: когда прилетят корабли.
Но они больше так не говорили. И теперь все было не так, как надо.
IV. ВТОРОЕ ПОКОЛЕНИЕ
1. Год 22, день 192
Это был длинный путь среди странных холмов, которые возвели калибаны, но ее братья были где-то здесь, и Пиа-младшая продолжала бежать. Она уже задыхалась, ее маленькие ноги болели от бега. Она всегда преодолевала этот путь бегом, побаиваясь этих холмов и курганов, таких старых, что их склоны заросли кустарником. Она не признавалась в этих страхах своим братьям, но она боялась. Боялась находиться здесь. С ними .
Впереди находилась старая каменоломня, откуда приносили камни для построек, которые возводили старшие. Но таскать камни приходилось ее братьям. Старшие боялись ходить по территории калибанов. Здесь поселились молодые. Они выкопали пещеру и жили в ней. А если им было нужно что-либо, они приносили камни и торговали ими. Многие молодые из лагеря ази переселились сюда. И ее братья тоже. Но старшие никогда не покидали свой лагерь. Как не покидали главный лагерь и те, что жили в куполах, защищая себя электрическим светом и проводами.
У нее закололо в боку, и она замедлила бег. Теперь она добежала до старой дороги, по которой когда-то возили камни. Теперь дорога была размыта дождями, и края ее обвалились так, что местами по ней мог пройти только один человек.
Возле поворота она оглянулась назад. Отсюда открывался вид на величайший изгиб реки Стикс, на курганы калибанов которые возвышались по обоим берегам. Одни курганы, старые уже поросли кустами и деревьями, другие, недавно возведенные, были еще голыми. Курганы калибанов напоминали купола главного лагеря.
Отец говорил, что калибаны никогда не строили куполов. А потом они увидели купола людей и стали повторять их, делая их все больше, все величественнее. Теперь громадные холмы высились по обоим берегам реки Стикс. За ними виднелись настоящие холмы, воздвигнутые природой, а затем поля в желтых, зеленых и коричневых пятнах. Здесь же сгрудились останки гигантских машин, и башня – большая сверкающая башня, которая ловила лучи солнца и давала энергию небольшому лагерю из куполов перед кладбищем на морском берегу. Все это Пиа-младшая могла окинуть одним взглядом – целый мир, а над ним возвышалась вершина этого холма. Вот почему братья пришли сюда – что бы смотреть сверху на мир. А ей было только шестнадцать, и братья сказали, что ей еще рано. Пока это не для нее.
Родители запрещали ей ходить сюда, но они говорили то, что им предписывал Совет. А это чаще всего было « нет ».
Она снова побежала вверх по склону холма, безбоязненно продираясь сквозь заросли. Здесь не могло быть никого, кроме змей, но они боялись шума, и поэтому она производила шума столько, сколько могла.
Внезапно, она услышала свист вверху. Подняв глаза, она увидела над камнями голову, плечи и развевающуюся гриву черных волос. Ее брат Зед.
– Я пришла! – крикнула она.
– Иди сюда! – позвал он. Нужно было входить в число тех, кому дозволено подниматься сюда, но ей разрешил брат, и она, обдирая колени, поползла вверх и вскоре оказалась на вершине холма, поросшей скудной растительностью. Она села, задыхаясь от бега, возле двух камней, служивших им воротами. Все ее старшие братья были здесь. И Джейн Фланаган-Гуттиериз. В ее глазах были удивление и какая-то ревность. Джейн Фланаган-Гуттиериз была из главного лагеря. Смуглая кожа, темные курчавые волосы... И одна... здесь... с ее братьями. Внезапно она поняла, чем они здесь занимались. Это было видно в глазах ее братьев – как осеннее тепло. Внезапно они стали старше, повзрослели, стали почти чужими. Джейн тоже выглядела необычно: одежда в беспорядке, все пуговицы расстегнуты. Она с ненавистью смотрела на девочку. Джин, Марк, Зед, Там и мальчики из нижнего города Бен, Альф, и Найн. Они стояли перед нею, как стена – ее темноволосые смуглые братья и блондины Бен, Альф и Найн. И Джейн Фланаган-Гуттиериз.
– Это ты позволил ей прийти сюда? – сказал Бен Зеду. – Зачем?
– Я знаю, что вы тут делали, – сказала Пиа. Лицо ее покраснело. Она все еще не отдышалась, и ей не хватало воздуха. Джейн Фланаган-Гуттиериз села поодаль на камень, сложив руки на коленях. Она олицетворяла собой секс и удовлетворение. – Ты думаешь, – сказала Пиа, – что я сама пришла сюда? Меня прислал отец. Найти вас. Грин снова убежал. Они хотят, чтобы вы помогли в поисках.
Ее братья стояли плечом к плечу, все ее братья. Джин был самым старшим. Он стоял с задумчивым лицом, заложив руки за ремень. Грин: он был шестым из них, самым младшим.
– Этот мальчишка сбежал, – сказал Бен, и в его словах прозвучало презрение.
– Тихо! – сказал Джин таким голосом, который заставил бы прислушаться и взрослых. – Давно он исчез?
– Может быть, с утра, – хрипло сказала Пиа. – Он ушел с другими мальчиками, но убежал от них. Однако мальчики не пришли сразу в лагерь и не рассказали. Пиа ждет его в лагере, а Джин ушел в холмы искать его. Он просит вас, Джин. Ваш отец просит вас. Он действительно боится.
– Уже скоро будет темно.
– Наш отец бродит где-то. Он не знает местности и может провалиться в туннель. Но он не вернется в лагерь и будет искать.
– Ради Грина...
– Джин... – она говорила только с Джином, потому, что он был мозгом этой группы. – Он просит.
– Нам надо идти, – сказал Джин, и все братья кивнули.
– Но что делать с этим братцем, если мы найдем его? – спросил Бен.
– Эй, – вдруг сказала Джейн. – Я собираюсь обратно в лагерь. Вы обещали проводить меня.
– Я отведу тебя, – сказала Пиа со злостью. – Дорога действительно плохая и можно легко упасть.
– Смотри, с кем разговариваешь, – сказала Джейн.
– А, я ази? Ты это имеешь в виду? Думаешь, я испугалась? Сама смотри.
– Заткнитесь, – сказал Джин.
– Кто-нибудь из вас должен проводить меня, – заявила Джейн. Я не буду ждать, пока вы ищете своего брата. Я о нем ничего знать не хочу.
– Мы вернемся. Подожди.
Пиа быстро собралась и, не оглядываясь, пошла вниз. Она едва дошла до поворота, как сзади послышался шум, посыпались камешки, и ее догнали ее братья. А с ними и чужие мальчики.
– Подождите, кричала сзади Джейн. – Не можете же вы уйти и оставить меня одну?
Пиа почувствовала удовлетворение. Они вернутся. Но только после того, как найдут Грина. Они шли, а в спину им несся поток ругательств, таких изощренных, что Пиа такого никогда в жизни не слышала. Она шла вниз по извилистой тропе, заложив руки в карманы, и не оглядываясь назад.
– Чертов Грин, – пробормотал Бен. – Делает все, что ему хочется.
– Тихо, – сказал Джин, и Бен замолчал и не сказал ни слова всю дорогу.
Назад идти было, конечно, лучше. Пиа начала ощущать усталость. У ее братьев были длинные ноги, и к тому же они только что вышли в путь. Но она держалась, хотя у нее ужасно болели ноги и спина. Грин... Конечно, Бен прав. У нее было пять братьев, и последний, которому исполнилось тринадцать лет, был диким – вечно стремился убежать в холмы.
Грин убегал уже третий раз.
– На этот раз, – сказала Пиа, задыхаясь, – я думаю, мы найдем его. Отец не может отыскать его так быстро.
– На этот раз, – тихо сказал Джин, чтобы не слышали остальные. – На этот раз, я думаю, что Бен прав.
Он признался в этом только ей. И никому больше.
И они шли дальше в заросли, где жили калибаны. Шли, огибая их курганы, продираясь сквозь кусты.
– Куда пошел Джин? – спросил Джин.
Пиа показала направление рукой.
– От лагеря к реке. Ему кажется, что он убежал туда.
– Может, он и прав. – Он остановился, подобрал острую палку и начал чертить на земле, когда подошли остальные. – Я полагаю, что мы с Марком пойдем искать отца. Зед и Там – пойдете сюда. Бен и Альф пойдут в эту сторону, а Найн и Пиа пойдут прямо к реке. Пиа легче всех может договориться с ним, и я хочу, чтобы она шла туда, где он может быть вероятнее всего. Мы обхватим их со всех сторон, прежде чем какой-нибудь калибан нападет на них.
Это был Джин, ее старший брат. Он всегда мыслил так быстро и хладнокровно. Пиа схватила за руку Найна, и они и еще двое незнакомых ей пошли в указанном направлении. Они шли быстро и легко, несмотря на то, что знали – их ждет трудный путь. Пиа шла, думая с облегчением, что она может что-то делать, что-то предпринять. А ее матери, Пиа-старшей, ничего не остается, как бессмысленно бродить по лагерю, отыскивая Грина, которого там нет, и от которого она так устала.
Хорошо бы он не нашелся в этот раз. Пропал насовсем и перестал бы мучить родителей. Таких старых и таких покорных.
Но это будет для них очень большой потерей. Каким бы он ни был, он родился под их крышей, хотя и стал совсем чужим.
Они шли быстро, огибая заросшие курганы, где возле входов сидели калибаны, провожая их неподвижными взглядами.
Вскоре твердая почва закончилась, и под ногами стала хлюпать жидкая грязь. Везде виднелись следы калибанов. Здесь проходил их путь к реке. Испугавшись шума их шагов, шустрые ариэли прыгали в разные стороны, прячась в свои норы. Тучи насекомых поднимались в воздух при их приближении.
Пустота. Ни один человеческий след не был виден здесь.
– Нам нужно ждать, – сказала Пиа. – Он не может не пройти здесь, если только он не пошел в обход с востока.
Она присела возле реки, набрала в пригоршни воду и освежила шею и голову. Найн сделал то же самое.
– Почему бы нам не отдохнуть? – предложил Найн и показал на небольшую возвышенность, заросшую травой.
– Я думаю, что нам нужно пройти к камням.
– Потеря времени.
– Тогда иди назад.
– Я полагаю, что мы могли бы заняться чем-то более интересным.
Она резко взглянула на него. У него был такой же вид, как тогда, когда она застала их с Джейн.
– И не думай об этом.
Он вдруг обхватил ее руками, но она ударила его и вырвалась.
– Иди к Джейн.
– Что с тобой? Боишься.
– Иди к Джейн.
– Я хочу тебя.
– Ты сошел с ума. – Она испугалась. Сердце ее отчаянно билось. – Вам с Джейн было приятно, не правда ли? Но я сказала нет, значит нет.
Он был выше ее на целую голову. Но сейчас было не время заниматься этим. Люди знали, что Пиа-младшая всегда заботится обо всех и никого не бросит в беде, тем более своего брата и своих родителей.
Наконец Найн выругался и сказал:
– Я возвращаюсь. Не хочу здесь зря сидеть.
– Уходи.
– Ты голодная. Я скажу всем об этом.
– Говори, что хочешь. Мне тоже есть, что сказать о тебе. Ты оскорбил меня и моих братьев. Учти, вас трое, а нас шестеро.
– Вас уже пятеро, – сказал он и пошел прочь.
Она вдруг почувствовала, что у нее вспотели ладони, то ли от жары, то ли от злости на Найна, который оказался таким дерьмом. Она подумала о матери, о том, как она была молода до рождения Грина. Она подумала о том горе которое мать испытывает сейчас, и ладони ее сразу высохли.
Так что теперь их, может, действительно осталось пятеро. Может быть, Грин пропал. И тогда многие заботы и тревоги отпадут сами собой. Если бы только удалось доказать Джину и Пиа, что они сделали все в своих поисках, убедить родителей выбросить Грина из памяти.
Она и братья пошли искать Грина только ради спокойствия родителей.
Хотя Найн ушел обратно, Пиа будет оставаться здесь, где ей приказано. Здесь было именно то место, которого не мог бы миновать никто, кто хотел бы пройти к реке.
Она не боялась своего брата Грина. Были другие, кого она не хотела бы встретить. Поэтому она постаралась найти место, откуда бы она могла наблюдать, оставаясь невидимой.
2
Солнце уже опускалось к горизонту, и Джин-старший шел с ощущением отчаяния. Во рту у него пересохло, дышать было трудно. Он устал, выдохся, внимание его притупилось, хотя он знал, что здесь нужно быть осторожным, ожидать нападения с любой стороны. Заросшие деревьями и кустарником курганы окружали его. В каждом темном месте мог затаиться калибан. Молодые калибаны, размером с человека, пересекали ему путь, но он уклонялся от встреч с ними и продолжал идти дальше.
Он мог крикнуть, но Грин никогда бы не отозвался на его зов. Он знал, что найти сына в этом лабиринте будет трудно, тем более что тот не желал быть найденным. Это было практически невозможно. Но Грин был его сын, и каким бы он ни был, он и его жена искали его среди домов, спрашивая каждого встречного: «Вы видели нашего сына? Вы не слышали, чтобы ваши дети говорили о нем?» Но люди запирали дверь перед ними. Скоро наступит ночь, и им не хотелось быть на улице в темноте, не хотелось вникать в чужие неприятности. И сейчас Пиа осталась одна там, в городе. И не осталось никого, кроме их детей, сыновей и дочери, которые могли бы помочь ему в поисках.
Джин устал и пошел медленно среди курганов. Солнце опустилось совсем низко, бросая длинные тени от деревьев и курганов. Он шел медленно среди густых кустарников, высоких деревьев по этому берегу реки. Вид был для него нереальным. Он еще помнил обширные луга с мягкой травой, помнил, как калибаны стали возводить здесь первые курганы, помнил груды черепов калибанов возле главного купола. Но теперь все изменилось и луга заросли лесом. Маленькие летающие ящерицы порхали возле него, садились на плечи. Но он брезгливо стряхивал их, хотя и ощущал перед ними вину. Ведь это был живой мир, заполненный живыми существами. Мир, от которого они не смогли отгородиться ни оградами, ни ружьями. Этот мир пришел к ним в город, он отдалил детей от родителей и год за годом все теснее смыкался вокруг островка человеческого жилья.