Страница:
Вообще, упомянутые деньги для поддержки троцкистов, за рубежом – тема особого разговора. Первоначальные сведения о них идут от показаний С.П. Урицкого, Я.К. Берзина, Д.К. Мурзина. Откроем соответствующие страницы их следственных дел. Так, Берзин на допросе 4 мая 1938 года показал, что Зильберт, которого он в свое время направил резидентом в Америку, жил там некоторое время на квартире у Ф.С. Розенблита, в чьем доме часто собирались тамошние троцкисты. В приговоре по делу комдива Мурзина записано, что он, являясь в прошлом троцкистом, по заданию участников военного заговора Берзина и Урицкого установил в САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах) связь с лидерами троцкистского движения в стране, договорившись с ними о поддержке военно-фашистского заговора в СССР[178].
Сам Дмитрий Константинович Мурзин как на предварительном следствии, так и в суде 28 августа 1938 года, приговорившего его к расстрелу, виновным себя не признал, заявив, что сведения, изложенные в обвинительном заключении – ложь и клевета на него, честного командира Красной Армии. Он категорически отрицал свою принадлежность к какой-либо антисоветской организации, утверждая, что никогда не занимался контрреволюционной деятельностью[179].
Зильберт, не признавая себя виновным в шпионаже и принадлежности к военному заговору, вместе с тем в своих показаниях поведал о допущенных им ошибках и просчетах, как разведчика-нелегала. В том числе и в отношении использования денег Разведупра, находившихся у него под отчетом. Так, он признал, что в Америке держал эти деньги (а деньги были немалые) на текущих счетах своего дяди, американского миллионера. Зильберт изложил подробности истории, уже известной руководству Разведупра, когда он по своей неопытности в финансовых тонкостях, предварительно не просчитав всех вероятных последствий, к тому же не испросив на то согласия Центра, вложил, доверившись авантюристу, сто тысяч американских долларов в одно дело, казавшееся ему надежным. Однако его надеждам не суждено было сбыться – дело вскоре лопнуло. О таком конфузном для Зильберта случае упоминается и в справке Разведупра, хранящейся в его деле. В этой части Центр оценил деятельность Иосифа Исаевича как неудовлетворительную, наносящую серьезный ущерб советской казне. А ведь то были деньги, предназначенные для покупки оружия для Испанской Республики.
Из показаний И.И. Зильберта: «Я его (дядю-миллионера. – Н.Ч.) использовал в деле легализации своих денег. Деньги резидентуры он держал на своих текущих счетах… Свыше 100 тысяч американских долларов мною израсходовано в Америке из средств РУ (Разведывательного управления. – Н.Ч.) РККА без каких-либо результатов…»[180]
На практике нередко получалось так, что дело, которым занимался разведчик-нелегал, становилось на годы и делом всей его семьи (жены, братьев, сестер). Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к личным делам комдива Д.К. Мурзина, дивизионного комиссара И.И. Зильберта, комбрига А.М. Тылтынь и других советских резидентов. Более подробно покажем это на примере И.И. Зильберта и его близких.
Иосиф Зильберт оказался неплохим вербовщиком новых агентов для Разведупра РККА. И прежде всего среди своих родственников. Так, помимо американского дяди, на советскую разведку, начиная с конца 20 х годов, активно работали и другие члены его семьи: жена Екатерина Леонидовна, побывавшая вместе с ним в Китае и Америке; отец Исай Зильберт, проживавший за границей; сестра Е.И. Краинская и ее муж.
Судьба жестоко обошлась с этими людьми – как отработанный материал, они после ареста И.И. Зильберта оказались не нужными Разведупру. Хорошо, если бы о них совсем забыли, о чем, собственно говоря, в то время эти люди и мечтали. Но увы! Один раз попав в поле зрения чекистов, они уже не могли вырваться из такого заколдованного крута, уподобившись зафлажкованному волку. Действительно, трагедия разведчика, как правило, и трагедия его семьи. Тем более разведчика-нелегала. И тем более в 1937–1938 годах. По вполне понятным причинам она, его семья, оказывалась в орбите интересов не только спецорганов страны пребывания, но, что гораздо страшнее и драматичнее, в объективе спецслужб своего государства.
О поистине драматических коллизиях семьи И.И. Зильберта поведала в письме наркому обороны СССР К.Е. Ворошилову сестра Иосифа Исаевича Е.И. Краинская. Письмо датируется (по содержанию) концом января – началом февраля 1940 года.
Военная коллегия Верховного суда СССР на своем заседании 14 апреля 1939 года приговорила И.И. Зильберта к высшей мере наказания – расстрелу. Его верный спутник в жизни – жена Екатерина Леонидовна, арестованная годом раньше мужа и обвиненная в шпионаже в пользу Германии, была приговорена к смертной казни в 1938 году. Их единственный сын Лев, взятый после ареста родителей на воспитание сестрой И.И. Зильберта (Е.И. Краинской), шестнадцатилетним юношей добровольно ушел на фронт, где и погиб спустя два года. Пострадал и отец жены И.И. Зильберта – Кох Леонид Матвеевич, бывший офицер старой армии. Тройка Управления НКВД по Московской области в июне 1938 года вынесла ему смертный приговор.
Из «Тюремных записок» Рихарда Зорге
Сам Дмитрий Константинович Мурзин как на предварительном следствии, так и в суде 28 августа 1938 года, приговорившего его к расстрелу, виновным себя не признал, заявив, что сведения, изложенные в обвинительном заключении – ложь и клевета на него, честного командира Красной Армии. Он категорически отрицал свою принадлежность к какой-либо антисоветской организации, утверждая, что никогда не занимался контрреволюционной деятельностью[179].
Зильберт, не признавая себя виновным в шпионаже и принадлежности к военному заговору, вместе с тем в своих показаниях поведал о допущенных им ошибках и просчетах, как разведчика-нелегала. В том числе и в отношении использования денег Разведупра, находившихся у него под отчетом. Так, он признал, что в Америке держал эти деньги (а деньги были немалые) на текущих счетах своего дяди, американского миллионера. Зильберт изложил подробности истории, уже известной руководству Разведупра, когда он по своей неопытности в финансовых тонкостях, предварительно не просчитав всех вероятных последствий, к тому же не испросив на то согласия Центра, вложил, доверившись авантюристу, сто тысяч американских долларов в одно дело, казавшееся ему надежным. Однако его надеждам не суждено было сбыться – дело вскоре лопнуло. О таком конфузном для Зильберта случае упоминается и в справке Разведупра, хранящейся в его деле. В этой части Центр оценил деятельность Иосифа Исаевича как неудовлетворительную, наносящую серьезный ущерб советской казне. А ведь то были деньги, предназначенные для покупки оружия для Испанской Республики.
Из показаний И.И. Зильберта: «Я его (дядю-миллионера. – Н.Ч.) использовал в деле легализации своих денег. Деньги резидентуры он держал на своих текущих счетах… Свыше 100 тысяч американских долларов мною израсходовано в Америке из средств РУ (Разведывательного управления. – Н.Ч.) РККА без каких-либо результатов…»[180]
На практике нередко получалось так, что дело, которым занимался разведчик-нелегал, становилось на годы и делом всей его семьи (жены, братьев, сестер). Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к личным делам комдива Д.К. Мурзина, дивизионного комиссара И.И. Зильберта, комбрига А.М. Тылтынь и других советских резидентов. Более подробно покажем это на примере И.И. Зильберта и его близких.
Иосиф Зильберт оказался неплохим вербовщиком новых агентов для Разведупра РККА. И прежде всего среди своих родственников. Так, помимо американского дяди, на советскую разведку, начиная с конца 20 х годов, активно работали и другие члены его семьи: жена Екатерина Леонидовна, побывавшая вместе с ним в Китае и Америке; отец Исай Зильберт, проживавший за границей; сестра Е.И. Краинская и ее муж.
Судьба жестоко обошлась с этими людьми – как отработанный материал, они после ареста И.И. Зильберта оказались не нужными Разведупру. Хорошо, если бы о них совсем забыли, о чем, собственно говоря, в то время эти люди и мечтали. Но увы! Один раз попав в поле зрения чекистов, они уже не могли вырваться из такого заколдованного крута, уподобившись зафлажкованному волку. Действительно, трагедия разведчика, как правило, и трагедия его семьи. Тем более разведчика-нелегала. И тем более в 1937–1938 годах. По вполне понятным причинам она, его семья, оказывалась в орбите интересов не только спецорганов страны пребывания, но, что гораздо страшнее и драматичнее, в объективе спецслужб своего государства.
О поистине драматических коллизиях семьи И.И. Зильберта поведала в письме наркому обороны СССР К.Е. Ворошилову сестра Иосифа Исаевича Е.И. Краинская. Письмо датируется (по содержанию) концом января – началом февраля 1940 года.
«…Будучи в заграничной командировке 11 лет тому назад, И.И. Зильберт завербовал для работы в Разведупре нашего отца, которому сейчас 69 лет, а затем и меня и моего мужа. Мой брат знал о наших симпатиях к Советскому Союзу, знал о нашем желании приехать сюда на постоянное жительство… Мой брат предложил нам доказать на деле нашу преданность Советской Власти и вот первым ушел на работу в 1929 году мой отец. 9 лет сряду работал он для Разведупра в различных странах Европы. Находится сейчас за границей. Два года тому назад приехал к нему агент Разведупра и предложил отцу работать еще один последний год, сказал, что отцу обещан орден Ленина и приезд в СССР, дабы он мог здесь доживать свою старость.Сестра Зильберта утверждает, что ее брата – резидента Разведупра за рубежом, вызвали в Москву, вскоре после их ареста. Действительно, Иосиф Исаевич вернулся из заграничной командировки за семь месяцев до своего ареста, то есть в начале 1938 года. Отчитавшись в соответствующих отделах Разведупра за проделанную работу, он сдал свой старый партийный билет для обмена на новый. Однако получить его оказалось совсем нелегким делом: будучи «запачканным» арестом родственников и сослуживцев по Разведупру, он стал одним из первых кандидатов на арест, а потому в ЦК ВКП(б) и ПУРККА не спешили заполнять ему членский билет, хорошо зная, что вслед за арестом немедленно последует исключение из рядов партии. На самом деле так и произошло. Много раз Зильберт после ареста обращался в Комиссию Партийного Контроля, к наркому обороны, в ПУРККА, решительно отвергая наветы на него со стороны арестованных работников Разведупра, но все его доводы и доказательства оказывались всего лишь криком одинокого путника в пустыне.
Работой отца все сотрудники и начальство всегда были очень довольны и громко высказывали похвалы. Затем организация, в которой работал мой отец, сразу прекратила свою деятельность и оставили отца на произвол судьбы за границей без всяких средств к существованию, даже не заплатив следуемых ему денег. Отец не может понять, за что его так уволили, т.к. не знает за собой никакой вины…
Я и мой муж работали все годы для Разведупра во Франции. В декабре 1933 года в Париже был провал нашей организации. В связи с процессом фамилия моя и моего мужа появилась во всех французских газетах. 8 месяцев мы ждали ареста и избегли его только по счастливой случайности. В 1936 году, по вызову Разведупра, я под видом интуристки приехала в Москву. И здесь начальство мне заявило, что оно желает исполнить свой долг в отношении нас и предложило мне выбрать страну, где бы я желала поселиться. Во Франции мы больше не могли оставаться. Мы были французскими гражданами и уж очень велик был скандал, вызванный процессом, жизнь стала нам там невыносимой. Я, конечно, выбрала Советский Союз, т.к. хотела здесь жить и продолжать работать для Разведупра, но чтоб центр мой был здесь. После этого я вернулась в Париж закончить еще одно дело и в конце 1936 года мы приехали сюда. Выехать нам из Франции было трудно, муж мой не получил заграничного паспорта и ему пришлось бежать из Франции. В Бельгии мы сели на советский пароход и приехали сюда.
…Разведупр дал нам возможность отдыхать. Кроме того, мужу моему готовили поездку в Испанию. Но уехать нам никуда не пришлось, т.к. начальство было вскоре арестовано и мы продолжали сидеть без работы. Одно время я давала уроки иностранных языков командирам из Разведупра. В декабре 1937 года нас здесь арестовали. Меня, моего мужа и мою старушку мать. Но после 34 хдневного заключения – выпустили. Брат мой в это время продолжал работу за границей и, как я узнала позже, вызван был Разведупром сюда в связи с нашим арестом. Нас обвиняли в том, что мы воспользовались связями и положением брата, что мы приехали сюда шпионить, что мы работали для Франции и почему-то для Польши…»[181]
Военная коллегия Верховного суда СССР на своем заседании 14 апреля 1939 года приговорила И.И. Зильберта к высшей мере наказания – расстрелу. Его верный спутник в жизни – жена Екатерина Леонидовна, арестованная годом раньше мужа и обвиненная в шпионаже в пользу Германии, была приговорена к смертной казни в 1938 году. Их единственный сын Лев, взятый после ареста родителей на воспитание сестрой И.И. Зильберта (Е.И. Краинской), шестнадцатилетним юношей добровольно ушел на фронт, где и погиб спустя два года. Пострадал и отец жены И.И. Зильберта – Кох Леонид Матвеевич, бывший офицер старой армии. Тройка Управления НКВД по Московской области в июне 1938 года вынесла ему смертный приговор.
Из «Тюремных записок» Рихарда Зорге
Выдающийся советский разведчик Рихард Зорге, имя которого в учебниках по истории тайной войны следует упоминать в одном ряду с легендарной Мата Хари и неуловимым Лоуренсом, в Китае и Японии в общей сложности более десяти лет работал под «крышей» респектабельного и преуспевающего корреспондента нескольких солидных европейских газет. Осенью 1941 года он был арестован японскими спецслужбами. Тогда же в короткие сроки были выявлены все другие члены возглавляемой им группы. В феврале 1944 года смертный приговор, вынесенный Р. Зорге (его псевдоним «Рамзай»), был приведен в исполнение.
В своих «Тюремных записках», написанных в Токийской тюрьме в конце 1941 года, Зорге подробно рассказывает о пройденном жизненном пути и мотивах, приведших его в ряды коммунистов и сотрудничеству с советской разведкой, о разведывательной деятельности в Китае и Японии. Упоминает он при этом и сотрудника. Разведупра РККА, курировавшего работу его группы в обеих упомянутых странах. Имя его – «Алекс».
Приведем отрывок из этих записок, по времени относящийся к деятельности в Китае (январь 1930 г. – декабрь 1932 г.):
«Алекс. Алекс прибыл в Китай вместе со мной по указанию четвертого управления Красной Армии (Разведупра РККА. – Н.Ч.), Его задача состояла в обеспечении связи с этим управлением в техническом и организационном отношении и, кроме того, освещать военные проблемы. Однако примерно через полгода после приезда в Шанхай из-за пристального внимания полиции… он вынужден был вернуться в Европу. И хотя я был командирован в качестве его помощника по политическим вопросам, мы на взаимных началах работали самостоятельно. Поскольку он был старше меня по возрасту и имел прямую связь с Москвой, его нужно считать старшим и по службе. Через некоторое время после его отъезда из Шанхая я принял на себя технические, организационные и военные вопросы и стал руководителем группы по всем направлениям»[182].
Приоткроем тайну – под именем «Алекса», многолетнего куратора направления «Рамзай», действовал не кто иной, как кадровый сотрудник Разведупра РККА Лев Александрович Борович (Розенталь), дивизионный комиссар. Последняя его должность – заместитель начальника 2-го отдела.
37 й год не миновал «Алекса». Арестованный в середине июля, он после недолгого следствия (всего полтора месяца) был расстрелян по приговору Военной коллегии. В чем же обвиняли этого человека?
Изучая материалы, находящиеся в архивно-следственном деле Л.А. Боровича, имеешь возможность лишний раз убедиться в том, как все-таки невысок был потолок полета фантазии у следователей ГУГБ НКВД СССР. Ибо налицо перенос из дела в дело одного и того же набора обвинений – штампов, которые мы не раз уже приводили. И дело Боровича не является тут исключением. В тексте приговора говорится, что он признается виновным в том, что с 1920 года являлся агентом польской, а с 1928 года – немецкой разведок, которым поставлял секретные сведения о Советском Союзе. А также оказывал им помощь в переброске на территорию СССР шпионов названных стран[183].
На зарубежной разведработе Л.А. Борович находился с 1920 по 1930 и с 1935 по 1937 год. Но вот что удивительно – приписав ему шпионаж в пользу Польши и Германии, где он в разные годы был резидентом, следователи почему-то забыли включить в этот перечень Японию. Почему так получилось? Ведь оно само собой напрашивалось, это обвинение – работа в пользу японской разведки, раз уж подследственный курировал данное направление в Разведупре. Однако этого не произошло и Лев Александрович так и не стал японским шпионом.
Обратимся к такой весьма специфической и почти засекреченной категории комначсостава РККА как военные атташе. Откроем соответствующую страницу Большой Советской Энциклопедии: «Атташе военные, военно-морские, военно-воздушные – должностные лица дипломатического представительства, представляющие соответствующие рода войск своей страны перед вооруженными силами государства пребывания и оказывающие помощь дипломатическому представителю по всем военным вопросам»[184].
Сюда следует добавить, что в дипломатических представительствах военные (военно-морские, военно-воздушные) атташе являются частью дипломатического персонала, а посему пользуются соответствующими привилегиями и иммунитетом. Их деятельность в стране пребывания регулируется общими принципами и нормами международного права, согласно которым сбор информации о состоянии, вооруженных сил и военно-экономического потенциала страны пребывания должен осуществляться только легальными средствами.
О роли военных атташе в разведывательной работе за рубежом необходимо сказать особо. Напомним, что уже в конце 1926 года аппарат советского военного атташе функционировал в 12 странах, в том числе в таких крупных, как Англия, Германия, Польша. Италия, Турция, Китай, Иран, Афганистан, Япония, а также в государствах Прибалтики (Латвия, Литва, Эстония). Подбору данной категории кадров в Москве всегда уделяли большое внимание. Достаточно сказать, что в Управлении делами Наркомата обороны существовал специальный сектор военных атташе, который самым тесным образом взаимодействовал с Разведупром. А подчинялся он непосредственно наркому.
Как правило, на должность военных атташе, особенно в ведущих капиталистических странах, назначались командиры с большим опытом руководства соединениями и объединениями, хорошо подготовленные в военном отношении, в том числе и командующие войсками военных округов. В качестве иллюстрации к этим словам можно привести примеры А.И. Егорова, впоследствии Маршала Советского Союза (Китай. 1924–1925 г.г.). А.И. Корка, впоследствии командарма 2-го ранга (Германия, начало 30 х годов), будущих комкоров Г.К. Восканова (Иран), В.Н. Левичева (Германия), В.М. Примакова (Афганистан и Япония), В.К. Путна (Англия).
Потребности для решения агентурных разведывательных задач силами того или иного аппарата военного (военно-морского, военно-воздушного) атташе определялись исходя из нужд Разведуправления Штаба (Генерального штаба) РККА. Собственно говоря, это не противоречило основным официальным задачам военного атташата: ведь в число их функциональных обязанностей входила правильная и всесторонне обоснованная оценка всех родов войск страны пребывания, их боевой мощи и мобилизационной готовности, боевой подготовки войск и оперативной выучки штабов, военной политики правительства. Все сказанное в полной мере относилось и к сопредельным странам.
По долгу службы военные, военно-морские и военно-воздушные атташе обязаны были быть, в курсе всех военно-технических изобретений и усовершенствований в области военной техники. Их деятельность направлялась прежде всего на определение всего ценного в стране пребывания, что могло бы принести практическую пользу в частях, штабах и учреждениях Красной Армии для повышения их технической оснащенности, боевой и мобилизационной готовности.
Как мы указали, к середине 30 х годов военный атташат СССР был достаточно развит. Наиболее крупный аппарат в это время находился в Англии, Китае, Франции, Японии, Германии и возглавлялся он там соответственно комкорами В.К. Путной, Э.Д. Лепиным, комдивами С.И. Венцовым, И.А. Ринком, А.Г. Орловым. Все эти командиры подверглись репрессиям. Несправедливо обвиненные в самых тягчайших преступлениях, они были приговорены к смертной казни через расстрел.
Комкор В.К. Путна проходил по групповому делу Тухачевского. О нем, хотя и кратко, мы упоминали в соответствующей главе. А вот о военном атташе в Китае комкоре Лепине Эдуарде Давыдовиче широкой общественности практически ничего не известно. А между тем этот далеко незаурядный человек, латыш по национальности, прекрасно подготовленный в военном отношении (командовал полком, дивизией и корпусом, окончив Военную академию РККА), входил в число людей, которых, как и Григория Котовского, справедливо называли «храбрейшими среди скромнейших и скромнейшими среди храбрейших». О храбрости и личном мужестве Лепина отчасти может свидетельствовать орден Красного Знамени, полученный им за бои под Каховкой. А вот о постоянном его стремлении к пополнению и углублению своих знаний говорит хотя бы такой факт, приведенный в письме вдовы Лепина – Елены Тимофеевны (речь идет о годах гражданской войны). Она утверждает, что его сослуживцы так отзывались о нем: «Чудак Лепин – если у нас передышка в бою, мы спешим поесть и поспать, а он хватается за чтение книг».
О человеческих качествах Э.Д. Лепина, его большой скромности в общении с окружающими метко выразился посол И.М. Майский. Узнав о его аресте, Иван Михайлович (он знал Лепина по совместной работе в представительствах, СССР за рубежом) в узком кругу знакомых заявил: «Ну, еще один прекрасный человек погиб… Пропадет не за грош!.. Да к тому еще больной, сердечник. Это такой человек, что если бы кто-либо вздумал резать его на куски, то он бы постеснялся кричать от боли, боясь огорчить того, кто его режет! Теперь надо заранее его считать погибшим…»[185]
Очевидно одно: резать, видимо, Лепина не резали, а вот насчет битья – за этим дело не стало и он на предварительной следствии (и в суде тоже) признает себя виновным. В чем конкретно? Об этом мы узнаем из приговора по его делу:
– с 1922 года являлся участником латышской националистической организации и принимал активное участие в создании этой организации;
– находясь в 1932 году в Разведупре РККА, связался с Берзиным и вместе с ним вел шпионскую работу;
– в 1934 году, будучи в Китае в качестве военного атташе СССР, связался с агентом английской разведки полковником Бухардом, через которого передавал английской разведке шпионские материалы о состоянии РККА, ОКДВА и другие секретные сведения;
– в 1935 году через агента японской разведки Туна передавал японским разведорганам материалы о взаимоотношениях Советского Союза с Китаем и о состоянии ОКДВА[186].
Если сравнивать по количеству пронумерованных страниц следственное дело Э.Д. Лепина с другими, то оно совсем небольшое – всего один том. В нем, в качестве основных доказательств вины бывшего военного атташе в Финляндии, Польше и Китае, фигурируют выписки из протоколов допросов Я.К. Берзина и И.А. Ринка, в которых говорится о якобы их совместной антисоветской деятельности. А что в действительности стоят эти показания, мы увидели на примере дела Берзина. О Ринке же разговор впереди.
Вызванный в Москву и арестованный в начале декабря (по другим данным – в начале ноября) 1937 года, Лепин на предварительном следствии (его вели сотрудники Особого отдела ГУГБ НКВД СССР капитан Лукин и старший лейтенант Селивановский) показал, что по антисоветской деятельности в латышской националистической организации он был связан с Р.П. Эйдеманом, А.Ю. Гайлисом (Валиным), И.И. Вацетисом, Я.Я. Лацисом и другими видными командирами Красной Армии. Однако все сказанное им – сплошная выдумка. Проверка архивно-следственных дел названных Лепиным лиц показала это: никто из них показаний в отношении Лепина не давал. Что же касается Я.Я. Лациса, то, он умер еще до начала «большого террора», исполняя должность командира Отдельного корпуса железнодорожных войск РККА.
22 августа 1938 года Военной коллегией Э.Д. Лепин осужден по 58 й статье УК РСФСР (пункты 1 «б», 8 и 11) к расстрелу с конфискацией имущества и лишением воинского звания «комкор». Его жена Елена Тимофеевна, будучи арестована как член семьи изменника Родины, получила через две недели после суда над мужем «свои законные» восемь лет заключения в ИТЛ. В 1956 году оба они были полностью реабилитированы.
К 1937 году военных атташе в звании комкора было совсем немного, буквально считанные единицы (Путна и Лепин). В основном же указанную должность занимали лица высшего комначсостава в звании комдива и комбрига. Полковники встречались реже, да и работали они в небольших странах, не играющих важной роли в мировой политике (Болгария, Чехословакия, страны Прибалтики).
Англия, Франция, Германия – ведущие капиталистические страны Европы – представляли существенный интерес для советской дипломатии и разведки СССР. Отсюда и подбор состава военных атташе. Об Англии уже упоминалось. Теперь очередь Франции: там с мая 1933 по декабрь 1936 года в этой должности работал комдив Венцов-Кранц Семен Иванович, 1897 года рождения, член ВКП(б) с 1918 года, бывший офицер старой армии (поручик) В гражданскую войну он командовал в Красной Армии полком, а после учился в Военной академии. До назначения на пост военного атташе Венцов-Кранц возглавлял одно из управлений. Штаба РККА, руководил штабами Московского и Белорусского военных округов. После возвращения из Франции он в 1937 году несколько месяцев командовал в Киевском военном округе 62 й стрелковой дивизией (до своего ареста 11 июня).
Воспроизведем один очень важный документ, относящийся к судьбе С.И. Венцова-Кранца. Исполнен он на бланке военного прокурора КВО. Кстати, о двойной фамилии – приставка «Кранц» в официальных документах того времени нередко опускалась и Семен Иванович именовался просто «Венцов». То же самое относится и к его печатным трудам (статьям в газетах и журналах, учебным пособиям).
Вскоре Венцова-Кранца этапируют в Москву и здесь первоначальные обвинения претерпевают существенные изменения – принадлежность к троцкизму отходит на второй план, а на первый выдвигается тот самый расстрельный пункт 1 «б» – участие в военном заговоре и шпионаж в пользу иностранных государств. Семена Ивановича вынудили признать, что в антисоветский заговор его завербовал Тухачевский в начале 30 х годов, а с 1935 года он работал на ряд иностранных разведок (французскую и германскую). В частности, его обвинили в том, что якобы он, будучи в Париже, передавал секретные сведения о Красной Армии военному атташе Германии генералу Эриху Кюлленталю. Попутно Венцова обвинили еще и в том, что он занимался вредительствам на посту командира 62 й стрелковой дивизии, проводя его по заданию командующего войсками округа Якира в области боевой и политической подготовки.
Венцов – французский шпион!.. Но как соотнести такое утверждение с содержанием приводимого ниже документа, в достоверности которого не возникает сомнений.
В своих «Тюремных записках», написанных в Токийской тюрьме в конце 1941 года, Зорге подробно рассказывает о пройденном жизненном пути и мотивах, приведших его в ряды коммунистов и сотрудничеству с советской разведкой, о разведывательной деятельности в Китае и Японии. Упоминает он при этом и сотрудника. Разведупра РККА, курировавшего работу его группы в обеих упомянутых странах. Имя его – «Алекс».
Приведем отрывок из этих записок, по времени относящийся к деятельности в Китае (январь 1930 г. – декабрь 1932 г.):
«Алекс. Алекс прибыл в Китай вместе со мной по указанию четвертого управления Красной Армии (Разведупра РККА. – Н.Ч.), Его задача состояла в обеспечении связи с этим управлением в техническом и организационном отношении и, кроме того, освещать военные проблемы. Однако примерно через полгода после приезда в Шанхай из-за пристального внимания полиции… он вынужден был вернуться в Европу. И хотя я был командирован в качестве его помощника по политическим вопросам, мы на взаимных началах работали самостоятельно. Поскольку он был старше меня по возрасту и имел прямую связь с Москвой, его нужно считать старшим и по службе. Через некоторое время после его отъезда из Шанхая я принял на себя технические, организационные и военные вопросы и стал руководителем группы по всем направлениям»[182].
Приоткроем тайну – под именем «Алекса», многолетнего куратора направления «Рамзай», действовал не кто иной, как кадровый сотрудник Разведупра РККА Лев Александрович Борович (Розенталь), дивизионный комиссар. Последняя его должность – заместитель начальника 2-го отдела.
37 й год не миновал «Алекса». Арестованный в середине июля, он после недолгого следствия (всего полтора месяца) был расстрелян по приговору Военной коллегии. В чем же обвиняли этого человека?
Изучая материалы, находящиеся в архивно-следственном деле Л.А. Боровича, имеешь возможность лишний раз убедиться в том, как все-таки невысок был потолок полета фантазии у следователей ГУГБ НКВД СССР. Ибо налицо перенос из дела в дело одного и того же набора обвинений – штампов, которые мы не раз уже приводили. И дело Боровича не является тут исключением. В тексте приговора говорится, что он признается виновным в том, что с 1920 года являлся агентом польской, а с 1928 года – немецкой разведок, которым поставлял секретные сведения о Советском Союзе. А также оказывал им помощь в переброске на территорию СССР шпионов названных стран[183].
На зарубежной разведработе Л.А. Борович находился с 1920 по 1930 и с 1935 по 1937 год. Но вот что удивительно – приписав ему шпионаж в пользу Польши и Германии, где он в разные годы был резидентом, следователи почему-то забыли включить в этот перечень Японию. Почему так получилось? Ведь оно само собой напрашивалось, это обвинение – работа в пользу японской разведки, раз уж подследственный курировал данное направление в Разведупре. Однако этого не произошло и Лев Александрович так и не стал японским шпионом.
Обратимся к такой весьма специфической и почти засекреченной категории комначсостава РККА как военные атташе. Откроем соответствующую страницу Большой Советской Энциклопедии: «Атташе военные, военно-морские, военно-воздушные – должностные лица дипломатического представительства, представляющие соответствующие рода войск своей страны перед вооруженными силами государства пребывания и оказывающие помощь дипломатическому представителю по всем военным вопросам»[184].
Сюда следует добавить, что в дипломатических представительствах военные (военно-морские, военно-воздушные) атташе являются частью дипломатического персонала, а посему пользуются соответствующими привилегиями и иммунитетом. Их деятельность в стране пребывания регулируется общими принципами и нормами международного права, согласно которым сбор информации о состоянии, вооруженных сил и военно-экономического потенциала страны пребывания должен осуществляться только легальными средствами.
О роли военных атташе в разведывательной работе за рубежом необходимо сказать особо. Напомним, что уже в конце 1926 года аппарат советского военного атташе функционировал в 12 странах, в том числе в таких крупных, как Англия, Германия, Польша. Италия, Турция, Китай, Иран, Афганистан, Япония, а также в государствах Прибалтики (Латвия, Литва, Эстония). Подбору данной категории кадров в Москве всегда уделяли большое внимание. Достаточно сказать, что в Управлении делами Наркомата обороны существовал специальный сектор военных атташе, который самым тесным образом взаимодействовал с Разведупром. А подчинялся он непосредственно наркому.
Как правило, на должность военных атташе, особенно в ведущих капиталистических странах, назначались командиры с большим опытом руководства соединениями и объединениями, хорошо подготовленные в военном отношении, в том числе и командующие войсками военных округов. В качестве иллюстрации к этим словам можно привести примеры А.И. Егорова, впоследствии Маршала Советского Союза (Китай. 1924–1925 г.г.). А.И. Корка, впоследствии командарма 2-го ранга (Германия, начало 30 х годов), будущих комкоров Г.К. Восканова (Иран), В.Н. Левичева (Германия), В.М. Примакова (Афганистан и Япония), В.К. Путна (Англия).
Потребности для решения агентурных разведывательных задач силами того или иного аппарата военного (военно-морского, военно-воздушного) атташе определялись исходя из нужд Разведуправления Штаба (Генерального штаба) РККА. Собственно говоря, это не противоречило основным официальным задачам военного атташата: ведь в число их функциональных обязанностей входила правильная и всесторонне обоснованная оценка всех родов войск страны пребывания, их боевой мощи и мобилизационной готовности, боевой подготовки войск и оперативной выучки штабов, военной политики правительства. Все сказанное в полной мере относилось и к сопредельным странам.
По долгу службы военные, военно-морские и военно-воздушные атташе обязаны были быть, в курсе всех военно-технических изобретений и усовершенствований в области военной техники. Их деятельность направлялась прежде всего на определение всего ценного в стране пребывания, что могло бы принести практическую пользу в частях, штабах и учреждениях Красной Армии для повышения их технической оснащенности, боевой и мобилизационной готовности.
Как мы указали, к середине 30 х годов военный атташат СССР был достаточно развит. Наиболее крупный аппарат в это время находился в Англии, Китае, Франции, Японии, Германии и возглавлялся он там соответственно комкорами В.К. Путной, Э.Д. Лепиным, комдивами С.И. Венцовым, И.А. Ринком, А.Г. Орловым. Все эти командиры подверглись репрессиям. Несправедливо обвиненные в самых тягчайших преступлениях, они были приговорены к смертной казни через расстрел.
Комкор В.К. Путна проходил по групповому делу Тухачевского. О нем, хотя и кратко, мы упоминали в соответствующей главе. А вот о военном атташе в Китае комкоре Лепине Эдуарде Давыдовиче широкой общественности практически ничего не известно. А между тем этот далеко незаурядный человек, латыш по национальности, прекрасно подготовленный в военном отношении (командовал полком, дивизией и корпусом, окончив Военную академию РККА), входил в число людей, которых, как и Григория Котовского, справедливо называли «храбрейшими среди скромнейших и скромнейшими среди храбрейших». О храбрости и личном мужестве Лепина отчасти может свидетельствовать орден Красного Знамени, полученный им за бои под Каховкой. А вот о постоянном его стремлении к пополнению и углублению своих знаний говорит хотя бы такой факт, приведенный в письме вдовы Лепина – Елены Тимофеевны (речь идет о годах гражданской войны). Она утверждает, что его сослуживцы так отзывались о нем: «Чудак Лепин – если у нас передышка в бою, мы спешим поесть и поспать, а он хватается за чтение книг».
О человеческих качествах Э.Д. Лепина, его большой скромности в общении с окружающими метко выразился посол И.М. Майский. Узнав о его аресте, Иван Михайлович (он знал Лепина по совместной работе в представительствах, СССР за рубежом) в узком кругу знакомых заявил: «Ну, еще один прекрасный человек погиб… Пропадет не за грош!.. Да к тому еще больной, сердечник. Это такой человек, что если бы кто-либо вздумал резать его на куски, то он бы постеснялся кричать от боли, боясь огорчить того, кто его режет! Теперь надо заранее его считать погибшим…»[185]
Очевидно одно: резать, видимо, Лепина не резали, а вот насчет битья – за этим дело не стало и он на предварительной следствии (и в суде тоже) признает себя виновным. В чем конкретно? Об этом мы узнаем из приговора по его делу:
– с 1922 года являлся участником латышской националистической организации и принимал активное участие в создании этой организации;
– находясь в 1932 году в Разведупре РККА, связался с Берзиным и вместе с ним вел шпионскую работу;
– в 1934 году, будучи в Китае в качестве военного атташе СССР, связался с агентом английской разведки полковником Бухардом, через которого передавал английской разведке шпионские материалы о состоянии РККА, ОКДВА и другие секретные сведения;
– в 1935 году через агента японской разведки Туна передавал японским разведорганам материалы о взаимоотношениях Советского Союза с Китаем и о состоянии ОКДВА[186].
Если сравнивать по количеству пронумерованных страниц следственное дело Э.Д. Лепина с другими, то оно совсем небольшое – всего один том. В нем, в качестве основных доказательств вины бывшего военного атташе в Финляндии, Польше и Китае, фигурируют выписки из протоколов допросов Я.К. Берзина и И.А. Ринка, в которых говорится о якобы их совместной антисоветской деятельности. А что в действительности стоят эти показания, мы увидели на примере дела Берзина. О Ринке же разговор впереди.
Вызванный в Москву и арестованный в начале декабря (по другим данным – в начале ноября) 1937 года, Лепин на предварительном следствии (его вели сотрудники Особого отдела ГУГБ НКВД СССР капитан Лукин и старший лейтенант Селивановский) показал, что по антисоветской деятельности в латышской националистической организации он был связан с Р.П. Эйдеманом, А.Ю. Гайлисом (Валиным), И.И. Вацетисом, Я.Я. Лацисом и другими видными командирами Красной Армии. Однако все сказанное им – сплошная выдумка. Проверка архивно-следственных дел названных Лепиным лиц показала это: никто из них показаний в отношении Лепина не давал. Что же касается Я.Я. Лациса, то, он умер еще до начала «большого террора», исполняя должность командира Отдельного корпуса железнодорожных войск РККА.
22 августа 1938 года Военной коллегией Э.Д. Лепин осужден по 58 й статье УК РСФСР (пункты 1 «б», 8 и 11) к расстрелу с конфискацией имущества и лишением воинского звания «комкор». Его жена Елена Тимофеевна, будучи арестована как член семьи изменника Родины, получила через две недели после суда над мужем «свои законные» восемь лет заключения в ИТЛ. В 1956 году оба они были полностью реабилитированы.
К 1937 году военных атташе в звании комкора было совсем немного, буквально считанные единицы (Путна и Лепин). В основном же указанную должность занимали лица высшего комначсостава в звании комдива и комбрига. Полковники встречались реже, да и работали они в небольших странах, не играющих важной роли в мировой политике (Болгария, Чехословакия, страны Прибалтики).
Англия, Франция, Германия – ведущие капиталистические страны Европы – представляли существенный интерес для советской дипломатии и разведки СССР. Отсюда и подбор состава военных атташе. Об Англии уже упоминалось. Теперь очередь Франции: там с мая 1933 по декабрь 1936 года в этой должности работал комдив Венцов-Кранц Семен Иванович, 1897 года рождения, член ВКП(б) с 1918 года, бывший офицер старой армии (поручик) В гражданскую войну он командовал в Красной Армии полком, а после учился в Военной академии. До назначения на пост военного атташе Венцов-Кранц возглавлял одно из управлений. Штаба РККА, руководил штабами Московского и Белорусского военных округов. После возвращения из Франции он в 1937 году несколько месяцев командовал в Киевском военном округе 62 й стрелковой дивизией (до своего ареста 11 июня).
Воспроизведем один очень важный документ, относящийся к судьбе С.И. Венцова-Кранца. Исполнен он на бланке военного прокурора КВО. Кстати, о двойной фамилии – приставка «Кранц» в официальных документах того времени нередко опускалась и Семен Иванович именовался просто «Венцов». То же самое относится и к его печатным трудам (статьям в газетах и журналах, учебным пособиям).
«Главному военному прокурору РККА корвоенюристуПри внимательном анализе документа, этого первичного обвинительного текста, исполненного сухим канцелярским языком военной юриспруденции, замечаешь одну примечательную деталь – в нем не упоминается зловещий пункт 1 «б» 58 й статьи (в Уголовном Кодексе Украинской ССР она именовалась 54 й). Удивительно, но факт налицо – на… данном этапе следственных действий обвинений в шпионаже, измене Родине и предательстве пока не выдвигается. И это военному атташе, находившемуся несколько лет в самом центре капиталистического мира! Правда, не странно ли это?
т. Розовскому.
Наш 165/сп от 16 июня 1937 г.
Первичное донесение по делу Венцов-Кранц Семена Ивановича, обв. в к-р деят-ти и участии в военно-фашистском заговоре ст. ст. 54–10 и 54–11 УК УССР.
Мною 5 отделу УГБ НКВД УССР дана санкция, на арест Венцова-Кранц Семена Ивановича, 1897, г.р., член ВКП(б), в прошлом офицера царской армии, б. командир 62 стр. дивизии, комдив.
Венцов-Кранц в прошлом был близок к Троцкому и являлся одним из соавторов его книги «Как вооружалась революция». Во время пребывания в Академии им. Фрунзе в 1922–24 гг. был тесно связан с руководством троцкистской оппозиции. По имеющимся материалам Венцов-Кранц является участником военно-троцкистского заговора. Арест санкционирован НКО.
Ведется следствие.
Врио военного прокурора КВО бригвоенюрист (Шахтэн)»[187].
Вскоре Венцова-Кранца этапируют в Москву и здесь первоначальные обвинения претерпевают существенные изменения – принадлежность к троцкизму отходит на второй план, а на первый выдвигается тот самый расстрельный пункт 1 «б» – участие в военном заговоре и шпионаж в пользу иностранных государств. Семена Ивановича вынудили признать, что в антисоветский заговор его завербовал Тухачевский в начале 30 х годов, а с 1935 года он работал на ряд иностранных разведок (французскую и германскую). В частности, его обвинили в том, что якобы он, будучи в Париже, передавал секретные сведения о Красной Армии военному атташе Германии генералу Эриху Кюлленталю. Попутно Венцова обвинили еще и в том, что он занимался вредительствам на посту командира 62 й стрелковой дивизии, проводя его по заданию командующего войсками округа Якира в области боевой и политической подготовки.
Венцов – французский шпион!.. Но как соотнести такое утверждение с содержанием приводимого ниже документа, в достоверности которого не возникает сомнений.