Страница:
«Показаниями ряда участников антисоветского военного заговора и личным признанием Ткалуна последний изобличен как активный участник этого заговора. Но ввиду того, что полностью еще не вскрыта вся антисоветская деятельность Ткалуна и требуются дальнейшие следственные действия…»[267] Здесь же Ушаков возбуждает ходатайство о продлении следствия по делу и содержания под стражей арестованного сроком на два месяца. Шеф 5-го отдела ГУГБ Николаев-Журид поддерживает просьбу своего помощника.
Стандартная фраза о том, что «…полностью еще не вскрыта вся антисоветская деятельность (называется фамилия арестованного)» фигурирует во всех постановлениях о продлении сроков следствия и содержания под стражей. И совершенно неважно при этом – сознался подследственный или нет, – все равно формальная сторона в НКВД соблюдается неукоснительно и подобных постановлений можно приводить десятками.
В протоколе допроса от 20 февраля можно найти и некое обоснование «долгого и упорного сопротивления» со стороны бывшего коменданта Москвы и Кремля:
«Вопрос: Почему Вы так нагло и упорно запирались на следствии?
Ответ: Я не хотел сознаться в своих преступлениях потому, что был как-то уверен, что мои сообщники (Любченко, Гамарник, Якир, Дубовой, Савицкий, Капуловский, Фельдман и др.) не выдали меня следствию, ибо одни из них расстреляны (Якир, Фельдман), другие покончили жизнь самоубийством (Любченко, Гамарник), а третьи были очень давно арестованы.
Поскольку вслед за ними меня не арестовали, я полагал, что они меня сохранили и в распоряжении следствия никаких материалов против меня нет.
Особенно упорно я не хотел сознаться в своем участии в украинской военно-фашистской организации…»[268]
Анализ содержания первых протоколов допроса и собственноручных признательных показаний Ткалуна свидетельствует о том, что к главному вопросу – о подготовке террористических акций на территории Кремля – следствие подступило сразу. Хотя в протоколах от февраля и марта сначала подробно говорится об участии Ткалуна в националистической организации (украинской) и только потом – о планах переворота в Кремле. Однако чем меньше остается времени до завершения следствия, тем больше этот вопрос выходит в стержневые. Так, уже в апреле все допросы и собственноручные показания Петра Пахомовича посвящены только ему.
Ткалун еще гулял на свободе, а на него в ГУГБ уже готовилось досье. Одним из первых на Петра Пахомовича, как на активного участника подготовки военного переворота в Кремле, показал бывший нарком финансов СССР Г.Ф. Гринько, в прошлом входивший в состав руководящего ядра украинской партии боротьбистов. На допросе 22 октября 1937 года он показал: «… Мне известно от Гамарника и Бубнова, что военные заговорщики подготовляли ввод вооруженного отряда в Кремль для ареста руководителей партии, причем с их же слов знаю, что шла успешная работа по вербовке для этого дела Ткалуна»[269].
Заговор в Кремле… Сколько уже опубликовано книг и статей на эту заманчивую тему и сколько еще будет написано, в чем можно не сомневаться, ибо читательский интерес к ней не убывает, а скорее наоборот. При этом усиленно эксплуатируется тезис о наличии заговора (и не единственного) против Сталина в 30 е годы. Как особенность отметим, что наибольшую активность здесь проявляют некоторые бывшие сотрудники органов государственной безопасности. Так, не единожды в центральных газетах, а также в ряде изданных под собственным именем брошюр растиражирована версия бывшего сотрудника личной охраны Сталина Алексея Рыбина «Был ли заговор против Сталина»[270]. Там отставной майор НКВД-МГБ-КГБ настойчиво утверждает о действительном существовании такого заговора в середине 30 х годов. В качестве главных организаторов заговора, по Рыбину, выступали наркомвнудел СССР Генрих Ягода со своим ближайшим помощником Аграновым.
В проблемах кремлевских заговоров Рыбин прослыл таким знатоком, что на него ссылается даже такое высокое должностное лицо, как министр юстиции Российской Федерации В. Ковалев. В своей книге «Два сталинских наркома» он несколько раз цитирует фрагменты из воспоминаний ветерана НКВД. Например, о некоторых деталях подготовки заговора силами курсантов школы НКВД, которые стали известны Рыбину со слов бывшего питомца этой школы И. Орловского: «В начале 1936 года Ягода, Соринсон (так у Рыбина именуется Яков Агранов, заместитель Ягоды. – Н.Ч.), Паукер, Волович сформировали из курсантов школы ОГПУ особую роту боевиков… Ежедневно были занятия по самбо, ближнему штыковому бою, преодолению трудных препятствий. Нас хорошо обмундировали и вооружили… После этого Ягода, Соринсон, Паукер, Волович и другие устроили смотр нашей боевой готовности во дворе здания НКВД. Они нашли, что мы те самые парни, которые готовы на любой разбой ради замыслов верхушки НКВД. Позднее мы узнали, что нам предстояло при содействии коменданта Кремля комиссара Ткалуна войти в Кремль и арестовать Сталина. Но заговор был раскрыт. Нас быстро расформировали по разным воинским частям».
О последующих за этим событиях сообщает уже сам Рыбин: «Далее все аресты участников заговора проходили на моих глазах. Были арестованы Ягода, Соринсон, Паукер, Волович, Гулько, Даген (правильно – Дагин. – Н. Ч.) Курский и Ткалун застрелились…»[271]
Зададимся вопросом – из каких источников почерпнул упомянутые сведения А. Рыбин. Можно не сомневаться, что в закрытых архивах ему работать не довелось, да и нет там подобранных сведений (специальной или какой-то иной папки) на затронутую тему. Сам он, не будучи следователем по особо важным делам, а выполняя всего лишь функции рядового охранника, расследованием подобных дел не занимался, а посему не мог знать каких-либо подробностей заговора (действительного или мнимого). Значит, все рассказы Рыбина базируются на зыбкой почве устного творчества сотрудников НКВД-МГБ и других не внушающих доверия источниках. Вполне объяснимо, что сотрудники охраны членов правительства знали, кто является комендантом Кремля. Поэтому Алексей Рыбин, тогда молодой работник НКВД, крепко запомнил его фамилию – память у него была отменной и все, что касалось охраны руководства ВКП(б) и лично Сталина, намертво оседало в его голове.
В своих рассказах охранник Рыбин почему-то именует коменданта Кремля П.П. Ткалуна комиссаром. И непонятно при этом – то ли он хочет показать его принадлежность к органам госбезопасности (а это не так, ибо он с 1918 года находился в кадрах РККА и имел воинское звание «комдив»), то ли относит Ткалуна к политическому составу, что также является неправомерным. Вторая неточность заключается в том, что Ткалун не застрелился, боясь разоблачения, как утверждает Рыбин, а был расстрелян по приговору Военной коллегии спустя полгода после ареста. Видимо, Рыбин слышал «звон» (о самоубийстве Рогова, преемнике Ткалуна в должности коменданта Московского Кремля), но не знает, откуда он, и относит, все это к Петру Пахомовичу. И подобной путаницы в «трудах» отставного майора набирается немало.
Вызвавшие значительный интерес читателей уже самой постановкой вопроса, приведенные Рыбиным данные при более внимательном их изучении предстают в виде надерганных из различных источников сведений, нередко противоречащих одно другому. И основаны они, как правило, на слухах и легендах, ходивших в народе после судебных процессов второй половины 30 х годов.
Итак, ударной группой заговора 1937 года, по утверждению А. Рыбина, должна была выступить рота боевиков, сформированная из курсантов школы ОГПУ. Этому подразделению предстояло при активном содействии коменданта Кремля П.П. Ткалуна войти внутрь Кремля и арестовать Сталина и других членов Политбюро ЦК ВКП(б).
Так картина выглядит по версии А. Рыбина. Обратившись к материалам следственного дела Ткалуна, видим, что личной фантазии майора НКВД далеко не угнаться за коллективными усилиями его коллег из Особого отдела ГУГБ, хотя в отдельных деталях они и совпадают. Вложив в уста Ткалуна свой собственный сценарий, особисты достаточно подробно расписали все акты спектакля под названием «Переворот в Кремле», определив и его главных исполнителей. Уже из содержания заявления Ткалуна на имя Ежова от 9 января видно, что его с самого первого дня пребывания в тюрьме стали готовить к роли заговорщика, которому поручалась организация ареста членов Политбюро. Эту задачу ему якобы поставил лично Гамарник в апреле 1935 года, буквально на другой день после его назначения комендантом Кремля.
А еще раньше, когда Ткалун исполнял должность военного коменданта Москвы, его задачи по перевороту были несколько иными. В протоколе допроса от 20 февраля 1938 года они сформулированы следующим образом:
«Вопрос: Говорите точнее, какие это особо важные предательские задания давал Вам Гамарник?
Ответ: Как основную задачу Гамарник поставил передо мною – обеспечить совместное с названными им начальниками центральных управлений наркомата обороны совершение государственного переворота в Кремле.
Вопрос: Изложите план подготовлявшегося переворота.
Ответ: Общий план переворота мне неизвестен, так как Гамарник говорил со мной только о той части, которая будет касаться меня.
По этому плану я должен был во время переворота:
1) закрыть все входы в Москву и выходы из нее;
2) обеспечить захват наиболее важных объектов Москвы, кроме Кремля. Выполнение этой задачи в основном лежало на соответствующих командирах гарнизона (по плану Корка), которые должны были контактировать свои действия со мной;
3) наметить мероприятия по ослаблению охраны военных складов и других военных объектов на случай, если возникнет необходимость совершения диверсионных актов. Таким путем предполагалось создать панику в городе.
В плане переворота Гамарник особенно большое значение придавал Управлению коменданта города Москвы, как связанному с воинскими частями гарнизона. Он настоятельно требовал от меня, чтобы я сделал начсостав Управления своим, однако, не вербуя его в заговор…»[272]
В конце следствия от Ткалуна требовали уже только расширенных показаний о террористической группе в комендатуре Кремля, ее составе и планах работы по ликвидации руководства партии и государства. Не удовлетворившись материалами допросов, его заставили написать на эту тему подробные собственноручные показания. И Петр Пахомович в течение двух суток (13–14 апреля) мучительно выдумывает различные детали деятельности заговорщической организации в Кремле, которую он якобы возглавлял:
«В Кремле мною создана была заговорщическая группа, в состав коей входили:
1. Брюханов П.Н. – комендант здания Рабоче-Крестьянского правительства;
2. Таболин Н.Н. – начальник части боевой подготовки Управления коменданта Кремля;
3. Кушлис – комендант здания Управления коменданта Кремля;
4. Колмаков – начальник финансового отдела УКМК;
5. Ганжерли – дежурный помощник коменданта Кремля;
6. Хурцев – дежурный помощник коменданта Кремля;
7. Дергачев – начальник полковой школы Кремля;
8. Янсон – комендант Мавзолея и заведующий Особым кино;
9. Цвирко – комендант Большого Кремлевского Дворца.
Кроме того, как я уже показал, заговорщиком являлся и мой заместитель С.И. Кондратьев, присланный в Кремль на эту должность в 1936 году Ягодой Г.Г.»[273]
Ткалун показал, что из состава названной группы «заговорщиков» им до сего момента был назван только один Таболин, остальных же он скрывал, ограничившись на предыдущих допросах ссылкой на то, что этих людей он подготовил к вербовке как антисоветски настроенных. А еще он скрыл означенных командиров потому, что «…когда я был арестован, то эти люди-заговорщики были вне подозрений и могли бы под руководством С.И. Кондратьева продолжать и после моего ареста заговорщическую террористическую работу в Кремле, т.е. совершить теракт над Сталиным…»[274]
Послужные списки кремлевских заговорщиков, перечисленных Ткалуном, не очень сильно отличаются друг от друга. Названный первым Павел Николаевич Брюханов, 1894 года рождения, в РККА состоял с 1918 года. В Управление коменданта Московского Кремля прибыл в мае 1935 года (практически одновременно с Ткалуном) из комендатуры Московского гарнизона. В марте 1938 года был отстранен от должности и уволен в запас. Арест его последовал спустя семь месяцев – в октябре 1938 года. На первых допросах (17 и 21 октября) он категорически отвергал все предъявленные ему обвинения, заявляя, что с Ткалуном у него были только служебные отношения и ничего более. Затем, не выдержав серии избиений, Брюханов показал о вербовке его Ткалуном в 1936 году в антисоветский заговор, о подготовке террористического акта в отношении Сталина. Показал он также и о том, что по совету Ткалуна женился на Александре Виноградовой – сотруднице Особого сектора ЦК ВКП(б), возглавляемого А.Н. Поскребышевым, личным секретарем И.В. Сталина. При рассмотрении дела в суде Брюханов заявил о применении к нему на предварительном следствии мер физического воздействия. Например, когда он сделал попытку отказаться от своих ложных показаний, следователь В.М. Казакевич стал сильно избивать его.
В следственном деле Ткалуна все эти обстоятельства выглядят в следующем виде. В протоколе допроса от 20 февраля на вопрос следователя о последовательности осуществления изменнических указаний Гамарника, Ткалуном подробно раскрыта система «подготовки» заговора:
«Первым долгом я решил подобрать себе необходимых людей, на которых я мог бы положиться, как на самого себя.
С назначением меня в Кремль… через заговорщика Фельдмана я перевел к себе в Кремль из комендатуры города Москвы Таболина Н.Н. и Брюханова П.Н.
Первоначально Таболин был назначен начальником хозотдела Кремля. С освобождением же в конце 1936 года должности коменданта здания Рабоче-Крестьянского правительства я хотел назначить на эту должность заговорщика Таболина, но это не вышло, так как отдел кадров НКВД не утвердил его кандидатуру, как бывшего офицера. В 1937 году я перевел его на должность начальника части боевой подготовки Управления коменданта Кремля и одновременно он являлся начальником штаба ПВО Кремля. Таким образом я его максимально приблизил к руководству службой охраны Кремля.
Таболину я поручил вновь пересоставить план ПВО по моим вредительским указаниям. Вообще я должен сказать, что дело ПВО в Кремле находится в неблагополучном состоянии, хотя там и есть план, но он бумажный, нереальный; я умышленно все время занимался переделкой плана ПВО вместо того, чтобы реально поставить это дело в Кремле…
Каких-либо других предательских указаний я тогда Таболину не давал, сохраняя его для выполнения главной нашей заговорщической задачи по Кремлю – ареста членов Политбюро ЦК ВКП(б). Однако об этом я с ним не говорил, хотя и рассчитывал на него. С этой же целью я перевел Таболина из города на жительство в Кремль.
Брюханова я назначил сначала дежурным помощником коменданта Кремля, а в 1937 году – комендантом здания Рабоче-Крестьянского правительства. Брюханова, как и Таболина, я всячески поощрял, брал его с собой на курорт в Сочи в 1936 году и сделал из него исключительно преданного мне человека. Я имел в виду в нужный момент открыто переговорить с Брюхановым о заговоре, надеясь на его согласие и конкретную помощь. К тому времени у меня зародился еще и другой план…»[275]
Продолжая «раскручивать» Ткалуна, особисты не могли пройти мимо такой должностной категории в Кремле, как заместитель коменданта – ведь он «тянул» на себе значительный груз обязанностей, а в случае отпуска или болезни шефа исполнял его обязанности в полном объеме. С апреля 1936 года этот пост занимал комбриг Кондратьев Сергей Игнатьевич, назначенный в Кремль с должности командира дивизии имени Ф.Э. Дзержинского. Эта дивизия была первым войсковым соединением в системе ОГПУ-НКВД и предназначалась для выполнения ряда специальных задач, как то: охрана важных объектов и учреждений, участие в поимке бандитов и террористов, поддержание общественного порядка в столице и т.д.[276]
Из многолетней практики известно, что очень редко случается ситуация, когда командир со своим заместителем живут душа в душу. Чаще всего бывает наоборот, когда между ними постоянные трения, порой весьма серьезные. При этом командир почему-то считает, что заместитель во многом. недорабатывает и подсиживает его, а тот в свою очередь, понимая ситуацию по-своему, полагает, что может выполнить то или иное дело значительно лучше, более качественно, нежели начальник. Примерно такая картина проглядывает из анализа взаимоотношений между Ткалуном и Кондратьевым.
Службы НКВД стремились «прибрать к рукам» Управление коменданта Московского Кремля не только, так сказать, в строевом отношении, но и в партийно-политическом. Пользуясь тем, что позиции наркома обороны Ворошилова в Политбюро ЦК ВКП(б) в 1937 году сильно пошатнулись, а степень его влияния на Сталина заметно снизилась, тогда как вождь НКВД Ежов приобретал все большую власть, им удалось поставить во главе политотдела Управления своего выдвиженца Трофимова, политработника из пограничных войск. Тот сменил на этом посту представителя РККА дивизионного комиссаpa М.А. Имянинникова, попросившегося на политработу в войска[277].
Представляет интерес «механика» назначения должностных лиц в комендатуру Московского Кремля. Из протокола допроса Кондратьева от 27 апреля 1938 года (арестован он был неделей раньше) узнаем следующие сведения, которые, если выкинуть оттуда упоминание о заговорщической деятельности и заговорщиках, вполне можно считать за достоверные.
«Вопрос: Когда и как Вы очутились на работе в комендатуре Кремля?
Ответ: В феврале 1936 г. меня вызвал к себе Буланов (секретарь Г.Г. Ягоды. – Н.Ч.) и заявил, что Ягода ставит вопрос о переводе меня на работу в Кремль заместителем коменданта Кремля. Буланов тогда же сообщил мне о том, что в Кремле есть антисоветская группа, связанная с заговорщиками из Штаба РККА, и назвал мне состав этой группы: Ткалун П.П. – комендант Кремля; Имянинников – начальник политотдела Управления коменданта Кремля; полковник Васильев – начальник отряда специального назначения и майор Азаркин – командир полка специального назначения.
В первых числах апреля 1936 г. я был снова вызван Булановым и он сообщил мне, что вопрос о моем назначении в Кремль решен и на днях я получу распоряжение о сдаче командования дивизией.
Буланов сказал мне. что Ягода хочет в моем лице иметь в Кремле представителя заговорщической организации НКВД в гарнизоне Кремля.
Дело в том, что Ткалун, являясь ставленником заговорщической организации в РККА, не представлял собой человека, на которого Ягода мог целиком надеяться. Внутренние противоречия в среде участников заговора существовали все время. Существовало также и взаимное недоверие. Именно в силу этого Ягода хотел в моем лице иметь в комендатуре Кремля «своего» человека…
Буланов направил меня к Паукеру (начальнику оперативного отдела ГУГБ НКВД СССР. – Н.Ч.) за конкретными инструкциями.
Паукер заявил мне, что он знает все указания, которые мне дал Буланов по заговорщической работе, поэтому он считает, что задача мне ясна. Паукер однако предупредил меня, что Ягода не верит Ткалуну, поэтому принимают меры к тому, чтобы в войсках гарнизона Кремля был преданный ему человек. Таким человеком Ягода выбрал меня…»[278]
Какие же функции по заговору должен был выполнять С.И. Кондратьев? Кто и какие задачи ему ставил? Снова обратимся к материалу, имеющему касательство как к Кондратьеву, так и к Ткалуну. В упомянутом выше протоколе допроса от 27 апреля 1938 года Кондратьев, отвечая на вопрос следователя о своих первых шагах в должности заместителя коменданта Кремля, показал: «Первой задачей явилось установить связь с Ткалуном и нащупать его заговорщические силы в Кремле. Представляясь Ткалуну, я заявил ему, что имел разговор с Булановым, знаю, что он (Ткалун) состоит в антисоветской организации и связан с заговорщиками из Штаба РККА.
Ткалун ответил, что знает и обо мне. Тогда же, в порядке введения меня в курс заговорщических дел, Ткалун сообщил мне, что в состав его заговорщической группы в комендатуре Кремля входят:
1. Начальник политотдела Управления коменданта Кремля Имянинников.
2. Начальник отряда спецназначения Управления коменданта Кремля Васильев.
3. Командир полка спецназначения Управления коменданта Кремля Азаркин.
4. Комендант Большого Кремлевского дворца Тренин.
5. Дежурный помощник коменданта Кремля Крысь.
6. Помощник начальника отдела связи Никитин.
7. Начальник сантехотделения Травкин.
8. Начальник спецотделения Меньшиков.
В числе близких к нему людей Ткалун назвал мне:
1. Дежурного помощника коменданта Кремля Брюханова.
2. Начальника хозяйственного отдела Таболина.
3. Начальника эксплуатационно-технического отдела Колмакова[279].
Сравним два документа – собственноручные показания Ткалуна от 13–14 апреля 1938 года и протокол допроса Кондратьева, исполненный двумя неделями позже. Зная процедуру прохождения такого документа, как протокол допроса, можно утверждать, что по одному и тому же вопросу (о заговоре в Кремле) Ткалуна и Кондратьева допрашивали фактически одновременно. Возможно, что даже в соседних кабинетах.
Посмотрев на два списка заговорщиков, видим, что они существенно отличаются друг от друга – и по количеству участников, и по персональному составу. А точнее, они совсем не совпадают. Если у Кондратьева фигурируют лица, так сказать, первой шеренги (Имянинников, Васильев, Азаркин), то у Ткалуна этот перечень состоит из «воинов» второго ряда (комендантов зданий, дежурных помощников коменданта и т.п.). Отсюда вывод – до поры до времени два следователя, допрашивавшие Ткалуна и Кондратьева, не согласовывали между собой свои действия и не сверяли показания своих подопечных.
Кондратьев же, продолжая давать показания, пояснил, что его первой задачей являлось ознакомление с существующей заговорщической группой в Кремле. «Эту задачу я выполнил, связавшись с Ткалуном и его людьми.
Наряду с этим я, по установке Ягоды, должен был стремиться к тому, чтобы захватить под свое влияние гарнизон Кремля. В этих целях я настоял перед Ткалуном о подчинении мне отряда спецназначения (он комплектовался командирами охраны) и полка спецназначения.
Обе эти войсковые части несли охранную службу, как наружных постов (по охране въездов и входов в Кремль), так и внутренних постов (охрана правительственных и партийных учреждений, расположенных в Кремле и квартир членов правительства в Кремле).
Ткалун против этого особенно не возражал и таким образом с первых же дней работы в Кремле я получил возможность сосредоточить все средства охраны Кремля в своих руках…»[280]
Сергей Игнатьевич Кондратьев после освобождения Ткалуна от занимаемой им должности (в конце сентября 1937 года) еще почти семь месяцев работал на прежнем месте. Комендантом Кремля его так и не утвердили, хотя и Рогов, пришедший на смену Ткалуну, не блистал особыми талантами. Затем Рогов застрелился, а Кондратьева арестовали 12 апреля 1938 года. Следствие длилось четыре с половиной месяца. После оглашения приговора Военной коллегии 26 августа 1938 года его в тот же день расстреляли.
Итак, главная задача Ткалуна в Кремле – это организация ареста руководящей верхушки партийной и правительственной элиты. Как это практически планировалось, тоже просматривается в материалах его архивно-следственного дела. Справедливости ради следует отметить, что для Ткалуна выполнение такой задачи не представляло особой трудности, ибо вся охрана Кремля находилась в его руках. Об этом он откровенно говорил своему следователю в январе – феврале 1938 года. Если бы заговор действительно имел место, то операция по аресту членов Политбюро ЦК ВКП(б) была бы проведена без особых усилий. Повторяем, в случае действительного наличия заговорщиков в Кремле.
Стандартная фраза о том, что «…полностью еще не вскрыта вся антисоветская деятельность (называется фамилия арестованного)» фигурирует во всех постановлениях о продлении сроков следствия и содержания под стражей. И совершенно неважно при этом – сознался подследственный или нет, – все равно формальная сторона в НКВД соблюдается неукоснительно и подобных постановлений можно приводить десятками.
В протоколе допроса от 20 февраля можно найти и некое обоснование «долгого и упорного сопротивления» со стороны бывшего коменданта Москвы и Кремля:
«Вопрос: Почему Вы так нагло и упорно запирались на следствии?
Ответ: Я не хотел сознаться в своих преступлениях потому, что был как-то уверен, что мои сообщники (Любченко, Гамарник, Якир, Дубовой, Савицкий, Капуловский, Фельдман и др.) не выдали меня следствию, ибо одни из них расстреляны (Якир, Фельдман), другие покончили жизнь самоубийством (Любченко, Гамарник), а третьи были очень давно арестованы.
Поскольку вслед за ними меня не арестовали, я полагал, что они меня сохранили и в распоряжении следствия никаких материалов против меня нет.
Особенно упорно я не хотел сознаться в своем участии в украинской военно-фашистской организации…»[268]
Анализ содержания первых протоколов допроса и собственноручных признательных показаний Ткалуна свидетельствует о том, что к главному вопросу – о подготовке террористических акций на территории Кремля – следствие подступило сразу. Хотя в протоколах от февраля и марта сначала подробно говорится об участии Ткалуна в националистической организации (украинской) и только потом – о планах переворота в Кремле. Однако чем меньше остается времени до завершения следствия, тем больше этот вопрос выходит в стержневые. Так, уже в апреле все допросы и собственноручные показания Петра Пахомовича посвящены только ему.
Ткалун еще гулял на свободе, а на него в ГУГБ уже готовилось досье. Одним из первых на Петра Пахомовича, как на активного участника подготовки военного переворота в Кремле, показал бывший нарком финансов СССР Г.Ф. Гринько, в прошлом входивший в состав руководящего ядра украинской партии боротьбистов. На допросе 22 октября 1937 года он показал: «… Мне известно от Гамарника и Бубнова, что военные заговорщики подготовляли ввод вооруженного отряда в Кремль для ареста руководителей партии, причем с их же слов знаю, что шла успешная работа по вербовке для этого дела Ткалуна»[269].
Заговор в Кремле… Сколько уже опубликовано книг и статей на эту заманчивую тему и сколько еще будет написано, в чем можно не сомневаться, ибо читательский интерес к ней не убывает, а скорее наоборот. При этом усиленно эксплуатируется тезис о наличии заговора (и не единственного) против Сталина в 30 е годы. Как особенность отметим, что наибольшую активность здесь проявляют некоторые бывшие сотрудники органов государственной безопасности. Так, не единожды в центральных газетах, а также в ряде изданных под собственным именем брошюр растиражирована версия бывшего сотрудника личной охраны Сталина Алексея Рыбина «Был ли заговор против Сталина»[270]. Там отставной майор НКВД-МГБ-КГБ настойчиво утверждает о действительном существовании такого заговора в середине 30 х годов. В качестве главных организаторов заговора, по Рыбину, выступали наркомвнудел СССР Генрих Ягода со своим ближайшим помощником Аграновым.
В проблемах кремлевских заговоров Рыбин прослыл таким знатоком, что на него ссылается даже такое высокое должностное лицо, как министр юстиции Российской Федерации В. Ковалев. В своей книге «Два сталинских наркома» он несколько раз цитирует фрагменты из воспоминаний ветерана НКВД. Например, о некоторых деталях подготовки заговора силами курсантов школы НКВД, которые стали известны Рыбину со слов бывшего питомца этой школы И. Орловского: «В начале 1936 года Ягода, Соринсон (так у Рыбина именуется Яков Агранов, заместитель Ягоды. – Н.Ч.), Паукер, Волович сформировали из курсантов школы ОГПУ особую роту боевиков… Ежедневно были занятия по самбо, ближнему штыковому бою, преодолению трудных препятствий. Нас хорошо обмундировали и вооружили… После этого Ягода, Соринсон, Паукер, Волович и другие устроили смотр нашей боевой готовности во дворе здания НКВД. Они нашли, что мы те самые парни, которые готовы на любой разбой ради замыслов верхушки НКВД. Позднее мы узнали, что нам предстояло при содействии коменданта Кремля комиссара Ткалуна войти в Кремль и арестовать Сталина. Но заговор был раскрыт. Нас быстро расформировали по разным воинским частям».
О последующих за этим событиях сообщает уже сам Рыбин: «Далее все аресты участников заговора проходили на моих глазах. Были арестованы Ягода, Соринсон, Паукер, Волович, Гулько, Даген (правильно – Дагин. – Н. Ч.) Курский и Ткалун застрелились…»[271]
Зададимся вопросом – из каких источников почерпнул упомянутые сведения А. Рыбин. Можно не сомневаться, что в закрытых архивах ему работать не довелось, да и нет там подобранных сведений (специальной или какой-то иной папки) на затронутую тему. Сам он, не будучи следователем по особо важным делам, а выполняя всего лишь функции рядового охранника, расследованием подобных дел не занимался, а посему не мог знать каких-либо подробностей заговора (действительного или мнимого). Значит, все рассказы Рыбина базируются на зыбкой почве устного творчества сотрудников НКВД-МГБ и других не внушающих доверия источниках. Вполне объяснимо, что сотрудники охраны членов правительства знали, кто является комендантом Кремля. Поэтому Алексей Рыбин, тогда молодой работник НКВД, крепко запомнил его фамилию – память у него была отменной и все, что касалось охраны руководства ВКП(б) и лично Сталина, намертво оседало в его голове.
В своих рассказах охранник Рыбин почему-то именует коменданта Кремля П.П. Ткалуна комиссаром. И непонятно при этом – то ли он хочет показать его принадлежность к органам госбезопасности (а это не так, ибо он с 1918 года находился в кадрах РККА и имел воинское звание «комдив»), то ли относит Ткалуна к политическому составу, что также является неправомерным. Вторая неточность заключается в том, что Ткалун не застрелился, боясь разоблачения, как утверждает Рыбин, а был расстрелян по приговору Военной коллегии спустя полгода после ареста. Видимо, Рыбин слышал «звон» (о самоубийстве Рогова, преемнике Ткалуна в должности коменданта Московского Кремля), но не знает, откуда он, и относит, все это к Петру Пахомовичу. И подобной путаницы в «трудах» отставного майора набирается немало.
Вызвавшие значительный интерес читателей уже самой постановкой вопроса, приведенные Рыбиным данные при более внимательном их изучении предстают в виде надерганных из различных источников сведений, нередко противоречащих одно другому. И основаны они, как правило, на слухах и легендах, ходивших в народе после судебных процессов второй половины 30 х годов.
Итак, ударной группой заговора 1937 года, по утверждению А. Рыбина, должна была выступить рота боевиков, сформированная из курсантов школы ОГПУ. Этому подразделению предстояло при активном содействии коменданта Кремля П.П. Ткалуна войти внутрь Кремля и арестовать Сталина и других членов Политбюро ЦК ВКП(б).
Так картина выглядит по версии А. Рыбина. Обратившись к материалам следственного дела Ткалуна, видим, что личной фантазии майора НКВД далеко не угнаться за коллективными усилиями его коллег из Особого отдела ГУГБ, хотя в отдельных деталях они и совпадают. Вложив в уста Ткалуна свой собственный сценарий, особисты достаточно подробно расписали все акты спектакля под названием «Переворот в Кремле», определив и его главных исполнителей. Уже из содержания заявления Ткалуна на имя Ежова от 9 января видно, что его с самого первого дня пребывания в тюрьме стали готовить к роли заговорщика, которому поручалась организация ареста членов Политбюро. Эту задачу ему якобы поставил лично Гамарник в апреле 1935 года, буквально на другой день после его назначения комендантом Кремля.
А еще раньше, когда Ткалун исполнял должность военного коменданта Москвы, его задачи по перевороту были несколько иными. В протоколе допроса от 20 февраля 1938 года они сформулированы следующим образом:
«Вопрос: Говорите точнее, какие это особо важные предательские задания давал Вам Гамарник?
Ответ: Как основную задачу Гамарник поставил передо мною – обеспечить совместное с названными им начальниками центральных управлений наркомата обороны совершение государственного переворота в Кремле.
Вопрос: Изложите план подготовлявшегося переворота.
Ответ: Общий план переворота мне неизвестен, так как Гамарник говорил со мной только о той части, которая будет касаться меня.
По этому плану я должен был во время переворота:
1) закрыть все входы в Москву и выходы из нее;
2) обеспечить захват наиболее важных объектов Москвы, кроме Кремля. Выполнение этой задачи в основном лежало на соответствующих командирах гарнизона (по плану Корка), которые должны были контактировать свои действия со мной;
3) наметить мероприятия по ослаблению охраны военных складов и других военных объектов на случай, если возникнет необходимость совершения диверсионных актов. Таким путем предполагалось создать панику в городе.
В плане переворота Гамарник особенно большое значение придавал Управлению коменданта города Москвы, как связанному с воинскими частями гарнизона. Он настоятельно требовал от меня, чтобы я сделал начсостав Управления своим, однако, не вербуя его в заговор…»[272]
В конце следствия от Ткалуна требовали уже только расширенных показаний о террористической группе в комендатуре Кремля, ее составе и планах работы по ликвидации руководства партии и государства. Не удовлетворившись материалами допросов, его заставили написать на эту тему подробные собственноручные показания. И Петр Пахомович в течение двух суток (13–14 апреля) мучительно выдумывает различные детали деятельности заговорщической организации в Кремле, которую он якобы возглавлял:
«В Кремле мною создана была заговорщическая группа, в состав коей входили:
1. Брюханов П.Н. – комендант здания Рабоче-Крестьянского правительства;
2. Таболин Н.Н. – начальник части боевой подготовки Управления коменданта Кремля;
3. Кушлис – комендант здания Управления коменданта Кремля;
4. Колмаков – начальник финансового отдела УКМК;
5. Ганжерли – дежурный помощник коменданта Кремля;
6. Хурцев – дежурный помощник коменданта Кремля;
7. Дергачев – начальник полковой школы Кремля;
8. Янсон – комендант Мавзолея и заведующий Особым кино;
9. Цвирко – комендант Большого Кремлевского Дворца.
Кроме того, как я уже показал, заговорщиком являлся и мой заместитель С.И. Кондратьев, присланный в Кремль на эту должность в 1936 году Ягодой Г.Г.»[273]
Ткалун показал, что из состава названной группы «заговорщиков» им до сего момента был назван только один Таболин, остальных же он скрывал, ограничившись на предыдущих допросах ссылкой на то, что этих людей он подготовил к вербовке как антисоветски настроенных. А еще он скрыл означенных командиров потому, что «…когда я был арестован, то эти люди-заговорщики были вне подозрений и могли бы под руководством С.И. Кондратьева продолжать и после моего ареста заговорщическую террористическую работу в Кремле, т.е. совершить теракт над Сталиным…»[274]
Послужные списки кремлевских заговорщиков, перечисленных Ткалуном, не очень сильно отличаются друг от друга. Названный первым Павел Николаевич Брюханов, 1894 года рождения, в РККА состоял с 1918 года. В Управление коменданта Московского Кремля прибыл в мае 1935 года (практически одновременно с Ткалуном) из комендатуры Московского гарнизона. В марте 1938 года был отстранен от должности и уволен в запас. Арест его последовал спустя семь месяцев – в октябре 1938 года. На первых допросах (17 и 21 октября) он категорически отвергал все предъявленные ему обвинения, заявляя, что с Ткалуном у него были только служебные отношения и ничего более. Затем, не выдержав серии избиений, Брюханов показал о вербовке его Ткалуном в 1936 году в антисоветский заговор, о подготовке террористического акта в отношении Сталина. Показал он также и о том, что по совету Ткалуна женился на Александре Виноградовой – сотруднице Особого сектора ЦК ВКП(б), возглавляемого А.Н. Поскребышевым, личным секретарем И.В. Сталина. При рассмотрении дела в суде Брюханов заявил о применении к нему на предварительном следствии мер физического воздействия. Например, когда он сделал попытку отказаться от своих ложных показаний, следователь В.М. Казакевич стал сильно избивать его.
В следственном деле Ткалуна все эти обстоятельства выглядят в следующем виде. В протоколе допроса от 20 февраля на вопрос следователя о последовательности осуществления изменнических указаний Гамарника, Ткалуном подробно раскрыта система «подготовки» заговора:
«Первым долгом я решил подобрать себе необходимых людей, на которых я мог бы положиться, как на самого себя.
С назначением меня в Кремль… через заговорщика Фельдмана я перевел к себе в Кремль из комендатуры города Москвы Таболина Н.Н. и Брюханова П.Н.
Первоначально Таболин был назначен начальником хозотдела Кремля. С освобождением же в конце 1936 года должности коменданта здания Рабоче-Крестьянского правительства я хотел назначить на эту должность заговорщика Таболина, но это не вышло, так как отдел кадров НКВД не утвердил его кандидатуру, как бывшего офицера. В 1937 году я перевел его на должность начальника части боевой подготовки Управления коменданта Кремля и одновременно он являлся начальником штаба ПВО Кремля. Таким образом я его максимально приблизил к руководству службой охраны Кремля.
Таболину я поручил вновь пересоставить план ПВО по моим вредительским указаниям. Вообще я должен сказать, что дело ПВО в Кремле находится в неблагополучном состоянии, хотя там и есть план, но он бумажный, нереальный; я умышленно все время занимался переделкой плана ПВО вместо того, чтобы реально поставить это дело в Кремле…
Каких-либо других предательских указаний я тогда Таболину не давал, сохраняя его для выполнения главной нашей заговорщической задачи по Кремлю – ареста членов Политбюро ЦК ВКП(б). Однако об этом я с ним не говорил, хотя и рассчитывал на него. С этой же целью я перевел Таболина из города на жительство в Кремль.
Брюханова я назначил сначала дежурным помощником коменданта Кремля, а в 1937 году – комендантом здания Рабоче-Крестьянского правительства. Брюханова, как и Таболина, я всячески поощрял, брал его с собой на курорт в Сочи в 1936 году и сделал из него исключительно преданного мне человека. Я имел в виду в нужный момент открыто переговорить с Брюхановым о заговоре, надеясь на его согласие и конкретную помощь. К тому времени у меня зародился еще и другой план…»[275]
Продолжая «раскручивать» Ткалуна, особисты не могли пройти мимо такой должностной категории в Кремле, как заместитель коменданта – ведь он «тянул» на себе значительный груз обязанностей, а в случае отпуска или болезни шефа исполнял его обязанности в полном объеме. С апреля 1936 года этот пост занимал комбриг Кондратьев Сергей Игнатьевич, назначенный в Кремль с должности командира дивизии имени Ф.Э. Дзержинского. Эта дивизия была первым войсковым соединением в системе ОГПУ-НКВД и предназначалась для выполнения ряда специальных задач, как то: охрана важных объектов и учреждений, участие в поимке бандитов и террористов, поддержание общественного порядка в столице и т.д.[276]
Из многолетней практики известно, что очень редко случается ситуация, когда командир со своим заместителем живут душа в душу. Чаще всего бывает наоборот, когда между ними постоянные трения, порой весьма серьезные. При этом командир почему-то считает, что заместитель во многом. недорабатывает и подсиживает его, а тот в свою очередь, понимая ситуацию по-своему, полагает, что может выполнить то или иное дело значительно лучше, более качественно, нежели начальник. Примерно такая картина проглядывает из анализа взаимоотношений между Ткалуном и Кондратьевым.
Службы НКВД стремились «прибрать к рукам» Управление коменданта Московского Кремля не только, так сказать, в строевом отношении, но и в партийно-политическом. Пользуясь тем, что позиции наркома обороны Ворошилова в Политбюро ЦК ВКП(б) в 1937 году сильно пошатнулись, а степень его влияния на Сталина заметно снизилась, тогда как вождь НКВД Ежов приобретал все большую власть, им удалось поставить во главе политотдела Управления своего выдвиженца Трофимова, политработника из пограничных войск. Тот сменил на этом посту представителя РККА дивизионного комиссаpa М.А. Имянинникова, попросившегося на политработу в войска[277].
Представляет интерес «механика» назначения должностных лиц в комендатуру Московского Кремля. Из протокола допроса Кондратьева от 27 апреля 1938 года (арестован он был неделей раньше) узнаем следующие сведения, которые, если выкинуть оттуда упоминание о заговорщической деятельности и заговорщиках, вполне можно считать за достоверные.
«Вопрос: Когда и как Вы очутились на работе в комендатуре Кремля?
Ответ: В феврале 1936 г. меня вызвал к себе Буланов (секретарь Г.Г. Ягоды. – Н.Ч.) и заявил, что Ягода ставит вопрос о переводе меня на работу в Кремль заместителем коменданта Кремля. Буланов тогда же сообщил мне о том, что в Кремле есть антисоветская группа, связанная с заговорщиками из Штаба РККА, и назвал мне состав этой группы: Ткалун П.П. – комендант Кремля; Имянинников – начальник политотдела Управления коменданта Кремля; полковник Васильев – начальник отряда специального назначения и майор Азаркин – командир полка специального назначения.
В первых числах апреля 1936 г. я был снова вызван Булановым и он сообщил мне, что вопрос о моем назначении в Кремль решен и на днях я получу распоряжение о сдаче командования дивизией.
Буланов сказал мне. что Ягода хочет в моем лице иметь в Кремле представителя заговорщической организации НКВД в гарнизоне Кремля.
Дело в том, что Ткалун, являясь ставленником заговорщической организации в РККА, не представлял собой человека, на которого Ягода мог целиком надеяться. Внутренние противоречия в среде участников заговора существовали все время. Существовало также и взаимное недоверие. Именно в силу этого Ягода хотел в моем лице иметь в комендатуре Кремля «своего» человека…
Буланов направил меня к Паукеру (начальнику оперативного отдела ГУГБ НКВД СССР. – Н.Ч.) за конкретными инструкциями.
Паукер заявил мне, что он знает все указания, которые мне дал Буланов по заговорщической работе, поэтому он считает, что задача мне ясна. Паукер однако предупредил меня, что Ягода не верит Ткалуну, поэтому принимают меры к тому, чтобы в войсках гарнизона Кремля был преданный ему человек. Таким человеком Ягода выбрал меня…»[278]
Какие же функции по заговору должен был выполнять С.И. Кондратьев? Кто и какие задачи ему ставил? Снова обратимся к материалу, имеющему касательство как к Кондратьеву, так и к Ткалуну. В упомянутом выше протоколе допроса от 27 апреля 1938 года Кондратьев, отвечая на вопрос следователя о своих первых шагах в должности заместителя коменданта Кремля, показал: «Первой задачей явилось установить связь с Ткалуном и нащупать его заговорщические силы в Кремле. Представляясь Ткалуну, я заявил ему, что имел разговор с Булановым, знаю, что он (Ткалун) состоит в антисоветской организации и связан с заговорщиками из Штаба РККА.
Ткалун ответил, что знает и обо мне. Тогда же, в порядке введения меня в курс заговорщических дел, Ткалун сообщил мне, что в состав его заговорщической группы в комендатуре Кремля входят:
1. Начальник политотдела Управления коменданта Кремля Имянинников.
2. Начальник отряда спецназначения Управления коменданта Кремля Васильев.
3. Командир полка спецназначения Управления коменданта Кремля Азаркин.
4. Комендант Большого Кремлевского дворца Тренин.
5. Дежурный помощник коменданта Кремля Крысь.
6. Помощник начальника отдела связи Никитин.
7. Начальник сантехотделения Травкин.
8. Начальник спецотделения Меньшиков.
В числе близких к нему людей Ткалун назвал мне:
1. Дежурного помощника коменданта Кремля Брюханова.
2. Начальника хозяйственного отдела Таболина.
3. Начальника эксплуатационно-технического отдела Колмакова[279].
Сравним два документа – собственноручные показания Ткалуна от 13–14 апреля 1938 года и протокол допроса Кондратьева, исполненный двумя неделями позже. Зная процедуру прохождения такого документа, как протокол допроса, можно утверждать, что по одному и тому же вопросу (о заговоре в Кремле) Ткалуна и Кондратьева допрашивали фактически одновременно. Возможно, что даже в соседних кабинетах.
Посмотрев на два списка заговорщиков, видим, что они существенно отличаются друг от друга – и по количеству участников, и по персональному составу. А точнее, они совсем не совпадают. Если у Кондратьева фигурируют лица, так сказать, первой шеренги (Имянинников, Васильев, Азаркин), то у Ткалуна этот перечень состоит из «воинов» второго ряда (комендантов зданий, дежурных помощников коменданта и т.п.). Отсюда вывод – до поры до времени два следователя, допрашивавшие Ткалуна и Кондратьева, не согласовывали между собой свои действия и не сверяли показания своих подопечных.
Кондратьев же, продолжая давать показания, пояснил, что его первой задачей являлось ознакомление с существующей заговорщической группой в Кремле. «Эту задачу я выполнил, связавшись с Ткалуном и его людьми.
Наряду с этим я, по установке Ягоды, должен был стремиться к тому, чтобы захватить под свое влияние гарнизон Кремля. В этих целях я настоял перед Ткалуном о подчинении мне отряда спецназначения (он комплектовался командирами охраны) и полка спецназначения.
Обе эти войсковые части несли охранную службу, как наружных постов (по охране въездов и входов в Кремль), так и внутренних постов (охрана правительственных и партийных учреждений, расположенных в Кремле и квартир членов правительства в Кремле).
Ткалун против этого особенно не возражал и таким образом с первых же дней работы в Кремле я получил возможность сосредоточить все средства охраны Кремля в своих руках…»[280]
Сергей Игнатьевич Кондратьев после освобождения Ткалуна от занимаемой им должности (в конце сентября 1937 года) еще почти семь месяцев работал на прежнем месте. Комендантом Кремля его так и не утвердили, хотя и Рогов, пришедший на смену Ткалуну, не блистал особыми талантами. Затем Рогов застрелился, а Кондратьева арестовали 12 апреля 1938 года. Следствие длилось четыре с половиной месяца. После оглашения приговора Военной коллегии 26 августа 1938 года его в тот же день расстреляли.
Итак, главная задача Ткалуна в Кремле – это организация ареста руководящей верхушки партийной и правительственной элиты. Как это практически планировалось, тоже просматривается в материалах его архивно-следственного дела. Справедливости ради следует отметить, что для Ткалуна выполнение такой задачи не представляло особой трудности, ибо вся охрана Кремля находилась в его руках. Об этом он откровенно говорил своему следователю в январе – феврале 1938 года. Если бы заговор действительно имел место, то операция по аресту членов Политбюро ЦК ВКП(б) была бы проведена без особых усилий. Повторяем, в случае действительного наличия заговорщиков в Кремле.