Давыдычев Лев Иванович. Эта милая Людмила

   Увидев деда, Герка, сидевший в огороде на травке, радостно вскочил, уверенный, что тот пришёл просить прощения, но услышал суровый, чужой голос:
   – Еды тебе хватит. Деньги лежат знаешь где. Мы выступаем в многодневный поход немедленно. Захочешь с нами, одежда твоя походная и обувь в коридоре. Даже кот сознательнее тебя оказался! – Голос деда Игнатия Савельевича дрогнул. – Быть тебе в областном краеведческом музее экспонатом наравне со скелетом мамонта, раз нормального человека из тебя не получается! Будь здоров!
   И он ушёл, яростно напевая: «Главное, ребята, тра-та-та-та!»
   И Герка понял, что потерпел наиполнейшее поражение, то есть разгром.

ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА.
Дорогу осилит идущий

   Пожалуй, лучше всех из участников многодневного похода чувствовал себя Кошмар. Он развалился на мягком дне огромной корзины, сверху обтянутой марлей. А нёс корзину Пантя. Кот, сытый-пресытый, довольный-предовольный, подремывал. Его приятно покачивало, и лишь когда Пантя менял руку, Кошмар просыпался, успевал сообразить, до чего же прекрасна жизнь, и снова задремывал.
   Отличнейшее его настроение объяснялось не только тем, что он был обильно накормлен, ублаготворен и обласкан сверх всякой меры, но и тем, что рядом находился Пантя – такой же хулиган, такое же гонимое существо, как сам он, Кошмар. А если ко всему добавить присутствие здесь благодетельницы, то у него имелась полная возможность и блаженствовать, ничего не опасаясь, и возможность покапризничать, похулиганить, побезобразничать, но не очень, конечно.
   Не подозревал Кошмар, с каким отвращением нёс его Пантя, вернее, уже почти Пантелей. Во-первых, кот с корзинкой – не такой уж лёгонький груз, во-вторых, кому он в многодневном походе нужен, безобразник, какой от него, хулигана хвостатого, толк?
   Ну, а всё остальное было – лучше некуда! Пантя ни о чем не думал, ничего не загадывал, ничего не переживал– просто наслаждался. Временами он даже забывал, кого несёт в корзине, а тяжеленный рюкзак лишь придавал гордости: вот он, Пантя, нужный участник многодневного похода!
   Однако у остальных участников похода настроение было неопределенным, радость в нём перемешалась с невесёлыми думами о Герке. Все жалели его и в то же время бранили его.
   Шли молча.
   Первой не выдержала тётя Ариадна Аркадьевна, остановилась и возмущённо заявила:
   – Мы бессердечные люди! Мы самые обыкновенные эгоисты! Моя совесть лишает меня удовольствия от похода! Я не могу без большого стыда думать о том, как мы бросили бедного мальчика одного!
   – Присядем, товарищи, – предложил дед Игнатий Савельевич. – Вот тут в тени и отдохнём.
   – Я имела в виду не отдых, уважаемый сосед!
   – А я, уважаемая соседушка, имею в виду именно отдых. Но можно и потолковать. Хотя проку от наших толкований не будет. Я лично иду и дойду туда, куда мы решили идти!
   – Нам предстоит, товарищи, – строго произнесла эта милая Людмила, – выбрать командира похода, передать всю власть в его руки и слушаться его беспрекословно.
   Иначе у нас будет много времени уходить на споры и ненужные обсуждения.
   Все с удовольствием расположились в тени на опушке леса. Тётя Ариадна Аркадьевна осталась на дороге и оттуда крикнула жалобно:
   – Ведь что получается! Нет, вы только подумайте, что же такое получается! Ведь получается, что к коту мы отнеслись более человечески, чем к мальчику!
   – А! – громко и требовательно позвал дед Игнатий Савельевич. – Риадна Аркадьевна! Покиньте солнцепёк и пройдите в тень!
   Когда уважаемая соседушка выполнила его предложение и опустилась на траву, конечно, рядом с корзиной, в которой блаженствовал её любимец-проходимец, эта милая Людмила заговорила:
   – Командиром может быть выбран любой участник похода, который пользуется авторитетом, твёрд и принципиален, которого все согласны слушаться беспрекословно.
   – Фактически организатор и командир похода у нас уже имеется, – сказал дед Игнатий Савельевич. – Кто за то, чтобы им официально утвердить Людмилушку, прошу голосовать. – И он первым выбросил вверх прямую правую руку.
   Вслед за ним проголосовала Голгофа. Ну, а раз она подняла руку, Пантя проделал то же самое.
   – Кто против?
   Тётя Ариадна Аркадьевна даже не пошевелилась.
   – Кто воздержался?
   Не пошевелилась даже тётя Ариадна Аркадьевна, но сказала осуждающим тоном:
   – И всё-таки печально. И весьма жестоко.
   Дед Игнатий Савельевич бодро поднялся с места, встал по стойке «смирно» и торжественно объявил:
   – Большинством голосов командиром похода выбрана Людмилушка. Какие будут приказания?
   – Приказаний не будет, – глухо отозвалась эта милая Людмила. – Тётечка поставила перед нами очень серьёзный вопрос. И мы должны решить его. Что вы конкретно предлагаете, тётечка? Вернуться?
   – Ничего подобного я не предлагала! – нервно ответила тётя Ариадна Аркадьевна. – Просто я беспокоюсь о судьбе брошенного нами мальчика! И считаю, что мы с вами плохие воспитатели, если не сумели на него воздействовать!
   – Как – не сумели?! – поразился дед Игнатий Савельевич. – Откуда вам известно, уважаемая соседушка, что мы не сумели воздействовать на моего избалованного внука? Ещё ничего неизвестно. И не бросили мы его, а он сам отказался идти с нами. Не могли же мы его, как кота, нести в корзине!
   – Извините… – пробормотала Голгофа смущенно, – но мне кажется… я убеждена… я уверена, что Герман будет с нами… Я не представляю, что он именно сделает… как поступит… но он придёт. – У неё вырвался очень тяжелый вздох. – А если он не придёт, значит, не было никакого смысла его уговаривать.
   – Значит, он избалован окончательно, до безобразия, – спокойно заключила эта милая Людмила. – Значит, обычные воспитательные и перевоспитательные меры на него не действуют. А если бы мы уступили ему…
   – Внук мой! – решительно перебил дед Игнатий Савельевич. – Я за него главный ответчик и главный виновник его безграничной избалованности. Принимай, Людмилушка, командование.
   – Вперёд!
   Двинулись в путь. Девочки то и дело ныряли в малинник, тянувшийся вдоль дороги, торопливо лакомились ягодами. Уважаемые соседи мирно обсуждали план жизни на берегу Дикого озера. Пантя покорно нёс корзину, но уже на плече – до того ему оттянуло руки.
   Равномерное укачивание так убаюкало сытого кота, что он от удовольствия не помурлыкивал, а почти похрюкивал, чем особенно раздражал своего носителя.
   В конце концов Пантя остановился, опустил корзину на дорогу, искренне признался:
   – Устал. Зря мы его взяли. Сбежать может.
   – Передумывать поздно! – из малинника крикнула эта милая Людмила. – Будем нести по очереди!
   – Донести-то я донесу, – пробормотал Пантя, – только всё одно сбежит он.
   – Куда? Зачем? – поразилась и обиделась тётя Ариадна Аркадьевна. – Он же домашнее животное.
   – Всё одно сбежит, – упрямо повторил Пантя. – Я его знаю.
   – Я знаю его не хуже тебя и убеждена, что Кошмарик будет вести себя вполне достойно. И больше не расстраивай меня, пожалуйста. Я верю в Кошмарчика.
   – Главное, ребята, что уха нас ждет! – от всей души пропел дед Игнатий Савельевич. – Вперёд, вперёд, только вперёд! – И, подхватив корзину, он почти побежал по дороге.
   И всем сразу – кому побольше, кому поменьше, но чуть стало веселее.
   Леса здесь были распрекрасные. С одной стороны дороги – густой, местами почти непроходимый ельник, сумрачный, сырой, справа – сосновый бор, просторный, светлый, жаркий.
   Бор сменился молодым березняком, а ельник – огромной поляной с множеством елочек и кустиков.
   – Пантелей! – позвала эта милая Людмила. – Возьми у дедушки корзину! Прибавить шагу! А то получается не поход, а прогулочка!
   И пока наши путешественники ненадолго забыли о Герке, мы с вами, уважаемые читатели, как раз и вспомним о нём, посмотрим, чем он занимается и что собирается делать.
   Тут нас опять удивит некоторая, предположим, неожиданность: Герка ничем не занимался и ничего не собирался делать. Он до сих пор не верил в случившееся. Точнее, сначала он убедился, что его оставляют одного, а вот когда действительно остался один, то опять не поверил, что все они покинули его одного. Герка до того не поверил в этот невероятный факт, что даже вполне успокоился, сидел в огороде на траве и без малейшего волнения ждал, когда они вернутся. Мысленно он даже разрешил им вернуться не так уж сразу.
   Небезынтересно и такое обстоятельство: Герка привык, что его почти всё время воспитывают или перевоспитывают, привык не обращать на это почти никакого внимания. Вот и сейчас ему представилось, что они в многодневный поход ушли не просто для собственного удовольствия, а для его, Герки, воспитания или перевоспитания. Ему не привыкать, можно и подождать.
   Однако он начал уже скучать, но вдруг слух уловил звуки автомобильных моторов, а затем Герка услышал негромкие, но явно требовательные, с достоинством, гудки и – бегом через двор на улицу.
   Возле дома остановилось две автомашины – серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».
   Из «Волги» вылез длинный, тощий дяденька в большой плоской кепке, которого Герка сразу мысленно назвал Гвоздем, а из «Запорожца» – как он только там уместился! – толстенный дяденька в красном берете с хвостиком на макушке, которого Герка сразу прозвал Арбузом. Затем из «Волги» выпрыгнула маленькая тётенька, ростом чуть побольше девочки-второклашки, её Герка окрестил Микробой.

   – Мальчик, здравствуй. Подойди сюда, – позвал Гвоздь, и когда Герка приблизился, сунул ему в руку плиточку шоколада. – Мы ищем девочку по имени Людмила и мальчика… Фантя… Кантя… Мантя… Какое-то странное имя!.. Дантя?
   – Пантя! Пантя! Пантя! – возбуждённо ответил Герка, предчувствуя, что назревают приятные для него события. – Есть! Есть тут у нас такой злостный хулиган!
   – А Людмилу ты знаешь? – спросил Арбуз и сунул ему в руку плитку шоколада. – Где она? Где он?
   – Где их можно найти? Где? – торопливо спросила Микроба и сунула в руку Герке плиточку шоколада.
   – Где, где Людмила? – настойчиво спрашивал Гвоздь. – Где этот Квантя, Фантя, Дантя, Мантя?
   – Пан-тя, – с большим достоинством ответил Герка, великолепно сознавая, что сейчас представляет из себя здесь главную персону. – Знаю, знаю, всё про них знаю.
   – Где? – в один голос закричали и радостно, и с тревогой Гвоздь, Арбуз и Микроба.
   Мне придётся напомнить вам, уважаемые читатели, что одной из отличительнейших черт избалованных людей является их нежелание, неумение, а может быть, даже и неспособность серьёзно думать. Они, избалованные, настолько привыкли поступать по-своему, ни с кем и ни с чем не считаясь, что совершают поступки без раздумий, нисколечко не беспокоясь, к чему эти поступки могут привести. Вот почему избалованные люди иногда опаснее особо опасных преступников!
   Так вел себя и Герка. Не поинтересовавшись, кто такие Гвоздь, Арбуз и Микроба, зачем им нужны эта милая Людмила и Пантя, он охотно и беззаботно сообщил:
   – Все они в многодневный поход недавно ушли на Дикое озеро. С ними ещё дед мой. Роста небольшого, но борода почти до пояса. И ещё девчонка – длинная, тощая, волосы голубые.
   – Где озеро? – хором спросили Гвоздь, Арбуз и Микроба, и едва Герка показал дорогу, как они, крикнув «Сейчас мы их привезём!», быстренько расселись по машинам и укатили.
   Укатили машины, Герка остался один с тремя плитками шоколада в руках. Стоял он, ничего не понимая, лишь как бы мимоходом думая о том, а зачем он незнакомым людям сообщил, куда они ушли? Зачем Гвоздю, Арбузу и Микробе понадобились эта милая Людмила и Пантя? Зачем он ещё рассказал им о деде и Голгофе?
   «Ничего, ничего, ничего, – начал он машинально утешать себя, когда почувствовал на душе смутное и неприятное подозрение. – Сейчас их привезут сюда! А я их шоколадом угощу! Красота…»
   Но, увы, на душе становилось всё тревожнее и неприятнее, потом к тревоге прибавился стыд, словно Герка сотворил что-то нехорошее… Он вдруг вспомнил, что приезжие незнакомцы вели себя суетливо, вопросы задавали торопливо, с опаской… Кто же они такие? И за что ему дали шоколад? И почему он взял плитки? Ведь шоколадки ему подарили за что-то… За что?
   Он увидел большие чёрные печальные глаза этой милой Людмилы, тревога в его душе возросла, а стыд очень обострился.
   Герка, как потерянный, слонялся по двору, по огороду, будто искал чего-то, машинально съел шоколадку, расстроился немного, тогда съел и вторую, словно для того, чтобы не думать, за что же он их получил…
   Тут он впервые пожалел, что не пошёл в поход. Уж перемучился бы как-нибудь… Главное, устал ходить-то, а присесть даже ненадолго не мог: только присядет – и сразу вскочит от неясного нервного нетерпения, тревоги и стыда… Измучился весь… Теперь, конечно, эта милая Людмила с ним и разговаривать не будет. Вот чего он больше всего боится, оказывается. И если они сегодня не вернутся, остается один только выход: заболеть. Да, да, купить на три рубля мороженого и быстро-быстро-быстро сглотать его! Ангина обеспечена. Вернутся они из своего похода, а он… в боль-ни-це! Тут-то они и попрыгают! Ха-ха-ха! Вместе с котом попрыгают, раз кот им дороже хорошего человека!
   Попробовал Герка очень насмешливо похохотать – не получилось. Решил он очень радостно попрыгать – ноги будто к земле приросли.
   «Не везёт! Не везёт мне! И их не везут! – чуть не крикнул Герка. – Просто-напросто зверски не везёт мне! Сидел, страдал от их несправедливого отношения, и вдруг откуда ни возьмись Гвоздь, Арбуз и Микроба! Набросились на меня, как шпионы! Где Людмила и Пантя? Где? Где? Куда? Куда? И шоколадки прямо в руки сунули! А я и уши развесил, разболтался… обещали, правда, их привезти… Только не верится что-то…»
   Вдруг Герка застыл на месте: «А если мне рвануть к ним?! А? Сил вот только совсем нету, но ведь можно и поднатужиться! Недалеко ведь они ещё ушли!.. Можно-то можно, конечно…. А если Гвоздь, Арбуз и Микроба их уже сюда везут?.. Их-то везут, а мне-то не везёт… И даже если я пойду их догонять, мне не повезёт…»
   Значит, остался единственный выход из положения: на три рубля сглотать мороженого, ангина, больница, красота… Будете знать, как опасно издеваться над хорошим человеком!
   Более или менее решительным шагом Герка вышел на улицу в тот самый момент, когда к дому подкатили серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».
   Из кабины выскочил Гвоздь, быстро открыл багажник, поставил на землю корзину, большущий рюкзак, сердито сказал:
   – Мы по ошибке увезли их вещи! Забери!
   Гвоздь с громом захлопнул багажник, быстро залез в кабину, и машины умчались.
   Из корзины раздался негромкий хриплый сип, или, трудно было разобрать, сиплый хрип Кошмара. Ведь бедный кот, как потом догадался Герка, едва не задохнулся в багажнике!
   Пока мальчишка, простите, пялил глаза на оставленные Гвоздем вещи, кот отдышался, пришёл в себя, стал рваться наружу, опрокинул корзину и оттуда мяргал во всю глотку. Герка отвязал марлю, и кот стрелой метнулся к домику своей благодетельницы.
   Очень и очень огорченно повздыхав, Герка взял корзину, тяжеленный рюкзак, еле-еле-еле донёс их до крыльца, присел и призадумался. Он знал, что в этот рюкзак дед сложил все продукты, даже соль…
   С наижалобнейшими мяуканьями – мяук, мяук, мяук – вернулся Кошмар, сел рядом, четыре раза требовательно мяргнул и в изнеможении растянулся на крыльце, громко и обиженно пыхтя.
   – Вот умел бы ты разговаривать, – с горечью сказал Герка, – всё бы мне объяснил. Чего они сейчас собираются делать без продуктов-то? Или вернутся, или Пантю пришлют?
   Но, увы, человек может при желании мяукнуть, а кот даже при огромнейшем желании слова сказать не способен!
   У Герки голова разболелась от безрезультатных размышлений… Зачем Гвоздь привёз кота и рюкзак?! Сказал, что по ошибке… А куда они смотрели? Чего они даже без соли делать будут?
   Сами понимаете, уважаемые читатели, что поход срывался предельно неожиданным образом. Что же там произошло?
   Во время очередного привала дед Игнатий Савельевич восторженно и многословно рассказывал, какую вку-у-ус-ную уху он приготовит из рыбы, которую в большом количестве они наловят с уважаемой соседушкой.
   Все немного приустали, и хотя до озера было ещё очень далеко, но зато как приятно было представить эту самую вку-у-уснятину!
   И тут вдруг, резко свернув с дороги, прямо к ним устремились две автомашины – серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».
   Для удобства, уважаемые читатели, я буду называть приезжих так, как мысленно называл их Герка.
   Первым из кабины вылез Гвоздь, подошёл к нашей компании, очень вежливо, с поклоном, приветствовал её, внимательно оглядел каждого и, когда подошли Арбуз и Микроба, радостно сказал:
   – Они!
   – Конечно, конечно, они! – ещё радостнее подтвердили Арбуз и Микроба, ещё вежливее, с поклонами, поздоровались и очень удовлетворённо рассмеялись, потирая руки.
   – В чём дело? – настороженно, с некоторой опаской спросила эта милая Людмила. – Кто вы такие?
   – Бедные, несчастные, полуубитые горем родители, дорогая Людмила! – чуть ли не рыдая, ответила Микроба и тут же громко зарыдала, и из глаз её выскочили фонтанчики слез.
   – Только ты, Людмила, можешь спасти нас! – грозно сказал Арбуз. – И ты, Фантя… Мантя… Дантя… Как там тебя?
   Эта милая Людмила поднялась, заложила руки за спину, гордо вскинула голову и ответила:
   – Его зовут Пантелей. Так в чем же дело? Откуда вы нас знаете и что вам от нас надо?
   – Сущие пустяки! – весело сказал Гвоздь и проворно всунул всем в руки шоколадки. – Даже не пустяки, а пустячки! Вы можете спасти наших детей от несправедливости!
   – Вы обязаны спасти наших детей! – угрожающе произнёс Арбуз. – Бедным мальчикам грозит серьёзное, но незаслуженное наказание!
   – Поехали! Поехали! Поехали! – крикнул Гвоздь, открыл багажник, быстренько уложил туда большущий рюкзак, поставил корзину. – Мы отблагодарим вас всех! – Он захлопнул багажник. – Остальные вещи с собой в кабины! Поехали! Мы вам всем сделаем ценные подарки!
   – Мы купим вам всего, чего вы только пожелаете! – умильным голосом пообещала Микроба. – Только спасите наших детей!
   – Каких в конце-то концов детей? – возмутился дед Игнатий Савельевич.
   – А я знаю! А я догадалась! – Голгофа рассмеялась и даже захлопала в ладоши. – Это родители дылд! Ну, тех самых хулиганов, которые нас ограбили, а Пантелея бросили в яму!
   – Нет, нет, никакие они не хулиганы! – снова выпустив из глаз фонтанчики слез, навзрыд запротестовала Микроба. – Просто они ужасные шутники! И очень шаловливые!
   – Тем более, что моего Эдика кто-то из вас искусал! – зло воскликнул Арбуз. – Мы вас прощаем, и вы обязаны простить наших детей!
   – Быстро едем в милицию, – вкрадчивым голосом проговорил Гвоздь, – вы отказываетесь от своих показаний, заявляете, что не имеете к нашим мальчикам никаких претензий.
   – А мы вам сделаем до-ро-ги-е подарки, – мрачно добавил Арбуз. – Вот Пантелею я отдам хороший спортивный костюм.
   – Господи, зачем мы тратим столько времени зря?! – воскликнула Микроба, сморщила лицо, чтобы, видимо, снова выдавить фонтанчики слез, но запас их, наверно, иссяк, и по её щекам неохотно скатилось всего по две слезинки из каждого глаза. – Мальчики просто неудачно пошутили, а вы их не поняли! Глупые мальчики! Но неужели вы серьёзно думаете, что им была нужна ваша сумка?
   – Давайте сюда шоколадки, – строжайшим тоном приказала эта милая Людмила, собрала их и заставила Гвоздя взять шоколадки обратно. – Ваши мальчики – отвратительные люди. Они у вас уже преступники. Они у вас уже воры. Они, ваши мальчики, не шалили, не шутили, а совершали безобразия. Презренные дылды, они втроём напали на девочку и мальчика значительно младше себя. Девочку толкнули на дорогу, сбив с ног, а мальчика бросили в яму с водой. Вам надо стыдиться за них, а не защищать их!
   Арбуз побагровел и закричал:
   – Мы не желаем выслушивать какую-то вздорную девчонку! Мы будем разговаривать только со взрослыми людьми!
   – Мы, взрослые, не желаем разговаривать с вами, – спокойно сказала тётя Ариадна Аркадьевна, – потому что презираем, глубоко презираем вас.
   – Презирайте! Презирайте! Презирайте! – радостно призвала Микроба. – Сколько угодно презирайте! Глубоко! Широко! Высоко! Вполне возможно, что мы достойны презрения! Вполне вероятно, что мы ужасные родители!
   – Мы несколько избаловали своих детей, – охотно поддержал её Гвоздь. – Но речь не о нас. Пожалейте наших детей! Они-то не обязаны отвечать за неправильное воспитание. Они-то ни в чем не виноваты!
   – Мы очень жалеем их, – печально сказала Голгофа. – До вашего приезда я их ненавидела. Сейчас я их пожалела.
   – Спасибо тебе, дорогая деточка! – Микроба упала перед ней на колени. – У тебя чуткое сердце! Ты поняла нас, бедных, нас, несчастных родителей!
   – Как раз вас-то понять и невозможно, – брезгливо возразила Голгофа. – А дылд ваших стало жалко. Вы не дадите им возможности вырасти настоящими людьми. И встаньте, пожалуйста.
   – Что здесь происходит?! – побагровев, возмутился Арбуз. – Почему мы обязаны выслушивать детскую болтовню?!
   – Во-первых, не болтовню! – гневно возвысил голос дед Игнатий Савельевич. – Во-вторых, нам пора в дорогу! Будьте настолько любезны, оставьте нас в покое! Ваших, извините, балдов… то есть дылдов… дылдей… надо наказать ваших деточек по всем строгостям за-ко-на!
   – Ваши мальчики намекали нам, – сказала эта милая Людмила, – что не боятся наказания за свои преступления. Ваши дылды всегда были убеждены, что вы избавите их от наказания, какую бы гадость они ни сотворили. На сей раз они будут наказаны, не беспокойтесь! Мой возраст не позволяет мне сказать вам всё, что я о вас думаю!
   Гвоздь, Арбуз и Микроба, переглянувшись друг с другом, разом тяжело вздохнули, лица их исказились неприкрытой злобой.
   – Ненормальные! – крикнул Гвоздь и бросился к серенькой «Волге».
   – Вы ещё пожалеете о своей глупости! – прогремел Арбуз и влез с Микробой в синенький «Запорожец».
   Машины быстро скрылись за поворотом.
   – Шоколадки надо было съесть, – со вздохом сказал Пантя, – их у них много, а я есть захотел.
   – Кошмар… – в ужасе прошептала тётя Ариадна Аркадьевна, закрыв лицо руками. – Ведь они увезли Кошмара… Какой кошмар!
   – Они ещё… они ещё рюкзак увезли… – почти в ужасе прошептал дед Игнатий Савельевич. – Продукты увезли… все… даже соль… Командир, как могло так… стрястись?
   – Кошмар… Кошмар… Кошмар… – бормотала тётя Ариадна Аркадьевна. – Что с ним будет? Куда они его увезут? Ну как… ну… как вы могли… проглядеть?
   – Просто умопомрачение какое-то! – недоуменно произнесла Голгофа. – Я всё время думала о корзине и рюкзаке. Все собиралась… собиралась… и вдруг забыла! Они, дылдины родители, так расстроили меня, что… А что делать будем?
   – Конечно, виновата я, – хмуро призналась эта милая Людмила. – И нет мне оправдания. Сейчас будем соображать…
   – Соображать… Чего – соображать? – совершенно растерянно пролепетала тётя Ариадна Аркадьевна. – О чём соображать?.. Кошмар… бедный Кошмарчик… Я всегда предчувствовала, что он кончит трагически…
   – А почему они обратились к нам? – Голгофа сама поразилась своему вопросу. – Откуда они знают нас? И как узнали, куда именно мы ушли? Кто им сообщил о нас?
   – Герка, конечно! – Пантя хмыкнул. – Они из милиции к нему, а он всё им и разбрякал.
   – А почему они обратились к нему? – возмутился дед Игнатий Савельевич.
   – Всё понятно, всё понятно, – удовлетворённо сказала эта милая Людмила. – Дылды рассказали родителям, с кем они шутили. Родители стали искать нас, а нашли только Германа. Он, ничего не подозревая…
   – Тогда! Тогда… – радостно перебила Голгофа. – Тогда они вернут Кошмара и рюкзак Герману! Вполне логично!
   – А вдруг… – Тётя Ариадна Аркадьевна, словно задыхаясь, схватилась руками за горло. – Вдруг они поставят машину в гараж… он… задохнется…
   – Уважаемая соседушка! – почти крикнул дед Игнатий Савельевич. – Хватит про кота! Решается судьба многодневного похода, а вы всё про кота, про кота, про кота, про кота! Мы остались не только без кота, но и без продуктов! Даже без соли! Командир, давай голосовать, чего делать?
   Ни на кого не глядя, эта милая Людмила твёрдо произнесла:
   – Никаких голосований. Мы для того и выбрали командира, чтобы избежать излишних разговоров. А в поход мы пошли, чтобы выдержать все трудности. Всё. И мы обязаны не отступать при любых обстоятельствах. Вперёд!
   Однако никто не двинулся с места.
   – Извините меня, – смущенно попросила Голгофа, – я согласна с командиром. Надо идти вперёд во что бы то ни стало. Лишь тогда в нашем походе будет смысл. Ведь мы вышли побеждать, а не сдаваться!
   – Тётечка… – извиняющимся голосом позвала эта милая Людмила.
   – Я тебе сейчас не тётечка, – услышала она в ответ, – я участник многодневного похода, хотя он и складывается в высшей степени неудачно. Буду надеяться, что с Кошмарчиком всё обойдется благополучно, и буду идти вперёд.
   Голгофа воскликнула:
   – Чем больше трудностей, тем сильнее мы станем!
   – Главное, ребята, сердцем не стареть! – довольно бодро пропел дед Игнатий Савельевич. – Поход не прогулочка, а серьёзное испытание.