Мурад нажат на крючок, и Хоснер почувствовал, что его как будто ужалила пчела. Он развернулся в сторону снайпера и выстрелил по его неясному силуэту именно в тот момент, когда тот исчез в норе. Ухо стало теплым и влажным, и Хоснер прижался к стене тесного и неглубокого укрытия. Внезапно вспомнилась Мириам. Все, с него хватит. Хоснер ничего не понимал и в то же время не мог не чувствовать, что ашбалы по обе стороны от него приближаются к вершине. Обернувшись, Хоснер крикнул, пытаясь перекрыть стрельбу:
   — Хабер!
   Ответа не последовало. Он позвал снова:
   — Хабер!
   Наоми подняла глаза. Залитая кровью голова Брина все еще лежала у нее на коленях. Девушка вспомнила, что Хоснер был здесь несколько минут назад, но не знала, что же с ним случилось дальше. Услышала, что он зовет ее, но не ответила.
   Хоснер сорвал с себя рубаху и обернул ею прибор ночного видения. Перевернул винтовку и схватился за раскаленный глушитель. Поднялся, размахнулся и изо всех сил подбросил винтовку в воздух. Она перелетела через разрушенную сторожевую башню и упала в мягкую пыль недалеко от Наоми Хабер. Девушка услышала звук падения, который словно вывел ее из оцепенения. Она поняла, что надо делать.
   Наоми опустила голову и поцеловала Натана Брина в окровавленный лоб.
* * *
   Приказ о начале финальной операции прошел по периметру оборонительной линии, и тщательно отрепетированная акция получила исходный импульс. Все уловки и самодельное вооружение, выглядевшие столь хитрыми и затейливыми при дневном свете, сейчас подвергались испытанию на прочность и надежность, и темнота порождала множество сомнений.
   Метрах в ста от них прозвучал чужой голос:
   — Сюда! Здесь брешь в укреплении! Сюда! За мной!
   Два отряда ашбалов, всего восемнадцать человек, потянулись на призывный клич. Они наступали, поднимаясь вверх по холму, следуя команде повелительного голоса. Никто в них не стрелял. Ашбалы подошли на расстояние пятидесяти метров к явно покинутым людьми брустверам. Еще несколько секунд, и они окажутся внутри оборонительного периметра, за ограждениями — тогда бой можно считать законченным.
   Голос скомандовал снова:
   — Сюда! Быстро! Наверх!
   Если арабы и заметили в горячке стрельбы, что голос имеет слегка металлическую окраску и что палестинский акцент не совсем точен, они все равно не осознали этого факта и не отреагировали на него. Очевидно, кто-то из командиров говорит в мегафон. Они продолжали двигаться по направлению к голосу, звучавшему так близко от израильской линии обороны.
   Ибрагим Ариф лежал под прикрытием бруствера в крошечном окопе и кричал в микрофон:
   — Быстро! Все наверх! Сюда!
   А громкоговоритель, установленный в тридцати метрах перед насыпью, гнал арабов вперед:
   — Быстро! Вверх и на ту сторону! Стреляйте! Стреляйте! Смерть Израилю!
   Ашбалы выпрямились, подняли головы и с криком «Смерть Израилю!» бросились вперед.
   Каплан, вырвавшийся наконец из лазарета, Маркус и Ребекка Ливни, молодая стенографистка, только что получившая «АК-47», открыли огонь. Каждый из них расстрелял по два тридцатизарядных магазина.
   Ашбалы застыли как вкопанные, парализованные недоумением и страхом. Их ряды прошивали автоматные очереди. Люди падали один на другого, словно соломенные чучела. Эта потеря оказалась самой крупной с начала действий, и она оставила чрезвычайно заметную брешь в атаке.
* * *
   Эсфирь Аронсон уговаривала каждого, кого встречала в темноте, выслушать ее. Берг приказал выклянчить, занять или украсть. Выклянчить не получалось. Все были слишком поглощены собственными проблемами, чтобы беспокоиться о стратегических замыслах атаки с тыла. Каждый, кто выслушивал ее, сочувствовал, но этим дело и ограничивалось. Она отчаянно искала глазами Хоснера. Хоснер мог дать простой приказ, и тогда бы она получила то, в чем так нуждалась. Но никто не знал, где командир. Пропал. Возможно, убит.
   Эсфирь стала свидетельницей того, как успешно сработал трюк с мегафоном. На западном склоне ничего подобного не было. Ей нужно оружие. Девушка побежала туда, где Маркус и Ребекка Ливни осторожно пробирались через брустверы и завалы, чтобы подобрать оружие убитых врагов. Прикрывал их Каплан. Эсфирь Аронсон промчалась мимо Каплана, перепрыгнула через окоп и бруствер, проскользнула между зубьев засеки мимо удивленных Маркуса и Ливни.
   — Простите! — закричала девушка. — Мне нужны винтовки на западный склон! Они там атакуют!
   Она быстро продвигалась между мертвыми и еще живыми, проворно снимая патронташи и сумки, загруженные боеприпасами. Хватала в темноте автоматы, чаще попадая рукой не на приклад, а на еще горячий ствол. И руки, и все тело ее горели и уже не выдерживали тяжести — столько оружия навалила Эсфирь на свои плечи.
   Маркус и Ливни подбежали к Аронсон и начали помогать ей. Маркус постоянно кричал, чтобы смотрели, нет ли живых, но Эсфирь, казалось, не слышала или не обращала внимания на его призывы. Маркус же застрелил человека, который протянул руку к своему оружию, когда почувствовал, что его пытаются отнять.
   — Спасибо! — громко крикнула Аронсон и исчезла за насыпью вместе со своим невероятным грузом.
   Маркус и Ливни под прикрытием огня Каплана быстро собрали оставшиеся автоматы. Микрофон продолжал кричать:
   — Назад! Назад! Осторожно, товарищи! Евреи хорошо вооружены! Отступаем!
   И арабы послушно исполняли приказ невидимого командира.
* * *
   Наоми Хабер зарядила «М-14» и внимательно вгляделась в глазок прицела. Весь склон оказался покрытым ползущими фигурами. Девушка осмотрела склон чуть ниже своей позиции и увидела Хоснера — тот неподвижно лежал в укрытии. Убит? Определить трудно. Чтобы перекинуть винтовку на такое расстояние, ему наверняка пришлось подняться на ноги. И арабский снайпер, конечно, увидел его.
   В это мгновение пуля зацепила запястье правой руки, и девушка вскрикнула и едва не выронила винтовку. Скорчилась, присев у земляной стены, пережидая самую острую боль. Лизнула рану, как это делают животные, и, казалось, это принесло некоторое облегчение и успокоение. Не оставалось сомнений, что тот самый снайпер, который сейчас едва не убил ее, совсем недавно убил человека, с которым она была близка. И только за это, не говоря обо всем прочем, он должен умереть. Девушка медленно поднялась и взглянула поверх земляной стены.
   Мурад наконец осознал, что Сафар убит. Сафар, друг детства. Единственный настоящий друг. Любовник. Его убил этот еврей. Удалось ли ему подстрелить врага, когда тот подкинул в воздух свою винтовку? Пропали и винтовка, и ночной прицел. Кто их забрал? Снайпер осмотрел пространство между укрытием Хоснера и уступом. Да, сейчас опасность исходила оттуда, но эмоции не позволяли Мураду отвести взгляд от того места, где, он знал, прятался проклятый еврей.
   Хабер глубоко вздохнула и внимательно оглядела склон. Она прекрасно видела снайпера — вот он лежит там ничком — примерно в восьмидесяти метрах ниже ее самой. Пуля в голову, возможно, в случае удачи разобьет одновременно и прицел, и голову, но выстрел в спину представлялся более надежным. Девушка навела сеточку прицела в область поясницы и дважды нажала на спусковой крючок.
* * *
   По всему периметру укреплений израильтяне устанавливали чучела, что было совсем не легкой работой. Стоящие, он вызывали огонь на себя, падали, и их приходилось устанавливать снова.
   Дюжина невооруженных мужчин и женщин высоко поднимали банки, содержащие аэрозоль, и, выпуская порцию спрея в воздух, поджигали ее, имитируя таким образом вспышки винтовочных выстрелов. Арабы палили по этим вспышкам, видимым по всей протяженности гребня. Число единиц стрелкового оружия, захваченного израильтянами, возросло, по оценкам врага, весьма значительно.
   А тем временем открыли огонь реальные «АК-47», только что полученные и доставленные на позицию вместе с боеприпасами.
   Две безоружные женщины, проведшие последние полчаса за записью звуков боя на две дюжины магнитофонов, начали расставлять эти магнитофоны в различных точках на склоне и нажимать кнопки «Пуск». Огонь, ведущийся с израильских позиций, сразу резко усилился. Что-то изменилось. Казалось, все снова пришло в движение, все вокруг затикало и закрутилось. Посыльные вновь бегали на командный пост с докладами Бергу, а возвращались от него с инструкциями и приказами. Берг отдавал приказы так, словно делал это всю свою жизнь. Оборонительная операция явно возымела успех, и дух воюющих воспарил чуть ли не до небес. Но Берг прекрасно понимал, что все происходящее сейчас равносильно прогулке по лезвию бритвы.
* * *
   Эсфирь Аронсон, спотыкаясь, пробиралась в темноте к западному склону. Она звала людей, но, казалось, никто ее не слышал.
* * *
   Ашбалы, временно озадаченные странной и неожиданной атакой Добкина, приостановили движение, но через некоторое время вновь начали подъем, ползком подбираясь к вершине стены. На фоне звездного неба эта вершина вырисовывалась довольно ясно, и до нее оставалось не более пятидесяти метров. Командир, Саид Талиб, боялся поверить в удачу. По ним стреляли из одного-единственного пистолета. Но так ведь не будет продолжаться всегда. Он торопил своих людей, призывая их двигаться быстрее. Сам Талиб считал эту операцию чистой воды самоубийством и для себя, и для сорока своих подчиненных, но Ахмед Риш успокоил его, рассказав историю о том как английский генерал поднял войско на скалу куда более опасную, чем эта, и завоевал Канаду для Великобритании. Это действительно когда-то произошло. Риш прав — атаки отсюда никто не ожидает.
   Саид Талиб поднимался вверх, и кровь красила румянцем его щеки. Он не мог дождаться момента, когда окажется среди израильтян. Саид дотронулся до своего изувеченного лица. Когда он еще жил в Париже, то однажды получил письмо из французского министерства иммиграции. Открыв его, он обнаружил, что на самом деле письмо пришло от организации под названием «Мивцан Элохим». Неосторожность стоила Саиду правой половины лица, и жизнь с того момента потекла совсем по другому руслу. Женщины не могли сдержать возгласа ужаса, когда видели то, что осталось от некогда красивых черт, Даже мужчины быстро отводили взгляд.
   Талиб молча молился, чтобы ему удалось найти живым Исаака Берга. Из всех страшных фантазий, которые рисовало воспаленное воображение, ему больше других нравилась одна картина: как он сдирает кожу с главы «Мивцан Элохим». В течение двадцати четырех часов, а может, и дольше, он будет свежевать его, резать на куски и скармливать кожу и мясо собакам на глазах у самого Берга. Он взглянул вверх. До вершины оставалось меньше двадцати пяти метров.
* * *
   Макклюр заложил в свой пистолет последнюю обойму с шестью патронами и повернулся к неподвижно стоявшему Ричардсону:
   — Как сказать по-арабски: «Отведите меня к американскому консулу»?
   — Надо было вчера спросить у Хоснера.
   — Так что, значит, вы не говорите по-арабски?
   — Нет. А почему я должен говорить?
   — Не знаю. Просто почему-то считал, что это так.
   Он выглянул из укрытия и посмотрел вниз на склон. Увидел, как люди, словно ящерицы, выползают из темноты. Прицелился в одного из них и нажал на спуск.
* * *
   Мириам Бернштейн и Ариэль Вейцман заметили Эсфирь Аронсон — она ползла по земле, таща за собой целую кучу оружия. Они без лишних формальностей расхватали восемь автоматов и патроны и разбежались вдоль всего полукилометрового периметра в противоположных направлениях. Бернштейн проскочила мимо Макклюра. На южном конце периметра она оказалась в одиночестве с последним автоматом в руках. И в этот момент с земли поднялась арабская девушка, что стояла всего в пяти метрах, держа на плече свою винтовку. Девушка увидела Бернштейн и медленно, неторопливо начала снимать с плеча оружие.
   Бернштейн понятия не имела, как использовать «АК-47» по назначению, да и не знала вовсе, собирается ли она вообще использовать его. Снят ли предохранитель? Заряжено ли оружие? Нужно ли взводить курок? Прежний владелец, разумеется, держал автомат наготове, снятым с предохранителя и со взведенным курком, поскольку шел в атаку, но Мириам и не подумала об этом. Единственное, что она знала наверняка, так это то, что у оружия имеется спусковой крючок. Она нашла его и замешкалась в растерянности.
   В этот момент арабская девушка выстрелила прямо в нее. Мириам Бернштейн увидела вспышки — они ослепили ее. Вспомнился рассказ одного солдата, услышанный в кафе в Иерусалиме. Молодой пехотинец рассказывал историю о том, как на Голанских высотах из дома внезапно выскочил араб и с расстояния нескольких метров открыл по нему огонь из автомата. Пехотинец стоял перед деревом, и в дерево непрестанно попадали пули — одна за другой. Кора, да и сама древесина разлетались в стороны щепками и осыпали молодого человека с ног до головы. Расстреляв патроны, араб исчез. Пехотинец закончил свой рассказ словами:
   — В тот день ангел стоял передо мной.
   Бернштейн услышала еще один выстрел, увидела еще одну вспышку, и автомат дернулся у нее в руках. А девушка упала, словно споткнувшись о край укрепления.
   Мириам Бернштейн опустилась на колени и закрыла лицо ладонями.
* * *
   В салоне «конкорда» Яков Лейбер смотрел американский военный фильм. Он уже видел этот фильм днем и сделал кое-какие заметки. Аппарат сейчас был установлен на ускоренный просмотр. Когда дело дошло до эпизода с оригинальными звуками военных действий, он переключил видео на нормальную скорость и усилил громкость. Колонки, расставленные по периметру, воспроизводили низкий хриплый голос тяжелого пулемета. Слухи об этом оружии расползлись по всему лагерю ашбалов с тех самых пор, как израильтяне освободили Мухаммеда Ассада. До своей казни за предательство Ассад, несомненно, многое успел порассказать о силе израильтян.
   Ашбалы колебались. Вспышки выстрелов сверкали вдоль всей израильской линии. Треск легкого оружия перекрывал глухой рокот тяжелого пулемета. Казалось, будто на израильской стороне больше оружия, чем людей. Мусульманские боевики ощущали в воздухе вкус и запах поражения, разгрома. С сомнением и тревогой поглядывали они на своих командиров.
* * *
   Наоми Хабер со страхом наблюдала, как дергается тело арабского снайпера. Ей едва не стало дурно, когда она поняла, что на самом деле всадила две пули в спину человека. Она крикнула, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал уверенно:
   — Мистер Хоснер! С ним покончено! Я вас прикрою!
   Она взглянула на Хоснера. Он лежал без движения.
   — Мистер Хоснер! Он убит! Я...
   И в этот момент рука Хоснера слегка шевельнулась, словно он помахал ей. Девушка повернула винтовку вниз по склону холма и начала палить по движущимся мишеням. Цель впереди на расстоянии примерно восьмидесяти метров. Огонь! Есть! Неподвижная цель, расстояние девяносто метров. Огонь! Промах. Установи уровень. Стреляй по той же цели. Есть! Следующая...
   Хоснер вцепился в крутой край нависающей наблюдательной башни, но не смог подняться. Подвинулся вправо, где склон казался более покатым, и начал подниматься вверх. Где-то совсем рядом кто-то отчаянно палил из «М-14». Прямо впереди возвышались израильские брустверы. Предполагалось, что на склоне здесь не может быть никого — «М-14» покрывал огнем всю территорию, — но он ясно видел невероятное число огненных вспышек по всему периметру обороны. Где, черт возьми, они раздобыли все эти винтовки? Или это банки со спреем? Вспышки продолжались прямо перед ним, и Хоснер прекрасно понимал, что это вовсе не аэрозоль. Пули со свистом пролетали мимо. Он попытался перекричать стрельбу:
   — Бога ради, прекратите палить! Это Хоснер! Хоснер!
   Песок оползал под ногами, и он пробирался, спотыкаясь, прямо перед ведущими огонь израильтянами, хватая легкими воздух и крича изо всех сил. А потом внезапно оказался на дне окопа. Двое — молодые мужчина и женщина с «АК-47» — с любопытством смотрели на него сверху вниз. Хоснер поднялся:
   — Вы самые негодные стрелки на свете, черт вас подери!
   — К счастью для вас, — ответила девушка.
* * *
   Те из обороняющихся, кому не досталось оружия, начали сталкивать со склона плотно скатанные комья глины. Тяжелые глиняные бомбочки катились по склону, разбивая землю и набирая все больше массы и энергии. Эти земляные обвалы достигали рядов ашбалов, с силой ударяли по ногам, ломали людям ребра.
   Внезапно израильская линия осветилась похожими на факелы огнями — это зажглись фитили в дюжинах «коктейлей Молотова». Самодельные гранаты взвились высоко в воздух и посыпались на наступающих. Для полной уверенности, что они разорвутся при ударе, израильтяне использовали половинки кирпичей, привязывая их ремнями. Банки и бутылки взрывались при ударе, и керосин, или еще более опасный и безжалостный напалм, загорался, выплевывая огонь по всему склону холма.
   Чтобы увеличить расстояние броска, кто-то использовал в качестве пращи бюстгальтер. Склон осветился, и израильский огонь стал более точным, а арабы оказались видны как на ладони.
   Ашбалы явно растерялись и начали суетиться. Некоторые старались убежать в темноту, прячась от горящего керосина. Время от времени огненная жидкость попадала на человека, и тогда его крики перекрывали все прочие отвратительные звуки боя.
   Последние из остававшихся свободными ловушек скоро тоже оказались занятыми. С полдюжины молодых мужчин и женщин, надрываясь в крике и извиваясь, пытались бороться за свою жизнь, в то время как острые металлические шипы все глубже вонзались в их тела, протыкая бедра, животы, шеи, груди и навсегда приковывая их.
   Саперы, изображавшие убитых прямо под израильскими укреплениями, понимали, что они действительно обречены. Огонь соотечественников уже оказался губительным для некоторых из их товарищей, а шансы на успешное наступление все уменьшались. Они оказались почти в пасти врага. Однако обученный солдат готов к любой случайности. Медленно, по нескольку человек, они скатывались с холма, останавливаясь через каждые несколько метров и снова притворяясь мертвыми. Саперы знали, что внимание защитников отвлечено от них. Метр за метром они приближались к основной массе наступавших. Движение казалось медленным и мучительным, и едва ли не каждый из них оказывался на волосок от смерти, но все же половина элитной команды численностью в двадцать человек вернулась к своим. Впрочем, и здесь они отнюдь не чувствовали себя в безопасности.
* * *
   Бой на западном склоне закончился меньше чем через шестьдесят секунд после того, как первые израильские «АК-47» открыли огонь. Бутылки с зажигательной смесью подожгли весь ряд кустов, и силуэты взбирающихся по холму арабов отчетливо виднелись на свету. Глиняные бомбы и «АК-47» начисто освободили ровный, крутой склон. Передний скат бруствера оказался столь же неприступным, как и два с половиной тысячелетия назад, когда его впервые увидел Дарий или же когда несколько лет спустя об эти укрепления едва не споткнулся Александр Македонский. Почти все, кто оказался среди кустов, или сгорели заживо, или были убиты. А те немногие, которые упали в Евфрат, как и большинство арабов, просто не умели плавать, и мутные бурные воды реки поглотили их.
   Саид Талиб уже и думать забыл о своей давней мечте содрать шкуру с Исаака Берга. С криком бежал он среди горящих кустов. Жгучая боль от двух пуль почти лишала его сознания. Он споткнулся и полз, пока не увидел перед собой Евфрат. Саид бросился в воду. Умение плавать оказалось самым важным из всех его европейских приобретений, и Саид позволил бурному потоку нести себя к югу. Несколько соотечественников кричали и плескались рядом, но он не мог им помочь, и в конце концов они утонули. Саиду казалось, что он единственный, кому удалось выжить в этом аду.
* * *
   Хоснер подошел к Бергу, стоявшему на командном посту:
   — Или ты лучший военачальник со времен Александра Македонского, или же у тебя хватает здравого смысла стоять здесь спокойно и ничего не делать.
   Берг с удивлением увидел живого Хоснера, но воздержался от комментариев.
   — Думаю, что всего понемногу. — Он, конечно, не мог не заметить, что Хоснер вернулся без рубашки и босиком, с залитым кровью лицом. — Где, черт возьми, тебя носило?
   — Ниже по склону.
   Хоснер встал на вершину и вгляделся в периметр обороны:
   — Брин погиб. Снайперская пуля.
   — Понятно.
   Берг раскурил трубку, которая уже немалое время попусту торчала у него изо рта.
   — Большие потери. Боюсь, с аванпостами покончено.
   — Мне тоже так кажется, — ответил Хоснер.
   В этот момент к командному пункту с западной стороны склона приблизились две девушки. Каждая держала на плечах несколько автоматов. Одной из них оказалась Эсфирь Аронсон. Она и заговорила первой:
   — Там для них все кончено. А у нас без потерь. Впрочем один человек пропал.
   — Ты прекрасно справилась с заданием, — похвалил девушку Берг.
   — Мне кажется, эти автоматы могли бы принести больше пользы на восточном склоне, — продолжала она.
   — Наверное, — согласился Берг. — Так кто пропал?
   — Мириам Бернштейн. Ее ищут.
   Хоснер внешне никак не прореагировал на известие.
   Девушки поспешили обратно в темноту.
   Хоснер протянул руку:
   — Дай-ка мне разок затянуться твоим чертовым зельем.
   Берг передал ему трубку:
   — Это было чудо?
   — Не дотягивает, — ответил Хоснер. Руки его дрожали.
   — Почему же?
   — Потому что я не слышал гласа Господня.
   — Ты должен слышать его? Только ты один достоин этого?
   — Именно так.
   Берг рассмеялся. Хоснер отдал трубку:
   — Как Добкин?
   Берг пожал плечами:
   — Если он жив, это точно будет чудом.
   — Да уж. Послушай, я собираюсь туда, на западный склон.
   — Незачем. Там все уже закончилось.
   — Не указывай мне, как командовать боем, Берг.
   Хоснер спрыгнул с возвышения и быстрым шагом отправился на запад.
   Берг проводил его долгим взглядом.
* * *
   Ибрагим Ариф продолжал говорить в микрофон. Он постарался так изменить голос, чтобы тот перекрыл низкие, тяжелые звуки боя и в то же время звучал насмешливо:
   — Отправляйтесь домой, детишки. Вас уже достаточно отшлепали. Бегите домой и спрячьте свои рожицы! Салем Хаммади! Ты меня слышишь? Иди домой и ложись в постельку со своим дружком! Кто он на этой неделе? Али? Абдель? Салман? Или же это Абдулла? Мухаммед Ассад говорил вроде, что на этой неделе ты занимаешься любовью с Абдуллой!
   Ариф продолжал в том же духе, отпуская шпильки в той протяжной, завывающей манере, которая так характерна для арабской речи. Он говорил и говорил, а его сердце тяжело стучало в груди, и рот, уже и так пересохший от недостатка воды, превратился в пыльную пустыню, полную песка. От жестокого, беспощадного ножа Риша его отделяла всего лишь горсточка евреев, у которых кончались боеприпасы. И даже если неведомой и непостижимой милостью Аллаха Ариф сможет выбраться из этого ада живым и невредимым, всю его жизнь над ним будет висеть угроза страшной, кровавой мести со стороны людей, которых он когда-то называл братьями и сестрами. Но это будет только завтра. А сегодняшняя задача — удержаться в стороне от ножа Риша и выполнить приказания Якова Хоснера.
   — Или сегодня ты проведешь ночь с верблюдом или ослом, Салем? А может, это будет твой хозяин и господин, Ахмед Риш?
   Молодые арабы, оскорбленные и растерянные, что-то кричали в ответ. Двое поднялись, пытаясь добраться до вершины, и тут же простились с жизнью. А некоторые жали на спусковые крючки автоматов подобно тому, как человек в минуту бессильной ярости сжимает кулаки. Стволы «Калашниковых» перегревались и раскалялись...
   Ахмед Риш притаился в лощине рядом со своим радистом. Салем Хаммади сидел неподалеку, всего в нескольких метрах от него. В темноте казалось, что он плачет или молится, а может, просто что-то бормочет про себя. Риш окликнул его:
   — Вставай! Нужно сделать последнее усилие! У них скорее всего мало патронов. Луна еще не взошла. Последнее усилие! Пойдем! Мы должны быть впереди!
   Хаммади поднялся и пошел вперед рядом с Ришем. Большинство остальных ашбалов покорно последовали за ними.
   Бутылки с зажигательной смесью дождем сыпались на неуверенно атакующих людей, а град пуль рвал их ряды. Земляные оползни выбивали почву из-под ног идущих и засыпали грязью ползущих.
   В конце концов из-за их спин громко и ясно прозвучал призыв к отступлению:
   — Назад! Назад! Все кончено! Уходите обратно!
   Абдель Джабари сидел возле домика пастуха и командным голосом вещал в микрофон:
   — Возвращайтесь обратно! Все уже закончилось! Идите домой!
   Его приказ усиливал чудесным образом уцелевший громкоговоритель, установленный на втором посту.
   — Назад! Назад!
   Именно этот звук и привел в чувство Дебору Гидеон. Она стряхнула с лица комья глины и посмотрела на небо. Невероятно прекрасный сонм ослепительных бело-голубых звезд сиял прямо над ее головой. Рядом раздались шаги — кто-то спускался вниз с холма. Силуэт заслонил от нее звезды, и девушка закрыла глаза.
   — Возвращайтесь! — кричал Джабари.