Страница:
— У вас найдется место?
Капитан Гейс улыбнулся:
— Как может не найтись места для этих людей?
— Хорошо... что ж, если они пожелают... вернуться домой, то возьмите их с собой. Все.
Он опустился на стул. Вот так делается история. Или, может быть, подготавливается катастрофа. Он зашел так далеко, что мог уже не обращать внимания на возможные губительные последствия своих решений. Трудно сделать первый шаг, а потом уже легче. Премьер попросил чашку кофе.
35
Капитан Гейс улыбнулся:
— Как может не найтись места для этих людей?
— Хорошо... что ж, если они пожелают... вернуться домой, то возьмите их с собой. Все.
Он опустился на стул. Вот так делается история. Или, может быть, подготавливается катастрофа. Он зашел так далеко, что мог уже не обращать внимания на возможные губительные последствия своих решений. Трудно сделать первый шаг, а потом уже легче. Премьер попросил чашку кофе.
35
Первые лучи солнца выскользнули из-за гор и осветили равнину. Пролетая над Вавилоном, Ласков представил, каково сейчас тем, кто сражается там, внизу. У него снова возникло то нестерпимое желание приземлиться, которое он впервые испытал, когда смотрел сверху на египетские пирамиды. Но вероятно, судьба распорядилась так, что генералу оставалось только взирать на мир с высоты, сидя в обтянутом кожей кресле и вдыхая запах гидравлики. Слишком большую часть своей жизни он провел в воздухе, наблюдая землю как бы со стороны, и теперь его тянуло вниз, тянуло смешаться с людьми.
В наушниках прозвучало сообщение, поступившее от пилота, охранявшего оба «Си-130».
— Понял. Смена задания. Огонь по холму, но не расходуйте все до последнего. Будьте осторожны.
Он развернул истребитель на последний заход. Небо было чистым, однако внизу по-прежнему бушевала песчаная буря, и видимость ограничивалась несколькими сотнями метров, а может, и того меньше.
Ласков вдавил кнопку, и его двадцатимиллиметровая пушка выпустила очередь снарядов, взрывших землю от внешней стены до восточного склона. Вести по арабам более эффективный огонь было невозможно именно из-за плохой видимости.
Прямо по курсу появился «конкорд», и Ласков резко потянул штурвал на себя. В этот короткий миг он успел заметить женщину на крыле лайнера. Может быть, Мириам Бернштейн? Она, похоже, звала кого-то.
Ласкову очень хотелось спросить Беккера о Мириам. Сотни людей в Израиле не меньше его хотели бы узнать о судьбе своих любимых, родных и близких. Надо подождать своей очереди.
Он вошел в крутой вираж, разворачиваясь над Евфратом, чтобы поменяться местами со второй половиной эскадрильи. Сейчас и у них будет возможность избавиться от груза. Ласков посмотрел на указатель топлива. При полетах на низкой высоте и на больших скоростях его расходовалось особенно много. А впереди еще путь домой. Он ткнул пальцем в кнопку интеркома:
— Посмотри, на этой улице не видно заправки?
— Есть, — отозвался Дэнни Лавон. — Сверните налево, потом тысячу километров прямо и притормозите в Лоде. Принимаются кредитные карточки.
Ласков улыбнулся. Конечно, Лавон и без его напоминаний следит за расходом горючего. И почему летчики так падки на дурацкие шутки? Этот идиотизм проник даже в Красную Армию. Но настоящие мастера, конечно, американцы. Вероятно, от них все и пошло.
Пролетая над «Си-130», он заметил, что коммандос у края деревни начали спускать на воду резиновые плоты, и бросил взгляд на часы. С момента посадки транспорта прошло семь минут. Неплохо. Ласков вызвал капитана Гейса.
— Это «Гавриил-32». Хорошая посадка. Огней до сих пор нет. Не беспокойся, мы присмотрим, чтобы все было чисто.
— Понял, «тридцать второй». Впечатляющая работа в Вавилоне. Что там у них, внизу?
— Играют в салки. Конец связи.
Один из истребителей отделился от группы и вышел на круг над «Си-130», два других взяли под наблюдение плоты.
Ласков пролетал над восточным берегом. Транспорт на дороге в Хиллах лежал прямо под ним. Ветер бил в фюзеляж, и пилоту пришлось оставить двигатели в рабочем режиме, чтобы контролировать самолет на земле.
Глядя вниз, Ласков довольно быстро обнаружил гостиницу, музей и башни Ворот Иштар. Он с удовольствием сбросил бы бомбу на гостиницу, но Иерусалим наложил строгое вето на какие бы то ни было самовольные действия. В верхах все еще надеялись, что Добкин жив. Ласкову такой вариант представлялся крайне маловероятным. Некоторые также высказывали предположение, основанное на докладе Добкина и информации Беккера, что в гостинице содержится в качестве пленницы какая-то женщина. В этом Ласков тоже сомневался.
Впрочем, вскоре все должно проясниться. Ласков видел приближавшиеся к гостинице джипы и колонну коммандос. Он знал, что там будет бой, и имел разрешение уничтожить и гостиницу, и музей, если сопротивление окажется достаточно упорным и солдаты задержатся более чем на десять минут. Израильские пленники, если они там есть, поймут такую меру. Он сам понял бы, если бы оказался на их месте. И Добкин тоже понял бы. Ведь он солдат.
— Извини, Питер.
В стену кабины ударила пуля, и оба пилота инстинктивно пригнулись. Беккер почувствовал запах керосина и понял, что пробит либо топливный бак, либо фидер.
— Попробуй еще раз, Давид, — сказал Кан. — Попробуй еще раз. Терять нам все равно нечего.
— Ошибаешься! — крикнул Беккер. — Потерять мы можем все. Разве ты не чувствуешь запах керосина?
— Я не чувствую ничего, кроме запаха раскаленного свинца. Давай, Давид, жми!
— Не хочу посадить аккумуляторы. Мне нужно держать радиосвязь.
— Ради Бога, Давид, попробуй еще раз.
Беккер никогда еще не видел Кана таким упрямым. Питер всегда был вежливым и лаконичным. Удивительная перемена удивляла Беккера. Он посмотрел на панель, потом выглянул в боковой иллюминатор. Метрах в ста от «конкорда» бежали три или четыре ашбала. Кто-то — похоже, это был Маркус — выстрелил в них из «Калашникова», и арабы упали на землю, обхватив головы руками. Солнце уже взошло, его лучи пробивались через завесу пыли, и видимость улучшилась. Беккер даже различал двигавшиеся за серой дымкой фигуры. Интересно, кто бы это мог быть?
«Ф-14» пронесся так низко, что «конкорд» содрогнулся. Иллюминаторы заволокло пылью, по фюзеляжу застучали камни. Беккер раздраженно ткнул пальцем в злосчастную кнопку и искоса посмотрел на Кана:
— Кажется, у меня слуховые галлюцинации. А у тебя? Кан ничего не слышал, но зато чувствовал. Точнее, ощущал тем местом, на котором сидел.
— Есть! — заорал он, перекрывая грохот разорвавшейся ракеты. — Зажигание! Я починил эту хреновину с помощью отвертки и гаечного ключа! Я ее починил! Где Хоснер?
Беккеру показалось, что Кану сейчас наплевать на то, что будет дальше. Он починил установку, а все остальное его не волновало. Теперь дело за капитаном. Беккер дал установке немного поработать, с замиранием сердца ожидая, что пары керосина вот-вот взорвутся. Но по-видимому, их уносил ветер. Беккер немного расслабился. Генератор зарядил батареи, заработала основная система. В кабине стало светлее, на приборной панели ожили датчики и индикаторы.
Беккер утер лицо и провел ладонями по рубашке. Потом быстро проверил правый внешний двигатель. Он включился легко, как будто только вышел из ремонтного цеха «Эль-Аль». Беккер взглянул на Кана, и тот поднял вверх большой палец. Что с топливом? Стрелки индикаторов не прыгали. Они лежали, как мертвые, в красной зоне, на нуле. Между тем единственный работающий двигатель пожирал это самое несуществующее топливо в огромных количествах. Странно. Возможно, все дело в неисправном датчике. Так или иначе, но в одном из тринадцати баков самолета плескался керосин. Беккер включил левый внешний двигатель, и тот отозвался почти моментально, без колебаний. Уже не терзаясь сомнениями и предчувствиями, Беккер оживил правый внутренний двигатель. Получилось!
Кан поднялся со своего места и пересел в кресло бортинженера, где сейчас толку от него могло быть больше. Проверив показания приборов, он убедился в том, что многие системы вышли из строя. Летная песенка «конкорда» была спета, но прокатиться по земле он еще мог.
— Ну же, старая кляча!
Правый внутренний двигатель работал, но звучал плохо.
Беккер попробовал включить левый, но безуспешно. Все равно что поворачивать ключ зажигания в автомобиле без карбюратора.
— Не мучайся! — крикнул Кан. — Наверное, провода порвались. Оставь его в покое.
— Ты прав. — Беккер заблокировал тормоза и включил три оставшихся двигателя. Все могло закончиться в любую минуту из-за попадающего в моторы песка или нехватки горючего, но отпускать тормоза он пока не хотел. — Пусть все поднимаются на борт!
Кан открыл дверь кабины. Раненые лежали вдоль стен, те, кто мог, сидели, прижимая к стене бронированные пластины.
Несколько человек, мужчин и женщин, держали в руках винтовки, готовясь открыть огонь через разбитые иллюминаторы, если ашбалы пойдут на штурм.
Проскользнув через аварийную дверь, Кан выбежал на крыло. На этой широкой алюминиевой плоскости расположились около дюжины мужчин и женщин, продолжавших стрелять в почти непроницаемую стену песка. Некоторые из лежавших на земле только делали вид, что стреляют, потому что израсходовали все патроны. Стоявшие рядом кассетные магнитофоны продолжали изрыгать из динамиков звуки отчаянной пальбы, но этот трюк был последним из набора военных хитростей, имевшихся в распоряжении израильтян. Увидев стоящего на конце крыла Берга, Кан побежал к нему, крича на ходу:
— Уходим! Прикажите всем убраться в салон!
Берг махнул рукой в знак того, что понял. Он никак не мог пересчитать людей. Группа министра иностранных дел собралась в полном составе. Приведенные из домика пастуха «самоубийцы» были посажены в багажный отсек и находились под охраной. Все раненые уже на борту, а остальные держали оборону либо здесь, либо у хижины. Отсутствовали только Хоснер и Джон Макклюр, причем обоих не видели уже давно.
Берг крикнул, чтобы все вернулись в салон, хотя люди и так уже знали, что происходит. Из тучи песка вынырнул Альперн, тащивший безжизненное тело Маркуса. За ним следовали последние пять человек, державшие оборону возле хижины. Берг снова провел перекличку. Все вроде бы сходилось. Коммандос эксгумируют тех, кто похоронен. Они же найдут тело Каплана и, возможно, тела Деборы Гидеон и Бена Добкина. В общем, не хватало только Хоснера и Макклюра, и все же Берг терзался сомнениями. Сделав наспех короткую запись в блокноте, он снял ботинок, засунул в него блокнот и швырнул в сторону от самолета. Если «конкорд» сгорит, то солдаты, прочесывая холм, найдут его отчет обо всем, что здесь случилось, и получат список погибших.
Берг подбежал к Альперну, пытавшемуся погрузить в самолет тело убитого друга:
— Где Хоснер?
Альперн пожал плечами:
— Вы же сами знаете, что он не собирался возвращаться.
Берг кивнул и в тот же миг перехватил взгляд Мириам Бернштейн. Она слышала, что сказал Альперн.
Мириам вскочила, подбежала к краю крыла и попыталась спрыгнуть на землю. Берг схватил ее за руку и рванул к себе. Женщина брыкалась и отталкивала его руками, но на помощь Бергу пришел кто-то из женщин, и они вдвоем втащили ее в салон. Мириам кричала, чтобы ее отпустили, но Берг остался непреклонен.
И все-таки они шли вперед, не столько увлекаемые желанием захватить заложников и тем самым гарантировать себе жизнь, сколько подгоняемые криками и угрозами Ахмеда Риша и Салема Хаммади. Даже в своем нынешнем, далеко не лучшем состоянии ашбалы представляли серьезную, грозную силу. Их можно было бы сравнить с ранеными тиграми и тигрицами, ослабленными, но все еще опасными и заслуживающими внимания.
Риш поймал двух девушек, сестер, отбившихся от группы. Они плакали и умоляли его пощадить их, утверждая, что просто устали и потеряли ориентацию в темноте из-за стрельбы и песчаной бури. Но Риш решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы укрепить дисциплину. Он заставил девушек стать на колени и выстрелил каждой в затылок из пистолета.
В какой-то момент Хаммади подумал, что чрезмерно суровое наказание станет тем самым перышком, которое сломало спину верблюда, но казнь произвела именно тот эффект, на который и рассчитывал Риш. Небольшой отряд, насчитывавший теперь не более двух десятков человек, с удвоенной энергией двинулся к ревущему «конкорду». Хаммади подумал, что люди скорее готовы терпеть, чем рисковать жизнью, восставая против нее. Полезный урок для человека, готовящегося принять бремя руководства.
Якову то и дело приходилось падать на колено, стрелять, отбегать или отползать. Иногда в него стреляли свои же, но он понимал, что это естественно в условиях боя при плохой видимости. Однако постепенно огонь израильтян ослабевал, а потом и вообще почти прекратился. Внезапно взвыли двигатели, и Хоснер догадался, что Беккер собирается отпустить тормоза. Оглянувшись, он увидел красное мерцание сопел. Совсем неподалеку раздался громкий, перекрывающий все прочие звуки, голос Риша:
— Быстрее! Быстрее, мои «тигрята»! Добыча близка, не упустите ее! Еще один бросок! Сейчас или никогда!
Хоснер понимал тех мужчин и женщин, которые шли за Ришем и беспрекословно подчинялись ему. Даже сам голос Риша, высокий, пронзительный, с истерическими нотками, казался знакомым, как будто террорист говорил не на арабском, а по-немецки. Некоторые люди рождены повелевать, а если у них еще и с мозгами не все в порядке, то результат получается страшный.
Видя бегущих на него арабов, Хоснер отступил к траншее, отрытой теми, кто собирался превратить ее в свою могилу. Спрыгнув в нее, он почувствовал под ногами тела. Кто бы это мог быть? Впрочем, раздумывать над этим было некогда.
Яков притаился и стал ждать Ахмеда Риша.
Отряд Гиддела развернулся в шеренгу по пять человек с каждой стороны своего джипа с установленным на нем безоткатным орудием калибра 106 миллиметров и выступил в направлении гостиницы, отделенной от музея плоской пыльной равниной.
Кроме Гиддела, в джипе находились водитель, расчет из двух человек и доктор Аль-Танни, куратор музея. Последний, устроившись у себя в кабинете, проводил весеннюю ревизию, не обращая никакого внимания на то, что происходило прямо у него под окном. Именно там и нашел его лейтенант Гиддел.
Сцена в кабинете напомнила офицеру рассказ об Архимеде, решавшем математическую задачу в то время, когда римляне осаждали его родной город. Ученый грек не позволял внешним событиям вмешиваться в ход его мыслей, и разъяренный солдат убил изобретателя. Таким образом, размышлял Гиддел, Архимед в одно мгновение превратился в героя и мученика в глазах всех интеллектуалов, а военные получили вечное клеймо душителей свободной мысли. Гиддел совладал с порывом, которому поддался древний римлянин, и ограничился тем, что сбросил инвентарные списки на пол.
И вот теперь куратор сидел в джипе, который медленно преодолевал расстояние в несколько сотен метров, отделявшее лейтенанта от его следующей цели. При этом Гиддел пытался разговаривать с доктором:
— По вашей оценке, сколько ашбалов может быть в гостинице?
В распоряжении Аль-Танни была комната в гостинице, но он предпочитал ночевать в музее на расстеленном на полу матрасе. В гостиницу он приходил только для того, чтобы воспользоваться ее удобствами и кухней.
— Они мне не докладывают, молодой человек, — ответил куратор, поправляя сползшие очки.
Лейтенант придал своему взгляду необходимую суровость.
— Но я могу предположить, что там находятся примерно пятьдесят человек с ранениями различной степени, около десятка санитаров и один врач. Есть еще часовые и дежурный.
— В доме имеется подвал?
— Нет.
— Стены бетонные?
— Да.
— Постояльцы? Служащие гостиницы?
— Нет. Сезон еще не открылся.
— Другие гражданские лица?
— Иногда бывают деревенские девушки. Ну, вы понимаете...
— Там есть радио? Они поддерживают связь с другими ашбалами, теми, что на холме?
— Да, радио есть. В фойе. Там где сидит дежурный.
— Оружие у раненых с собой?
— Да.
— Тяжелое вооружение? Пулеметы? Ракетные установки? Минометы? Гранатометы?
— Я ничего такого не видел.
— Где они держат пленных?
— У них была пленная девушка. Они держали ее в кабинете управляющего.
— Израильтянка?
О пленной девушке в Иерусалиме узнали от Добкина.
— Думаю, что да.
— Как насчет генерала? — Гиддел уже рассказал куратору о генерале, но по выражению лица доктора понял, что тот ему не поверил. Наверное, решил, что израильтяне ведут с ним какую-то игру, делая ставку на его дружбу с Добкином. — Впрочем, вы ведь его не видели, верно?
— Я уже сказал, что не видел.
— И вы ничего о нем не слышали?
— Я бы вам сообщил.
— Где еще они могут держать пленника?
— Не знаю. Не в комнатах. Там полно раненых. Не в кухне. В столовой обедают. Есть еще комната отдыха, но ее тоже для чего-то используют. По всей вероятности, в кабинете управляющего. Я не был в гостинице с того времени, когда генерал, как вы утверждаете, позвонил вам, так что, возможно, его держат именно в кабинете.
Гиддел посмотрел на гостиницу. Он уже различал ее очертания и видел свет в окнах.
— Где находится кабинет управляющего?
— Слева от фойе. Первая дверь по левой стороне. Окна с фасада.
— Кто там старший?
— Человек по имени Аль-Бакр.
— С ним можно договориться?
Доктор Аль-Танни позволил себе усмехнуться.
— Я имею в виду, предпочтет ли он договориться или позволит раненым сгореть?
— Спросите его сами.
Лейтенант Гиддел посмотрел на приземистое строение. Невероятно, но, похоже, приближение израильтян все еще оставалось незамеченным. Джип продолжал двигаться со скоростью пять километров в час, и солдаты поспевали за ним шагом. Видимость улучшилась, и лейтенант поднес к глазам полевой бинокль. Возле входа в гостиницу лежали сложенные палатки. Растущие у дома эвкалипты частично заслоняли веранду. Слева от дома стояло несколько машин. В окнах горел свет, а из труб тянулись тонкие струйки дыма. Завтрак. На верандах обоих этажей сидели люди. Никто не обращал внимания на ползущий по равнине джип и бегущих рядом с ним солдат. Лейтенант повернулся к Аль-Танни:
— По-вашему, он способен прислушаться к голосу рассудка? Вы можете как-то повлиять на Аль-Бакра?
— Я? — Доктор покачал головой. — Я ведь их пленник. Точнее, был им. Вы ошибаетесь, если думаете иначе. У меня нет с ними ничего общего.
Гиддел снова посмотрел на гостиницу.
Доктор Аль-Танни осторожно дотронулся до его плеча:
— Молодой человек, если бы я знал, что мой друг, генерал Добкин, находится в руках этих людей, то сделал бы все, что в моих силах, чтобы освободить его. Но, поверьте, они бы меня не послушали. Я видел, что они сделали с пленницей. Уверен, если они схватили генерала, то он уже мертв. Не рискуйте понапрасну своими людьми и не тратьте попусту время.
Лейтенант подстроил резкость. Несколько человек стояли у перил веранды и пристально смотрели куда-то. На них были белые одежды, на некоторых — повязки. Гиддел понял, что их взгляды обращены в сторону Северной крепости, откуда доносились звуки разрывов. Какое-то время они не замечали приблизившихся израильтян, но потом два или три человека повернулись в его сторону. Лейтенант взглянул на Аль-Танни:
— Спасибо, доктор. А теперь, пожалуйста, соскакивайте с джипа и уходите. Если только не хотите остаться с нами.
— Нет, благодарю вас. Желаю удачи.
Он спрыгнул на землю и откатился от движущейся машины.
Гиддел увидел, как несколько человек быстро вбежали в дом.
— Побыстрее! — Джип рванулся вперед, и коммандос перешли с ходьбы на бег. — Зарядить бронебойный! Приготовиться.
Расчет быстро выполнил команду. Внезапно со стороны гостиницы послышалась стрельба. Пули прошли выше. Лейтенант понял, что надежды на мирные переговоры безосновательны. Между тем за первой очередью последовала вторая. Ашбалы начали пристреливаться. Водитель джипа передал Гидделу радиотелефон:
— Это воздушное прикрытие.
Лейтенант нажал кнопку:
— Восточный берег два-шесть, слушаю.
— На связи «Гавриил-32». Я могу сделать так, что этот домик исчезнет.
— Ответ отрицательный, «Гавриил». Возможно, внутри есть наши. Попробуем взять его сами.
— Понял. Если передумаете, только свистни.
— Понял. Спасибо. — Гиддел повернулся к орудийному расчету: — Берите подальше от левой входной двери. Огонь!
Снаряд ударил в стену второго этажа примерно в метре от главного входа. Раздался оглушительный взрыв, бетон раскололся. Из ближайших окон вырвалось пламя, повалил дым и полетел мусор. Свет во всем здании моментально погас, и лейтенант приказал водителю прибавить скорости. Коммандос, не останавливаясь, открыли огонь из гранатометов «М-16», автоматов и винтовок. Артиллеристы выстрелили еще раз. Снаряд пробил входную дверь и разорвался в фойе. Двое из наступавших остановились и, установив легкий пулемет «М-60», принялись поливать гостиницу длинными очередями.
Джип и коммандос находились метрах в двухстах от цели. Стрельба из здания прекратилась сразу же после первого орудийного выстрела. Третий снаряд влетел в разбитое окно справа от главного входа, и правая часть строения осела. Внутри начался пожар, окна заволокло дымом, верхняя веранда обрушилась. Мужчины и женщины в белых одеждах выскакивали из окон и неслись к автомобилям. Пулеметчики перенесли огонь на машины, которые стали взрываться одна за другой. Те, кто остался в живых, пустились наутек.
Лейтенанту не доставляло удовольствия вести огонь по зданию, в котором находились раненые, но там же были и пленные, там же размещался штаб, и оттуда ашбалы первыми начали стрелять по противнику. Арабы сами нарушили одно из главных правил войны, совместив военный пункт с медицинским, и теперь расплачивались за это дорогой ценой.
С расстояния пятьдесят метров орудие ударило еще раз. Теперь снаряд содержал не только взрывчатку, но и слезоточивый газ «Си-Эс».
Весь фасад был изрешечен пулями, расщепленные деревянные ставни горели. Дым валил из каждого окна, в воздухе стоял тяжелый запах кордита. Отовсюду доносились стоны.
Перекатившись через валявшиеся у входа тенты, джип, не сбавляя скорости, пронесся по двору, преодолел невысокие ступеньки и въехал в фойе. Водитель включил фары. Коммандос вошли в гостиницу через окна.
Раненые и убитые лежали среди мусора и обломков. Часть потолка в фойе обвалилась, и в углу образовалась целая куча из горящих кроватей и людей. Израильтяне уже натянули противогазы и теперь выкуривали тех, кто еще находился в комнатах. Двое солдат стреляли из гранатомета по ведущей на второй этаж лестнице. Еще двое выбежали через заднюю дверь на террасу, но увидели лишь исчезавших в серых сумерках рассвета беглецов. Преследовать их не стали. Сверху спускались люди в окровавленных одеждах или белье. Бледные от страха, растерянные, надсадно кашляющие, они тем не менее держали руки за головой. Некоторых рвало.
Лейтенант Гиддел ворвался в кабинет управляющего. Комната не пострадала, если не считать трещин на потолке и стенах. В воздухе стояла тяжелая серая пыль. Она же покрывала пол и все, что здесь находилось. Сначала Гиддел заметил девушку и, рванувшись к ней, споткнулся о тело. Мужчина лежал лицом вниз со связанными руками и ногами. По фигуре и росту лейтенант узнал генерала Добкина. Он осторожно перевернул его на спину. Лицо генерала было перепачкано кровью, левый глаз вырван. Он висел на зрительном нерве, касаясь щеки. Гидделу пришлось отвернуться. Сделав глубокий вдох, лейтенант снова повернулся к Добкину. Истязатели, должно быть, не успели закончить свою работу, когда в гостиницу ударил снаряд. Сначала Гиддел не мог понять, жив генерал или нет, но потом увидел кровавые пузыри на губах и под носом.
Вбежавший в комнату санитар метнулся к девушке.
— Жива. В шоке. — Он наклонился над Добкином. — Генерал плох. Трудно сказать, какие у него внутренние повреждения. Давайте перенесем обоих в джип и отправим на «Си-130».
— Верно. — Гиддел подошел к окну и позвал водителя: — Свяжись с «Си-130». Пусть подготовятся к приему двух раненых. Шок и кровоизлияние. И пусть свяжутся с Иерусалимом. Первые два вавилонских пленника... живы. — Он повернулся к санитару: — Надеюсь, остальные в лучшей форме. — Его взгляд задержался на стоявших во дворе несчастных мужчинах и женщинах. — Да, скажи, что у нас тут и несколько вавилонян.
В наушниках прозвучало сообщение, поступившее от пилота, охранявшего оба «Си-130».
— Понял. Смена задания. Огонь по холму, но не расходуйте все до последнего. Будьте осторожны.
Он развернул истребитель на последний заход. Небо было чистым, однако внизу по-прежнему бушевала песчаная буря, и видимость ограничивалась несколькими сотнями метров, а может, и того меньше.
Ласков вдавил кнопку, и его двадцатимиллиметровая пушка выпустила очередь снарядов, взрывших землю от внешней стены до восточного склона. Вести по арабам более эффективный огонь было невозможно именно из-за плохой видимости.
Прямо по курсу появился «конкорд», и Ласков резко потянул штурвал на себя. В этот короткий миг он успел заметить женщину на крыле лайнера. Может быть, Мириам Бернштейн? Она, похоже, звала кого-то.
Ласкову очень хотелось спросить Беккера о Мириам. Сотни людей в Израиле не меньше его хотели бы узнать о судьбе своих любимых, родных и близких. Надо подождать своей очереди.
Он вошел в крутой вираж, разворачиваясь над Евфратом, чтобы поменяться местами со второй половиной эскадрильи. Сейчас и у них будет возможность избавиться от груза. Ласков посмотрел на указатель топлива. При полетах на низкой высоте и на больших скоростях его расходовалось особенно много. А впереди еще путь домой. Он ткнул пальцем в кнопку интеркома:
— Посмотри, на этой улице не видно заправки?
— Есть, — отозвался Дэнни Лавон. — Сверните налево, потом тысячу километров прямо и притормозите в Лоде. Принимаются кредитные карточки.
Ласков улыбнулся. Конечно, Лавон и без его напоминаний следит за расходом горючего. И почему летчики так падки на дурацкие шутки? Этот идиотизм проник даже в Красную Армию. Но настоящие мастера, конечно, американцы. Вероятно, от них все и пошло.
Пролетая над «Си-130», он заметил, что коммандос у края деревни начали спускать на воду резиновые плоты, и бросил взгляд на часы. С момента посадки транспорта прошло семь минут. Неплохо. Ласков вызвал капитана Гейса.
— Это «Гавриил-32». Хорошая посадка. Огней до сих пор нет. Не беспокойся, мы присмотрим, чтобы все было чисто.
— Понял, «тридцать второй». Впечатляющая работа в Вавилоне. Что там у них, внизу?
— Играют в салки. Конец связи.
Один из истребителей отделился от группы и вышел на круг над «Си-130», два других взяли под наблюдение плоты.
Ласков пролетал над восточным берегом. Транспорт на дороге в Хиллах лежал прямо под ним. Ветер бил в фюзеляж, и пилоту пришлось оставить двигатели в рабочем режиме, чтобы контролировать самолет на земле.
Глядя вниз, Ласков довольно быстро обнаружил гостиницу, музей и башни Ворот Иштар. Он с удовольствием сбросил бы бомбу на гостиницу, но Иерусалим наложил строгое вето на какие бы то ни было самовольные действия. В верхах все еще надеялись, что Добкин жив. Ласкову такой вариант представлялся крайне маловероятным. Некоторые также высказывали предположение, основанное на докладе Добкина и информации Беккера, что в гостинице содержится в качестве пленницы какая-то женщина. В этом Ласков тоже сомневался.
Впрочем, вскоре все должно проясниться. Ласков видел приближавшиеся к гостинице джипы и колонну коммандос. Он знал, что там будет бой, и имел разрешение уничтожить и гостиницу, и музей, если сопротивление окажется достаточно упорным и солдаты задержатся более чем на десять минут. Израильские пленники, если они там есть, поймут такую меру. Он сам понял бы, если бы оказался на их месте. И Добкин тоже понял бы. Ведь он солдат.
* * *
Давид Беккер еще раз попытался включить вспомогательную энергоустановку. И снова неудачно. Аккумуляторы сели, и зажигание не срабатывало. Он повернулся к сидевшему рядом Кану:— Извини, Питер.
В стену кабины ударила пуля, и оба пилота инстинктивно пригнулись. Беккер почувствовал запах керосина и понял, что пробит либо топливный бак, либо фидер.
— Попробуй еще раз, Давид, — сказал Кан. — Попробуй еще раз. Терять нам все равно нечего.
— Ошибаешься! — крикнул Беккер. — Потерять мы можем все. Разве ты не чувствуешь запах керосина?
— Я не чувствую ничего, кроме запаха раскаленного свинца. Давай, Давид, жми!
— Не хочу посадить аккумуляторы. Мне нужно держать радиосвязь.
— Ради Бога, Давид, попробуй еще раз.
Беккер никогда еще не видел Кана таким упрямым. Питер всегда был вежливым и лаконичным. Удивительная перемена удивляла Беккера. Он посмотрел на панель, потом выглянул в боковой иллюминатор. Метрах в ста от «конкорда» бежали три или четыре ашбала. Кто-то — похоже, это был Маркус — выстрелил в них из «Калашникова», и арабы упали на землю, обхватив головы руками. Солнце уже взошло, его лучи пробивались через завесу пыли, и видимость улучшилась. Беккер даже различал двигавшиеся за серой дымкой фигуры. Интересно, кто бы это мог быть?
«Ф-14» пронесся так низко, что «конкорд» содрогнулся. Иллюминаторы заволокло пылью, по фюзеляжу застучали камни. Беккер раздраженно ткнул пальцем в злосчастную кнопку и искоса посмотрел на Кана:
— Кажется, у меня слуховые галлюцинации. А у тебя? Кан ничего не слышал, но зато чувствовал. Точнее, ощущал тем местом, на котором сидел.
— Есть! — заорал он, перекрывая грохот разорвавшейся ракеты. — Зажигание! Я починил эту хреновину с помощью отвертки и гаечного ключа! Я ее починил! Где Хоснер?
Беккеру показалось, что Кану сейчас наплевать на то, что будет дальше. Он починил установку, а все остальное его не волновало. Теперь дело за капитаном. Беккер дал установке немного поработать, с замиранием сердца ожидая, что пары керосина вот-вот взорвутся. Но по-видимому, их уносил ветер. Беккер немного расслабился. Генератор зарядил батареи, заработала основная система. В кабине стало светлее, на приборной панели ожили датчики и индикаторы.
Беккер утер лицо и провел ладонями по рубашке. Потом быстро проверил правый внешний двигатель. Он включился легко, как будто только вышел из ремонтного цеха «Эль-Аль». Беккер взглянул на Кана, и тот поднял вверх большой палец. Что с топливом? Стрелки индикаторов не прыгали. Они лежали, как мертвые, в красной зоне, на нуле. Между тем единственный работающий двигатель пожирал это самое несуществующее топливо в огромных количествах. Странно. Возможно, все дело в неисправном датчике. Так или иначе, но в одном из тринадцати баков самолета плескался керосин. Беккер включил левый внешний двигатель, и тот отозвался почти моментально, без колебаний. Уже не терзаясь сомнениями и предчувствиями, Беккер оживил правый внутренний двигатель. Получилось!
Кан поднялся со своего места и пересел в кресло бортинженера, где сейчас толку от него могло быть больше. Проверив показания приборов, он убедился в том, что многие системы вышли из строя. Летная песенка «конкорда» была спета, но прокатиться по земле он еще мог.
— Ну же, старая кляча!
Правый внутренний двигатель работал, но звучал плохо.
Беккер попробовал включить левый, но безуспешно. Все равно что поворачивать ключ зажигания в автомобиле без карбюратора.
— Не мучайся! — крикнул Кан. — Наверное, провода порвались. Оставь его в покое.
— Ты прав. — Беккер заблокировал тормоза и включил три оставшихся двигателя. Все могло закончиться в любую минуту из-за попадающего в моторы песка или нехватки горючего, но отпускать тормоза он пока не хотел. — Пусть все поднимаются на борт!
Кан открыл дверь кабины. Раненые лежали вдоль стен, те, кто мог, сидели, прижимая к стене бронированные пластины.
Несколько человек, мужчин и женщин, держали в руках винтовки, готовясь открыть огонь через разбитые иллюминаторы, если ашбалы пойдут на штурм.
Проскользнув через аварийную дверь, Кан выбежал на крыло. На этой широкой алюминиевой плоскости расположились около дюжины мужчин и женщин, продолжавших стрелять в почти непроницаемую стену песка. Некоторые из лежавших на земле только делали вид, что стреляют, потому что израсходовали все патроны. Стоявшие рядом кассетные магнитофоны продолжали изрыгать из динамиков звуки отчаянной пальбы, но этот трюк был последним из набора военных хитростей, имевшихся в распоряжении израильтян. Увидев стоящего на конце крыла Берга, Кан побежал к нему, крича на ходу:
— Уходим! Прикажите всем убраться в салон!
Берг махнул рукой в знак того, что понял. Он никак не мог пересчитать людей. Группа министра иностранных дел собралась в полном составе. Приведенные из домика пастуха «самоубийцы» были посажены в багажный отсек и находились под охраной. Все раненые уже на борту, а остальные держали оборону либо здесь, либо у хижины. Отсутствовали только Хоснер и Джон Макклюр, причем обоих не видели уже давно.
Берг крикнул, чтобы все вернулись в салон, хотя люди и так уже знали, что происходит. Из тучи песка вынырнул Альперн, тащивший безжизненное тело Маркуса. За ним следовали последние пять человек, державшие оборону возле хижины. Берг снова провел перекличку. Все вроде бы сходилось. Коммандос эксгумируют тех, кто похоронен. Они же найдут тело Каплана и, возможно, тела Деборы Гидеон и Бена Добкина. В общем, не хватало только Хоснера и Макклюра, и все же Берг терзался сомнениями. Сделав наспех короткую запись в блокноте, он снял ботинок, засунул в него блокнот и швырнул в сторону от самолета. Если «конкорд» сгорит, то солдаты, прочесывая холм, найдут его отчет обо всем, что здесь случилось, и получат список погибших.
Берг подбежал к Альперну, пытавшемуся погрузить в самолет тело убитого друга:
— Где Хоснер?
Альперн пожал плечами:
— Вы же сами знаете, что он не собирался возвращаться.
Берг кивнул и в тот же миг перехватил взгляд Мириам Бернштейн. Она слышала, что сказал Альперн.
Мириам вскочила, подбежала к краю крыла и попыталась спрыгнуть на землю. Берг схватил ее за руку и рванул к себе. Женщина брыкалась и отталкивала его руками, но на помощь Бергу пришел кто-то из женщин, и они вдвоем втащили ее в салон. Мириам кричала, чтобы ее отпустили, но Берг остался непреклонен.
* * *
Ашбалы знали, что израильские коммандос приближаются к ним с тыла. От их храбрости почти ничего не осталось, а некоторые исчерпали и запас физических сил. Усталость и жажда сказывались на всех, многие уже плохо понимали, где они и что делают. Песок забивал уши, нос и рот, глаза слезились, ноги отказывались идти. Теперь они думали не столько об израильтянах впереди, сколько об израильтянах позади. Каждый составлял план личного спасения на случай, если не удастся захватить заложников. Попадать в руки коммандос не хотел никто.И все-таки они шли вперед, не столько увлекаемые желанием захватить заложников и тем самым гарантировать себе жизнь, сколько подгоняемые криками и угрозами Ахмеда Риша и Салема Хаммади. Даже в своем нынешнем, далеко не лучшем состоянии ашбалы представляли серьезную, грозную силу. Их можно было бы сравнить с ранеными тиграми и тигрицами, ослабленными, но все еще опасными и заслуживающими внимания.
Риш поймал двух девушек, сестер, отбившихся от группы. Они плакали и умоляли его пощадить их, утверждая, что просто устали и потеряли ориентацию в темноте из-за стрельбы и песчаной бури. Но Риш решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы укрепить дисциплину. Он заставил девушек стать на колени и выстрелил каждой в затылок из пистолета.
В какой-то момент Хаммади подумал, что чрезмерно суровое наказание станет тем самым перышком, которое сломало спину верблюда, но казнь произвела именно тот эффект, на который и рассчитывал Риш. Небольшой отряд, насчитывавший теперь не более двух десятков человек, с удвоенной энергией двинулся к ревущему «конкорду». Хаммади подумал, что люди скорее готовы терпеть, чем рисковать жизнью, восставая против нее. Полезный урок для человека, готовящегося принять бремя руководства.
* * *
Хоснер удивился, услышав работающие двигатели «конкорда». Потом вспомнил, с какой решимостью взялся за работу Кан, и улыбнулся. Он не верил, что в баках самолета осталось топливо и что Беккеру удастся сдвинуть с места тяжелый лайнер с зарывшимся в песок носом и спущенными покрышками. И все же сама попытка была достойна уважения. Коммандос не успеют, даже если двигаются с предельной скоростью. Другое дело, если Беккер сдвинет самолет с места и встретит их на восточном склоне. Это стало бы сюрпризом для всех, включая, как подозревал Хоснер, самого Беккера. Кан же всегда был уверен, что починит установку.Якову то и дело приходилось падать на колено, стрелять, отбегать или отползать. Иногда в него стреляли свои же, но он понимал, что это естественно в условиях боя при плохой видимости. Однако постепенно огонь израильтян ослабевал, а потом и вообще почти прекратился. Внезапно взвыли двигатели, и Хоснер догадался, что Беккер собирается отпустить тормоза. Оглянувшись, он увидел красное мерцание сопел. Совсем неподалеку раздался громкий, перекрывающий все прочие звуки, голос Риша:
— Быстрее! Быстрее, мои «тигрята»! Добыча близка, не упустите ее! Еще один бросок! Сейчас или никогда!
Хоснер понимал тех мужчин и женщин, которые шли за Ришем и беспрекословно подчинялись ему. Даже сам голос Риша, высокий, пронзительный, с истерическими нотками, казался знакомым, как будто террорист говорил не на арабском, а по-немецки. Некоторые люди рождены повелевать, а если у них еще и с мозгами не все в порядке, то результат получается страшный.
Видя бегущих на него арабов, Хоснер отступил к траншее, отрытой теми, кто собирался превратить ее в свою могилу. Спрыгнув в нее, он почувствовал под ногами тела. Кто бы это мог быть? Впрочем, раздумывать над этим было некогда.
Яков притаился и стал ждать Ахмеда Риша.
* * *
Лейтенант Иешуа Гиддел остался со своим отделением возле небольшого музея, тогда как два других, с джипом, обошли его стороной и двинулись по Дороге Процессий.Отряд Гиддела развернулся в шеренгу по пять человек с каждой стороны своего джипа с установленным на нем безоткатным орудием калибра 106 миллиметров и выступил в направлении гостиницы, отделенной от музея плоской пыльной равниной.
Кроме Гиддела, в джипе находились водитель, расчет из двух человек и доктор Аль-Танни, куратор музея. Последний, устроившись у себя в кабинете, проводил весеннюю ревизию, не обращая никакого внимания на то, что происходило прямо у него под окном. Именно там и нашел его лейтенант Гиддел.
Сцена в кабинете напомнила офицеру рассказ об Архимеде, решавшем математическую задачу в то время, когда римляне осаждали его родной город. Ученый грек не позволял внешним событиям вмешиваться в ход его мыслей, и разъяренный солдат убил изобретателя. Таким образом, размышлял Гиддел, Архимед в одно мгновение превратился в героя и мученика в глазах всех интеллектуалов, а военные получили вечное клеймо душителей свободной мысли. Гиддел совладал с порывом, которому поддался древний римлянин, и ограничился тем, что сбросил инвентарные списки на пол.
И вот теперь куратор сидел в джипе, который медленно преодолевал расстояние в несколько сотен метров, отделявшее лейтенанта от его следующей цели. При этом Гиддел пытался разговаривать с доктором:
— По вашей оценке, сколько ашбалов может быть в гостинице?
В распоряжении Аль-Танни была комната в гостинице, но он предпочитал ночевать в музее на расстеленном на полу матрасе. В гостиницу он приходил только для того, чтобы воспользоваться ее удобствами и кухней.
— Они мне не докладывают, молодой человек, — ответил куратор, поправляя сползшие очки.
Лейтенант придал своему взгляду необходимую суровость.
— Но я могу предположить, что там находятся примерно пятьдесят человек с ранениями различной степени, около десятка санитаров и один врач. Есть еще часовые и дежурный.
— В доме имеется подвал?
— Нет.
— Стены бетонные?
— Да.
— Постояльцы? Служащие гостиницы?
— Нет. Сезон еще не открылся.
— Другие гражданские лица?
— Иногда бывают деревенские девушки. Ну, вы понимаете...
— Там есть радио? Они поддерживают связь с другими ашбалами, теми, что на холме?
— Да, радио есть. В фойе. Там где сидит дежурный.
— Оружие у раненых с собой?
— Да.
— Тяжелое вооружение? Пулеметы? Ракетные установки? Минометы? Гранатометы?
— Я ничего такого не видел.
— Где они держат пленных?
— У них была пленная девушка. Они держали ее в кабинете управляющего.
— Израильтянка?
О пленной девушке в Иерусалиме узнали от Добкина.
— Думаю, что да.
— Как насчет генерала? — Гиддел уже рассказал куратору о генерале, но по выражению лица доктора понял, что тот ему не поверил. Наверное, решил, что израильтяне ведут с ним какую-то игру, делая ставку на его дружбу с Добкином. — Впрочем, вы ведь его не видели, верно?
— Я уже сказал, что не видел.
— И вы ничего о нем не слышали?
— Я бы вам сообщил.
— Где еще они могут держать пленника?
— Не знаю. Не в комнатах. Там полно раненых. Не в кухне. В столовой обедают. Есть еще комната отдыха, но ее тоже для чего-то используют. По всей вероятности, в кабинете управляющего. Я не был в гостинице с того времени, когда генерал, как вы утверждаете, позвонил вам, так что, возможно, его держат именно в кабинете.
Гиддел посмотрел на гостиницу. Он уже различал ее очертания и видел свет в окнах.
— Где находится кабинет управляющего?
— Слева от фойе. Первая дверь по левой стороне. Окна с фасада.
— Кто там старший?
— Человек по имени Аль-Бакр.
— С ним можно договориться?
Доктор Аль-Танни позволил себе усмехнуться.
— Я имею в виду, предпочтет ли он договориться или позволит раненым сгореть?
— Спросите его сами.
Лейтенант Гиддел посмотрел на приземистое строение. Невероятно, но, похоже, приближение израильтян все еще оставалось незамеченным. Джип продолжал двигаться со скоростью пять километров в час, и солдаты поспевали за ним шагом. Видимость улучшилась, и лейтенант поднес к глазам полевой бинокль. Возле входа в гостиницу лежали сложенные палатки. Растущие у дома эвкалипты частично заслоняли веранду. Слева от дома стояло несколько машин. В окнах горел свет, а из труб тянулись тонкие струйки дыма. Завтрак. На верандах обоих этажей сидели люди. Никто не обращал внимания на ползущий по равнине джип и бегущих рядом с ним солдат. Лейтенант повернулся к Аль-Танни:
— По-вашему, он способен прислушаться к голосу рассудка? Вы можете как-то повлиять на Аль-Бакра?
— Я? — Доктор покачал головой. — Я ведь их пленник. Точнее, был им. Вы ошибаетесь, если думаете иначе. У меня нет с ними ничего общего.
Гиддел снова посмотрел на гостиницу.
Доктор Аль-Танни осторожно дотронулся до его плеча:
— Молодой человек, если бы я знал, что мой друг, генерал Добкин, находится в руках этих людей, то сделал бы все, что в моих силах, чтобы освободить его. Но, поверьте, они бы меня не послушали. Я видел, что они сделали с пленницей. Уверен, если они схватили генерала, то он уже мертв. Не рискуйте понапрасну своими людьми и не тратьте попусту время.
Лейтенант подстроил резкость. Несколько человек стояли у перил веранды и пристально смотрели куда-то. На них были белые одежды, на некоторых — повязки. Гиддел понял, что их взгляды обращены в сторону Северной крепости, откуда доносились звуки разрывов. Какое-то время они не замечали приблизившихся израильтян, но потом два или три человека повернулись в его сторону. Лейтенант взглянул на Аль-Танни:
— Спасибо, доктор. А теперь, пожалуйста, соскакивайте с джипа и уходите. Если только не хотите остаться с нами.
— Нет, благодарю вас. Желаю удачи.
Он спрыгнул на землю и откатился от движущейся машины.
Гиддел увидел, как несколько человек быстро вбежали в дом.
— Побыстрее! — Джип рванулся вперед, и коммандос перешли с ходьбы на бег. — Зарядить бронебойный! Приготовиться.
Расчет быстро выполнил команду. Внезапно со стороны гостиницы послышалась стрельба. Пули прошли выше. Лейтенант понял, что надежды на мирные переговоры безосновательны. Между тем за первой очередью последовала вторая. Ашбалы начали пристреливаться. Водитель джипа передал Гидделу радиотелефон:
— Это воздушное прикрытие.
Лейтенант нажал кнопку:
— Восточный берег два-шесть, слушаю.
— На связи «Гавриил-32». Я могу сделать так, что этот домик исчезнет.
— Ответ отрицательный, «Гавриил». Возможно, внутри есть наши. Попробуем взять его сами.
— Понял. Если передумаете, только свистни.
— Понял. Спасибо. — Гиддел повернулся к орудийному расчету: — Берите подальше от левой входной двери. Огонь!
Снаряд ударил в стену второго этажа примерно в метре от главного входа. Раздался оглушительный взрыв, бетон раскололся. Из ближайших окон вырвалось пламя, повалил дым и полетел мусор. Свет во всем здании моментально погас, и лейтенант приказал водителю прибавить скорости. Коммандос, не останавливаясь, открыли огонь из гранатометов «М-16», автоматов и винтовок. Артиллеристы выстрелили еще раз. Снаряд пробил входную дверь и разорвался в фойе. Двое из наступавших остановились и, установив легкий пулемет «М-60», принялись поливать гостиницу длинными очередями.
Джип и коммандос находились метрах в двухстах от цели. Стрельба из здания прекратилась сразу же после первого орудийного выстрела. Третий снаряд влетел в разбитое окно справа от главного входа, и правая часть строения осела. Внутри начался пожар, окна заволокло дымом, верхняя веранда обрушилась. Мужчины и женщины в белых одеждах выскакивали из окон и неслись к автомобилям. Пулеметчики перенесли огонь на машины, которые стали взрываться одна за другой. Те, кто остался в живых, пустились наутек.
Лейтенанту не доставляло удовольствия вести огонь по зданию, в котором находились раненые, но там же были и пленные, там же размещался штаб, и оттуда ашбалы первыми начали стрелять по противнику. Арабы сами нарушили одно из главных правил войны, совместив военный пункт с медицинским, и теперь расплачивались за это дорогой ценой.
С расстояния пятьдесят метров орудие ударило еще раз. Теперь снаряд содержал не только взрывчатку, но и слезоточивый газ «Си-Эс».
Весь фасад был изрешечен пулями, расщепленные деревянные ставни горели. Дым валил из каждого окна, в воздухе стоял тяжелый запах кордита. Отовсюду доносились стоны.
Перекатившись через валявшиеся у входа тенты, джип, не сбавляя скорости, пронесся по двору, преодолел невысокие ступеньки и въехал в фойе. Водитель включил фары. Коммандос вошли в гостиницу через окна.
Раненые и убитые лежали среди мусора и обломков. Часть потолка в фойе обвалилась, и в углу образовалась целая куча из горящих кроватей и людей. Израильтяне уже натянули противогазы и теперь выкуривали тех, кто еще находился в комнатах. Двое солдат стреляли из гранатомета по ведущей на второй этаж лестнице. Еще двое выбежали через заднюю дверь на террасу, но увидели лишь исчезавших в серых сумерках рассвета беглецов. Преследовать их не стали. Сверху спускались люди в окровавленных одеждах или белье. Бледные от страха, растерянные, надсадно кашляющие, они тем не менее держали руки за головой. Некоторых рвало.
Лейтенант Гиддел ворвался в кабинет управляющего. Комната не пострадала, если не считать трещин на потолке и стенах. В воздухе стояла тяжелая серая пыль. Она же покрывала пол и все, что здесь находилось. Сначала Гиддел заметил девушку и, рванувшись к ней, споткнулся о тело. Мужчина лежал лицом вниз со связанными руками и ногами. По фигуре и росту лейтенант узнал генерала Добкина. Он осторожно перевернул его на спину. Лицо генерала было перепачкано кровью, левый глаз вырван. Он висел на зрительном нерве, касаясь щеки. Гидделу пришлось отвернуться. Сделав глубокий вдох, лейтенант снова повернулся к Добкину. Истязатели, должно быть, не успели закончить свою работу, когда в гостиницу ударил снаряд. Сначала Гиддел не мог понять, жив генерал или нет, но потом увидел кровавые пузыри на губах и под носом.
Вбежавший в комнату санитар метнулся к девушке.
— Жива. В шоке. — Он наклонился над Добкином. — Генерал плох. Трудно сказать, какие у него внутренние повреждения. Давайте перенесем обоих в джип и отправим на «Си-130».
— Верно. — Гиддел подошел к окну и позвал водителя: — Свяжись с «Си-130». Пусть подготовятся к приему двух раненых. Шок и кровоизлияние. И пусть свяжутся с Иерусалимом. Первые два вавилонских пленника... живы. — Он повернулся к санитару: — Надеюсь, остальные в лучшей форме. — Его взгляд задержался на стоявших во дворе несчастных мужчинах и женщинах. — Да, скажи, что у нас тут и несколько вавилонян.