Страница:
— Нет! — нетерпеливо воскликнула Элис и отстранилась. Она скинула и отбросила в сторону накидку, совершенно не задумываясь о том, что может повредить дорогую вещь. Потом убрала руки Гевина с пряжки пояса. — Ты действуешь слишком медленно, — без обиняков заявила она.
Гевин нахмурился, но по мере того как с Элис слетала одежда, нарастающее возбуждение подавляло все другие чувства. Она хотела его так же, как он ее. И что особенного в том, что она с нетерпением ждет, когда их обнаженные тела соприкоснутся?
У Гевина было желание немного поласкать Элис, но она быстро опрокинула его на себя и заставила войти в себя. И ему стало не до любовной игры и поцелуев. Под ним лежала Элис, и она изнемогала от страсти. Ее голос звучал хрипло, когда она давала ему указания, а руки крепко держали его за бедра, когда она направляла его движения, заставляя входить все глубже. Гевин испугался, что он делает ей больно, но она, казалось, только радовалась, ощущая в своем теле его мощные толчки.
— Сейчас! Сейчас! — закричала она и победно застонала.
Сразу же после этого она выбралась из-под него и откатилась подальше. Она не раз объясняла это тем, что ее начинали одолевать сомнения, вполне естественные для незамужней женщины. Гевину же доставило бы большое удовольствие, если бы она некоторое время оставалась спокойно лежать под ним, чтобы он мог насладиться ее телом или еще раз войти в нее. Он не спешил бы, он бы медленно погружался в любовную игру. Гевин старался не обращать внимания на чувство опустошенности, возникавшее после их соития, как будто ему дали попробовать лакомство и тут же отобрали его.
— Я должна идти, — сказала Элен и села. Начался сложный процесс одевания. Гевину нравилось наблюдать, как она натягивает чулки на стройные ноги. Во всяком случае это позволяло хоть в некоторой степени компенсировать ощущение неудовлетворенности. Внезапно он вспомнил, что в скором времени другой мужчина получит право дотрагиваться до нее.
— Я тоже получил предложение. — Элис замерла. Ее рука с чулком повисла в воздухе. Она ждала продолжения. — Жениться на дочери Роберта Риведуна.
— У него нет дочери, только сыновья, и оба женаты, — поспешно возразила Элис.
Риведун был одним из королевских графов, по сравнению с владениями которого поместья Эдмунда можно было бы назвать жалкой фермой. За те годы, что Гевин находился в Шотландии, ей пришлось немало потрудится, чтобы изучить историю всех графов — всех самых богатых людей Англии, — и только после этого она решила, что Эдмунд является наиболее вероятной и подходящей партией.
— Разве ты не знала, что два месяца назад оба сына умерли от какой-то изнурительной болезни?
Элис изумленно уставилась на него.
— Но я никогда не слышала, чтобы у него была дочь.
— Эту девушку зовут Джудит, она младше братьев. Насколько мне известно, мать готовила ее к служению церкви. Ее держат взаперти в доме отца.
— И тебе предложили жениться на этой Джудит? Но ведь она наследница состояния отца, она очень богата. Не могу понять, почему он сделал это предложение тебе? — Она замолчала, спохватившись, что следует скрывать свои истинные мысли от Гевина.
Гевин отвернулся. Элис заметила, как сжались его челюсти. Лунный свет отражался в мелких капельках пота, покрывавших его обнаженную грудь.
— Почему он предложил такую выгодную сделку какому-то Монтгомери? — ледяным тоном закончил он ее фразу.
Когда-то семья Монтгомери была очень богата, чем вызывала зависть у короля Генриха IV. Он объявил членов семьи предателями и все силы положил на то, чтобы разрушить могущественный клан. Он так преуспел на этом поприще, что только сейчас, сто лет спустя, Монтгомери удалось возвратить малую часть утраченного. Но никто из них не любил, когда им напоминали о том, чем они когда-то были.
— Потому что он считает нас хорошими воинами, — помолчав, ответил он. — Его владения граничат с нашими на севере, а он боится шотландцев. Он понимает, что, если наши семьи соединятся, мы будем защищать и его земли. Один из придворных поэтов слышал, как он заявил: «Пусть у Монтгомери ничего нет, зато у них рождаются сыновья». Получается, что я должен жениться на его дочери и произвести на свет сыновей.
Почти одевшись, Элис встала и пристально посмотрела на Гевина.
— Титул перейдет через дочь, не так ли? Твой старший сын будет графом, а после смерти ее отца титул достанется тебе. — Гевин резко повернулся. Он никогда не задумывался над этим, его совершенно не волновали подобные вещи. Поэтому ему показалось странным, что именно Элис, которую, на его взгляд, так мало заботили мирские дела, первая заговорила об этом. — Так ты женишься на ней? — Возвышаясь над ним, Элис наблюдала, как он поспешно натягивает на себя одежду.
— Я еще не решил. Официальное предложение было сделано два дня назад, и я подумал…
— Ты видел ее? — перебила его Элис.
— Видел? Ты имеешь в виду наследницу? Элис гневно сжала зубы. Временами мужчины могут быть страшно тупы. Она взяла себя в руки.
— Она красивая, я уверена, — со слезами в голосе произнесла она. — Как только ты обручишься с ней, ты сразу же забудешь обо мне.
Гевин быстро поднялся. Он не знал, сердиться ему или нет. Эта женщина рассуждает о том, что им придется связать свою жизнь с другими, как будто это никак не изменит их отношений.
— Я не видел ее, — тихо ответил он. Внезапно ему показалось, что ночной мрак проник в его душу. Он так страстно желал, чтобы Элис отказалась обсуждать грядущее замужество, а вместо этого получилось так, что он сам заговорил о своей женитьбе. Ему захотелось сбежать — подальше от сложностей, связанных с женщинами, чтобы вернуться в прочный и логичный мир мужчин. — Я не знаю, как повернется жизнь.
Элис нахмурилась. Гевин взял ее за руку и подвел к лошади.
— Я люблю тебя, — поспешно затараторила Элис. — Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя, всегда буду хотеть тебя.
Он подсадил ее в седло.
— Тебе следует вернуться, прежде чем тебя хватятся. Ведь нам не понравится, если какие-то слухи дойдут до благородного и храброго Чатворта, не так ли?
— Ты жесток, Гевин, — сказала Элис, однако он не услышал в ее голосе сдерживаемых рыданий. — Неужели меня нужно наказывать за то, что находится вне моей власти, за то, на что я не в состоянии повлиять?
Он не ответил.
Элис наклонилась и поцеловала его. Она почувствовала, что в мыслях он уже далеко, и это испугало ее. Она резко дернула за правый повод и ускакала.
Глава 2
Глава 3
Гевин нахмурился, но по мере того как с Элис слетала одежда, нарастающее возбуждение подавляло все другие чувства. Она хотела его так же, как он ее. И что особенного в том, что она с нетерпением ждет, когда их обнаженные тела соприкоснутся?
У Гевина было желание немного поласкать Элис, но она быстро опрокинула его на себя и заставила войти в себя. И ему стало не до любовной игры и поцелуев. Под ним лежала Элис, и она изнемогала от страсти. Ее голос звучал хрипло, когда она давала ему указания, а руки крепко держали его за бедра, когда она направляла его движения, заставляя входить все глубже. Гевин испугался, что он делает ей больно, но она, казалось, только радовалась, ощущая в своем теле его мощные толчки.
— Сейчас! Сейчас! — закричала она и победно застонала.
Сразу же после этого она выбралась из-под него и откатилась подальше. Она не раз объясняла это тем, что ее начинали одолевать сомнения, вполне естественные для незамужней женщины. Гевину же доставило бы большое удовольствие, если бы она некоторое время оставалась спокойно лежать под ним, чтобы он мог насладиться ее телом или еще раз войти в нее. Он не спешил бы, он бы медленно погружался в любовную игру. Гевин старался не обращать внимания на чувство опустошенности, возникавшее после их соития, как будто ему дали попробовать лакомство и тут же отобрали его.
— Я должна идти, — сказала Элен и села. Начался сложный процесс одевания. Гевину нравилось наблюдать, как она натягивает чулки на стройные ноги. Во всяком случае это позволяло хоть в некоторой степени компенсировать ощущение неудовлетворенности. Внезапно он вспомнил, что в скором времени другой мужчина получит право дотрагиваться до нее.
— Я тоже получил предложение. — Элис замерла. Ее рука с чулком повисла в воздухе. Она ждала продолжения. — Жениться на дочери Роберта Риведуна.
— У него нет дочери, только сыновья, и оба женаты, — поспешно возразила Элис.
Риведун был одним из королевских графов, по сравнению с владениями которого поместья Эдмунда можно было бы назвать жалкой фермой. За те годы, что Гевин находился в Шотландии, ей пришлось немало потрудится, чтобы изучить историю всех графов — всех самых богатых людей Англии, — и только после этого она решила, что Эдмунд является наиболее вероятной и подходящей партией.
— Разве ты не знала, что два месяца назад оба сына умерли от какой-то изнурительной болезни?
Элис изумленно уставилась на него.
— Но я никогда не слышала, чтобы у него была дочь.
— Эту девушку зовут Джудит, она младше братьев. Насколько мне известно, мать готовила ее к служению церкви. Ее держат взаперти в доме отца.
— И тебе предложили жениться на этой Джудит? Но ведь она наследница состояния отца, она очень богата. Не могу понять, почему он сделал это предложение тебе? — Она замолчала, спохватившись, что следует скрывать свои истинные мысли от Гевина.
Гевин отвернулся. Элис заметила, как сжались его челюсти. Лунный свет отражался в мелких капельках пота, покрывавших его обнаженную грудь.
— Почему он предложил такую выгодную сделку какому-то Монтгомери? — ледяным тоном закончил он ее фразу.
Когда-то семья Монтгомери была очень богата, чем вызывала зависть у короля Генриха IV. Он объявил членов семьи предателями и все силы положил на то, чтобы разрушить могущественный клан. Он так преуспел на этом поприще, что только сейчас, сто лет спустя, Монтгомери удалось возвратить малую часть утраченного. Но никто из них не любил, когда им напоминали о том, чем они когда-то были.
— Потому что он считает нас хорошими воинами, — помолчав, ответил он. — Его владения граничат с нашими на севере, а он боится шотландцев. Он понимает, что, если наши семьи соединятся, мы будем защищать и его земли. Один из придворных поэтов слышал, как он заявил: «Пусть у Монтгомери ничего нет, зато у них рождаются сыновья». Получается, что я должен жениться на его дочери и произвести на свет сыновей.
Почти одевшись, Элис встала и пристально посмотрела на Гевина.
— Титул перейдет через дочь, не так ли? Твой старший сын будет графом, а после смерти ее отца титул достанется тебе. — Гевин резко повернулся. Он никогда не задумывался над этим, его совершенно не волновали подобные вещи. Поэтому ему показалось странным, что именно Элис, которую, на его взгляд, так мало заботили мирские дела, первая заговорила об этом. — Так ты женишься на ней? — Возвышаясь над ним, Элис наблюдала, как он поспешно натягивает на себя одежду.
— Я еще не решил. Официальное предложение было сделано два дня назад, и я подумал…
— Ты видел ее? — перебила его Элис.
— Видел? Ты имеешь в виду наследницу? Элис гневно сжала зубы. Временами мужчины могут быть страшно тупы. Она взяла себя в руки.
— Она красивая, я уверена, — со слезами в голосе произнесла она. — Как только ты обручишься с ней, ты сразу же забудешь обо мне.
Гевин быстро поднялся. Он не знал, сердиться ему или нет. Эта женщина рассуждает о том, что им придется связать свою жизнь с другими, как будто это никак не изменит их отношений.
— Я не видел ее, — тихо ответил он. Внезапно ему показалось, что ночной мрак проник в его душу. Он так страстно желал, чтобы Элис отказалась обсуждать грядущее замужество, а вместо этого получилось так, что он сам заговорил о своей женитьбе. Ему захотелось сбежать — подальше от сложностей, связанных с женщинами, чтобы вернуться в прочный и логичный мир мужчин. — Я не знаю, как повернется жизнь.
Элис нахмурилась. Гевин взял ее за руку и подвел к лошади.
— Я люблю тебя, — поспешно затараторила Элис. — Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя, всегда буду хотеть тебя.
Он подсадил ее в седло.
— Тебе следует вернуться, прежде чем тебя хватятся. Ведь нам не понравится, если какие-то слухи дойдут до благородного и храброго Чатворта, не так ли?
— Ты жесток, Гевин, — сказала Элис, однако он не услышал в ее голосе сдерживаемых рыданий. — Неужели меня нужно наказывать за то, что находится вне моей власти, за то, на что я не в состоянии повлиять?
Он не ответил.
Элис наклонилась и поцеловала его. Она почувствовала, что в мыслях он уже далеко, и это испугало ее. Она резко дернула за правый повод и ускакала.
Глава 2
Было уже поздно, когда Гевин подъехал к замку Монтгомери. От всех владений семьи, ограбленной алчным королем, остался только замок. Многие поколения Монтгомери жили здесь более четырехсот лет — с тех пор как Вильгельм завоевал Англию и привез с собой уже в то время богатый и могущественный норманнский клан.
За долгие века замок не раз перестраивался и укреплялся, пока наконец прилегающие к нему три акра земли не были окружены каменной стеной толщиной в четырнадцать футов. Поместье было разделено на две части, составлявшие внешний и внутренний дворы. На внешнем дворе жили слуги, рыцари гарнизона и еще сотни людей и животных, необходимых для поддержания жизнедеятельности поместья. Внешний двор предназначался также для защиты внутреннего, где располагались дом четырех братьев Монтгомери и жилища их личных слуг. Замок стоял на вершине холма, его задний фасад выходил на реку. На расстоянии полумили от стен не было ни единого деревца: противнику пришлось бы продвигаться по открытой местности.
В течение четырех веков эта крепость служила Монтгомери надежной защитой от нападений алчного короля и воинственных соседей. Гевин с гордостью смотрел на мощные стены, окружавшие его дом. Он направил лошадь к реке, а потом, спешившись, повел ее к калитке в стене. Если не считать главных ворот, это был единственный вход в замок. Главные ворота были оснащены опускной решеткой с торчащими шипами. Ее опускали с помощью тросов. Сейчас, ночью, часовому пришлось бы разбудить еще пятерых, чтобы привести в действие подъемный механизм. Поэтому-то Гевин и решил пройти через второй вход, до которого добирался четверть мили вдоль стены высотой восемь футов. По стене прохаживались часовые. Каждый из них окликал Гевина, когда тот проходил мимо. Ни один рыцарь, если он дорожит своей жизнью, не решится спать на дежурстве.
Во времена правления нынешнего короля Генриха VII многие замки пришли в упадок. Вступив шестнадцать лет назад, в 1485 году, на престол, король решил ослабить могущество крупных дворян. Он запретил им создавать свои армии и взял под контроль производство пороха. С тех пор дворянство лишилось возможности вести междуусобные войны, целью которых был грабеж, и состояния начали таять. Требовались большие деньги, чтобы содержать замки, и обитатели крупных поместий один за другим стали переселяться в усадьбы.
Но оставались те, кто благодаря умелому управлению и тяжелому труду поддерживали жизнь в древних крепостях. Среди них были и Монтгомери, семья, которую уважала вся Англия. Внутри стен замка отец Гевина построил удобный дом для своих пятерых детей.
Оказавшись в замке, Гевин увидел, что на дворе кипит бурная деятельность.
— Что случилось? — спросил он конюха, которому передал лошадь.
— Господа только что вернулись с пожара в деревне.
— Плохи дела?
— Нет, сэр, сгорели дома нескольких торговцев. Господам не было нужды туда ходить. — Юноша пожал плечами, как бы пытаясь сказать, что ему трудно понять этих знатных особ.
Гевин вошел в дом, примыкавший к древней каменной башне, используемой теперь под склад. Несколько рыцарей укладывались спать. Поприветствовав их, он по широкой дубовой лестнице направился в свои комнаты на третьем этаже.
— А вот и наш братец, — весело объявил Рейн. — Майлс, тебе не кажется, что он слишком часто ездит кататься по ночам и пренебрегает своими обязанностями? Если бы мы последовали его примеру, полдеревни сгорело бы дотла.
Рейн был третьим из братьев Монтгомери, коренастым и приземистым. Он отличался большой силой. Его облик можно было бы назвать грозным — на поле брани он действительно представлял огромную опасность для противника, — но в обычной обстановке, как сейчас, его синие глаза светились задором, а на щеках играли ямочки.
Гевин взглянул на младших братьев, но промолчал.
Майлс, чью одежду покрывал слой копоти, протянул Гевину кружку с вином.
— У тебя плохие новости? — Майлс был самым младшим. Ничто не ускользало от проницательного взгляда его серых глаз. Улыбка редко появлялась на его лице.
— Что-то не так? — встрепенулся Рейн. Гевин взял протянутую кружку и устало опустился в стоявшее перед камином резное кресло из орехового дерева. Они находились в большой комнате с дубовым полом, покрытым восточными коврами. На стенах висели тяжелые шерстяные гобелены, изображавшие сцены охоты. Потолок образовывали выгнутые дугой балки, являвшиеся одновременно украшением и капитальным перекрытием. Комната была обставлена массивной резной мебелью. В южном конце находился эркер с кушетками, застеленными красными покрывалами. Стекла для окон были доставлены из Франции.
Все трое братьев были одеты очень просто. Льняные сорочки с расстегнутым воротом облегали их тело. Поверх сорочек были накинуты шерстяные дублеты — жилеты, доходившие до середины бедер, — и тяжелые короткие кафтаны. Чулки плотно обтягивали их ноги, только на Гевине были высокие сапоги. К поясу была пристегнута шпага в отделанных драгоценными камнями ножнах.
Гевин выпил вино и, молча наблюдая, как Майлс вновь наполняет его кружку, подумал о том, что ни с кем — даже с братьями — не может разделить свои страдания.
Так как Гевин молчал, Рейн и Майлс обменялись обеспокоенными взглядами. Они знали, куда ездил их брат, и догадывались, почему тот находится в столь мрачном расположении духа. Рейн однажды, по просьбе Гевина, встречался с Элис, и ему не понравилась ее холодность. Но ослепленный любовью Гевин считал ее совершенством. Однако несмотря на неприязнь, которую он чувствовал к Элис, Рейну был жалко брата.
Чего нельзя было сказать о Майлсе… В его душе никогда не поднималось чувство, хоть отдаленно напоминавшее любовь. По его мнению, все женщины были на одно лицо; все они выполняли одну и ту же роль.
— Сегодня прибыл еще один посыльный от Роберта Риведуна, — нарушил молчание Майлс. — Кажется, он беспокоится, что его дочь может умереть, не успев родить сына, и тогда некому будет наследовать его состояние.
— Разве она больна? — спросил Рейн. Ему было свойственно большее человеколюбие, чем его брату. Он не гнушался заботиться о здоровье крепостных, а его добросердечность распространялась даже на лошадей.
— Я ничего подобного не слышал, — ответил Майлс. — Риведун обезумел от горя после смерти сыновей. Он в отчаянии от того, что у него осталась только хилая дочь. До меня доходили слухи, что он регулярно бьет свою вторую жену в наказание за то, что она не родила ему сыновей.
Рейн нахмурился. Он никогда не верил, что побои могут изменить женщину.
— Так ты дашь ему ответ? — наседал Майлс на продолжавшего молчать Гевина.
— Пусть на ней женится кто-нибудь из вас, — наконец проговорил Гевин. — Вызовите Стивена из Шотландии, или ты, Рейн, тебе нужна жена.
— Риведун хочет выдать ее только за старшего сына, — усмехнулся Рейн. — В противном случае я бы с удовольствием взял ее.
— К чему эта торговля? — возмутился Майлс. — Тебе уже двадцать семь, пора создавать семью. Джудит Риведун богата — она в приданое принесет графский титул. Возможно, через нее Монтгомери вновь обретут то, что когда-то имели.
Элис для него потеряна, и чем скорее он признает этот факт, тем быстрее начнет залечиваться его рана, решил Гевин.
— Хорошо. Я согласен жениться. Майлс и Рейн облегченно вздохнули. Майлс поставил свою кружку на стол.
— Я попросил посыльного задержаться, рассчитывая передать с ним твой ответ.
Как только Майлс покинул комнату, Рейн дал волю своему чувству юмора.
— Я слышал, что она вот такого росточка, — сообщил он, указывая рукой на талию, — а зубы у нее лошадиные. Кроме того…
По старой башне гулял сквозняк, в трещинах свистел ветер. Промасленная бумага, которой были затянуты окна, почти не спасала от холода.
Свернувшись калачиком, нагая, Элис спала под пуховым одеялом.
— Моя госпожа, — прошептала Ила. — Он здесь.
Элис лениво перекатилась на другой бок.
— Как ты смеешь будить меня! — зло прошипела она. — Кто здесь?
— Человек из поместья Риведун. Он…
— Риведун! — немедленно проснувшись, воскликнула Элис и села. — Подай мне халат и веди его сюда.
— Сюда? — ахнула Ила. — Нет, моя госпожа, вы не должны. Кто-нибудь может вас услышать.
— Да, — рассеянно проговорила Элис. — Риск слишком велик. Дай мне одеться. Я встречусь с ним под старым вязом в саду возле кухни.
— Ночью? Но…
— Пошла прочь! Скажи ему, что я скоро туда приду.
Элис надела платье из темно-красного бархата, отделанное серым беличьим мехом. Завязав на талии широкий пояс, она сунула ноги в позолоченные кожаные туфельки.
Прошел почти месяц с тех пор, как она в последний раз встречалась с Гевином. За все это время от него не было ни единой весточки. Через несколько дней после свидания в лесу она узнала, что он собирается жениться на наследнице состояния Риведунов. И теперь по всей Англии кричат о турнире, который состоится в честь бракосочетания. Приглашены все мало-мальски знатные особы, рыцарям, умеющим держать в руках меч, предложено принять участие в поединках. И чем больше слухов доходило до Элис, тем сильнее становилась ее ревность. Как бы ей хотелось сидеть с таким красивым женихом, как Гевин, и следить за рыцарями, которые сражаются в ее честь. На ее свадьбе не будет ничего подобного.
Да, она много слышала о предстоящих празднествах, однако ничего не было сказано о самой Джудит Риведун. Она казалась бесплотным существом, чем-то безликим, просто именем. Две недели назад Элис пришло в голову нанять шпиона, чтобы тот выяснил, что собой представляет эта призрачная Джудит. Элис должна была знать, с кем ей предстоит бороться. Она велела Иле в любое время дня или ночи сообщить ей о приезде этого человека.
Сердце ее бешено стучало, когда она бежала по тропинке. Эта Джудит — отвратительная жаба, убеждала себя Элис. Она должна быть такой.
— О моя госпожа, — проговорил нанятый ею человек, — ваша красота затмевает луну. — Он приник к ее руке поцелуем.
Он вызывал у Элис отвращение, но ведь из тех, кто согласился бы выполнить ее поручение, он был единственным, имевшим доступ в семейство Риведунов. Цена, которую Элис пришлось заплатить ему, была непомерной. С самого начала ей была противна его вкрадчивость и елейность, но физическая близость с ним оставила у нее, по крайней мере, совершенно другие впечатления. Интересно, спросила она себя, неужели у всех мужчин внешность так не соответствует их способностям?
— Какие новости? — нетерпеливо спросила Элис, поспешно отдернув руку. — Ты видел ее?
— Только… на расстоянии…
— На расстоянии? Так видел или нет? — настаивала Элис, пристально глядя ему в глаза.
— Да, видел, — решительно ответил он. — Но ее очень тщательно охраняют.
Ему хотелось угодить этой красивой блондинке, поэтому он должен скрывать правду. Он действительно видел Джудит Риведун, но издали, когда она выезжала из дома в сопровождении нескольких женщин. Он даже не был уверен, кто из них наследница большого состояния.
— Почему ее охраняют? Она что, слаба рассудком, и ее боятся оставить одну?
Внезапно его охватил страх перед этой женщиной, так пристрастно допрашивающей его. Ее синие глаза излучали силу.
— Есть кое-какие слухи. Она появляется только в обществе матери и нянек. Она всю жизнь провела в женском окружении, ее готовили к службе церкви.
— Церкви? — Элис почувствовала, как напряжение отпускает ее. Она знала, что, если в богатой семье рождалась слабоумная или искалеченная девочка, малышку отдавали в монастырь, где о ней заботились монахини. Это успокоило ее. — Значит, ты считаешь, что она не в своем уме или у нее врожденное уродство?
— А почему еще, моя госпожа, ее всю жизнь держали бы взаперти? Роберт Риведун очень жесткий человек. Его жена хромает с тех пор, как он сбросил ее с лестницы. Он бы не хотел, чтобы весь мир узнал о том, что у него не дочь, а чудовище.
— Но ведь ты не уверен, что именно поэтому ее прячут?
Он улыбнулся, почувствовав себя в безопасности.
— Разве могут быть иные причины? Если бы она была полноценна как умственно, так и телесно, разве ее не выставили бы напоказ перед всем светом? Разве он не выдал бы свою дочь замуж до того, как смерть сыновей вынудила его к этому? Какой бы отец согласился отдать свою единственную дочь церкви? Он мог бы пойти на такой шаг, только если бы у него было несколько дочерей. — Элис устремила свой взгляд в ночь. Ее молчание придало мужчине смелости. Он придвинулся к ней, взял за руку и зашептал:
— Вам нечего бояться, моя госпожа. На земле нет женщины, способной заставить лорда Гевина позабыть о вас.
Только прерывистое дыхание Элис свидетельствовало о том, что она услышала его слова. Неужели всем известно о ее связи с Гевином? С мастерством великолепной актрисы она изобразила на своем лице улыбку.
— Ты хорошо поработал, ты будешь… щедро вознагражден, — Намек, прозвучавший в ее словах, не вызывал ни малейшего сомнения.
Он наклонился и поцеловал ее в шею. Элис отпрянула.
— Нет, не сегодня, — многозначительно прошептала она. — Завтра. Нужно все подготовить, чтобы мы могли подольше побыть вместе. — Ее рука метнулась под его камзол и легла на бедро. У него перехватило дыхание, и на лице Элис появилась призывная улыбка. — Я должна идти, — проговорила она, всем своим видом показывая свое нежелание расставаться с ним.
Стоило ей повернуться к нему спиной, как улыбка исчезла с ее губ. Прежде чем она вернется в дом, ей надо сделать еще одно дело. Юный конюх будет только рад помочь ей. Она не позволит какому-то простолюдину свободно рассуждать о ее отношениях с Гевином… и он заплатит за свои слова.
— Доброе утро, папа, — бодро проговорила Элис и скользнула губами по заросшей щетиной щеке грязного старика с грубыми чертами лица.
Они находились на втором этаже башни, который представлял собой огромный зал, где ели и спали слуги и где сосредоточилась вся дневная жизнь замка.
Элис заглянула в пустую кружку, которую отец держал в руке.
— Эй, ты! — бросила она проходившему мимо слуге. — Принеси моему отцу еще эля.
Николае Вейланс взял руку дочери в свои и с благодарностью взглянул на Элис.
— Ты единственная, кто любит меня, моя дорогая девочка. Все остальные — твоя мать и сестры — стараются спрятать от меня выпивку. Но ведь ты понимаешь, как она успокаивает меня.
Элис отодвинулась, стараясь скрыть чувства, которые вызвало в ней его прикосновение.
— Конечно, папа. И все потому, что только я люблю тебя. — Она ласково улыбнулась ему.
До сих пор Николае Вейланс не мог поверить в то, что он и его уродливая жена смогли произвести на свет такую красавицу. Нежное, светлое очарование Элис резко контрастировало с его обликом, который можно было бы охарактеризовать как «темный». В то время как другие члены семью ругали его и прятали от него ликер, Элис потихоньку от домочадцев таскала ему бутылки. Это было правдой — Элис действительно любила его. И он ее. Разве он не тратил все, до последней монетки, на ее туалеты? Элис носила шелк, а ее сестры — платья из грубого полотна. Он готов на все для нее. Разве он не сказал этому Гевину Монтгомери, что она не может выйти за него, — именно этого и потребовала от него Элис? Естественно, Николае не понимал, почему девушка не захотела стать женой такого сильного и богатого человека, как Гевин. Но Элис была права. Николае одним глотком опорожнил только что наполненную кружку. Дочка была права — теперь она выходит за графа. Конечно, Эдмунда Чатворта нельзя сравнить ни с одним из братьев Монтгомери, но Элис сама знает, что для нее лучше.
— Папа, — продолжала улыбаться она. — Сделай мне одно одолжение.
Он выпил всего три кружки эля. Иногда просьбы Элис было не так-то просто выполнить. Он решил переменить тему разговора.
— Тебе известно, что вчера вечером со стены упал человек? Какой-то незнакомец. Никто не знает, откуда он взялся.
На лице Элис появилось совершенно иное выражение. Теперь этот шпион никому не расскажет о Гевине и о том, что она собирала сведения о наследнице состояния Риведунов. Элис выкинула из головы мысли об этом человеке: он ничего не значил для нее.
— Я хочу пойти на свадьбу дочери Риведуна и Гевина.
— Ты хочешь получить приглашение на свадьбу дочери графа? — недоверчиво переспросил Николае.
— Да.
— Но я не могу. Как ты это себе представляешь?
На этот раз Элис взмахом руки отослала слугу и собственноручно наполнила кружку отца.
— У меня есть план, — поспешно проговорила она, одарив его самой очаровательной улыбкой.
За долгие века замок не раз перестраивался и укреплялся, пока наконец прилегающие к нему три акра земли не были окружены каменной стеной толщиной в четырнадцать футов. Поместье было разделено на две части, составлявшие внешний и внутренний дворы. На внешнем дворе жили слуги, рыцари гарнизона и еще сотни людей и животных, необходимых для поддержания жизнедеятельности поместья. Внешний двор предназначался также для защиты внутреннего, где располагались дом четырех братьев Монтгомери и жилища их личных слуг. Замок стоял на вершине холма, его задний фасад выходил на реку. На расстоянии полумили от стен не было ни единого деревца: противнику пришлось бы продвигаться по открытой местности.
В течение четырех веков эта крепость служила Монтгомери надежной защитой от нападений алчного короля и воинственных соседей. Гевин с гордостью смотрел на мощные стены, окружавшие его дом. Он направил лошадь к реке, а потом, спешившись, повел ее к калитке в стене. Если не считать главных ворот, это был единственный вход в замок. Главные ворота были оснащены опускной решеткой с торчащими шипами. Ее опускали с помощью тросов. Сейчас, ночью, часовому пришлось бы разбудить еще пятерых, чтобы привести в действие подъемный механизм. Поэтому-то Гевин и решил пройти через второй вход, до которого добирался четверть мили вдоль стены высотой восемь футов. По стене прохаживались часовые. Каждый из них окликал Гевина, когда тот проходил мимо. Ни один рыцарь, если он дорожит своей жизнью, не решится спать на дежурстве.
Во времена правления нынешнего короля Генриха VII многие замки пришли в упадок. Вступив шестнадцать лет назад, в 1485 году, на престол, король решил ослабить могущество крупных дворян. Он запретил им создавать свои армии и взял под контроль производство пороха. С тех пор дворянство лишилось возможности вести междуусобные войны, целью которых был грабеж, и состояния начали таять. Требовались большие деньги, чтобы содержать замки, и обитатели крупных поместий один за другим стали переселяться в усадьбы.
Но оставались те, кто благодаря умелому управлению и тяжелому труду поддерживали жизнь в древних крепостях. Среди них были и Монтгомери, семья, которую уважала вся Англия. Внутри стен замка отец Гевина построил удобный дом для своих пятерых детей.
Оказавшись в замке, Гевин увидел, что на дворе кипит бурная деятельность.
— Что случилось? — спросил он конюха, которому передал лошадь.
— Господа только что вернулись с пожара в деревне.
— Плохи дела?
— Нет, сэр, сгорели дома нескольких торговцев. Господам не было нужды туда ходить. — Юноша пожал плечами, как бы пытаясь сказать, что ему трудно понять этих знатных особ.
Гевин вошел в дом, примыкавший к древней каменной башне, используемой теперь под склад. Несколько рыцарей укладывались спать. Поприветствовав их, он по широкой дубовой лестнице направился в свои комнаты на третьем этаже.
— А вот и наш братец, — весело объявил Рейн. — Майлс, тебе не кажется, что он слишком часто ездит кататься по ночам и пренебрегает своими обязанностями? Если бы мы последовали его примеру, полдеревни сгорело бы дотла.
Рейн был третьим из братьев Монтгомери, коренастым и приземистым. Он отличался большой силой. Его облик можно было бы назвать грозным — на поле брани он действительно представлял огромную опасность для противника, — но в обычной обстановке, как сейчас, его синие глаза светились задором, а на щеках играли ямочки.
Гевин взглянул на младших братьев, но промолчал.
Майлс, чью одежду покрывал слой копоти, протянул Гевину кружку с вином.
— У тебя плохие новости? — Майлс был самым младшим. Ничто не ускользало от проницательного взгляда его серых глаз. Улыбка редко появлялась на его лице.
— Что-то не так? — встрепенулся Рейн. Гевин взял протянутую кружку и устало опустился в стоявшее перед камином резное кресло из орехового дерева. Они находились в большой комнате с дубовым полом, покрытым восточными коврами. На стенах висели тяжелые шерстяные гобелены, изображавшие сцены охоты. Потолок образовывали выгнутые дугой балки, являвшиеся одновременно украшением и капитальным перекрытием. Комната была обставлена массивной резной мебелью. В южном конце находился эркер с кушетками, застеленными красными покрывалами. Стекла для окон были доставлены из Франции.
Все трое братьев были одеты очень просто. Льняные сорочки с расстегнутым воротом облегали их тело. Поверх сорочек были накинуты шерстяные дублеты — жилеты, доходившие до середины бедер, — и тяжелые короткие кафтаны. Чулки плотно обтягивали их ноги, только на Гевине были высокие сапоги. К поясу была пристегнута шпага в отделанных драгоценными камнями ножнах.
Гевин выпил вино и, молча наблюдая, как Майлс вновь наполняет его кружку, подумал о том, что ни с кем — даже с братьями — не может разделить свои страдания.
Так как Гевин молчал, Рейн и Майлс обменялись обеспокоенными взглядами. Они знали, куда ездил их брат, и догадывались, почему тот находится в столь мрачном расположении духа. Рейн однажды, по просьбе Гевина, встречался с Элис, и ему не понравилась ее холодность. Но ослепленный любовью Гевин считал ее совершенством. Однако несмотря на неприязнь, которую он чувствовал к Элис, Рейну был жалко брата.
Чего нельзя было сказать о Майлсе… В его душе никогда не поднималось чувство, хоть отдаленно напоминавшее любовь. По его мнению, все женщины были на одно лицо; все они выполняли одну и ту же роль.
— Сегодня прибыл еще один посыльный от Роберта Риведуна, — нарушил молчание Майлс. — Кажется, он беспокоится, что его дочь может умереть, не успев родить сына, и тогда некому будет наследовать его состояние.
— Разве она больна? — спросил Рейн. Ему было свойственно большее человеколюбие, чем его брату. Он не гнушался заботиться о здоровье крепостных, а его добросердечность распространялась даже на лошадей.
— Я ничего подобного не слышал, — ответил Майлс. — Риведун обезумел от горя после смерти сыновей. Он в отчаянии от того, что у него осталась только хилая дочь. До меня доходили слухи, что он регулярно бьет свою вторую жену в наказание за то, что она не родила ему сыновей.
Рейн нахмурился. Он никогда не верил, что побои могут изменить женщину.
— Так ты дашь ему ответ? — наседал Майлс на продолжавшего молчать Гевина.
— Пусть на ней женится кто-нибудь из вас, — наконец проговорил Гевин. — Вызовите Стивена из Шотландии, или ты, Рейн, тебе нужна жена.
— Риведун хочет выдать ее только за старшего сына, — усмехнулся Рейн. — В противном случае я бы с удовольствием взял ее.
— К чему эта торговля? — возмутился Майлс. — Тебе уже двадцать семь, пора создавать семью. Джудит Риведун богата — она в приданое принесет графский титул. Возможно, через нее Монтгомери вновь обретут то, что когда-то имели.
Элис для него потеряна, и чем скорее он признает этот факт, тем быстрее начнет залечиваться его рана, решил Гевин.
— Хорошо. Я согласен жениться. Майлс и Рейн облегченно вздохнули. Майлс поставил свою кружку на стол.
— Я попросил посыльного задержаться, рассчитывая передать с ним твой ответ.
Как только Майлс покинул комнату, Рейн дал волю своему чувству юмора.
— Я слышал, что она вот такого росточка, — сообщил он, указывая рукой на талию, — а зубы у нее лошадиные. Кроме того…
По старой башне гулял сквозняк, в трещинах свистел ветер. Промасленная бумага, которой были затянуты окна, почти не спасала от холода.
Свернувшись калачиком, нагая, Элис спала под пуховым одеялом.
— Моя госпожа, — прошептала Ила. — Он здесь.
Элис лениво перекатилась на другой бок.
— Как ты смеешь будить меня! — зло прошипела она. — Кто здесь?
— Человек из поместья Риведун. Он…
— Риведун! — немедленно проснувшись, воскликнула Элис и села. — Подай мне халат и веди его сюда.
— Сюда? — ахнула Ила. — Нет, моя госпожа, вы не должны. Кто-нибудь может вас услышать.
— Да, — рассеянно проговорила Элис. — Риск слишком велик. Дай мне одеться. Я встречусь с ним под старым вязом в саду возле кухни.
— Ночью? Но…
— Пошла прочь! Скажи ему, что я скоро туда приду.
Элис надела платье из темно-красного бархата, отделанное серым беличьим мехом. Завязав на талии широкий пояс, она сунула ноги в позолоченные кожаные туфельки.
Прошел почти месяц с тех пор, как она в последний раз встречалась с Гевином. За все это время от него не было ни единой весточки. Через несколько дней после свидания в лесу она узнала, что он собирается жениться на наследнице состояния Риведунов. И теперь по всей Англии кричат о турнире, который состоится в честь бракосочетания. Приглашены все мало-мальски знатные особы, рыцарям, умеющим держать в руках меч, предложено принять участие в поединках. И чем больше слухов доходило до Элис, тем сильнее становилась ее ревность. Как бы ей хотелось сидеть с таким красивым женихом, как Гевин, и следить за рыцарями, которые сражаются в ее честь. На ее свадьбе не будет ничего подобного.
Да, она много слышала о предстоящих празднествах, однако ничего не было сказано о самой Джудит Риведун. Она казалась бесплотным существом, чем-то безликим, просто именем. Две недели назад Элис пришло в голову нанять шпиона, чтобы тот выяснил, что собой представляет эта призрачная Джудит. Элис должна была знать, с кем ей предстоит бороться. Она велела Иле в любое время дня или ночи сообщить ей о приезде этого человека.
Сердце ее бешено стучало, когда она бежала по тропинке. Эта Джудит — отвратительная жаба, убеждала себя Элис. Она должна быть такой.
— О моя госпожа, — проговорил нанятый ею человек, — ваша красота затмевает луну. — Он приник к ее руке поцелуем.
Он вызывал у Элис отвращение, но ведь из тех, кто согласился бы выполнить ее поручение, он был единственным, имевшим доступ в семейство Риведунов. Цена, которую Элис пришлось заплатить ему, была непомерной. С самого начала ей была противна его вкрадчивость и елейность, но физическая близость с ним оставила у нее, по крайней мере, совершенно другие впечатления. Интересно, спросила она себя, неужели у всех мужчин внешность так не соответствует их способностям?
— Какие новости? — нетерпеливо спросила Элис, поспешно отдернув руку. — Ты видел ее?
— Только… на расстоянии…
— На расстоянии? Так видел или нет? — настаивала Элис, пристально глядя ему в глаза.
— Да, видел, — решительно ответил он. — Но ее очень тщательно охраняют.
Ему хотелось угодить этой красивой блондинке, поэтому он должен скрывать правду. Он действительно видел Джудит Риведун, но издали, когда она выезжала из дома в сопровождении нескольких женщин. Он даже не был уверен, кто из них наследница большого состояния.
— Почему ее охраняют? Она что, слаба рассудком, и ее боятся оставить одну?
Внезапно его охватил страх перед этой женщиной, так пристрастно допрашивающей его. Ее синие глаза излучали силу.
— Есть кое-какие слухи. Она появляется только в обществе матери и нянек. Она всю жизнь провела в женском окружении, ее готовили к службе церкви.
— Церкви? — Элис почувствовала, как напряжение отпускает ее. Она знала, что, если в богатой семье рождалась слабоумная или искалеченная девочка, малышку отдавали в монастырь, где о ней заботились монахини. Это успокоило ее. — Значит, ты считаешь, что она не в своем уме или у нее врожденное уродство?
— А почему еще, моя госпожа, ее всю жизнь держали бы взаперти? Роберт Риведун очень жесткий человек. Его жена хромает с тех пор, как он сбросил ее с лестницы. Он бы не хотел, чтобы весь мир узнал о том, что у него не дочь, а чудовище.
— Но ведь ты не уверен, что именно поэтому ее прячут?
Он улыбнулся, почувствовав себя в безопасности.
— Разве могут быть иные причины? Если бы она была полноценна как умственно, так и телесно, разве ее не выставили бы напоказ перед всем светом? Разве он не выдал бы свою дочь замуж до того, как смерть сыновей вынудила его к этому? Какой бы отец согласился отдать свою единственную дочь церкви? Он мог бы пойти на такой шаг, только если бы у него было несколько дочерей. — Элис устремила свой взгляд в ночь. Ее молчание придало мужчине смелости. Он придвинулся к ней, взял за руку и зашептал:
— Вам нечего бояться, моя госпожа. На земле нет женщины, способной заставить лорда Гевина позабыть о вас.
Только прерывистое дыхание Элис свидетельствовало о том, что она услышала его слова. Неужели всем известно о ее связи с Гевином? С мастерством великолепной актрисы она изобразила на своем лице улыбку.
— Ты хорошо поработал, ты будешь… щедро вознагражден, — Намек, прозвучавший в ее словах, не вызывал ни малейшего сомнения.
Он наклонился и поцеловал ее в шею. Элис отпрянула.
— Нет, не сегодня, — многозначительно прошептала она. — Завтра. Нужно все подготовить, чтобы мы могли подольше побыть вместе. — Ее рука метнулась под его камзол и легла на бедро. У него перехватило дыхание, и на лице Элис появилась призывная улыбка. — Я должна идти, — проговорила она, всем своим видом показывая свое нежелание расставаться с ним.
Стоило ей повернуться к нему спиной, как улыбка исчезла с ее губ. Прежде чем она вернется в дом, ей надо сделать еще одно дело. Юный конюх будет только рад помочь ей. Она не позволит какому-то простолюдину свободно рассуждать о ее отношениях с Гевином… и он заплатит за свои слова.
— Доброе утро, папа, — бодро проговорила Элис и скользнула губами по заросшей щетиной щеке грязного старика с грубыми чертами лица.
Они находились на втором этаже башни, который представлял собой огромный зал, где ели и спали слуги и где сосредоточилась вся дневная жизнь замка.
Элис заглянула в пустую кружку, которую отец держал в руке.
— Эй, ты! — бросила она проходившему мимо слуге. — Принеси моему отцу еще эля.
Николае Вейланс взял руку дочери в свои и с благодарностью взглянул на Элис.
— Ты единственная, кто любит меня, моя дорогая девочка. Все остальные — твоя мать и сестры — стараются спрятать от меня выпивку. Но ведь ты понимаешь, как она успокаивает меня.
Элис отодвинулась, стараясь скрыть чувства, которые вызвало в ней его прикосновение.
— Конечно, папа. И все потому, что только я люблю тебя. — Она ласково улыбнулась ему.
До сих пор Николае Вейланс не мог поверить в то, что он и его уродливая жена смогли произвести на свет такую красавицу. Нежное, светлое очарование Элис резко контрастировало с его обликом, который можно было бы охарактеризовать как «темный». В то время как другие члены семью ругали его и прятали от него ликер, Элис потихоньку от домочадцев таскала ему бутылки. Это было правдой — Элис действительно любила его. И он ее. Разве он не тратил все, до последней монетки, на ее туалеты? Элис носила шелк, а ее сестры — платья из грубого полотна. Он готов на все для нее. Разве он не сказал этому Гевину Монтгомери, что она не может выйти за него, — именно этого и потребовала от него Элис? Естественно, Николае не понимал, почему девушка не захотела стать женой такого сильного и богатого человека, как Гевин. Но Элис была права. Николае одним глотком опорожнил только что наполненную кружку. Дочка была права — теперь она выходит за графа. Конечно, Эдмунда Чатворта нельзя сравнить ни с одним из братьев Монтгомери, но Элис сама знает, что для нее лучше.
— Папа, — продолжала улыбаться она. — Сделай мне одно одолжение.
Он выпил всего три кружки эля. Иногда просьбы Элис было не так-то просто выполнить. Он решил переменить тему разговора.
— Тебе известно, что вчера вечером со стены упал человек? Какой-то незнакомец. Никто не знает, откуда он взялся.
На лице Элис появилось совершенно иное выражение. Теперь этот шпион никому не расскажет о Гевине и о том, что она собирала сведения о наследнице состояния Риведунов. Элис выкинула из головы мысли об этом человеке: он ничего не значил для нее.
— Я хочу пойти на свадьбу дочери Риведуна и Гевина.
— Ты хочешь получить приглашение на свадьбу дочери графа? — недоверчиво переспросил Николае.
— Да.
— Но я не могу. Как ты это себе представляешь?
На этот раз Элис взмахом руки отослала слугу и собственноручно наполнила кружку отца.
— У меня есть план, — поспешно проговорила она, одарив его самой очаровательной улыбкой.
Глава 3
Разбушевавшийся огонь жадно накинулся на деревянные стены второго этажа дома. Воздух отяжелел от копоти, та же копоть толстым слоем покрывала одежду людей, стоявших цепочкой и передававших ведра с водой. На почерневших лицах выделялись только глаза и белые зубы.
Обнаженный до пояса Гевин, орудуя топором на длинном топорище, растаскивал по бревнам соседний дом. По тому, с какой энергией он боролся с огнем, трудно было догадаться, что он работает в таком ритме уже два дня.
Город, в котором горел дом и в котором стояло еще три сгоревших дотла здания, принадлежал его семье. Он располагался на склоне холма недалеко от замка Монтгомери и был окружен стеной высотой в двенадцать футов. Налоги, взимаемые с горожан, шли на содержание замка, рыцари которого, в свою очередь, защищали население.
— Гевин! — позвал Рейн, пытаясь перекричать рев пламени. Он тоже взмок от пота. — Уходи оттуда! Огонь уже близко!
Гевин не обратил внимания на предупреждение брата. Он даже не взглянул на горящие стены, которые грозили рухнуть на него, а только еще быстрее замахал топором, стараясь столкнуть бревна внутрь каменных стен первого этажа, где их поливали водой.
Рейн знал, что нет смысла еще раз предупреждать Гевина. Он устало кивнул измученным людям, давая понять, что нужно продолжать растаскивать деревянные стены. Рейн был изнурен сверх меры, но все же ему удалось поспать четыре часа — на четыре больше, чем Гевину. Ему по опыту было известно: если хоть малая толика того, что его брат считает своим, подвергается опасности, он не будет ни спать, ни есть, пока не убедится в том, что угроза ликвидирована.
Рейн затаив дыхание наблюдал, как Гевин работает под горящей стеной, которая могла рухнуть в любое мгновение, и надеялся, что тот скоро закончит растаскивать бревна и спустится на землю. Все то время, что его брат соперничал в скорости с огнем, Рейн ругался сквозь зубы. Торговцы и крепостные в ужасе шарахались, когда стена огня металась из стороны в сторону. Рейну очень хотелось взять Гевина за шиворот и спустить вниз, но он знал, что уступает старшему брату в силе.
Наконец последнее бревно упало внутрь каменных стен, и Гевин ринулся к лестнице. Едва он коснулся земли, как Рейн, преодолев разделявшее их расстояние и оттолкнув его в сторону, обрушился на него, чтобы спасти от наступавшего огня.
Обнаженный до пояса Гевин, орудуя топором на длинном топорище, растаскивал по бревнам соседний дом. По тому, с какой энергией он боролся с огнем, трудно было догадаться, что он работает в таком ритме уже два дня.
Город, в котором горел дом и в котором стояло еще три сгоревших дотла здания, принадлежал его семье. Он располагался на склоне холма недалеко от замка Монтгомери и был окружен стеной высотой в двенадцать футов. Налоги, взимаемые с горожан, шли на содержание замка, рыцари которого, в свою очередь, защищали население.
— Гевин! — позвал Рейн, пытаясь перекричать рев пламени. Он тоже взмок от пота. — Уходи оттуда! Огонь уже близко!
Гевин не обратил внимания на предупреждение брата. Он даже не взглянул на горящие стены, которые грозили рухнуть на него, а только еще быстрее замахал топором, стараясь столкнуть бревна внутрь каменных стен первого этажа, где их поливали водой.
Рейн знал, что нет смысла еще раз предупреждать Гевина. Он устало кивнул измученным людям, давая понять, что нужно продолжать растаскивать деревянные стены. Рейн был изнурен сверх меры, но все же ему удалось поспать четыре часа — на четыре больше, чем Гевину. Ему по опыту было известно: если хоть малая толика того, что его брат считает своим, подвергается опасности, он не будет ни спать, ни есть, пока не убедится в том, что угроза ликвидирована.
Рейн затаив дыхание наблюдал, как Гевин работает под горящей стеной, которая могла рухнуть в любое мгновение, и надеялся, что тот скоро закончит растаскивать бревна и спустится на землю. Все то время, что его брат соперничал в скорости с огнем, Рейн ругался сквозь зубы. Торговцы и крепостные в ужасе шарахались, когда стена огня металась из стороны в сторону. Рейну очень хотелось взять Гевина за шиворот и спустить вниз, но он знал, что уступает старшему брату в силе.
Наконец последнее бревно упало внутрь каменных стен, и Гевин ринулся к лестнице. Едва он коснулся земли, как Рейн, преодолев разделявшее их расстояние и оттолкнув его в сторону, обрушился на него, чтобы спасти от наступавшего огня.