внушающего лживые воспоминания, в то время, как
землетрясение меняет "Тарик". Ты втыкаешь булавки в персики,
прячешь свой кинжал с желобком, а тем временем длинные и
стройные линии моего разума заставляют меняться твой. Теперь
же слушай меня, я приказываю: убийство отменяется.
И она была удивлена, что он продержался так долго.
Она смотрела прямо на Джеффри Корда. А Джеффри Корд смотрел прямо на нее и дрожал.
Кто-то вскрикнул. Она думала на Вавилоне-17 и утратила английские слова. Но теперь она снова думала по-английски.
Джеффри Корд дернул головой, его черные волосы рассыпались, он оттолкнул стол и побежал к ней. Отравленный кинжал, который она видела только через его мозг, был теперь выхвачен и направлен ей в живот.
Она отпрыгнула, ударила его по запястью, когда он попытался ударить ее и промахнулся. Он упал навзничь и покатился по полу.
Золото, серебро, янтарь: Брасс несся из своего угла зала, сереброволосый Джебел из другого, плащ его развивался, а Батчер уже был рядом - между нею и поднимающимся Кордом.
- Что это? - спросил Джебел.
Корд стоял на одном колене, все еще держа в руках кинжал. Его черные глаза перебегали от ствола одного вибропистолета к стволу другого. Он словно онемел.
- Мне не нравятся нападения на моих гостей.
- Этот нож предназначен для вас, Джебел, - тяжело дыша, сказала она. - Проверьте записи персонафикса "Тарика". Он хотел убить вас, взять под гипнотический контроль Батчера и захватить "Тарик".
- О, - сказал Джебел. - Один из этих, - он повернулся к Батчеру. Наступило время еще для одного из них. Уже шесть месяцев никого не было. Благодарю вас, капитан Вонг.
Батчер сделал шаг вперед и взял нож у Корда, чье тело, казалось, окаменело, жили только глаза. Ридра слышала в тишине лишь дыхание Корда, а Батчер, держа кинжал за лезвие, осматривал его. Лезвие в тяжелых пальцах Батчера казалось маленьким. Рукоять семи дюймов длины была сделана из орехового дерева.
Свободной рукой Батчер схватил Корда за черные волосы. Затем, не особенно торопясь, он погрузил кинжал по рукоять в правый глаз Корда.
Крик перешел в хрип. Слабеющие руки упали с плеч Батчера. Сидевшие вблизи поднялись.
Сердце Ридры подпрыгнуло в груди, ударяясь о ребра.
- Но вы даже не проверили... может, я ошиблась... а может, здесь было еще что-то.
Язык ее запутался в беспомощном протесте. Сердце в груди чуть не остановилось. Батчер с окровавленными руками холодно взглянул на нее.
- Он двигался с ножом на "Тарике" к Джебелу и к леди, и он умер!
Кулак правой руки ударил по левой ладони почти беззвучно, так как удар смягчила красная жидкость.
- Мисс Вонг, - сказал Джебел, - то, что я видел, не оставляет никаких сомнений в том, что Корд действительно опасен. И у вас, я думаю, нет никаких оснований сомневаться. Вы для нас высокополезны. Я чрезвычайно признателен вам. Надеюсь, наше путешествие вниз по Языку Дракона пройдет благополучно. Батчер сказал мне, что это ваша просьба отправиться туда.
- Спасибо, не...
Сердце снова подпрыгнуло. Она попыталась нацепить на крюк этого "не" хоть какую-нибудь фразу, но не смогла. Она почувствовала головокружение, покачнулась, полуослепшая. Батчер подхватил ее в кровавые ладони.
Снова - круглая, теплая, голубая. Но теперь Ридра была одна и смогла подумать о том, что произошло в общем зале. Это было не то, что ей твердил Моки: телепатия. Но, очевидно, телепатия была связана с ее прежними способностями, и была новым способом мышления. Она открывала мир для восприятия и действия. Но тогда почему она больна? Она вспомнила, что время замедлялось, когда она думала на Вавилоне-17, вспомнила, что ускорялись ее мыслительные процессы. Очевидно, соответственно ускорялись и процессы психики, а ее тело не успевало за ними.
Записи с "Рембо" говорили, что следующая попытка диверсии будет предпринята в штаб-квартире Администрации Союза. Она хотела явиться туда с языком, словарем и грамматикой, передать им все и удалиться. Она также была готова заняться поисками этого удивительного источника передач. Но помимо этого удивительного источника передач оставалось еще что-то, что-то такое, что нужно услышать и выговорить.
Чувствуя головокружение и тошноту, она оперлась на окровавленные пальцы, пытаясь встать. Бесчувственное скотство Батчера, подкрепленное чем-то таким, чего она не знала, было ужасным, но человеческим. Хотя и с окровавленными руками, но он был безопаснее, чем мир, скорректированный удивительным языком. Что можно сказать человеку, который не умеет говорить "я"? Что он может сказать ей? Грубость Джебела, его жестокость, вполне вмещались в границы существования цивилизации. Но это красное скотство оно очаровало ее!
4
Она поднялась с гамака, на этот раз не привязанная к нему. Уже с час она чувствовала себя лучше, но продолжала лежать, размышляя. Пандус скользнул к ее ногам.
Когда стена госпиталя закрылась за ней, она вышла в коридор. Навстречу ей пульсировал воздушный поток. Спортивные брюки касались ее обнаженных ног. Линия выреза черной шелковой блузы свободно лежала на ее плечах.
Она хорошо отдохнула в ночной период "Тарика". В период высшей активности время сна регламентировалось, но во время перелетов от одного пункта к другому были часы, когда все население "Тарика" спало.
Вместо того, чтобы двинуться в общий зал, она свернула в незнакомый, спускающийся вниз туннель. Белый свет, струившийся с пола, в пятидесяти футах сменился янтарным, потом оранжевым, она остановилась и из-под руки смотрела на оранжевый свет. Дальше, в сорока футах, оранжевый свет переходил в красный, затем в голубой.
Перед ней раскрылось обширное пространство, стены раздвинулись, потолок поднялся во тьме настолько, что его не было видно. От смены цветов перед ее глазами качались какие-то воздушные изображения... Нематериальный туман плюс непривыкшие глаза заставили ее повернуться, чтобы сориентироваться.
На красном фоне входа в зал вырисовывался силуэт человека.
- Батчер?
Он подошел к ней, черты его лица были окутаны цветным туманом. Остановился, кивнул.
- Почувствовав себя лучше, я решила прогуляться, - объяснила она. Что это за часть корабля?
- Помещения лишенных тела.
- Я должна была знать... - они пошли в ногу. - Вы тоже прогуливались здесь?
Он покачал тяжелой головой.
- Чужой корабль проходит вблизи "Тарика", и Джебел хочет прослушать донесение чувствователей.
- Союзник или захватчик?
Батчер пожал плечами.
- Мы знаем только, что это не человеческий корабль. В семи исследованных галактиках с начала межзвездных полетов было обнаружено 9 разумных рас. Три из них определенно поддерживали Союз. Четыре приняли сторону Захвата. С двумя невозможно было установить связь.
Они так далеко зашли в сектор лишенных тела, что вокруг ничто не казалось материальным. Стены были синим туманом с углами. Отдающийся эхом шелест обмена энергией, вызывал отдельные вспышки, и перед ее глазами, дразня, возникали образы полузнакомых привидений, которые как будто прошли мгновенно назад, но сейчас их нет.
- Далеко ли мы идем? - спросила она, решив идти с ним, думая в то же время: если он не знает слова "я", как же он может понимать слово "мы"?
Понимая или нет, он ответил:
- Скоро.
Потом взглянул прямо на нее своими тяжелыми глазами и спросил:
- Почему?
Тон его голоса был настолько отличен от того, что она знала, и не соответствовал тому, о чем они говорили в последние минуты, что она стала рыться а памяти, пытаясь вспомнить, что же она такое сделала?
Он повторил:
- Почему?
- Что "почему", Батчер?
- Почему спасение Джебела от Корда?
В этом вопросе не было возражения, только любопытство.
- Потому что он мне нравится, потому что он нужен мне, чтобы доставить меня в штаб-квартиру, к тому же мне было приятно, что я... - она запнулась. - Вы знаете, кто это - "я"?
Он покачал головой.
- Откуда вы пришли, Батчер? На какой планете вы родились?
Он пожал плечами.
- Голова, - сказал он спустя мгновение. - Сказали, что что-то не в порядке с головой.
- Кто?
- Доктора.
Голубой туман плыл между ними.
- Доктора на Титане? - продолжала спрашивать Ридра. Батчер кивнул. Почему же вас тогда поместили в тюрьму, а не в госпиталь?
- "Мозг не болен", - сказали они. Эта вот рука, - он поднял левую руку, - убила четверых за три дня. Эта рука, - он поднял правую, - убила семерых. Разрушила четыре здания термитом. Нога, - он шлепнул себя по левой ноге, - пнула в голову охранника в телехронном банке. Там очень много денег, слишком много, чтобы унести. Унести можно было четыреста тысяч кредитов. Немного.
- Вы ограбили банк телехрона на четыреста тысяч кредитов?..
- Три дня, одиннадцать человек, четыре здания: все за четыреста тысяч кредитов... Но Титан... - лицо его дернулось, - там было совсем не весело.
- Я слышала. Как долго они не могли вас поймать?
- Шесть месяцев.
Ридра свистнула.
- Снимаю перед вами шляпу, раз вы смогли так долго продержаться после ограбления банка. И вы обладаете достаточными знаниями, чтобы сделать сложное кесарево сечение и извлечь плод живым. В этой голове кое-что имеется.
- Доктора сказали, мозг не глупый.
- Послушайте, мы с вами разговариваем и будем разговаривать еще. Но сначала я должна научить... - она запнулась, - научить мозг кое-чему.
- Чему же?
- Насчет "вы" и "я". Вы слышите эти слова сотни раз в день. Разве вы никогда не задумывались, что они означают?
- Зачем? Большинство вещей понятно и без них.
- Ну, давайте говорить на том языке, с которым вы выросли.
- Нет.
- Почему же нет? Я хочу установить, знаком ли мне этот язык!
- Доктора сказали, что что-то не в порядке с мозгом.
- Хорошо. Но что же не в порядке?
- Афазия, аплексия, амнезия.
- Да, это осложняет дело, - она нахмурилась. - Это произошло до или после грабежа банка?
- До.
Она старалась привести в порядок то, что узнала.
- Что-то произошло с вами. В результате вы утратили память, способность говорить, читать, и первое, что вы сделали после этого ограбили телехронный банк... который именно банк?
- На Реа-IV.
- А, небольшой. Но однако... вы оставались на свободе шесть месяцев. Есть ли у вас хоть какое-нибудь представление о том, кем вы были до утраты памяти?
Батчер пожал плечами.
- Я полагаю, что были проверены все возможности, что вы работаете на кого-нибудь под гипнозом. Вы не знаете, на каком языке говорили до утраты памяти? Что ж, ваши речевые образы должны основываться на вашем прежнем языке или вы узнали бы о "я" и "мы" просто услышав новые слова.
- Почему эти звуки должны означать что-нибудь?
- Потому что вы задаете вопрос, на который я не могу ответить, если вы не понимаете значения этих слов.
- Нет, - недовольство исказило его голос. - Нет. Существует ответ. Слова ответа должны быть простыми - и все.
- Батчер, существуют определенные идеи, обозначаемые словами. Если вы не знаете слова, вы не можете знать идеи. А если у вас нет идеи, то нет и ответа.
- Слово "вы" трижды произнесено, так? Но нет еще ничего неясного, значит "вы" не имеет значения.
Она вздохнула.
- Это потому, что я использовала слово фактически, по обычаю, без опоры на его реальный смысл... как речевой оборот. Послушайте, я задала вам вопрос, на который вы не смогли ответить.
Батчер нахмурился.
- Понимаете, вы можете уловить смысл этих слов, вдумываясь в то, что я говорю. Лучший способ изучить язык - слушая его. Так слушайте. Когда вы, - она указала на него, - говорите мне, - и она указала на себя: "Зная какие корабли уничтожить, и корабли уничтожены. Теперь идти вниз по Языку Дракона", вы дважды ударили кулаком, - она коснулась его левой руки, - в грудь, - она поднесла его руку к груди. Кожа под ее ладонью была прохладной и ровной. - Кулак пытался сказать что-то... А если бы вы использовали слово "я", вам не нужно было бы ударять себя в грудь. Вы хотели сказать вот что: "Вы знаете, какие корабли нужно уничтожить, и я их уничтожил. Вы хотите идти вниз по Языку Дракона, и я поведу "Тарик" вниз по Языку Дракона".
Батчер нахмурился опять.
- Да, кулак что-то говорит.
- Разве вы не видите, что иногда вы хотите что-то сказать, но не имеете идеи и слова, обозначающего эту идею? Вначале было слово. Пока что-то не названо, оно не существует. А существование его необходимо мозгу, иначе вы не били бы себя в грудь и не ударяли кулаком в ладонь. Мозг жаждет этого слова - позвольте мне научить вас ему.
Его лицо нахмурилось еще сильнее.
Теперь туман между ними рассеялся. И в сверкающей звездной мгле что-то двигалось непрочное и мерцающее. Они достигли выхода чувствователей, выход пропускал волны, по частоте близкие к видимому свету.
- Вот, - сказал Батчер. - Вот чужой корабль.
- Он с Кирибиа-4, - сказала Ридра. Они дружественны Союзу.
Батчер был удивлен тем, что она узнала корабль.
- Очень странный корабль.
- Забавно выглядит, верно?
- Джебел не знает, откуда он, - он покачал головой.
- Я их не видела с детства. Им доставляли делегатов с Кирибии во Двор Внешних Миров. Моя мать была там переводчицей, - она оперлась на перила и смотрела на корабль. - И не подумаешь, что такое неуклюжее сооружение может совершать полеты в стасисе. Но оно летает.
- У них есть слово "я"?
- Фактически у них три формы этого слова: Я-ниже-температуры-в-60градусов... Я-между-температурами-в-60-градусов-и-93-градуса... Я-свышедевяноста-трех.
Батчер выглядел удивленным.
- Это связано с их процессом воспроизводства, - объяснила Ридра. Когда температура ниже шестидесяти градусов, они стерильны. Совокупляться они могут при температуре между шестьюдесятью и девяносто тремя градусами, но зачать могут лишь при температуре выше девяноста трех градусов.
Кирибианский корабль как перышко двигался по экрану.
- Может быть, вам будет понятнее, если я скажу вот что. В галактиках известны девять разумных рас, все они распространены так же широко, как и мы, все технически развиты, у всех сложная экономика, семь из них втянуты в ту же войну, что и мы, и все же мы очень редко встречаемся с ними. Настолько редко, что даже такой опытный космонавт, как Джебел, проходя мимо одного из них, не может определить его. Хотите знать, почему?
- Почему?
- Потому что совместные факторы коммуникации невероятно слабы. Возьмите этих кирибианцев, у которых достаточно знаний, чтобы их вареные строенные яйца несли их от звезды к звезде: у них нет слова "дом", "жилье", "жилище". "Мы должны защищать свои дома и семьи". Когда готовили договор между нами и Кирибией во Дворе Внешних Миров, я помню, понадобилось сорок пять минут, чтобы сказать эту фразу по-кирибиански. Вся их культура основана на жаре и смене температур. Наше счастье, что они знали, что такое семья, кроме людей, они единственные имеют семьи. Но что касается "дома", то кончили следующим описанием: "...помещение, которое создает температурное различие с внешним окружением на такое количество градусов, которое делает возможным существование организма с температурой тела в 98,6 градуса; это же помещение способно понизить температуру в жаркий сезон и повысить ее в холодный; где имеются условия для сохранения от порчи органических веществ, используемых в пищу, а также для нагрева их до температуры кипящей воды, чтобы сделать их вкус более соответствующим для обитающих в этом помещении, которые благодаря смене миллионов жарких и холодных сезонов приспособились к таким изменениям температуры..." и так далее. В конце концов, нам удалось дать им некоторое представление об идее "дома" и о том, почему его нужно защищать. Когда им объяснили принципиальное устройство кондиционеров и центрального отопления, дело пошло лучше. Теперь: существует огромная фабрика преобразования солнечной энергии, которая снабжает электричеством все потребности Двора. Элементы, улавливающие и преобразующие солнечный свет, занимают пространство большее, чем "Тарик". Один кирибианец может пройти по этой фабрике и затем описать ее другому кирибианцу, который никогда не видел ее, таким образом, чтобы второй сумел создать ее точную копию, включая даже цвет стен. Так и было сделано, так как они решили, что мы изобрели нечто стоящее, и хотели сами попробовать; и в этом описании была указана каждая деталь, ее размеры, и все это было описано в девяти словах. В девяти маленьких словах.
Батчер покачал головой.
- Нет. Устройство для консервации солнечной энергии слишком сложно. Эти руки разбирали одно, не слишком давно. Очень большое. Нет...
- Да, Батчер, девять слов, по-английски это потребовало бы несколько томов, полных электрических схем и архитектурно-строительных описаний. Они использовали для этого девять слов. Мы так не можем.
- Невозможно.
- Тем не менее, это так, - она указала на кирибианский корабль. Вот он летит, - она следила, как напрягается его мозг, удивленный и озадаченный. - Если у вас есть правильные слова, - сказала она, - это сберегает много времени и облегчает дела.
Немного погодя он спросил:
- Что такое "я"?
Она улыбнулась.
- Прежде всего, это очень важно. Гораздо важнее, чем что-либо другое. Мозг действует, пока "я" остается живым. Потому что мозг есть часть "я". Книга есть, корабль есть, Джебел есть, вселенная есть, и, как вы могли заметить, "я есть".
Батчер кивнул.
- Да. Но я есть что?
Туман сгустился над экраном, закрывая звезды и кирибианский корабль.
- На этот вопрос можете ответить только вы.
- "Вы", должно быть это тоже очень важно, - пробормотал Батчер, потому что мозг заметил, что вы суть.
- Умница!
Внезапно он погладил ее щеку. Петушиная шпора легко коснулась ее нижней губы.
- Вы и я, - сказал Батчер. Он приблизил к ее лицу свое. - Никого другого здесь нет. Только вы и я. Но который есть кто?
Она кивнула, отодвигая щеку от его пальцев.
- Вы получили идею.
Грудь его была холодной, пальцы - теплыми. Она положила поверх его пальцев свою руку.
- Иногда вы пугаете меня.
- Я и меня, - сказал Батчер. - Только морфологическая разница. Мозг видит за этим одну идею. Почему вы пугаете меня иногда?
- Пугаюсь. Морфологическая коррекция. Вы пугаете меня, потому что грабите банки и всаживаете нож в глаза людей, Батчер!
- Почему вы пугаетесь, я... поправка, меня?
- Потому что зло - нечто такое, чего я никогда не делала, не хочу и не могу делать. А вы мне нравитесь, мне нравятся и ваши руки на моих щеках, поэтому если вы вдруг решите всадить мне в глаз нож, что ж...
- О, вы никогда не всадите нож в мой глаз, - сказал Батчер. - Я не должен бояться.
- Вы не можете изменить свой мозг.
- Вы можете, - он пристально посмотрел на нее. Я на самом деле не думаю, что вы захотите убить меня. Вы знаете это. Я знаю это. Это что-то другое. Почему я не говорю вам еще другого, что испугало бы меня? Может вы видите какой-то рисунок и хотите его понять? Мозг не глупый.
Его рука скользнула на ее шею, в его глазах была сосредоточенность. Она уже видела это выражение в тот момент, когда он отвернулся от мертвого зародыша в биологической лаборатории.
- Однажды, - медленно начала она, - ...ну, это была птица.
- Птицы пугают меня?
- Нет. Но эта птица пугала. Я была ребенком. Вы ведь не помните себя ребенком? Для большинства людей многое из того, чем они становятся взрослыми, закладывается в детстве.
- И у меня тоже?
- Да, и у меня тоже. Мой доктор приготовил эту птицу мне в подарок. Это была майна-птица, она умела говорить. Но она не понимала того, что говорит. Она просто повторяла, как магнитофон. Но я этого не знала. Много раз я узнавала, что люди хотят сказать мне, Батчер. Я не понимала этого раньше, но здесь, на "Тарике", осознала, что это похоже на телепатию. Ну, эту майну-птицу дрессировали, кормя ее земляными червями, когда она говорила все правильно. Вы знаете, какими большими бывают земляные черви?
- Такими?
- Верно. А некоторые даже на несколько дюймов длиннее. А сама майна-птица длиной в восемь-девять дюймов. Иными словами, земляной червь может достигать пяти-шести длин майны-птицы, и вот почему это важно. Птицу научили говорить: "Здравтсвуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива". Но для этого мозга это означало только грубую комбинацию зрительных и осязательных ощущений, которые приблизительно можно было перевести так: "Приближается еще один земляной червь". Поэтому когда я вошла в оранжерею и поздоровалась с майна-птицей, а та ответила: "Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива", я не могла не понять, что она лжет. Приближался еще один земляной червь, я могла видеть его и обонять, и предполагалось, что я его съем. У меня была истерия. Я никогда не говорила об этом доктору, потому что не могла до последних дней выразить то, что произошло. Но даже сейчас, вспоминая об этом, я чувствую отвращение.
Батчер кивнул.
- Когда вы оставили Реа с деньгами, вы, в конечном счете, оказались закопанным в пещере в ледяном аду Диса. На вас нападали черви двенадцати футов длиной. Они продырявили скалы с помощью кислотной слизи, которой смазана их шкура. Вы обжигались, но убили их. Вы изготовили электрическую сеть из миниатюрного источника энергии. Вы убили их, вы уже не боялись. Единственная причина, по которой вы их не ели, в том, что кислота делает их мясо ядовитым. И вы ничего не ели три дня.
- Я? То есть... вы?
- Вы не боитесь вещей, которых боюсь я. Я не боюсь вещей, которых боитесь вы. Неправда ли, хорошо?
- Да.
Мягко он приблизил свое лицо к ее лицу, потом отвел его и смотрел на ее лицо в поисках ответа.
- Чего вы боитесь? - спросила она.
Он покачал головой, не отрицательно, а в смущении.
- Ребенок, ребенок, который умер, - сказал он. - Мозг боится за вас. Боится, что вы будете один.
- Боится, что вы будете один, Батчер?
Он кивнул:
- Одиночество - это плохо.
Она тоже кивнула.
- Мозг знает это, - продолжал Батчер. - Долгое время он не знал, но потом научился. Вы были одиноки на Реа, даже со всеми деньгами. Еще более одиноки были на Дисе, и на Титане, даже с другими заключенными, вы были более всего одиноки. Ни один не понимал вас, когда вы с ним говорили. И вы на самом деле не понимали их. Может быть, потому что они все время говорили "я" и "вы", а вы только теперь начали понимать, как это важно.
- Вы хотели спасти ребенка и вырастить его так... чтобы он говорил на том же языке, что и вы? Или, во всяком случае, говорил по-английски так, как вы?
- Тогда бы оба не были одиноки.
- Понимаю.
- Он умер, - сказал Батчер. Потом улыбнулся. - Но теперь вы уже не так одиноки. Я научил вас понимать других. Вы не глупы и обучитесь быстро, - теперь он полностью повернулся к ней, положил кулаки ей на плечи и тяжело заговорил: - Я нравлюсь вам. Даже тогда, когда я впервые появился на "Тарике ", что-то было во мне такое, что вам понравилось. Я видел, что вы делали вещи, которые по моему мнению, были плохими, но я нравился вам. Я сказал вам, как разрушить защитную сеть захватчиков, и вы разрушили ее для меня. Я сказал вам, что хочу отправиться к концу Языка Дракона, и вы организовали полет для меня. Вы делаете все, чего я прошу. Очень важно, чтобы я знал это.
- Спасибо, Батчер, - сказала она.
- Если вы когда-нибудь ограбите другой банк, вы отдадите все свои деньги мне.
Ридра засмеялась.
- Спасибо. Никто еще не хотел сделать этого для меня. Но надеюсь, вы не будете грабить...
- Вы убьете всякого, кто попытается мне вредить, убьете много ужаснее, чем убивали раньше.
- Но вы не должны...
- Вы убьете всех на Тарике, если они попытаются разлучить нас и оставить в одиночестве.
- О, Батчер... - она отвернулась от него и прижала кулак ко рту. Плохой из меня учитель! Я сразу не поняла...
Удивленный и медленный голос:
- Я не понимаю вас. Я думаю.
Она снова повернулась к нему.
- Но это я, Батчер. Я не поняла вас. Пожалуйста, поверьте мне. Вам нужно еще немного поучиться.
- Вы верите мне, - кратко ответил он.
- Тогда слушайте. Мы встретились на полпути. Я не окончательно научила вас относительно "я" и "вы". Мы создали свой особый язык и говорим на нем.
- Но...
- Послушайте, всякий раз, как в последние десять минут вы говорили "вы", вам следовало сказать "я". Всякий раз, как вы говорили "я", вы имели в виду "вы".
Он опустил глаза, потом вновь поднял их, все еще не отвечая.
- То, что я говорю о себе, как "я", вы должны говорить "вы". И наоборот, понимаете?
- Значит, это разные слова для одного и того же, они неразличимы?
- Нет, только... да! Они означают один и тот же тип отношений. В некотором роде они - одно и то же.
- Тогда вы и я - одно и то же.
Рискуя все запутать, она кивнула.
- Я подозревал это. Но вы, - он указал на нее, - научили меня, - он коснулся себя.
- И поэтому вы не должны убивать людей. Во всяком случае, нужно чертовски много подумать, прежде чем сделать это. Когда вы говорите с Джебелом, я и вы существуем. Когда вы глядите на экран или на корабль, вы по-прежнему здесь.
- Мозг должен подумать об этом.
- Вы должны думать об этом больше, чем мозгами.
- Если должен, значит буду, - он снова коснулся ее лица. - Потому что вы научили меня. Потому что со мной вы не должны бояться ничего. Я только что научился, и могу допустить ошибки, но я "я" убивать людей, не подумав об этом много раз, будет ошибкой, верно? Теперь я правильно употребляю слова.
Она кивнула.
- Я не буду делать ошибок с нами. Это было бы слишком ужасно, я буду делать как можно меньше ошибок. Я однажды научусь окончательно, - потом он улыбнулся. - Будем, однако, надеяться, что никто не будет делать со мной ошибок. Мне жаль, если они будут делать их, потому что я, вероятно, буду с ними быстро делать ошибки и мало думать при этом.
землетрясение меняет "Тарик". Ты втыкаешь булавки в персики,
прячешь свой кинжал с желобком, а тем временем длинные и
стройные линии моего разума заставляют меняться твой. Теперь
же слушай меня, я приказываю: убийство отменяется.
И она была удивлена, что он продержался так долго.
Она смотрела прямо на Джеффри Корда. А Джеффри Корд смотрел прямо на нее и дрожал.
Кто-то вскрикнул. Она думала на Вавилоне-17 и утратила английские слова. Но теперь она снова думала по-английски.
Джеффри Корд дернул головой, его черные волосы рассыпались, он оттолкнул стол и побежал к ней. Отравленный кинжал, который она видела только через его мозг, был теперь выхвачен и направлен ей в живот.
Она отпрыгнула, ударила его по запястью, когда он попытался ударить ее и промахнулся. Он упал навзничь и покатился по полу.
Золото, серебро, янтарь: Брасс несся из своего угла зала, сереброволосый Джебел из другого, плащ его развивался, а Батчер уже был рядом - между нею и поднимающимся Кордом.
- Что это? - спросил Джебел.
Корд стоял на одном колене, все еще держа в руках кинжал. Его черные глаза перебегали от ствола одного вибропистолета к стволу другого. Он словно онемел.
- Мне не нравятся нападения на моих гостей.
- Этот нож предназначен для вас, Джебел, - тяжело дыша, сказала она. - Проверьте записи персонафикса "Тарика". Он хотел убить вас, взять под гипнотический контроль Батчера и захватить "Тарик".
- О, - сказал Джебел. - Один из этих, - он повернулся к Батчеру. Наступило время еще для одного из них. Уже шесть месяцев никого не было. Благодарю вас, капитан Вонг.
Батчер сделал шаг вперед и взял нож у Корда, чье тело, казалось, окаменело, жили только глаза. Ридра слышала в тишине лишь дыхание Корда, а Батчер, держа кинжал за лезвие, осматривал его. Лезвие в тяжелых пальцах Батчера казалось маленьким. Рукоять семи дюймов длины была сделана из орехового дерева.
Свободной рукой Батчер схватил Корда за черные волосы. Затем, не особенно торопясь, он погрузил кинжал по рукоять в правый глаз Корда.
Крик перешел в хрип. Слабеющие руки упали с плеч Батчера. Сидевшие вблизи поднялись.
Сердце Ридры подпрыгнуло в груди, ударяясь о ребра.
- Но вы даже не проверили... может, я ошиблась... а может, здесь было еще что-то.
Язык ее запутался в беспомощном протесте. Сердце в груди чуть не остановилось. Батчер с окровавленными руками холодно взглянул на нее.
- Он двигался с ножом на "Тарике" к Джебелу и к леди, и он умер!
Кулак правой руки ударил по левой ладони почти беззвучно, так как удар смягчила красная жидкость.
- Мисс Вонг, - сказал Джебел, - то, что я видел, не оставляет никаких сомнений в том, что Корд действительно опасен. И у вас, я думаю, нет никаких оснований сомневаться. Вы для нас высокополезны. Я чрезвычайно признателен вам. Надеюсь, наше путешествие вниз по Языку Дракона пройдет благополучно. Батчер сказал мне, что это ваша просьба отправиться туда.
- Спасибо, не...
Сердце снова подпрыгнуло. Она попыталась нацепить на крюк этого "не" хоть какую-нибудь фразу, но не смогла. Она почувствовала головокружение, покачнулась, полуослепшая. Батчер подхватил ее в кровавые ладони.
Снова - круглая, теплая, голубая. Но теперь Ридра была одна и смогла подумать о том, что произошло в общем зале. Это было не то, что ей твердил Моки: телепатия. Но, очевидно, телепатия была связана с ее прежними способностями, и была новым способом мышления. Она открывала мир для восприятия и действия. Но тогда почему она больна? Она вспомнила, что время замедлялось, когда она думала на Вавилоне-17, вспомнила, что ускорялись ее мыслительные процессы. Очевидно, соответственно ускорялись и процессы психики, а ее тело не успевало за ними.
Записи с "Рембо" говорили, что следующая попытка диверсии будет предпринята в штаб-квартире Администрации Союза. Она хотела явиться туда с языком, словарем и грамматикой, передать им все и удалиться. Она также была готова заняться поисками этого удивительного источника передач. Но помимо этого удивительного источника передач оставалось еще что-то, что-то такое, что нужно услышать и выговорить.
Чувствуя головокружение и тошноту, она оперлась на окровавленные пальцы, пытаясь встать. Бесчувственное скотство Батчера, подкрепленное чем-то таким, чего она не знала, было ужасным, но человеческим. Хотя и с окровавленными руками, но он был безопаснее, чем мир, скорректированный удивительным языком. Что можно сказать человеку, который не умеет говорить "я"? Что он может сказать ей? Грубость Джебела, его жестокость, вполне вмещались в границы существования цивилизации. Но это красное скотство оно очаровало ее!
4
Она поднялась с гамака, на этот раз не привязанная к нему. Уже с час она чувствовала себя лучше, но продолжала лежать, размышляя. Пандус скользнул к ее ногам.
Когда стена госпиталя закрылась за ней, она вышла в коридор. Навстречу ей пульсировал воздушный поток. Спортивные брюки касались ее обнаженных ног. Линия выреза черной шелковой блузы свободно лежала на ее плечах.
Она хорошо отдохнула в ночной период "Тарика". В период высшей активности время сна регламентировалось, но во время перелетов от одного пункта к другому были часы, когда все население "Тарика" спало.
Вместо того, чтобы двинуться в общий зал, она свернула в незнакомый, спускающийся вниз туннель. Белый свет, струившийся с пола, в пятидесяти футах сменился янтарным, потом оранжевым, она остановилась и из-под руки смотрела на оранжевый свет. Дальше, в сорока футах, оранжевый свет переходил в красный, затем в голубой.
Перед ней раскрылось обширное пространство, стены раздвинулись, потолок поднялся во тьме настолько, что его не было видно. От смены цветов перед ее глазами качались какие-то воздушные изображения... Нематериальный туман плюс непривыкшие глаза заставили ее повернуться, чтобы сориентироваться.
На красном фоне входа в зал вырисовывался силуэт человека.
- Батчер?
Он подошел к ней, черты его лица были окутаны цветным туманом. Остановился, кивнул.
- Почувствовав себя лучше, я решила прогуляться, - объяснила она. Что это за часть корабля?
- Помещения лишенных тела.
- Я должна была знать... - они пошли в ногу. - Вы тоже прогуливались здесь?
Он покачал тяжелой головой.
- Чужой корабль проходит вблизи "Тарика", и Джебел хочет прослушать донесение чувствователей.
- Союзник или захватчик?
Батчер пожал плечами.
- Мы знаем только, что это не человеческий корабль. В семи исследованных галактиках с начала межзвездных полетов было обнаружено 9 разумных рас. Три из них определенно поддерживали Союз. Четыре приняли сторону Захвата. С двумя невозможно было установить связь.
Они так далеко зашли в сектор лишенных тела, что вокруг ничто не казалось материальным. Стены были синим туманом с углами. Отдающийся эхом шелест обмена энергией, вызывал отдельные вспышки, и перед ее глазами, дразня, возникали образы полузнакомых привидений, которые как будто прошли мгновенно назад, но сейчас их нет.
- Далеко ли мы идем? - спросила она, решив идти с ним, думая в то же время: если он не знает слова "я", как же он может понимать слово "мы"?
Понимая или нет, он ответил:
- Скоро.
Потом взглянул прямо на нее своими тяжелыми глазами и спросил:
- Почему?
Тон его голоса был настолько отличен от того, что она знала, и не соответствовал тому, о чем они говорили в последние минуты, что она стала рыться а памяти, пытаясь вспомнить, что же она такое сделала?
Он повторил:
- Почему?
- Что "почему", Батчер?
- Почему спасение Джебела от Корда?
В этом вопросе не было возражения, только любопытство.
- Потому что он мне нравится, потому что он нужен мне, чтобы доставить меня в штаб-квартиру, к тому же мне было приятно, что я... - она запнулась. - Вы знаете, кто это - "я"?
Он покачал головой.
- Откуда вы пришли, Батчер? На какой планете вы родились?
Он пожал плечами.
- Голова, - сказал он спустя мгновение. - Сказали, что что-то не в порядке с головой.
- Кто?
- Доктора.
Голубой туман плыл между ними.
- Доктора на Титане? - продолжала спрашивать Ридра. Батчер кивнул. Почему же вас тогда поместили в тюрьму, а не в госпиталь?
- "Мозг не болен", - сказали они. Эта вот рука, - он поднял левую руку, - убила четверых за три дня. Эта рука, - он поднял правую, - убила семерых. Разрушила четыре здания термитом. Нога, - он шлепнул себя по левой ноге, - пнула в голову охранника в телехронном банке. Там очень много денег, слишком много, чтобы унести. Унести можно было четыреста тысяч кредитов. Немного.
- Вы ограбили банк телехрона на четыреста тысяч кредитов?..
- Три дня, одиннадцать человек, четыре здания: все за четыреста тысяч кредитов... Но Титан... - лицо его дернулось, - там было совсем не весело.
- Я слышала. Как долго они не могли вас поймать?
- Шесть месяцев.
Ридра свистнула.
- Снимаю перед вами шляпу, раз вы смогли так долго продержаться после ограбления банка. И вы обладаете достаточными знаниями, чтобы сделать сложное кесарево сечение и извлечь плод живым. В этой голове кое-что имеется.
- Доктора сказали, мозг не глупый.
- Послушайте, мы с вами разговариваем и будем разговаривать еще. Но сначала я должна научить... - она запнулась, - научить мозг кое-чему.
- Чему же?
- Насчет "вы" и "я". Вы слышите эти слова сотни раз в день. Разве вы никогда не задумывались, что они означают?
- Зачем? Большинство вещей понятно и без них.
- Ну, давайте говорить на том языке, с которым вы выросли.
- Нет.
- Почему же нет? Я хочу установить, знаком ли мне этот язык!
- Доктора сказали, что что-то не в порядке с мозгом.
- Хорошо. Но что же не в порядке?
- Афазия, аплексия, амнезия.
- Да, это осложняет дело, - она нахмурилась. - Это произошло до или после грабежа банка?
- До.
Она старалась привести в порядок то, что узнала.
- Что-то произошло с вами. В результате вы утратили память, способность говорить, читать, и первое, что вы сделали после этого ограбили телехронный банк... который именно банк?
- На Реа-IV.
- А, небольшой. Но однако... вы оставались на свободе шесть месяцев. Есть ли у вас хоть какое-нибудь представление о том, кем вы были до утраты памяти?
Батчер пожал плечами.
- Я полагаю, что были проверены все возможности, что вы работаете на кого-нибудь под гипнозом. Вы не знаете, на каком языке говорили до утраты памяти? Что ж, ваши речевые образы должны основываться на вашем прежнем языке или вы узнали бы о "я" и "мы" просто услышав новые слова.
- Почему эти звуки должны означать что-нибудь?
- Потому что вы задаете вопрос, на который я не могу ответить, если вы не понимаете значения этих слов.
- Нет, - недовольство исказило его голос. - Нет. Существует ответ. Слова ответа должны быть простыми - и все.
- Батчер, существуют определенные идеи, обозначаемые словами. Если вы не знаете слова, вы не можете знать идеи. А если у вас нет идеи, то нет и ответа.
- Слово "вы" трижды произнесено, так? Но нет еще ничего неясного, значит "вы" не имеет значения.
Она вздохнула.
- Это потому, что я использовала слово фактически, по обычаю, без опоры на его реальный смысл... как речевой оборот. Послушайте, я задала вам вопрос, на который вы не смогли ответить.
Батчер нахмурился.
- Понимаете, вы можете уловить смысл этих слов, вдумываясь в то, что я говорю. Лучший способ изучить язык - слушая его. Так слушайте. Когда вы, - она указала на него, - говорите мне, - и она указала на себя: "Зная какие корабли уничтожить, и корабли уничтожены. Теперь идти вниз по Языку Дракона", вы дважды ударили кулаком, - она коснулась его левой руки, - в грудь, - она поднесла его руку к груди. Кожа под ее ладонью была прохладной и ровной. - Кулак пытался сказать что-то... А если бы вы использовали слово "я", вам не нужно было бы ударять себя в грудь. Вы хотели сказать вот что: "Вы знаете, какие корабли нужно уничтожить, и я их уничтожил. Вы хотите идти вниз по Языку Дракона, и я поведу "Тарик" вниз по Языку Дракона".
Батчер нахмурился опять.
- Да, кулак что-то говорит.
- Разве вы не видите, что иногда вы хотите что-то сказать, но не имеете идеи и слова, обозначающего эту идею? Вначале было слово. Пока что-то не названо, оно не существует. А существование его необходимо мозгу, иначе вы не били бы себя в грудь и не ударяли кулаком в ладонь. Мозг жаждет этого слова - позвольте мне научить вас ему.
Его лицо нахмурилось еще сильнее.
Теперь туман между ними рассеялся. И в сверкающей звездной мгле что-то двигалось непрочное и мерцающее. Они достигли выхода чувствователей, выход пропускал волны, по частоте близкие к видимому свету.
- Вот, - сказал Батчер. - Вот чужой корабль.
- Он с Кирибиа-4, - сказала Ридра. Они дружественны Союзу.
Батчер был удивлен тем, что она узнала корабль.
- Очень странный корабль.
- Забавно выглядит, верно?
- Джебел не знает, откуда он, - он покачал головой.
- Я их не видела с детства. Им доставляли делегатов с Кирибии во Двор Внешних Миров. Моя мать была там переводчицей, - она оперлась на перила и смотрела на корабль. - И не подумаешь, что такое неуклюжее сооружение может совершать полеты в стасисе. Но оно летает.
- У них есть слово "я"?
- Фактически у них три формы этого слова: Я-ниже-температуры-в-60градусов... Я-между-температурами-в-60-градусов-и-93-градуса... Я-свышедевяноста-трех.
Батчер выглядел удивленным.
- Это связано с их процессом воспроизводства, - объяснила Ридра. Когда температура ниже шестидесяти градусов, они стерильны. Совокупляться они могут при температуре между шестьюдесятью и девяносто тремя градусами, но зачать могут лишь при температуре выше девяноста трех градусов.
Кирибианский корабль как перышко двигался по экрану.
- Может быть, вам будет понятнее, если я скажу вот что. В галактиках известны девять разумных рас, все они распространены так же широко, как и мы, все технически развиты, у всех сложная экономика, семь из них втянуты в ту же войну, что и мы, и все же мы очень редко встречаемся с ними. Настолько редко, что даже такой опытный космонавт, как Джебел, проходя мимо одного из них, не может определить его. Хотите знать, почему?
- Почему?
- Потому что совместные факторы коммуникации невероятно слабы. Возьмите этих кирибианцев, у которых достаточно знаний, чтобы их вареные строенные яйца несли их от звезды к звезде: у них нет слова "дом", "жилье", "жилище". "Мы должны защищать свои дома и семьи". Когда готовили договор между нами и Кирибией во Дворе Внешних Миров, я помню, понадобилось сорок пять минут, чтобы сказать эту фразу по-кирибиански. Вся их культура основана на жаре и смене температур. Наше счастье, что они знали, что такое семья, кроме людей, они единственные имеют семьи. Но что касается "дома", то кончили следующим описанием: "...помещение, которое создает температурное различие с внешним окружением на такое количество градусов, которое делает возможным существование организма с температурой тела в 98,6 градуса; это же помещение способно понизить температуру в жаркий сезон и повысить ее в холодный; где имеются условия для сохранения от порчи органических веществ, используемых в пищу, а также для нагрева их до температуры кипящей воды, чтобы сделать их вкус более соответствующим для обитающих в этом помещении, которые благодаря смене миллионов жарких и холодных сезонов приспособились к таким изменениям температуры..." и так далее. В конце концов, нам удалось дать им некоторое представление об идее "дома" и о том, почему его нужно защищать. Когда им объяснили принципиальное устройство кондиционеров и центрального отопления, дело пошло лучше. Теперь: существует огромная фабрика преобразования солнечной энергии, которая снабжает электричеством все потребности Двора. Элементы, улавливающие и преобразующие солнечный свет, занимают пространство большее, чем "Тарик". Один кирибианец может пройти по этой фабрике и затем описать ее другому кирибианцу, который никогда не видел ее, таким образом, чтобы второй сумел создать ее точную копию, включая даже цвет стен. Так и было сделано, так как они решили, что мы изобрели нечто стоящее, и хотели сами попробовать; и в этом описании была указана каждая деталь, ее размеры, и все это было описано в девяти словах. В девяти маленьких словах.
Батчер покачал головой.
- Нет. Устройство для консервации солнечной энергии слишком сложно. Эти руки разбирали одно, не слишком давно. Очень большое. Нет...
- Да, Батчер, девять слов, по-английски это потребовало бы несколько томов, полных электрических схем и архитектурно-строительных описаний. Они использовали для этого девять слов. Мы так не можем.
- Невозможно.
- Тем не менее, это так, - она указала на кирибианский корабль. Вот он летит, - она следила, как напрягается его мозг, удивленный и озадаченный. - Если у вас есть правильные слова, - сказала она, - это сберегает много времени и облегчает дела.
Немного погодя он спросил:
- Что такое "я"?
Она улыбнулась.
- Прежде всего, это очень важно. Гораздо важнее, чем что-либо другое. Мозг действует, пока "я" остается живым. Потому что мозг есть часть "я". Книга есть, корабль есть, Джебел есть, вселенная есть, и, как вы могли заметить, "я есть".
Батчер кивнул.
- Да. Но я есть что?
Туман сгустился над экраном, закрывая звезды и кирибианский корабль.
- На этот вопрос можете ответить только вы.
- "Вы", должно быть это тоже очень важно, - пробормотал Батчер, потому что мозг заметил, что вы суть.
- Умница!
Внезапно он погладил ее щеку. Петушиная шпора легко коснулась ее нижней губы.
- Вы и я, - сказал Батчер. Он приблизил к ее лицу свое. - Никого другого здесь нет. Только вы и я. Но который есть кто?
Она кивнула, отодвигая щеку от его пальцев.
- Вы получили идею.
Грудь его была холодной, пальцы - теплыми. Она положила поверх его пальцев свою руку.
- Иногда вы пугаете меня.
- Я и меня, - сказал Батчер. - Только морфологическая разница. Мозг видит за этим одну идею. Почему вы пугаете меня иногда?
- Пугаюсь. Морфологическая коррекция. Вы пугаете меня, потому что грабите банки и всаживаете нож в глаза людей, Батчер!
- Почему вы пугаетесь, я... поправка, меня?
- Потому что зло - нечто такое, чего я никогда не делала, не хочу и не могу делать. А вы мне нравитесь, мне нравятся и ваши руки на моих щеках, поэтому если вы вдруг решите всадить мне в глаз нож, что ж...
- О, вы никогда не всадите нож в мой глаз, - сказал Батчер. - Я не должен бояться.
- Вы не можете изменить свой мозг.
- Вы можете, - он пристально посмотрел на нее. Я на самом деле не думаю, что вы захотите убить меня. Вы знаете это. Я знаю это. Это что-то другое. Почему я не говорю вам еще другого, что испугало бы меня? Может вы видите какой-то рисунок и хотите его понять? Мозг не глупый.
Его рука скользнула на ее шею, в его глазах была сосредоточенность. Она уже видела это выражение в тот момент, когда он отвернулся от мертвого зародыша в биологической лаборатории.
- Однажды, - медленно начала она, - ...ну, это была птица.
- Птицы пугают меня?
- Нет. Но эта птица пугала. Я была ребенком. Вы ведь не помните себя ребенком? Для большинства людей многое из того, чем они становятся взрослыми, закладывается в детстве.
- И у меня тоже?
- Да, и у меня тоже. Мой доктор приготовил эту птицу мне в подарок. Это была майна-птица, она умела говорить. Но она не понимала того, что говорит. Она просто повторяла, как магнитофон. Но я этого не знала. Много раз я узнавала, что люди хотят сказать мне, Батчер. Я не понимала этого раньше, но здесь, на "Тарике", осознала, что это похоже на телепатию. Ну, эту майну-птицу дрессировали, кормя ее земляными червями, когда она говорила все правильно. Вы знаете, какими большими бывают земляные черви?
- Такими?
- Верно. А некоторые даже на несколько дюймов длиннее. А сама майна-птица длиной в восемь-девять дюймов. Иными словами, земляной червь может достигать пяти-шести длин майны-птицы, и вот почему это важно. Птицу научили говорить: "Здравтсвуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива". Но для этого мозга это означало только грубую комбинацию зрительных и осязательных ощущений, которые приблизительно можно было перевести так: "Приближается еще один земляной червь". Поэтому когда я вошла в оранжерею и поздоровалась с майна-птицей, а та ответила: "Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива", я не могла не понять, что она лжет. Приближался еще один земляной червь, я могла видеть его и обонять, и предполагалось, что я его съем. У меня была истерия. Я никогда не говорила об этом доктору, потому что не могла до последних дней выразить то, что произошло. Но даже сейчас, вспоминая об этом, я чувствую отвращение.
Батчер кивнул.
- Когда вы оставили Реа с деньгами, вы, в конечном счете, оказались закопанным в пещере в ледяном аду Диса. На вас нападали черви двенадцати футов длиной. Они продырявили скалы с помощью кислотной слизи, которой смазана их шкура. Вы обжигались, но убили их. Вы изготовили электрическую сеть из миниатюрного источника энергии. Вы убили их, вы уже не боялись. Единственная причина, по которой вы их не ели, в том, что кислота делает их мясо ядовитым. И вы ничего не ели три дня.
- Я? То есть... вы?
- Вы не боитесь вещей, которых боюсь я. Я не боюсь вещей, которых боитесь вы. Неправда ли, хорошо?
- Да.
Мягко он приблизил свое лицо к ее лицу, потом отвел его и смотрел на ее лицо в поисках ответа.
- Чего вы боитесь? - спросила она.
Он покачал головой, не отрицательно, а в смущении.
- Ребенок, ребенок, который умер, - сказал он. - Мозг боится за вас. Боится, что вы будете один.
- Боится, что вы будете один, Батчер?
Он кивнул:
- Одиночество - это плохо.
Она тоже кивнула.
- Мозг знает это, - продолжал Батчер. - Долгое время он не знал, но потом научился. Вы были одиноки на Реа, даже со всеми деньгами. Еще более одиноки были на Дисе, и на Титане, даже с другими заключенными, вы были более всего одиноки. Ни один не понимал вас, когда вы с ним говорили. И вы на самом деле не понимали их. Может быть, потому что они все время говорили "я" и "вы", а вы только теперь начали понимать, как это важно.
- Вы хотели спасти ребенка и вырастить его так... чтобы он говорил на том же языке, что и вы? Или, во всяком случае, говорил по-английски так, как вы?
- Тогда бы оба не были одиноки.
- Понимаю.
- Он умер, - сказал Батчер. Потом улыбнулся. - Но теперь вы уже не так одиноки. Я научил вас понимать других. Вы не глупы и обучитесь быстро, - теперь он полностью повернулся к ней, положил кулаки ей на плечи и тяжело заговорил: - Я нравлюсь вам. Даже тогда, когда я впервые появился на "Тарике ", что-то было во мне такое, что вам понравилось. Я видел, что вы делали вещи, которые по моему мнению, были плохими, но я нравился вам. Я сказал вам, как разрушить защитную сеть захватчиков, и вы разрушили ее для меня. Я сказал вам, что хочу отправиться к концу Языка Дракона, и вы организовали полет для меня. Вы делаете все, чего я прошу. Очень важно, чтобы я знал это.
- Спасибо, Батчер, - сказала она.
- Если вы когда-нибудь ограбите другой банк, вы отдадите все свои деньги мне.
Ридра засмеялась.
- Спасибо. Никто еще не хотел сделать этого для меня. Но надеюсь, вы не будете грабить...
- Вы убьете всякого, кто попытается мне вредить, убьете много ужаснее, чем убивали раньше.
- Но вы не должны...
- Вы убьете всех на Тарике, если они попытаются разлучить нас и оставить в одиночестве.
- О, Батчер... - она отвернулась от него и прижала кулак ко рту. Плохой из меня учитель! Я сразу не поняла...
Удивленный и медленный голос:
- Я не понимаю вас. Я думаю.
Она снова повернулась к нему.
- Но это я, Батчер. Я не поняла вас. Пожалуйста, поверьте мне. Вам нужно еще немного поучиться.
- Вы верите мне, - кратко ответил он.
- Тогда слушайте. Мы встретились на полпути. Я не окончательно научила вас относительно "я" и "вы". Мы создали свой особый язык и говорим на нем.
- Но...
- Послушайте, всякий раз, как в последние десять минут вы говорили "вы", вам следовало сказать "я". Всякий раз, как вы говорили "я", вы имели в виду "вы".
Он опустил глаза, потом вновь поднял их, все еще не отвечая.
- То, что я говорю о себе, как "я", вы должны говорить "вы". И наоборот, понимаете?
- Значит, это разные слова для одного и того же, они неразличимы?
- Нет, только... да! Они означают один и тот же тип отношений. В некотором роде они - одно и то же.
- Тогда вы и я - одно и то же.
Рискуя все запутать, она кивнула.
- Я подозревал это. Но вы, - он указал на нее, - научили меня, - он коснулся себя.
- И поэтому вы не должны убивать людей. Во всяком случае, нужно чертовски много подумать, прежде чем сделать это. Когда вы говорите с Джебелом, я и вы существуем. Когда вы глядите на экран или на корабль, вы по-прежнему здесь.
- Мозг должен подумать об этом.
- Вы должны думать об этом больше, чем мозгами.
- Если должен, значит буду, - он снова коснулся ее лица. - Потому что вы научили меня. Потому что со мной вы не должны бояться ничего. Я только что научился, и могу допустить ошибки, но я "я" убивать людей, не подумав об этом много раз, будет ошибкой, верно? Теперь я правильно употребляю слова.
Она кивнула.
- Я не буду делать ошибок с нами. Это было бы слишком ужасно, я буду делать как можно меньше ошибок. Я однажды научусь окончательно, - потом он улыбнулся. - Будем, однако, надеяться, что никто не будет делать со мной ошибок. Мне жаль, если они будут делать их, потому что я, вероятно, буду с ними быстро делать ошибки и мало думать при этом.