Похоже, он был удовлетворен. Внезапно он страстно поцеловал ее. Затем наклонился к ней, увидел страдание в ее глазах, и лицо его смягчилось.
   Он легко, очень легко коснулся ее губ своими. После этого неясного и мгновенного поцелуя Аларик приподнял голову и тихо засмеялся.
   — Несчастный глупец! — пробормотал Аларик и нежно провел ладонью по ее лицу. — Бедный Делон! Броситься сломя голову против армии-победительницы ради тебя! Рисковал жизнью… Готов был горы сдвинуть, чтобы заполучить тебя. И я нисколько не осуждаю его, моя любовь, потому что твоя красота сводит с ума… Да, от одного твоего поцелуя человек может потерять рассудок!
   Его пальцы играли с застежкой корсета. Она не сделала попытки защититься, чувствуя, как в сладостном предвкушении у нее заныл низ живота. Ее груди набухли от прикосновения его ладоней, и она с нетерпением ждала дальнейшей ласки. Неожиданно она отдалась искушению и позволили своей руке коснуться его волос, пальцами ощутить его атласные пряди. Их глаза встретились, и Аларик издал легких вздох. Затем он снял корсет и положил голову на обнажившиеся груди. Тепло его дыхания родило в ней пламя, и она еле слышно застонала, пока он вдыхал пьянящий аромат женственности, не выпуская ее из объятий. Его рот сладостно дразнил сосок, втягивая и отпуская его. Фаллон потянула Аларика за волосы и снова встретилась с его взглядом.
   — Скажи мне, мой господин, если ты считаешь Делона таким глупцом: а ты мог бы сдвинуть горы для того, чтобы заполучить меня?
   Аларик довольно долго смотрел на нее. В его глазах играли отблески огня от камина.
   — Нет, — с полной определенностью сказал он.
   — Подлец! — возмущенно воскликнула она и замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Но он поймал ее руку и поцеловал.
   — Успокойся, моя неистовая ведьма, прошу тебя. В тебе есть все, что мужчина может желать, и я знаю это гораздо лучше, чем твой друг Делон. Я покорен твоей неистовой женственностью и красотой. Да, ты бередишь меня… Ты это хочешь услышать? Если бы Делон коснулся тебя, вполне возможно, что боевой топор раскроил бы ему череп… Ты хочешь услышать о том, что ты красива? Ты это и сама знаешь, моя принцесса. Ты хочешь услышать, что я хочу тебя? Я уже тебе неоднократно это доказывал. Сдвину ли я горы из-за тебя? Да, потому что ты моя и я никогда тебя не отпущу.
   Фаллон смотрела на него с изумлением. Она чувствовала тяжесть его тела, и, хотя они оба были одеты, ощущала свидетельство его возбуждения. Да, он желал ее, как и она желала его. Он был нужен ей в этот момент как воздух, нужен для того, чтобы выжить. Однако она не могла верить его пылким словам. Он был прежде всего воином Вильгельма Завоевателя.
   Его губы приблизились к губам Фаллон, и она не уклонилась. Поцелуй был крепкий и продолжительный, она вскрикнула и обвила его плечи руками. Ее язык вел дуэль с его языком, наслаждаясь его упругой силой. Она всхлипнула, когда большая ладонь накрыла ей груди, и задрожала от восторга, когда эта рука стала высекать из нее искры.
   Когда он поднялся, чтобы раздеться, Фаллон увидела его тело в свете дня. Это было великолепное тело, плечи — могучие и мускулистые. Она глянула вниз и внезапно застеснялась.
   — Солнце уже высоко поднялось, — смущенно проговорила она.
   — Оно родственно пламени, которое ты высекаешь во мне, — шепотом ответил он. Его руки ласкали тело Фаллон, раздевая ее. Вскоре они лежали, прижавшись друг к другу, обнаженные и трепещущие. Аларик гладил девичий живот, будил желание, и Фаллон тихонько ахала. Она прижалась к нему головой и коснулась языком его плеч, затем стала целовать грудь, рисуя на ней влажные линии и кружки, рождая в нем горячие вздохи. Она лежала на нем, исследовала, изучала его тело, играла с ним. В конце концов Аларик издал хриплый вскрик, и внизу оказалась она. Фаллон сжала зубы и в нетерпеливом ожидании тихонько застонала, когда Аларик приподнял ее за ягодицы. Он стал медленно и осторожно входить в нее, шепча о том, как она красива, как обольстительна в эту минуту. Мало-помалу его толчки участились, и Фаллон приникла к нему всем телом, выгибаясь навстречу его движениям.
   Внезапно он приподнялся на руках. Фаллон вскрикнула и потянулась к нему, пытаясь вернуть в свое лоно. И тогда Аларик обрушил на нее шквал поцелуев. Он целовал лицо, губы, груди и соски, волнующийся нежный живот, нетерпеливо подрагивающие бедра и, наконец, то место, где рождались в ней желание и пламя — трепещущий треугольник, пока Фаллон не забилась в содроганиях. Лишь после этого он снова погрузился в нее, чтобы она тут же задохнулась от пронзительно-жгучего, всепоглощающего экстаза.
   Пока в ней разгорались звезды, казалось, весь внешний мир погрузился во тьму. На мгновение мелькнула мысль, уж не умирает ли она среди этого ослепляющего блеска и блаженства, ибо то, что она испытывала, на земле не испытывают.
   Несколько секунд не было ничего, кроме тьмы, однако она чувствовала, как его тело переливается в нее… Где-то пели птицы; солнечный свет бил в окно.
   Никто из них не нарушил молчания. Аларик продолжал нежно обнимать ее, и сквозь сладостную дрему Фаллон почувствовала, что он возобновил движение. Он снова довел ее до возбуждения, и звезды снова горели и падали, после чего Фаллон погрузилась в глубокий спокойный сон.
   Когда она проснулась, Аларика в комнате не было. Фаллон услышала ржание лошадей во дворе, отбросила меховое покрывало и подбежала к окну.
   Аларик был там. Снова в военных доспехах — в кольчуге и длинной тунике, украшенной его гербом. На нем был шлем, скрывавший все лицо, за исключением глаз. Рядом гарцевал огромный красавец — жеребец Сатана, также по всей форме снаряженный для войны.
   Аларик высоко поднял меч и крикнул своим людям:
   — Мы отправляемся, и да поможет нам Бог! Слава Господу Богу, слава герцогу Вильгельму — нет, слава нашему королю!
   Воины издали клич одобрения, и кавалькада выехала со двора.
   В дверь постучали. Фаллон испуганно обернулась. Кто бы это мог быть? Аларик уехал, не сказав ей ни слова. Может быть, именно сейчас хотят подвергнуть ее наказанию?
   Фаллон напомнила себе, что она дочь Гарольда. Набросив на тело какую-то ткань, она властно спросила:
   — Кто там?
   Дверь медленно открылась, и появился Ричард.
   — Моя госпожа?
   — Да, я здесь, — с облегчением произнесла она.
   Он улыбнулся ей, но Фаллон напряженно ждала, что он скажет.
   — Граф Аларик уехал, чтобы соединиться с войском герцога, — сообщил Ричард. — Ковентри пал, и Вильгельм идет в глубь страны… А вам надо одеться и упаковать вещи.
   — О Боже! — в отчаянии произнесла она. — И куда же меня хотят отправить?
   — В Бошем, моя госпожа. Граф приказал Роже и Ролло вместе с несколькими людьми остаться здесь. Они отвезут вас к вашей матери.
   Фаллон облизала губы.
   — В Бошем? — переспросила она. — К моей матери?
   — Да, миледи.
   — Это не ловушка? Они не собираются переправить меня через Английский канал?
   — Нет, миледи. — Ричард слегка нахмурился. — Моя госпожа, граф обожает вас. Он часто говорит о вашей красоте, вашей деликатности…
   Фаллон махнула рукой, зная, каким неисправимым фантазером был этот паренек. Она испытала величайшее облегчение и радость. Внезапно она почувствовала, что может потерять сознание. Дочь короля Гарольда никогда не падала в обморок, сказала она себе. Однако мир куда-то уплывал от нее.
   — Ричард! — воскликнула она и повалилась на пол.

Глава 22

   Аларик догнал Вильгельма в Кентбери. Оттуда древняя римская дорога — Валтинга — вела прямо к Лондону. На совете, в котором участвовали Аларик, Одо, Роберт, несколько баронов и сам герцог, было решено, что они отправятся дорогой пилигримов, минуя город.
   Численность войска Вильгельма все время уменьшалась. Приходилось оставлять людей в крепостях, которые строились по ходу движения. Аларик часть своих рыцарей отправил в Хейзелфорд, другую — в Бошем. Вильгельм также не выпускал из-под наблюдения родовое гнездо Гарольда. Почти треть армии осталась в Дувре, поскольку Вильгельм был намерен держать этот город под собственным контролем. В случае поражения, как бы ни мала была его вероятность, он мог даже зимой переправить оттуда свои войска через Английский канал.
   Проходили дни. Аларик пребывал в постоянных заботах, и у него почти не оставалось времени для мыслей о Фаллон. Войска двигались через деревни и города, и ежедневно приходилось думать о том, чтобы добыть продовольствие и найти пристанище. Солдаты мародерствовали, и если своих людей он мог держать в узде, то на других его власть не распространялась. Даже герцог не мог предотвратить грабежи.
   Вильгельм послал в Лондон лазутчика, который, переодевшись разносчиком, собрал весьма интересную и богатую информацию. Шериф Эдгер был тяжело ранен при Гастингсе, однако смог вернуться в Лондон и сейчас собирал войско.
   Похоже, папские знамя и благословение, которые получил Вильгельм, были его самым могучим оружием. Клирики заколебались. Люди шептались, что предсмертное пророчество Эдуарда Исповедника полностью сбылось: демоны нагрянули в Англию, и огонь опустошил землю. Наслав гибель на Гарольда, Господь тем самым указал своего избранника. И, вероятно, следует подчиниться Вильгельму, который заявлял, что он является законным королем.
   Но, несмотря на эти разговоры, ничего существенного не происходило. Поэтому Вильгельм продолжал продвигаться к Лондону.
   Отряд численностью около пятисот всадников во главе с Алариком был направлен к городу, чтобы разведать обстановку. Войско разбило лагерь в деревне Камберуэлл. Население оказало упорное сопротивление, и Аларик, хоть и не любил бессмысленного разрушения, вынужден был сжечь несколько домов.
   Затем они направились к Саутуарку, откуда виден был Лондонский мост. Лондонцы вышли, чтобы дать захватчикам бой, однако люди Аларика, в числе которых были его рыцари и воины Вильгельма, отбросили их к стенам города.
   Норманны не стали переходить мост. Они сожгли Саутуарк и отступили, чтобы соединиться с основными силами.
   Вильгельм со своим войском ожидал их у Нарфильда. Аларик доложил ему о том, как разворачивались события. Вильгельм внимательно выслушал его, а затем сказал, что у них появился неожиданный союзник.
   Он развернул карту окрестностей Лондона и показал на Винчестер. Аларик вопросительно поднял бровь. Винчестер, древняя столица Уэссекса, некогда была центром Английского королевства. Сейчас он принадлежал вдове Эдуарда, сестре Гарольда Аэдит, то есть вдовствующей королеве.
   — Она заявила, что желает видеть меня королем, — улыбаясь, сообщил Аларику Вильгельм, — и оказывает мне поддержку. Только что прибыли свежие войска из Нормандии, и я намерен взять этот город. Вдовствующая королева отдает его мне. — После паузы он показал кружок на карте: — Ты отправишься вот сюда, на север, и встретишь меня у Темзы.
   Аларик ознакомился с планом Вильгельма, указал на некоторые известные ему препятствия, которые могут осложнить движение. Герцог кивнул. Чувствовалось, что он взволнован тем, что сестра Гарольда, вдова Исповедника, признала его. Появились слухи, что клирики все больше нервничали, а их влияние было весьма сильным. Стало известным, что Моркер и Эдвин намерены покинуть Лондон и отбыть на север в надежде на то, что Вильгельм не тронет их отдаленные герцогства.
   Когда Аларик привел своих всадников в Винчестер, Аэдит обратилась со скорбной, но убедительной речью к людям, собравшимся перед дворцом. Винчестер был взят практически без сопротивления.
   В тот вечер Аларик обедал с вдовствующей королевой. При свете свечей она снова была похожа на ту хорошенькую девушку, которая когда-то вышла замуж за старого короля, и они провели удивительно приятный вечер. Они были вдвоем, и когда смех постепенно замер, Аларик спросил, почему она решила поддержать Вильгельма Нормандского.
   Аэдит рассеянно вертела кубок и смотрела в огонь.
   — Англией мог бы управлять Гарольд, — задумчиво сказала она. — Возможно, с этим справились бы Гирт или Леофвин. Но они мертвы, а их дети слишком молоды, чтобы удержать власть. Гарольд Гордрада мертв, Тостиг тоже… Эдгар Ателинг — всего лишь мальчик. — Она посмотрела Аларику в глаза. — У нас нет никого, кто бы мог одолеть Вильгельма, а пока мы будем пытаться это сделать, страну окончательно разграбят и опустошат. Ничто не может остановить Вильгельма, он слишком силен.
   Поколебавшись, нервно передернув плечами, она добавила:
   — Я верю в рок… Я никогда не забуду тот день, когда умер Эдуард… Не забуду, как он держал меня за руку, как призывал нас довериться Гарольду. Он сказал, что огонь опустошит страну и что придут демоны… Ведь все сбылось, разве не так? Комета предрекала бедствие, и бедствие пришло к нам. Мы должны покориться судьбе.
   Эти слова напомнили Аларику о Фаллон, и у него сжалось сердце. Не оказался бы он в дураках, отправив ее к матери. Там были и его люди, и люди герцога, но если Фаллон захочет убежать, в Бошеме это сделать легче, чем где-то еще. И кроме того, он тосковал по ней.
   — Не все покорятся, — негромко возразил он. Аэдит засмеялась. Аларик бросил на нее быстрый взгляд.
   — Моя племянница, — сказала она. — Фаллон…
   Это было то имя, которое он произнес про себя.
   — Да, Фаллон.
   Аэдит погрозила ему пальцем.
   — Будьте поосторожней с девчонкой, граф Аларик. Если она ваша пленница, держите ее в узде.
   — Вы как будто не доверяете своей племяннице, — осторожно предположил он.
   — Фаллон? — Она удивленно подняла бровь, покачала головой и улыбнулась. — Прежде всего я ее обожаю и обожала всегда. Она вся из огня и страсти, и мне бы хотелось, чтобы она была моей дочерью… А говорю я так потому, что хорошо знаю ее. Она взяла от моего брата гордость, а от деда моего отца — целеустремленность и твердость. Люди от нее приходят в восторг. Она может повести за собой толпу, если того захочет. Она хороша как сказочная принцесса, но ее голова тоже забита сказками. От реальной жизни она далека. — Аэдит замолчала, допила вино. — Я надеюсь, что мы нашли общий язык с Вильгельмом.
   Аларик заверил Аэдит, что Вильгельм ничего не имеет против нее и что он, без сомнения, будет оказывать ей почести, надлежащие вдове Эдуарда. Побеседовав еще несколько минут, Аларик сослался на усталость и откланялся.
   Аэдит приготовила ему комнаты, не упустив при этом ни одной детали. Его поджидало вино на ночь, горячая ванна и кровать с тонким белоснежным бельем и меховым покрывалом. Весело полыхал огонь в камине. Окна комнаты выходили в заснеженный сад. Вдали открывался вид на город. Очень уютное место, подумал Аларик, да так и должно быть, ибо Винчестер был любимым местом древних английских королей.
   Аларик погрузился в корыто, наслаждаясь теплой водой, которая смывала усталость, накопившуюся за многие дни, проведенные в седле. Похоже, что Лондон собирается подчиниться Вильгельму. Днем Аларик был поглощен делами герцога, но ночью не знал покоя. Когда он закрывал глаза, ему вспоминалась буйная грива ее черных как смоль волос, окутывающих его. Ее глаза, голубые, словно весеннее полуденное небо, затуманенные дымкой страсти. Даже пьянящий запах женского тела. Ему казалось, что стоит лишь протянуть руку — и он ощутит тепло ее дыхания, услышит удары сердца.
   Он стискивал зубы, вспоминая ее неудержимое стремление бежать, тревожась о том, не готовит ли она мятежи в Бошеме. Винчестер будет самым подходящим местом для нее, внезапно подумал он. В Бошеме она может попасть в беду. Возможно, Аэдит удастся наставить ее на путь истинный и научить покорности.
   Но, конечно, главное было в другом, и он отдавал себе в том отчет. Он хотел видеть ее здесь, потому что нуждался в ней. Потому что хотел ее. Несмотря на строптивость, она была солнечным лучом в его жизни.
   Она утомительна, напомнил он себе. С ней постоянно приходится бороться.
   Он задумчиво улыбнулся. Решение созрело. Он будет воевать с шипами, чтобы иметь возможность насладиться цветком.
   Фаллон поднялась из-за стола и поцеловала мать. Затем, как повелось с момента ее возвращения, крепко обняла. Эдит ответила ей таким же крепким объятием.
   Фаллон любезно улыбнулась Роже и Ролло, которые постоянно с ними обедали. Точнее, женщинам позволялось обедать с Ролло и Роже, ибо норманны были здесь на положении хозяев. Двадцать людей Вильгельма дни и ночи были заняты тем, что заигрывали с молоденькими девушками и проедали запасы, которые были заготовлены на зиму. Роже командовал двумя десятками людей Аларика, и хотя они вели себя более достойно, было очевидно, что их тяготила скучная жизнь почетных тюремщиков. Спасение было в том, что мужчины были искусными охотниками и рыболовами. Из-за Английского канала доставили много вина, рыбу и мясо добывали сами, так что голод Бошему не грозил.
   В тот вечер Фаллон была озабочена тем, чтобы побыстрее уйти из зала и оказаться в своей комнате. Она поднялась по лестнице, заперла дверь и прислушалась. Чьи-то шаги. Она не знала, был ли то Роже или Ролло. Ей было известно лишь то, что они сторожили ее по очереди и один из них всегда находился за дверью.
   — Спокойной ночи, Ролло! — любезно сказала она.
   — Это Роже. Спокойной ночи, миледи! — последовал ответ.
   — А, в таком случае, спокойной ночи, Роже.
   Она направилась к высокому гардеробу в углу комнаты, опустилась позади него на колени и вынула панель. Открылся небольшой лаз, из которого появились два сакса, одетых в одежду арендаторов, но сохранивших длинные волосы воинов.
   — Фаллон, мы должны решить все сегодня, — начал старший.
   Фаллон прижала пальцы к губам.
   — Тс-с! — она показала жестом на дверь. Оба пришельца дрожали — декабрьская ночь выдалась на редкость холодной. Фаллон улыбнулась им, ощущая прилив тепла от переполняющего ее чувства любви, она обняла своего брата Галена и стала его лихорадочно целовать. Затем заключила в объятия Аэлфина.
   — Господи, как же я вас обоих люблю! — шептала она.
   Они подошли к камину и уселись перед огнем.
   Эдит знала, что ее сыновья мирно жили в Бошеме под маской арендаторов. Они делали вид, что не говорят по-французски, а жители деревни так умело подыгрывали им, что никто из норманнов не мог и подумать, что молодые сыновья Гарольда находятся поблизости. Юного Тэма с ними не было — Гален отправил его в Лондон, откуда тот посылал отчеты о происходящем.
   Гален ласково коснулся щеки Фаллон.
   — Фаллон, мы сегодня уезжаем.
   Она поймала его руку. Слезы блеснули у нее в глазах.
   — Я так боюсь за тебя! Позвольте и мне отправиться с вами! Я буду…
   — Нет, Фаллон… Я знаю, как мечтаешь ты о побеге, но это все поставит под удар. Никто не обратит внимания на двух арендаторов, которые кочуют из одной разоренной деревни в другую. Но страна будет поднята на ноги, если ты исчезнешь из дома, — сказал Гален.
   — В этом нет сомнения.
   Аэлфин посмотрел на Галена.
   — Ты нам будешь очень нужна попозже, Фаллон.
   Она сидела грустная, крепко сжав пальцы. Она знала, чего хотят братья, и очень беспокоилась за них. Становилось очевидным, что Эдгар Ателинг не будет коронован. Никто не верил в то, что мальчик способен противостоять Вильгельму.
   Но существовал очень сильный человек, который мог это сделать. Братья поддерживали связь с их дальним родственником Эриком Улфсоном. Он клялся, что ради Фаллон, дочери Гарольда, готов начать любую войну.
   Аэлфин опустился перед ней на колени.
   — Фаллон, подумай об отце. Ты должна помочь нам привлечь Эрика.
   Она вздрогнула.
   — Мне это не по душе… Какая нам разница, кто разорит нас: викинги или норманны?
   — Эрик придет в Англию не как завоеватель. Да, он жесткий воин, готов воевать где угодно и с кем угодно… Но он оставит Англию для нас. Саксы будут управлять землей саксов.
   Гален прошелся вдоль возле камина, посмотрел на дверь и сжал руки Фаллон.
   — Я слышал, что Аларик посылает людей за тобой. Должно быть, гонец еще не доехал.
   Фаллон опустила взгляд на ладони, боясь выдать свои чувства. Она нервно поправила юбку и ничего не сказала.
   — Он хочет отправить тебя к Аэдит.
   Фаллон удивленно подняла глаза.
   — Конечно, ты сможешь отделаться от нее. Тебе надо будет лишь встретиться с одним из людей Эрика Улфсона и убедить его, что ты ждешь викинга.
   Фаллон покачала головой. Она недолюбливала Эрика, ей было неуютно рядом с ним, и она подозревала, что своей жестокостью он превосходил всех известных ей людей, будь то саксы, норманны, датчане, шведы или норвежцы.
   — Отец умер, — сказала она тихо, — и корона принадлежит Эдгару Ателингу.
   — Да! Но у него нет сил удержать ее! Ты можешь призвать сюда Эрика и его викингов. Вильгельм не сможет воевать вечно. Вон уже сколько полегло его людей! Численность его войска уменьшается. Эрика не смутят никакие папские благословения. Некоторые говорят, что он христианин. Но мы знаем, что он поклоняется Одину и славит Тора. Его приводят в восторг смерть и разрушение.
   — И вы хотите, чтобы я привела его сюда! — устало сказала Фаллон. — Сменить одного дракона на другого.
   — Ты забыла отца? — Слова Галена прозвучали слишком громко, и Фаллон приложила палец к губам. Гален понизил голос, но горячности и горечи в его речах не убавилось. — А я не забыл! Я там был! Всего в нескольких шагах, когда на него напали! Неужели ты стала предательницей и все позабыла?!
   Фаллон ударила брата по лицу. Ее душили стыд и боль, и когда на щеке Галена проступили красные следы от пальцев, она опустилась на колени, борясь с подступившими слезами.
   Гален опустился на колени рядом с ней.
   — Прости меня, Фаллон… Я сожалею о сказанном. Ты можешь меня простить?
   Она качала головой, не в силах ответить ему, ибо боялась, что это жестокое, в сердцах высказанное обвинение справедливо. Она не могла разобраться в своих чувствах, в хитросплетениях боли, угрызений совести и сомнений. К своим врагам она относилась неодинаково. Она всем сердцем желала поражения Вильгельму. Но Аларика ей хотелось пощадить. Она страстно молилась об избавлении от норманнов, однако не менее горячо желала, чтобы один из них остался цел и невредим.
   Она поклялась воевать, но ей мешала жалость. И, как ни храбра она была, ей хотелось покоя.
   — Фаллон, — тихо сказал Гален.
   Она откинула голову, снова покачала головой.
   — Гален, неужели нет другого пути?
   — Другого пути нет… Если мы хотим победить… Ни у кого, кроме Эрика Улфсона, нет для этого сил… Я передам тебе свои указания. У тебя будет время и возможность для побега… Фаллон, ты единственный человек, который может убедить Эрика в том, что он должен выступить против нормандского герцога.
   Наконец она медленно кивнула.
   — Мы должны ехать, — напомнил Аэлфин Галену.
   — Да, — сказал Гален, продолжая смотреть на сестру. Он поцеловал ее в лоб и крепко обнял.
   — Береги себя, Фаллон… Береги… Я люблю тебя.
   Она прижала к груди Аэлфина, и оба брата исчезли в потайном ходе. Глядя им вслед, она вспомнила, какое удовольствие он доставлял им, когда они были детьми. Фаллон поставила на место панель и села перед камином, стараясь не разрыдаться.
   Братья оказались правы. На следующее утро появился молодой белокурый оруженосец. Когда Фаллон вошла в зал, он стоя разговаривал с Роже и Ролло.
   — Мы должны сопровождать вас в Лондон, миледи, такое распоряжение привез нам Стивен.
   Она перевела взгляд на гонца.
   — Когда нужно выезжать?
   — Как только вы соберетесь, — ответил Роже.
   — Я попрощаюсь с матерью и буду готова ехать во дворец вдовствующей королевы.
   Она повернулась и направилась к себе. Роже, нахмурившись, смотрел ей вслед, не в состоянии сообразить, что его обеспокоило.
   «Во дворец ее тети…»
   Он не говорил ей, куда именно ее собираются везти. Он лишь сообщил, что они направляются в Лондон.
   Роже покачал головой и пожал плечами. Должно быть, кто-то другой сказал ей об этом. Иначе откуда бы она знала?
   — Простите, сэр, а мне ехать?
   Роже обернулся и увидел Ричарда, который смотрел на него преданными глазами в ожидании ответа.
   — Граф Аларик сказал, что меня сделают оруженосцем, как только герцога коронуют.
   Роже крепко хлопнул его по плечу.
   — Да, парень! Он об этом не забыл. Тебе нужно ехать. Отправляйся со Стивеном и помоги готовить вьючных лошадей. Ночь мы проведем в дороге, а завтра начнется твое обучение.
   Сияющий Ричард стал горячо благодарить рыцаря. Роже посмотрел на Фаллон, которая поднималась по лестнице.
   Что принцесса думает об этом? На ее лице не отразилось никаких эмоций. Была ли она огорчена тем, что ее разлучают с матерью? Испытывала ли тревогу, что ее снова везут к Аларику? Продолжала ли неистово ненавидеть всех норманнов? Или она готова смириться с неизбежным ходом событий?
   «Не пытайся больше оказывать ему сопротивление, Фаллон, — молча призывал ее Роже. — Не делай этого. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты пострадала.
   Вероятно, Аларик тоже любит тебя».
   Нет, решил Роже. Для него любовь умерла и покрылась горестным пеплом много лет назад. Однако к тому, что считает своим, он относится бережно.
   Роже покачал головой, продолжая испытывать беспокойство, хотя и не мог понять почему. Впрочем, это неважно, главное, что она скоро окажется в Лондоне. За коронацией последует грандиозный пир, и вся Англия склонит головы перед Завоевателем.
   Отмахнувшись от неприятных предчувствий, Роже вышел из зала.