Дрейк Шеннон. Неистовая принцесса

   — Из-за нашего ребенка… И потом, я не верю, что его орды могут спасти Англию. Люди только начинают приходить в себя после вашего нашествия. И еще потому, что Вильгельм коронован. Поверь, Аларик, мне никогда не нравилось прибегать к предательству.
   Аларик разжал руки, его глаза потеплели. Он притянул ее к себе, и она с готовностью ответила на его поцелуй. Он разорвал на ней платье, но она едва отдала себе в этом отчет, входя в тот волшебный мир, где земля вращается вокруг них двоих и не существует ничего, кроме Аларика и связанных с ним ощущений. Он содрогался и стонал, судорожно обнимая ее и шепча слова благодарности. Фаллон лежала, умиротворенная, в его руках, но им снова овладела печаль. Ее это обидело, но она ничего не сказала.
   Аларик прижал подбородок к голове Фаллон, обнял ее и положил руку на выпуклый живот.
   — Если бы это все было правдой, — прошептал он с какой-то душевной болью.
   Фаллон повернулась, чтобы увидеть его лицо.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ничего… Давай спать.
   Фаллон не могла понять причины. В конце концов она заснула в его объятиях.
   Он сдержал свое слово. Утром они выехали в Англию. Их сопровождали Роже, Ролло, а также оруженосец Стивен, юный Ричард и несколько рыцарей из числа людей Аларика. Матильда настояла на том, чтобы они взяли с собой Мотали — одну из самых опытных ее повитух. Фаллон была рада этой женщине, которая, несмотря на почти полное отсутствие зубов и на свои седины, была неизменно бодрой и приятной в обращении, что было немаловажно сейчас, ибо Аларик продолжал пребывать в мрачном расположении духа. Он злился на себя за то, что они не уехали раньше, ибо Фаллон была уже на седьмом месяце, и он боялся, что она плохо перенесет дорогу. Тем не менее они благополучно добрались до побережья и без всяких трудностей переплыли Английский канал.
   Аларик сказал, что они на несколько дней остановятся в Бошеме, где Фаллон сможет побыть с матерью.
   Фаллон не возражала остаться там и на больший срок, но в начале июня Аларик увез ее в Хейзелфорд. Он не хотел, чтобы его ребенок родился на старой римской дороге. Фаллон изъявила желание, чтобы до Хейзелфорда ее сопровождала мать, против чего Аларик не имел возражений, ибо питал к Эдит самые добрые чувства.
   Было так приятно возвращаться к себе. Аларик чувствовал, что здесь он познает душевный мир и покой. Хэмлин и его дочери содержали дом и хозяйство в полном порядке. Поля щедро обещали богатый урожай. Мирно паслись овцы на изумрудном лугу, украшенном желтыми цветами.
   Наблюдая за Фаллон, Аларик пришел к выводу, что ей здесь нравится. Это было место, где жили простые люди, где пищу готовили на кострах, но не знали ужасов воины и по-прежнему высоко несли голову.
   Фаллон было приятно вновь увидеть Джин и Марлу, а Хат тут же продемонстрировал Аларику выполненную в его отсутствие работу. И всюду было много детей.
   — Даже не верится, что кругом все разрушено, когда видишь это место, — заметила Эдит, когда они вечером впервые собрались за столом.
   — Похоже на рай, — согласился Роже.
   Аларик бросил взгляд на Фаллон и улыбнулся.
   — Это мир Фаллон, — мягко сказал он. — Мы говорим: пусть уходит зло. И оно уходит, потому что так хочет Фаллон.
   Услышав эти чудесные слова, Фаллон взглянула на Аларика и увидела, что он смотрит на нее с нежностью.
   Для них обоих это был приезд домой. Когда они оказались одни, Аларик был одновременно яростным и нежным. И в то же время он с сожалением подумал, что время родов приближается и ему более не следует спать с ней.
   Утром он сказал Фаллон, что прикажет перенести его вещи в другую комнату.
   Она удивленно подняла глаза и тихо спросила:
   — Почему?
   — Я не должен беспокоить тебя и младенца, — сказал он сухо. — Мы и без того слишком затянули с этим. Остается совсем мало времени.
   Она кивнула, но все же задала еще один вопрос:
   — Но разве обязательно переселяться в другую комнату?
   Он медленно покачал головой, чувствуя прилив тепла в груди.
   — А ты хочешь, чтобы я остался?
   — Мы можем спать рядом, — спокойно сказала она. — Если это что-либо значит для тебя.
   Он поцеловал ей руку.
   — Очень много. Но мне придется временами уезжать на несколько дней… Тут ничего не поделаешь, пока Вильгельм в Нормандии.
   Он отлучался на неделю, имея твердое намерение вернуться к ее родам. Вначале ему пришлось отправиться в Дувр с посланиями и инструкциями для чиновников Вильгельма, оттуда в Лондон, чтобы удостовериться в том, что правительство функционирует должным образом. Его сопровождали Роже и Ролло, а охранять усадьбу оставался Фальстаф.
   Аларику было нелегко оставлять Фаллон. Он привязался к ней сильнее, чем мог этого ожидать. Несравненная как любовница, она постепенно стала его другом. Фаллон была честной, откровенной и страстной.
   Но раньше они были врагами, и он не подозревал об этих ее качествах. Кстати, он и сейчас не был до конца уверен в том, что она смирилась с господством Вильгельма и с ним, Алариком.
   Аларик любил ее, и в глубине сердца признавал это. Но он не решался полностью довериться ей, и это создавало барьер между ними. Не мог он также забыть, какие беды принесло ему то, что именуют любовью.
   В последних числах июня он ехал из Лондона домой. С ним были Роже, Ролло, Ричард и Стивен. День был ясный и безмятежный. Радостно пели малиновки, необычайно громко звенели кузнечики, умиротворяюще журчал поблизости ручей. Сожженные деревни постепенно отстраивались, и это радовало взгляд. Осень и зима были страшны для разоренной Англии, подумал Аларик. Нынешняя весна и лето несут жизнь.
   — Разве он может это сделать?
   Ответ Роже на вопрос Ролло сказан был столь громко, что явно предназначался для ушей Аларика.
   — Конечно, это трудно, — согласился Ролло. — Но как ты считаешь, он хочет изменить положение вещей?
   Аларик остановил коня и повернулся к друзьям. Он был в постоянном раздражении, потому что спать рядом с Фаллон, но при этом преодолевать в себе желание было нелегко. Младенец стал совсем большой, и Аларик любил класть руку на живот, ощущать там движение и размышлять, где находится ножка, а где головка. Ему нравилось обнимать Фаллон, касаться пальцами набухшей груди, прижимать ее к себе.
   — Если ты должен что-то сказать — говори. Что случилось?
   — Случилось? Ничего, — невинно ответил Роже. — Сейчас все то же самое, что и много месяцев назад.
   Аларик перевел взгляд на Ролло.
   — О чем он, черт возьми, болтает?
   — Ни о чем… Если не считать того, что ты ведешь себя безобразно… В точности так, как, по мнению саксов, должны вести себя варвары-норманны.
   — Да я самый милосердный из всех, кого я знаю, — раздраженно сказал Аларик.
   — Милосердный! Ты слышишь, Ричард?
   — Ричард! — взревел Аларик, бросив свирепый взгляд на юного оруженосца. — Что это? Ты сплетничаешь за моей спиной, парень?
   — Нет…
   — Да, он сплетничает, — дерзко заявил Роже. — Аларик, ты носишь клеймо ублюдка всю жизнь и хочешь наградить им своего первенца, своего наследника… Когда-то ты совершил ошибку, женившись не на той… Сейчас с тобой другая… Ее нельзя усмирить силой или ненавистью, но она испытывает нежность к тебе. И ты заставляешь ее страдать за то, что тебе причинила боль первая женщина.
   — Она не страдает!
   — Она страдает!
   — Я очень сомневаюсь, что она выйдет замуж за меня.
   Ролло разразился смехом.
   — Ха, он боится! Сильнейший, славнейший рыцарь во всей Европе — и боится!
   — Да пропадите вы все пропадом! — застонал Аларик.
   — У тебя совсем не остается времени! — взревел Роже.
   Аларик повернулся и пустил Сатану галопом. Все бросились за ним следом.
   Вскоре они въехали в Хейзелфорд. Аларик спешился, увидел чужих лошадей во дворе и почувствовал необоримый страх. Похлопав по крупу Сатану, он бросился в дом.
   К его удивлению, в зале отец Дамьен пил с Фальстафом эль.
   — Отец, — снимая рукавицы и с тревогой вглядываясь в лицо священника, спросил Аларик, — что случилось?
   Священник поднялся и поклонился.
   — Все в порядке. Я приехал, полагая, что могу понадобиться вам.
   Фальстаф встал и похлопал Аларика по спине.
   — Но он приехал слишком поздно.
   — О чем ты говоришь? — быстро спросил Аларик.
   В зал вошли Роже, Ролло и оруженосцы. Фальстаф не успел ответить, когда вверху на лестнице появилась Эдит. Она рассеянно улыбнулась Аларику и обратилась к Фальстафу:
   — Скажи Магали, что в ней есть срочная нужда. Прорвались воды, и нужно сменить постель, — она снова улыбнулась Аларику. — Роды начались.
   Аларик почувствовал, что у него подогнулись колени. Роже успел подставить ему стул. Однако Аларик быстро взял себя в руки и вскочил, бросив выразительный взгляд на Роже. Шагнув неверными ногами к столу, он налил в кубок вина и залпом осушил его. Странно… Ему казалось, что в запасе еще много времени.
   Аларик со стуком поставил кубок на стол.
   — Отец Дамьен, вы мне действительно нужны.
   Роже засмеялся.
   — Аларик, ты опоздал.
   — Думаю, что нет, — отец Дамьен сверкнул глазами. — Требуется некоторое время для того, чтобы младенец появился на свет.
   Из кухни вышла Магали с охапкой чистых простыней. Аларик задержал ее:
   — Магали, скажи Фаллон, что я приехал домой и вскоре приду к ней.
   — Хорошо, мой господин, — с поклоном протянула она, словно не была уверена в том, что Фаллон обрадуется этой вести, и направилась наверх.
   Даже сейчас, несмотря на жару, Фаллон дрожала, пока мать одевала на нее чистое белье. Магали с помощью Милдред и Джин быстро убрали старые и постелили новые, сухие простыни. Едва Фаллон с помощью матери снова легла на кровать, как почувствовала приступ боли и с трудом подавила крик.
   Это началось утром так исподволь, что, казалось, существовало больше в воображении.
   Однако боли усиливались, охватывая поясницу стальными обручами, постепенно переходя на живот.
   Сейчас, казалось, между схватками не было пауз. Фаллон и представить себе раньше не могла, что будет так больно.
   — Дыши глубже, — посоветовала Эдит, сжимая руку дочери.
   Фаллон попыталась последовать ее совету. Она плотно зажмурила глаза и стала молиться. Но, не сдержавшись, вскрикнула во время нового кинжального удара боли, а когда ее отпустило, бессильно откинулась назад, хватая воздух ртом. Бисеринки пота выступили на ее лице.
   — Мама, — простонала она тихонько, — я этого не вынесу, я не смогу…
   — Теперь уж поздно говорить об этом, — улыбнулась Эдит, смачивая лоб дочери влажной тряпкой.
   — Никогда больше! — твердила Фаллон. ― Как ты терпела столько раз? Клянусь, что уйду в монастырь!
   Три женщины засмеялись, а Фаллон издала проклятье и застонала в голос, почувствовав, что боль снова приближается. Магали посмотрела на Эдит и кивнула. Когда Фаллон стало чуть легче, повитуха осмотрела ее и бодро сказала на ломаном английском:
   — Скоро, mаdemoiselle, вы родите… Очень скоро.
   Очень скоро… Скорей бы… умереть… Слезы застилали ей глаза. Она, считавшая себя такой мужественной, сдалась перед болью. Она обливалась потом, и у нее было такое ощущение, что ее распинают и четвертуют.
   Новый приступ буквально скрутил Фаллон. Когда ее чуть отпустило, она прохрипела:
   — Будь он проклят, проклят!
   — Ай! — воскликнула Магали. — Идет граф!
   Она вспомнила о словах Аларика лишь тогда, когда услышала его шаги за дверью. Фаллон в ужасе посмотрела на мать.
   — Не впускай его, мама, прошу тебя! Останови! — в отчаянии закричала она.
   Эдит прижала палец к губам дочери.
   — Я поговорю с ним, — успокоила она Фаллон. Но Аларик не просил разрешения войти, а просто вошел, к тому же не один, а в сопровождении отца Дамьена.
   — О Господи! Боже милостивый! — запричитала Фаллон, лихорадочно натягивая на себя простынки. — Аларик, немедленно уходи отсюда!
   Он подошел, сел рядом и взял за руку.
   — Уходи! — повторила она, но в этот момент лицо ее исказилось, и она заскрежетала зубами. Почему никто не предупредил ее, что новая жизнь будет рождаться в таких страшных муках?
   Боль затихла. Мокрая от холодного пота, роженица повторила трясущимися губами:
   ― Ради Бога, ради всего святого, оставь меня!
   Аларик коснулся ее лица и крепко сжал ее руки. Боль накатила снова, и Фаллон выкрикнула:
   — Я ненавижу тебя!
   Аларик обеспокоенно взглянул на Эдит. Та пожала плечами.
   — Она не будет помнить, что сейчас говорит.
   — Буду! — взметнулась Фаллон.
   — Наверно, надо поторопиться, — сказал стоявший у двери отец Дамьен. Сквозь дымку боли Фаллон подумала, что священник похож на высокую черную птицу.
   Она облизала пересохшие губы.
   — Куда надо поторопиться?
   — Мы должны пожениться, — сказал Аларик.
   — Нет! — Она дернулась, пытаясь сесть, но это ей не удалось. — Нет, безмозглый болван!
   Фаллон была близка к истерике. Он сидел рядом такой красивый, такой внимательный. Но ей хотелось изрубить его в куски, потому что — и в этом нет сомнений! — именно он виновник ее нынешних страданий,
   — Я не выйду за тебя замуж! — упрямо повторила она. — У тебя были многие месяцы для этого, а сейчас слишком поздно! Я не хочу!.. Ой, ой, помогите, я не могу больше терпеть!
   — Все-таки я попробую тебя уговорить, ― ответил Аларик с нежной улыбкой. — Сожми мою руку.
   — Не буду!
   — Фаллон, ну же! — Он повысил голос. Аларик не собирался уходить. Он не намерен был оставить ее в покое. Когда Фаллон изо всех сил сжала его руку, он накрыл ее другой рукой.
   — Выходи за меня замуж, — спокойным и терпеливым тоном сказал он.
   — Нет! Я тебя ненавижу… Я уйду в монастырь и никогда больше не буду с мужчиной.
   — Фаллон! — резко сказала Эдит. — Он отец твоего ребенка… Остаются считанные минуты… Пусть младенец будет законнорожденным!
   Аларик впился в нее глазами.
   — Ну же, Фаллон…
   Она лежала молча, и Аларик кивнул отцу Дамьену. Священник начал свадебный обряд. Аларик без колебаний, когда священник задал ему вопрос, сказал «да». Фаллон в ответ на вопрос молчала — она впала в легкое забытье, и Аларик крепко сжал ей руку.
   — Да! — выкрикнула она. — Да! — и после этого повторила вслед за отцом Дамьеном все положенные слова: любить, лелеять — и повиноваться.
   Обряд закончился, а мучения Фаллон достигли высшей точки. Она едва ли отдавала себе отчет в том, что делает, когда отец Дамьен поднес ей пергамент и перо, она поставила свою подпись. Начались схватки. Они были настолько сильными, что Эдит едва успела выпроводить из комнаты Аларика и Дамьена.
   У Фаллон было ощущение, что ее тело раскалывается, разрывается надвое.
   Магали сказала, что ей нужно тужиться. Когда мать услышала первый крик ребенка, каким-то волшебным образом боль сменилась безграничной радостью.
   — Мой ребенок! — зарыдала она. — Мама, это мальчик? Он здоров? Он красив?
   Магали перерезала пуповину и велела Фаллон снова тужиться, чтобы вышел послед. Фаллон повиновалась, но теперь она не думала о боли.
   Мать положила младенца в руки Фаллон.
   — Да! Это мальчик! Чудный во всех отношениях! Здоровый мальчик с черными волосами!
   Фаллон засмеялась и заплакала, слыша материнские слова. Дрожащими руками она прижимала к телу отчаянно орущего младенца. Он был красавцем! Лицо его было искажено от плача, но он все равно был красивым и совершенным. Фаллон пересчитала у него пальчики на руках и на ногах и, поцеловав в живот, стала горячо молиться.
   — Пусть он пососет, это поможет появиться молоку, — посоветовала мать.
   Фаллон приложила ребенка к груди. Ее охватило блаженство. Малыш сосал, мял грудь и бил ее кулачками. Фаллон смеялась и плакала. Она уже забыла о перенесенных мучениях. Фаллон была полна безграничной любви к своему крохотному сыну и восхищения красотой и чудом жизни.
   Наконец малыш выпустил изо рта сосок с таким трогательным причмокиванием, что это заставило ее снова засмеяться.
   — Я заберу и искупаю его, — сказала Эдит. — Магали помоет тебя, и ты должна поспать.
   Фаллон глубоко вздохнула, с чувством величайшего удовлетворения откинулась назад, закрыла глаза и улыбнулась, прислушиваясь к тому, как мать и Милдред хлопочут над ребенком. Она почувствовала, как ее коснулись мягкие умелые руки Магали. Из-под нее вытащили пеленки, Магали помогла ей помыться и одеться.
   — Мама, поднеси его еще раз! — тихо попросила Фаллон, лежа на чистых простынях. Ребенка тоже вымыли, и он стал еще красивее. Он открыл глазки и взглянул на Фаллон, издав негромкий, похожий на бульканье звук. Никогда в жизни не испытывала Фаллон такого щемящего, такого пронзительного и сладостного чувства любви, как сейчас к этому крохотному созданию. Затем малыш закрыл глаза и заснул.
   Эдит осторожно забрала его у Фаллон. Она поцеловала дочь в лоб.
   — Спи. А я понесу его отцу.
   Фаллон смежила глаза. Прошло много часов с того времени, когда она начала свой поединок с болью. Она смертельно устала. Она будет спать, спать и спать!
   Внезапно она подняла голову.
   — Мама!
   — Что, любовь моя?
   — Это и вправду было? Мы правда… я правда…
   — Вышла замуж? — счастливо засмеялась Эдит. — Да, моя дочь! Твой сын — законный наследник отца. И ты — законная жена… Графиня д’Анлу…

Глава 28

   Когда Фаллон проснулась, ярко светило солнце. Она улыбнулась еще до того, как открыла глаза, услышав громкий крик сына, на который мгновенно откликнулось все ее тело. Она ощутила свои налитые груди и приподнялась с подушки ему навстречу.
   Фаллон с удивлением увидела, что ребенок лежит голенький в ногах ее кровати, там же сидит Аларик, исследуя каждый дюйм тела сына и пересчитывая крохотные пальчики, как это делала она. Но теперь малыш решил выразить протест против этих исследований.
   Аларик взглянул на Фаллон, и в его глазах сверкнули серебристые теплые искорки смеха. Ее немного смутило, что она сейчас сонная и растрепанная, но хорошо, что, по крайней мере, на ней чистый халат. Сегодня ей нужно выглядеть лучше, чем вчера, чтобы не оттолкнуть Аларика. Он сидел рядом с нею, большой, добрый, улыбающийся. Он казался моложе, чем она привыкла считать. Возможно, это объяснялось открытой добросердечной улыбкой. А может, мягким блеском его глаз…
   — Я думаю, что он хочет к матери, — сказал Аларик, запеленал сына, осторожно поднял и передал Фаллон. Все это время малыш громко кричал. Фаллон откинулась назад и приложила сына к груди. Она была ошеломлена тем удовольствием, которое испытала, когда ребенок начал сосать, и поражена устремленным на нее взглядом. Глаза у него были голубые, словно ясное утреннее небо над Англией.
   Фаллон поцеловала малыша в макушку, затем задумчиво посмотрела на Аларика.
   — Он нравится тебе? — шепотом спросила она.
   — Нравится ли? — переспросил Аларик. — Да это самый большой подарок, который я когда-либо получал!
   Она улыбнулась, и Аларика поразила мягкость и чистота ее взгляда. Он не помнил ее такой умиротворенной и прекрасной. Пышные черные волосы оттеняли тонкую и нежную красоту ее лица, щеки и губы рдели и цветом напоминали розу.
   — Он красив, — сказала она. — Очень красив, правда? Он никакой не сморщенный, а цвет кожи у него изумительный.
   Аларик постарался подавить улыбку и быстро согласился:
   — Да, совершенно изумительный.
   Похоже, Фаллон могла еще долго восхищаться, но она завороженно уставилась на малыша. Аларик пододвинулся поближе, нежно провел пальцем по щеке сына, затем по ее щеке. Фаллон улыбнулась ему открытой, безмятежной улыбкой.
   — У меня кое-что есть для тебя, — тихо сказал Аларик и протянул ей шкатулку. — Мой подарок новобрачной.
   Фаллон улыбнулась. Этот датский обычай получил распространение в Англии. Правда, подарок вручали не после рождения ребенка, а после первой брачной ночи.
   — Ну, ты немного запоздал с подарком, — пробормотала Фаллон.
   Аларик пожал плечами и улыбнулся.
   — У нас брачная ночь была раньше свадьбы…
   — А мы действительно поженились?
   — Да, Фаллон.
   Фаллон дважды взмахнула длинными ресницами и прижалась дрожащими губами к шелковистым волоскам сына.
   — Зачем, Аларик? — мягко спросила она. — Ради нашего сына?
   — Не только, — медленно ответил он. — Ради нас. Ради нашего будущего. Ради мира между нами, о котором я так мечтаю. А ты возражаешь? Не хочешь быть женой норманна?
   Фаллон покачала головой, будучи не в силах поднять глаза. Внезапно Аларик рассмеялся.
   — Ну что ж, я рад. Вчера ты ненавидела меня и была решительно настроена на то, чтобы уйти в монастырь.
   — Разве? — засмеялась Фаллон.
   — Да… А ты не помнишь?
   — Слабо, — созналась Фаллон.
   — Тогда скажи, ты действительно так сильно меня ненавидишь?
   — Как же я могу ненавидеть отца этого ангела?
   Он на несколько мгновений замолчал, затем сказал:
   — Я назвал тебя — и только тебя — владелицей поместья, где жили твои родители. Теперь эта земля твоя, и никто не может ее у тебя отобрать. Я знаю, что она принадлежала твоему отцу, возможно, ты посчитаешь, что я дал тебе то, что было изначально твоим, но я придал этому законность. Я думал о бриллиантах, о мехах, но я не знаю лучшего подарка, чем земля, которую любишь. Я надеюсь, что мой подарок порадует тебя… Акты о передаче тебе права собственности в этой шкатулке.
   Фаллон смотрела на него, тронутая и пораженная одновременно. Слезы счастья появились у нее на глазах, на языке вертелись слова, что она любит его и что любила, наверное, всегда. Но Фаллон промолчала, потому что, несмотря на все то, что он сделал для нее, он должен был сказать это первым. Теперь она его жена, напомнила она себе, и сладостное тепло разлилось в ее груди. И все же что-то он утаил от нее, и она не знала, было ли это его прошлое, или его тайна касалась их недавней вражды.
   — Спасибо, — шепотом сказала она. — Спасибо, мой господин. Не знаю, что порадовало бы меня больше, чем это.
   Она закусила губу, чтобы сдержать подступившие слезы. Внезапно малыш громко рыгнул, что вызвало у обоих родителей смех. Фаллон подняла его — пока еще не очень умело — и прижала к себе. Он быстро уснул. Затем Аларик переложил его в старую колыбельку, которую Хэмлин принес из амбара. Она смотрела на отца и сына — чуть сонная, спокойная и красивая. Аларик поцеловал ей пальцы, лоб и, наконец, прижался к ее губам.
   Фаллон прикоснулась к его щеке и негромко спросила:
   — Как мы назовем сына?
   Несколько мгновений Аларик колебался.
   — Я не думаю, что будет разумно называть его в честь твоего отца, хотя уверен, что тебе хочется именно этого.
   Фаллон покачала головой.
   — Я совсем не хочу, чтобы Вильгельм мстил ему за то, что он носит имя деда!
   — Фаллон, Вильгельм не имеет зла против тебя.
   Ей не хотелось говорить о Вильгельме.
   — Я думала о Роберте, отце моей матери. Пусть будет Робертом, как его прадед, — сказала она. — Пока он мал, можем звать его Робин.
   — Что ж, пусть будет Робином.
   Она застенчиво улыбнулась, испытывая удивительное чувство покоя. Глаза у Аларика блистали и искрились. Фаллон решилась обнять его за плечи, притянула к себе, и они нежно поцеловались. Стук в дверь вынудил их прерваться. На пороге стоял отец Дамьен.
   Он улыбнулся Фаллон.
   — Мне очень хочется взглянуть на ребенка. Надеюсь, мальчик.
   — Да, сын.
   Малыш уставился на священника и стал пускать пузыри. Фаллон протянула отцу Дамьену ребенка. Пока он благословлял Робина, Эдит сообщила Аларику, что его ждут в зале. Аларик и мать ушли, и Фаллон осталась наедине со священником.
   — Он будет нашей гордостью, — сказал отец Дамьен, укладывая ребенка в колыбель. — Он не уступит отцу в росте и силе… Мощь Нормандии соединится в нем с древней мудростью саксов. Для него нет завоевателей и побежденных, есть лишь отец и мать. Он принесет милосердие и справедливость этой стране.
   Фаллон завороженно смотрела на священника. Ей хотелось знать будущее и в то же время было жутковато слушать предсказания.
   — Дерево срастается. Пришли дьяволы, демоны и пожары, как предвидел Эдуард Исповедник. Говорят, что комета предвещала смерть моего отца… Скажите, отец, принесет ли этот ребенок мир?
   Священник долго молчал..
   — Мир не приходит сразу после жестокости войны. Нужно много лет, чтобы залечить раны. — Отец Дамьен вздохнул. — Жизнь возьмет свое, но это будет длительный и мучительный процесс. Культуры встречаются и сталкиваются. Добропорядочные люди, верящие в Бога, все еще гибнут. Но ты не должна терять веру, Фаллон. Вначале мир наступит между мужчиной и женщиной, поскольку они тянутся друг к другу.
   С этими словами он поклонился и вышел из комнаты.
   Фаллон откинулась на подушки, наблюдая за колыбелькой. Глаза Робина были закрыты, он снова заснул. Некоторое время Фаллон не могла думать ни о чем, кроме того, что безумно любит его. Но затем она вспомнила слова отца Дамьена, и ею овладела глубокая печаль. Не было сомнений, что с войной пока не покончено. Ничего не было слышно о братьях. О своих притязаниях могли заявить скандинавские короли и князья, а пока жив Эдгар Ателинг, люди могли объединиться вокруг него. И пока немалая часть Англии лежит опустошенная и кровоточащая, душа Фаллон также будет кровоточить.
   Она может любить Аларика, может быть его женой. Но существует ли подлинный мир между ними?
   Робина крестили в тот же день. Фаллон еще не могла подняться. Она была удивлена тем, что Вильгельм и Матильда пожелали быть крестными мальчика, но быть крестником короля почетно и выгодно, и она не стала возражать. Хэмлин и его дочь Джин стояли в качестве доверенных лиц отсутствующих крестных родителей, и Эдит заверила Фаллон, что крещение прошло весьма торжественно и в полном соответствии с английскими традициями. Фаллон улыбнулась и приняла маленького христианина в свои объятия. Она была очень горда, потому что ему не было еще и одного дня от роду, а он уже смотрел на нее ясными и любопытными глазками. Судя же по крику, младенец будет богатырем.