Страница:
Эта фраза прозвучала как-то пошло. Костя почувствовал неловкость. Видно, и женщина поняла, что сказала что-то не так.
– Впрочем, и деньги бросают, – поправилась она. – Из-за любви. Вечна только любовь. От нее никак не отделаешься, как от смерти. Так какие будут предложения?
– А какие у вас?
– Я первая спросила.
– Даже и не знаю… Погуляем… Можно сходить в кино. А вечером, если хотите, потанцуем в ресторане. Часов до десяти. В десять сорок у меня поезд.
– Вот как… Вы уезжаете?
– Да.
– Куда же, если не секрет?
– Далеко.
– Какой вы весь загадочный. Пойдемте, чего мы стоим? На нас обращают внимание. Наверно, думают, что вы отказываетесь на мне жениться. А я угрожаю обратиться в местком.
Они пошли вдоль клумбы. Пахло опавшими подгнивающими листьями, сырой невозделанной землей, увядающими цветами… Вяло гудел откуда-то взлетевший черный большой шмель; перелетая с цветка на цветок, он явно недоумевал, почему цветы перестали быть сладкими.
– Так как насчет моего плана? – спросил Минаков. Он шел рядом с Любой, опустив руки, не решаясь до нее дотронуться, хотя по всем правилам надо было взять ее под руку. Рядом с этой красивой нарядной женщиной младший бухгалтер в своем сером, помятом плаще, из-под которого глупа и неожиданно выглядывала; красная великолепная гвоздика, сам себе казался тусклым, нелепым человеком, похожим на уголовника из только что виденного кинофильма. Особенна угнетал Минакова набитый скрепками терханньй неопределенного цвета портфель, такой тяжелый, что его приходилось почти волочить, – портфель бил по правой ноге, утробно ухал потревоженными коробками.
– План плохой, – ответила Люба, – Времени у нас мало, и нет смысла тратить его на кино и ресторан. Есть другое предложение. Поехали ко мне.
– Но… – Костя сразу почему-то представил себе толстую недоверчивую мать Любы, папу в пижаме, копошащихся внуков. – Будет не совсем удобно… Я никого из ваших не знаю… Мне бы хотелось побыть с вами вдвоем.
– Я живу одна. У меня хорошая квартира со всеми удобствами.
– А ваш муж…
– Я развелась. Вас это устраивает?
– Конечно, – пробормотал Минаков.
Опыт общения с женщинами был у Кости невелик. В основном он сводился к ухаживанию – в большинстве случаев неудачному – за местными девушками из кулинарного училища: дружить с ними в Петровске считалось хорошим тоном. «Кулинарки» держались высокомерно и ужасно ломались, свидания с ними превращались в бесконечную говорильню о преподавателях, оценках, зачетах, нарядах подружек и т. д., прерываемую изредка выкриками «Убери руки!».
Правда, была у Кости и «взрослая» любовь с одной замужней женщиной, упаковщицей из цеха отправки, о которой Минаков до сих пор вспоминал с содроганием. Встречаться они могли лишь в обеденные перерывы. Муж Костиной любовницы оказался очень ревнивым и повсюду выслеживал свою жену. Работал он сторожем на городском рынке и на этом основании повсюду ходил с ружьем, даже по магазинам сопровождал супругу словно вооруженный конвой.
Любовники залезали в какой-нибудь ящик в дальнем углу цеха, закрывались сверху крышкой, и упаковщица поила Костю молоком из бутылки и кормила пирожками с рыбой – она была почти вдвое старше Минакова и относилась к нему с материнской нежностью.
Эта любовь прервалась самым нелепым образом. Однажды, когда Костя и упаковщица сидели в ящике, пришли рабочие, забили крышку, чтобы не сорвалась, и с криками, уханьем принялись грузить ящик на электрокар – как потом выяснилось, ящик срочно потребовался взамен рассыпавшегося на железнодорожной станции.
Вместо того чтобы спокойно пересидеть погрузку, а потом вылезти из ящика, когда вокруг не будет людей, Костя и упаковщица подняли крик, стали стучать, словно их хоронили заживо, и обалдевшим рабочим предстала поразительная картина: две высунувшиеся головы, обсыпанные стружкой…
История получила огласку – хотя грузчики из мужской солидарности договорились никому ничего не говорить, – и любовь Кости и упаковщицы погибла, убитая насмешками.
С тех пор Костя Минаков за три километра обходил замужних женщин.
– Такси! – закричала Люба.
Мчавшаяся навстречу машина с зеленым огоньком резко затормозила.
– Вам куда, дамочка? – высунулся в окошко улыбающийся шофер.
– Нам по пути!
– Ну раз так – прошу!
Костя подбежал к машине, волоча портфель. Шофер сразу поскучнел, увидев Минакова.
– Вообще-то мне в парк… но раз уж сели…
Он недовольно крутанул счетчик.
– На Октябрьскую, около стадиона.
– Знаю, – буркнул шофер.
Машина рванула с места и понеслась. На повороте Костю прижало к Любе.
– Страшно? – шепнула она, глядя ему в глаза.
– Чего? – не понял Минаков.
– А вот так… ехать к незнакомой женщине.
– Ничуть не страшно, даже наоборот, – соврал Костя, хотя на самом деле испытывал неуверенность, граничившую с отчаянием. Уж очень как-то все быстро получилось… чересчур быстро. Не успели познакомиться, а уже мчатся на квартиру, где никого нет.
– Водка-то у вас хоть есть? – спросила с усмешкой Люба, откинувшись на сиденье.
– Зачем? – спросил Костя, но тут же понял всю наивность, детскость своего вопроса. – Нет… надо где-нибудь остановиться…
– Что же тогда у вас в портфеле? Вы еле его таскаете.
– Скрепки.
– Что-что?
– Скрепки для бумаг. Меня командировали их купить. Вот я и купил…
– А… – опять усмехнулась Люба. – Скрепки – это хорошая вещь, но ими сыт не будешь. Тем более пьян. Молодой человек, остановите машину вон у того гастронома.
Шофер остановился с недовольной физиономией. «Мне бы ваши заботы» – было написано у него на лице. – Я схожу, – торопливо сказал Костя.
– Портфель-то оставьте, тяжелый. Не бойтесь – не украду.
– Куда же мне все класть?
– Возьмите мою сумку.
– Ну что вы… неудобно.
– Стесняетесь с дамской сумкой? Какой вы еще ребенок!
Костя молча выдернул из машины портфель и зашагал к магазину. Насмешливый тон новой знакомой ему не нравился. Если так пойдет и дальше, то ничего хорошего ему этот, вечер не сулит. Как все застенчивые люди, Минаков не переносил подтрунивания. Или преданная любовь, или откровенная ненависть. И там и там Костя чувствовал себя увереннее, нежели в этом мире полуулыбок, полунамеков.
В гастрономе было полупустынно, и Костя быстро накупил колбасы, сыра, консервов. Из спиртного он выбрал шампанское и коньяк «Россия». Коньяк был ужасно дорогой, но Косте почему-то показалось, что водку брать нельзя, с ней он будет чувствовать себя еще неуверенней перед этой насмешливой женщиной. Дорогой коньяк ему был нужен для самоутверждения.
Покупки не все вошли в набитый скрепками портфель, и младший бухгалтер рассовал их по карманам плаща – рука опять натолкнулась на тысячу, будь она проклята!
Машина ждала его. Счетчик монотонно щелкал. Костя невольно скосил глаза: 2 рубля 75 копеек. После посещения магазина у младшего бухгалтера оставалось тридцать рублей. Хватит ему и на такси, и на дорогу домой.
– Конфет взяли? – спросила Люба.
– Нет, – виновато ответил Минаков. Про конфеты он забыл
– Ну и правильно. Конфеты я не люблю.
– Теперь куда? – буркнул шофер.
– Теперь прямо на Октябрьскую, – весело сказала Люба. – Без пересадок.
Минаков внутренне поморщился. Ему не нравился развязный тон, который вдруг появился у его новой знакомой. Косте было неловко перед шофером. «Наверно, принимает за каких-нибудь проходимцев», – подумал младший бухгалтер. Приключение уже было противно ему. Все это Костя представлял себе несколько иначе. Они посмотрят хороший фильм, во время сеанса он как бы случайно возьмет ее за руку… Потом они пойдут в ресторан «Москва», немного выпьют, потанцуют… Потом… потом, когда на несколько минут погаснет свет – в ресторане «Москва» во время танцев иногда тушили свет, – он ее поцелует…
Впрочем, может быть, Люба тоже волнуется и старается замаскировать волнение развязностью? Вполне возможно… От этой мысли Косте стало легче, и он искоса глянул на женщину.
В этот момент Люба смотрела прямо перед собой и, казалось, вся ушла в свои мысли. Младшего бухгалтера поразило ее лицо. На нем не было и следа улыбки, тем более насмешки. Лицо было грустное и даже встревоженное, казалось, женщина обдумывает что-то чрезвычайно важное для себя, не очень приятное, может быть, даже опасное, но что сделать было необходимо.
– О чем вы думаете? – спросил Костя. – У вас неприятности?
Люба вздрогнула. Маска озабоченности соскользнула с ее лица. Она улыбнулась. Видно, она опять хотела изобразить насмешку, но насмешки не получилось. Получилась жалкая кривая гримаса, и Люба отвернулась, чтобы ее скрыть. Плечи женщины опустились, казалось, она вот-вот заплачет.
Косте стало жалко свою спутницу. Ему захотелось прижать ее к себе, погладить по волосам, сказать слова утешения.
И вдруг младший бухгалтер ощутил чувство облегчения. Как будто огромная тяжесть упала у него с плеч. С удивлением, даже некоторым испугом Минаков откинулся на сиденье. Что случилось? Ему нравится эта женщина? Да. Но дело все-таки не в этом. Что же тогда? Не боится расплаты за взятую по глупости тысячу? В глубине души он по-настоящему и не боялся, он знал, что в милиции ему в конце концов поверят.
В чем же дело?
И Минаков понял: он разлюбил Леночку. Разлюбил давно, еще тогда, когда она испугалась его пьяного в ночной бухгалтерии, а потом донесла на него… Ведь она могла как-то скрыть эту недостачу, даже взять вину на себя… Они же со Шкафом сразу пустили по его следу милицию. Он разлюбил ее, когда спускался пьяный по лестнице в заводоуправлении после безобразной сцены, потом разлюбил еще немного в автобусе, чувствуя у себя на плече доверчивую, теплую щеку незнакомой женщины, и окончательно – на Центральном телеграфе, после разговора, который так удивил и испугал его…
Он разлюбил, но продолжал любить по инерции и понял это только сейчас…
– Вот здесь, – сказала Люба. – У этого дома.
Костя торопливо сунул шоферу пятерку и поспешил выйти, сделав вид, что не видит, как тот лениво роется в кармане в поисках сдачи.
Молча они поднялись в лифте на четвертый этаж. У черных, обитых дерматином дверей с цифрой 13 Люба остановилась, достала из сумочки ключи, вставила в замок.
– Плохая цифра у вашей квартиры, – сказал Костя, лишь бы что-нибудь сказать.
– Для кого как, – сказала Люба. Она не улыбнулась, как ожидал Костя.
– А для вас?
– Для меня в самый раз.
Загадочно, непривычно щелкнул замок, как щелкают все замки в незнакомых квартирах.
– Прошу.
Люба посторонилась, пропуская Костю. Младший бухгалтер сделал два шага и остановился, оглядываясь. Коридорчик был обычным, маленьким. Сработал выключатель. Вешалка, зеркало, оленьи рога… Пальто, туфли-шлепанцы, еще одни, наверно, для гостей. Небогато, но чисто, уютно. Пол застлан красивой циновкой.
– Раздевайтесь, надевайте тапки и проходите,
– Я выложу все. Кухня сюда?
– Да.
Костя надел тапки, взял портфель, сделал еще два шага и очутился на кухне. Здесь тоже было опрятно и уютно. Кастрюли, половники, ножи развешаны по стенам. Удобная мойка, мебель из красивого голубого пластика. На подоконнике цветы. В углу урчит холодильник «ЗИЛ».
«Зачем ей такой большой холодильник? – удивился Минаков. – Впрочем, у нее же кто-нибудь есть…»
Костя выложил свертки на стол, поставил бутылки и остановился, не зная, что еще делать. Он принялся разглядывать кастрюли, подвешенные над столом. Кастрюли все сияли.
– Что же вы стоите? Проходите в комнату! – крикнула Люба откуда-то из глубины квартиры.
Костя, шлепая чужими, слишком большими тапками, прошел в соседнюю комнату. Шаги получились осторожными, крадущимися. «Как у блудного кота», – подумал Костя. Он чувствовал себя крайне неловко,
И гостиная понравилась Косте. Светлая, ничего лишнего, на стене пара эстампов, африканская маска, наверно, местного производства, диван под красным приглушенного цвета покрывалом, возле журнальный, на котором ничего не лежало, столик, на стене книжная полка…
Минаков подошел к полке. Книг стояло немного, и подбор их был, конечно, случайным, ничего не говоря о вкусе хозяйки, разве что хозяйка читает от случая к случаю… «Королева Марго», наверно, за макулатуру, Станислав Лем, «Сумма технологий» – довольно сложная книга. Неужели она ее прочла? «Книга о вкусной и здоровой пище» – ну, это понятно. «Жизнь без лекарств» – увлекается спортом? «Ремонт автомобиля» – неужели у нее есть машина?
– Скучаете?
Люба вышла из соседней комнаты, очевидно, спальни. На ней было длинное черное платье строгого покроя, без всяких украшений, за исключением маленького золотого листика на груди, почти возле шеи.
«Какая у нее отличная фигура», – подумал Костя.
– Я вижу, что вам нравлюсь? – спросила Люба. У нее опять был насмешливый тон, но не едкий, а добрый, немного игривый.
– Даже очень.
Она села напротив гостя, сложила руки на коленях, как послушная девочка, однако смотрела в упор.
– Итак, что будем делать? – Глаза она успела слегка подвести.
– Я думаю, надо сначала выпить… Мысль, конечно, не новая.
– Правильная мысль. Я быстро.
Люба встала и ушла на кухню. Послышался стук тарелок, захлопала дверца холодильника, звякнули рюмки… Она и в самом деле вернулась через пять минут с подносом, уставленным закусками… Принесла вазу с яблоками.
– Возьмите шампанское… И лед захватите. Давайте несите все, что есть! Будем пировать по-настоящему! – командовала Люба.
Минаков сходил на кухню, принес лед, шампанское, коньяк.
Люба потерла ладони, подражая пьяницам.
– Открывайте шампанское. Только с шумом. Люблю, чтобы с грохотом, пеной. Но не разбейте люстру.
Костя открыл. Пробка ударила в потолок, отскочила, попала в фужер, и тот тихо развалился на две части.
– Вот как вы умеете, – заметила Люба. – Молодец. К счастью. Ну так за что дерябнем?
– Ну… за знакомство. С этого обычно начинают.
– Верно. За знакомство. До дна.
Они выпили. Шампанское ударило Косте в голову. Стало хорошо, весело, необычно.
«Как странно бывает, – подумал Минаков. – Еще вчера я ее не знал, а сейчас мы сидим в ее квартире, пьем шампанское, и неизвестно, чем все это кончится. Может быть, через час мы расстанемся навсегда, а может быть, она станет моей женой».
– Вот… А теперь давайте коньячку… Не подумайте, что я пьяница. Я пью редко, но сегодня такое настроение. Теперь мой тост! Давайте выпьем за то, чтобы вас не нашли.
– Не нашли?.. – удивился Костя. – А откуда вы взяли, что меня ищут?
– Знаю. Не в этом дело. Главное, что ищут. Вся милиция области поднята на ноги. Часа через три они явятся сюда. Почему сюда? Я скажу вам. Нет, нет, я не предательница. Просто они, конечно, установили, что вы в автобусе сидели рядом со мной, разговаривали, я даже спала на вашем плече. Они пойдут по моему следу, чтобы узнать о вас побольше, и наверняка явятся сюда.
Костя слушал, вытаращив глаза. Он ничего не понимал.
Женщина взяла кусочек сыра и стала отщипывать от него по крошке, испытующе поглядывая на Костю. Минаков встал.
– Собственно говоря… Я не понимаю… Какой-то странный разговор. И вообще мне пора на поезд. Мне надо еще кое-что купить.
– Вас возьмет первый же милиционер, – усмехнулась Люба.
– Бред какой-то, – мотнул головой младший бухгалтер. Он двинулся к выходу, но женщина проворно поднялась ему навстречу, преградив дорогу.
– Хотите, я вас спрячу?
– Не надо меня прятать. Пустите…
Костина рука натолкнулась на ее грудь.
– Я могу надежно спрятать… – Их лица оказались совсем рядом, дыхание смешивалось. Оба смотрели в глаза друг другу. – Не здесь… Здесь найдут. У меня брат в горном ауле пасет коз… Вы могли бы тоже пасти коз, пока все не уляжется.
– Что уляжется?
– То самое.
Глаза ее стали трепещущими. Неожиданно для себя он поцеловал ее в губы. Женщина не сопротивлялась, но настойчиво отстранила Костю.
– Это потом… Так согласны?
– Пасти коз?
– Да.
– Согласен.
Люба посмотрела на него недоверчиво.
– А почему вы улыбнулись?
– Представил себя в роли пастуха.
– Ничего страшного. Даже романтично. И притом недолго. Все забудется. Значит, решено?
– Конечно.
– Надо ехать сегодня же. Я дам вам адрес и другой паспорт.
– Даже так?
– А как вы думали? Вам же придется устраиваться на работу.
– Откуда у вас паспорт?
– Это неважно.
– А фотография?
– Фотография будет ваша.
«Уже вторая женщина хочет, чтобы я уехал», – подумал Костя.
Что-то в этом разговоре не нравилось женщине.
– Вы, по-моему, слишком легкомысленно относитесь к своему делу, – сказала она, вдруг нахмурившись. – Впрочем, вы еще слишком молоды. Молодость всегда глупа и наивна. Но у вас еще все впереди.
– Говорят, молодость – недостаток, который с годами проходит.
– Вот именно. Присядьте, что вы стоите?
Костя присел. Разговор его заинтересовал. Его явно принимали за кого-то другого.
Люба тоже села и стала вертеть в руках пустой бокал.
– Но вы сами понимаете, – сказал она, не глядя на Костю, – что все это не безвозмездно.
– То есть?
– Я прошу половину портфеля.
– Половину чего? – не понял Костя.
– Половину содержимого вашего портфеля.
– Но там у меня скрепки.
– Вот мне и надо половинку этих… скрепок.
Костя пристально посмотрел на свою собеседницу, думая, что она вот-вот рассмеется, но Люба и не думала смеяться. Она серьезно, даже встревоженно смотрела на него.
«А ведь она… того… – подумал Минаков, – с приветом… Но откуда она знает, что он взял эту несчастную тысячу и что, возможно, его ищут? Может быть, это случайное совпадение? Во всяком случае, пора сматывать удочки, а то еще влипнешь в какую-нибудь историю».
– Я отдам вам все скрепки, – сказал Костя.
Женщина посмотрела на него недоверчиво.
– Все двадцать девять? – спросила она. В глазах ее заплясал жадный огонек.
– Но у меня всего двадцать коробок.
– Неправда. Вы взяли двадцать девять. Это всем известно.
«Сумасшедшая!» – окончательно убедился Костя.
– Во всяком случае, я отдаю вам весь портфель. И сам портфель в придачу,
Костя встал и начал боком двигаться вокруг стола.
– Но сначала мы заглянем в портфель? – спросила женщина, отбегая к двери.
– Заглянем, заглянем, – пробормотал Костя. Теперь он уже не на шутку был встревожен.
«Вот влип в историю… Мне сразу не понравились ее глаза».
Люба метнулась в коридор. Пока Костя дошел до двери, она уже успела открыть портфель в растерянно держала в руках раскрытую коробку скрепок, Канцелярские принадлежности тускло мерцали в свете лампочки,
– Но ведь это скрепки… – растерянно прошептала женщина.
– Конечно. Я же вам говорил. Но это очень хорошие скрепки.
У Кости больше не было никаких сомнений, что эта женщина больная. Минаков постарался незаметно продвинуться к вешалке, где висел его плащ.
Неожиданно Люба ловко схватила тяжелый портфель и вытряхнула его содержимое на пол. Коробки с глухим стуком расползлись по циновке. Женщина присела на корточки и стала торопливо разгребать кучу. Воспользовавшись тем, что сумасшедшая забыла про него и сидела спиной, Костя тихо снял о вешалки плащ и взялся за вертушку английского замка.
И тут случилось невероятное.
– Стой! – раздался грубый властный голос. Костя оцепенел. Из глубины комнаты, где они только что сидели с Любой, шел к нему бритоголовый широкоплечий мужчина. На нем была полосатая пижама и кожаные черные тапки на каблуках («Почему тапки на каблуках?» – машинально подумал Костя), Сердце у младшего бухгалтера два раза ударилось как-то сбивчиво, невпопад, голова закружилась, щеки побледнели» глаза остекленели.
«Это конец», – решил Костя,
– Стой! – повторил мужчина, но теперь уже тише. – Вернись в комнату! Ну, кому сказал!
Постепенно Минаков стал приходить в себя.
– Вы кто такой? Что вам здесь надо? – пробормотал он.
– Это мой муж, – спокойно сказала Люба, поднимаясь с коленей.
Костя сам удивился своей мгновенной реакции. Еще не успела Люба закончить фразу, как его тело метнулось к двери, а руки цепко стали крутить вертушку замка.
В этот момент младший бухгалтер ощутил тяжелый удар по правому плечу, и его рука отвалилась от замка. В ухо Минакова задышали луком и застоялым табачным дымом. Потом Костя почувствовал, что летит из прихожей в гостиную от мощного удара пониже спины. Он наверняка растянулся бы посредине комнаты, но, к счастью, попавший под ноги стул, который Люба отодвинула, когда бежала к портфелю, немного скорректировал траекторию Костиного полета. Младший бухгалтер врезался в сервант.
Зазвенела посуда,
– Осторожней! – закричала Люба мужу. – Дорвался! Все тарелки перебьешь!
Минаков повернулся лицом к нападающему. Мужчина в пижаме шел к нему, и по его лицу было видно, что он готовится к новому удару.
«Я его где-то видел», – еще успел подумать Костя, уклоняясь от выброшенного вперед с большой силой кулака. Кулак попал в стекло серванта. Стекло треснуло.
– Сумасшедший! – Жена вцепилась мужу в спину. – Ты что наделал? Зачем устроил побоище? Теперь ищи стекло по всему городу! Ты что, не можешь по-хорошему?
– Ладно, – сказал мужчина, остывая. – Будем по-хорошему. Слышь, друг, проходи к столу, чего стоишь? Садись, гостем будешь.
Мужчина отошел от серванта и сел в кресло возле стола.
– Петя, у тебя кровь, – сказала Люба. – На ладони.
«Заботливо говорит», – машинально отметил Костя.
Петя поднес кулачище к лицу.
– В самом деле, – сказал он. – Принеси зеленки.
Люба ушла на кухню.
– Да ты садись, друг, Будь как у себя дома. Ты же вроде бы и держался здесь по-домашнему, а сейчас что-то стесняешься. Иди, иди…
Хозяин в упор смотрел на Костю. Тот подошел к столу и осторожно сел на стул, словно загипнотизированный.
– Ну, рассказывай.
Мужчина покачивал ногой, на которой висел тапок на высоком каблуке. «Это ее тапок, потому он и на высоком каблуке, – догадался Костя. – Он спрятался в спальне, когда услышал, как мы пришли, наверно, спешил и впопыхах надел тапки жены».
Пришла Люба и, не глядя на Костю, стала замазывать порез на кулаке мужа стеклянной палочкой, опуская ее во флакончик с зеленкой.
– Подуй, чтобы не размазалось, – сказала Люба опять заботливо.
Муж послушно подул.
– Ты есть хочешь? – спросила жена. – Может, мяса пожарить?
– Пожарь, – ответил муж.
Шел обычный семейный разговор. Обычный, если бы Костя не сидел тут третьим лишним.
Люба ушла. Послышалось чиркание спички, загудел газ, звякнула сковородка. Петя покосился в сторону кухни, потом брезгливо выплеснул остатки шампанского из Любиного бокала в стоящую на столе стеклянную вазу, налил коньяку, понюхал. Запах коньяка, видно, Пете понравился. Он снайперски прицелился, зажмурив левый глаз, и вдруг залпом выпил, торопливо, большими глотками, словно боялся, что Костя кинется и выхватит у него коньяк.
Несколько секунд Петя посидел, опустив голову, будто прислушиваясь к своим ощущениям, потом распрямился. Его бледные щеки порозовели, на стриженой голове появились капельки пота, словно остатки прошедшего по стерне дождя.
Петя явно подобрел и, как показалось Минакову, с удовольствием посмотрел на него,
– Ну так что будем делать? – спросил он, потянулся к яблоку, с треском откусил почти половину.
– Отпустите меня, – тоскливо сказал младший бухгалтер. – Мне надо на поезд.
– К маме?
– Нет, вообще…
Петя опять откусил яблоко. Теперь в его руке оставался огрызок.
– Да. Мне надо очень. Надо успеть на последний поезд.
Муж Любы швырнул огрызок в вазу, куда вылил шампанское.
– Деньги-то где спрятал? – спросил он будничным голосом, не глядя на Костю.
– Какие деньги? О чем вы? – голос Минакова дрогнул. Он уже начал понимать, что влип серьезно.
– Я ведь все знаю, – сказал Петя, опять не глядя на собеседника. – Я ведь вез тебя ночью из Петровска. И еще там был. После… Я все знаю. Весь город говорит. Ты взял двадцать девять тысяч сорок шесть рублей и восемнадцать копеек.
«Точно, это он меня вез. Шофер», – теперь вспомнил бритоголового Костя.
– Я вас не понимаю…
– Отлично понимаешь. Лапы твои нашли на мебели. Пуговицу от плаща. Кровь. Чего виляешь? Я тебе не следователь. Наоборот… Друг и помощник. Дорогой, конечно. В смысле – дорого беру.
Костя похолодел. Он начал догадываться.
– Я действительно… взял из кассы. Тысячу рублей… Всего тысячу. Можете проверить. Они там. В плаще. Но я пошутил. Я уже звонил на завод, оказал, что это шутка…
Костя тут же нанял, что он зря сказал про эту тысячу. Глаза шофера блеснули, как у щуки, когда она в погоне за добычей вдруг выскакивает из воды.
– В плаще, говоришь? Проверим… Лютик, принеси-ка плащ этого фраера!
– Плащ? Зачем? – крикнула из кухни Люба.
– Увидишь.
Люба, брезгливо сморщившись, принесла верхнюю одежду младшего бухгалтера.
– Грязный… Терся где-то… И пуговица оторвана.
– Пуговицу ему любовница оторвала. Во время грабежа кассы, – сказал шофер. – Посмотрим, что здесь… Ага, что-то тяжеленькое… Лютик… глянь… Ого! Деньги? Од-на ты-сяча рублей. Про-ве-ре-но… В смысле – мин нет, Кас-сир… Подпись неразборчива. Впрочем, кассир нам не нужен. Сосчитаем как-нибудь сами. Однако поверим анонимному кассиру на слово. На-ка, Лютик, возьми на мелкие расходы.
– Впрочем, и деньги бросают, – поправилась она. – Из-за любви. Вечна только любовь. От нее никак не отделаешься, как от смерти. Так какие будут предложения?
– А какие у вас?
– Я первая спросила.
– Даже и не знаю… Погуляем… Можно сходить в кино. А вечером, если хотите, потанцуем в ресторане. Часов до десяти. В десять сорок у меня поезд.
– Вот как… Вы уезжаете?
– Да.
– Куда же, если не секрет?
– Далеко.
– Какой вы весь загадочный. Пойдемте, чего мы стоим? На нас обращают внимание. Наверно, думают, что вы отказываетесь на мне жениться. А я угрожаю обратиться в местком.
Они пошли вдоль клумбы. Пахло опавшими подгнивающими листьями, сырой невозделанной землей, увядающими цветами… Вяло гудел откуда-то взлетевший черный большой шмель; перелетая с цветка на цветок, он явно недоумевал, почему цветы перестали быть сладкими.
– Так как насчет моего плана? – спросил Минаков. Он шел рядом с Любой, опустив руки, не решаясь до нее дотронуться, хотя по всем правилам надо было взять ее под руку. Рядом с этой красивой нарядной женщиной младший бухгалтер в своем сером, помятом плаще, из-под которого глупа и неожиданно выглядывала; красная великолепная гвоздика, сам себе казался тусклым, нелепым человеком, похожим на уголовника из только что виденного кинофильма. Особенна угнетал Минакова набитый скрепками терханньй неопределенного цвета портфель, такой тяжелый, что его приходилось почти волочить, – портфель бил по правой ноге, утробно ухал потревоженными коробками.
– План плохой, – ответила Люба, – Времени у нас мало, и нет смысла тратить его на кино и ресторан. Есть другое предложение. Поехали ко мне.
– Но… – Костя сразу почему-то представил себе толстую недоверчивую мать Любы, папу в пижаме, копошащихся внуков. – Будет не совсем удобно… Я никого из ваших не знаю… Мне бы хотелось побыть с вами вдвоем.
– Я живу одна. У меня хорошая квартира со всеми удобствами.
– А ваш муж…
– Я развелась. Вас это устраивает?
– Конечно, – пробормотал Минаков.
Опыт общения с женщинами был у Кости невелик. В основном он сводился к ухаживанию – в большинстве случаев неудачному – за местными девушками из кулинарного училища: дружить с ними в Петровске считалось хорошим тоном. «Кулинарки» держались высокомерно и ужасно ломались, свидания с ними превращались в бесконечную говорильню о преподавателях, оценках, зачетах, нарядах подружек и т. д., прерываемую изредка выкриками «Убери руки!».
Правда, была у Кости и «взрослая» любовь с одной замужней женщиной, упаковщицей из цеха отправки, о которой Минаков до сих пор вспоминал с содроганием. Встречаться они могли лишь в обеденные перерывы. Муж Костиной любовницы оказался очень ревнивым и повсюду выслеживал свою жену. Работал он сторожем на городском рынке и на этом основании повсюду ходил с ружьем, даже по магазинам сопровождал супругу словно вооруженный конвой.
Любовники залезали в какой-нибудь ящик в дальнем углу цеха, закрывались сверху крышкой, и упаковщица поила Костю молоком из бутылки и кормила пирожками с рыбой – она была почти вдвое старше Минакова и относилась к нему с материнской нежностью.
Эта любовь прервалась самым нелепым образом. Однажды, когда Костя и упаковщица сидели в ящике, пришли рабочие, забили крышку, чтобы не сорвалась, и с криками, уханьем принялись грузить ящик на электрокар – как потом выяснилось, ящик срочно потребовался взамен рассыпавшегося на железнодорожной станции.
Вместо того чтобы спокойно пересидеть погрузку, а потом вылезти из ящика, когда вокруг не будет людей, Костя и упаковщица подняли крик, стали стучать, словно их хоронили заживо, и обалдевшим рабочим предстала поразительная картина: две высунувшиеся головы, обсыпанные стружкой…
История получила огласку – хотя грузчики из мужской солидарности договорились никому ничего не говорить, – и любовь Кости и упаковщицы погибла, убитая насмешками.
С тех пор Костя Минаков за три километра обходил замужних женщин.
– Такси! – закричала Люба.
Мчавшаяся навстречу машина с зеленым огоньком резко затормозила.
– Вам куда, дамочка? – высунулся в окошко улыбающийся шофер.
– Нам по пути!
– Ну раз так – прошу!
Костя подбежал к машине, волоча портфель. Шофер сразу поскучнел, увидев Минакова.
– Вообще-то мне в парк… но раз уж сели…
Он недовольно крутанул счетчик.
– На Октябрьскую, около стадиона.
– Знаю, – буркнул шофер.
Машина рванула с места и понеслась. На повороте Костю прижало к Любе.
– Страшно? – шепнула она, глядя ему в глаза.
– Чего? – не понял Минаков.
– А вот так… ехать к незнакомой женщине.
– Ничуть не страшно, даже наоборот, – соврал Костя, хотя на самом деле испытывал неуверенность, граничившую с отчаянием. Уж очень как-то все быстро получилось… чересчур быстро. Не успели познакомиться, а уже мчатся на квартиру, где никого нет.
– Водка-то у вас хоть есть? – спросила с усмешкой Люба, откинувшись на сиденье.
– Зачем? – спросил Костя, но тут же понял всю наивность, детскость своего вопроса. – Нет… надо где-нибудь остановиться…
– Что же тогда у вас в портфеле? Вы еле его таскаете.
– Скрепки.
– Что-что?
– Скрепки для бумаг. Меня командировали их купить. Вот я и купил…
– А… – опять усмехнулась Люба. – Скрепки – это хорошая вещь, но ими сыт не будешь. Тем более пьян. Молодой человек, остановите машину вон у того гастронома.
Шофер остановился с недовольной физиономией. «Мне бы ваши заботы» – было написано у него на лице. – Я схожу, – торопливо сказал Костя.
– Портфель-то оставьте, тяжелый. Не бойтесь – не украду.
– Куда же мне все класть?
– Возьмите мою сумку.
– Ну что вы… неудобно.
– Стесняетесь с дамской сумкой? Какой вы еще ребенок!
Костя молча выдернул из машины портфель и зашагал к магазину. Насмешливый тон новой знакомой ему не нравился. Если так пойдет и дальше, то ничего хорошего ему этот, вечер не сулит. Как все застенчивые люди, Минаков не переносил подтрунивания. Или преданная любовь, или откровенная ненависть. И там и там Костя чувствовал себя увереннее, нежели в этом мире полуулыбок, полунамеков.
В гастрономе было полупустынно, и Костя быстро накупил колбасы, сыра, консервов. Из спиртного он выбрал шампанское и коньяк «Россия». Коньяк был ужасно дорогой, но Косте почему-то показалось, что водку брать нельзя, с ней он будет чувствовать себя еще неуверенней перед этой насмешливой женщиной. Дорогой коньяк ему был нужен для самоутверждения.
Покупки не все вошли в набитый скрепками портфель, и младший бухгалтер рассовал их по карманам плаща – рука опять натолкнулась на тысячу, будь она проклята!
Машина ждала его. Счетчик монотонно щелкал. Костя невольно скосил глаза: 2 рубля 75 копеек. После посещения магазина у младшего бухгалтера оставалось тридцать рублей. Хватит ему и на такси, и на дорогу домой.
– Конфет взяли? – спросила Люба.
– Нет, – виновато ответил Минаков. Про конфеты он забыл
– Ну и правильно. Конфеты я не люблю.
– Теперь куда? – буркнул шофер.
– Теперь прямо на Октябрьскую, – весело сказала Люба. – Без пересадок.
Минаков внутренне поморщился. Ему не нравился развязный тон, который вдруг появился у его новой знакомой. Косте было неловко перед шофером. «Наверно, принимает за каких-нибудь проходимцев», – подумал младший бухгалтер. Приключение уже было противно ему. Все это Костя представлял себе несколько иначе. Они посмотрят хороший фильм, во время сеанса он как бы случайно возьмет ее за руку… Потом они пойдут в ресторан «Москва», немного выпьют, потанцуют… Потом… потом, когда на несколько минут погаснет свет – в ресторане «Москва» во время танцев иногда тушили свет, – он ее поцелует…
Впрочем, может быть, Люба тоже волнуется и старается замаскировать волнение развязностью? Вполне возможно… От этой мысли Косте стало легче, и он искоса глянул на женщину.
В этот момент Люба смотрела прямо перед собой и, казалось, вся ушла в свои мысли. Младшего бухгалтера поразило ее лицо. На нем не было и следа улыбки, тем более насмешки. Лицо было грустное и даже встревоженное, казалось, женщина обдумывает что-то чрезвычайно важное для себя, не очень приятное, может быть, даже опасное, но что сделать было необходимо.
– О чем вы думаете? – спросил Костя. – У вас неприятности?
Люба вздрогнула. Маска озабоченности соскользнула с ее лица. Она улыбнулась. Видно, она опять хотела изобразить насмешку, но насмешки не получилось. Получилась жалкая кривая гримаса, и Люба отвернулась, чтобы ее скрыть. Плечи женщины опустились, казалось, она вот-вот заплачет.
Косте стало жалко свою спутницу. Ему захотелось прижать ее к себе, погладить по волосам, сказать слова утешения.
И вдруг младший бухгалтер ощутил чувство облегчения. Как будто огромная тяжесть упала у него с плеч. С удивлением, даже некоторым испугом Минаков откинулся на сиденье. Что случилось? Ему нравится эта женщина? Да. Но дело все-таки не в этом. Что же тогда? Не боится расплаты за взятую по глупости тысячу? В глубине души он по-настоящему и не боялся, он знал, что в милиции ему в конце концов поверят.
В чем же дело?
И Минаков понял: он разлюбил Леночку. Разлюбил давно, еще тогда, когда она испугалась его пьяного в ночной бухгалтерии, а потом донесла на него… Ведь она могла как-то скрыть эту недостачу, даже взять вину на себя… Они же со Шкафом сразу пустили по его следу милицию. Он разлюбил ее, когда спускался пьяный по лестнице в заводоуправлении после безобразной сцены, потом разлюбил еще немного в автобусе, чувствуя у себя на плече доверчивую, теплую щеку незнакомой женщины, и окончательно – на Центральном телеграфе, после разговора, который так удивил и испугал его…
Он разлюбил, но продолжал любить по инерции и понял это только сейчас…
– Вот здесь, – сказала Люба. – У этого дома.
Костя торопливо сунул шоферу пятерку и поспешил выйти, сделав вид, что не видит, как тот лениво роется в кармане в поисках сдачи.
Молча они поднялись в лифте на четвертый этаж. У черных, обитых дерматином дверей с цифрой 13 Люба остановилась, достала из сумочки ключи, вставила в замок.
– Плохая цифра у вашей квартиры, – сказал Костя, лишь бы что-нибудь сказать.
– Для кого как, – сказала Люба. Она не улыбнулась, как ожидал Костя.
– А для вас?
– Для меня в самый раз.
Загадочно, непривычно щелкнул замок, как щелкают все замки в незнакомых квартирах.
– Прошу.
Люба посторонилась, пропуская Костю. Младший бухгалтер сделал два шага и остановился, оглядываясь. Коридорчик был обычным, маленьким. Сработал выключатель. Вешалка, зеркало, оленьи рога… Пальто, туфли-шлепанцы, еще одни, наверно, для гостей. Небогато, но чисто, уютно. Пол застлан красивой циновкой.
– Раздевайтесь, надевайте тапки и проходите,
– Я выложу все. Кухня сюда?
– Да.
Костя надел тапки, взял портфель, сделал еще два шага и очутился на кухне. Здесь тоже было опрятно и уютно. Кастрюли, половники, ножи развешаны по стенам. Удобная мойка, мебель из красивого голубого пластика. На подоконнике цветы. В углу урчит холодильник «ЗИЛ».
«Зачем ей такой большой холодильник? – удивился Минаков. – Впрочем, у нее же кто-нибудь есть…»
Костя выложил свертки на стол, поставил бутылки и остановился, не зная, что еще делать. Он принялся разглядывать кастрюли, подвешенные над столом. Кастрюли все сияли.
– Что же вы стоите? Проходите в комнату! – крикнула Люба откуда-то из глубины квартиры.
Костя, шлепая чужими, слишком большими тапками, прошел в соседнюю комнату. Шаги получились осторожными, крадущимися. «Как у блудного кота», – подумал Костя. Он чувствовал себя крайне неловко,
И гостиная понравилась Косте. Светлая, ничего лишнего, на стене пара эстампов, африканская маска, наверно, местного производства, диван под красным приглушенного цвета покрывалом, возле журнальный, на котором ничего не лежало, столик, на стене книжная полка…
Минаков подошел к полке. Книг стояло немного, и подбор их был, конечно, случайным, ничего не говоря о вкусе хозяйки, разве что хозяйка читает от случая к случаю… «Королева Марго», наверно, за макулатуру, Станислав Лем, «Сумма технологий» – довольно сложная книга. Неужели она ее прочла? «Книга о вкусной и здоровой пище» – ну, это понятно. «Жизнь без лекарств» – увлекается спортом? «Ремонт автомобиля» – неужели у нее есть машина?
– Скучаете?
Люба вышла из соседней комнаты, очевидно, спальни. На ней было длинное черное платье строгого покроя, без всяких украшений, за исключением маленького золотого листика на груди, почти возле шеи.
«Какая у нее отличная фигура», – подумал Костя.
– Я вижу, что вам нравлюсь? – спросила Люба. У нее опять был насмешливый тон, но не едкий, а добрый, немного игривый.
– Даже очень.
Она села напротив гостя, сложила руки на коленях, как послушная девочка, однако смотрела в упор.
– Итак, что будем делать? – Глаза она успела слегка подвести.
– Я думаю, надо сначала выпить… Мысль, конечно, не новая.
– Правильная мысль. Я быстро.
Люба встала и ушла на кухню. Послышался стук тарелок, захлопала дверца холодильника, звякнули рюмки… Она и в самом деле вернулась через пять минут с подносом, уставленным закусками… Принесла вазу с яблоками.
– Возьмите шампанское… И лед захватите. Давайте несите все, что есть! Будем пировать по-настоящему! – командовала Люба.
Минаков сходил на кухню, принес лед, шампанское, коньяк.
Люба потерла ладони, подражая пьяницам.
– Открывайте шампанское. Только с шумом. Люблю, чтобы с грохотом, пеной. Но не разбейте люстру.
Костя открыл. Пробка ударила в потолок, отскочила, попала в фужер, и тот тихо развалился на две части.
– Вот как вы умеете, – заметила Люба. – Молодец. К счастью. Ну так за что дерябнем?
– Ну… за знакомство. С этого обычно начинают.
– Верно. За знакомство. До дна.
Они выпили. Шампанское ударило Косте в голову. Стало хорошо, весело, необычно.
«Как странно бывает, – подумал Минаков. – Еще вчера я ее не знал, а сейчас мы сидим в ее квартире, пьем шампанское, и неизвестно, чем все это кончится. Может быть, через час мы расстанемся навсегда, а может быть, она станет моей женой».
– Вот… А теперь давайте коньячку… Не подумайте, что я пьяница. Я пью редко, но сегодня такое настроение. Теперь мой тост! Давайте выпьем за то, чтобы вас не нашли.
– Не нашли?.. – удивился Костя. – А откуда вы взяли, что меня ищут?
– Знаю. Не в этом дело. Главное, что ищут. Вся милиция области поднята на ноги. Часа через три они явятся сюда. Почему сюда? Я скажу вам. Нет, нет, я не предательница. Просто они, конечно, установили, что вы в автобусе сидели рядом со мной, разговаривали, я даже спала на вашем плече. Они пойдут по моему следу, чтобы узнать о вас побольше, и наверняка явятся сюда.
Костя слушал, вытаращив глаза. Он ничего не понимал.
Женщина взяла кусочек сыра и стала отщипывать от него по крошке, испытующе поглядывая на Костю. Минаков встал.
– Собственно говоря… Я не понимаю… Какой-то странный разговор. И вообще мне пора на поезд. Мне надо еще кое-что купить.
– Вас возьмет первый же милиционер, – усмехнулась Люба.
– Бред какой-то, – мотнул головой младший бухгалтер. Он двинулся к выходу, но женщина проворно поднялась ему навстречу, преградив дорогу.
– Хотите, я вас спрячу?
– Не надо меня прятать. Пустите…
Костина рука натолкнулась на ее грудь.
– Я могу надежно спрятать… – Их лица оказались совсем рядом, дыхание смешивалось. Оба смотрели в глаза друг другу. – Не здесь… Здесь найдут. У меня брат в горном ауле пасет коз… Вы могли бы тоже пасти коз, пока все не уляжется.
– Что уляжется?
– То самое.
Глаза ее стали трепещущими. Неожиданно для себя он поцеловал ее в губы. Женщина не сопротивлялась, но настойчиво отстранила Костю.
– Это потом… Так согласны?
– Пасти коз?
– Да.
– Согласен.
Люба посмотрела на него недоверчиво.
– А почему вы улыбнулись?
– Представил себя в роли пастуха.
– Ничего страшного. Даже романтично. И притом недолго. Все забудется. Значит, решено?
– Конечно.
– Надо ехать сегодня же. Я дам вам адрес и другой паспорт.
– Даже так?
– А как вы думали? Вам же придется устраиваться на работу.
– Откуда у вас паспорт?
– Это неважно.
– А фотография?
– Фотография будет ваша.
«Уже вторая женщина хочет, чтобы я уехал», – подумал Костя.
Что-то в этом разговоре не нравилось женщине.
– Вы, по-моему, слишком легкомысленно относитесь к своему делу, – сказала она, вдруг нахмурившись. – Впрочем, вы еще слишком молоды. Молодость всегда глупа и наивна. Но у вас еще все впереди.
– Говорят, молодость – недостаток, который с годами проходит.
– Вот именно. Присядьте, что вы стоите?
Костя присел. Разговор его заинтересовал. Его явно принимали за кого-то другого.
Люба тоже села и стала вертеть в руках пустой бокал.
– Но вы сами понимаете, – сказал она, не глядя на Костю, – что все это не безвозмездно.
– То есть?
– Я прошу половину портфеля.
– Половину чего? – не понял Костя.
– Половину содержимого вашего портфеля.
– Но там у меня скрепки.
– Вот мне и надо половинку этих… скрепок.
Костя пристально посмотрел на свою собеседницу, думая, что она вот-вот рассмеется, но Люба и не думала смеяться. Она серьезно, даже встревоженно смотрела на него.
«А ведь она… того… – подумал Минаков, – с приветом… Но откуда она знает, что он взял эту несчастную тысячу и что, возможно, его ищут? Может быть, это случайное совпадение? Во всяком случае, пора сматывать удочки, а то еще влипнешь в какую-нибудь историю».
– Я отдам вам все скрепки, – сказал Костя.
Женщина посмотрела на него недоверчиво.
– Все двадцать девять? – спросила она. В глазах ее заплясал жадный огонек.
– Но у меня всего двадцать коробок.
– Неправда. Вы взяли двадцать девять. Это всем известно.
«Сумасшедшая!» – окончательно убедился Костя.
– Во всяком случае, я отдаю вам весь портфель. И сам портфель в придачу,
Костя встал и начал боком двигаться вокруг стола.
– Но сначала мы заглянем в портфель? – спросила женщина, отбегая к двери.
– Заглянем, заглянем, – пробормотал Костя. Теперь он уже не на шутку был встревожен.
«Вот влип в историю… Мне сразу не понравились ее глаза».
Люба метнулась в коридор. Пока Костя дошел до двери, она уже успела открыть портфель в растерянно держала в руках раскрытую коробку скрепок, Канцелярские принадлежности тускло мерцали в свете лампочки,
– Но ведь это скрепки… – растерянно прошептала женщина.
– Конечно. Я же вам говорил. Но это очень хорошие скрепки.
У Кости больше не было никаких сомнений, что эта женщина больная. Минаков постарался незаметно продвинуться к вешалке, где висел его плащ.
Неожиданно Люба ловко схватила тяжелый портфель и вытряхнула его содержимое на пол. Коробки с глухим стуком расползлись по циновке. Женщина присела на корточки и стала торопливо разгребать кучу. Воспользовавшись тем, что сумасшедшая забыла про него и сидела спиной, Костя тихо снял о вешалки плащ и взялся за вертушку английского замка.
И тут случилось невероятное.
– Стой! – раздался грубый властный голос. Костя оцепенел. Из глубины комнаты, где они только что сидели с Любой, шел к нему бритоголовый широкоплечий мужчина. На нем была полосатая пижама и кожаные черные тапки на каблуках («Почему тапки на каблуках?» – машинально подумал Костя), Сердце у младшего бухгалтера два раза ударилось как-то сбивчиво, невпопад, голова закружилась, щеки побледнели» глаза остекленели.
«Это конец», – решил Костя,
– Стой! – повторил мужчина, но теперь уже тише. – Вернись в комнату! Ну, кому сказал!
Постепенно Минаков стал приходить в себя.
– Вы кто такой? Что вам здесь надо? – пробормотал он.
– Это мой муж, – спокойно сказала Люба, поднимаясь с коленей.
Костя сам удивился своей мгновенной реакции. Еще не успела Люба закончить фразу, как его тело метнулось к двери, а руки цепко стали крутить вертушку замка.
В этот момент младший бухгалтер ощутил тяжелый удар по правому плечу, и его рука отвалилась от замка. В ухо Минакова задышали луком и застоялым табачным дымом. Потом Костя почувствовал, что летит из прихожей в гостиную от мощного удара пониже спины. Он наверняка растянулся бы посредине комнаты, но, к счастью, попавший под ноги стул, который Люба отодвинула, когда бежала к портфелю, немного скорректировал траекторию Костиного полета. Младший бухгалтер врезался в сервант.
Зазвенела посуда,
– Осторожней! – закричала Люба мужу. – Дорвался! Все тарелки перебьешь!
Минаков повернулся лицом к нападающему. Мужчина в пижаме шел к нему, и по его лицу было видно, что он готовится к новому удару.
«Я его где-то видел», – еще успел подумать Костя, уклоняясь от выброшенного вперед с большой силой кулака. Кулак попал в стекло серванта. Стекло треснуло.
– Сумасшедший! – Жена вцепилась мужу в спину. – Ты что наделал? Зачем устроил побоище? Теперь ищи стекло по всему городу! Ты что, не можешь по-хорошему?
– Ладно, – сказал мужчина, остывая. – Будем по-хорошему. Слышь, друг, проходи к столу, чего стоишь? Садись, гостем будешь.
Мужчина отошел от серванта и сел в кресло возле стола.
– Петя, у тебя кровь, – сказала Люба. – На ладони.
«Заботливо говорит», – машинально отметил Костя.
Петя поднес кулачище к лицу.
– В самом деле, – сказал он. – Принеси зеленки.
Люба ушла на кухню.
– Да ты садись, друг, Будь как у себя дома. Ты же вроде бы и держался здесь по-домашнему, а сейчас что-то стесняешься. Иди, иди…
Хозяин в упор смотрел на Костю. Тот подошел к столу и осторожно сел на стул, словно загипнотизированный.
– Ну, рассказывай.
Мужчина покачивал ногой, на которой висел тапок на высоком каблуке. «Это ее тапок, потому он и на высоком каблуке, – догадался Костя. – Он спрятался в спальне, когда услышал, как мы пришли, наверно, спешил и впопыхах надел тапки жены».
Пришла Люба и, не глядя на Костю, стала замазывать порез на кулаке мужа стеклянной палочкой, опуская ее во флакончик с зеленкой.
– Подуй, чтобы не размазалось, – сказала Люба опять заботливо.
Муж послушно подул.
– Ты есть хочешь? – спросила жена. – Может, мяса пожарить?
– Пожарь, – ответил муж.
Шел обычный семейный разговор. Обычный, если бы Костя не сидел тут третьим лишним.
Люба ушла. Послышалось чиркание спички, загудел газ, звякнула сковородка. Петя покосился в сторону кухни, потом брезгливо выплеснул остатки шампанского из Любиного бокала в стоящую на столе стеклянную вазу, налил коньяку, понюхал. Запах коньяка, видно, Пете понравился. Он снайперски прицелился, зажмурив левый глаз, и вдруг залпом выпил, торопливо, большими глотками, словно боялся, что Костя кинется и выхватит у него коньяк.
Несколько секунд Петя посидел, опустив голову, будто прислушиваясь к своим ощущениям, потом распрямился. Его бледные щеки порозовели, на стриженой голове появились капельки пота, словно остатки прошедшего по стерне дождя.
Петя явно подобрел и, как показалось Минакову, с удовольствием посмотрел на него,
– Ну так что будем делать? – спросил он, потянулся к яблоку, с треском откусил почти половину.
– Отпустите меня, – тоскливо сказал младший бухгалтер. – Мне надо на поезд.
– К маме?
– Нет, вообще…
Петя опять откусил яблоко. Теперь в его руке оставался огрызок.
– Да. Мне надо очень. Надо успеть на последний поезд.
Муж Любы швырнул огрызок в вазу, куда вылил шампанское.
– Деньги-то где спрятал? – спросил он будничным голосом, не глядя на Костю.
– Какие деньги? О чем вы? – голос Минакова дрогнул. Он уже начал понимать, что влип серьезно.
– Я ведь все знаю, – сказал Петя, опять не глядя на собеседника. – Я ведь вез тебя ночью из Петровска. И еще там был. После… Я все знаю. Весь город говорит. Ты взял двадцать девять тысяч сорок шесть рублей и восемнадцать копеек.
«Точно, это он меня вез. Шофер», – теперь вспомнил бритоголового Костя.
– Я вас не понимаю…
– Отлично понимаешь. Лапы твои нашли на мебели. Пуговицу от плаща. Кровь. Чего виляешь? Я тебе не следователь. Наоборот… Друг и помощник. Дорогой, конечно. В смысле – дорого беру.
Костя похолодел. Он начал догадываться.
– Я действительно… взял из кассы. Тысячу рублей… Всего тысячу. Можете проверить. Они там. В плаще. Но я пошутил. Я уже звонил на завод, оказал, что это шутка…
Костя тут же нанял, что он зря сказал про эту тысячу. Глаза шофера блеснули, как у щуки, когда она в погоне за добычей вдруг выскакивает из воды.
– В плаще, говоришь? Проверим… Лютик, принеси-ка плащ этого фраера!
– Плащ? Зачем? – крикнула из кухни Люба.
– Увидишь.
Люба, брезгливо сморщившись, принесла верхнюю одежду младшего бухгалтера.
– Грязный… Терся где-то… И пуговица оторвана.
– Пуговицу ему любовница оторвала. Во время грабежа кассы, – сказал шофер. – Посмотрим, что здесь… Ага, что-то тяжеленькое… Лютик… глянь… Ого! Деньги? Од-на ты-сяча рублей. Про-ве-ре-но… В смысле – мин нет, Кас-сир… Подпись неразборчива. Впрочем, кассир нам не нужен. Сосчитаем как-нибудь сами. Однако поверим анонимному кассиру на слово. На-ка, Лютик, возьми на мелкие расходы.