Дубровин Евгений Пантелеевич. Дивные пещеры

   И этим человеком скорее всего окажется Иван Бондарь – Железные руки. У Ивана есть все для этого: и доброе сердце, и сильная воля, и вера в торжество справедливости. Лишь бы Бондарь поверил Косте. А он поверит. Непременно поверит.
   Было только одно «но», которое смущало Минакова и не давало векам окончательно сомкнуться, а животу беззаботно отдаться священному, вечному жизненному процессу – процессу пищеварения.
   Дело было вот в чем. Как-то недели три назад Костя Минаков стоял возле столярного цеха и, пользуясь минутной передышкой от канцелярского сидения, выпрошенной у Шкафа по личным надобностям, наблюдал, как молодые ребята – грузчики цеха упаковки – грузили на машину пустые ящики. «Личная надобность» была ножкой для стола, которую один из мастеров согласился выточить за две бутылки «Петровской плодово-ягодной».
   Поломка стола произошла во время вечеринки по случаю дня рождения одного из жильцов комнаты, где жил Костя. Этот жилец, щуплый парень, вопреки моде любил девушек рубенсовского телосложения. Такую он и пригласил на свой день рождения. Во время танца девушка рубенсовского телосложения споткнулась о ногу сидящего на стуле Минакова и рухнула всей тяжестью на стол. И ранее не хваставшаяся своим здоровьем ножка не выдержала такого удара и сломалась. Наутро комендантша обнаружила поломку и поставила ультиматум: в трехдневный срок или купить новый стол, или починить старый. Конечно, чинить, решила комната. Но кому? После длительной дискуссии было решено, что чинить должен Костя Минаков, так как если бы он не протянул чуть ли не через всю комнату свои длиннющие ноги («Я виноват, что они у меня такие выросли?» – «Не виноват, но держи их при себе»), то рубенсовская девушка не упала бы («Зачем больше центнера привел? И так вся мебель на ладан дышит». – «А где записано, что больше центнера нельзя?»).
   Вот почему Костя стоял возле столярного цеха и, чтобы оттянуть момент возвращения в ненавистную бухгалтерию, наблюдал, как грузчики кидают в машину ящики. Работа шла споро. Ребята были молодые, крепкие, на заводе новенькие, наверно, только что демобилизованные.
   Тут к Косте подошел Иван Бондаренко и спросил, что здесь делает младший бухгалтер. Костя ответил. Иван даже расстроился.
   – За две бутылки?! Простую чурку?! Ах, живодеры! Совсем зажрались в этой столярке, коты деревянные! Пойдем, я тебе эту ножку за пять минут сделаю!
   Иван схватил Костю за рукав и потащил в столярку. Костя забормотал, что, дескать, неудобно, что договор дороже денег, но тут оба остановились: с охапкой реек к ним шла упаковщица из цеха отправки, с которой у Кости Минакова была такая нелепая любовь, «пирожковая», как назвал ее потом Костя (самое приятное, что он сохранил от этой любви, было воспоминание о нежных, хрустящих, таящих во рту пирожках).
   Хотя их история особого шума не произвела, все же о ней знали все. Знали, но говорить как-то на эту тему было не принято на заводе: и все же при появлении упаковщицы все невольно бросали работу и поглядывали на нее, как на что-то экзотическое, чрезвычайно любопытное. На Костю – нет, на Костю не смотрели. Мужик он и есть мужик, чего с него взять, да еще с холостого. Про Костю, можно сказать, забыли, словно он и не существовал в этой истории вовсе.
   Упаковщица шла мимо них, опустив голову – после того случая она всегда ходила с опущенной головой, – и все смотрели на нее. И грузчики возле машины, и шофер, и Иван Бондарь, и даже Костя уставились на женщину. Видимо, и он уже начал считать, что не принимал участия в «пирожковой любви».
   Упаковщица шла, пунцовея от устремленных на нее взглядов, и вдруг прозвучало похабное слово. Слово прозвучало громко, звонко, молодым петушиным голосом, с каким-то даже радостным волнением. Это сказал молодой грузчик, видно, самый молодой из всех, уж слишком сорвался у него голос, слишком упоенно выкрикнул он ругательство.
   Слово прозвучало и осталось висеть в воздухе. Раздался неуверенный, недружный смех.
   Рейки выпали из рук упаковщицы. Она залилась краской, потом побледнела.
   – …..! – выкрикнул грузчик, ободренный успехом
   у слушателей. Успех всегда окрыляет. Успех всегда хочется закрепить.
   Но теперь уже никто не засмеялся.
   – Давай работай, а то перерыв скоро, – недовольно сказал шофер.
   Грузчики молча возобновили работу.
   – ……! Это ведь…… – опять крикнул матерщинник.
   Он не понимал, почему все перестали смеяться. Только что смеялись и вдруг перестали. Или он второй раз сказал недостаточно смешно? Грузчик был молод и многого не понимал. Он еще не понимал, что такое мера. Чувству меры люди учатся всю жизнь и часто уходят из нее, так и не научившись. Человек умирает не от болезней. Он умирает от того, что в чем-то не выдержал меры, хватил через край.
   Грузчик хватил через край. Может быть, в первый раз ему и сошло бы с рук грязное слово, но после второго, а тем более третьего раза что-то должно было случиться. Всегда что-то случается, когда хватаешь через край.
   Грузчик получил по уху. Иван – Железные руки спокойно подошел и врезал грузчику. Иван ударил вполсилы. Наверно, все-таки принял во внимание молодость грузчика. Иначе, может быть, грузчика вообще не стало бы, такой сильный был у Ивана удар. Но Иван ударил вполсилы, и грузчик остался жив. Он лишь перелетел через валявшийся ящик и шмякнулся лицом в грязную лужу. Лужа спасла грузчику лицо. Грязная лужа не всегда портит человеку жизнь, иногда она спасает его.
   Грузчик вскочил, вытер лицо рукавом и закричал:
   – Ты что, а? Ты что, псих? Да я тебя…
   Парень предпринял ложную попытку кинуться на Ивана, но товарищи даже не сделали ни единого движения, чтобы удержать его, такой ложной была эта попытка.
   – Пойди умойся, сынок, – сказал Иван почти ласково. – Вон колонка. Женщина никогда не бывает… Понял? А если она чего и делает не так, то у нее есть свои основания. А вот некоторые сосунки бывают… без всяких на то оснований. Разве не так я говорю?
   Парень что-то пробормотал невнятное и потащился к колонке, а Иван Бондарь – Железные руки подошел к упаковщице.
   – Ты не бойся, – сказал он голосом, какого Костя Минаков у него раньше не слышал. – Больше тебе такое никто никогда не скажет.
   И быстро ушел, забыв про свое обещание выточить Косте для стола ножку.
   Случай этот Костя Минаков вскоре совсем забыл. Куда важнее события происходили вокруг, да и, говорят, если все держать в памяти, то будешь жить прошлым, а не настоящим и будущим. Костя в то время жил только настоящим и будущим, но больше, конечно, будущим. Как и всем молодым, ему казалось, что все вокруг живут не так. А Костя в то время был молод. Это сейчас он сделался стариком. За несколько часов стал стариком…
   Теперь, лежа в траве, переваривая козье сытное молоко, Костя Минаков думал о том, что по морде тому грузчику должен был дать он, а не Иван – Железные руки. Все-таки он, Костя Минаков, был участником «пирожковой любви», а не Иван Бондарь. Но ударил Иван, а не Костя. Ударил обидчика, а женщину успокоил.
   Вот как было дело. Вот что детально восстановила память-милиция, до поры до времени все хранившая в своих картотеках.
   И еще вспомнил Костя. В тот же вечер муж упаковщицы, сторож колхозного рынка, бабахнул из ружья в Ивана, когда тот пил с друзьями в парке пиво (ружье заряжено было холостым, ибо сторож не доверял себе в подпитии боевой патрон, а в подпитии он был всегда), а потом кинулся драться. Сторожа увели домой спать, тот наутро опохмелился и начисто забыл, почему он хотел застрелить Ивана Бондаря – Железные руки.
   И вот теперь, глядя в выцветшее небо, похожее на белый флаг, который выбросило лето перед уже близкой зимой, и, вспомнив все эти факты, Костя Минаков пришел к выводу, что между Иваном и упаковщицей что-то было. А раз так, то они с Иваном соперники.
   Так что и Иван Бондарь – Железные руки отпадал. Идти больше было не к кому. Надо догнать козу и попить еще раз молока. Неизвестно, когда придется поесть следующий раз.
   Костя Минаков так и сделал.

* * *

   Сад был большой и хорошо ухоженный: стволы яблонь побелены, кусты стоят рядами, всюду аккуратные грядки. Костя Минаков перебегал от яблони к яблоне, стараясь не наступать на грядки. Но один раз все-таки наступил, и сразу остро запахло раздавленной зеленой клубникой – осень стояла теплая, и клубника дала в Петровске второй урожай.
   Петровск давно спал, он всегда заваливался спать в воскресенье чуть ли не с вечера; чтобы отдохнуть, протрезветь к трудному понедельнику, который бог сотворил трясущимися руками после неправедно проведенной ночи.
   И только один дом, к которому пробирался Костя Минаков, ярко светился огнями, как прогулочный корабль в темном море. Это был дом Ивана Бондаря. Все-таки Костя решил попытать счастья у Ивана. После козьего молока младшего бухгалтера прохватил сильнейший понос, живот разболелся, тело лихорадило, а приближающаяся новая ночь внушала страх: где опять спать, что есть? Пусть Иван и не согласится быть посредником между Костей и начальником милиции, но уж покормить-то обязательно покормит и даст поспать до утра.
   Вот и дом… К счастью, собаки Иван – Железные руки не имел. Окна открыты, дверь нараспашку, изнутри несся нестройный гул голосов. По всей видимости, в доме Ивана шла гулянка. Это осложняло дело.
   Костя решил затаиться в кустах смородины возле крыльца и ждать. Может быть, Иван выйдет. Ничего другого младшему бухгалтеру не оставалось.
   Прошло около часа, а из дома никто не выходил. Шум голосов стал сильнее, из окон потянуло сизым дымом горелого мяса – наверно, начали жарить шашлыки. Звенели стаканы… Гулянка нарастала.
   От шашлычного дыма у Кости в желудке начались спазмы. Он стал шарить в кустах, нащупывая ягоды, и несколько штук последних, самых спелых попалось. Минаков с жадностью съел их, но от этого чувство голода лишь усилилось.
   Наконец послышались шаги, и из темного проема дверей появилась чья-то шатающаяся фигура мужского пола. Фигура немного покачалась на крыльце, неверными движениями пытаясь закурить. Из этого ничего не получилось. Фигура чертыхнулась и стала спускаться с крыльца. На это ушло минут пять. Спустившись вниз, человек утвердился на земле и направился к кустам, где прятался Костя.
   Костя вылез из кустов.
   – Здравствуйте, – вежливо поздоровался Минаков.
   – Привет, – не удивился человек.
   Минаков подождал, пока человек освободится, и спросил:
   – Иван дома?
   – А как же, – ответил незнакомец. – Куда ж ему деться? Ты помоги мне лучше закурить, человечище.
   Костя помог. Пришелец из светлого вкусного мира оказался стариком с жидкой бородкой, в очках.
   – У Ивана свадьба, что ли? – спросил Костя.
   – Во дает, человечище, – удивился старик в очках. – Так нарезался, что забыл, зачем пришел.
   – А зачем я пришел? – спросил Минаков.
   – На похороны ты пришел, человечище.
   – На похороны?
   – Ну да! Забыл?
   – Начисто.
   – Во даешь, человечище… Прямо удивляешь меня… Дружка своего Ванька хоронит. Забыл?
   – Забыл. Что за дружок такой?
   – Откуда мне знать… С завода какой-то… Утоп сегодня… Надоел ты мне, человечище. Пусти, я выпить хочу.
   Старик сделал попытку взойти на крыльцо, но не смог.
   – А вы через окно, – посоветовал Костя. – И мне подайте, и закусочки заодно.
   – Верно, – сказал старик. – А ты парень не дурак. Только пьешь много… Мельтешишься… Пить много вредно. Алкоголь – враг здоровья. Читал?
   Старик доплелся до окна и стал кричать неожиданно густым, сильным басом:
   – Эй! Братва! Киньте бормотухи и кусок чего-нибудь.
   – Пусть Иван сам вынесет, – подсказал Костя. – Мне с ним потолковать надо.
   – Вань, а Вань!
   Младший бухгалтер боялся, как бы его не увидел кто из заводских, и на всякий случай отступил в тень.
   – Вань! Вынеси бормотухи и пожрать чего-нибудь!
   Но старика никто не слышал. Из дома несся невнятный гул, который покрывал голос Ивана Бондаря – Железные руки:
   – Он был хорошим парнем! Я его любил! Он был не злобным человеком, а кто из нас не злобный? Поднимите руки! Нет? Против? Нет? Воздержавшихся? Нет? Принято единогласно. Все мы злобные, хоть в разной степени, а он был не злобный. Поэтому выпьем не за него, нет, ему это теперь совсем не нужно. А выпьем за нас! Чтобы мы меньше злобились друг на друга!
   Кто-то зааплодировал, как на собрании.
   – Почитай, что с утра гуляем, – похвастался старик. – Ванька-то как узнал, собрал нас, всех соседей, товарищей своих всех собрал и говорит, человечище, следующее: «Давайте, друзья, проводим этого парня в последний путь по-человечески». Вот, почитай, с утра и поминаем. Хороший он парень, Ванька-то, душевный. И еще учти: не при найденном теле.
   – Как это не при найденном теле? – поразился Костя. – Разве так можно?
   – В том-то и дело, человечище! – радостно воскликнул старик в очках. – Тело-то нам зачем? Мы душу поминаем, а не тело! Уж и похлопотал наш Ванька-то! И могилу сам сбегал вырыл, и гроб сам сколотил.
   – И все без тела?
   – Без тела, – с гордостью сказал старик. – Тело-то теперь недели три по дну волочь будет, пока в море не выбросит. А там его, это тело, ищи-свищи. Тело пусть рыбы поминают, а мы – душу. Понял, как Иван решил? Иван – голова.
   – А доказательства, что утонул, есть? – спросил Костя.
   – Есть. Точные. Барахлишко его нашли. И свидетель есть, как он захлебся. Все, человечище, у нас по путю. Мы по закону гуляем. Имеем мы право в последний путь хорошую душу проводить? Имеем. А тело нам без надобности. Телом пусть милиция занимается. За это они деньги получают. Иван, а Иван!
   Старик опять закричал в окно. На этот раз его услышали. Из дома вышел Иван Бондарь с бутылкой, стаканом и куском курицы. Он был прилично пьян.
   – Ну, чего ты разорался?
   – Взойти на крыльцо не могу, – пожаловался старик, – а душа горит. Опять же человек какой-то привязался. Вылез из кустов и привязался… Вдрезину пьяный…
   – Какой еще человек?
   Иван вгляделся в Костю.
   – Это я… – сказал Костя. – Минаков Константин… из бухгалтерии.
   – Минаков! – пробормотал старик. – Минаков из бухгалтерии? Так мы тебя сегодня хороним, человечище!
   – Верно, – пробормотал Иван. – Хороним тебя, речи про тебя говорим, а ты тут под окном стоишь.
   – То тело его стоит, – сказал старик, беря бутылку из рук Ивана и прикладываясь к ней. – Тело пущай себе стоит, мы душу хороним.
   – Это верно… – Иван присел на ступеньку крыльца и тоже выпил из бутылки. – Костю Минакова мы сегодня хороним… Хороший парень был…
   – Я и есть Костя Минаков, – пробормотал младший бухгалтер.
   – А ты не перебивай, когда с умными людьми говоришь.
   – Верно, дед Петро, говоришь, – пробормотал Иван. На свежем воздухе его совсем развезло. – Ты, Минаков, хорошим парнем был. Хотя и тряпкой… Но это потому, что непричесанный… Жизнь тебя не причесала… А в принципе ты хороший парень был… Потому я и не поверил той брехне, что ты бандит… Это тебя кто-то нарочно в петлю сунул… Я еще разберусь кто… Я до него доберусь… От меня он все равно не уйдет… А ты… Ну какой из тебя бандюга?.. Ты бандюгой быть никак не можешь… Я им всем назло поминки по тебе устроил. Понял? Показать, что не верю. Не верю, и все. Это мое личное убеждение. А личное убеждение Ивана Бондаря чего-нибудь да стоит… Ты ошибку, Минаков, совершил… Почему к нам в цех не пошел, когда я тебя звал? А? Мастером бы стал… Мы бы тебя в обиду не дали… У нас в цеху настоящие ребята… Не послушался Ивана, потому и погиб. Давай, дед Петро. За Костю Минакова!
   – За Костю Минакова! Стой! А ты чего не пьешь? – воскликнул дед-завистник.
   – За себя как-то неприлично.
   – Ничего! Можно! Ванька новый обряд придумал. Душу провожать, а не тело. Тело твое нам без интересу… Я тоже вот так уйти хочу. С факелами…
   – Верно, Костя, выпей, брат, за себя!
   Чтобы отвязаться от пьяных, Костя глотнул какой-то обжигающей жидкости.
   – За Костю Минакова, хорошего парня!
   – За Костю Минакова, хорошего парня! Ну а ты чего молчишь? – дед сердито замахнулся на Костю.
   Костя достал из кармана блокнот, нашел неразмокший листок, шариковую ручку, спасшиеся вместе с ним, и написал:
   «Иван! Я жив. Ни в чем не виноват. Помоги мне. Жду в Дивных пещерах, что возле моста. Костя Минаков».
   Затем младший бухгалтер вырвал листок и сунул его в карман увлеченному разговором Ивану – Железные руки. Тот ничего не заметил.
   – Ну я пошел, – сказал Костя.
   Ему никто не ответил. Минаков побрел со двора.
   …Уже с бугра, за Петровском Костя увидел, что из города движется цепочка огней по направлению к кладбищу. Это с факелами, по новому обряду, изобретенному Иваном Бондарем, как фараона, хоронили его, Костю Минакова.

13. В ПОНЕДЕЛЬНИК, 2 СЕНТЯБРЯ, ВЕЧЕРОМ

   В понедельник, 2 сентября, поздно вечером прибыли спасатели. Они доехали на грузовике до входа в Дивные пещеры и при свете фар, не обращая внимания на моросивший дождь, стали сгружать оборудование, разматывать какие-то катушки. Все быстро, споро, со знанием дела. Небольшая толпа самых любопытных жителей Петровска обсуждала их действия.
   – Здорово орудуют.
   – Еще бы. Специально натренированы.
   – Из Суходольска, что ли?
   – Ха! Из Суходольска… Где в Суходольске ты видел пещеры? Там одна канализация. Из Крыма специальным самолетом привезли. Пещеролазы называются. Навроде как собаки-ищейки… В темноте и видят, и чуют след.
   – Ишь ты…
   Толпа замолчала, уважительно разглядывая молчаливых, крепких пещеролазов в брезентовых робах. Потом опять потекли тихие разговоры.
   – Не то найдут?
   – Обязательно найдут. У них пещерная карта есть, такая специальная. Говорят, еще от царя сохранилась.
   – Брехня все это. Пещеры аж до самого моря, и на все карты?
   – Говорят…
   – А может, у них ультразвук? Сейчас, читал, ультразвуком камни просвечивают, – сказал интеллигентный голос.
   – И я читал. Еще лазар есть. Наскрозь камень нижет.
   Толпа опять почтительно помолчала, отдавая дань достижениям науки и техники.
   – Найти-то найдут, да в каком виде…
   – Люди без еды по три месяца живут, а вода в Пещерах есть…
   – Сердце не выдержит. Попробуй посиди в темноте один…
   – Это верно. Сердце может не выдержать.
   – Тут еще от характера зависит, от воли.
   – И от бога.
   – При чем тут бог?
   – При том.
   – Каждый в этих делах сам себе бог. Я так считаю: кто захочет жить – тот выживет.
   – Кому на роду что написано…
   – А мое мнение такое. По полезности. Ежели он полезен человеческому роду, нужен – то выживет, а ежели этот индивидуум не нужен людям – то погибает. Закон эволюции называется. Еще Дарвин открыл, – сказал тот же интеллигентный голос.
   – Если бы так…
   – Ну насмешил! Тогда бы весь мир из полезных людей состоял. А сколько нечисти вокруг!
   – Каждый человек по-своему полезен. Нечисть тоже нужна. Если бы не было нечисти, то не с кем было бы бороться и прекратилась бы эволюция. Опять же по Дарвину, – солидно возразил интеллигентный голос.
   – Ну хватанул! Нечисть ему потребовалась!
   – Гляди, братва! Милиционер с ними идет!
   – Да это наш! Кобчиков!
   – Не то Минакова брать?
   – Гляди – и пистолет…
   – Да… Кому-кому, а уж Минакову лучше бы заблудиться насовсем.
   – Минаков же утоп, братцы!
   – Не утоп, а смылся в Пещеры. Отстаешь от жизни.
   – Я отстаю? Утоп! Это точно! Одежу и деньги нашли!
   – А последние данные говорят об обратном! – раздался интеллигентный голос.
   – Братцы! Брехло идет! Вот у кого спросим!
   К толпе быстрым шагом приближалась Циц.
   – Мужики! Что здесь происходит? – Циц врезалась в толпу. – Деточка, убери свою попу. Пропустите, мужики…
   – Слушай, Брехло, у нас тут спор вышел. Утоп Минаков, или залез в Пещеры?
   – В Пещерах он! В Пещерах! – затарахтела Циц-Брехло. – С деньгами!
   – Деньги-то в реке выловили! Как же это – с деньгами?
   Женщина, знающая все, что происходило, происходит и будет происходить, заволновалась:
   – Ты что, мне не веришь? Раз говорю – с деньгами, значит, с деньгами. В реке выловили незначительную часть. А с основным капиталом он ушел.
   – Каким еще основным капиталом?
   – Золото, брильянты, деточка, грабил он. Кассы сберегательные грабил, магазины. В Суходольск специально ездил, даже в Москву летал.
   – О, господи!
   – И еще вам скажу, – продолжала Циц быстро, сама себя перебивая. – Жену Рудакова он убил.
   – Ну?!
   – Да. За триста тысяч. Рудаков ему триста тысяч уплатил. Махинациями на заводе награбил. И командированного Минаков укокошил.
   – Тоже по просьбе Рудакова? – спросил насмешливый интеллигентный голос.
   – Нет. Это уже по собственной инициативе. За полюбовницу свою. Ленка Перова была полюбовницей Минакова, а командированный ее соблазнил – вот он и укокошил того командированного, деточка.
   – Страсти-то какие! Господи!
   – Куда же милиция смотрит?
   – Что ему милиция? Он же гипнозом обладает!
   – Гипнозом?!
   – Ага. Кобчиков в него три обоймы выпустил, да пули голубчика обогнули и ушли в «молоко». Вот оно как, деточка.
   – Ко всему прочему он еще и йог, – сказал насмешливый интеллигентный голос.
   – Ёг? Какой ёг? Это что на головах стоят? – заволновалась толпа.
   – Он самый, – отозвался тот же голос. – По три недели может не пить, не есть, в туалет не ходить и не дышать.
   – Так на ево святой крест наложить, – посоветовала какая-то бабка.
   – Он десять классов кончил, – возразил интеллигентный голос. – На образованных, бабушка, святой крест не действует.
   – Ну, ловкий парень! Всех обвел! – не к месту вдруг восхитился кто-то.
   – После такого, что натворил, будешь ловкий… – обиделся почему-то его сосед.
   – А вот Бондарь говорит, что здесь что-то не так. Не виноват Минаков. Даже похоронил его душу. – Голос прозвучал робко.
   – Виноват, не виноват – милиция разберется. Они за это деньги получают.
   – Гляди, братцы, уходят!
   Цепочка спасателей, нагруженных снаряжением, медленно двинулась ко входу в Пещеры. Еще не доходя до черного, мрачного отверстия, пещеролазы зажгли мощные фонари, стали их настраивать. Плотные лучи, похожие на длинные белые скалки, заметались по склонам горы, доставали до самого моста, высвечивали ажурное строение, делали его серебристым. Потом цепочка, такая же слаженная в движениях и молчаливая, скрылась в Пещерах. Возле грузовика остался лишь сторож. Шофер, из местных, давно ушел домой.
   – Расходись по домам! Нечего глазеть! Теперь неделю шли приветы и жди ответа! – сказал сторож толпе и стал устраиваться на ночлег в кузове грузовика.
   Толпа, возбужденная необычным событием, нехотя побрела от Пещер.
   – Может, клад найдут…
   – Клад Старик бережет. Кровью своей оросил.
   – И Старика заарестуют. И кровь не поможет.
   – Как же… Старика заарестуешь… Он сам их заблукает.
   – В общем, чего-нибудь да найдут.
   – Это уж точно. Кости найдут. Костей там, наверно, хватает. Поднакопилось за тыщи лет…
   На этом разговор иссяк.
   …Спасатели появились в Петровске по двум причинам. Во-первых, исчез при осмотре Пещер ревизор Токарев. Его искали собственными силами, но напасть на след не удалось. Почти следом в Пещерах заблудились член комиссии из центра и лесник Юра. Это уже было серьезно. Трое в Пещерах… В довершение всего под землю скрылся опасный преступник Минаков. Вот почему Москва, почти не споря, сразу же специальным самолетом выслала целую группу спелеологов. Тем более что факты были абсолютно точны. Главный инженер завода Громов рассказал в милиции, что, как он ни отговаривал гостей от осмотра Пещер, те все же настояли на своем. Правда, со вторым пропавшим – членом комиссии пошел не он, а лесник Юра, но лесники обычно хорошо ориентируются в лесу, а не под землей. Все трое наверняка заблудились в Пещерах.
   И все же вряд ли так быстро удалось бы выбить целую группу опытных спасателей, если бы не Минаков. В Пещерах скрывался опасный преступник. В любое время он мог выйти наружу и улизнуть на все четыре стороны. Тогда и над районом и над областью повиснет нераскрытое преступление.
   Таким образом, Костя Минаков, сам того не ведая, помог ускорить приезд спасателей.
   Сведения о том, что Костя Минаков скрывается в Пещерах, принес в милицию Иван Бондарь – Железные руки.
   В этот день всегда добродушный начальник милиции капитан Яковлев пришел на работу в пресквернейшем настроении. Во-первых, эти трое в Пещерах постоянно стояли у него перед глазами и даже снились ночью в виде болтающихся на ниточках скелетов. Хорошо хоть деньги удалось найти и вернуть в кассу. Спасибо дружинникам. Выручили, как всегда… Пришлось мобилизовать общественность, и люди почти сутки прочесывали реку. Из области чуть ли не всему Петровску пришла благодарность. Но с деньгами этими история темная. Грабитель Минаков утонул на глазах Кобчикова, и никаких денег при нем не было. Где же они были и как попали в реку?
   Вторая причина плохого настроения: врачи категорически посадили Яковлева на строгую диету. Целых два дня капитан мужественно крепился – сидел на твороге и яблоках, а на третий день сорвался и теперь мучился и казнил себя.
   И, в-третьих, Яковлева расстроило несерьезное поведение его помощника Кобчикова, который самовольно, в одиночку стал преследовать Минакова и утопил его в реке.