Страница:
– Быстрее, младший лейтенант, ведите свое частное расследование. Она уже подходит к вам.
Циц положила трубку, вышла из кабинки и заспешила к галантерейному магазину напротив. Там она стала у прилавка и, делая вид, что рассматривает разные побрякушки, принялась наблюдать за милицейским крыльцом.
Между тем Леночка тоже звонила из телефона-автомата. Она звонила своему любовнику главному инженеру Евгению Семеновичу Громову. Всхлипывая, стуча зубами от испуга и боли, она рассказала о звонке Старика, У главного инженера как раз шло совещание, и Громов вынужден был разговаривать междометиями, общими словами.
– Ага… Так… Ничего… Это шутка… Я разберусь… Просто глупая шутка… Надо отдохнуть… Я у себя… Сегодня я у себя… Да, я вас приму. Так и решим ваш вопрос. Только не надо спешить… Смотрите лучше под ноги…
Это означало: «Не бойся, это лишь глупая шутка. Приходи ко мне домой вечером, поговорим. Только будь осторожна – за тобой могут следить».
Леночка вышла из кабинки и пошла домой немного успокоенная. Вопреки ожиданиям Циц с милицейского крыльца никто не сбежал, чтобы немедленно арестовать кассиршу.
– Лопухи, – вслух сказала Циц-Брехло и, разочарованная, поспешила в свою аптеку: с минуты на минуту должны были привезти корень валерьяны. А корень валерьяны являлся страшным дефицитом. За корень валерьяны можно было запросто договориться насчет импортного голубого унитаза.
18. ПОКУПКА СКРЕПОК ОСЛОЖНЯЕТСЯ
19. ПОХИЩЕНИЕ КЕФИРА
20. КВАРТИРА СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ
Циц положила трубку, вышла из кабинки и заспешила к галантерейному магазину напротив. Там она стала у прилавка и, делая вид, что рассматривает разные побрякушки, принялась наблюдать за милицейским крыльцом.
Между тем Леночка тоже звонила из телефона-автомата. Она звонила своему любовнику главному инженеру Евгению Семеновичу Громову. Всхлипывая, стуча зубами от испуга и боли, она рассказала о звонке Старика, У главного инженера как раз шло совещание, и Громов вынужден был разговаривать междометиями, общими словами.
– Ага… Так… Ничего… Это шутка… Я разберусь… Просто глупая шутка… Надо отдохнуть… Я у себя… Сегодня я у себя… Да, я вас приму. Так и решим ваш вопрос. Только не надо спешить… Смотрите лучше под ноги…
Это означало: «Не бойся, это лишь глупая шутка. Приходи ко мне домой вечером, поговорим. Только будь осторожна – за тобой могут следить».
Леночка вышла из кабинки и пошла домой немного успокоенная. Вопреки ожиданиям Циц с милицейского крыльца никто не сбежал, чтобы немедленно арестовать кассиршу.
– Лопухи, – вслух сказала Циц-Брехло и, разочарованная, поспешила в свою аптеку: с минуты на минуту должны были привезти корень валерьяны. А корень валерьяны являлся страшным дефицитом. За корень валерьяны можно было запросто договориться насчет импортного голубого унитаза.
18. ПОКУПКА СКРЕПОК ОСЛОЖНЯЕТСЯ
Минаков переночевал в комнате, которую завод стиральных машин снимал в частном доме для своих командированных в областной центр. Это была большая комната, где стояло семь коек, тумбочка с умывальником, деревянный со следами горячего утюга и острого ножа стол; три расшатанных стула – одни, на трех ножках – и крашенный темно-коричневой краской самодельный шкаф с мутным зеркалом.
Несмотря на то, что четверо командированных, в основном шоферы дальнего следования, легли поздно – долго чаевничали, потом резались в карты, потом, уже потушив свет, рассказывали разные истории, главным образом про женщин, и. ночью после чая бегали во двор, – Костя Минаков спал крепко и хорошо выспался. Вчерашний хмель за ночь выветрился, и младший бухгалтер чувствовал себя превосходна.
Молодое тело требовало движения. Минаков в одних трусах немного побегал по хозяйскому небольшому садику, уже холодно застывавшему по утрам, шурша ногами в опавшей кое-где под грушами черной листве, и пришел совсем в отличное расположение духа. Кровь гулко стучала в висках, тело горело, сердце упруго, радостно стучало, ожидая необычных приключений от нового, молодого дня.
– Эх! – крикнул Костя на весь дворик. – Как здорово!
Вчерашние переживания казались теперь глупыми. Подумаешь – не пришла на свидание девчонка. Не пришла – и ладно. Задрала нос. Не хочет с ним встречаться – ради бога, всегда пожалуйста! Найдем себе других! Вот вчера хотя бы эта встреча в автобусе. Очень даже видная из себя женщина, а сама назначила ему встречу. Вообще-то вчерашние события Минаков помнил довольно смутно, но то, что ему назначила свидание красивая попутчица, запечатлелось в голове довольно отчетливо. Только вот где и когда? Костя напряг мозг, даже глаза закрыл, и молодой, еще не забитый ненужной дребеденью мозг послушно выдал сданную на хранение информацию: «Завтра, кинотеатр «Спартак», шесть часов», и добавил: «Светло-серые глаза, платьев горошек».
– Ура! – крикнул Костя. – Да здравствует «Спартак»!
На крыльцо вышел хмурый командированный, застегивая брюки.
– Чего кричишь? – спросил он.
– Так… – смутился Костя.
Командированный почесался, посмотрел на небо.
– Как бы дождя не было. Ночью ногу ломило. Груз получше прикрыть надо. Сахар везу в Москву.
Костя пошел одеваться.
Позавтракал он недалеко, в рабочей столовой. Народ уже прошел, и в столовой было пусто. Уборщица убрала со столов, подмела пол, и в зале стало чисто и уютно. Только что привезли пиво.
Костя взял салат из помидоров, блинчики с мясом, бутылку пива. Блинчики оказались вкусными, горячими, а пиво – холодным, пахнущим темным, глубоким подвалом. Костя ясно представил себе этот заставленный ящиками подвал с затканными паутиной углами, когда пал густое, ломящее зубы пиво с неохотно опускавшейся белой пеной.
Потом он поехал в центр, в магазин «Канцтовары» за скрепками. От вкусной еды и обжигающего хмельного пива Минакову хотелось петь и плясать. Трамвай мчался по каким-то особым, по-осеннему нарядным бульварам; и звенел он тоже как-то по-особенному; и на остановках садились почему-то только красивые девушки. А у кинотеатра «Спартак», где Костя бывал много раз, сердце забилось с удвоенной силой и кровь прилила к лицу. Косте показалось, что все пассажиры знают о том, что у него здесь назначено свидание, и многозначительно поглядывают на него.
В магазине «Канцтовары», где обычно «отоваривался» завод стиральных машин, оказался санитарный день. Костя остановился в раздумье. Что делать? Купить скрепки где-нибудь в другом месте сегодня или дождаться завтрашнего дня и все-таки совершить операцию здесь?
Лучше все же дождаться завтрашнего дня, решил Костя, Шкаф обязательно будет ругаться, что скрепки куплены в другом магазине, и чего доброго не примет к оплате чек. От этого жмота всего можно ожидать. Нет, лучше подождать до завтра.
Решив так, Костя посмотрел на часы. Было одиннадцать часов тринадцать минут. Впереди лежал целый день. Делать было решительно нечего.
«Похожу по улицам, посмотрю какое-нибудь кино», – подумал Костя.
Минаков сунул руки в карманы плаща и хотел уже было беззаботной походкой двинуться по улице, как вдруг его правая рука нащупала в кармане что-то твердое. Костя вынул из кармана твердый предмет и с величайшим изумлением уставился на него. Это была пачка денег. «1000 рублей», – прочитал машинально Минаков на обертке.
Он совсем забыл про эти деньги и про обстоятельства, при каких они к нему попали. Оглянувшись, не видел ли кто – к счастью, никого рядом не было, – Костя быстро сунул деньги назад.
Первой мыслью Минакова было немедленно хватать такси и мчаться к Леночке, чтобы вернуть деньги. Но потом он одумался. Все равно кассирша уже заявила о пропаже. Она не может долго скрывать отсутствие такой большой суммы – надо было выдавать зарплату, ведь шел уже двенадцатый час! А касса открывалась в восемь. Даже если бы Леночка не захотела выдавать его, все равно ей бы это не удалось: где она возьмет такую сумму?
Хорошего настроения как не бывало. Костя в растерянности топтался на тротуаре, ощупывая в кармане пачку. Надо же было сморозить такую глупость – устраивать сцену у сейфа, хватать деньги. Теперь поднимется шум! Чего доброго еще влепят выговор. Хотя деньги целы, а скандалил он в нерабочее время. И потом ревность. Ревность во все времена была смягчающим обстоятельством.
Немного успокоившись, Минаков решил, что лучше всего сейчас заказать разговор с Леночкой, сказать, что деньги целы и завтра он их привезет, пусть они там не волнуются. Конечно, неприятно, но один день несколько человек могут подождать, раз случилась такая история. С кем не бывает! А может быть, Леночка как-то выкрутилась и никому не сказала? Все-таки у них не было официального разрыва, тот глупый скандал можно в расчет не брать, поскольку он действительно сильно ревновал и потом был пьян.
Костя сел в автобус и поехал на центральный телеграф. Народу оказалось неожиданно много. Заказывали Москву, Ташкент, Архангельск, Волгоград, и на Костю, когда он попросил пять минут с Петровском, приемщица посмотрела с удивлением.
– Ждите, – сказала она и небрежно бросила в окошко квитанцию.
Костя поплелся к жесткому дивану, уселся на него и закрыл глаза. Вчерашняя безобразная сцена живо воскресла перед ним. Младший бухгалтер содрогнулся от отвращения к себе и брезгливо сморщился. «Подонок, – пробормотал он. – Мерзкий подонок… Взять бы да головой в лужу…»
– Петровск! Третья кабина!
Костя поспешил к кабине с белой цифрой «три» на синем стекле. Сердце его стучало, колени противно подрагивали. Стараясь немного успокоиться, Костя присел на низкий стульчик перед полочкой, на которой стоял телефон, потом, усилием воли подавив дрожь в коленях, взял трубку.
И тут же услышал Леночкин испуганный голос.
– Алло! Алло! Кто у телефона?
У Леночки всегда бывал испуганный голос, когда вызывала междугородная.
– Это я… – оказал Костя. Он хотел сказать бодро, чуть шутливо, но получился хриплый клекот.
– Алло! Алло! Ничего не слышу!
– Это я… Костя.
– Кто?.. Вам кого? – В паузах был слышен треск арифмометра, который крутил Шкаф. – Может быть, вам нужен Семен Петрович?
– Это я… Костя Минаков.
– Но… – Леночкин голос вдруг оборвался, как обрывается чересчур натянутая струна.
– Я вел себя как идиот, – сказал Костя. – Если можешь, прости меня. Я очень тебя ревновал, поэтому все так получилось… Деньги целы. Завтра я их привезу.
Все это Костя выявлял одним духом. Потом он стал слушать. Но трубка молчала.
– Алло! Алло! – закричал Костя.
– Ты откуда звонишь? – спросил Леночкин голос совсем рядом. Костя даже слышал взволнованное дыхание.
– Из Центрального телеграфа.
– У тебя… все нормально?
– Конечно. Только скрепки еще не купил. «Канцтовары» на учете, а в других я не хочу… Шкаф будет придираться. Так что передай ему, что привезу завтра. Здорово он ругается из-за денег? Алло, ты слушаешь меня?
– Да…
– Ты сердишься?
– Слушай… – голос Леночки понизился до шепота. – Я сейчас не могу говорить… Я занята. Ты понял? Тебе надо ехать дальше. Так получилось. Уезжай куда-нибудь… На Север… Это родственник… Извини – не тебе.
Голос Леночки был искаженным, очевидно, она прикрыла трубку ладонью.
– Зачем мне ехать на Север? – удивился Костя.
– Так надо… Это очень серьезно… Я не могу сейчас тебе сказать… Но ты должен уехать…
– Это связано с деньгами? – догадался Костя.
– Да… Это родственник… Извини – не тебе.
– Шкаф рассвирепел?
– Хуже. Много хуже.
– Директор?
– Уезжай немедленно…
– Вот еще! С чего это я стану уезжать? Завтра привезу деньги, и все уладится. Я же не с умыслом взял, а из-за ревности. Смягчающее обстоятельство. Поняла? В общем, передай Шкафу. Или лучше дай ему трубку.
– Он вышел…
– Но я слышу стук арифмометра. Это его арифмометр.
– Это с другого стола.
– Странно… Точно – его почерк…
– Тебе кажется… Это родственник… Это я не тебе…
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Да… После вчерашнего. Я немного заболела.
Голос был глухой. Она явно прикрывала трубку ладонью.
– Извини… Я был идиотом… Пьяным идиотом..,
– Дай слово, что ты сейчас же уедешь.
– И не подумаю. Куплю скрепки – и домой.
– Тебе нечего здесь делать… Все против… В том числе и я.
– Ты тоже?
– Больше всех. Знай…
– Не простила?
– Наоборот.
– Я вымолю прощение.
– Боже! Телок! Какой тупой телок! – вырвалось у Леночки. – Это родственник. Из другого города…
Но Костя не слышал последних слов. Он уже положил трубку. Он повеселел. Перепугались они там, видно, здорово. Подумали, что он удрал с этой несчастной тыщей? Вот чудики. Это Шкаф, наверно, все придумал. Вечно ему мерещатся везде грабители. Решетки на окна бухгалтерии приделал, хотя до земли добрых двадцать метров, сигнализацию, как в банке, провел. Тоже, нашел важный государственный объект. Ну ничего, сейчас ему Леночка скажет, что деньги целы, и старый скряга успокоится.
Костя посмотрел на часы. Прошло всего сорок минут. Минаков решил сходить в кино.
Кинофильм оказался интересным: про уголовника, который бежит из мест заключения, но потом в результате встреч с хорошими людьми становится на правильный путь. Все было как полагается: и погоня, и драка, и стрельба, и кутежи в ресторане, и честное лицо матерого преступника в конце фильма.
Минаков следил за процессом перевоспитания уголовника и, несмотря на то, что дело явно шло к благополучному концу, все больше и больше испытывал какое-то неясное чувство тревоги. Костя не мог понять, откуда это чувство взялось, не от этого же фильма, где все было ясно с самых первых кадров… Нет, нет, тут что-то другое. И в момент, когда переродившегося уголовника обнимала счастливая заплаканная невеста, Костя понял, откуда шла тревога.
Тревога шла от слов Леночки, что он должен немедленно уехать на Север. Значит, дело не так просто, как Косте показалось сначала. Зачем ему уезжать на Север? Очевидно, затем, что Костю ищет милиция, иначе почему надо драпать в места столь отдаленные? Как он не догадался сразу, что Шкаф не упустит случая отделаться от «лодыря и трепача»… Конечно, сразу же, как только главбух узнал о пропаже денег, он принялся трезвонить в милицию. Мол, похищена тысяча рублей, преступник смылся, просим принять срочные меры. Старый рассохшийся Шкаф чужд проявлениям любви, ревности, страдания, и, конечно, рассказ Леночки об обстоятельствах исчезновения денег он пропустил мимо ушей. Да и рассказала ли ему Леночка об их отношениях? Хотя кто на заводе не знает о том, что они каждый вечер встречаются у бюста Мичурина… Нет, нет, на Шкафа никакие смягчающие обстоятельства не повлияют…
Не досмотрев последних кадров, Минаков вышел на улицу. Пока он сидел в кинотеатре, прошел короткий дождь. Воздух был чистый и холодный, какой бывает только после дождя ранней осенью. Как голубые зеркала, сияли на асфальте лужи, отражая солнце, дома, деревья, прохожих, вымытые машины… Горько пахло мокрой опавшей листвой лип и каштанов, раздавленной ногами и колесами.
Костя остановился, подавленный обилием света и холодного пьянящего воздуха. Прохожие обходили его, некоторые толкали…
«Из милиции, конечно, уже сообщили сюда, и меня сейчас ищут, – подумал Костя. – Могли уже побывать или скоро приедут на заводскую квартиру. Единственный выход – ехать немедленно в Петровск и самому явиться с повинной в милицию. Рассказать все, как есть».
В Петровской милиции Минакова знал сам начальник – Костя одно время был дружинником: патрулировал улицы, дежурил в штабе, даже ездил на оперативной машине.
Нет, сейчас не годится. Происшествие на заводе уже наверняка известно во всем городе, и Костю тут же задержат и доставят в милицию под конвоем, а это совсем другое дело, нежели явиться самому.
Немного подумав, Минаков решил приехать в Петровск завтра ночью, тогда можно незаметно пробраться к милиции и сдаться дежурному милиционеру.
Все-таки надо сходить на свидание. Такая женщина… Может быть, последнее его свидание на воле.
И еще надо купить скрепки. Завтра как раз откроется магазин. Он же не сбежал с деньгами, а приехал в командировку за скрепками. Значит, надо их купить. Сколько войдет в портфель? Коробок двадцать. Правда, Шкаф заказывал пятьдесят, но ничего, обойдется и двадцатью.
А этот вечер он проведет на вокзале. Он любит вокзалы. Там не так одиноко, да и не так опасно, как на заводской квартире.
Несмотря на то, что четверо командированных, в основном шоферы дальнего следования, легли поздно – долго чаевничали, потом резались в карты, потом, уже потушив свет, рассказывали разные истории, главным образом про женщин, и. ночью после чая бегали во двор, – Костя Минаков спал крепко и хорошо выспался. Вчерашний хмель за ночь выветрился, и младший бухгалтер чувствовал себя превосходна.
Молодое тело требовало движения. Минаков в одних трусах немного побегал по хозяйскому небольшому садику, уже холодно застывавшему по утрам, шурша ногами в опавшей кое-где под грушами черной листве, и пришел совсем в отличное расположение духа. Кровь гулко стучала в висках, тело горело, сердце упруго, радостно стучало, ожидая необычных приключений от нового, молодого дня.
– Эх! – крикнул Костя на весь дворик. – Как здорово!
Вчерашние переживания казались теперь глупыми. Подумаешь – не пришла на свидание девчонка. Не пришла – и ладно. Задрала нос. Не хочет с ним встречаться – ради бога, всегда пожалуйста! Найдем себе других! Вот вчера хотя бы эта встреча в автобусе. Очень даже видная из себя женщина, а сама назначила ему встречу. Вообще-то вчерашние события Минаков помнил довольно смутно, но то, что ему назначила свидание красивая попутчица, запечатлелось в голове довольно отчетливо. Только вот где и когда? Костя напряг мозг, даже глаза закрыл, и молодой, еще не забитый ненужной дребеденью мозг послушно выдал сданную на хранение информацию: «Завтра, кинотеатр «Спартак», шесть часов», и добавил: «Светло-серые глаза, платьев горошек».
– Ура! – крикнул Костя. – Да здравствует «Спартак»!
На крыльцо вышел хмурый командированный, застегивая брюки.
– Чего кричишь? – спросил он.
– Так… – смутился Костя.
Командированный почесался, посмотрел на небо.
– Как бы дождя не было. Ночью ногу ломило. Груз получше прикрыть надо. Сахар везу в Москву.
Костя пошел одеваться.
Позавтракал он недалеко, в рабочей столовой. Народ уже прошел, и в столовой было пусто. Уборщица убрала со столов, подмела пол, и в зале стало чисто и уютно. Только что привезли пиво.
Костя взял салат из помидоров, блинчики с мясом, бутылку пива. Блинчики оказались вкусными, горячими, а пиво – холодным, пахнущим темным, глубоким подвалом. Костя ясно представил себе этот заставленный ящиками подвал с затканными паутиной углами, когда пал густое, ломящее зубы пиво с неохотно опускавшейся белой пеной.
Потом он поехал в центр, в магазин «Канцтовары» за скрепками. От вкусной еды и обжигающего хмельного пива Минакову хотелось петь и плясать. Трамвай мчался по каким-то особым, по-осеннему нарядным бульварам; и звенел он тоже как-то по-особенному; и на остановках садились почему-то только красивые девушки. А у кинотеатра «Спартак», где Костя бывал много раз, сердце забилось с удвоенной силой и кровь прилила к лицу. Косте показалось, что все пассажиры знают о том, что у него здесь назначено свидание, и многозначительно поглядывают на него.
В магазине «Канцтовары», где обычно «отоваривался» завод стиральных машин, оказался санитарный день. Костя остановился в раздумье. Что делать? Купить скрепки где-нибудь в другом месте сегодня или дождаться завтрашнего дня и все-таки совершить операцию здесь?
Лучше все же дождаться завтрашнего дня, решил Костя, Шкаф обязательно будет ругаться, что скрепки куплены в другом магазине, и чего доброго не примет к оплате чек. От этого жмота всего можно ожидать. Нет, лучше подождать до завтра.
Решив так, Костя посмотрел на часы. Было одиннадцать часов тринадцать минут. Впереди лежал целый день. Делать было решительно нечего.
«Похожу по улицам, посмотрю какое-нибудь кино», – подумал Костя.
Минаков сунул руки в карманы плаща и хотел уже было беззаботной походкой двинуться по улице, как вдруг его правая рука нащупала в кармане что-то твердое. Костя вынул из кармана твердый предмет и с величайшим изумлением уставился на него. Это была пачка денег. «1000 рублей», – прочитал машинально Минаков на обертке.
Он совсем забыл про эти деньги и про обстоятельства, при каких они к нему попали. Оглянувшись, не видел ли кто – к счастью, никого рядом не было, – Костя быстро сунул деньги назад.
Первой мыслью Минакова было немедленно хватать такси и мчаться к Леночке, чтобы вернуть деньги. Но потом он одумался. Все равно кассирша уже заявила о пропаже. Она не может долго скрывать отсутствие такой большой суммы – надо было выдавать зарплату, ведь шел уже двенадцатый час! А касса открывалась в восемь. Даже если бы Леночка не захотела выдавать его, все равно ей бы это не удалось: где она возьмет такую сумму?
Хорошего настроения как не бывало. Костя в растерянности топтался на тротуаре, ощупывая в кармане пачку. Надо же было сморозить такую глупость – устраивать сцену у сейфа, хватать деньги. Теперь поднимется шум! Чего доброго еще влепят выговор. Хотя деньги целы, а скандалил он в нерабочее время. И потом ревность. Ревность во все времена была смягчающим обстоятельством.
Немного успокоившись, Минаков решил, что лучше всего сейчас заказать разговор с Леночкой, сказать, что деньги целы и завтра он их привезет, пусть они там не волнуются. Конечно, неприятно, но один день несколько человек могут подождать, раз случилась такая история. С кем не бывает! А может быть, Леночка как-то выкрутилась и никому не сказала? Все-таки у них не было официального разрыва, тот глупый скандал можно в расчет не брать, поскольку он действительно сильно ревновал и потом был пьян.
Костя сел в автобус и поехал на центральный телеграф. Народу оказалось неожиданно много. Заказывали Москву, Ташкент, Архангельск, Волгоград, и на Костю, когда он попросил пять минут с Петровском, приемщица посмотрела с удивлением.
– Ждите, – сказала она и небрежно бросила в окошко квитанцию.
Костя поплелся к жесткому дивану, уселся на него и закрыл глаза. Вчерашняя безобразная сцена живо воскресла перед ним. Младший бухгалтер содрогнулся от отвращения к себе и брезгливо сморщился. «Подонок, – пробормотал он. – Мерзкий подонок… Взять бы да головой в лужу…»
– Петровск! Третья кабина!
Костя поспешил к кабине с белой цифрой «три» на синем стекле. Сердце его стучало, колени противно подрагивали. Стараясь немного успокоиться, Костя присел на низкий стульчик перед полочкой, на которой стоял телефон, потом, усилием воли подавив дрожь в коленях, взял трубку.
И тут же услышал Леночкин испуганный голос.
– Алло! Алло! Кто у телефона?
У Леночки всегда бывал испуганный голос, когда вызывала междугородная.
– Это я… – оказал Костя. Он хотел сказать бодро, чуть шутливо, но получился хриплый клекот.
– Алло! Алло! Ничего не слышу!
– Это я… Костя.
– Кто?.. Вам кого? – В паузах был слышен треск арифмометра, который крутил Шкаф. – Может быть, вам нужен Семен Петрович?
– Это я… Костя Минаков.
– Но… – Леночкин голос вдруг оборвался, как обрывается чересчур натянутая струна.
– Я вел себя как идиот, – сказал Костя. – Если можешь, прости меня. Я очень тебя ревновал, поэтому все так получилось… Деньги целы. Завтра я их привезу.
Все это Костя выявлял одним духом. Потом он стал слушать. Но трубка молчала.
– Алло! Алло! – закричал Костя.
– Ты откуда звонишь? – спросил Леночкин голос совсем рядом. Костя даже слышал взволнованное дыхание.
– Из Центрального телеграфа.
– У тебя… все нормально?
– Конечно. Только скрепки еще не купил. «Канцтовары» на учете, а в других я не хочу… Шкаф будет придираться. Так что передай ему, что привезу завтра. Здорово он ругается из-за денег? Алло, ты слушаешь меня?
– Да…
– Ты сердишься?
– Слушай… – голос Леночки понизился до шепота. – Я сейчас не могу говорить… Я занята. Ты понял? Тебе надо ехать дальше. Так получилось. Уезжай куда-нибудь… На Север… Это родственник… Извини – не тебе.
Голос Леночки был искаженным, очевидно, она прикрыла трубку ладонью.
– Зачем мне ехать на Север? – удивился Костя.
– Так надо… Это очень серьезно… Я не могу сейчас тебе сказать… Но ты должен уехать…
– Это связано с деньгами? – догадался Костя.
– Да… Это родственник… Извини – не тебе.
– Шкаф рассвирепел?
– Хуже. Много хуже.
– Директор?
– Уезжай немедленно…
– Вот еще! С чего это я стану уезжать? Завтра привезу деньги, и все уладится. Я же не с умыслом взял, а из-за ревности. Смягчающее обстоятельство. Поняла? В общем, передай Шкафу. Или лучше дай ему трубку.
– Он вышел…
– Но я слышу стук арифмометра. Это его арифмометр.
– Это с другого стола.
– Странно… Точно – его почерк…
– Тебе кажется… Это родственник… Это я не тебе…
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Да… После вчерашнего. Я немного заболела.
Голос был глухой. Она явно прикрывала трубку ладонью.
– Извини… Я был идиотом… Пьяным идиотом..,
– Дай слово, что ты сейчас же уедешь.
– И не подумаю. Куплю скрепки – и домой.
– Тебе нечего здесь делать… Все против… В том числе и я.
– Ты тоже?
– Больше всех. Знай…
– Не простила?
– Наоборот.
– Я вымолю прощение.
– Боже! Телок! Какой тупой телок! – вырвалось у Леночки. – Это родственник. Из другого города…
Но Костя не слышал последних слов. Он уже положил трубку. Он повеселел. Перепугались они там, видно, здорово. Подумали, что он удрал с этой несчастной тыщей? Вот чудики. Это Шкаф, наверно, все придумал. Вечно ему мерещатся везде грабители. Решетки на окна бухгалтерии приделал, хотя до земли добрых двадцать метров, сигнализацию, как в банке, провел. Тоже, нашел важный государственный объект. Ну ничего, сейчас ему Леночка скажет, что деньги целы, и старый скряга успокоится.
Костя посмотрел на часы. Прошло всего сорок минут. Минаков решил сходить в кино.
Кинофильм оказался интересным: про уголовника, который бежит из мест заключения, но потом в результате встреч с хорошими людьми становится на правильный путь. Все было как полагается: и погоня, и драка, и стрельба, и кутежи в ресторане, и честное лицо матерого преступника в конце фильма.
Минаков следил за процессом перевоспитания уголовника и, несмотря на то, что дело явно шло к благополучному концу, все больше и больше испытывал какое-то неясное чувство тревоги. Костя не мог понять, откуда это чувство взялось, не от этого же фильма, где все было ясно с самых первых кадров… Нет, нет, тут что-то другое. И в момент, когда переродившегося уголовника обнимала счастливая заплаканная невеста, Костя понял, откуда шла тревога.
Тревога шла от слов Леночки, что он должен немедленно уехать на Север. Значит, дело не так просто, как Косте показалось сначала. Зачем ему уезжать на Север? Очевидно, затем, что Костю ищет милиция, иначе почему надо драпать в места столь отдаленные? Как он не догадался сразу, что Шкаф не упустит случая отделаться от «лодыря и трепача»… Конечно, сразу же, как только главбух узнал о пропаже денег, он принялся трезвонить в милицию. Мол, похищена тысяча рублей, преступник смылся, просим принять срочные меры. Старый рассохшийся Шкаф чужд проявлениям любви, ревности, страдания, и, конечно, рассказ Леночки об обстоятельствах исчезновения денег он пропустил мимо ушей. Да и рассказала ли ему Леночка об их отношениях? Хотя кто на заводе не знает о том, что они каждый вечер встречаются у бюста Мичурина… Нет, нет, на Шкафа никакие смягчающие обстоятельства не повлияют…
Не досмотрев последних кадров, Минаков вышел на улицу. Пока он сидел в кинотеатре, прошел короткий дождь. Воздух был чистый и холодный, какой бывает только после дождя ранней осенью. Как голубые зеркала, сияли на асфальте лужи, отражая солнце, дома, деревья, прохожих, вымытые машины… Горько пахло мокрой опавшей листвой лип и каштанов, раздавленной ногами и колесами.
Костя остановился, подавленный обилием света и холодного пьянящего воздуха. Прохожие обходили его, некоторые толкали…
«Из милиции, конечно, уже сообщили сюда, и меня сейчас ищут, – подумал Костя. – Могли уже побывать или скоро приедут на заводскую квартиру. Единственный выход – ехать немедленно в Петровск и самому явиться с повинной в милицию. Рассказать все, как есть».
В Петровской милиции Минакова знал сам начальник – Костя одно время был дружинником: патрулировал улицы, дежурил в штабе, даже ездил на оперативной машине.
Нет, сейчас не годится. Происшествие на заводе уже наверняка известно во всем городе, и Костю тут же задержат и доставят в милицию под конвоем, а это совсем другое дело, нежели явиться самому.
Немного подумав, Минаков решил приехать в Петровск завтра ночью, тогда можно незаметно пробраться к милиции и сдаться дежурному милиционеру.
Все-таки надо сходить на свидание. Такая женщина… Может быть, последнее его свидание на воле.
И еще надо купить скрепки. Завтра как раз откроется магазин. Он же не сбежал с деньгами, а приехал в командировку за скрепками. Значит, надо их купить. Сколько войдет в портфель? Коробок двадцать. Правда, Шкаф заказывал пятьдесят, но ничего, обойдется и двадцатью.
А этот вечер он проведет на вокзале. Он любит вокзалы. Там не так одиноко, да и не так опасно, как на заводской квартире.
19. ПОХИЩЕНИЕ КЕФИРА
На следующий день, завершив дела, командированный Сусликов покинул гостиницу «Тихие зори» в пресквернейшем расположении духа, тем не менее зашел в молочный магазин, взял в дорогу шесть бутылок полюбившегося ему кефира и набил ими свой ветхий, потертый портфель, где, кроме кефира, лежали не менее ветхий спортивный костюм, тапки, граненный в желтых пятнах стакан, верой и правдой служивший Сусликову десять лет; перочинный, дурно пахнущий протухшим салом ножик, запасные длинные футбольные трусы, набор лекарств и прочий менее значительный хлам, который непременно набирается в багаже любого командированного. Документы и служебные бумаги тертый Сусликов сунул во внутренний карман пиджака.
От покупки целебного кефира настроение Сусликова несколько поднялось, и, приободрившись, он поехал на вокзал, чтобы с первым же автобусом покинуть этот гангстерский город; происшествие в гостинице вспоминалось теперь как «пошлый кинодетектив.
На вокзале Сусликов купил в дорогу пирожков и приобрел билет на двенадцатичасовой автобус. Народу в автобус набилось много, Сусликов в душе похвалил себя за предусмотрительность: он выпросил у кассирши первое, инвалидное, место, бегло показав билет научно-технического общества. Портфель Сусликов поставил в проходе.
У завода и на окраине города сели еще люди. К Сусликову притиснуло молодую женщину с серыми глазами. Ее можно было принять за цыганку, если бы не белая башня волос.
«С моря», – подумал Сусликов и отвернулся. Он женщинами не интересовался.
На следующей остановке добавилось еще пассажиров, и блондинка почти легла грудью Сусликову на плечо. В лицо ему уперлась пахнущая кожзаменителем красная сумочка.
«Надо бы встать, – подумал Сусликов, но тут же возразил себе: – Я сижу на инвалидном месте, значит, сам инвалид. Прижмут – язва разыграется…»
Женщина была явно не деревенской, от нее пахло городом – пыльными улицами, магазинами, кинотеатрами.
На полпути у остановки Сусликов поймал в зеркале цепкий, оценивающий взгляд шофера.
– Перекур! Пять минут!
– Вы пойдете курить? – спросила блондинка.
– Я некурящий, – ответил Сусликов.
– Тогда подержите мою сумочку. Хорошо?
– Хорошо…
Сусликов охотно поставил на колени красную сумочку. Сверху блондинка положила еще большой пакет.
– Не бойтесь. Он легкий.
– А я и не боюсь. – Пакет накрыл командированного с головой. Сусликов не интересовался женщинами, но все же ему были приятны эти хлопоты.
Сзади на женщину нетерпеливо напирали.
– Вы выходите или нет?
– Куда, тетка, мешком по ногам?
– Ой, батюшки! Руку оттяпали!
– Вещи с проходу уберите!
Когда автобус опустел, Сусликов освободился от пакета. Пакет был из иностранной белой пленки с надписью «Lord». Командированному было приятно сидеть с таким пакетом.
Шофер посигналил, и Сусликов опять поймал на себе его взгляд. Взгляд был совсем короткий, скользящий, но он показался командированному неприятным: какой-то ощупывающий.
Те, кто вышел покурить, зашли. Автобус поехал. Толпа у входа рассосалась, и Сусликов с удивлением обнаружил, что среди пассажиров блондинки нет.
– Стой! – крикнул командированный. – Женщина отстала!
Шофер затормозил, через окошко глянул в салон.
– Какая еще женщина?
– Блондинка такая… – начал объяснять Сусликов. – Тоненькая такая, в сером плаще.
– Тю! – сказал кто-то. – Так она села на машину.
– На какую такую машину? – удивился Сусликов. – Вот ее сумочка и пакет.
– Поехали, – решил шофер. – Вещи давайте сюда. Сдадим в стол находок.
Автобус заскрежетал и тронулся.
«Странно, – подумал Сусликов. – Разве можно забыть сумочку? Наверно, там деньги и документы… А пакет… Возможно, в пакете мохер… – Он чувствовал мягкое, пушистое. – И зачем надо садиться на машину, если уже едешь в автобусе?»
И тут командированного словно ударило током. Он опустил вниз руку и стал шарить возле сиденья. Рука болталась в пустоте. Портфеля не было.
– Стой! – опять закричал Сусликов. – Портфель пропал!
Автобус снова остановился. В окошко высунулся недовольный шофер.
– Что случилось?
– Портфель пропал!
Шофер задумался.
– А что в портфеле было?
– Кефир, – брякнул Сусликов, не подумав. В автобусе послышались смешки.
– Тю! – засмеялся тот же голос, что рассказывал про отъезд блондинки. – Его, наверно, та дамочка увела. Думала, чё там ценное, а оказалось – кефир! Обогатилась! Откройте сумочку и пакет, наверняка пустые.
Шофер покопался в вещах незнакомки.
– В самом деле… Сумочка пустая, а в пакете вата, Техническая.
– Она думала, там чё ценное. Подняла, а он тяжелый. Вот она и ходу. А там кефир! Вот умора!
И тут Сусликова прорвало.
– «Умора»! – закричал командированный. – Вам все умора! Проклятый город! Сплошные гангстеры! Жулик на жулике! Чтоб я еще раз сюда показался!
Над незадачливым командированным посмеивались всю дорогу. В городе Сусликов, проклиная все на свете, не стал заявлять о пропаже в милицию – будешь сидеть здесь еще неделю, – а отправился сразу в аэропорт.
– Гангстеры проклятые! – ругался он. – Небось и областной центр у них такой же. Какие районы, такая и область! Яблоко от яблони далеко не падает! У-у, рожи!
На командированного оглядывались:
– Поддал, дядя…
От покупки целебного кефира настроение Сусликова несколько поднялось, и, приободрившись, он поехал на вокзал, чтобы с первым же автобусом покинуть этот гангстерский город; происшествие в гостинице вспоминалось теперь как «пошлый кинодетектив.
На вокзале Сусликов купил в дорогу пирожков и приобрел билет на двенадцатичасовой автобус. Народу в автобус набилось много, Сусликов в душе похвалил себя за предусмотрительность: он выпросил у кассирши первое, инвалидное, место, бегло показав билет научно-технического общества. Портфель Сусликов поставил в проходе.
У завода и на окраине города сели еще люди. К Сусликову притиснуло молодую женщину с серыми глазами. Ее можно было принять за цыганку, если бы не белая башня волос.
«С моря», – подумал Сусликов и отвернулся. Он женщинами не интересовался.
На следующей остановке добавилось еще пассажиров, и блондинка почти легла грудью Сусликову на плечо. В лицо ему уперлась пахнущая кожзаменителем красная сумочка.
«Надо бы встать, – подумал Сусликов, но тут же возразил себе: – Я сижу на инвалидном месте, значит, сам инвалид. Прижмут – язва разыграется…»
Женщина была явно не деревенской, от нее пахло городом – пыльными улицами, магазинами, кинотеатрами.
На полпути у остановки Сусликов поймал в зеркале цепкий, оценивающий взгляд шофера.
– Перекур! Пять минут!
– Вы пойдете курить? – спросила блондинка.
– Я некурящий, – ответил Сусликов.
– Тогда подержите мою сумочку. Хорошо?
– Хорошо…
Сусликов охотно поставил на колени красную сумочку. Сверху блондинка положила еще большой пакет.
– Не бойтесь. Он легкий.
– А я и не боюсь. – Пакет накрыл командированного с головой. Сусликов не интересовался женщинами, но все же ему были приятны эти хлопоты.
Сзади на женщину нетерпеливо напирали.
– Вы выходите или нет?
– Куда, тетка, мешком по ногам?
– Ой, батюшки! Руку оттяпали!
– Вещи с проходу уберите!
Когда автобус опустел, Сусликов освободился от пакета. Пакет был из иностранной белой пленки с надписью «Lord». Командированному было приятно сидеть с таким пакетом.
Шофер посигналил, и Сусликов опять поймал на себе его взгляд. Взгляд был совсем короткий, скользящий, но он показался командированному неприятным: какой-то ощупывающий.
Те, кто вышел покурить, зашли. Автобус поехал. Толпа у входа рассосалась, и Сусликов с удивлением обнаружил, что среди пассажиров блондинки нет.
– Стой! – крикнул командированный. – Женщина отстала!
Шофер затормозил, через окошко глянул в салон.
– Какая еще женщина?
– Блондинка такая… – начал объяснять Сусликов. – Тоненькая такая, в сером плаще.
– Тю! – сказал кто-то. – Так она села на машину.
– На какую такую машину? – удивился Сусликов. – Вот ее сумочка и пакет.
– Поехали, – решил шофер. – Вещи давайте сюда. Сдадим в стол находок.
Автобус заскрежетал и тронулся.
«Странно, – подумал Сусликов. – Разве можно забыть сумочку? Наверно, там деньги и документы… А пакет… Возможно, в пакете мохер… – Он чувствовал мягкое, пушистое. – И зачем надо садиться на машину, если уже едешь в автобусе?»
И тут командированного словно ударило током. Он опустил вниз руку и стал шарить возле сиденья. Рука болталась в пустоте. Портфеля не было.
– Стой! – опять закричал Сусликов. – Портфель пропал!
Автобус снова остановился. В окошко высунулся недовольный шофер.
– Что случилось?
– Портфель пропал!
Шофер задумался.
– А что в портфеле было?
– Кефир, – брякнул Сусликов, не подумав. В автобусе послышались смешки.
– Тю! – засмеялся тот же голос, что рассказывал про отъезд блондинки. – Его, наверно, та дамочка увела. Думала, чё там ценное, а оказалось – кефир! Обогатилась! Откройте сумочку и пакет, наверняка пустые.
Шофер покопался в вещах незнакомки.
– В самом деле… Сумочка пустая, а в пакете вата, Техническая.
– Она думала, там чё ценное. Подняла, а он тяжелый. Вот она и ходу. А там кефир! Вот умора!
И тут Сусликова прорвало.
– «Умора»! – закричал командированный. – Вам все умора! Проклятый город! Сплошные гангстеры! Жулик на жулике! Чтоб я еще раз сюда показался!
Над незадачливым командированным посмеивались всю дорогу. В городе Сусликов, проклиная все на свете, не стал заявлять о пропаже в милицию – будешь сидеть здесь еще неделю, – а отправился сразу в аэропорт.
– Гангстеры проклятые! – ругался он. – Небось и областной центр у них такой же. Какие районы, такая и область! Яблоко от яблони далеко не падает! У-у, рожи!
На командированного оглядывались:
– Поддал, дядя…
20. КВАРТИРА СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ
К кинотеатру Костя пришел за полчаса. Как раз кончился сеанс, и народ шел сплошным потоком, обмениваясь впечатлениями, волоча за собой синий шлейф табачного дыма. Большинство не верило в исправление уголовника.
– Как же… Такой перевоспитается… Жди…
– Сегодня поплакал, а завтра опять грабить пойдет.
– Таких надо держать пожизненно.
– Один такой в нашем доме живет… Каждый день пьянка. На какие, спрашивается, шиши?
Костя сел на лавочку возле клумбы. Пригревало солнце. Лужи на асфальте подсыхали, окружая себя белыми концентрическими кольцами. Из-за спины, с клумбы тянуло горьким тяжелым запахом осенних цветов. У ног, ничуть не опасаясь, прыгали серые птицы, похожие на воробьев, но не воробьи. «Неужто клесты? – подумал Костя. – Клесты в городе… Хотя почему бы и нет… Прилетели на клумбы клевать семена…»
Народ вскоре прошел, и площадь опустела. Налетел ветерок, погнал по асфальту бумажки и подсохшие листья.
«Я могу ее и не узнать, – теперь Минаков вглядывался в каждую женщину. – Оденется по-другому… И потом я был здорово поддавши… Если она вообще придет. Впрочем, придет, ведь сама же назначила».
Но женщина не пришла. Костя ждал десять, потом двадцать, потом тридцать минут…
«Если не придет без пятнадцати – уйду», – решил младший бухгалтер.
Часы показали без пятнадцати семь, и Минаков поднялся со скамейки.
«Ну и черт с ней, – решил Костя. – Подумаешь, цаца… Схожу на танцы в Центральный парк… Там такие девочки – закачаешься…»
Как-то во время поездки в Суходольск Минаков побывал на танцах в Центральном парке, и танцующая молодежь произвела на него сильное впечатление. Парни в джинсах, девчонки в макси-платьях выделывали черт-те что – не очень пристойно, но глаз не оторвешь,
– Здравствуйте.
Кто-то сзади дотронулся до Костиного локтя. Минаков оглянулся. Перед ним стояла та, которую он ждал. На женщине был светлый костюм, в руках алые гвоздики. Шедшие мужчины оглядывались на нее.
– Здравствуйте, – пробормотал Костя. – А я думал, что вы уже…
– Я давно здесь.
– Как? – удивился младший бухгалтер.
– Я стояла вон за тем киоском и наблюдала за вами.
– Наблюдали? Зачем?
Женщина улыбнулась.
– Для начала давайте познакомимся. Меня зовут Любой.
– Костя…
– Очень приятно. Сейчас довольно редкое имя. Все больше Игори пошли.
Они пожали друг другу руки. Люба прижала цветы к груди. Она была очень красивой. Ветер трепал ее волосы.
– Так зачем вы за мной наблюдали? – спросил Минаков. Ему с самого начала хотелось быть смелым и даже развязным.
– Хотела узнать о вас побольше. Ведь мы совсем незнакомы. Вы не знали, что за вами следят, и поэтому были сами собой. Я читала ваши мысли.
– Ну и что же вы прочитали?
– Вас что-то гнетет. Вы много раз хмурились и ни разу не улыбнулись. Вы любите женщин – не пропустили ни одну, чтобы не осмотреть ее с ног до головы.
– Я ждал вас и боялся не узнать.
– Может быть… Затем вы опасаетесь милиции. Когда мимо вас прошел милиционер, вы чуть было не убежали вместе со своим портфелем. Что, есть основания?
– Возможно. Еще что?
– Вы одиноки в этом городе.
– А это вы откуда взяли?
– Вы пришли одни. Обычно на свидание приходят вдвоем с приятелем, который потом даст оценку девушке, так сказать, со стороны.
– Это не обязательно.
– Не обязательно, но возможно. Во всяком случае, ваша фигура излучала одиночество и уныние, когда вы шли сюда.
– Значит, вы с самого начала…
– Да. С самого начала. Я пришла даже раньше вас.
Они помолчали.
– Я боялся вас не узнать… – сказал Костя. Самоуверенность ускользнула от него, но младший бухгалтер старательно ловил ее за хвост.
– Но узнали сразу? – Люба улыбнулась. У нее были красивые зубы.
– Сразу.
– Я вам нравлюсь?
– Очень.
– Значит, свидание состоится?
– Если вы не против…
Люба протянула Косте гвоздику. Тот взял, смущенно повертел ее в руках.
– Давайте я вдену вам в петлицу. Будете как жених. А петлица зашита. Придется приколоть булавкой. У меня есть.
Люба раскрыла сумочку и вынула булавку.
– Подставляйте свою широкую грудь. Ближе, ближе, не укушу.
Костя наклонился. От вчерашней попутчицы нежно, едва слышно пахло хорошими духами. Так пахнет весной в лесу. Проходивший мимо мужчина замедлил шаги и почти остановился – так было ему интересно и, наверно, завидно.
– Вам тоже приколоть? – спросила Люба мужчину. Тот растерянно улыбнулся и ушел оглядываясь – видно, не ожидал такого экстравагантного поступка от столь приличной женщины.
– Вот… Вам очень идет. А свои я выброшу, чтобы не было чересчур назойливо.
Женщина бросила цветы в урну.
– Напрасно вы так, – сказал Костя. – Цветы не выбрасывают…
– Красивый предрассудок. Не выбрасывают только деньги.
– Как же… Такой перевоспитается… Жди…
– Сегодня поплакал, а завтра опять грабить пойдет.
– Таких надо держать пожизненно.
– Один такой в нашем доме живет… Каждый день пьянка. На какие, спрашивается, шиши?
Костя сел на лавочку возле клумбы. Пригревало солнце. Лужи на асфальте подсыхали, окружая себя белыми концентрическими кольцами. Из-за спины, с клумбы тянуло горьким тяжелым запахом осенних цветов. У ног, ничуть не опасаясь, прыгали серые птицы, похожие на воробьев, но не воробьи. «Неужто клесты? – подумал Костя. – Клесты в городе… Хотя почему бы и нет… Прилетели на клумбы клевать семена…»
Народ вскоре прошел, и площадь опустела. Налетел ветерок, погнал по асфальту бумажки и подсохшие листья.
«Я могу ее и не узнать, – теперь Минаков вглядывался в каждую женщину. – Оденется по-другому… И потом я был здорово поддавши… Если она вообще придет. Впрочем, придет, ведь сама же назначила».
Но женщина не пришла. Костя ждал десять, потом двадцать, потом тридцать минут…
«Если не придет без пятнадцати – уйду», – решил младший бухгалтер.
Часы показали без пятнадцати семь, и Минаков поднялся со скамейки.
«Ну и черт с ней, – решил Костя. – Подумаешь, цаца… Схожу на танцы в Центральный парк… Там такие девочки – закачаешься…»
Как-то во время поездки в Суходольск Минаков побывал на танцах в Центральном парке, и танцующая молодежь произвела на него сильное впечатление. Парни в джинсах, девчонки в макси-платьях выделывали черт-те что – не очень пристойно, но глаз не оторвешь,
– Здравствуйте.
Кто-то сзади дотронулся до Костиного локтя. Минаков оглянулся. Перед ним стояла та, которую он ждал. На женщине был светлый костюм, в руках алые гвоздики. Шедшие мужчины оглядывались на нее.
– Здравствуйте, – пробормотал Костя. – А я думал, что вы уже…
– Я давно здесь.
– Как? – удивился младший бухгалтер.
– Я стояла вон за тем киоском и наблюдала за вами.
– Наблюдали? Зачем?
Женщина улыбнулась.
– Для начала давайте познакомимся. Меня зовут Любой.
– Костя…
– Очень приятно. Сейчас довольно редкое имя. Все больше Игори пошли.
Они пожали друг другу руки. Люба прижала цветы к груди. Она была очень красивой. Ветер трепал ее волосы.
– Так зачем вы за мной наблюдали? – спросил Минаков. Ему с самого начала хотелось быть смелым и даже развязным.
– Хотела узнать о вас побольше. Ведь мы совсем незнакомы. Вы не знали, что за вами следят, и поэтому были сами собой. Я читала ваши мысли.
– Ну и что же вы прочитали?
– Вас что-то гнетет. Вы много раз хмурились и ни разу не улыбнулись. Вы любите женщин – не пропустили ни одну, чтобы не осмотреть ее с ног до головы.
– Я ждал вас и боялся не узнать.
– Может быть… Затем вы опасаетесь милиции. Когда мимо вас прошел милиционер, вы чуть было не убежали вместе со своим портфелем. Что, есть основания?
– Возможно. Еще что?
– Вы одиноки в этом городе.
– А это вы откуда взяли?
– Вы пришли одни. Обычно на свидание приходят вдвоем с приятелем, который потом даст оценку девушке, так сказать, со стороны.
– Это не обязательно.
– Не обязательно, но возможно. Во всяком случае, ваша фигура излучала одиночество и уныние, когда вы шли сюда.
– Значит, вы с самого начала…
– Да. С самого начала. Я пришла даже раньше вас.
Они помолчали.
– Я боялся вас не узнать… – сказал Костя. Самоуверенность ускользнула от него, но младший бухгалтер старательно ловил ее за хвост.
– Но узнали сразу? – Люба улыбнулась. У нее были красивые зубы.
– Сразу.
– Я вам нравлюсь?
– Очень.
– Значит, свидание состоится?
– Если вы не против…
Люба протянула Косте гвоздику. Тот взял, смущенно повертел ее в руках.
– Давайте я вдену вам в петлицу. Будете как жених. А петлица зашита. Придется приколоть булавкой. У меня есть.
Люба раскрыла сумочку и вынула булавку.
– Подставляйте свою широкую грудь. Ближе, ближе, не укушу.
Костя наклонился. От вчерашней попутчицы нежно, едва слышно пахло хорошими духами. Так пахнет весной в лесу. Проходивший мимо мужчина замедлил шаги и почти остановился – так было ему интересно и, наверно, завидно.
– Вам тоже приколоть? – спросила Люба мужчину. Тот растерянно улыбнулся и ушел оглядываясь – видно, не ожидал такого экстравагантного поступка от столь приличной женщины.
– Вот… Вам очень идет. А свои я выброшу, чтобы не было чересчур назойливо.
Женщина бросила цветы в урну.
– Напрасно вы так, – сказал Костя. – Цветы не выбрасывают…
– Красивый предрассудок. Не выбрасывают только деньги.