Страница:
Три минуты спустя главный инженер увидит ее, как она идет мелкими из-за узкого платья шажками по ковровой дорожке к его столу… Он быстро окинет взглядом ее фигуру, нащупает немигающими глазами ее взгляд и опять уткнется в бумаги. Больше он не посмотрит на нее, хотя самому хочется посмотреть. Вечное противоречие между желанием и долгом.
И она посмотрит ему в глаза и тут же опустит, потом, принимая ведомость, еще раз попытается поймать его взгляд. Женщине-подчиненной всегда хочется нравиться своим начальникам просто как женщине, а не как работнику… Как хотелось Косте быть в этот момент главным инженером!
Леночка ушла. В бухгалтерии сразу стало темнее, мерзко жужжали под потолком мухи…
Костя вздохнул и потянулся к коробке, чтобы взять скрепку. Коробка была совершенно пуста. Костя обрадовался. Надо просить у Шкафа скрепки. Хоть какое-то развлечение.
– Семен Петрович, у меня кончились скрепки.
Шкаф чуть не подпрыгнул на стуле от неожиданности. В сонной комнате, в которой слышалось лишь жужжание мух, щелканье арифмометров и шуршание шариковых ручек, возглас Кости прозвучал выстрелом.
– Чего кричишь, как зарезанный? – проворчал Шкаф.
– Зарезанные не кричат, Семен Петрович, – возразил Костя. В бухгалтерии хихикнули. Шкаф не обратил на это внимания. Насмешки он обычно пропускал мимо ушей.
– Я же только что тебе давал. Ты что, питаешься ими, что ли? – Главный бухгалтер окончил операцию, отодвинул арифмометр и полез в обшарпанный шкаф, где хранились письменные принадлежности.
– Ага… С чаем. Вприкуску, – съехидничал Костя. Тоже просто так, для развлечения.
Кто-то опять хихикнул.
– Чем языком молоть, лучше бы мозгами живее крутил.
– Пусть работает арифмометр, Семен Петрович, он железный.
– Доложу вот главному инженеру. Сплошные ошибки делаешь… Заново за тобой каждый раз пересчитывай… Толку от тебя, как от козла молока, – ворчал главный бухгалтер, роясь на полках в шкафу. Он всегда болезненно воспринимал каждую просьбу выдать канцелярские принадлежности. Стоило попросить у Шкафа несчастный флакон чернил, как тот на полдня терял душевное равновесие.
– Странно, – между тем бубнил себе под нос главный бухгалтер. – Ни одной пачки. Куда же они подевались? Только что вот здесь лежали две… Вчера я своими глазами видел… Это, наверное, все Элеонора (кроме Семена Петровича, в заветный шкаф имела доступ лишь одна Леночка) раздает своим друзьям-приятелям… Доложу вот главному инженеру, будет знать… Нету скрепок…
Главный бухгалтер раздраженно закрыл дверцы.
– Как же без скрепок? – удивился Костя. – Вся работа остановится.
– И у нас кончаются, – поддержали младшего бухгалтера несколько голосов.
Это уже был непорядок. В случае какой неувязки эти архаровцы все свалят на скрепки. Им только дай повод. Шкаф был обеспокоен. Это видели все. Когда начальник волновался, у него краснели уши.
– Так что же делать? – подлил масла в огонь Костя. – Как я дам вам на подпись бумаги? Я же не могу дать без скрепок?
– Ладно, – проворчал Шкаф. – Возьми в кассе трешку и сбегай в «Канцтовары»… Возьмешь счет, не забудь… Хотя подожди… Уже обрадовался… Лишь бы не работать… Дай я позвоню… Может, и там кончились… У них самые неожиданные вещи исчезают…
Главный бухгалтер придвинул к себе телефон, набрал номер. Скрепок в самом деле не оказалось, и неизвестно, когда они будут.
Шкаф был в растерянности. По лицу главбуха было видно, как в его душе боролись два важных, взаимоисключающих решения. Потом какое-то решение, видимо, победило.
– Если спросит кто – ушел к главному инженеру, – бросил Шкаф, ни к кому не обращаясь, и вышел из комнаты.
В бухгалтерии воцарилась тишина. Все понимали, что сейчас произойдет что-то необычное.
– Наверное, наябедничает, и станут искать эти две пачки, – предположил кто-то.
– Будет обыск с собаками, – сказал Костя. – Ну и заварил я кашу.
– Попадет теперь Ленке!
Шкаф вернулся через десять минут.
– Собирайся, – сурово сказал он Косте. – Поедешь в область, в командировку. Купишь сто пачек скрепок.
Все ахнули. А Костя вспыхнул. Такого еще никогда не было за всю историю существования бухгалтерии – бухгалтеров не посылали в командировки.
– Но учти, – сказал Шкаф, – я посылаю именно тебя потому, что ты выдающийся бездельник и твое отсутствие не скажется на работе бухгалтерии. Так что не обольщайся.
Произнеся такую большую речь, Шкаф вдохнул воздух и плюхнулся в свое тронное кресло, обшитое клочьями красного бархата.
– Спасибо за доверие, – сказал Костя.
Он не подозревал, что с этого момента его размеренная жизнь скромного работника бухгалтерии сделала резкий поворот и понеслась навстречу приключениям.
7. ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ РАЗГОВОР
8. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НАЧИНАЮТСЯ
И она посмотрит ему в глаза и тут же опустит, потом, принимая ведомость, еще раз попытается поймать его взгляд. Женщине-подчиненной всегда хочется нравиться своим начальникам просто как женщине, а не как работнику… Как хотелось Косте быть в этот момент главным инженером!
Леночка ушла. В бухгалтерии сразу стало темнее, мерзко жужжали под потолком мухи…
Костя вздохнул и потянулся к коробке, чтобы взять скрепку. Коробка была совершенно пуста. Костя обрадовался. Надо просить у Шкафа скрепки. Хоть какое-то развлечение.
– Семен Петрович, у меня кончились скрепки.
Шкаф чуть не подпрыгнул на стуле от неожиданности. В сонной комнате, в которой слышалось лишь жужжание мух, щелканье арифмометров и шуршание шариковых ручек, возглас Кости прозвучал выстрелом.
– Чего кричишь, как зарезанный? – проворчал Шкаф.
– Зарезанные не кричат, Семен Петрович, – возразил Костя. В бухгалтерии хихикнули. Шкаф не обратил на это внимания. Насмешки он обычно пропускал мимо ушей.
– Я же только что тебе давал. Ты что, питаешься ими, что ли? – Главный бухгалтер окончил операцию, отодвинул арифмометр и полез в обшарпанный шкаф, где хранились письменные принадлежности.
– Ага… С чаем. Вприкуску, – съехидничал Костя. Тоже просто так, для развлечения.
Кто-то опять хихикнул.
– Чем языком молоть, лучше бы мозгами живее крутил.
– Пусть работает арифмометр, Семен Петрович, он железный.
– Доложу вот главному инженеру. Сплошные ошибки делаешь… Заново за тобой каждый раз пересчитывай… Толку от тебя, как от козла молока, – ворчал главный бухгалтер, роясь на полках в шкафу. Он всегда болезненно воспринимал каждую просьбу выдать канцелярские принадлежности. Стоило попросить у Шкафа несчастный флакон чернил, как тот на полдня терял душевное равновесие.
– Странно, – между тем бубнил себе под нос главный бухгалтер. – Ни одной пачки. Куда же они подевались? Только что вот здесь лежали две… Вчера я своими глазами видел… Это, наверное, все Элеонора (кроме Семена Петровича, в заветный шкаф имела доступ лишь одна Леночка) раздает своим друзьям-приятелям… Доложу вот главному инженеру, будет знать… Нету скрепок…
Главный бухгалтер раздраженно закрыл дверцы.
– Как же без скрепок? – удивился Костя. – Вся работа остановится.
– И у нас кончаются, – поддержали младшего бухгалтера несколько голосов.
Это уже был непорядок. В случае какой неувязки эти архаровцы все свалят на скрепки. Им только дай повод. Шкаф был обеспокоен. Это видели все. Когда начальник волновался, у него краснели уши.
– Так что же делать? – подлил масла в огонь Костя. – Как я дам вам на подпись бумаги? Я же не могу дать без скрепок?
– Ладно, – проворчал Шкаф. – Возьми в кассе трешку и сбегай в «Канцтовары»… Возьмешь счет, не забудь… Хотя подожди… Уже обрадовался… Лишь бы не работать… Дай я позвоню… Может, и там кончились… У них самые неожиданные вещи исчезают…
Главный бухгалтер придвинул к себе телефон, набрал номер. Скрепок в самом деле не оказалось, и неизвестно, когда они будут.
Шкаф был в растерянности. По лицу главбуха было видно, как в его душе боролись два важных, взаимоисключающих решения. Потом какое-то решение, видимо, победило.
– Если спросит кто – ушел к главному инженеру, – бросил Шкаф, ни к кому не обращаясь, и вышел из комнаты.
В бухгалтерии воцарилась тишина. Все понимали, что сейчас произойдет что-то необычное.
– Наверное, наябедничает, и станут искать эти две пачки, – предположил кто-то.
– Будет обыск с собаками, – сказал Костя. – Ну и заварил я кашу.
– Попадет теперь Ленке!
Шкаф вернулся через десять минут.
– Собирайся, – сурово сказал он Косте. – Поедешь в область, в командировку. Купишь сто пачек скрепок.
Все ахнули. А Костя вспыхнул. Такого еще никогда не было за всю историю существования бухгалтерии – бухгалтеров не посылали в командировки.
– Но учти, – сказал Шкаф, – я посылаю именно тебя потому, что ты выдающийся бездельник и твое отсутствие не скажется на работе бухгалтерии. Так что не обольщайся.
Произнеся такую большую речь, Шкаф вдохнул воздух и плюхнулся в свое тронное кресло, обшитое клочьями красного бархата.
– Спасибо за доверие, – сказал Костя.
Он не подозревал, что с этого момента его размеренная жизнь скромного работника бухгалтерии сделала резкий поворот и понеслась навстречу приключениям.
7. ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ РАЗГОВОР
– Товарищ Перова?
– Да…
– Это из милиции.
– Из ми…
– Не повторяйте за мной. Моя фамилия Кобчиков. Младший лейтенант Кобчиков. Не повторяйте. Я жду вас в коридоре…
– В каком ко…
– Здесь. У вас. Возле доски с приказами.
– Но…
– Мне надо задать вам несколько вопросов. Не говорите про меня ни слова.
На том конце провода положили трубку.
– Опять мальчишки? – спросил Шкаф.
– Нет… по делу…
– Какие могут быть дела в рабочее время? – проворчал главный бухгалтер.
– Я на минутку…
– Знаем мы эти минутки.
Леночка вышла из бухгалтерии. Щеки ее горели. Она постояла за дверьми, поправила прическу, немного успокоилась. Поистине сегодня день сплошных загадок. Зачем она потребовалась милиции? Неужели на заводе недостача? Но тогда почему такая таинственность? Почему вызывают именно ее?
А может быть…
Леночка простучала каблучками мимо технического отдела, кабинета главного энергетика, мимо дверей с изображением мужчины в смокинге и изящно изогнувшейся женщины в бальном платье, мимо таинственной, без какой-либо таблички обитой железом двери, в которую никто никогда не входил и из которой никогда никто не выходил.
У доски объявлений и приказов Леночка остановилась. Здесь никого не было. Неужели это розыгрыш? Кассирша хотела уж было уйти, как сзади кто-то осторожно дотронулся до ее плеча и тихий голос четко произнес:
– Добрый день, Элеонора Дмитриевна…
Леночка резко, как от удара, обернулась. Перед ней стоял невысокий молодой человек в сером костюме. Она знала его. Видела как-то. Только в форме.
– Добрый день, – ответила Леночка вежливо.
– Мне надо с вами поговорить, – человек улыбнулся.
– Пожалуйста. Я слушаю вас.
Младший лейтенант опять приятно улыбнулся.
– Ну что вы, Элеонора Дмитриевна… Разговаривать здесь… Может быть, мы где-нибудь уединимся…
– Но где здесь можно… Я, право, не знаю.
– Пойдемте со мной, Элеонора Дмитриевна.
Кобчиков, не оглядываясь, пошел назад по коридору.
Леночка последовала за ним.
Возле обитой железом двери младший лейтенант остановился, достал из кармана пиджака массивный ключ, повернул в замочной скважине и потянул на себя ручку. Дверь подалась со скрипом.
Кобчиков отстранился, пропуская впереди себя Леночку. Кассирша никогда не была в таинственной комнате. Она с любопытством огляделась. Почему-то, проходя мимо этой двери, Леночка представляла, что здесь хранятся какие-то секретные документы в железных ящиках и стоят непонятные машины. Комната же оказалась пустой. Только в углу возвышался огромный пыльный сейф, которым, наверное, давно уже не пользовались; стоял колченогий рассохшийся стол у забранного решеткой окна и две, тоже колченогие и тоже рассохшиеся, табуретки.
Кобчиков запер дверь и присел на одну из табуреток, жестом пригласил садиться Леночку. Кассирша села. Сердце ее тревожно стучало. Ей вспомнился почему-то телефонный звонок.
– Этой ночью вы были в Пещерах, – Кобчиков пристально заглянул Леночке в глаза.
– Это допрос? – спросила кассирша как можно независимее.
– Ну что вы, – ответил младший лейтенант весело, но лицо его не улыбнулось. – Просто доверительный разговор.
– Да, я была в Пещерах. А что, разве нельзя? – с вызовом спросила Леночка.
– Ради бога, – сделал младший лейтенант протестующий жест рукой. – Сколько угодно. Меня интересует только один момент. Когда вы в последний раз видели Токарева?
– Какого Токарева? – удивилась Леночка. – Не знаю никакого Токарева.
– Вы с ним были в Пещерах.
– Ах, вы, наверное, имеете в виду приезжего… Леонида… как его, уже забыла… Вспомнила… Леонида Георгиевича?
– Да.
– Мы с ним отстали от остальных… Это было около… двух часов… Да… да… Я еще посмотрела на часы… Около двух… Точнее – час пятьдесят… Мы кричали, потом долго шли какими-то ходами… Я очень испугалась… заблудиться в Пещерах… вы ведь знаете… это конец…
Леночка вздрогнула. Даже сейчас, в солнечной комнате, ей стало жутко. Как страшно поблескивали сырые меловые стены узкого хода, какая ужасающая стояла тишина. Потом Леночка споткнулась о камень. Свеча ее погасла, Леонид Георгиевич бросился к ней, попытался поднять, но сам поскользнулся, упал, выронил свечу. Стало так темно, что у Леночки засветились перед глазами солнечные круги… Она закричала от страха. Приезжий стал чиркать спичками о коробок, но спички не загорались… Потом…
На этом месте кассирша замолчала.
– Дальше.
– Потом Леонид Георгиевич ушел… Он сказал, что скоро придет.
– И вы не спросили его, куда он пошел?
– Нет.
– Больше вы его не видели?
– Нет. Я плакала, звала на помощь, куда-то бежала… Одна, во тьме… я боялась провалиться в какой-нибудь колодец. Я слышала, что в Пещерах полно таких колодцев. Я столько пережила… Кажется, теряла сознание… Потом меня нашли Евгений Семенович и Шкаф… то есть Семен Петрович…
– Это было…
– Не помню… Мне показались эти часы вечностью. Думаю, они нашли меня часа через два.
– Не показалось ли вам, что Токарев ушел от вас потому, что случилось что-то из ряда вон выходящее?
– Н… н-нет…. А что могло случиться?
– Я не знаю, поэтому и спрашиваю вас.
– Нет. Ничего не случилось. Он просто сказал, что скоро вернется, и ушел.
Кобчиков не отводил взгляда от ее глаз,
– Вот как…
– Да. Вот так. – Леночка выдержала взгляд младшего лейтенанта.
– Ну что ж, наш разговор окончен. Благодарю вас,
– Его нашли? – спросила Леночка.
– Еще нет.
– До свидания.
– До свидания.
Леночка встала с табуретки, прошла к двери и попыталась повернуть торчащий в замочной скважине ключ, Ключ не поворачивался.
– Одну минуточку, – Кобчиков проворно подошел к выходу, щелкнул ключом, толкнул дверь.
– Да… Вот еще что… О нашем разговоре никому ни слова.
– Почему?
– Дело в том, что я действую не как милиционер.
– Не как милиционер? – удивилась Леночка.
– Да…
– А как кто?
– Это в некотором роде частное расследование.
– Разве такое может быть?
– Выходит, может…
– Хорошо. Я никому не скажу.
– Благодарю вас.
Дверь тяжело закрылась за Леночкой.
– Элеонора Дмитриевна, сегодня на вас спрос… к телефону… Главный… – Шкаф протянул ей трубку.
– Элеонора Дмитриевна?
Голос у Громова был сухой, официальный.
– Да…
– Вы недодали мне десятку.
– Что?..
– Вы недодали мне десятку.
– Но этого не может быть… Евгений Семенович.
– Однако это факт.
– Я хорошо помню…
– Деньги лежат передо мной. Я к ним не прикасался… Сейчас пришли за взносами, и я обнаружил, что не хватает десятки.
– Боже мой… у меня никогда… – растерянно залепетала Леночка. – Совершенно исключено.
– Вы поймите меня правильно, Элеонора Дмитриевна. Мне наплевать на десятку, но у вас будет остаток в кассе, и произойдут разные неприятности. Я вам советую сейчас снять кассу. Кстати, я не уверен. Может быть, эта десятка ушла с моего стола с какой-нибудь бумагой… Все-таки лучше снять кассу.
– Но это несколько тысяч!
– Что поделаешь…
– Придется сидеть почти до утра.
– Я подожду.
Громов говорил очень официально – в бухгалтерии имелся параллельный телефон.
– Что он? – спросил Шкаф, когда Леночка положила трубку.
– Вроде недодала десятку…
– Снимайте кассу, – приказал Шкаф. – Это дело нешуточное. И сообразила тоже, кому недодавать, эх, растяпа!
– Да…
– Это из милиции.
– Из ми…
– Не повторяйте за мной. Моя фамилия Кобчиков. Младший лейтенант Кобчиков. Не повторяйте. Я жду вас в коридоре…
– В каком ко…
– Здесь. У вас. Возле доски с приказами.
– Но…
– Мне надо задать вам несколько вопросов. Не говорите про меня ни слова.
На том конце провода положили трубку.
– Опять мальчишки? – спросил Шкаф.
– Нет… по делу…
– Какие могут быть дела в рабочее время? – проворчал главный бухгалтер.
– Я на минутку…
– Знаем мы эти минутки.
Леночка вышла из бухгалтерии. Щеки ее горели. Она постояла за дверьми, поправила прическу, немного успокоилась. Поистине сегодня день сплошных загадок. Зачем она потребовалась милиции? Неужели на заводе недостача? Но тогда почему такая таинственность? Почему вызывают именно ее?
А может быть…
Леночка простучала каблучками мимо технического отдела, кабинета главного энергетика, мимо дверей с изображением мужчины в смокинге и изящно изогнувшейся женщины в бальном платье, мимо таинственной, без какой-либо таблички обитой железом двери, в которую никто никогда не входил и из которой никогда никто не выходил.
У доски объявлений и приказов Леночка остановилась. Здесь никого не было. Неужели это розыгрыш? Кассирша хотела уж было уйти, как сзади кто-то осторожно дотронулся до ее плеча и тихий голос четко произнес:
– Добрый день, Элеонора Дмитриевна…
Леночка резко, как от удара, обернулась. Перед ней стоял невысокий молодой человек в сером костюме. Она знала его. Видела как-то. Только в форме.
– Добрый день, – ответила Леночка вежливо.
– Мне надо с вами поговорить, – человек улыбнулся.
– Пожалуйста. Я слушаю вас.
Младший лейтенант опять приятно улыбнулся.
– Ну что вы, Элеонора Дмитриевна… Разговаривать здесь… Может быть, мы где-нибудь уединимся…
– Но где здесь можно… Я, право, не знаю.
– Пойдемте со мной, Элеонора Дмитриевна.
Кобчиков, не оглядываясь, пошел назад по коридору.
Леночка последовала за ним.
Возле обитой железом двери младший лейтенант остановился, достал из кармана пиджака массивный ключ, повернул в замочной скважине и потянул на себя ручку. Дверь подалась со скрипом.
Кобчиков отстранился, пропуская впереди себя Леночку. Кассирша никогда не была в таинственной комнате. Она с любопытством огляделась. Почему-то, проходя мимо этой двери, Леночка представляла, что здесь хранятся какие-то секретные документы в железных ящиках и стоят непонятные машины. Комната же оказалась пустой. Только в углу возвышался огромный пыльный сейф, которым, наверное, давно уже не пользовались; стоял колченогий рассохшийся стол у забранного решеткой окна и две, тоже колченогие и тоже рассохшиеся, табуретки.
Кобчиков запер дверь и присел на одну из табуреток, жестом пригласил садиться Леночку. Кассирша села. Сердце ее тревожно стучало. Ей вспомнился почему-то телефонный звонок.
– Этой ночью вы были в Пещерах, – Кобчиков пристально заглянул Леночке в глаза.
– Это допрос? – спросила кассирша как можно независимее.
– Ну что вы, – ответил младший лейтенант весело, но лицо его не улыбнулось. – Просто доверительный разговор.
– Да, я была в Пещерах. А что, разве нельзя? – с вызовом спросила Леночка.
– Ради бога, – сделал младший лейтенант протестующий жест рукой. – Сколько угодно. Меня интересует только один момент. Когда вы в последний раз видели Токарева?
– Какого Токарева? – удивилась Леночка. – Не знаю никакого Токарева.
– Вы с ним были в Пещерах.
– Ах, вы, наверное, имеете в виду приезжего… Леонида… как его, уже забыла… Вспомнила… Леонида Георгиевича?
– Да.
– Мы с ним отстали от остальных… Это было около… двух часов… Да… да… Я еще посмотрела на часы… Около двух… Точнее – час пятьдесят… Мы кричали, потом долго шли какими-то ходами… Я очень испугалась… заблудиться в Пещерах… вы ведь знаете… это конец…
Леночка вздрогнула. Даже сейчас, в солнечной комнате, ей стало жутко. Как страшно поблескивали сырые меловые стены узкого хода, какая ужасающая стояла тишина. Потом Леночка споткнулась о камень. Свеча ее погасла, Леонид Георгиевич бросился к ней, попытался поднять, но сам поскользнулся, упал, выронил свечу. Стало так темно, что у Леночки засветились перед глазами солнечные круги… Она закричала от страха. Приезжий стал чиркать спичками о коробок, но спички не загорались… Потом…
На этом месте кассирша замолчала.
– Дальше.
– Потом Леонид Георгиевич ушел… Он сказал, что скоро придет.
– И вы не спросили его, куда он пошел?
– Нет.
– Больше вы его не видели?
– Нет. Я плакала, звала на помощь, куда-то бежала… Одна, во тьме… я боялась провалиться в какой-нибудь колодец. Я слышала, что в Пещерах полно таких колодцев. Я столько пережила… Кажется, теряла сознание… Потом меня нашли Евгений Семенович и Шкаф… то есть Семен Петрович…
– Это было…
– Не помню… Мне показались эти часы вечностью. Думаю, они нашли меня часа через два.
– Не показалось ли вам, что Токарев ушел от вас потому, что случилось что-то из ряда вон выходящее?
– Н… н-нет…. А что могло случиться?
– Я не знаю, поэтому и спрашиваю вас.
– Нет. Ничего не случилось. Он просто сказал, что скоро вернется, и ушел.
Кобчиков не отводил взгляда от ее глаз,
– Вот как…
– Да. Вот так. – Леночка выдержала взгляд младшего лейтенанта.
– Ну что ж, наш разговор окончен. Благодарю вас,
– Его нашли? – спросила Леночка.
– Еще нет.
– До свидания.
– До свидания.
Леночка встала с табуретки, прошла к двери и попыталась повернуть торчащий в замочной скважине ключ, Ключ не поворачивался.
– Одну минуточку, – Кобчиков проворно подошел к выходу, щелкнул ключом, толкнул дверь.
– Да… Вот еще что… О нашем разговоре никому ни слова.
– Почему?
– Дело в том, что я действую не как милиционер.
– Не как милиционер? – удивилась Леночка.
– Да…
– А как кто?
– Это в некотором роде частное расследование.
– Разве такое может быть?
– Выходит, может…
– Хорошо. Я никому не скажу.
– Благодарю вас.
Дверь тяжело закрылась за Леночкой.
– Элеонора Дмитриевна, сегодня на вас спрос… к телефону… Главный… – Шкаф протянул ей трубку.
– Элеонора Дмитриевна?
Голос у Громова был сухой, официальный.
– Да…
– Вы недодали мне десятку.
– Что?..
– Вы недодали мне десятку.
– Но этого не может быть… Евгений Семенович.
– Однако это факт.
– Я хорошо помню…
– Деньги лежат передо мной. Я к ним не прикасался… Сейчас пришли за взносами, и я обнаружил, что не хватает десятки.
– Боже мой… у меня никогда… – растерянно залепетала Леночка. – Совершенно исключено.
– Вы поймите меня правильно, Элеонора Дмитриевна. Мне наплевать на десятку, но у вас будет остаток в кассе, и произойдут разные неприятности. Я вам советую сейчас снять кассу. Кстати, я не уверен. Может быть, эта десятка ушла с моего стола с какой-нибудь бумагой… Все-таки лучше снять кассу.
– Но это несколько тысяч!
– Что поделаешь…
– Придется сидеть почти до утра.
– Я подожду.
Громов говорил очень официально – в бухгалтерии имелся параллельный телефон.
– Что он? – спросил Шкаф, когда Леночка положила трубку.
– Вроде недодала десятку…
– Снимайте кассу, – приказал Шкаф. – Это дело нешуточное. И сообразила тоже, кому недодавать, эх, растяпа!
8. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НАЧИНАЮТСЯ
Роман с командированным, но с каким? На заводе их десятки. Лучше всего это узнать в «Тихих зорях». Значит, надо идти в «Тихие зори»… Однако, прежде чем напиться и идти в гостиницу бить командированного, Костя решил еще раз поговорить с Леночкой.
Он выследил ее и перехватил в магазине, куда кассирша зашла за продуктами. Минаков встал за ней в очередь в кассу и, стараясь уклониться от навалившейся сзади бабки, стал умолять прийти сегодня вечером к бюсту Мичурина. Очередь, слушая Костин свистящий шепот, ухмылялась; Леночка стояла вся пунцовая, сам младший бухгалтер готов был провалиться сквозь обшарпанный магазинный пол, но тем не менее пытался выяснить все до конца.
– Не могу, – шипела красная, злая Леночка. – Постыдился бы людей… Сегодня я занята.
– Последний вечер…. Я же уезжаю…
– Мне какое дело!
– У тебя свидание?
– Не имеет значения. Да отойди же наконец!
– Я ему ноги переломаю!
– Дуракам закон не писан. Садись в тюрьму.
– Кто он? Приезжий? Конечно, из столицы?
– Допустим.
– Ага! Призналась! Значит, правда, свидание?
Тут подошла Леночкина очередь, она сунула в окошечко деньги, а стоявшая сзади бабка кисло задышала в ухо:
– Проходи, молодой человек. Проходи, не стой столбом! Домашние сцены надо дома устраивать.
Пока Костя зачем-то выбивал сорок три копейки, пока рассовывал по кармана сдачу, Леночка исчезла.
«Значит, судьба мерзавцу быть покалеченным», – решительно подумал Костя и стал в очередь в штучный отдел за водкой.
Четвертинок не было, вина тоже, и пришлось брать пол-литра.
– Я тебе нужен? – потянул Минакова за рукав небритый тип.
– Нет, – сказал Костя.
– Сам, что ль, выдуешь?
– Сам…
– Крепок мужик, – уважительно сказал тип и потянул за рукав другого. – Браток, я тебе нужен?
Соседей по комнате в общежитии, где жил Костя, не оказалось дома, и Минакову пришлось для храбрости напиваться в одиночку. У младшего бухгалтера был добродушный, покладистый характер, но спиртное делало его воинственным, смелым, находчивым, остроумным.
Костя сполоснул в умывальнике залапанный граненый стакан, налил немного теплой водки и выпил залпом. Потом он торопливо закусил колбасой и сыром. Горячая волна покатилась от желудка к голове, рукам, ногам. Запылало все тело. Теперь Костя готов был сразиться хоть с кем.
«Я с ним поговорю, – бормотал он. – Забудет дорогу в наши края».
Костя спрятал бутылку и закуску в тумбочку, набросил плащ – на улице начинался дождь, длинные серебряные стрелы исполосовали пыльное стекло, – потом его взгляд остановился на тяжелом разводном ключе, который лежал на подоконнике и обычно служил для забивания и вытаскивания гвоздей, и сунул его в карман плаща.
– На свидание, Костырик? – окликнула младшего бухгалтера пожилая вахтерша, которая симпатизировала тихому и скромному жильцу. – Тут тебе какое-то письмо… Подметное… Вышла на минутку, а оно лежит на столе.
– Письмо? От кого? – удивился Минаков.
– Может, полюбовница какая. Откуда я знаю?
Костя взял конверт. На конверте без марки было написано:
Он вскрыл конверт. Достал листок бумаги, развернул. Вот что было написано в письме большими печатными буквами:
– Что там? – спросила любопытная вахтерша. – Неприятности?
– Так… Ничего… – Младший бухгалтер сунул листок в карман и почти выбежал из общежития.
Токарев… Токарев… Кто такой Токарев? Уж не ревизор ли из области?.. Костя несколько раз сталкивался с ним в туалете… Шкаф таскал ему какие-то бумаги в кабинет главного инженера, где тот обосновался. А один раз Костя слышал, как секретарша кричала в коридор: «Товарищ Токарев! Вас междугородная!»
«Да… точно он… Вполне может быть… Представительный мужчина… Похоже, говорун… У Ленки и закружилась голова, – Костя впервые назвал свою возлюбленную Ленкой. – Надо заглянуть в этому Токареву, поговорить по-мужски и сразу на вокзал…»
Костя забежал к себе в комнату, побросал в портфель зубную щетку, мыльницу, чистую рубашку и выскочил на улицу.
Ноги сами собой несли Костю к гостинице «Тихие зори». Капал редкий крупный дождь, оставляя на тротуарах и дороге темные расползавшиеся пятна. Нагретый за день асфальт тут же подсушивал края, словно окольцовывал пятна каким-то белым металлом. С бульвара волнующе тянуло запахом цветов. Запах был горьким, тревожным: зацвели первые осенние цветы, кончалось лето…
Аромат цветов напомнил Косте клумбу в городском саду, где он провел столько счастливых часов. Сердце у покинутого юноши сжалось, и он еще крепче стиснул в кармане разводной ключ.
Гостиница стояла несколько в стороне от центральной улицы. Она располагалась в тихом зеленом переулке, среди одноэтажных домиков. Это было трехэтажное современное здание из серого неоштукатуренного кирпича с большими окнами и бетонным козырьком над входом. Прямо возле современных стеклянных дверей бродили куры. Беспризорная, вся в репьях дворняжка сидела под окнами и не сводила глаз с третьего этажа, где пировала компания и откуда, наверное, кто-то время от времени кидал ей объедки.
Костя смело вошел в здание и направился к администратору. За стеклом что-то считала на бумажке пожилая накрашенная женщина.
– Токарев в какой комнате?
– Токарев… Из области?
– Из области.
– В шестнадцатой. Но, по-моему, его сейчас нет.
– Проверим, – сказал Костя.
Он единым духом взбежал на второй этаж и постучал в комнату № 16. Младшему бухгалтеру было даже немного весело. Интересно, как сейчас замечется этот областной донжуан?
– Войдите, – послышался голос.
Костя вошел. За столом сидел плешивый старичок и ужинал. Почему-то, когда ни зайдешь в гостиницу к командированным, обязательно их застаешь за едой. Перед старичком лежали колбаса, яйца, помидоры и стояла бутылка с кефиром.
– Где Токарев? – спросил Костя нахально, не поздоровавшись. Его так и распирала смелость, сознание собственной силы.
– Не знаю… Моя фамилия Сусликов. – Старичок почему-то встал и вытянул руки по швам. К его нижней губе прилепилась яичная скорлупа. – Токарев куда-то ушел. Еще вчера…
– И не ночевал?
– Нет, – испуганно ответил Сусликов.
– Я осмотрю его вещи, – вдруг неожиданно для себя сказал Костя. Ему пришла нелепая мысль, что у этого Токарева могла оказаться Леночкина записка. Или письмо. Может быть, они давно уже тайно переписываются и этот донжуан специально прикатил в их городок на свидание?
– Но… собственно… по какому праву?
– Вот по этому, – ответил Костя и опять совершенно неожиданно для себя вытащил из кармана плаща разводной ключ.
Наступила пауза. Оба смотрели на этот ключ. Ключ был тяжелый, ржавый. Кончик ручки торчал из кармана и намок на дожде, и сейчас был в красных полосах, словно в крови.
– П… п-пожалуйста… – прошептал старичок. – Мне-то какое дело? – И его лицо стало серым, углы губ опустились, и яичная скорлупа, отклеившись, упала на пол.
Сначала Костя обыскал тумбочку. Тумбочка оказалась набитой пузырьками и коробочками с лекарствами, баночками, тюбиками с мазями, консервами «Шпроты», «Лосось», «Печень трески». Здесь же лежали две большие красивые коробки конфет.
«Ей привез, гад», – подумал Костя. Кровь бросилась ему в голову. Теперь ревнивец не сомневался, что командированный провел ночь с его возлюбленной.
Но в тумбочке ни записок, ни писем не нашлось, и Костя решительно выдвинул из-под кровати желтый кожаный чемодан. Чемодан был небольшой, красивый. Он оказался незакрытым.
Костя щелкнул замками. Ему открылся пестрый натюрморт из отлично выглаженных рубашек, белого импортного белья, галстуков. Младший бухгалтер брезгливо разворошил все это и обнаружил на самом дне папку «Для бумаг».
«Ага, – мстительно подумал он, – тут вся их переписка».
Но папка для бумаг оказалась набитой какими-то документами, таблицами, справками. Листая бумаги, Костя наткнулся на детский почерк: «Довожу до Вашего сведения, что финансовые дела вверенного Вам предприятия…» Внизу странная подпись: «Доброжелатель государства».
Костя равнодушно захлопнул папку, завязал черные тесемки и бросил в чемодан. Потом он затолкал чемодан под кровать…
Все это время Сусликов с испугом наблюдал за грабителем (он не сомневался, что Костя грабитель) и покорно ждал своей участи.
– Приятного аппетита, – бросил Костя на прощанье перепуганному старику.
– Сп-п-пасибо… А я? – вырвалось у Сусликова.
– Вы никого не интересуете, – сострил Костя. – Возраст не тот. Да, вот еще… Если появится здесь этот тип, передайте ему, чтобы поскорее убирался из нашего города. И больше не появлялся. Иначе не сносить ему головы. Передадите?
– Да… – прошептал старичок.
– Всего доброго.
– Дай вам бог здоровьица, – вдруг ляпнул некстати обрадованный командированный.
Костя выбежал на улицу и зашагал к дому Леночки, размахивая портфелем. Он не сомневался теперь, что нашел истинную причину размолвки и что эту причину его возлюбленная прячет в своем доме. А что? Дом просторный. Огромный сад… Броди, пей коньяк, закусывай яблоками, наслаждайся, не то что сидеть в душном номере. А там и любовница прибежит с работы…
От этих мыслей руки у Кости сами собой сжимались в кулаки.
В маленьком скверике, через который проходил Костя, вовсю торговали вином и пивом. Возле стойки, сколоченной под деревом из грубых досок, толпились кудлатые парни, лысые пожилые мужчины, рабочие в беретах и промасленных спецовках. Стоял невнятный гул, звон пивных кружек, кисло пахло бочечным вином. Косте вдруг страшно захотелось пить. Он стал в хвост очереди, чтобы взять пару кружек пива, но тут вдруг кто-то хлопнул его по плечу.
– Здорово, Костырыч! Иди к нам!
Рядом с Костей стоял и широко улыбался Иван Бондаренко, парень из инструментального цеха, кудрявый, как девушка со старинной гравюры, по прозвищу Бондарь Иван – Железные руки.
Бондаря знал весь завод. Он делал охотно и почти даром крючки для рыбалки, чинил приемники, унитазы, телевизоры, автомобили, умел плотничать, натирать полы, штукатурить – в общем, был мастером на все руки. Весь завод ходил у Ивана в приятелях. Денег у него всегда было навалом, но он не копил их, хотя был гол как сокол, все спускал в шумных гулянках.
Компания Бондаря расположилась неподалеку за врытым в землю столиком, все уже были изрядно выпивши, спорили, горячились.
– Пей, – пододвинул Иван – Железные руки Косте пивной бокал, до краев налитый черным вином. – Только до дна. Давай догоняй нас, а то мы далеко ушли.
Костя Минаков большими глотками выпил полбокала терпкой, сладкой жидкости. Вино было местного производства. Винзавод принимал на переработку все дары окружающих лесов: яблоки, груши, терн, малину… Вино называлось «Петровское плодово-ягодное» и стоило семьдесят копеек бутылка. Оно было не очень крепким, пахло осенними прелыми листьями и растолченной дубовой корой. Костя любил его больше, чем отдающие бензином приторно-сладкие марочные вина.
Стало зыбко и хорошо. Захотелось излить душу. Заплакать.
– Понимаешь, Вань, – сказал Костя. – Худо у меня на душе.
– Растратился? – спросил Бондарь и тряхнул кудрями. – Ничего. Это не самое главное. Хочешь дам денег? У меня сейчас есть. Вот! – Иван вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку десятирублевок. – Сделал одному робота. На телефон отвечает приятным женским голосом, посуду моет, пол подметает, песни поет и даже водку пьет, гад. Бутылку выжрет, и ни в одном глазу. Ну, алкаш! Хочешь и тебе робота сделаю? Недорого возьму. У меня материал остался. Из обрезков сделаю. Тебе как: больше по домашней части интересует или в смысле прогулок? Будет бежать следом за тобой и гавкать.
– Мне невеста изменила, Ваня, – тихо сказал Минаков, и от этих слов ему стало так муторно на душе, так жалко себя, что из правого глаза младшего бухгалтера выкатилась большая, чистая как роса слеза и капнула в кружку с вином.
– Наплюй! – Бондарь обнял Костю за плечи. – Другую найдешь. Хочешь я тебе найду? У меня есть одна знакомая… Не девочка, а конфетка. Ирис «Кис-кис»! Не подумай чего-нибудь плохого. Чиста как младенец. Ты только будь посмелей, чтобы за тобой сила тока была. В смысле последнего слова.
– Не нужны мне никакие младенцы, – пробормотал Костя.
– Ты влюблен по уши! – закричал Бондарь. – Братцы, перед вами влюбленный человек!
– Ура! – закричали «братцы» нестройно.
– Да… влюблен… ну и что? А она с другим… – Костя опустил голову.
Стемнело. Над стойкой зажглась тусклая желтая лампочка. Стал сеять дождь, такой мелкий, что он казался туманом, спустившимся с неба на уже желтеющие деревья, палатку, людей… С деревьев начали падать некрепкие листья; мокрые, тяжелые, они прилипали к асфальту и оставались лежать, ни разу не шевельнувшись.
Он выследил ее и перехватил в магазине, куда кассирша зашла за продуктами. Минаков встал за ней в очередь в кассу и, стараясь уклониться от навалившейся сзади бабки, стал умолять прийти сегодня вечером к бюсту Мичурина. Очередь, слушая Костин свистящий шепот, ухмылялась; Леночка стояла вся пунцовая, сам младший бухгалтер готов был провалиться сквозь обшарпанный магазинный пол, но тем не менее пытался выяснить все до конца.
– Не могу, – шипела красная, злая Леночка. – Постыдился бы людей… Сегодня я занята.
– Последний вечер…. Я же уезжаю…
– Мне какое дело!
– У тебя свидание?
– Не имеет значения. Да отойди же наконец!
– Я ему ноги переломаю!
– Дуракам закон не писан. Садись в тюрьму.
– Кто он? Приезжий? Конечно, из столицы?
– Допустим.
– Ага! Призналась! Значит, правда, свидание?
Тут подошла Леночкина очередь, она сунула в окошечко деньги, а стоявшая сзади бабка кисло задышала в ухо:
– Проходи, молодой человек. Проходи, не стой столбом! Домашние сцены надо дома устраивать.
Пока Костя зачем-то выбивал сорок три копейки, пока рассовывал по кармана сдачу, Леночка исчезла.
«Значит, судьба мерзавцу быть покалеченным», – решительно подумал Костя и стал в очередь в штучный отдел за водкой.
Четвертинок не было, вина тоже, и пришлось брать пол-литра.
– Я тебе нужен? – потянул Минакова за рукав небритый тип.
– Нет, – сказал Костя.
– Сам, что ль, выдуешь?
– Сам…
– Крепок мужик, – уважительно сказал тип и потянул за рукав другого. – Браток, я тебе нужен?
Соседей по комнате в общежитии, где жил Костя, не оказалось дома, и Минакову пришлось для храбрости напиваться в одиночку. У младшего бухгалтера был добродушный, покладистый характер, но спиртное делало его воинственным, смелым, находчивым, остроумным.
Костя сполоснул в умывальнике залапанный граненый стакан, налил немного теплой водки и выпил залпом. Потом он торопливо закусил колбасой и сыром. Горячая волна покатилась от желудка к голове, рукам, ногам. Запылало все тело. Теперь Костя готов был сразиться хоть с кем.
«Я с ним поговорю, – бормотал он. – Забудет дорогу в наши края».
Костя спрятал бутылку и закуску в тумбочку, набросил плащ – на улице начинался дождь, длинные серебряные стрелы исполосовали пыльное стекло, – потом его взгляд остановился на тяжелом разводном ключе, который лежал на подоконнике и обычно служил для забивания и вытаскивания гвоздей, и сунул его в карман плаща.
– На свидание, Костырик? – окликнула младшего бухгалтера пожилая вахтерша, которая симпатизировала тихому и скромному жильцу. – Тут тебе какое-то письмо… Подметное… Вышла на минутку, а оно лежит на столе.
– Письмо? От кого? – удивился Минаков.
– Может, полюбовница какая. Откуда я знаю?
Костя взял конверт. На конверте без марки было написано:
К. МИНАКОВУ ЛИЧНО
– Странно, – пробормотал младший бухгалтер. – Кто же это может быть? – Костя почти не получал писем. – И обратного адреса нет… И марку не наклеили…Он вскрыл конверт. Достал листок бумаги, развернул. Вот что было написано в письме большими печатными буквами:
ОНА ПУТАЕТСЯ С КОМАНДИРОВАННЫМ ТОКАРЕВЫМ. ПОЗДРАВЛЯЕМ С РОГАМИ. ДРУЗЬЯ.
Костя ошарашенно смотрел на листок. Никаких мыслей в голове не было.– Что там? – спросила любопытная вахтерша. – Неприятности?
– Так… Ничего… – Младший бухгалтер сунул листок в карман и почти выбежал из общежития.
Токарев… Токарев… Кто такой Токарев? Уж не ревизор ли из области?.. Костя несколько раз сталкивался с ним в туалете… Шкаф таскал ему какие-то бумаги в кабинет главного инженера, где тот обосновался. А один раз Костя слышал, как секретарша кричала в коридор: «Товарищ Токарев! Вас междугородная!»
«Да… точно он… Вполне может быть… Представительный мужчина… Похоже, говорун… У Ленки и закружилась голова, – Костя впервые назвал свою возлюбленную Ленкой. – Надо заглянуть в этому Токареву, поговорить по-мужски и сразу на вокзал…»
Костя забежал к себе в комнату, побросал в портфель зубную щетку, мыльницу, чистую рубашку и выскочил на улицу.
Ноги сами собой несли Костю к гостинице «Тихие зори». Капал редкий крупный дождь, оставляя на тротуарах и дороге темные расползавшиеся пятна. Нагретый за день асфальт тут же подсушивал края, словно окольцовывал пятна каким-то белым металлом. С бульвара волнующе тянуло запахом цветов. Запах был горьким, тревожным: зацвели первые осенние цветы, кончалось лето…
Аромат цветов напомнил Косте клумбу в городском саду, где он провел столько счастливых часов. Сердце у покинутого юноши сжалось, и он еще крепче стиснул в кармане разводной ключ.
Гостиница стояла несколько в стороне от центральной улицы. Она располагалась в тихом зеленом переулке, среди одноэтажных домиков. Это было трехэтажное современное здание из серого неоштукатуренного кирпича с большими окнами и бетонным козырьком над входом. Прямо возле современных стеклянных дверей бродили куры. Беспризорная, вся в репьях дворняжка сидела под окнами и не сводила глаз с третьего этажа, где пировала компания и откуда, наверное, кто-то время от времени кидал ей объедки.
Костя смело вошел в здание и направился к администратору. За стеклом что-то считала на бумажке пожилая накрашенная женщина.
– Токарев в какой комнате?
– Токарев… Из области?
– Из области.
– В шестнадцатой. Но, по-моему, его сейчас нет.
– Проверим, – сказал Костя.
Он единым духом взбежал на второй этаж и постучал в комнату № 16. Младшему бухгалтеру было даже немного весело. Интересно, как сейчас замечется этот областной донжуан?
– Войдите, – послышался голос.
Костя вошел. За столом сидел плешивый старичок и ужинал. Почему-то, когда ни зайдешь в гостиницу к командированным, обязательно их застаешь за едой. Перед старичком лежали колбаса, яйца, помидоры и стояла бутылка с кефиром.
– Где Токарев? – спросил Костя нахально, не поздоровавшись. Его так и распирала смелость, сознание собственной силы.
– Не знаю… Моя фамилия Сусликов. – Старичок почему-то встал и вытянул руки по швам. К его нижней губе прилепилась яичная скорлупа. – Токарев куда-то ушел. Еще вчера…
– И не ночевал?
– Нет, – испуганно ответил Сусликов.
– Я осмотрю его вещи, – вдруг неожиданно для себя сказал Костя. Ему пришла нелепая мысль, что у этого Токарева могла оказаться Леночкина записка. Или письмо. Может быть, они давно уже тайно переписываются и этот донжуан специально прикатил в их городок на свидание?
– Но… собственно… по какому праву?
– Вот по этому, – ответил Костя и опять совершенно неожиданно для себя вытащил из кармана плаща разводной ключ.
Наступила пауза. Оба смотрели на этот ключ. Ключ был тяжелый, ржавый. Кончик ручки торчал из кармана и намок на дожде, и сейчас был в красных полосах, словно в крови.
– П… п-пожалуйста… – прошептал старичок. – Мне-то какое дело? – И его лицо стало серым, углы губ опустились, и яичная скорлупа, отклеившись, упала на пол.
Сначала Костя обыскал тумбочку. Тумбочка оказалась набитой пузырьками и коробочками с лекарствами, баночками, тюбиками с мазями, консервами «Шпроты», «Лосось», «Печень трески». Здесь же лежали две большие красивые коробки конфет.
«Ей привез, гад», – подумал Костя. Кровь бросилась ему в голову. Теперь ревнивец не сомневался, что командированный провел ночь с его возлюбленной.
Но в тумбочке ни записок, ни писем не нашлось, и Костя решительно выдвинул из-под кровати желтый кожаный чемодан. Чемодан был небольшой, красивый. Он оказался незакрытым.
Костя щелкнул замками. Ему открылся пестрый натюрморт из отлично выглаженных рубашек, белого импортного белья, галстуков. Младший бухгалтер брезгливо разворошил все это и обнаружил на самом дне папку «Для бумаг».
«Ага, – мстительно подумал он, – тут вся их переписка».
Но папка для бумаг оказалась набитой какими-то документами, таблицами, справками. Листая бумаги, Костя наткнулся на детский почерк: «Довожу до Вашего сведения, что финансовые дела вверенного Вам предприятия…» Внизу странная подпись: «Доброжелатель государства».
Костя равнодушно захлопнул папку, завязал черные тесемки и бросил в чемодан. Потом он затолкал чемодан под кровать…
Все это время Сусликов с испугом наблюдал за грабителем (он не сомневался, что Костя грабитель) и покорно ждал своей участи.
– Приятного аппетита, – бросил Костя на прощанье перепуганному старику.
– Сп-п-пасибо… А я? – вырвалось у Сусликова.
– Вы никого не интересуете, – сострил Костя. – Возраст не тот. Да, вот еще… Если появится здесь этот тип, передайте ему, чтобы поскорее убирался из нашего города. И больше не появлялся. Иначе не сносить ему головы. Передадите?
– Да… – прошептал старичок.
– Всего доброго.
– Дай вам бог здоровьица, – вдруг ляпнул некстати обрадованный командированный.
Костя выбежал на улицу и зашагал к дому Леночки, размахивая портфелем. Он не сомневался теперь, что нашел истинную причину размолвки и что эту причину его возлюбленная прячет в своем доме. А что? Дом просторный. Огромный сад… Броди, пей коньяк, закусывай яблоками, наслаждайся, не то что сидеть в душном номере. А там и любовница прибежит с работы…
От этих мыслей руки у Кости сами собой сжимались в кулаки.
В маленьком скверике, через который проходил Костя, вовсю торговали вином и пивом. Возле стойки, сколоченной под деревом из грубых досок, толпились кудлатые парни, лысые пожилые мужчины, рабочие в беретах и промасленных спецовках. Стоял невнятный гул, звон пивных кружек, кисло пахло бочечным вином. Косте вдруг страшно захотелось пить. Он стал в хвост очереди, чтобы взять пару кружек пива, но тут вдруг кто-то хлопнул его по плечу.
– Здорово, Костырыч! Иди к нам!
Рядом с Костей стоял и широко улыбался Иван Бондаренко, парень из инструментального цеха, кудрявый, как девушка со старинной гравюры, по прозвищу Бондарь Иван – Железные руки.
Бондаря знал весь завод. Он делал охотно и почти даром крючки для рыбалки, чинил приемники, унитазы, телевизоры, автомобили, умел плотничать, натирать полы, штукатурить – в общем, был мастером на все руки. Весь завод ходил у Ивана в приятелях. Денег у него всегда было навалом, но он не копил их, хотя был гол как сокол, все спускал в шумных гулянках.
Компания Бондаря расположилась неподалеку за врытым в землю столиком, все уже были изрядно выпивши, спорили, горячились.
– Пей, – пододвинул Иван – Железные руки Косте пивной бокал, до краев налитый черным вином. – Только до дна. Давай догоняй нас, а то мы далеко ушли.
Костя Минаков большими глотками выпил полбокала терпкой, сладкой жидкости. Вино было местного производства. Винзавод принимал на переработку все дары окружающих лесов: яблоки, груши, терн, малину… Вино называлось «Петровское плодово-ягодное» и стоило семьдесят копеек бутылка. Оно было не очень крепким, пахло осенними прелыми листьями и растолченной дубовой корой. Костя любил его больше, чем отдающие бензином приторно-сладкие марочные вина.
Стало зыбко и хорошо. Захотелось излить душу. Заплакать.
– Понимаешь, Вань, – сказал Костя. – Худо у меня на душе.
– Растратился? – спросил Бондарь и тряхнул кудрями. – Ничего. Это не самое главное. Хочешь дам денег? У меня сейчас есть. Вот! – Иван вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку десятирублевок. – Сделал одному робота. На телефон отвечает приятным женским голосом, посуду моет, пол подметает, песни поет и даже водку пьет, гад. Бутылку выжрет, и ни в одном глазу. Ну, алкаш! Хочешь и тебе робота сделаю? Недорого возьму. У меня материал остался. Из обрезков сделаю. Тебе как: больше по домашней части интересует или в смысле прогулок? Будет бежать следом за тобой и гавкать.
– Мне невеста изменила, Ваня, – тихо сказал Минаков, и от этих слов ему стало так муторно на душе, так жалко себя, что из правого глаза младшего бухгалтера выкатилась большая, чистая как роса слеза и капнула в кружку с вином.
– Наплюй! – Бондарь обнял Костю за плечи. – Другую найдешь. Хочешь я тебе найду? У меня есть одна знакомая… Не девочка, а конфетка. Ирис «Кис-кис»! Не подумай чего-нибудь плохого. Чиста как младенец. Ты только будь посмелей, чтобы за тобой сила тока была. В смысле последнего слова.
– Не нужны мне никакие младенцы, – пробормотал Костя.
– Ты влюблен по уши! – закричал Бондарь. – Братцы, перед вами влюбленный человек!
– Ура! – закричали «братцы» нестройно.
– Да… влюблен… ну и что? А она с другим… – Костя опустил голову.
Стемнело. Над стойкой зажглась тусклая желтая лампочка. Стал сеять дождь, такой мелкий, что он казался туманом, спустившимся с неба на уже желтеющие деревья, палатку, людей… С деревьев начали падать некрепкие листья; мокрые, тяжелые, они прилипали к асфальту и оставались лежать, ни разу не шевельнувшись.