Дуэйн Диана. Визит к королеве

Глава 8

   Утро шестого июля тысяча восемьсот семьдесят четвертого года выдалось солнечным и теплым: такого долгого периода сухой и жаркой погоды Британия не знала почти пятьдесят лет. Вот уже две недели термометры постоянно показывали восемьдесят градусов по Фаренгейту. «Тайме» писала, что причина - в антициклоне, задержавшемся над Британскими островами и не обнаруживающем намерения в ближайшем будущем их покинуть.
   Маленькая полная женщина легкой рысью ехала по парку Виндзорского дворца. Она была одета в длинную черную амазонку, и то, с какой грацией она сидела в дамском седле, говорило об опыте наездницы. Миновав Ист-Террас-Гарден, она свернула к воротам Георга IV; копыта звонко зацокали по камням. Всадница пересекла широкий, посыпанный гравием двор и остановилась у маленькой круглой башенки, откуда лестница вела в собственные покои королевы. К ней подбежали грумы: один взял поводья, другой наклонился, чтобы женщина могла использовать его спину как ступеньку, третий подал всаднице руку.
   – Он сегодня дышит лучше, Рекхем, - сказала женщина одному из грумов. - Может быть, на этой неделе можно уже не давать ему пойло из отрубей.
   – Хорошо, ваше величество.
   Королева вошла во дворец, поднялась по лестнице, потом по коридору, тянущемуся вдоль второго этажа, прошла в гостиную, расположенную рядом с ее личными апартаментами. Горничные, мимо которых она шла, приседали, а лакеи кланялись; один из них распахнул перед ней дверь гостиной.
   Королева вошла в комнату и замерла, удивленная: на ковре играли два котенка, один белый с черными пятнами, другой - черный с белыми. Они катались клубком по комнате, но когда появилась королева, замерли и посмотрели на нее большими невинными золотистыми глазами.
   – Мяу, - сказал один из котят.
   Королева улыбнулась и радостно захлопала в ладоши. Тут же появилась одна из горничных.
   – Сиддонс, - спросила королева, - откуда взялись эти милые котятки?
   – Прошу прощения, ваше величество, я не знаю, - ответила нарядная молодая особа, которая уже начала прикидывать, не попадет ли ей за это вторжение. - Может быть, они пришли снаружи, ваше величество.
   – Что ж, надо будет выяснить, кому они принадлежат, - сказала королева, - хотя, конечно, я очень рада видеть их здесь.
   Она подошла к котятам, опустилась на колени и погладила одного - того, который был скорее черным, чем белым. Они, конечно, были уже не совсем котятами, хотя еще и не взрослыми кошками. Тот, которого королева гладила, схватил ее руку мягкими лапками и начал лизать, глядя вверх большими глазами.
   – Милая киска! - сказала королева и взяла котенка на руки, так что он оказался лежащим на спине. Котенок ласково коснулся лапкой ее лица.
   – Как ты сказал? «Мяу»? - спросила Сиффха, все еще валявшаяся на ковре. - Посмотреть, как ты извиваешься, так подумаешь, что ты еще не лишился молочных зубов. Как только не стыдно!
   – Говорят же, - ответил Арху, - что кошка может смотреть на короля. Вот я и смотрю.
   – Да она же не король, а королева. И в пословице ничего не говорится о том, что нужно так тошнотворно подлизываться, что сама Иау вот-вот спустится с небес и скажет, что ты переигрываешь. У меня сахар в крови повышается от одного только взгляда на тебя.
   – Ты же маг, вот и приведи свой сахар в порядок. Должен сказать, что от нее по крайней мере приятно пахнет. Некоторым эххифам вокруг не помешала бы ванна.
   – Ну-ка расскажи поподробнее!
   – Ладно, хватит тебе там валяться. Мы должны здесь устроиться надолго. Найди что-нибудь, с чем могла бы поиграть, чтобы с тобой начали сюсюкать.
   Сиффха встала, подошла к толстому бархатному шнуру от колокольчика и принялась играть с кистями.
   – Хорошо, хотя боюсь, что могу впасть в детство.
   Королева рассмеялась и опустила Арху на пол.
   – Ах вы миленькие мои котятки, - сказала она. - Не хотите ли вы есть? - Королева оглянулась на стоящего в дверях дворецкого. - Фоунс, принесите молока. И немного холодного цыпленка из буфета.
   – Слушаю, ваше величество.
   – Хоть в чем-то Урруах оказался прав, - сказал Арху. - Молоко и холодный цыпленок… Думаю, делать буженину они еще не научились.
   Сиффха слегка склонила голову, прислушиваясь к голосу Шепчущей.
   – Ты не на той стороне Атлантики. В Нью-Йорке буженина есть.
   – Дорогой мистер Дизраэли должен посетить меня перед ленчем, - сказала королева кошкам. - Будьте к нему добры и не царапайте его ноги. Мистер Дизраэли не любит кошек.
   – Ах вот как! - протянул Арху.
   – Жаль, что она об этом сказала, - вздохнула Сиффха. - Теперь я не смогу удержаться.
   – Не надо, - сказал Арху. - Он может устроить ядерный взрыв.
   – Ох, прошу тебя!… - Как ни приятно было находиться во дворце, ни Сиффха, ни Арху не могли не поглядывать на небо: Луна была постоянным безмолвным напоминанием о том, какая из Сил сейчас активнее всего трудится в этой вселенной.
   – Ты уже побывала в спальне? - спросил Арху.
   – Нет.
   – Тогда лучше заглянуть туда.
   – Хорошо.
   – Эй, не ходи медленно - скачи вприпрыжку!
   Сиффха подпрыгнула, вызвав новый приступ смеха у королевы. Арху последовал за сестрой. Дверь из гостиной вела в коридор, и, свернув направо, можно было попасть в королевскую опочивальню. Кровать оказалась очень большой, застланной красивым белым покрывалом.
   Сиффха критически оглядела кровать и обошла вокруг нее.
   – Она, конечно, приличного размера, - сказала она Арху, - но все-таки не такая огромная, чтобы нельзя было установить защитного поля, которое остановит и взбесившегося слона, а не только эххифа с ножом.
   – Только нам придется проявить осторожность с настройкой, - ответил Арху. - Если она встанет за чем-нибудь ночью, она ударится и испугается.
   – Так не годится. - Она еще раз обошла вокруг кровати и осмотрела резное изголовье. - Эй, смотри-ка: дерево погрызено. У нее здесь водятся мыши!
   – Ага, и мы должны позаботиться, чтобы еще одна сюда не пробралась - та, которая с большими зубами.
   – Ваше величество, - доложил слуга, появляясь в двери гостиной, - премьер-министр прибыл.
   – Прекрасно. Принесите его обычный чай. И где цыпленок для котят?
   – Сейчас несут, ваше величество.
   – Котятки, котятки, - позвала королева, - идите сюда, попейте молочка.
   Арху и Сиффха переглянулись.
   – Я к такому не привыкла, - сказала Сиффха. - Пусть подождет несколько минут.
   – Зачем? Ты же голодная.
   – Если мы будем являться сразу же, как она нас позовет, она решит, что так будет всегда. Мы же Народ, в конце концов.
   – Ну а она - королева и привыкла, чтобы на ее зов являлись сразу же, - кого бы она ни позвала. Пойдем, Сиф, порадуем ее.
   – Ну ладно. - Они вместе вбежали в гостиную. Королева держала в руках плошку с молоком, которую и поставила перед ними.
   Арху и Сиффха принялись пить.
   – Ах, милосердная Иау, где только они берут такую прелесть, - пробормотал Арху, чуть не целиком влезая в миску.
   – Настоящее коровье, - ответила Сиффха, - не пастеризованное, не обезжиренное. Может быть, здесь и знают про холестерин, да только никого это не волнует.
   Из коридора донеслись шаги. Через несколько секунд в комнату вошел премьер-министр, в чьих руках в викторианскую эпоху оказалось ядерное оружие. Это был высокий, тощий мужчина, с большой бородой, такой распространенной в те годы. Оторвав взгляд от плошки с молоком, Арху решил, что видит перед собой человека глубокомысленного, хитрого, фальшиво доброжелательного и обладающего острым и опасным интеллектом. В то же время за внешностью благовоспитанного и добродетельного политика скрывались эмоции, хоть и успешно скрываемые, но вовсе не побежденные. Личности такого склада ничего не стоило убедить себя, что оскорбленные чувства - на самом деле хорошо обдуманная позиция и что жестоко отомстить врагам - праведное дело.
   – На твоем месте я не стал бы мочиться ему на брюки, - тихо сказал Арху. - В отместку он может превратить тебя в котлету.
   – Мистер Дизраэли, - сказала королева, - вы еще не знакомы с моими очаровательными юными гостями? Надеюсь, они побудут со мной и немного скрасят мои печальные дни.
   – Мадам, все, что радует вас, несказанная радость для вашего покорного слуги, - ответил Дизраэли и поклонился.
   Сиффха бросила на него насмешливый взгляд.
   – Надо же, чуть ли не приплясывает!
   – Он не может иначе, - распушил усы Арху. - Он теперь должен все время льстить королеве, иначе она удивится, что это с ним случилось.
   – Садитесь, пожалуйста, - милостиво сказала королева.
   Дизраэли уселся и начал обсуждать с ней дела в империи, в особенности в Индии. Как это происходило и в их собственной реальности, он пытался уговорить Викторию принять титул императрицы; королева все еще кокетливо отказывалась от него.
   – Ах, мадам, народы, на которые простирается наше благодетельное влияние, мечтают о том, чтобы вы приняли этот титул как знак их глубочайшего уважения!
   – Если уж говорить об уважении, - ответила королева, протягивая руку за тарелкой с цыпленком, принесенной горничной, - то я предпочла бы обсудить то, как в настоящий момент выражает его Франция.
   – Ваше величество, поджигательские революционные призывы предназначены для их собственного народа и их собственных политиков. В нашей стране они не найдут отклика.
   – Нас не может не задевать, когда французы кричат, что британская монархия устарела и ни на что не способна, - возразила королева, положив перед Сиффхой кусок цыпленка и протягивая руку за другим, предназначенным Арху. - Не давись так, моя прелесть, здесь еще много, хватит вам обоим. - Она снова посмотрела на Дизраэли. - И сейчас, когда республиканцы угрожают тронам моих родственников в Германии, я не желаю, чтобы сложилось впечатление, будто мы стремимся к расширению границ империи, - она и так необъятна, - за счет других.
   – Если эти другие, - вкрадчиво сказал премьер-министр, - живущие у нас под боком, не будут вести себя разумно, мы будем вынуждены объяснить им, к чему приведет нарушение порядка в Европе. В наши намерения, конечно, не входят угрозы…
   – Вот именно. - Королева раздала кошкам остатки цыпленка и бросила на Дизраэли острый взгляд. - И я желаю, чтобы это так и оставалось. Дипломатическая переписка в последнее время полна жалоб наших соседей на то, что мы стараемся нарушить равновесие. Я не оставлю Европу в худшем состоянии, чем нашла ее, мистер Дизраэли.
   – Несомненно, мадам, - поклонился Дизраэли, - хотя общее мнение склоняется к тому, что состояние Европы улучшится, если она в большей мере станет британской.
   Королева фыркнула.
   – Мой августейший отец никогда такого не одобрил бы. Мы - самая могущественная нация в мире; нас уважают, а те, кто не уважает, по крайней мере боятся. Благодаря этому моим подданным ничто не грозит. Пусть Франция сколько угодно пытается нас спровоцировать, пусть Италия бряцает оружием. У них руки коротки, чтобы дотянуться до нас. Что касается Франции, Аа-Манш теперь скорее связывает нас, чем является преградой для нападения. Французы не добьются ничего, кроме урона собственной торговле, если нацелят на нас пушки через пролив.
   – Мадам, - сказал Дизраэли, - нападки на монархию воспринимаются многими как прямые угрозы в ваш адрес. В парламенте кое-кто начал призывать к войне.
   – Они делают это каждый год, когда подходит время платить налоги, - спокойно сказала Виктория. - Некоторые способы отвлечь внимание публики более действенны, чем другие, особенно когда приближаются всеобщие выборы. Что касается моих подданных, то они обожают болтать о покорении Европы, но сами воевать не рвутся.
   – Они пойдут в бой, если вы их к этому призовете, - льстиво проговорил Дизраэли.
   Королева холодно посмотрела на него.
   – Я не собираюсь проливать кровь из-за каких-то глупых угроз. Я сама - мать, и я знаю, какова цена крови сыновей.
   Дизраэли поклонился.
   – Об этом я тоже хотел поговорить с вами, мадам. Вы - мать не только принцам и принцессам, но и своему народу. И народ горячо желает, чтобы вы в большей мере участвовали в общественных делах. Я уже упоминал…
   – И, без сомнения, сделаете это еще не раз, - прервала его королева, отвернувшись. - Мистер Дизраэли, я понимаю вашу озабоченность. Но я не могу обращаться к публике без искренности в сердце, что бы об этом ни думали. Вы не знаете, какую боль я испытываю в связи с кончиной моего дорогого Альберта, как тоскую я по нему, и скорбь делает столь многое - удовольствия, встречи - всего лишь суетой сует. Я не стану притворяться той, кем уже не могу быть… и те мои подданные, кто любит меня, все поймут.
   Дизраэли медленно склонил голову, неохотно соглашаясь. Разговор перешел на другие темы. Арху благодарно потерся о юбки королевы и снова отправился в спальню.
   Сиффха последовала за ним.
   – Ну и что? - спросила она. - Я не все поняла.
   – Они ведут сложную игру, - сказал Арху, - но все указывает в одном направлении. Обстоятельства складываются именно так, как предсказывалось.
   – Ты выглядишь самодовольным.
   – Самодовольным? - Арху помотал головой так, что даже уши захлопали. - Нет. Я просто предпочитаю точные предсказания; так я меньше нервничаю, особенно когда слышу о «необходимости экспансии» от политика, располагающего ядерным оружием, когда больше никто в мире его не имеет. Нет, мы оказались в нужном месте в нужный момент. Теперь нам остается только ждать.
   Заклинание, благодаря которому нью-йоркская и лондонская команды оказались в тысяча восемьсот семьдесят четвертом годy, а потом Арху с Сиффхой попали в Виндзорский дворец, встретило, как и предсказывал Иф, отчаянное противодействие. Сопротивление было чудовищным, гораздо более сильным, чем в предыдущий раз. Однако, какая бы Сила ни стояла за этим, она оказалась просто не готова к тому энергетическому потенциалу, которым теперь обладала Сиффха; она преодолела барьер, как будто его и вовсе не существовало. Сначала заклинание перенесло путешественников в то время и место, где Арти набрел на них. Подросток мог теперь спокойно успеть к чаепитию с дядей Ричардом. Попрощавшись с Арти, кошки отправились дальше и поздно вечером восьмого июля оказались на Куперс-Роу. Оттуда при слабом свете покрытой шрамами Луны они спустились на станцию метро «Марк-Лейн».
   Рхиоу нашла, что поезда метро удивительно напоминают поезда ее собственного времени. Станция оказалась чистой и хорошо оборудованной и гораздо наряднее украшенной, чем в другой реальности. Ворот на ней, впрочем, не оказалось. Рхиоу решила, что они скорее всего расположены в этом времени на железнодорожной станции Фенчерч-стрит; они с Хаффом оба сочли, что пользоваться воротами или пытаться вступить в контакт с присматривающей за ними командой не стоит. Сложностей и так хватало с избытком.
   За время ожидания кошки осмотрели некоторые достопримечательности и хорошо научились избавляться от липнущей к лапам грязи. Больше всего времени провели они с Оухишем и Хуоллисом в Британском музее. Хуоллис был чрезвычайно рад узнать о том, что удалось найти все недостающие фрагменты заклинания, защищающего от наступления Бесконечной Зимы, однако новость о том, что необходимо для его применения, была воспринята им как удар.
   Впрочем, главной заботой Рхиоу и Хаффа было предотвращение убийства королевы, и они делали все приготовления медленно и тщательно, несмотря на нетерпение, проявляемое другими членами команд.
   – Послушайте, - взывал Арху, - мы тут уже два дня, и я не знаю, сколько времени мы еще выдержим бесконечные объятия и поцелуи. Если нас не ласкает сама королева, то принцы и принцессы - тут как тут. Да и слуги тоже не прочь с нами подружиться.
   – Ну, думаю, ты сумеешь воспользоваться обстоятельствами, - ответил ему Урруах. Как и остальные, он сидел на близнеце заброшенной платформы метро, которая использовалась как «стойло» для магического круга, пока в нем не возникнет нужда.
   – Ты имеешь в виду еду? - вступила в разговор Сиффха. - Прошу тебя, даже не говори о ней! Я так набила живот, что и прыгать уже не могу.
   Хафф усмехнулся.
   – Исторический момент!
   – С Аухлой ты говорил?
   – Да. У нее пока все в порядке. Ворота ведут себя примерно.
   Рхиоу распушила усы: слышать это было приятно. Она порадовалась и тому, что Аухла вызвалась присматривать за воротами во время решающего перемещения во времени: у Хаффа явно стало легче на душе, перспектива участия Аухлы в опасном предприятии его весьма нервировала.
   – Держитесь, - мысленно сказала Рхиоу Арху и Сиффхе. - Остается уже недолго. Видели вы Мышку?
   – Да. С виду совсем безобидный маленький эххиф, - ответил Арху. - Неудивительно, что ему так хорошо удавалось проникать в банки, пока его не нанял МакКларен: Мышка очень щуплый. Он каждый день работает в саду: пересаживает цветы из горшков. Никто на него и внимания не обращает.
   – Что ж, вы окажете ему достойный прием.
   – Вокруг постели королевы теперь больше средств защиты, чем сможет преодолеть любой эххиф, - сказала Сиффха. - И мы там тоже: она настаивает, чтобы мы спали с ней. Впрочем, у Мышки нет шансов зайти так далеко. Завтра к вечеру он окажется заперт в Альберт-тауэр без возможности оттуда выбраться… а утром его схватит полиция.
   – Ему, должно быть, предъявят обвинение в попытке ограбления, когда узнают, чем он раньше занимался, - предположил Арху. - Ничего не имею против: его глазки так смотрят на все, что он похож не на мышку, а на крысу.
   Рхиоу поежилась. Образ разума крысы в человеческом теле смутил ее.
   – Что ж, - сказала она, - будьте начеку. Урруах отправился в Палату Общин, чтобы перехватить то письмо.
   – Хорошо, - ответил Арху. - Тут очень мило, но я буду рад, когда леди ничего больше не будет грозить. С ней не всегда просто, но это не значит, что она заслуживает быть убитой.
   – Не говоря уже о тех проблемах, которые возникнут, если она будет убита.
   – Можешь не напоминать, - сказала Сиффха. - Ладно, держи нас в курсе дел. Да, выбраться отсюда и правда будет облегчением. Она каждую ночь плачет по Альберту - это уже своего рода ритуал - и подушки все бывают мокрые. Удивляюсь, как это она не простужается.
   Рхиоу взмахнула хвостом.
   – Сделайте для нее все, что сможете. Помурлыкать в подходящий момент - иногда это чудесно помогает.
   – Хорошо.
   Рхиоу вздохнула и устроилась поудобнее на голом бетонном полу. Она уже скучала по Йайху, да и вообще, когда слишком долго не бываешь дома, начинаешь чувствовать себя неуютно… К тому же у нее возникло странное ощущение, словно она слишком на виду.
   Хотела бы я знать, у кого, - подумала она. Чувство, что за ними кто-то следит, и следит не с добрыми намерениями, было очень сильным.
   Не важно. Теперь уже недолго. Урруах позаботится о том письме, а потом мы можем подставить Мышку и спокойно отправляться домой.
   Однако что-то подсказывало Рхиоу, что так просто все не обойдется.
   Утро девятого июля оказалось жарким и безветренным, и сверчки в щелях каменных стен и под фундаментами домов стрекотали изо всех сил. Жарко было везде, от Лендс-Энда до Джон о'Гротса [16].
   Ближе к Джон о'Гротсу, в Эдинбурге, на рассвете, как раз после того, как молочник развез молоко, по дорожке к маленькому домику подошел почтальон. Прежде чем он успел постучать, дверь распахнулась и из домика вышел невысокий щеголеватый господин. Почтальон вручил ему несколько писем, которые человечек быстро просмотрел. Одно письмо он вскрыл; потом, когда почтальон уже собрался уходить, человечек на секунду вошел обратно в домик и вернулся с письмом, которое и вручил почтальону.
   По коридору Палаты Общин в Вестминстере не спеша шел невидимый серый полосатый кот, разглядывая украшающие стены картины: «Последний сон герцога Аргайла», «Оправдание семи епископов в царствование Иакова II», «Джейн Лейн, помогающая бежать Карлу II».
   Очень любопытно, - думал Урруах, - только можно ли это назвать искусством?.
   Большинство картин, решил он, представляет собой род творений одержимых данной темой людей, стремящихся убедить других, что результат их трудов представляет огромную историческую или культурную ценность. Древние герои на картинах совершали героические жесты или застыли в величественных позах, и все они, на просвещенный взгляд Урруаха, несли на себе отчетливую печать «истеблишмента». Урруах шел мимо картин и статуй, кидая на них насмешливые взгляды и с трудом сдерживая желание поточить когти о самые напыщенные фрески.
   Сделав «шаг вбок» и сделавшись невидимым, Урруах был вынужден иногда уворачиваться от какого-нибудь эххифа, спешащего в зал заседаний Палаты Общин. Похоже, парламентарии привыкли заседать до поздней ночи. Сейчас уже время приближалось к полуночи; даже хауисс, великая игра Народа, которую так сильно напоминает человеческая политика, обычно заканчивается раньше, несмотря на то что кошки в отличие от эххифов чаще бодрствуют по ночам. Впрочем, привычки членов Палаты мало волновали Урруаха, за исключением одного: как они влияют на поступки единственного человека, МакКларена.
   Урруах помедлил у дверей в зал и прислушался к тому, что там происходит, прежде чем войти.
   «…Ведь затраты будут так велики, - говорил глубокий раскатистый голос, - а в каждом приходе может найтись священнослужитель, поворачивающийся на восток во время святого причащения. Если прихожанин пожалуется епископу, трудностей не возникнет: наказать за нарушение обряда легко… но совсем иначе обстоит дело с наказанием за отход от доктрины. Разве не ужасно, что в случае проповеди еретических учений приходится прибегать к древнему, медленному церковному закону, в то время как за какой-то жест наказание следует немедленно…»
   Урруах несколько минут пытался донять смысл дебатов. Похоже, эххифы обсуждали способы обращения к Прародительнице, что было в целом хорошей идеей и в порядке вещей, однако их представления о том, какие формы обращения та предпочитает, показались Урруаху ужасно путанными. Похоже, эххифы полагали, будто главное - символика, и что если обряды не будут выполняться в точности так, как предписано, то Прародительница не услышит обращенных к ней голосов.
   Если они и в самом деле верят в такое, - думал Урруах, - то неудивительно, что их общество столь разобщено. Им должно казаться, что вселенной управляют муравьи - неграмотные, невежественные муравьи.
   «…Среди высших церковнослужителей отмечается глубокое недовольство предложенным законом. В нем говорится - в частности, в параграфе девять, - что епископ должен проявить «отеческое благоволение», но в то же время еще до того, как согрешившие каноники предстанут перед ним, он обязан объявить о наказании за прегрешение. Таким образом, высшая церковная власть лишается права судить до того, как вынесет приговор и объявит о наказании».
   Урруах поднялся на задние лапы и заглянул в зал. Увидеть ему почти ничего не удалось: все загораживал человек в сюртуке, говоривший без остановки.
   Будь я проклят, если стану ждать тут всю ночь, - подумал Урруах и проскользнул сквозь деревянную панель двери - медленно и осторожно, чтобы не нарушить структуру дерева и не обрести полную материальность, пока точно не узнает, далеко ли от двери находятся ноги эххифа. К счастью, места оказалось достаточно.
   Проникнув внутрь зала, Урруах некоторое время постоял, слушая оратора. Он так и не смог понять, почему все эти люди собрались здесь поздно вечером, чтобы выслушивать подобный вздор… если только все они не страдали от бессонницы и не пытались таким способом с ней бороться. На галерее для публики многие эххифы клевали носами, а присутствовавшие там журналисты лихорадочно строчили в блокнотах, пытаясь поспеть за оратором. Урруах фыркнул, не понимая, кому все это может быть интересно. Манера говорить у данного члена парламента была на редкость монотонная, и в жарком и душном помещении, которое делалось еще жарче из-за того, что освещалось примитивными электрическими лампами, производила эффект, с которым не могли сравниться даже самые действенные из известных Урруаху усыпляющих заклинаний.
   Урруах оглядел зал, стараясь высмотреть МакКларена. Он знал, что этот эххиф - высокий и носит бороду, но, к несчастью, такими были очень многие из присутствующих в зале: в Англии в эту эпоху мужчины отличались буйной растительностью на лицах. У МакКларена, кроме того, были длинный хищный нос и голубые глаза, но оттуда, где находился Урруах, таких подробностей рассмотреть было нельзя.
   Возможно, его здесь и нет, - подумал Урруах. - Пожалуй, нужно присмотреться получше. - Им овладел озорной порыв.
   Урруах сделался видимым.
   Сначала его никто не заметил. Время было позднее, и кот бесшумно шел по покрытому ковром проходу между скамьями оппозиции. Урруах знал, куда ему нужно попасть: в центр зала, откуда были бы хорошо видны передние скамьи: МакКларен, как член кабинета министров, обычно сидел слева от кресла спикера.
   Урруах смотрел на сонные, безразличные лица, спускаясь по проходу, и вскоре люди тоже начали обращать на него внимание. По скамьям пробежал смех, и Урруах распушил усы в ответ.
   Ну, теперь-то они проснутся, - подумал он. - Должно быть, происшествие попадет в завтрашние газеты.
   Он спустился к центру зала, лениво оглядел места, отведенные для членов правительства… и увидел перед собой МакКларена.
   Урруах замер на месте; смех вокруг него становился громче. Почему он здесь? - с беспокойством подумал Урруах. В зале МакКларена не должно было быть: предполагалось, что он еще в своем кабинете, пишет письмо. - Чтоб Саррахх свалиться в ведро с водой, - мысленно выругался Урруах. - Что-то не так…