Страница:
— От него мне остался в наследство дом. Это все, чем он владел, дом его деда. Его корабль ушел через шесть дней после нашей свадьбы. Подлодка. Я получаю небольшую пенсию… — Она чувствовала себя виноватой каждый раз, когда ей приходилось тратить хоть пенни из этой пенсии.
Она опустила взгляд на пустую тарелку и прикусила губу так сильно, что от боли на глаза навернулись слезы. Потом выпила еще вина. Ее тарелку унесли. На столе появились кофе, сыр и бисквиты. В обеденном зале стоял гул разговоров — давно забытый звук.
— Мне очень, очень жаль, — вздохнула Юфимия. — Все наши тревоги должны казаться вам такой мелочью.
— Нет. Вовсе нет. Расскажите мне лучше про Олимп. Эдвард почти ничего нам про него не рассказывал — не успел.
— Олимп? Обезьянник, вот и все!
— То» есть как? — не поняла Алиса.
Юфимия немного подумала.
— Ну, понимаете — аванпост Империи и все такое. Отшельники в джунглях, отшельники, сходящие с ума от скуки. Там нет других постов, чтобы ходить в гости, никаких там шикарных Порт-Саида или Сингапура. Погода такая, что нет нужды отчаливать в холмы в жаркий сезон. Мужчины не могут ходить охотиться на зверя, там и оружия-то всего — лук и стрелы. И писем из дому нет.
— И «Таймс» не приносят?
— Во-во. Олимп хуже какого одинокого маяка. Ясное дело, сами мы в этом ни за что не признаемся, да только порой все от скуки рехнуться готовы. Ну, Служба и разрешает своим женщинам идти в миссионеры, милая. Оставьте бедную женщину взаперти в четырех стенах, так она свихнется. Мы скучаем, мы сплетничаем, мы собачимся. Мы… — Юфимия немного поколебалась. — Одним словом, обезьяны в обезьяннике, — горько договорила она и допила свою рюмку.
— О!
— Видите ли, правила-то там не действуют. Мы не стареем. Огонь не угасает. С возрастом мы не успокаиваемся.
Алиса почувствовала, что эта откровенность смущает ее. А ей-то казалось, она идет в ногу со временем и прогрессом.
— Этого Эдвард точно не говорил.
— Ха! Ну, он-то и впрямь совсем другой. Ясное дело, он пробыл у нас не то чтобы долго, но уж он единственный, кто не поддался Ольге Олафсон.
— Я не удивлена, — горячо заявила Алиса, — самое твердое у него — его мораль.
Юфимия нашла это замечание двусмысленным, и Алиса посмеялась вместе с ней.
— За целомудрие! — воскликнула Юфимия, высоко подняв оказавшуюся снова полной рюмку.
— Но в меру! — Алиса чокнулась с ней. Они выпили. — А как живется в Олимпе капитану Смедли?
— О! Гм… Он в порядке. Как раз отправился посмотреть, чем помочь мистеру Экзетеру. Его любят… — И без того раскрасневшееся лицо Юфимии порозовело еще сильнее. — Знаете, а его рука отрастает заново.
— Нет! Правда? — В волшебство верилось с трудом, хоть Алиса и повидала его уже достаточно, чтобы убедиться — оно существует. Но чудеса и такой практичный человек, как Джулиан Смедли, — такое у нее не укладывалось в голове.
— Разумеется! — негромко проговорила мисс Пимм. Обе женщины подпрыгнули
— они уже успели забыть о ней. — А вы сомневались, что так будет, миссис Пирсон?
— Да.
— Надо больше верить! Пришелец всегда может исцелить сам себя. Или сама себя. — Она пронзила Алису неприятным взглядом. Она действительно выросла за этот вечер, или это Алисе только кажется?
— Что… Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что вам не помешает небольшой отдых в тропиках.
— Мне?
— Вам. Не только солдаты страдают от военных потрясений. От военных потрясений весь мир страдает. Вы пережили две потери за восемнадцать месяцев. Незадолго до этого вы потеряли своего дядю и, вам казалось, своего кузена тоже. Подозреваю, испанка едва не стоила вам жизни. Ваше решение спрятаться от мира в Норфолке, возможно, не лишено смысла — но отдых, который предлагаю вам я, пошел бы вам на пользу.
Военные потрясения? Контузия? Алиса никогда не пыталась применить эти зловещие слова к себе самой. Впрочем, то, что испытала она, не шло ни в какое сравнение с тем адом, который пережили мужчины в окопах.
— Мы обыкновенно называем это «нервным срывом».
— Название ничего не меняет, — отчеканила мисс Пимм. — «Эмоциональное истощение» тоже подошло бы, да и физически вы не в лучшей форме. Так что почему бы вам не отправиться в отпуск — все расходы оплачены? Несколько недель экзотики? Возможно, и не настолько комфортабельно, как круиз по Средиземноморью, но в это время года, пожалуй, даже приятнее. В Вейлах сейчас осень, но погода мягкая.
— Уж куда лучше этой, — радостно согласилась Юфимия.
Алиса попыталась обдумать идею отдыха в другом мире. Мысли скользили — она не могла сосредоточиться. Алисе казалось, что ее, словно слепого щенка, бросили на тонкий лед.
— Это очень полезно для выздоравливающих, — продолжала мисс Пимм. — Разумеется, если вы все-таки решите отправиться повидаться с Эдвардом, путешествие может оказаться нелегким. Конечно, Вейлы — это не Англия, так что наивно утверждать, будто там вам ничего не грозит, но уж, во всяком случае, риска не больше, чем в сафари где-нибудь в Кении или, уж если на то пошло, в прогулках на яхте в открытом море. В это время года вам придется перемещаться верхом на драконе. И потом, возможность повидать своего единственного оставшегося родственника?
— Но я отказываюсь…
— Я не верю, что приглашение Службы таит в себе какой-то обман. В любом случае вы можете сразу же прояснить ситуацию, отказавшись принять чью-либо сторону в этом споре. Я не ошибаюсь, миссис Маккей?
Юфимия покачала было головой, потом неуверенно кивнула.
— Вот и отлично! — сказала мисс Пимм так, словно речь шла о решенном вопросе. — И если вы согласитесь отправиться повидать своего кузена, вы сможете объяснить ему свою точку зрения. Я уверена, он согласится с ней и будет рад снова встретить вас.
Обеденный зал поплыл у нее перед глазами. Даже слушать рассказы Эдварда про переход из одного мира в другой было делом непростым. Думать о том, что этот переход предстоит совершить ей самой, казалось полным безумием.
Алиса подозрительно покосилась на Юфимию — та, похоже, была уже не в силах поддерживать разговор.
— А какие гарантии того, что мне будет позволено вернуться?
Мисс Пимм прикусила губу.
— Гарантии здесь даю я. Теперь, когда война закончилась, персоналу Службы не терпится в отпуск на Землю. Для этого им нужна наша помощь. Если вы не вернетесь, скажем, через месяц или около того — или какой срок вы назначите сами, — я могу устроить им серьезные неприятности. Ну, например, взять заложников. Мы можем договориться о пароле, который вы пошлете мне, если захотите задержаться подольше.
Вздор! Алиса подумала про свой дом: темный, сырой, холодный и мрачный. Никому нет дела до того, закончит она покраску сейчас, или через несколько месяцев, или вообще никогда. Работы никакой. Друзья не заметят ее отсутствия, если только оно не слишком затянется. Почему бы ей не согласиться на такое невероятное предложение?
Мисс Пимм нахмурилась.
— Я действительно не верю, чтобы Служба чинила вам какие-либо препятствия. Как правило, они весьма достойные люди, хотя сейчас, возможно, и несколько не в своей тарелке.
— Ха! — воскликнула Юфимия и осушила рюмку.
Алиса допила кофе. На улице дождь, одиночество, грязь и голые деревья. Увидеть жаркие тропики! Сколько лет у нее не было нормального отпуска? Она вообще не помнила ни одного. Поездки на неделю или на две к теткам в Борнмут. Тайно проведенные с Д'Арси выходные перед войной. Огонь в камине шипел и дымил.
— Молочник, — пробормотала она. — Мясник…
— Ваши счета оплачены? По дороге мы можем проехать мимо вашего дома. Оставите на двери записку, пусть пока приостановят доставку.
— Приглашение для взломщиков?
— Я могу сделать дом неприступным. Ну что, решено?
Алиса с сомнением посмотрела на Юфимию:
— Имейте в виду — я верю Эдварду. Я не предам его.
19
20
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
21
Она опустила взгляд на пустую тарелку и прикусила губу так сильно, что от боли на глаза навернулись слезы. Потом выпила еще вина. Ее тарелку унесли. На столе появились кофе, сыр и бисквиты. В обеденном зале стоял гул разговоров — давно забытый звук.
— Мне очень, очень жаль, — вздохнула Юфимия. — Все наши тревоги должны казаться вам такой мелочью.
— Нет. Вовсе нет. Расскажите мне лучше про Олимп. Эдвард почти ничего нам про него не рассказывал — не успел.
— Олимп? Обезьянник, вот и все!
— То» есть как? — не поняла Алиса.
Юфимия немного подумала.
— Ну, понимаете — аванпост Империи и все такое. Отшельники в джунглях, отшельники, сходящие с ума от скуки. Там нет других постов, чтобы ходить в гости, никаких там шикарных Порт-Саида или Сингапура. Погода такая, что нет нужды отчаливать в холмы в жаркий сезон. Мужчины не могут ходить охотиться на зверя, там и оружия-то всего — лук и стрелы. И писем из дому нет.
— И «Таймс» не приносят?
— Во-во. Олимп хуже какого одинокого маяка. Ясное дело, сами мы в этом ни за что не признаемся, да только порой все от скуки рехнуться готовы. Ну, Служба и разрешает своим женщинам идти в миссионеры, милая. Оставьте бедную женщину взаперти в четырех стенах, так она свихнется. Мы скучаем, мы сплетничаем, мы собачимся. Мы… — Юфимия немного поколебалась. — Одним словом, обезьяны в обезьяннике, — горько договорила она и допила свою рюмку.
— О!
— Видите ли, правила-то там не действуют. Мы не стареем. Огонь не угасает. С возрастом мы не успокаиваемся.
Алиса почувствовала, что эта откровенность смущает ее. А ей-то казалось, она идет в ногу со временем и прогрессом.
— Этого Эдвард точно не говорил.
— Ха! Ну, он-то и впрямь совсем другой. Ясное дело, он пробыл у нас не то чтобы долго, но уж он единственный, кто не поддался Ольге Олафсон.
— Я не удивлена, — горячо заявила Алиса, — самое твердое у него — его мораль.
Юфимия нашла это замечание двусмысленным, и Алиса посмеялась вместе с ней.
— За целомудрие! — воскликнула Юфимия, высоко подняв оказавшуюся снова полной рюмку.
— Но в меру! — Алиса чокнулась с ней. Они выпили. — А как живется в Олимпе капитану Смедли?
— О! Гм… Он в порядке. Как раз отправился посмотреть, чем помочь мистеру Экзетеру. Его любят… — И без того раскрасневшееся лицо Юфимии порозовело еще сильнее. — Знаете, а его рука отрастает заново.
— Нет! Правда? — В волшебство верилось с трудом, хоть Алиса и повидала его уже достаточно, чтобы убедиться — оно существует. Но чудеса и такой практичный человек, как Джулиан Смедли, — такое у нее не укладывалось в голове.
— Разумеется! — негромко проговорила мисс Пимм. Обе женщины подпрыгнули
— они уже успели забыть о ней. — А вы сомневались, что так будет, миссис Пирсон?
— Да.
— Надо больше верить! Пришелец всегда может исцелить сам себя. Или сама себя. — Она пронзила Алису неприятным взглядом. Она действительно выросла за этот вечер, или это Алисе только кажется?
— Что… Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что вам не помешает небольшой отдых в тропиках.
— Мне?
— Вам. Не только солдаты страдают от военных потрясений. От военных потрясений весь мир страдает. Вы пережили две потери за восемнадцать месяцев. Незадолго до этого вы потеряли своего дядю и, вам казалось, своего кузена тоже. Подозреваю, испанка едва не стоила вам жизни. Ваше решение спрятаться от мира в Норфолке, возможно, не лишено смысла — но отдых, который предлагаю вам я, пошел бы вам на пользу.
Военные потрясения? Контузия? Алиса никогда не пыталась применить эти зловещие слова к себе самой. Впрочем, то, что испытала она, не шло ни в какое сравнение с тем адом, который пережили мужчины в окопах.
— Мы обыкновенно называем это «нервным срывом».
— Название ничего не меняет, — отчеканила мисс Пимм. — «Эмоциональное истощение» тоже подошло бы, да и физически вы не в лучшей форме. Так что почему бы вам не отправиться в отпуск — все расходы оплачены? Несколько недель экзотики? Возможно, и не настолько комфортабельно, как круиз по Средиземноморью, но в это время года, пожалуй, даже приятнее. В Вейлах сейчас осень, но погода мягкая.
— Уж куда лучше этой, — радостно согласилась Юфимия.
Алиса попыталась обдумать идею отдыха в другом мире. Мысли скользили — она не могла сосредоточиться. Алисе казалось, что ее, словно слепого щенка, бросили на тонкий лед.
— Это очень полезно для выздоравливающих, — продолжала мисс Пимм. — Разумеется, если вы все-таки решите отправиться повидаться с Эдвардом, путешествие может оказаться нелегким. Конечно, Вейлы — это не Англия, так что наивно утверждать, будто там вам ничего не грозит, но уж, во всяком случае, риска не больше, чем в сафари где-нибудь в Кении или, уж если на то пошло, в прогулках на яхте в открытом море. В это время года вам придется перемещаться верхом на драконе. И потом, возможность повидать своего единственного оставшегося родственника?
— Но я отказываюсь…
— Я не верю, что приглашение Службы таит в себе какой-то обман. В любом случае вы можете сразу же прояснить ситуацию, отказавшись принять чью-либо сторону в этом споре. Я не ошибаюсь, миссис Маккей?
Юфимия покачала было головой, потом неуверенно кивнула.
— Вот и отлично! — сказала мисс Пимм так, словно речь шла о решенном вопросе. — И если вы согласитесь отправиться повидать своего кузена, вы сможете объяснить ему свою точку зрения. Я уверена, он согласится с ней и будет рад снова встретить вас.
Обеденный зал поплыл у нее перед глазами. Даже слушать рассказы Эдварда про переход из одного мира в другой было делом непростым. Думать о том, что этот переход предстоит совершить ей самой, казалось полным безумием.
Алиса подозрительно покосилась на Юфимию — та, похоже, была уже не в силах поддерживать разговор.
— А какие гарантии того, что мне будет позволено вернуться?
Мисс Пимм прикусила губу.
— Гарантии здесь даю я. Теперь, когда война закончилась, персоналу Службы не терпится в отпуск на Землю. Для этого им нужна наша помощь. Если вы не вернетесь, скажем, через месяц или около того — или какой срок вы назначите сами, — я могу устроить им серьезные неприятности. Ну, например, взять заложников. Мы можем договориться о пароле, который вы пошлете мне, если захотите задержаться подольше.
Вздор! Алиса подумала про свой дом: темный, сырой, холодный и мрачный. Никому нет дела до того, закончит она покраску сейчас, или через несколько месяцев, или вообще никогда. Работы никакой. Друзья не заметят ее отсутствия, если только оно не слишком затянется. Почему бы ей не согласиться на такое невероятное предложение?
Мисс Пимм нахмурилась.
— Я действительно не верю, чтобы Служба чинила вам какие-либо препятствия. Как правило, они весьма достойные люди, хотя сейчас, возможно, и несколько не в своей тарелке.
— Ха! — воскликнула Юфимия и осушила рюмку.
Алиса допила кофе. На улице дождь, одиночество, грязь и голые деревья. Увидеть жаркие тропики! Сколько лет у нее не было нормального отпуска? Она вообще не помнила ни одного. Поездки на неделю или на две к теткам в Борнмут. Тайно проведенные с Д'Арси выходные перед войной. Огонь в камине шипел и дымил.
— Молочник, — пробормотала она. — Мясник…
— Ваши счета оплачены? По дороге мы можем проехать мимо вашего дома. Оставите на двери записку, пусть пока приостановят доставку.
— Приглашение для взломщиков?
— Я могу сделать дом неприступным. Ну что, решено?
Алиса с сомнением посмотрела на Юфимию:
— Имейте в виду — я верю Эдварду. Я не предам его.
19
«Омбай фала, инкутин…»
Они вышли из дома Алисы, пересекли Норвич и понеслись на запад в направлении Кембриджа. Чувство реальности окончательно изменило Алисе. Неужели она потеряла рассудок? Или это выветрились винные пары? Она съежилась на заднем сиденье рядом с Юфимией Маккей, а мисс Пимм с маниакальным упорством гнала автомобиль сквозь ночь. Ливень заливал ветровое стекло как бы в насмешку над жалкими попытками дворников справиться с ним; чудо техники — электрические фары не высвечивали впереди ничего, кроме серебристой водяной стены.
«Инду мака, саса ду».
Стуча зубами, отбивая ритм ладонями по коленям, Юфимия пыталась обучить Алису словам ключа — древней как мир песни, которая должна была отворить портал в Сент-Галле и перенести их в другой мир. Алиса помнила такую же поездку полтора года назад — тогда мисс Пимм учила Эдварда и Джулиана этой же самой белиберде. Слова из незапамятных времен, сложный, будоражащий ритм. Только тогда стоял солнечный летний полдень, а машину вел солидный, здравомыслящий мистер Стрингер. Он-то не гнал машину по извилистой дороге в холмах в кромешной тьме и не срезал повороты по встречной полосе.
— Хосагил! — торжествующе вскричала Юфимия. — Конец первого куплета. Хотите попробовать сначала?
Нет, Алиса не хотела попробовать. Алиса хотела домой, к своему одиночеству, хотела броситься в свою постель, натянув одеяло на голову. Она хотела, чтобы это безумие прекратилось. Ну же! Пожалуйста! Должно быть, вино ударило ей в голову, иначе она ни за что бы не согласилась на этот бред. Отпуск в другом мире? Ни у кого из них пет с собой багажа. Они несутся в никуда. Это невозможно. Это какой-то чудовищный розыгрыш. Теперь, когда действие вина ослабло, она понимала это.
— Давайте лучше я буду повторять за вами по одной строке.
— Верно! — радостно взвизгнула Юфимия. — Омбай фала, инкутин…
«Омбай фала, инкутин».
В Кембридже им предстояло захватить с собой Билла и Бетси Пепперов, ту самую пару, которая прибыла сюда из Соседства провести отпуск и ухитрилась подцепить испанку, продолжавшую еще вспыхивать то там, то здесь по всей Англии. Юфимия уже рассказала ей, что, не успев вернуться вовремя в Олимп, бедолаги Пепперы весьма и весьма подпортили себе репутацию.
Пропади они пропадом, эти несчастные Пепперы! Почему, ну почему Алиса позволила вовлечь себя во все это?
«Айба риба мона кин.
Хосагил!»
— Теперь второй куплет…
— Минуточку. Можно я поупражняюсь с ритмом?
— О, это гораздо проще, вы справитесь. И мисс Пимм побарабанит для нас. Верно, мисс Пимм?
Не сбавляя хода, машина свернула за поворот и несколько секунд шла боком, прежде чем набрать скорость и снова вонзиться в непроглядную, насквозь пропитанную водой мглу. Алиса даже взвизгнуть не успела. Она поняла, что пока, слава Богу, жива, и слегка перевела дух.
— Неужели необходимо так нестись?
— Необходимо! — отрезала мисс Пимм. — Нам еще далеко. Нужно успеть сделать дело, а мне еще и убраться оттуда, прежде чем местные проснутся и заметят, что там творятся странные вещи.
Странныевещи? Первобытное шаманство в наше время? В церкви?
— Викарий должен успеть приготовиться к заутрене, — добавила мисс Пимм, словно это все объясняло.
— Сент-Галл до сих пор используется, — беззаботно пояснила Юфимия. — Центр узла находится прямо перед алтарем, хотя стоячие камни остались на дворе. Это место было святым вот уже тысячи…
— Я знаю. Я там была.
— Ах да. Вы говорили.
Алиса сама видела, как Эдвард и Джулиан вошли в эту церковь. И насколько ей было известно, они больше не выходили оттуда. Это, кажется, где-то в Котсволде. Противоположный конец Англии: Кембридж, потом скорее всего через Нортгемптон и Оксфорд. Уилтшир? Да, это не один час ехать.
— Дайте мне разобраться. Мы поем и пляшем, и потом появляется волшебство, и мы оказываемся прямо в Соседстве? Прямо так?
— Прямо так. Только что вы были в Сент-Галле, и вот вы уже на узле в Олимпе. На лужайке с зеленой изгородью.
А скорее всего в психушке Колни-Хэтч, в смирительной рубашке.
— Нас будет четверо, — все так же беззаботно продолжала Юфимия. — В компании гораздо легче. Вот когда я одна сюда переходила, мне было жуть как тяжело. Поди, двадцать минут прошло, покуда я настроилась как надо. Я как собака вымоталась с этим танцем… Ладно, второй куплет…
— Еще минуточку! Если мисс Пимм будет бить в барабан, что помешает ей перенестись вместе с нами?
— Такие случаи бывали, — откликнулась мисс Пимм с переднего сиденья. — Я имею в виду перенос не тех людей. — Машина вильнула, чудом избежав столкновения с одиноким велосипедистом-самоубийцей, без единого огня спешившего куда-то сквозь ночь, дождь и ветер. — Но я буду держаться подальше от центра узла и не буду ни петь, ни танцевать.
Языческие оргии в почтенной сельской церкви?
— И потом, — добавила Юфимия дрожащим от волнения голосом, как бы заранее предупреждая о том, что им предстоит не совсем обычное дело, — мисс Пимм будет одета.
— Что? Вы хотите сказать, что мы… в такую погоду?
— О да. Так что давайте лучше разучим как следует слова — все пройдет быстрее, и мы не замерзнем.
— Совсем раздеты?
— До нитки. Но там почти темно. И не берите в голову Билла. Он столько раз проделывал все это, так что насмотрелся — будь здоровчик! Ладно, первый куплет…
Они вышли из дома Алисы, пересекли Норвич и понеслись на запад в направлении Кембриджа. Чувство реальности окончательно изменило Алисе. Неужели она потеряла рассудок? Или это выветрились винные пары? Она съежилась на заднем сиденье рядом с Юфимией Маккей, а мисс Пимм с маниакальным упорством гнала автомобиль сквозь ночь. Ливень заливал ветровое стекло как бы в насмешку над жалкими попытками дворников справиться с ним; чудо техники — электрические фары не высвечивали впереди ничего, кроме серебристой водяной стены.
«Инду мака, саса ду».
Стуча зубами, отбивая ритм ладонями по коленям, Юфимия пыталась обучить Алису словам ключа — древней как мир песни, которая должна была отворить портал в Сент-Галле и перенести их в другой мир. Алиса помнила такую же поездку полтора года назад — тогда мисс Пимм учила Эдварда и Джулиана этой же самой белиберде. Слова из незапамятных времен, сложный, будоражащий ритм. Только тогда стоял солнечный летний полдень, а машину вел солидный, здравомыслящий мистер Стрингер. Он-то не гнал машину по извилистой дороге в холмах в кромешной тьме и не срезал повороты по встречной полосе.
— Хосагил! — торжествующе вскричала Юфимия. — Конец первого куплета. Хотите попробовать сначала?
Нет, Алиса не хотела попробовать. Алиса хотела домой, к своему одиночеству, хотела броситься в свою постель, натянув одеяло на голову. Она хотела, чтобы это безумие прекратилось. Ну же! Пожалуйста! Должно быть, вино ударило ей в голову, иначе она ни за что бы не согласилась на этот бред. Отпуск в другом мире? Ни у кого из них пет с собой багажа. Они несутся в никуда. Это невозможно. Это какой-то чудовищный розыгрыш. Теперь, когда действие вина ослабло, она понимала это.
— Давайте лучше я буду повторять за вами по одной строке.
— Верно! — радостно взвизгнула Юфимия. — Омбай фала, инкутин…
«Омбай фала, инкутин».
В Кембридже им предстояло захватить с собой Билла и Бетси Пепперов, ту самую пару, которая прибыла сюда из Соседства провести отпуск и ухитрилась подцепить испанку, продолжавшую еще вспыхивать то там, то здесь по всей Англии. Юфимия уже рассказала ей, что, не успев вернуться вовремя в Олимп, бедолаги Пепперы весьма и весьма подпортили себе репутацию.
Пропади они пропадом, эти несчастные Пепперы! Почему, ну почему Алиса позволила вовлечь себя во все это?
«Айба риба мона кин.
Хосагил!»
— Теперь второй куплет…
— Минуточку. Можно я поупражняюсь с ритмом?
— О, это гораздо проще, вы справитесь. И мисс Пимм побарабанит для нас. Верно, мисс Пимм?
Не сбавляя хода, машина свернула за поворот и несколько секунд шла боком, прежде чем набрать скорость и снова вонзиться в непроглядную, насквозь пропитанную водой мглу. Алиса даже взвизгнуть не успела. Она поняла, что пока, слава Богу, жива, и слегка перевела дух.
— Неужели необходимо так нестись?
— Необходимо! — отрезала мисс Пимм. — Нам еще далеко. Нужно успеть сделать дело, а мне еще и убраться оттуда, прежде чем местные проснутся и заметят, что там творятся странные вещи.
Странныевещи? Первобытное шаманство в наше время? В церкви?
— Викарий должен успеть приготовиться к заутрене, — добавила мисс Пимм, словно это все объясняло.
— Сент-Галл до сих пор используется, — беззаботно пояснила Юфимия. — Центр узла находится прямо перед алтарем, хотя стоячие камни остались на дворе. Это место было святым вот уже тысячи…
— Я знаю. Я там была.
— Ах да. Вы говорили.
Алиса сама видела, как Эдвард и Джулиан вошли в эту церковь. И насколько ей было известно, они больше не выходили оттуда. Это, кажется, где-то в Котсволде. Противоположный конец Англии: Кембридж, потом скорее всего через Нортгемптон и Оксфорд. Уилтшир? Да, это не один час ехать.
— Дайте мне разобраться. Мы поем и пляшем, и потом появляется волшебство, и мы оказываемся прямо в Соседстве? Прямо так?
— Прямо так. Только что вы были в Сент-Галле, и вот вы уже на узле в Олимпе. На лужайке с зеленой изгородью.
А скорее всего в психушке Колни-Хэтч, в смирительной рубашке.
— Нас будет четверо, — все так же беззаботно продолжала Юфимия. — В компании гораздо легче. Вот когда я одна сюда переходила, мне было жуть как тяжело. Поди, двадцать минут прошло, покуда я настроилась как надо. Я как собака вымоталась с этим танцем… Ладно, второй куплет…
— Еще минуточку! Если мисс Пимм будет бить в барабан, что помешает ей перенестись вместе с нами?
— Такие случаи бывали, — откликнулась мисс Пимм с переднего сиденья. — Я имею в виду перенос не тех людей. — Машина вильнула, чудом избежав столкновения с одиноким велосипедистом-самоубийцей, без единого огня спешившего куда-то сквозь ночь, дождь и ветер. — Но я буду держаться подальше от центра узла и не буду ни петь, ни танцевать.
Языческие оргии в почтенной сельской церкви?
— И потом, — добавила Юфимия дрожащим от волнения голосом, как бы заранее предупреждая о том, что им предстоит не совсем обычное дело, — мисс Пимм будет одета.
— Что? Вы хотите сказать, что мы… в такую погоду?
— О да. Так что давайте лучше разучим как следует слова — все пройдет быстрее, и мы не замерзнем.
— Совсем раздеты?
— До нитки. Но там почти темно. И не берите в голову Билла. Он столько раз проделывал все это, так что насмотрелся — будь здоровчик! Ладно, первый куплет…
20
Ночи, казалось, не будет конца; она тянулась вне пределов реальности или человеческих сил, превратившись в конце концов в абсолютное безумие. Где-то под утро Алиса оказалась скачущей в обществе еще трех психов перед алтарем почтенной маленькой сельской церквушки — старинного места поклонения многих поколений верующих. По всей Англии таких мест тысячи. Первые лучи зари расцветили обращенные к востоку витражи; шипящая ацетиленовая лампа отбрасывала на дубовые панели, камни и памятные плиты причудливые тени.
И это всего лишь репетиция в одежде! Алиса как могла бормотала эту белиберду и повторяла за другими прыжки, наклоны и пируэты между кафедрой и первым рядом скамей. Мисс Пимм сидела поодаль, отбивая замысловатый ритм на маленьком барабане. Похоже, никто не сознавал всей абсурдности происходящего. Никто не видел в этом никакого святотатства.
Алиса никогда не считала себя религиозной. Она не помнила, во что верили ее родители. Дядя Кам и тетя Рона были достойными, высоконравственными людьми, но не принадлежали ни к одной церкви. Они учили ее тому, что дела важнее слов, что любовь и долг значат больше любого ритуала или символов веры. Подобно Эдварду она испытывала отвращение к узколобым догмам, которые пытался внушить им дядя Роланд. За много лет она была в церкви лишь однажды, и то только потому, что Терри хотел венчаться по христианскому обряду. Смерть его она оплакивала без помощи священника.
Как бы то ни было, Сент-Галл была настоящей церковью — местом, которое на протяжении столетий освящалось искренней верой простых, честных людей. Осквернять ее подобным мумбо-юмбо было не просто неуважением, а каким-то чудовищным извращением. Она не в силах больше переносить это кощунство! Только она собралась оборвать танец и высказать им наконец все, что она думает, как мисс Пимм прекратила бить в барабан.
— Так сойдет. Попробуем.
— Но… — воскликнула Алиса, и тут храбрость изменила ей. Она молча последовала за остальными в ризницу по длинному темному нефу, освещенному только фонариком в руке Юфимии. Первым вошел Билл Пеппер, а она с остальными женщинами ждала его у дверей. Когда он вышел без одежды, она отвернулась. Она продолжала убеждать себя в том, что с нее довольно, что она не собирается играть больше в эту дурацкую игру, но тем не менее вошла в ризницу вместе с Юфимией и Бетси — та до сих пор надрывно кашляла, так что уж ей-то совсем не стоило раздеваться в нетопленой церкви этой холодной, дождливой февральской ночью. Обзывая саму себя дурой и легковерной маньячкой, Алиса вместе с остальными разделась и вернулась к алтарю, ежась от морозного воздуха и ледяных камней под ногами. Если до сих пор все было так плохо, то что же ее ожидает в будущем!
— Готовы? — громко спросила мисс Пимм и, не дожидаясь ответа, забила в барабан.
«Омбай фала, инкутин».
Прыжок, наклон, взмах руками…
«Инду мака, саса ду».
Мистер Пеппер был высоким, узкогрудым человеком, но голос у него оказался неожиданно зычный и низкий. Что, если какой-нибудь ранний прохожий увидит сквозь цветной витраж свет лампы или услышит барабанный бой и эти чудовищные слова? Прежде чем они опомнятся, сюда вломится полиция. Желтая пресса с ума сойдет, трубя на весь мир про сатанинские оргии. Голые торсы бледными призраками мелькали в темноте. Неправильно все это! Это святотатство! Это неприлично!
Совершенно неожиданно темнота разорвалась, словно лоскут темной ткани. Прямо над головой появился разлом. Он стремительно удлинялся — через кафедру, через пол, разделив весь мир надвое. Земля ушла у Алисы из-под ног, и она упала прямо в жаркий день, покатившись по траве. Яркий свет ослепил ее. Боль, отчаяние… Потом кто-то завернул ее в одеяло и крепко обнял.
— Все в порядке, Энтайка, — произнес ей на ухо резкий женский голос. — Я держу тебя, сейчас все пройдет.
И это всего лишь репетиция в одежде! Алиса как могла бормотала эту белиберду и повторяла за другими прыжки, наклоны и пируэты между кафедрой и первым рядом скамей. Мисс Пимм сидела поодаль, отбивая замысловатый ритм на маленьком барабане. Похоже, никто не сознавал всей абсурдности происходящего. Никто не видел в этом никакого святотатства.
Алиса никогда не считала себя религиозной. Она не помнила, во что верили ее родители. Дядя Кам и тетя Рона были достойными, высоконравственными людьми, но не принадлежали ни к одной церкви. Они учили ее тому, что дела важнее слов, что любовь и долг значат больше любого ритуала или символов веры. Подобно Эдварду она испытывала отвращение к узколобым догмам, которые пытался внушить им дядя Роланд. За много лет она была в церкви лишь однажды, и то только потому, что Терри хотел венчаться по христианскому обряду. Смерть его она оплакивала без помощи священника.
Как бы то ни было, Сент-Галл была настоящей церковью — местом, которое на протяжении столетий освящалось искренней верой простых, честных людей. Осквернять ее подобным мумбо-юмбо было не просто неуважением, а каким-то чудовищным извращением. Она не в силах больше переносить это кощунство! Только она собралась оборвать танец и высказать им наконец все, что она думает, как мисс Пимм прекратила бить в барабан.
— Так сойдет. Попробуем.
— Но… — воскликнула Алиса, и тут храбрость изменила ей. Она молча последовала за остальными в ризницу по длинному темному нефу, освещенному только фонариком в руке Юфимии. Первым вошел Билл Пеппер, а она с остальными женщинами ждала его у дверей. Когда он вышел без одежды, она отвернулась. Она продолжала убеждать себя в том, что с нее довольно, что она не собирается играть больше в эту дурацкую игру, но тем не менее вошла в ризницу вместе с Юфимией и Бетси — та до сих пор надрывно кашляла, так что уж ей-то совсем не стоило раздеваться в нетопленой церкви этой холодной, дождливой февральской ночью. Обзывая саму себя дурой и легковерной маньячкой, Алиса вместе с остальными разделась и вернулась к алтарю, ежась от морозного воздуха и ледяных камней под ногами. Если до сих пор все было так плохо, то что же ее ожидает в будущем!
— Готовы? — громко спросила мисс Пимм и, не дожидаясь ответа, забила в барабан.
«Омбай фала, инкутин».
Прыжок, наклон, взмах руками…
«Инду мака, саса ду».
Мистер Пеппер был высоким, узкогрудым человеком, но голос у него оказался неожиданно зычный и низкий. Что, если какой-нибудь ранний прохожий увидит сквозь цветной витраж свет лампы или услышит барабанный бой и эти чудовищные слова? Прежде чем они опомнятся, сюда вломится полиция. Желтая пресса с ума сойдет, трубя на весь мир про сатанинские оргии. Голые торсы бледными призраками мелькали в темноте. Неправильно все это! Это святотатство! Это неприлично!
Совершенно неожиданно темнота разорвалась, словно лоскут темной ткани. Прямо над головой появился разлом. Он стремительно удлинялся — через кафедру, через пол, разделив весь мир надвое. Земля ушла у Алисы из-под ног, и она упала прямо в жаркий день, покатившись по траве. Яркий свет ослепил ее. Боль, отчаяние… Потом кто-то завернул ее в одеяло и крепко обнял.
— Все в порядке, Энтайка, — произнес ей на ухо резкий женский голос. — Я держу тебя, сейчас все пройдет.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Где демоны?
Где те, кто поклоняется демонам?
Где то место, в котором собираются демоны?
Где то место, куда спешат полчища демонов?
Зенд-Авеста: Вендодбд, Фаргард VII, 8
21
Дош не бывал в Ринувейле с самого детства. Съежившись под ударами ветра, он стоял в том месте, где дорога через Лампасс начинала спускаться по Ринуслоупу. Он с отвращением смотрел вниз, на равнину, и она показалась ему еще тоскливее, чем раньше, — маленькая, скучная низина в окружении зазубренных гор. Стиснутая этими жуткими белыми клыками, страна была почти лишена зелени — пастбища и поля из последних сил сопротивлялись наступлению отвалов шлака, которые рано или поздно неизбежно поглотят все. Крыши редких лачуг казались зернышками перца; от действующих шахт тянулись шлейфы пыли. Ни деревца! А ведь они точно были! Единственные цветные пятна
— крапинки ярко-красных или бордовых отравленных прудов на месте брошенных шахт. В дымке на горизонте угадывались какие-то домишки. Должно быть, это было единственное поселение в вейле, самопровозглашенный город Рину, откуда правил страной ниолийский военный губернатор.
Впрочем, до города — или, скорее, деревни — было еще далеко. Сейчас его больше тревожили отблески солнца на бронзовых доспехах солдат — отряд маячил в полумиле перед ними, у основания пологого спуска. Они выстроились, перегораживая дорогу, так что право Освободителя на свободный проход, похоже, подвергалось сомнению. Это обещало быть любопытным. Пустит ли Д'вард на них свою Нагианскую Сотню, пойдет на переговоры или повернет назад? Поскольку у Доша теперь не осталось никакого оружия, кроме собственных ногтей, он не горел желанием участвовать во всем этом, но поглядеть был не прочь.
Он отвернулся, моргая слезящимися глазами и жалея, что у него нет другой одежды, кроме этой драной повязки. Дважды за свою жизнь он вляпывался в приключения из-за Д'варда Освободителя и дважды оставался в результате гол как сокол. Бывают все-таки мастера наступать на грабли дважды.
Слева от него на вершине небольшого возвышения Сотня остановилась и построилась вокруг своего вождя. Похоже, это стало основной задачей воинов
— удерживать толпу на расстоянии от Д'варда, когда тому хотелось немного покоя. Все остальное время его окружали нетерпеливые паломники. Дош не разговаривал с Д'вардом с того самого дня, как присоединился к Свободным. Он просто плелся вместе со всеми, пытаясь понять смысл всего этого безумия. Во время проповедей Д'варда — тот обращался к толпе два или три раза в день — он сидел с самого краю. Конечно, оратор из Д'варда был замечательный. В старые времена Дошу довольно часто доводилось видеть, как тот воодушевляет своими речами целую армию, а теперь он стал говорить еще лучше.
Он свободно говорил по-джоалийски, но если кто-нибудь задавал ему вопрос по-ниолийски, он переходил на ниолийский. Он очень ловко отвечал на самые сложные вопросы. Он рассказывал притчи. Он проповедовал радость веры, скромности, честности, целомудрия и прочей ерунды. Он осуждал плотские развлечения, алчность, чревоугодие. Он цитировал Филобийские пророчества, согласно которым он принесет смерть Смерти и не будет больше Жнецов, собирающих по ночам души. Большая часть того, что он говорил, была прямым святотатством, отрицанием богов — как Пентатеона, так и аватар. Он уверял, что все они — просто смертные, обладающие магическими силами. Его слушатели от возмущения должны были забить его камнями, но до сих пор ничего такого не происходило. Как ни странно, большинство их, похоже, верили ему и в него.
Дош верить не мог. Он знал кое-что о богах; он не любил их всех, а особенно Юношу, но он знал о них достаточно, чтобы бояться их. Он с радостью бы поверил в ересь Д'варда, но не мог. Было бы еще чудеснее проглотить все эти идеалистические моральные выверты Освободителя, но он слишком хорошо знал жизнь. Жизнь совсем другая. Мир состоит из волков и овец, и волки не могут питаться травой, кто бы и что им ни проповедовал. Правда, Д'варду он говорить этого не собирался.
И уж конечно, он не сказал бы этого Прат'ану или другим его соратникам. Дош общался с Соналбийской Сотней только тогда, когда заваливался к их кострам, чтобы поесть. Его кормили охотно, слегка поддразнивая, но в общем относились к нему довольно-таки дружелюбно. Они укрыли его от джоалийских солдат. Казалось, они даже готовы были доверять ему, однако сам он не был уверен в том, что доверяет им. Из их фанатичной веры в Освободителя следовало, что все они сошли с ума, а здравомыслящему человеку лучше держаться от психов подальше.
Вот Дош по привычке и держался сам по себе. Собственно, он всю жизнь был одиночкой — человек с несчетным количеством любовников и без единого друга. В его сторону направлялся Прат'ан Горшечник. Этот великан, бряцая оружием, решительно прокладывал себе дорогу через толпу. Не иначе его послали за Дошем. Дош так и знал, что без неприятностей не обойдется.
По дороге тянулся хвост процессии — старухи, женщины с детьми, старики с клюками, калеки и уроды. Ряды Свободных сильно пополнились в Носоквейле; должно быть, за Освободителем следовало теперь не меньше полутысячи человек. У большинства из них не было ни еды, ни денег. Многие были одеты не лучше Доша. Они пройдут по маленькому Ринувейлу как стая саранчи — если солдаты пустят их, конечно. Если солдаты повернут их назад, они умрут с голоду или замерзнут в горах. Надвигалась зима.
— Приветствую тебя, брат Дош! — прогрохотал Прат'ан. Дош так и не привык пока видеть нагианского воина без краски на лице.
— Привет и тебе. Сотник.
— Я не Сотник. Наш вождь — Освободитель. Я всего лишь один из Свободных
— как и ты. — Здоровяк поставил щит на землю и окинул взглядом долину. — Бывал здесь раньше?
— Давно.
— Что это за деревня? — Он ткнул вперед острием копья.
— Рину.
— Это город? — фыркнул Прат'ан. — Вот это? И кто владеет здешним храмом?
— Насколько мне известно, храма здесь нет. Только несколько молелен. Есть, правда, один храм в нескольких милях к востоку — храм Джинуу. Это бог отваги, аватара Юноши.
— Богов нет! — угрожающе буркнул Прат'ан. — Только чародеи. Они самозванцы, все до единого.
— Ну, если ты так говоришь…
— Так говорит Д'вард! Мне этого достаточно, а теперь и тебе тоже.
Одним из правил Доша было не спорить с вооруженным человеком больше трех футов ростом, а Прат'ан был вдвое выше.
— Разумеется. Главное… э… чародейское заведение в Ринувейле — монастырь Ирепит.
— А она кем притворяется? — осклабился Прат'ан.
— Богиней покаяния. Слышал о дочерях Ирепит?
— Нет. И не хочу. Освободитель желает видеть тебя.
Дошу ничего не оставалось как идти. Они начали подниматься на холм.
— Что случилось с этой страной? — спросил Прат'ан. — Она выглядит как хорошо обглоданная кость.
— Ей слишком повезло с подземными богатствами. Копни в любом месте — и наткнешься на золотую жилу. Ну или на другой металл. Или на драгоценные камни.
— Зря перевели хорошие пастбища.
— Ниолийцы так не считают. Они сняли всю землю до уровня подземных вод, так что здесь ничего больше не растет. Почему бы тебе не спросить об этом у Д'варда? Он уже бывал тут раньше.
Воин подозрительно покосился сверху вниз на Доша:
— Откуда ты знаешь?
— Ну, мне так кажется.
Прат'ан обдумал это и нахмурился:
— Никогда не строй предположений насчет Освободителя. — Все. Конец разговора.
Любой, у кого чуть меньше мускулов, а мозгов чуть больше, чем у вола, догадался бы, что Д'вард до мельчайших подробностей изучил путь, по которому направляется. Он каждый вечер менял стоянки, выбирая для них самые странные места. Иногда он загонял своих оборванных последователей до полусмерти, а иногда они шли совсем недолго. Если бы Дош был игроком — а в данный момент ему было не до этого, — он без колебаний поспорил бы на все, чем владел — то есть на данный момент ничем, — что Д'вард уже проделал весь путь от Джоалвейла до Тарга, используя в качестве карты «Филобийский Завет».
— крапинки ярко-красных или бордовых отравленных прудов на месте брошенных шахт. В дымке на горизонте угадывались какие-то домишки. Должно быть, это было единственное поселение в вейле, самопровозглашенный город Рину, откуда правил страной ниолийский военный губернатор.
Впрочем, до города — или, скорее, деревни — было еще далеко. Сейчас его больше тревожили отблески солнца на бронзовых доспехах солдат — отряд маячил в полумиле перед ними, у основания пологого спуска. Они выстроились, перегораживая дорогу, так что право Освободителя на свободный проход, похоже, подвергалось сомнению. Это обещало быть любопытным. Пустит ли Д'вард на них свою Нагианскую Сотню, пойдет на переговоры или повернет назад? Поскольку у Доша теперь не осталось никакого оружия, кроме собственных ногтей, он не горел желанием участвовать во всем этом, но поглядеть был не прочь.
Он отвернулся, моргая слезящимися глазами и жалея, что у него нет другой одежды, кроме этой драной повязки. Дважды за свою жизнь он вляпывался в приключения из-за Д'варда Освободителя и дважды оставался в результате гол как сокол. Бывают все-таки мастера наступать на грабли дважды.
Слева от него на вершине небольшого возвышения Сотня остановилась и построилась вокруг своего вождя. Похоже, это стало основной задачей воинов
— удерживать толпу на расстоянии от Д'варда, когда тому хотелось немного покоя. Все остальное время его окружали нетерпеливые паломники. Дош не разговаривал с Д'вардом с того самого дня, как присоединился к Свободным. Он просто плелся вместе со всеми, пытаясь понять смысл всего этого безумия. Во время проповедей Д'варда — тот обращался к толпе два или три раза в день — он сидел с самого краю. Конечно, оратор из Д'варда был замечательный. В старые времена Дошу довольно часто доводилось видеть, как тот воодушевляет своими речами целую армию, а теперь он стал говорить еще лучше.
Он свободно говорил по-джоалийски, но если кто-нибудь задавал ему вопрос по-ниолийски, он переходил на ниолийский. Он очень ловко отвечал на самые сложные вопросы. Он рассказывал притчи. Он проповедовал радость веры, скромности, честности, целомудрия и прочей ерунды. Он осуждал плотские развлечения, алчность, чревоугодие. Он цитировал Филобийские пророчества, согласно которым он принесет смерть Смерти и не будет больше Жнецов, собирающих по ночам души. Большая часть того, что он говорил, была прямым святотатством, отрицанием богов — как Пентатеона, так и аватар. Он уверял, что все они — просто смертные, обладающие магическими силами. Его слушатели от возмущения должны были забить его камнями, но до сих пор ничего такого не происходило. Как ни странно, большинство их, похоже, верили ему и в него.
Дош верить не мог. Он знал кое-что о богах; он не любил их всех, а особенно Юношу, но он знал о них достаточно, чтобы бояться их. Он с радостью бы поверил в ересь Д'варда, но не мог. Было бы еще чудеснее проглотить все эти идеалистические моральные выверты Освободителя, но он слишком хорошо знал жизнь. Жизнь совсем другая. Мир состоит из волков и овец, и волки не могут питаться травой, кто бы и что им ни проповедовал. Правда, Д'варду он говорить этого не собирался.
И уж конечно, он не сказал бы этого Прат'ану или другим его соратникам. Дош общался с Соналбийской Сотней только тогда, когда заваливался к их кострам, чтобы поесть. Его кормили охотно, слегка поддразнивая, но в общем относились к нему довольно-таки дружелюбно. Они укрыли его от джоалийских солдат. Казалось, они даже готовы были доверять ему, однако сам он не был уверен в том, что доверяет им. Из их фанатичной веры в Освободителя следовало, что все они сошли с ума, а здравомыслящему человеку лучше держаться от психов подальше.
Вот Дош по привычке и держался сам по себе. Собственно, он всю жизнь был одиночкой — человек с несчетным количеством любовников и без единого друга. В его сторону направлялся Прат'ан Горшечник. Этот великан, бряцая оружием, решительно прокладывал себе дорогу через толпу. Не иначе его послали за Дошем. Дош так и знал, что без неприятностей не обойдется.
По дороге тянулся хвост процессии — старухи, женщины с детьми, старики с клюками, калеки и уроды. Ряды Свободных сильно пополнились в Носоквейле; должно быть, за Освободителем следовало теперь не меньше полутысячи человек. У большинства из них не было ни еды, ни денег. Многие были одеты не лучше Доша. Они пройдут по маленькому Ринувейлу как стая саранчи — если солдаты пустят их, конечно. Если солдаты повернут их назад, они умрут с голоду или замерзнут в горах. Надвигалась зима.
— Приветствую тебя, брат Дош! — прогрохотал Прат'ан. Дош так и не привык пока видеть нагианского воина без краски на лице.
— Привет и тебе. Сотник.
— Я не Сотник. Наш вождь — Освободитель. Я всего лишь один из Свободных
— как и ты. — Здоровяк поставил щит на землю и окинул взглядом долину. — Бывал здесь раньше?
— Давно.
— Что это за деревня? — Он ткнул вперед острием копья.
— Рину.
— Это город? — фыркнул Прат'ан. — Вот это? И кто владеет здешним храмом?
— Насколько мне известно, храма здесь нет. Только несколько молелен. Есть, правда, один храм в нескольких милях к востоку — храм Джинуу. Это бог отваги, аватара Юноши.
— Богов нет! — угрожающе буркнул Прат'ан. — Только чародеи. Они самозванцы, все до единого.
— Ну, если ты так говоришь…
— Так говорит Д'вард! Мне этого достаточно, а теперь и тебе тоже.
Одним из правил Доша было не спорить с вооруженным человеком больше трех футов ростом, а Прат'ан был вдвое выше.
— Разумеется. Главное… э… чародейское заведение в Ринувейле — монастырь Ирепит.
— А она кем притворяется? — осклабился Прат'ан.
— Богиней покаяния. Слышал о дочерях Ирепит?
— Нет. И не хочу. Освободитель желает видеть тебя.
Дошу ничего не оставалось как идти. Они начали подниматься на холм.
— Что случилось с этой страной? — спросил Прат'ан. — Она выглядит как хорошо обглоданная кость.
— Ей слишком повезло с подземными богатствами. Копни в любом месте — и наткнешься на золотую жилу. Ну или на другой металл. Или на драгоценные камни.
— Зря перевели хорошие пастбища.
— Ниолийцы так не считают. Они сняли всю землю до уровня подземных вод, так что здесь ничего больше не растет. Почему бы тебе не спросить об этом у Д'варда? Он уже бывал тут раньше.
Воин подозрительно покосился сверху вниз на Доша:
— Откуда ты знаешь?
— Ну, мне так кажется.
Прат'ан обдумал это и нахмурился:
— Никогда не строй предположений насчет Освободителя. — Все. Конец разговора.
Любой, у кого чуть меньше мускулов, а мозгов чуть больше, чем у вола, догадался бы, что Д'вард до мельчайших подробностей изучил путь, по которому направляется. Он каждый вечер менял стоянки, выбирая для них самые странные места. Иногда он загонял своих оборванных последователей до полусмерти, а иногда они шли совсем недолго. Если бы Дош был игроком — а в данный момент ему было не до этого, — он без колебаний поспорил бы на все, чем владел — то есть на данный момент ничем, — что Д'вард уже проделал весь путь от Джоалвейла до Тарга, используя в качестве карты «Филобийский Завет».