Страница:
С равнины доносилось заунывное пение. Надо же, какая ирония! Последний раз, когда он видел Экзетера, если не считать сегодняшнего дня, тот тоже вел похоронную службу по жертвам Зэца. Теперь он хоронил свои жертвы.
На этот раз Джулиан на службе отсутствовал.
Служба был недолгой. Как только она завершилась, повсюду вокруг развалин храма вспыхнули костры, так что те овцеподобные твари пришлись как раз кстати к поминальному пиру. Неохотно признавшись себе в том, что его шатает от голода, Джулиан устало поднялся и отправился на поиски благотворительного обеда, но у ближайшего же костра его чуть не вырвало от запаха подгорелого мяса, и он не задерживаясь поплелся дальше. Пошатавшись бесцельно по толпе, он забрел в храм. Большой двор был теперь пуст. Тела из пруда исчезли, а в окне, в котором стоял Экзетер, виднелись одни звезды. Камни еще хранили тепло, но воздух остыл. Почему-то при лунном свете виртуальность ощущалась еще сильнее. Тогда торчавшие к небу зубья стен отбрасывали на песок бархатно-черные тени. От этого мурашки бежали по коже. Даже местные ощущали это и держались отсюда подальше.
Все, кроме одного. Увидев мерцающий в стороне огонек, Джулиан обнаружил еще один дворик, поменьше, а в нем одинокого человека, ничком лежавшего у маленького костра. Он был жив и в сознании, ибо одна нога его то и дело ковыряла пальцем песок, но головы и плеч за валуном видно не было. Заинтригованный, Джулиан бесшумно подошел поближе. То, что он принял за валун, оказалось на поверку мешком Домми — он понял это в ту же секунду, как только увидел знакомую рыжую шевелюру. Домми торопливо писал что-то, положив бумагу и доску для письма так близко к огню, что те не загорелись еще только чудом.
— Привет.
Его слуга вскрикнул от удивления, потом узнал Джулиана и блеснул зубами в приветственной улыбке.
— Тайка Каптаан! — Он повернулся и сел, скрестив ноги, прижимая к груди свои записи. — Я ужасно рад, что вы и Энтайка Ньютон не пострадали во время этого ужасного несчастья.
— А я рад за тебя. — Джулиану хотелось знать, что такого важного записывает Домми при свете костра, если это не может подождать до утра. — Думаю, утром мы отправимся обратно в Олимп.
Лицо Домми не изменилось, и одно это уже было ответом.
— Мы сделали то, зачем прибыли сюда, — добавил Джулиан.
— Да, Тайка.
Ох, черт!
— Насколько я понимаю, ты хочешь остаться?
Домми прикусил губу и кивнул.
Джулиан подошел ближе и сел, облокотившись на колени.
— Объясни мне. Вряд ли ты считаешь, что Тайке Экзетеру нужен слуга — все равно у него нет ничего, кроме его хламиды. Твоя жена вот-вот родит. Скажи мне, зачем тебе оставаться здесь?
— Это трудно описать словами. Тайка.
На этом разговор временно увял. Джулиан, как и любой другой пришелец, обладал иммунитетом к экзетеровой харизме — он ощущал ее, но понимал ее происхождение и мот противиться ее действию, чего не скажешь о туземцах. Объяснение того, как действует харизма или мана, того, что случилось сегодня в храме, не излечило бы Домми от действия чар — как ребенку никогда не объяснишь, что на деле кролик взялся вовсе не из рукава фокусника. Или Джулиану просто не хотелось терять чертовски хорошего слугу? Нет, он и правда искренне переживал за Домми и Айету. Дело Освободителя было обречено на провал с самого начала, а теперь на его черное сердце легло еще и проклятие чудовищного преступления.
— Но ты ведь понимаешь, что опасность еще не миновала?
Домми улыбнулся:
— Ну, солдат-то теперь можно не опасаться. Тайка! Дважды королева Эльванайф посылала своих воинов против Освободителя, и дважды терпели они неудачу. Какая армия дерзнет выступить теперь против него?
— Пожалуй, в этом ты прав. — Рассказы об отважных кавалеристах, рыдающих от раскаяния и копающих могилы для своих жертв, наверняка разбегутся по всем вейлам. Короли и местные правители могут, конечно, продолжать посылать убийц, но войска против крестового похода Экзетера уже не пошлют. — Что, пишешь письмо Айете?
Домми крепче прижал бумажки к груди.
— Так, Тайка, записываю кое-что.
— Извини. Не мое дело. Не буду тогда мешать тебе. Можем переговорить утром, когда мы с Энтайкой Ньютон решим, что делать дальше. — Джулиан начал подниматься.
Домми поднял на него глаза.
— Я записываю слова Освободителя, Тайка. Пока они свежи еще в памяти.
Джулиан снова сел. Евангелие от Св.Домми? С его-то грамматикой? Впрочем, Джулиан успел разглядеть достаточно, чтобы понять: Домми пишет не по-английски. Он использовал алфавит Вейлов, очень похожий на древнегреческий.
— На каком языке?
Вопрос вызвал у Домми удивление.
— На рэндорианском. Тайка. На том, на котором он говорил. Он открыл много нового о Неделимом, чего не говорилось в Истинном Учении.
Еще бы! Экзетер наверняка напридумывал много всякого и говорил он, обращаясь телепатически, а не по-рэндориански. Помимо всего прочего, он камня на камне не оставил от учения Службы касательно загробной жизни и сущности Пентатеона. Реформация Неделимого теперь расколота на две враждующие секты.
Был один вопрос, которого олимпийцы никогда не затрагивали в разговорах с Морковками. Нет пророка в своем отечестве, человек не может быть героем для своего слуги — за исключением, возможно, Эдварда Экзетера. Морковки знали, что апостолы всего лишь люди, религия — религией, а жизнь — жизнью. Однако теперь, повинуясь импульсу, Джулиан задал-таки запретный вопрос:
— Скажи, Домми, во что веришь ты сам? В какого бога или богов?
Веснушчатое лицо осветилось улыбкой.
— Я верю в Неделимого, Тайка Каптаан, хотя должен признаться, вера моя была хрупкой и неустойчивой до сегодняшнего дня, пока слова Освободителя не проникли в мое сердце.
Чего и следовало ожидать. Ох, за многое еще предстоит ответить Экзетеру!
— Отлично, — протянул Джулиан и наконец-то встал. — Мне все ясно, и если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время, это меня не касается. Ты был образцовым слугой, Домми. И незаменимым. Мне будет очень не хватать и тебя и твоей опеки, но я буду держать твое место свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь. И если ты хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я прослежу за тем, чтобы она его получила.
— Вы очень добры, Тайка! — Домми застенчиво положил свою писанину на песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.
Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.
— Тайка?
— Что?
— В какого бога верите вы?
Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во всяком случае, не в Эдварда Экзетера!
— Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. — Он поспешил спастись бегством.
Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала его за руку и притянула к себе.
— Вот ты где! Ты голоден?
— Нет.
Она отодвинулась назад, чтобы заглянуть ему в лицо, и задумчиво протянула: «М-м!»
— Его уже не остановишь, — буркнул он. — Если бы мы только попали сюда на день раньше… но не теперь?
— Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.
— А я не хочу!
— Ну, ну! — Она успокаивала его, как нянька успокаивает капризного ребенка. — Каждый человек имеет право на встречу со своими обвинителями. Ступай и скажи ему все, что ты о нем думаешь. — Она подтолкнула его вперед.
— Ядумаю? Ради Бога, Урсула, только не говори, что ты тоже на его стороне.
Она сжала его руку.
— Ну, не то чтобы на его стороне, но теперь я не думаю, что мы могли бы остановить его. Возможно, Зэц смог бы… но и в этом я теперь не очень уверена. Я хочу узнать больше о том, что он затеял. Я его недооценивала.
— А я его переоценивал. Боже, как я его переоценивал!
Она ущипнула его.
— Прекрати! — Они возвращались к храму, в поле виртуальности. Кожу начало пощипывать, а по ребрам заструился пот.
— Что ты имела в виду, говоря, что недооценивала его?
Она помолчала, прежде чем ответить.
— Он делает кое-что, что я считала прежде невозможным.
— Вроде убийства друзей? Боже! Тебе не кажется, что это немного меняет дело?
— Я не об этом. Он завоевал поддержку Пентатеона или части его, по крайней мере их нейтралитет. Это ведь умный ход, милый! Должно быть, он произвел на них впечатление. Нам известно, что они боятся Зэца, и Экзетеру удалось сыграть на этом.
— Знакомый дьявол лучше дьявола незнакомого. Пентатеон может решить, что лучше иметь дело с Зэцем, чем с Освободителем, который так обошелся со своими сторонниками.
Кошмар! Урсула явно переметнулась на другую сторону — уж не значит ли это, что Экзетер околдовал ее так же, как она собиралась околдовать его? Может, он проделает сейчас то же самое с рассудком Джулиана? Мгновение Джулиан раздумывал, не сбежать ли ему, но потом гордость взяла верх. Если он не дрогнул перед пушками бошей, он не дрогнет и сейчас.
Они обогнули шатер и увидели наконец-то самого мессию. Упавшая колонна и две обрушившихся стены образовали своеобразный шатер; посередине на песке потрескивал костер из плавника. Освободитель отодвинулся от пламени в самую тень. Голова его была непокрыта, но он зябко кутался в свою хламиду, словно его пробирал озноб. Джулиану не раз приходилось видеть пришельцев в подобном состоянии, и он знал, что это от избытка виртуальности.
Около дюжины нагианских щитов было разложено вокруг костра, как часовые отметки на гигантском циферблате, и возле каждого щита сидело по человеку
— новый Круглый Стол на смену погибшей Сотне. Здесь были оба выживших нагианца, и копья их лежали тут же, рядом с ними. Еще здесь сидел молодой блондин с перевязанной ногой, Дош Как-Там-Его; похоже, он только что плакал. Остальных мужчин и женщин Джулиан не знал. Все внимали своему бесценному вождю, но при виде вошедших тот замолчал, и все взгляды обратились в их сторону.
Место напротив Экзетера было незанято, и на нем лежала шляпа Урсулы — но, как с облегчением заметил Джулиан, не щит. Сидевшие по обе стороны женщины подвинулись. Урсула села и поправила на коленях платье. Рядом с ней оставалось место и для него, но он остался стоять, сложив руки и хмуро глядя поверх костра на человека, которого раньше называл своим другом.
Неужели несколько часов назад этот человек изнемогал от усталости? Джулиан пристально взглянул на Освободителя — нет, от усталости не осталось и следа; ее унес прочь поток маны. На ее место пришли харизма и властность.
Долгую минуту они молча смотрели друг на друга. Первым, разумеется, отвел взгляд Джулиан.
— Скажи мне, что тревожит тебя. — Экзетер решил говорить по-английски.
— Убийство. Предательство.
— Конкретнее.
Джулиан свирепо посмотрел на него.
— Ты знал из «Филобийского Завета», что в Ниолвейле предстоит кровопролитие. Ты сознательно позволил этому произойти — черт, да ты сам спровоцировал это! Ты принес своих же последователей в жертву, ты насосался маны от смерти всех этих беззащитных мужчин, женщин, детей. Ты ничуть не лучше Зэца!
Экзетер скривился, как будто проглотил что-то кислое.
— Да, я знал, что предстоит кровопролитие. «Кости молодых мужчин» — вот как говорилось в пророчестве. Я напоминал им об этом еще в Соналби. Некоторым из них предстоит умереть, говорил я. Они знали.
Джулиан вздрогнул и сглотнул, борясь с приступом тошноты.
— Спустя несколько дней после твоего ухода Проф Роулинсон прочел мне свою ознакомительную лекцию для новичков в Олимпе. Уверен, ты тоже выслушал такую. Источник маны — повиновение, сказал он. Чем сильнее боль, чем больше жертва, тем больше маны. А я спросил его: «Значит, больше всего ее от человеческого жертвоприношения?» И он ответил мне, что есть источник и посильнее.
Взгляд синих глаз оставался спокойным и непроницаемым.
— Мученичество.
— Да, мученичество! Самый сильный источник маны из всех возможных. «Нет больше той любви…» note 4Ты позволил им умереть за тебя, чтобы получить их ману!
Слушатели хмурились, не понимая незнакомого языка, на котором так непочтительно разговаривал с их вождем этот еретик. Урсула смотрела в огонь. Стоявший над ней Джулиан не мог видеть ее лица.
Экзетер вздохнул.
— Я знал, что некоторым из Сотни предстоит погибнуть. Честное слово, я не предполагал, что стольким, — пророчество не говорило об этом. Но, — быстро продолжил он, прежде чем Джулиан успел перебить его, — но до меня доходили слухи о том, что Церковь Неделимого тоже подвергается нападениям. Можешь ли ты поклясться мне, что Служба не пользуется мученичеством?
Несправедливый упрек!
— Мы пытаемся защитить своих. Я никогда не брал ману от убийств. Я никогда…
— Не то, — хмуро улыбнулся Экзетер. — Ты ведь не из внутреннего круга, не так ли? Но вы все не без греха. Вы все в Олимпе паразиты, вы пожинаете плоды чужого труда. Вы едите на серебре в своих уютных домах, а за вами ухаживают ваши слуги. Какие у вас дома! И чего добилась Служба за пятьдесят лет, если не считать этого милого поселка в Олимпе? Объясни мне, пожалуйста, чем пришельцы из Службы отличаются от пришельцев из Палаты… Впрочем, я и так знаю ответ. Разница в степени зла — только и всего, не так ли? Все вы давно уже потеряли невинность, просто некоторые грешнее других. И все мученики на вашей стороне, верно? Пентатеон в это не вмешивается. Ладно, не будем об этом. Поклянись мне в одном, капитан Смедли. Поклянись мне в том, что твои пушки во Фландрии не убили ни одного мирного жителя.
Слепая ярость волной захлестнула Джулиана.
— Если такое и было, я ничего не выиграл от их смерти! — взорвался он.
— Я не получал денег за убийство!
— Но жалованье получал! И медали тоже. Твоя сторона выигрывала — твоя команда, твое дело, будь оно проклято!
Джулиан открыл рот, но Экзетер не дал ему сказать ни слова. Глаза Освободителя горели ярче костра.
— Я знаю, что ты не сидел в окопах. Ты никогда не приказывал своим парням идти в атаку, верно, но ты…
— Британские офицеры не посылают своих людей через бруствер, ублюдок проклятый! Они сами ведутих вперед!
— Как фельдмаршал Хейг, да? Как Эсквит или Ллойд-Джордж? — То ли от маны, то ли от здешней акустики голос Экзетера гремел подобно грому. Даже языки пламени, казалось, пригибались к земле. Зрители замерли, пораженные этой ссорой. — Подлинное начальство остается глубоко в тылу, капитан, и отдает приказы оттуда.
— Если ты задумал сравниться с ними, будь ты проклят вместе с ними! Теперь я спрошу тебя кое о чем! Я видел тебя сегодня в этом круглом окне. Я узнаю символ, когда вижу его… Ты задумал все это заранее, не так ли? Разведал этот узел и решил, что лучше места для кровавой бани не найти, так?
Экзетер поджал губы и кивнул, признавая его правоту. Ублюдок!
— И твой бог — Неделимый? — кричал Джулиан. — Но никто не провозглашал тебя святым, мистер Экзетер. Ты не цитируешь древних пророков. Ты изрекаешь истину по собственному усмотрению! «Истинно говорю вам…» и все в таком роде. Кто дал тебе право поступать так? Если ты не святой, а твой бог — Неделимый, кто ты тогда — Христос?
— Я Освободитель.
— Но человек ты или бог? Бог или Пророк? Будда, или Магомет, или Иисус, или Заратустра, или Моисей?
Еще очко в его пользу.
— Я человек, Джулиан, и ты это знаешь, — чуть помолчав, ответил Экзетер.
— Ты говорил им это? Давай скажи сейчас. А я послушаю. Скажи медленно и внятно, по-джоалийски.
Экзетер посмотрел на него.
— Нет, — выдавил он наконец.
— Ха! Тогда мне не о чем говорить. — Вся злость Джулиана вдруг разом куда-то исчезла, остались только смертельная усталость, горечь и боль от потери. Надо же, как все обернулось! — Помнишь то утро в Дувр-Хаус, в Грейфрайерз? Два года назад. За завтраком. Ты сам объяснял мне все это. Ты клялся, что никогда не станешь Освободителем. Ты спрашивал еще, что с тобой станет. «Во что я превращусь?» — так ты тогда говорил. Ну что ж, ты сделал это, и во что же ты превратился, черт бы тебя побрал?!
Сидевшие у костра не понимали слов, но интонация наверняка не ускользала от них. Все повернулись послушать, что скажет на это их глиняный божок. Тот отвечал очень тихо, так, словно его злость тоже обернулась скорбью.
— Игра еще не кончена, Джулиан. Она только началась. Все, что я успел,
— это сделать первый ход.
— И Зэц изжарит тебя в конце.
Экзетер пожал плечами:
— Мне остается довериться «Завету». Помнишь, что говорилось там насчет мертвых, которые разбудят меня?
— Исиан? — горько усмехнулся Джулиан. Ему хотелось уязвить, причинить боль. — Ты еще не отомстил за нее?
— Нет, не Исиан. И даже не те Морковки, которых ты помогал мне хоронить. Ну, может, они тоже, но немного. В основном это была Фландрия, этот ад под Ипром. Я пробыл там всего несколько часов. Я видел поля, превращенные в болота человеческой кровью. Я видел, как парней разносило в клочья, ослепляло газом или сводило с ума. Я и сам чуть не рехнулся тогда. Ты, наверное, видел в миллион раз больше, чем я. Ты был там два года. Чем можно оправдать это, а, капитан Смедли?
— Ничем! Абсолютно ничем!
Медленно, как бы нехотя, Экзетер нанес удар:
— Значит, война была ошибкой?
— Извращенец проклятый! Ошибкой для тех, кто ее начал, да. Но не для тех, кто сражался со злом!
— Тогда мне тоже не о чем говорить.
Джулиан повернулся и вышел в ночь.
Урсула за ним не пошла.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
34
На этот раз Джулиан на службе отсутствовал.
Служба был недолгой. Как только она завершилась, повсюду вокруг развалин храма вспыхнули костры, так что те овцеподобные твари пришлись как раз кстати к поминальному пиру. Неохотно признавшись себе в том, что его шатает от голода, Джулиан устало поднялся и отправился на поиски благотворительного обеда, но у ближайшего же костра его чуть не вырвало от запаха подгорелого мяса, и он не задерживаясь поплелся дальше. Пошатавшись бесцельно по толпе, он забрел в храм. Большой двор был теперь пуст. Тела из пруда исчезли, а в окне, в котором стоял Экзетер, виднелись одни звезды. Камни еще хранили тепло, но воздух остыл. Почему-то при лунном свете виртуальность ощущалась еще сильнее. Тогда торчавшие к небу зубья стен отбрасывали на песок бархатно-черные тени. От этого мурашки бежали по коже. Даже местные ощущали это и держались отсюда подальше.
Все, кроме одного. Увидев мерцающий в стороне огонек, Джулиан обнаружил еще один дворик, поменьше, а в нем одинокого человека, ничком лежавшего у маленького костра. Он был жив и в сознании, ибо одна нога его то и дело ковыряла пальцем песок, но головы и плеч за валуном видно не было. Заинтригованный, Джулиан бесшумно подошел поближе. То, что он принял за валун, оказалось на поверку мешком Домми — он понял это в ту же секунду, как только увидел знакомую рыжую шевелюру. Домми торопливо писал что-то, положив бумагу и доску для письма так близко к огню, что те не загорелись еще только чудом.
— Привет.
Его слуга вскрикнул от удивления, потом узнал Джулиана и блеснул зубами в приветственной улыбке.
— Тайка Каптаан! — Он повернулся и сел, скрестив ноги, прижимая к груди свои записи. — Я ужасно рад, что вы и Энтайка Ньютон не пострадали во время этого ужасного несчастья.
— А я рад за тебя. — Джулиану хотелось знать, что такого важного записывает Домми при свете костра, если это не может подождать до утра. — Думаю, утром мы отправимся обратно в Олимп.
Лицо Домми не изменилось, и одно это уже было ответом.
— Мы сделали то, зачем прибыли сюда, — добавил Джулиан.
— Да, Тайка.
Ох, черт!
— Насколько я понимаю, ты хочешь остаться?
Домми прикусил губу и кивнул.
Джулиан подошел ближе и сел, облокотившись на колени.
— Объясни мне. Вряд ли ты считаешь, что Тайке Экзетеру нужен слуга — все равно у него нет ничего, кроме его хламиды. Твоя жена вот-вот родит. Скажи мне, зачем тебе оставаться здесь?
— Это трудно описать словами. Тайка.
На этом разговор временно увял. Джулиан, как и любой другой пришелец, обладал иммунитетом к экзетеровой харизме — он ощущал ее, но понимал ее происхождение и мот противиться ее действию, чего не скажешь о туземцах. Объяснение того, как действует харизма или мана, того, что случилось сегодня в храме, не излечило бы Домми от действия чар — как ребенку никогда не объяснишь, что на деле кролик взялся вовсе не из рукава фокусника. Или Джулиану просто не хотелось терять чертовски хорошего слугу? Нет, он и правда искренне переживал за Домми и Айету. Дело Освободителя было обречено на провал с самого начала, а теперь на его черное сердце легло еще и проклятие чудовищного преступления.
— Но ты ведь понимаешь, что опасность еще не миновала?
Домми улыбнулся:
— Ну, солдат-то теперь можно не опасаться. Тайка! Дважды королева Эльванайф посылала своих воинов против Освободителя, и дважды терпели они неудачу. Какая армия дерзнет выступить теперь против него?
— Пожалуй, в этом ты прав. — Рассказы об отважных кавалеристах, рыдающих от раскаяния и копающих могилы для своих жертв, наверняка разбегутся по всем вейлам. Короли и местные правители могут, конечно, продолжать посылать убийц, но войска против крестового похода Экзетера уже не пошлют. — Что, пишешь письмо Айете?
Домми крепче прижал бумажки к груди.
— Так, Тайка, записываю кое-что.
— Извини. Не мое дело. Не буду тогда мешать тебе. Можем переговорить утром, когда мы с Энтайкой Ньютон решим, что делать дальше. — Джулиан начал подниматься.
Домми поднял на него глаза.
— Я записываю слова Освободителя, Тайка. Пока они свежи еще в памяти.
Джулиан снова сел. Евангелие от Св.Домми? С его-то грамматикой? Впрочем, Джулиан успел разглядеть достаточно, чтобы понять: Домми пишет не по-английски. Он использовал алфавит Вейлов, очень похожий на древнегреческий.
— На каком языке?
Вопрос вызвал у Домми удивление.
— На рэндорианском. Тайка. На том, на котором он говорил. Он открыл много нового о Неделимом, чего не говорилось в Истинном Учении.
Еще бы! Экзетер наверняка напридумывал много всякого и говорил он, обращаясь телепатически, а не по-рэндориански. Помимо всего прочего, он камня на камне не оставил от учения Службы касательно загробной жизни и сущности Пентатеона. Реформация Неделимого теперь расколота на две враждующие секты.
Был один вопрос, которого олимпийцы никогда не затрагивали в разговорах с Морковками. Нет пророка в своем отечестве, человек не может быть героем для своего слуги — за исключением, возможно, Эдварда Экзетера. Морковки знали, что апостолы всего лишь люди, религия — религией, а жизнь — жизнью. Однако теперь, повинуясь импульсу, Джулиан задал-таки запретный вопрос:
— Скажи, Домми, во что веришь ты сам? В какого бога или богов?
Веснушчатое лицо осветилось улыбкой.
— Я верю в Неделимого, Тайка Каптаан, хотя должен признаться, вера моя была хрупкой и неустойчивой до сегодняшнего дня, пока слова Освободителя не проникли в мое сердце.
Чего и следовало ожидать. Ох, за многое еще предстоит ответить Экзетеру!
— Отлично, — протянул Джулиан и наконец-то встал. — Мне все ясно, и если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время, это меня не касается. Ты был образцовым слугой, Домми. И незаменимым. Мне будет очень не хватать и тебя и твоей опеки, но я буду держать твое место свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь. И если ты хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я прослежу за тем, чтобы она его получила.
— Вы очень добры, Тайка! — Домми застенчиво положил свою писанину на песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.
Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.
— Тайка?
— Что?
— В какого бога верите вы?
Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во всяком случае, не в Эдварда Экзетера!
— Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. — Он поспешил спастись бегством.
Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала его за руку и притянула к себе.
— Вот ты где! Ты голоден?
— Нет.
Она отодвинулась назад, чтобы заглянуть ему в лицо, и задумчиво протянула: «М-м!»
— Его уже не остановишь, — буркнул он. — Если бы мы только попали сюда на день раньше… но не теперь?
— Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.
— А я не хочу!
— Ну, ну! — Она успокаивала его, как нянька успокаивает капризного ребенка. — Каждый человек имеет право на встречу со своими обвинителями. Ступай и скажи ему все, что ты о нем думаешь. — Она подтолкнула его вперед.
— Ядумаю? Ради Бога, Урсула, только не говори, что ты тоже на его стороне.
Она сжала его руку.
— Ну, не то чтобы на его стороне, но теперь я не думаю, что мы могли бы остановить его. Возможно, Зэц смог бы… но и в этом я теперь не очень уверена. Я хочу узнать больше о том, что он затеял. Я его недооценивала.
— А я его переоценивал. Боже, как я его переоценивал!
Она ущипнула его.
— Прекрати! — Они возвращались к храму, в поле виртуальности. Кожу начало пощипывать, а по ребрам заструился пот.
— Что ты имела в виду, говоря, что недооценивала его?
Она помолчала, прежде чем ответить.
— Он делает кое-что, что я считала прежде невозможным.
— Вроде убийства друзей? Боже! Тебе не кажется, что это немного меняет дело?
— Я не об этом. Он завоевал поддержку Пентатеона или части его, по крайней мере их нейтралитет. Это ведь умный ход, милый! Должно быть, он произвел на них впечатление. Нам известно, что они боятся Зэца, и Экзетеру удалось сыграть на этом.
— Знакомый дьявол лучше дьявола незнакомого. Пентатеон может решить, что лучше иметь дело с Зэцем, чем с Освободителем, который так обошелся со своими сторонниками.
Кошмар! Урсула явно переметнулась на другую сторону — уж не значит ли это, что Экзетер околдовал ее так же, как она собиралась околдовать его? Может, он проделает сейчас то же самое с рассудком Джулиана? Мгновение Джулиан раздумывал, не сбежать ли ему, но потом гордость взяла верх. Если он не дрогнул перед пушками бошей, он не дрогнет и сейчас.
Они обогнули шатер и увидели наконец-то самого мессию. Упавшая колонна и две обрушившихся стены образовали своеобразный шатер; посередине на песке потрескивал костер из плавника. Освободитель отодвинулся от пламени в самую тень. Голова его была непокрыта, но он зябко кутался в свою хламиду, словно его пробирал озноб. Джулиану не раз приходилось видеть пришельцев в подобном состоянии, и он знал, что это от избытка виртуальности.
Около дюжины нагианских щитов было разложено вокруг костра, как часовые отметки на гигантском циферблате, и возле каждого щита сидело по человеку
— новый Круглый Стол на смену погибшей Сотне. Здесь были оба выживших нагианца, и копья их лежали тут же, рядом с ними. Еще здесь сидел молодой блондин с перевязанной ногой, Дош Как-Там-Его; похоже, он только что плакал. Остальных мужчин и женщин Джулиан не знал. Все внимали своему бесценному вождю, но при виде вошедших тот замолчал, и все взгляды обратились в их сторону.
Место напротив Экзетера было незанято, и на нем лежала шляпа Урсулы — но, как с облегчением заметил Джулиан, не щит. Сидевшие по обе стороны женщины подвинулись. Урсула села и поправила на коленях платье. Рядом с ней оставалось место и для него, но он остался стоять, сложив руки и хмуро глядя поверх костра на человека, которого раньше называл своим другом.
Неужели несколько часов назад этот человек изнемогал от усталости? Джулиан пристально взглянул на Освободителя — нет, от усталости не осталось и следа; ее унес прочь поток маны. На ее место пришли харизма и властность.
Долгую минуту они молча смотрели друг на друга. Первым, разумеется, отвел взгляд Джулиан.
— Скажи мне, что тревожит тебя. — Экзетер решил говорить по-английски.
— Убийство. Предательство.
— Конкретнее.
Джулиан свирепо посмотрел на него.
— Ты знал из «Филобийского Завета», что в Ниолвейле предстоит кровопролитие. Ты сознательно позволил этому произойти — черт, да ты сам спровоцировал это! Ты принес своих же последователей в жертву, ты насосался маны от смерти всех этих беззащитных мужчин, женщин, детей. Ты ничуть не лучше Зэца!
Экзетер скривился, как будто проглотил что-то кислое.
— Да, я знал, что предстоит кровопролитие. «Кости молодых мужчин» — вот как говорилось в пророчестве. Я напоминал им об этом еще в Соналби. Некоторым из них предстоит умереть, говорил я. Они знали.
Джулиан вздрогнул и сглотнул, борясь с приступом тошноты.
— Спустя несколько дней после твоего ухода Проф Роулинсон прочел мне свою ознакомительную лекцию для новичков в Олимпе. Уверен, ты тоже выслушал такую. Источник маны — повиновение, сказал он. Чем сильнее боль, чем больше жертва, тем больше маны. А я спросил его: «Значит, больше всего ее от человеческого жертвоприношения?» И он ответил мне, что есть источник и посильнее.
Взгляд синих глаз оставался спокойным и непроницаемым.
— Мученичество.
— Да, мученичество! Самый сильный источник маны из всех возможных. «Нет больше той любви…» note 4Ты позволил им умереть за тебя, чтобы получить их ману!
Слушатели хмурились, не понимая незнакомого языка, на котором так непочтительно разговаривал с их вождем этот еретик. Урсула смотрела в огонь. Стоявший над ней Джулиан не мог видеть ее лица.
Экзетер вздохнул.
— Я знал, что некоторым из Сотни предстоит погибнуть. Честное слово, я не предполагал, что стольким, — пророчество не говорило об этом. Но, — быстро продолжил он, прежде чем Джулиан успел перебить его, — но до меня доходили слухи о том, что Церковь Неделимого тоже подвергается нападениям. Можешь ли ты поклясться мне, что Служба не пользуется мученичеством?
Несправедливый упрек!
— Мы пытаемся защитить своих. Я никогда не брал ману от убийств. Я никогда…
— Не то, — хмуро улыбнулся Экзетер. — Ты ведь не из внутреннего круга, не так ли? Но вы все не без греха. Вы все в Олимпе паразиты, вы пожинаете плоды чужого труда. Вы едите на серебре в своих уютных домах, а за вами ухаживают ваши слуги. Какие у вас дома! И чего добилась Служба за пятьдесят лет, если не считать этого милого поселка в Олимпе? Объясни мне, пожалуйста, чем пришельцы из Службы отличаются от пришельцев из Палаты… Впрочем, я и так знаю ответ. Разница в степени зла — только и всего, не так ли? Все вы давно уже потеряли невинность, просто некоторые грешнее других. И все мученики на вашей стороне, верно? Пентатеон в это не вмешивается. Ладно, не будем об этом. Поклянись мне в одном, капитан Смедли. Поклянись мне в том, что твои пушки во Фландрии не убили ни одного мирного жителя.
Слепая ярость волной захлестнула Джулиана.
— Если такое и было, я ничего не выиграл от их смерти! — взорвался он.
— Я не получал денег за убийство!
— Но жалованье получал! И медали тоже. Твоя сторона выигрывала — твоя команда, твое дело, будь оно проклято!
Джулиан открыл рот, но Экзетер не дал ему сказать ни слова. Глаза Освободителя горели ярче костра.
— Я знаю, что ты не сидел в окопах. Ты никогда не приказывал своим парням идти в атаку, верно, но ты…
— Британские офицеры не посылают своих людей через бруствер, ублюдок проклятый! Они сами ведутих вперед!
— Как фельдмаршал Хейг, да? Как Эсквит или Ллойд-Джордж? — То ли от маны, то ли от здешней акустики голос Экзетера гремел подобно грому. Даже языки пламени, казалось, пригибались к земле. Зрители замерли, пораженные этой ссорой. — Подлинное начальство остается глубоко в тылу, капитан, и отдает приказы оттуда.
— Если ты задумал сравниться с ними, будь ты проклят вместе с ними! Теперь я спрошу тебя кое о чем! Я видел тебя сегодня в этом круглом окне. Я узнаю символ, когда вижу его… Ты задумал все это заранее, не так ли? Разведал этот узел и решил, что лучше места для кровавой бани не найти, так?
Экзетер поджал губы и кивнул, признавая его правоту. Ублюдок!
— И твой бог — Неделимый? — кричал Джулиан. — Но никто не провозглашал тебя святым, мистер Экзетер. Ты не цитируешь древних пророков. Ты изрекаешь истину по собственному усмотрению! «Истинно говорю вам…» и все в таком роде. Кто дал тебе право поступать так? Если ты не святой, а твой бог — Неделимый, кто ты тогда — Христос?
— Я Освободитель.
— Но человек ты или бог? Бог или Пророк? Будда, или Магомет, или Иисус, или Заратустра, или Моисей?
Еще очко в его пользу.
— Я человек, Джулиан, и ты это знаешь, — чуть помолчав, ответил Экзетер.
— Ты говорил им это? Давай скажи сейчас. А я послушаю. Скажи медленно и внятно, по-джоалийски.
Экзетер посмотрел на него.
— Нет, — выдавил он наконец.
— Ха! Тогда мне не о чем говорить. — Вся злость Джулиана вдруг разом куда-то исчезла, остались только смертельная усталость, горечь и боль от потери. Надо же, как все обернулось! — Помнишь то утро в Дувр-Хаус, в Грейфрайерз? Два года назад. За завтраком. Ты сам объяснял мне все это. Ты клялся, что никогда не станешь Освободителем. Ты спрашивал еще, что с тобой станет. «Во что я превращусь?» — так ты тогда говорил. Ну что ж, ты сделал это, и во что же ты превратился, черт бы тебя побрал?!
Сидевшие у костра не понимали слов, но интонация наверняка не ускользала от них. Все повернулись послушать, что скажет на это их глиняный божок. Тот отвечал очень тихо, так, словно его злость тоже обернулась скорбью.
— Игра еще не кончена, Джулиан. Она только началась. Все, что я успел,
— это сделать первый ход.
— И Зэц изжарит тебя в конце.
Экзетер пожал плечами:
— Мне остается довериться «Завету». Помнишь, что говорилось там насчет мертвых, которые разбудят меня?
— Исиан? — горько усмехнулся Джулиан. Ему хотелось уязвить, причинить боль. — Ты еще не отомстил за нее?
— Нет, не Исиан. И даже не те Морковки, которых ты помогал мне хоронить. Ну, может, они тоже, но немного. В основном это была Фландрия, этот ад под Ипром. Я пробыл там всего несколько часов. Я видел поля, превращенные в болота человеческой кровью. Я видел, как парней разносило в клочья, ослепляло газом или сводило с ума. Я и сам чуть не рехнулся тогда. Ты, наверное, видел в миллион раз больше, чем я. Ты был там два года. Чем можно оправдать это, а, капитан Смедли?
— Ничем! Абсолютно ничем!
Медленно, как бы нехотя, Экзетер нанес удар:
— Значит, война была ошибкой?
— Извращенец проклятый! Ошибкой для тех, кто ее начал, да. Но не для тех, кто сражался со злом!
— Тогда мне тоже не о чем говорить.
Джулиан повернулся и вышел в ночь.
Урсула за ним не пошла.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Потом взошел на гору и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему.
Евангелие от Марка, 3.13
34
Элиэль неожиданно проснулась. С минуту она просто лежала и смотрела на потолок, пытаясь успокоить сердце — оно, казалось, вот-вот выскочит из груди. Одеяло все промокло от пота. Ей снова приснился Д'вард. Вернее, ей приснился тот потрясающий романтический воздыхатель, о котором она знала, что это Д'вард, хотя он ни капельки не был похож на него. Конечно, за эти пять лет он мог раздаться в плечах, мог отрастить усы, но он никак не мог сделаться ниже ростом. И сменить цвет глаз тоже не мог. И почему, интересно, когда они слились в страстном объятии, она пела? Надо же, какая чушь может присниться!
Впрочем, все равно приятно было проснуться в мягкой постели, а еще приятнее было сознавать, что вонь дерьмоягод исчезла… ну, почти исчезла. Ничего страшного. Она уже совсем проснулась. Низко над головой навис потолок с резными балками, в маленькое грязное оконце лился солнечный свет. С улицы доносились голоса, скрип колес, цоканье подков — мир просыпался. Это была, конечно, не шикарная гостиница, но и не жалкая ночлежка. И потом, она в Ниоле! Сегодня она сможет прогуляться по городу, который своим размером и великолепием не уступал Джоалу, по городу, в котором она еще ни разу не бывала. Она выглянула из-под одеяла — надо же убедиться, спит ли Пиол Поэт, может ли она без помех встать и одеться.
Постель Пиола оказалась пуста. Это ее даже расстроило. Должно быть, он встал и ушел, не разбудив ее, и кто знает, что он успел узнать за это время? Она откинула одеяло и села. Ой, он мог даже разгадать тайну Освободителя! Она потянулась за платьем.
Вчера вечером в Ниоле не было недостатка в слухах об Освободителе. Слухов было больше, чем мух в лавке мясника, но среди них не нашлось и двух одинаковых. Она отправилась спать, так толком ничего и не узнав.
С неизбежностью сползающего с горы ледника ленивец дотянул-таки их телегу до Ниола, единственного места в мире, где использовались или по крайней мере покупались дерьмоягоды, так что их повозка уже не вызывала подозрений. Здесь они продали эту смердящую гадость вместе с ленивцем и повозкой, получив, кстати, неплохой барыш. Треть его они, правда, истратили тут же на то, чтобы купить новую одежду и почиститься — их не хотели пускать ни в одну баню, — а остаток она поделила пополам с Пиолом — в конце концов это была его идея.
Клип! Клоп! По узкой и крутой лестнице она спустилась в трактирный зал. В этот час зал пустовал. Здесь сильно воняло вином и чуть слабее — мочой и блевотиной. Решив, что завтракать ей еще не хочется, она проковыляла к большой входной двери и отворила ее, зажмурившись от ударившего в глаза солнечного света. Ниол славился шириной своих улиц. Носильщики по двое, по трое спешили мимо, неся тюки и напевая тягучую, заунывную ниолийскую песню. Проскрипело несколько фургонов, запряженных вонючими, горбатыми волами. Уличные торговцы зазывали покупателей, а маленькие лавочки на противоположной стороне улицы отворяли ставни. Полдюжины маленьких оборванцев налетели на нее, прося милостыни. Она обругала их и прогнала шлепками прежде, чем их ловкие пальцы успели нащупать ее пояс с деньгами.
— Да пребудут с тобой боги, госпожа, — окликнул ее кто-то по-джоалийски.
Она резко обернулась. Пиол Поэт сидел на лавочке у двери гостиницы, вытянув ноги и прижавшись спиной к стене. Он жевал свежую булку.
— И с тобой тоже, господин. — Она улыбнулась ему и села рядом. Путешествие определенно пошло Пиолу на пользу, но что здесь сыграло главную роль — отдых, питание или появившаяся в жизни цель, — она не знала. Глаза его смотрели яснее, кожа приобрела более здоровый цвет.
Он разломил краюху хлеба пополам и протянул одну половину ей.
— Там, где я взял это, их еще больше. А ну пошли прочь! — отмахнулся он от попрошаек.
Она откусила кусок, внимательно глядя на него.
— Ты узнал что-то?
Он обиженно надул губы.
— Неужели у меня все написано на лице?
— Нет, просто я проницательная. Давай рассказывай.
Он медленно прожевал беззубым ртом кусок.
— Ну, я узнал, например, что в город вернулись победители Празднеств Тиона, и через пару недель состоятся торжества в ознаменование…
— Плевать мне на это! Что ты узнал про Освободителя?
Он приподнял седую бровь.
— А я-то думал, что нужен тебе для твоей будущей артистической карьеры…
— Это потом. Сначала, что слышно про Д'варда?
Он вздохнул:
— Элиэль, почему это так заботит тебя?
— Но он же мой старый друг! Я хочу сказать, те дни в Суссе были самыми лучшими в моей жизни. Ничего плохого нет в том, чтобы хотеть повидаться со старым другом, ведь правда? Так какие новости?
Он с сомнением покосился на нее.
— Что ж, логично. Ветер истины сдул прочь тучи слухов.
— Избавь меня от поэзии. — Она схватила его за руку, не давая откусить еще булки. — Сначала расскажи.
Он усмехнулся ее нетерпению.
— Он здесь, в Ниоле! Его видели в храме. Говорили также, что он был и во дворце у королевы, но эта история выглядит не совсем правдоподобной. В общем, похоже, он прибыл в город три ночи назад, отправился в храм и там утер носы жрецам. Потом убежал, прежде чем они сумели схватить его. Следующим вечером он был в Шуджуби.
— И что он там делал?
— Проповедовал ересь.
— Ох!
Пиол огорченно покачал головой:
— Если честно, не могу сказать, чтобы это меня удивляло. Он никогда не отличался особой верой. Помнишь, он не пошел тогда с тобой в храм благодарить Тиона за твое благополучное возвращение?
Это правда, подумала она, не пошел. И когда Верховный Жрец призвал его в храм, он и вовсе сбежал, так что ее нога так и осталась увечной. Но поддерживать этих ужасных еретиков! Т'лин Драконоторговец тоже присоединился к ним, вспомнила она. В последний раз, когда они встречались, они даже поссорились из-за этого.
— Ну, с ересью я не хочу иметь ничего общего, — твердо проговорила она.
— Я верую в богов! — В конце концов один из них — ее отец.
— Значит, забудем про Д'варда? — с облегчением улыбнулся Пиол.
— Нет! — Она снова не дала ему поднести краюху ко рту. — Если он еретик, почему его еще не бросили в тюрьму?
— А вот это интересный вопрос! Королева послала свою дворцовую кавалерию схватить его в Шуджуби. Судя по всему, какие-то столкновения там все-таки происходили, как и предсказывалось в «Завете». Но ведь не зря же говорят: легко сказать, труднее сделать. В общем, кончилось все тем, что гвардейцы отказались выполнять приказ и большая их часть перешла на сторону тех, кого им надлежало преследовать.
— Что-то звучит не очень правдоподобно.
Пиол пожал худыми плечами.
— Это похоже на чудо. Ходят слухи и о других чудесах. — Он поколебался немного. — Говорят, он исцеляет больных, Элиэль, — и калек тоже.
Она заставила себя засмеяться — нет, она все-таки замечательная актриса!
— Но ты ведь не веришь таким сказкам, правда? — Она с трудом подавила невольную дрожь.
— Не знаю. — Пиол нахмурился и впился в свою булку. — Мы ведь видели чудеса исцеления в храме Тиона… — пробормотал он, набив рот. — Все эти рассказы неправдоподобны, но слишком уж все сходится, чтобы они были полным вымыслом.
Она мяла в руке остаток своей булки.
— И где он теперь?
— Вчера он вышел из Шуджуби в сторону Мамаби… Если он не задержится там, сегодня он отправится в Джубиксби, а завтра перейдет через Лоспасс в Юргвейл.
Пиол Поэт не добавил, что он советовал бы ей подождать прибытия Освободителя в Юргвейле, но это не значило, что он так не думал. Вот тоска! Сколько дней у них ушло на то, чтобы попасть сюда из Джубиксби! Если Д'вард опередил их, ей придется догонять его, и уж наверняка он передвигается быстрее ленивца. Впрочем, все что угодно перемещается быстрее ленивца, да и того у нее больше нет.
Впрочем, все равно приятно было проснуться в мягкой постели, а еще приятнее было сознавать, что вонь дерьмоягод исчезла… ну, почти исчезла. Ничего страшного. Она уже совсем проснулась. Низко над головой навис потолок с резными балками, в маленькое грязное оконце лился солнечный свет. С улицы доносились голоса, скрип колес, цоканье подков — мир просыпался. Это была, конечно, не шикарная гостиница, но и не жалкая ночлежка. И потом, она в Ниоле! Сегодня она сможет прогуляться по городу, который своим размером и великолепием не уступал Джоалу, по городу, в котором она еще ни разу не бывала. Она выглянула из-под одеяла — надо же убедиться, спит ли Пиол Поэт, может ли она без помех встать и одеться.
Постель Пиола оказалась пуста. Это ее даже расстроило. Должно быть, он встал и ушел, не разбудив ее, и кто знает, что он успел узнать за это время? Она откинула одеяло и села. Ой, он мог даже разгадать тайну Освободителя! Она потянулась за платьем.
Вчера вечером в Ниоле не было недостатка в слухах об Освободителе. Слухов было больше, чем мух в лавке мясника, но среди них не нашлось и двух одинаковых. Она отправилась спать, так толком ничего и не узнав.
С неизбежностью сползающего с горы ледника ленивец дотянул-таки их телегу до Ниола, единственного места в мире, где использовались или по крайней мере покупались дерьмоягоды, так что их повозка уже не вызывала подозрений. Здесь они продали эту смердящую гадость вместе с ленивцем и повозкой, получив, кстати, неплохой барыш. Треть его они, правда, истратили тут же на то, чтобы купить новую одежду и почиститься — их не хотели пускать ни в одну баню, — а остаток она поделила пополам с Пиолом — в конце концов это была его идея.
Клип! Клоп! По узкой и крутой лестнице она спустилась в трактирный зал. В этот час зал пустовал. Здесь сильно воняло вином и чуть слабее — мочой и блевотиной. Решив, что завтракать ей еще не хочется, она проковыляла к большой входной двери и отворила ее, зажмурившись от ударившего в глаза солнечного света. Ниол славился шириной своих улиц. Носильщики по двое, по трое спешили мимо, неся тюки и напевая тягучую, заунывную ниолийскую песню. Проскрипело несколько фургонов, запряженных вонючими, горбатыми волами. Уличные торговцы зазывали покупателей, а маленькие лавочки на противоположной стороне улицы отворяли ставни. Полдюжины маленьких оборванцев налетели на нее, прося милостыни. Она обругала их и прогнала шлепками прежде, чем их ловкие пальцы успели нащупать ее пояс с деньгами.
— Да пребудут с тобой боги, госпожа, — окликнул ее кто-то по-джоалийски.
Она резко обернулась. Пиол Поэт сидел на лавочке у двери гостиницы, вытянув ноги и прижавшись спиной к стене. Он жевал свежую булку.
— И с тобой тоже, господин. — Она улыбнулась ему и села рядом. Путешествие определенно пошло Пиолу на пользу, но что здесь сыграло главную роль — отдых, питание или появившаяся в жизни цель, — она не знала. Глаза его смотрели яснее, кожа приобрела более здоровый цвет.
Он разломил краюху хлеба пополам и протянул одну половину ей.
— Там, где я взял это, их еще больше. А ну пошли прочь! — отмахнулся он от попрошаек.
Она откусила кусок, внимательно глядя на него.
— Ты узнал что-то?
Он обиженно надул губы.
— Неужели у меня все написано на лице?
— Нет, просто я проницательная. Давай рассказывай.
Он медленно прожевал беззубым ртом кусок.
— Ну, я узнал, например, что в город вернулись победители Празднеств Тиона, и через пару недель состоятся торжества в ознаменование…
— Плевать мне на это! Что ты узнал про Освободителя?
Он приподнял седую бровь.
— А я-то думал, что нужен тебе для твоей будущей артистической карьеры…
— Это потом. Сначала, что слышно про Д'варда?
Он вздохнул:
— Элиэль, почему это так заботит тебя?
— Но он же мой старый друг! Я хочу сказать, те дни в Суссе были самыми лучшими в моей жизни. Ничего плохого нет в том, чтобы хотеть повидаться со старым другом, ведь правда? Так какие новости?
Он с сомнением покосился на нее.
— Что ж, логично. Ветер истины сдул прочь тучи слухов.
— Избавь меня от поэзии. — Она схватила его за руку, не давая откусить еще булки. — Сначала расскажи.
Он усмехнулся ее нетерпению.
— Он здесь, в Ниоле! Его видели в храме. Говорили также, что он был и во дворце у королевы, но эта история выглядит не совсем правдоподобной. В общем, похоже, он прибыл в город три ночи назад, отправился в храм и там утер носы жрецам. Потом убежал, прежде чем они сумели схватить его. Следующим вечером он был в Шуджуби.
— И что он там делал?
— Проповедовал ересь.
— Ох!
Пиол огорченно покачал головой:
— Если честно, не могу сказать, чтобы это меня удивляло. Он никогда не отличался особой верой. Помнишь, он не пошел тогда с тобой в храм благодарить Тиона за твое благополучное возвращение?
Это правда, подумала она, не пошел. И когда Верховный Жрец призвал его в храм, он и вовсе сбежал, так что ее нога так и осталась увечной. Но поддерживать этих ужасных еретиков! Т'лин Драконоторговец тоже присоединился к ним, вспомнила она. В последний раз, когда они встречались, они даже поссорились из-за этого.
— Ну, с ересью я не хочу иметь ничего общего, — твердо проговорила она.
— Я верую в богов! — В конце концов один из них — ее отец.
— Значит, забудем про Д'варда? — с облегчением улыбнулся Пиол.
— Нет! — Она снова не дала ему поднести краюху ко рту. — Если он еретик, почему его еще не бросили в тюрьму?
— А вот это интересный вопрос! Королева послала свою дворцовую кавалерию схватить его в Шуджуби. Судя по всему, какие-то столкновения там все-таки происходили, как и предсказывалось в «Завете». Но ведь не зря же говорят: легко сказать, труднее сделать. В общем, кончилось все тем, что гвардейцы отказались выполнять приказ и большая их часть перешла на сторону тех, кого им надлежало преследовать.
— Что-то звучит не очень правдоподобно.
Пиол пожал худыми плечами.
— Это похоже на чудо. Ходят слухи и о других чудесах. — Он поколебался немного. — Говорят, он исцеляет больных, Элиэль, — и калек тоже.
Она заставила себя засмеяться — нет, она все-таки замечательная актриса!
— Но ты ведь не веришь таким сказкам, правда? — Она с трудом подавила невольную дрожь.
— Не знаю. — Пиол нахмурился и впился в свою булку. — Мы ведь видели чудеса исцеления в храме Тиона… — пробормотал он, набив рот. — Все эти рассказы неправдоподобны, но слишком уж все сходится, чтобы они были полным вымыслом.
Она мяла в руке остаток своей булки.
— И где он теперь?
— Вчера он вышел из Шуджуби в сторону Мамаби… Если он не задержится там, сегодня он отправится в Джубиксби, а завтра перейдет через Лоспасс в Юргвейл.
Пиол Поэт не добавил, что он советовал бы ей подождать прибытия Освободителя в Юргвейле, но это не значило, что он так не думал. Вот тоска! Сколько дней у них ушло на то, чтобы попасть сюда из Джубиксби! Если Д'вард опередил их, ей придется догонять его, и уж наверняка он передвигается быстрее ленивца. Впрочем, все что угодно перемещается быстрее ленивца, да и того у нее больше нет.