Страница:
Воины прекрасным утром выступили в путь.
Честь и слава им вовек, С пути их не свернуть.
Суд свершат, накажут зло, их страху не согнуть.
Ее мечи идут вперед!
Уолли снова оглянулся на Ннанджи и по его удивленному лицу понял, что он тоже никогда не слышал баллад в ритме марша.
Ритм был возбуждающий, однако… Нет! Не может быть! Он внимательно вслушался в припев и в следующий куплет. Ноги начали притоптывать. А может, и нет — это маршировал Шонсу, ведущий свою армию через горы на Вул. Теперь он, пожалуй, узнает, что произошло там (если, конечно, Ротанкси сказал правду Доа, а Доа, в свою очередь, не исказила ее).
Музыка звучала в классическом, эпическом стиле, когда речь шла о том, как злокозненные колдуны готовили свое оружие. Во главе злодеев стоял, конечно, Ротанкси, люто ненавидящий воинов, и призывал на помощь огненных демонов. Уолли оглянулся — на лице колдуна сменялся калейдоскоп эмоций — ярость, смятение, удивление.
Новая перемена темы — мелодия тревожная, грозная, голос певицы тоже изменился. Воины подошли к мосту, от которого был уже виден на некотором расстоянии Вул, и начали переходить его. Колдовские демоны огня взвились в диссонансах, громе и пламени. Мост с воинами обрушился в пропасть.
Заминированный мост? Ну конечно! Что могло быть проще для колдунов и непредвиденнее для воинов? Не раздумывая, Уолли обернулся к Ротанкси и шепотом спросил:
— Так и было?
В ответ он получил молчаливый изумленный взгляд.
Спасся один только Шонсу, так как шел впереди своей армии. Сотрясение земли демонами огня прекратилось, и он был схвачен торжествующими колдунами.
Музыка снова изменилась, на этот раз она звучала погребально, и Уолли понял, что присутствует при рождении нового жанра — эпической оратории. Ннанджи застыл с отвисшей челюстью. Баллады были для воинов и развлечением, и источником новостей. Отношение к ним в Мире было как в Италии к опере. Сейчас звучало нечто выдающееся, превосходящее все, что раньше было слышано.
Имена и ранги погибших.., ну конечно, Доа знала все их имена. Она ведь была любовницей Шонсу. Тиваникси просто не пришло в голову ее расспросить, или она отказалась ему отвечать?
Погребальная музыка кончилась. Дикая галопирующая тема повела рассказ о побеге Шонсу. Привязанный к дереву для пыток, он разорвал веревки и, обнаженный, убежал в лес…
Припев повествовал о том, как демоны Богини перенесли его в Ханн. Доа мастерски отбирала факты. Шонсу требует заклинания. Оно проходит неудачно. Он добровольно прыгает в священный водопад, сам выбрав наказание (ни слова о том, что в противном случае его бы туда сбросили насильно).
Теперь ария Богини, которая не хочет принимать его душу, плача о погибших сорока девяти и скорбя о позоре Своего воина. Эту мелодию Уолли уже дважды слышал от Доа, но теперь она довела ее до совершенства. Музыка щемила сердца, она наполняла храм горечью и печалью. Он видел слезы на глазах ближайших воинов и чувствовал, что его собственные глаза тоже защипало. Но вот тема разрешилась короткой кодой, и Богиня приказала Шонсу вернуться и попытаться еще раз, она дает ему Свой меч… Слезы высохли, руки яростно сжали рукоятки мечей.
Снова в традиционном эпическом стиле повествуется о том, как Ротанкси посылает килты в Каср, созывается сбор, воины собираются, Шонсу появляется, препоясанный седьмым мечом; и рваная издевательская тема описывает, как его встречают воины и выводят из ложи. На самом деле этого не было. Но каждый слушатель, даже Ннанджи, знал, что балладу нужно воспринимать не буквально.
Снова появляются колдуны, теперь их лейтмотив звучит эхом более ранней сцены. На этот раз действие развивается в безымянном городе на Реке, приготовившемся к встрече воинов и призвавшем демонов, чтобы уничтожить сбор, — храм еще никогда не вмещал более внимательной публики. Зловредный Лорд Ротанкси приходит в гавань и посылает ужасное проклятие, которое должно разразиться над головами доблестных воинов.
Затем в накатывающихся волнах возбуждения, разрешающихся победными звуками, является корабль. На палубу выходит Шонсу и ехидно сообщает, что пришел разрушить дьявольские козни.
Драматический дуэт Ротанкси и Шонсу, заканчивающийся заявлением Ротанкси: он сам померяется силами с высокомерным молодым воином. Ротанкси поднимается на корабль, и его магия разрушается, соприкоснувшись со святым мечом.
«Грифон» отчаливает, и Шонсу везет с собой Ротанкси как пленника, чтобы доставить его в Каср. В этот момент по аудитории пробежал шепоток недоверия, который тут же затих, потонув в новых словах менестреля.
Molto vivace! Теперь на сцену выходят демоны — демоны огня, демоны воды, демоны воздуха, демоны молний и шторма. Они ревут, сверкают и кипят вокруг корабля, но богоравный Шонсу поднимает меч Богини и прогоняет зло. Поверженные духи улетают…
В финале повторяется воодушевляющая тема начала, провозглашая полную победу воина.
Тишина — совершенная, всеобъемлющая тишина. Уолли огляделся. Ннанджи уже закрыл рот, но зато он обронил конец веревки колдуна. Ротанкси мог совершенно спокойно убежать, если бы сам не находился в трансе. Тана тоже. Катанджи поймал взгляд Уолли и улыбнулся. Уолли подобрал веревку и снова сунул ее в руку Ннанджи, взглянув на него так, что тот сразу пришел в себя.
А публика в тот же момент разразилась громовыми аплодисментами. Обычно воины аплодируют топотом сапог, иногда — хлопаньем ладоней или одобрительными возгласами. Сейчас они делали все сразу, каждый старался создать как можно больше шуму. Волна звуков обрушилась на певицу. Аплодировали даже Седьмые, даже Боарийи. Сама Доа, казалось, вышла из своего транса. Она слегка улыбнулась, поклонилась и повернулась преклонить колена перед статуей. Старый Кадиуинси все еще стоял рядом с ней. Он благословил ее, и она удалилась, сопровождаемая громом аплодисментов.
Уолли был уверен, что присутствовал при событии, равном началу ночи в «Гамлете»… «Мистер Гомер прочитает отрывки из своей новой поэмы об Одиссее…» Мир не создаст эпосов, равных этому.
Она сделала то, что обещала. Будь сейчас свободные выборы, его единогласно выбрали бы предводителем, но сбор уже присягнул. Миром правила автократия, а не демократия.
— Милорд, — ему пришлось кричать колдуну, — если даже мы умрем в этот или следующий день, мы умрем бессмертными.
Тот в ответ не состроил своей обычной гримасы. Посмотрев на него внимательно, старик сказал:
— Уверен, что ты прав, Лорд Шонсу. Впрочем, вряд ли это доставит нам хоть какие-то удобства.
— Минутку, — вечер явно не получал продолжения, — что у нас дальше?
— Ничего, милорд.
Очевидно, пришло время перемен. Уолли снова выглянул в неф. Боарийи поднял руку, призывая к тишине. Его послушались дьявольски быстро! Тогда Уолли отдернул занавесь и вышел навстречу сбору.
Он чуть было не растерял все свои шансы, оттого что споткнулся о не замеченное им небольшое возвышение для ораторов. Выправившись, он пролетел несколько шагов вперед, так что оказался почти в центре. Повернувшись лицом к Богине, он салютовал Ей, отголоски его густого баса разнеслись по храму и отразились от застекленных арок.
Лицом к нему стояли пятеро Седьмых. Зоарийи, самый низкий, хранил каменное выражение лица, лишь глаза его выдавали тревогу. Тиваникси выглядел смущенным и несчастным. Довольно старый человек был, должно быть. Лордом Чин-как-его-там, с которым встречался Ннанджи; еще двое — пухлощекий со шрамом и ничем не примечательный юнец. Далее начиналась линия Шестых, кто-то из них хмурился, кто-то выглядел озадаченным, один или двое улыбались в предвкушении развития драмы.., а за ними половину пространства до арок занимали ряды и ряды мечей и мужских лиц.
Уолли полуобернулся к верзиле Боарийи, который, скрестив руки, поднял голову и покраснел от ярости.
— Мой Лорд Боарийи, я пришел потребовать предводительства сбором, так как меня послала Богиня.
В храме повисла тишина. Закрой он глаза, можно было подумать, что храм пуст. Он совершенно не представлял, что делать дальше. Здесь было почти полторы тысячи воинов, но лишь один должен был ответить. Как бы ни находился Боарийи под впечатлением баллады Доа, отдаст ли он добровольно лидерство?
— Правда? Ты опоздал, Лорд Шонсу. Сбор присягнул.
— У меня есть уважительная причина. Я был занят в Сене, как ты слышал.
— О-о-о-о! — раздалось издалека из рядов молодежи.
Глаза Боарийи прищурились.
— Ты серьезно считаешь, что мы поверили этому? Твои длительные отношения с Леди Доа всем известны. Лорд Шонсу, и хотя все мы наслаждались спектаклем, тебе потребуются более убедительные доказательства.
Он повернулся к своей армии как бы за подтверждением — очень самонадеянное движение!
— В доказательство у меня есть пленник, — прогрохотал Уолли. Возбуждение пронеслось по рядам, словно ветер по ниве.
Боарийи повернулся к нему с сомнением.
— Мой пленник — Лорд Ротанкси, колдун седьмого ранга, маг из Сена, человек, приславший килты.
Боарийи снова призвал жестом к тишине, лицо его покраснело еще больше.
— Предъяви пленника.
Уолли притворился колеблющимся.
— Я могу послать за ним… Ты признаешь, что это мой пленник, в соответствии с сутрами?
— Я не заберу твоего пленника, пока ты жив, но твоей безопасности не гарантирую.
— Я надежно защищен правилами чести и моим мечом, — сказал Уолли, очень желая верить в это.
Потом он повернулся и поманил пальцем.
Ротанкси вылетел из-за занавеса, влекомый за шиворот огромной рукой. Все сияние Бога Сна не могло бы затмить улыбки Ннанджи, когда он гнал перед собой старика через весь храм к Боарийи. Он закрутил его, пуская вперед к предводителю, так, что тот пролетел за него. Потом провел перед собранием и, в заключение, показал Шестым и Седьмым. При этом он рассылал свои улыбки направо и налево. Тишина вновь взорвалась, и пространство наполнилось гулом, напоминавшим морской прибой, всплескивая изредка, как тот же прибой, отдельными выкриками.
Тана с Катанджи подошли и встали за ним. Уолли не мог про себя не усмехнуться — так разительно различались силы его и Боарийи: у Боарийи целая армия, у него — раненый Первый, женщина-воин и медноволосый юнец в одежде Пятого. Но у него был пленник — и какой пленник!
Теперь Боарийи имел совсем мало возможностей не уронить своего достоинства. Он обернулся посмотреть на старого жреца, стоящего между ними.
— Я пришел сюда за благословением, — сказал он, — а не на представление. Принимаешь ли ты вызов, Лорд Шонсу?
Подвох — Уолли будет проклят, если скажет «да», и опозорен, если — «нет».
— Я не хочу драться с тобой, милорд, но не боюсь этого, потому что я лучший воин и на моей стороне Богиня. — Он старался произносить слова как можно более весомо и убедительно. — Но я не буду драться со всем сбором. Готов ли ты выйти один на один или спрячешься за преимущества кровавой клятвы?
Глаза Боарийи стрельнули в сторону его дяди, низенького седого Зоарийи, стоящего среди других Седьмых.
— Подобные вещи во время храмовой службы — новость для меня. Я должен посовещаться с моим советом. — Седьмые послушно подошли к нему. Это был хороший ход — Боарийи теперь стоял не один.
Состоялось короткое совещание, во время которого собрание затаило дыхание. Зоарийи что-то говорил, племянник слушал его, вытянув голову. Потом он шагнул вперед. Седьмые остались сзади.
— Мой совет сказал мне, что это будет не по законам чести! Разве не ты, Шонсу, вел пятьдесят воинов, которых разбили колдуны?
— Я, — подтвердил Уолли и больше ничего не успел сказать.
— Разве не ты полз голым перед колдунами в Аусе?
— Я…
— Разве не ты остановил побеждающих воинов в Ове, когда им оставалось сделать последнее усилие, чтобы взять башню?
— Да, но…
— Разве не ты расстроил планы сбора, разогнав почти все корабли и заставив оставшиеся поднять карантинные флаги?
— Да, но только потому…
Боарийи выбросил очень длинную руку и ткнул пальцем в его сторону.
— Тогда я объявляю тебя ложным воином, преступником, агентом колдунов. Я приговариваю тебя к смерти как врага сбора. Седьмые, убейте этого человека!
Уолли уже приготовил ответ. Он оглянулся на своих друзей. Ннанджи выглядел плохо. Колдун одарил его язвительным взглядом, хотя уж его-то безопасность точно зависела от того, останется ли жив Уолли.
Он повернулся к Боарийи и его соратникам и увидел, что отвечать уже некогда. Они обнажили мечи и пошли на него. Они шли очень медленно, возможно, надеясь, что он сумеет убежать, но все-таки шли.
Уолли вытащил из-за пояса пистолет и подавил желание застрелить Боарийи. Он прицелился через головы воинов в дальнюю арку, через которую были видны горы.
Нажал курок.
Выстрел получился куда более громким, чем он рассчитывал. Оружие дернулось в его руке, густое облако черного дыма заволокло всех, так что видны остались только Шестые. Никто, за исключением колдуна и членов экспедиции Шонсу, не слышал раньше такого грохота. С потолка упала штукатурка, плитки мозаики осыпались со стен. Он целился в центральный оконный проем главной арки; по-видимому, пуля угодила в каменный переплет. Эхо от выстрела еще не успело замолкнуть, как к нему присоединился грохот разбитого стекла. Стекло, камни, ставни и рамы в цепной реакции каскадом обрушились вниз, и целая арка оголилась.
Началась паника. Все, от Первых до Седьмых, развернулись и побежали. Уолли, не перезаряжая, сунул пистолет за пояс. Потом оглянулся на товарищей. Даже колдун, казалось, был удивлен получившимся эффектом. Ннанджи тяжело перевел дух, улыбнулся и сказал:
— Уау!
Сзади них толпа жрецов в одеждах различной расцветки ломилась в двери за статуей. Только худенький Хонакура оставался на месте; он смеялся и поднимал в приветствии руки. Первыми опомнились Седьмые, они выстроились почти на том же месте, что и раньше, и их пристыженные лица, повернутые к Уолли, красноречиво говорили об их точке зрения на происходящее. Многие из гражданских еще продолжали покидать зал, но воины, оказавшись перед стеклянным сугробом, загораживающим главный выход, приходили в себя и стыдливо возвращались на место. Теперь было совершенно ясно, что Уолли занял твердые позиции.
Он не стал дожидаться, пока все выстроятся.
— Да, — объявил он, — я провалил экспедицию в Вул. За это мне следует просить прощения. — Теперь он завладел всеобщим вниманием. Жрецы замерли сзади, и Седьмые прекратили переговариваться. — Да, я вышел на берег в Аусе. Я вышел безоружным, что было глупо, и заплатил дорогой ценой за эту глупость. Да, я остановил атаку в Ове по той же причине, по которой остановил и сбор: вы не знаете, как бороться с колдунами! Я знаю — теперь знаю. Я поймал Лорда Ротанкси и обезвредил его. Молния — это только одно из его волшебств, маленькая штучка, которую он держал в кармане. Назовите ее молнией первого ранга, если хотите. У них есть большие ужасы, молнии седьмого ранга. Они выстроили их в порту Сена, направив в сторону наших кораблей. Менестрель очень хорошо описала эффект, который они производят, но это не демоны. Я не владею магией, милорды. Меч, — он обнажил его, — не магический. Но он священный. Он принадлежит Высочайшей, и это Она спасла нас. Она послала меня вести сбор, так как одной смелости здесь недостаточно. Я не сомневаюсь в вашей смелости, воины, но только я могу научить вас, как победить колдунов. Богиня дала мне Свой меч, и еще Она дала мне мудрость. Я могу привести вас к победе, а ты. Лорд Боарийи, — не можешь. Будешь ли ты по-прежнему сопротивляться Ее воле?
Седьмые с жаром согласились, жрец Кадиуинси выступил вперед, но Уолли поднял руку, призывая к тишине. Решение должно было принадлежать Боарийи. Уолли было жаль его. Он был уверен, что обессмертит себя, став предводителем сбора, и его лишили этой надежды комбинацией жреческих и колдовских козней. Кроме того, решение его не имело уже никакой силы, так как Уолли мог теперь вызвать его на поединок. Боарийи не имел права отказываться, если желал сохранить расположение сбора.
По-видимому, он сделал тот же вывод. Ни слова не говоря членам своего совета, стоящим вокруг него, он посмотрел на Уолли поверх их голов со знакомой кривой усмешкой. И темперамент Уолли взыграл при взгляде на него.
Затем человекоподобный богомол шагнул вперед и положил руки на свои узкие бедра.
— Ты говоришь, что ты от Богини? Я повторяю, что тебя послали колдуны. Жрец благословил предводителя, препоясанного этим мечом. Очень хорошо! Я убью тебя и заберу его. Бросай свой вызов. Лорд Шонсу.
Честь и слава им вовек, С пути их не свернуть.
Суд свершат, накажут зло, их страху не согнуть.
Ее мечи идут вперед!
Уолли снова оглянулся на Ннанджи и по его удивленному лицу понял, что он тоже никогда не слышал баллад в ритме марша.
Ритм был возбуждающий, однако… Нет! Не может быть! Он внимательно вслушался в припев и в следующий куплет. Ноги начали притоптывать. А может, и нет — это маршировал Шонсу, ведущий свою армию через горы на Вул. Теперь он, пожалуй, узнает, что произошло там (если, конечно, Ротанкси сказал правду Доа, а Доа, в свою очередь, не исказила ее).
Музыка звучала в классическом, эпическом стиле, когда речь шла о том, как злокозненные колдуны готовили свое оружие. Во главе злодеев стоял, конечно, Ротанкси, люто ненавидящий воинов, и призывал на помощь огненных демонов. Уолли оглянулся — на лице колдуна сменялся калейдоскоп эмоций — ярость, смятение, удивление.
Новая перемена темы — мелодия тревожная, грозная, голос певицы тоже изменился. Воины подошли к мосту, от которого был уже виден на некотором расстоянии Вул, и начали переходить его. Колдовские демоны огня взвились в диссонансах, громе и пламени. Мост с воинами обрушился в пропасть.
Заминированный мост? Ну конечно! Что могло быть проще для колдунов и непредвиденнее для воинов? Не раздумывая, Уолли обернулся к Ротанкси и шепотом спросил:
— Так и было?
В ответ он получил молчаливый изумленный взгляд.
Спасся один только Шонсу, так как шел впереди своей армии. Сотрясение земли демонами огня прекратилось, и он был схвачен торжествующими колдунами.
Музыка снова изменилась, на этот раз она звучала погребально, и Уолли понял, что присутствует при рождении нового жанра — эпической оратории. Ннанджи застыл с отвисшей челюстью. Баллады были для воинов и развлечением, и источником новостей. Отношение к ним в Мире было как в Италии к опере. Сейчас звучало нечто выдающееся, превосходящее все, что раньше было слышано.
Имена и ранги погибших.., ну конечно, Доа знала все их имена. Она ведь была любовницей Шонсу. Тиваникси просто не пришло в голову ее расспросить, или она отказалась ему отвечать?
Погребальная музыка кончилась. Дикая галопирующая тема повела рассказ о побеге Шонсу. Привязанный к дереву для пыток, он разорвал веревки и, обнаженный, убежал в лес…
Припев повествовал о том, как демоны Богини перенесли его в Ханн. Доа мастерски отбирала факты. Шонсу требует заклинания. Оно проходит неудачно. Он добровольно прыгает в священный водопад, сам выбрав наказание (ни слова о том, что в противном случае его бы туда сбросили насильно).
Теперь ария Богини, которая не хочет принимать его душу, плача о погибших сорока девяти и скорбя о позоре Своего воина. Эту мелодию Уолли уже дважды слышал от Доа, но теперь она довела ее до совершенства. Музыка щемила сердца, она наполняла храм горечью и печалью. Он видел слезы на глазах ближайших воинов и чувствовал, что его собственные глаза тоже защипало. Но вот тема разрешилась короткой кодой, и Богиня приказала Шонсу вернуться и попытаться еще раз, она дает ему Свой меч… Слезы высохли, руки яростно сжали рукоятки мечей.
Снова в традиционном эпическом стиле повествуется о том, как Ротанкси посылает килты в Каср, созывается сбор, воины собираются, Шонсу появляется, препоясанный седьмым мечом; и рваная издевательская тема описывает, как его встречают воины и выводят из ложи. На самом деле этого не было. Но каждый слушатель, даже Ннанджи, знал, что балладу нужно воспринимать не буквально.
Снова появляются колдуны, теперь их лейтмотив звучит эхом более ранней сцены. На этот раз действие развивается в безымянном городе на Реке, приготовившемся к встрече воинов и призвавшем демонов, чтобы уничтожить сбор, — храм еще никогда не вмещал более внимательной публики. Зловредный Лорд Ротанкси приходит в гавань и посылает ужасное проклятие, которое должно разразиться над головами доблестных воинов.
Затем в накатывающихся волнах возбуждения, разрешающихся победными звуками, является корабль. На палубу выходит Шонсу и ехидно сообщает, что пришел разрушить дьявольские козни.
Драматический дуэт Ротанкси и Шонсу, заканчивающийся заявлением Ротанкси: он сам померяется силами с высокомерным молодым воином. Ротанкси поднимается на корабль, и его магия разрушается, соприкоснувшись со святым мечом.
«Грифон» отчаливает, и Шонсу везет с собой Ротанкси как пленника, чтобы доставить его в Каср. В этот момент по аудитории пробежал шепоток недоверия, который тут же затих, потонув в новых словах менестреля.
Molto vivace! Теперь на сцену выходят демоны — демоны огня, демоны воды, демоны воздуха, демоны молний и шторма. Они ревут, сверкают и кипят вокруг корабля, но богоравный Шонсу поднимает меч Богини и прогоняет зло. Поверженные духи улетают…
В финале повторяется воодушевляющая тема начала, провозглашая полную победу воина.
Тишина — совершенная, всеобъемлющая тишина. Уолли огляделся. Ннанджи уже закрыл рот, но зато он обронил конец веревки колдуна. Ротанкси мог совершенно спокойно убежать, если бы сам не находился в трансе. Тана тоже. Катанджи поймал взгляд Уолли и улыбнулся. Уолли подобрал веревку и снова сунул ее в руку Ннанджи, взглянув на него так, что тот сразу пришел в себя.
А публика в тот же момент разразилась громовыми аплодисментами. Обычно воины аплодируют топотом сапог, иногда — хлопаньем ладоней или одобрительными возгласами. Сейчас они делали все сразу, каждый старался создать как можно больше шуму. Волна звуков обрушилась на певицу. Аплодировали даже Седьмые, даже Боарийи. Сама Доа, казалось, вышла из своего транса. Она слегка улыбнулась, поклонилась и повернулась преклонить колена перед статуей. Старый Кадиуинси все еще стоял рядом с ней. Он благословил ее, и она удалилась, сопровождаемая громом аплодисментов.
Уолли был уверен, что присутствовал при событии, равном началу ночи в «Гамлете»… «Мистер Гомер прочитает отрывки из своей новой поэмы об Одиссее…» Мир не создаст эпосов, равных этому.
Она сделала то, что обещала. Будь сейчас свободные выборы, его единогласно выбрали бы предводителем, но сбор уже присягнул. Миром правила автократия, а не демократия.
— Милорд, — ему пришлось кричать колдуну, — если даже мы умрем в этот или следующий день, мы умрем бессмертными.
Тот в ответ не состроил своей обычной гримасы. Посмотрев на него внимательно, старик сказал:
— Уверен, что ты прав, Лорд Шонсу. Впрочем, вряд ли это доставит нам хоть какие-то удобства.
— Минутку, — вечер явно не получал продолжения, — что у нас дальше?
— Ничего, милорд.
Очевидно, пришло время перемен. Уолли снова выглянул в неф. Боарийи поднял руку, призывая к тишине. Его послушались дьявольски быстро! Тогда Уолли отдернул занавесь и вышел навстречу сбору.
Он чуть было не растерял все свои шансы, оттого что споткнулся о не замеченное им небольшое возвышение для ораторов. Выправившись, он пролетел несколько шагов вперед, так что оказался почти в центре. Повернувшись лицом к Богине, он салютовал Ей, отголоски его густого баса разнеслись по храму и отразились от застекленных арок.
Лицом к нему стояли пятеро Седьмых. Зоарийи, самый низкий, хранил каменное выражение лица, лишь глаза его выдавали тревогу. Тиваникси выглядел смущенным и несчастным. Довольно старый человек был, должно быть. Лордом Чин-как-его-там, с которым встречался Ннанджи; еще двое — пухлощекий со шрамом и ничем не примечательный юнец. Далее начиналась линия Шестых, кто-то из них хмурился, кто-то выглядел озадаченным, один или двое улыбались в предвкушении развития драмы.., а за ними половину пространства до арок занимали ряды и ряды мечей и мужских лиц.
Уолли полуобернулся к верзиле Боарийи, который, скрестив руки, поднял голову и покраснел от ярости.
— Мой Лорд Боарийи, я пришел потребовать предводительства сбором, так как меня послала Богиня.
В храме повисла тишина. Закрой он глаза, можно было подумать, что храм пуст. Он совершенно не представлял, что делать дальше. Здесь было почти полторы тысячи воинов, но лишь один должен был ответить. Как бы ни находился Боарийи под впечатлением баллады Доа, отдаст ли он добровольно лидерство?
— Правда? Ты опоздал, Лорд Шонсу. Сбор присягнул.
— У меня есть уважительная причина. Я был занят в Сене, как ты слышал.
— О-о-о-о! — раздалось издалека из рядов молодежи.
Глаза Боарийи прищурились.
— Ты серьезно считаешь, что мы поверили этому? Твои длительные отношения с Леди Доа всем известны. Лорд Шонсу, и хотя все мы наслаждались спектаклем, тебе потребуются более убедительные доказательства.
Он повернулся к своей армии как бы за подтверждением — очень самонадеянное движение!
— В доказательство у меня есть пленник, — прогрохотал Уолли. Возбуждение пронеслось по рядам, словно ветер по ниве.
Боарийи повернулся к нему с сомнением.
— Мой пленник — Лорд Ротанкси, колдун седьмого ранга, маг из Сена, человек, приславший килты.
Боарийи снова призвал жестом к тишине, лицо его покраснело еще больше.
— Предъяви пленника.
Уолли притворился колеблющимся.
— Я могу послать за ним… Ты признаешь, что это мой пленник, в соответствии с сутрами?
— Я не заберу твоего пленника, пока ты жив, но твоей безопасности не гарантирую.
— Я надежно защищен правилами чести и моим мечом, — сказал Уолли, очень желая верить в это.
Потом он повернулся и поманил пальцем.
Ротанкси вылетел из-за занавеса, влекомый за шиворот огромной рукой. Все сияние Бога Сна не могло бы затмить улыбки Ннанджи, когда он гнал перед собой старика через весь храм к Боарийи. Он закрутил его, пуская вперед к предводителю, так, что тот пролетел за него. Потом провел перед собранием и, в заключение, показал Шестым и Седьмым. При этом он рассылал свои улыбки направо и налево. Тишина вновь взорвалась, и пространство наполнилось гулом, напоминавшим морской прибой, всплескивая изредка, как тот же прибой, отдельными выкриками.
Тана с Катанджи подошли и встали за ним. Уолли не мог про себя не усмехнуться — так разительно различались силы его и Боарийи: у Боарийи целая армия, у него — раненый Первый, женщина-воин и медноволосый юнец в одежде Пятого. Но у него был пленник — и какой пленник!
Теперь Боарийи имел совсем мало возможностей не уронить своего достоинства. Он обернулся посмотреть на старого жреца, стоящего между ними.
— Я пришел сюда за благословением, — сказал он, — а не на представление. Принимаешь ли ты вызов, Лорд Шонсу?
Подвох — Уолли будет проклят, если скажет «да», и опозорен, если — «нет».
— Я не хочу драться с тобой, милорд, но не боюсь этого, потому что я лучший воин и на моей стороне Богиня. — Он старался произносить слова как можно более весомо и убедительно. — Но я не буду драться со всем сбором. Готов ли ты выйти один на один или спрячешься за преимущества кровавой клятвы?
Глаза Боарийи стрельнули в сторону его дяди, низенького седого Зоарийи, стоящего среди других Седьмых.
— Подобные вещи во время храмовой службы — новость для меня. Я должен посовещаться с моим советом. — Седьмые послушно подошли к нему. Это был хороший ход — Боарийи теперь стоял не один.
Состоялось короткое совещание, во время которого собрание затаило дыхание. Зоарийи что-то говорил, племянник слушал его, вытянув голову. Потом он шагнул вперед. Седьмые остались сзади.
— Мой совет сказал мне, что это будет не по законам чести! Разве не ты, Шонсу, вел пятьдесят воинов, которых разбили колдуны?
— Я, — подтвердил Уолли и больше ничего не успел сказать.
— Разве не ты полз голым перед колдунами в Аусе?
— Я…
— Разве не ты остановил побеждающих воинов в Ове, когда им оставалось сделать последнее усилие, чтобы взять башню?
— Да, но…
— Разве не ты расстроил планы сбора, разогнав почти все корабли и заставив оставшиеся поднять карантинные флаги?
— Да, но только потому…
Боарийи выбросил очень длинную руку и ткнул пальцем в его сторону.
— Тогда я объявляю тебя ложным воином, преступником, агентом колдунов. Я приговариваю тебя к смерти как врага сбора. Седьмые, убейте этого человека!
Уолли уже приготовил ответ. Он оглянулся на своих друзей. Ннанджи выглядел плохо. Колдун одарил его язвительным взглядом, хотя уж его-то безопасность точно зависела от того, останется ли жив Уолли.
Он повернулся к Боарийи и его соратникам и увидел, что отвечать уже некогда. Они обнажили мечи и пошли на него. Они шли очень медленно, возможно, надеясь, что он сумеет убежать, но все-таки шли.
Уолли вытащил из-за пояса пистолет и подавил желание застрелить Боарийи. Он прицелился через головы воинов в дальнюю арку, через которую были видны горы.
Нажал курок.
Выстрел получился куда более громким, чем он рассчитывал. Оружие дернулось в его руке, густое облако черного дыма заволокло всех, так что видны остались только Шестые. Никто, за исключением колдуна и членов экспедиции Шонсу, не слышал раньше такого грохота. С потолка упала штукатурка, плитки мозаики осыпались со стен. Он целился в центральный оконный проем главной арки; по-видимому, пуля угодила в каменный переплет. Эхо от выстрела еще не успело замолкнуть, как к нему присоединился грохот разбитого стекла. Стекло, камни, ставни и рамы в цепной реакции каскадом обрушились вниз, и целая арка оголилась.
Началась паника. Все, от Первых до Седьмых, развернулись и побежали. Уолли, не перезаряжая, сунул пистолет за пояс. Потом оглянулся на товарищей. Даже колдун, казалось, был удивлен получившимся эффектом. Ннанджи тяжело перевел дух, улыбнулся и сказал:
— Уау!
Сзади них толпа жрецов в одеждах различной расцветки ломилась в двери за статуей. Только худенький Хонакура оставался на месте; он смеялся и поднимал в приветствии руки. Первыми опомнились Седьмые, они выстроились почти на том же месте, что и раньше, и их пристыженные лица, повернутые к Уолли, красноречиво говорили об их точке зрения на происходящее. Многие из гражданских еще продолжали покидать зал, но воины, оказавшись перед стеклянным сугробом, загораживающим главный выход, приходили в себя и стыдливо возвращались на место. Теперь было совершенно ясно, что Уолли занял твердые позиции.
Он не стал дожидаться, пока все выстроятся.
— Да, — объявил он, — я провалил экспедицию в Вул. За это мне следует просить прощения. — Теперь он завладел всеобщим вниманием. Жрецы замерли сзади, и Седьмые прекратили переговариваться. — Да, я вышел на берег в Аусе. Я вышел безоружным, что было глупо, и заплатил дорогой ценой за эту глупость. Да, я остановил атаку в Ове по той же причине, по которой остановил и сбор: вы не знаете, как бороться с колдунами! Я знаю — теперь знаю. Я поймал Лорда Ротанкси и обезвредил его. Молния — это только одно из его волшебств, маленькая штучка, которую он держал в кармане. Назовите ее молнией первого ранга, если хотите. У них есть большие ужасы, молнии седьмого ранга. Они выстроили их в порту Сена, направив в сторону наших кораблей. Менестрель очень хорошо описала эффект, который они производят, но это не демоны. Я не владею магией, милорды. Меч, — он обнажил его, — не магический. Но он священный. Он принадлежит Высочайшей, и это Она спасла нас. Она послала меня вести сбор, так как одной смелости здесь недостаточно. Я не сомневаюсь в вашей смелости, воины, но только я могу научить вас, как победить колдунов. Богиня дала мне Свой меч, и еще Она дала мне мудрость. Я могу привести вас к победе, а ты. Лорд Боарийи, — не можешь. Будешь ли ты по-прежнему сопротивляться Ее воле?
Седьмые с жаром согласились, жрец Кадиуинси выступил вперед, но Уолли поднял руку, призывая к тишине. Решение должно было принадлежать Боарийи. Уолли было жаль его. Он был уверен, что обессмертит себя, став предводителем сбора, и его лишили этой надежды комбинацией жреческих и колдовских козней. Кроме того, решение его не имело уже никакой силы, так как Уолли мог теперь вызвать его на поединок. Боарийи не имел права отказываться, если желал сохранить расположение сбора.
По-видимому, он сделал тот же вывод. Ни слова не говоря членам своего совета, стоящим вокруг него, он посмотрел на Уолли поверх их голов со знакомой кривой усмешкой. И темперамент Уолли взыграл при взгляде на него.
Затем человекоподобный богомол шагнул вперед и положил руки на свои узкие бедра.
— Ты говоришь, что ты от Богини? Я повторяю, что тебя послали колдуны. Жрец благословил предводителя, препоясанного этим мечом. Очень хорошо! Я убью тебя и заберу его. Бросай свой вызов. Лорд Шонсу.
Глава 7
Погода испортилась. Из низких угрюмых туч посыпались холодные капли дождя, ветер завертел над землей пыль и листья. Уолли стоял в одиночестве снаружи храма и хмуро разглядывал разрушения, которые натворил его удачный выстрел. Три арки с каждой стороны теперь отражали шторм, прилетевший с РегиВула, а середина чернела проломом. Невольно на память пришел маленький Бог Самоцветов с дыркой от зуба. И Уолли не знал, допустил ли он промах или Бог снова сыграл с ним шутку.
Воины теперь собрались перед широкой аркой, выходящей во двор перед храмом. Все повернулись лицом к воде. На одном конце двора стоял в одиночестве Уолли, на другом — Боарийи со своим советом. Конечно, они были вассалами Боарийи и обязаны были поддерживать его. Уолли это понимал, но не ощущал особой уверенности. В центре арки стояли герольды и музыканты. Между герольдами и двумя секундантами, Ннанджи и Зоарийи, шла активная дискуссия. Она длилась уже целую вечность.
Доверить подобные переговоры Ннанджи казалось безумием. Разве трудно хитроумному Зоарийи обвести вокруг пальца этого простака? Впрочем, дуэльные правила не оставляли выбора. Хорошо еще, что Ннанджи, к большому неудовольствию воинов, добился решения отправить Тану с пленником на «Сапфир». Уолли не предполагал, что Ннанджи достигнет этого, и теперь с приятным удивлением наблюдал за движением лодки. Потом началось что-то вроде церемонии представления Ннанджи всем Седьмым, возможно, для того, чтобы сместить акценты в вопросах.
Как ни странно, юный Катанджи тоже принимал участие в дискуссии. Пару раз они с братом отходили посовещаться, Ннанджи в таких случаях то говорил, то слушал. Каждый раз Уолли думал, что они пошлют ему известие, но братья снова возвращались к группе. Катанджи не знал тонкостей подготовки к поединку, но он разбирался в людях — удивительно, что Ннанджи наконец это оценил.
Боарийи возвышался над своими соратниками. Он откровенно имел преимущества в длине рук, и он был на своей территории. Кроме того, его вдохновляло то, что он выходил против либо ставленника колдунов, либо избранника богов. Он даже мог оказаться быстрее. Уолли был сильнее и имел Богиню в союзниках. Имел ли? Ему было ведено не рассчитывать на чудеса.
Запретив себе забивать голову такими мыслями, Уолли повернулся посмотреть на иссеченную ветром, отливающую вороненой сталью Реку и качающиеся на ней корабли. «Сапфир» стоял на ближнем рейде, его экипаж выстроился вдоль планшира. Он увидел массивную Броту, потом Джию и помахал им. Карантинные флаги сняли, и уже два судна вошли в порт.
Арка была переполнена зрителями, как если бы жрецы и горожане пришли на спортивное состязание. Серьезный поединок между Седьмыми, должно быть, чрезвычайно редкое событие. Приходилось ли Шонсу, подумал Уолли, принимать участие в чем-нибудь подобном раньше? Сам он помнил только Харддуджу, но там была скорее казнь.
Наконец обсуждение завершилось, секунданты подошли к своим благородным патронам. Катанджи бросил Уолли ободряющий взгляд. Ннанджи просто выглядел довольным.
Он вообще чувствовал себя на седьмом небе. Это была плоть и кровь романтики воинов. Простой Пятый ведет переговоры с Седьмым, организовывает поединок, который представляет собой почти такое же редкое событие в Мире, каким бы его можно было предположить и на Земле. Играет роль в миссии богов. Ннанджи не мог чувствовать себя счастливее, чем сейчас.
— Думаю, мне удалось добиться всего, что тебе нужно, брат, — сказал он.
— Зоарийи не хотел соглашаться признать твой меч даром Богини, но он согласился упомянуть слово «трус», хотя, как он говорит, его патрон никогда не употреблял его.
— Великолепно! А как насчет детских оскорблений и задранного носа? Давай уж бросим все камни.
Ннанджи изящно улыбнулся и посмотрел вокруг. Потом вдруг заговорил гулким голосом шефа герольдов:
— Слушайте, о милорды, Мастера, Адепты, воины, Ученики, Новички и вся почтенная публика, собравшаяся здесь: поскольку доблестный Лорд Шонсу, воин седьмого ранга, появился перед советом благородного сбора в Касре, и поскольку упомянутый лорд заявил упомянутому совету, что легендарный седьмой меч Чиоксина вложил ему в руки Бог, приказав возглавить битву с мерзкими колдунами из городов Ауса, Уола, Сена, Ча, Гора, Амба и Ова, и поскольку упомянутый лорд заявил, что он является лучшим воином из присутствующих здесь и потому имеет право стать лордом-сеньором этого выдающегося сбора, и поскольку благородный Лорд Боарийи, воин седьмого ранга, лорд-сеньор благородного сбора Касра, заявил, что упомянутый лорд солгал о битве с колдунами, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в том, что тот позволил себя опозорить колдунам в Аусе, тем самым показав, что не имеет чести и является трусом, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в том, что он не дал побеждающему отряду воинов закрепить свою победу в Ове, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в самозванстве, сотрудничестве с колдунами и враждебности сбору, и поскольку упомянутый благородный лорд заявил, что принял командование сбором, добившись его в поединке, должном определить предводителя благородного сбора, и поскольку упомянутые благородные лорды договорились разрешить эти вопросы в честном поединке, в соответствии с законами гильдии и сутрами, и упомянутый лорд заявил, что долг чести не распространяется на его вассалов, местом же и временем поединка выбрано место и время этого собрания, то постольку вы сейчас станете свидетелями этого выдающегося события, и пусть Богиня рассудит их и даст победу правому.
Уолли позволил ему все это повторить.
— Мне не нравится место про «позволил себя опозорить колдунам», лучше остановимся на «восстановлении чести воина».
— Правильно! — сказал Ннанджи. — Хороший пункт.
Уолли подумал, что он с легкостью расценивает этот бред как упражнение в геральдике.
— Еще одно: я думал, это будет чистый поединок, что там говорится о долге чести вассалов? Как это относится к тебе, брат?
Ннанджи улыбнулся этому, как хорошей шутке.
— Никто из них даже и не подумал об этом! Ты же помнишь, что четвертая клятва мало известна.
— Но что будет, если я проиграю? Ннанджи рассмеялся:
— Ты начнешь, а я прикончу его.
— Ты думаешь, что сможешь? Ннанджи понял, что он имеет в виду, и посерьезнел.
— Конечно, нет! Я не Седьмой. Он справится со мной в минуту. Не думаешь же.., что я хочу…
— Тогда это нужно отметить в тексте объявления! — резко сказал Уолли, чувствуя себя виноватым за то, что усомнился в нем.
— Ты не можешь! — сказал Ннанджи, сразу спрятав свой добрый юмор и усмешки. — Вспомни слова сутры: «Вечная, абсолютная и нерасторжимая!» Ты не можешь освободить меня от нее, и я не могу от нее освободиться. Если он победит тебя, я встану на твое место. Не заставляй меня напоминать об этом, а то они как-нибудь выкрутятся.
Так, значит, подобный исход не был гипотетическим для Ннанджи! Для него он тоже был вопросом жизни и смерти. Это уже становилось смешно. Катанджи молча стоял рядом, глаза его перебегали с одного на другого, и ему было совсем не смешно.
Но Ннанджи был прав. Четвертая клятва нерасторжима, и Уолли не может освободить от нее Ннанджи. Значит, ему придется драться за две жизни. Он сказал, что удовлетворен текстом объявления, и Ннанджи, кивнув, побежал к герольдам, его хвостик игриво болтался между лопатками.
Возможно ли такое? Если Уолли умрет и Ннанджи вызовет Боарийи и каким-то чудом победит, не выберет ли его сбор предводителем? Но это не формальный поединок за лидерство. Долг чести снят с вассалов только для этого конкретного боя. Уолли поразмышлял над этим и пришел с некоторым смущенным облегчением к выводу, что это не сработает. Сначала должны будут снова переиграть между собой Седьмые, потом — Шестые. Конечно, Ннанджи не может побить Боарийи.., разве что чудом. Ннанджи можно было доверять, но богам — нет.
— Ты убьешь его, милорд? — Рядом стоял Катанджи.
— Нет, — резко сказал Уолли, очнувшись от своих мрачных мыслей, — если это зависит от меня. А в чем дело?
— Нань беспокоится. Он говорит, что ты постараешься пощадить его, а Лорд Боарийи собирается тебя убить, чтобы забрать меч. Он сказал, что это будет как тогда, когда ты сражался с капитаном рапирой против клинка.
— Я не нуждаюсь в твоих советах, как вести себя воину. Новичок.
Катанджи опустил глаза и замолчал. На этот раз переговоры были короткими. Герольды и секунданты покивали головами. Дождь прекратился. Совещавшиеся разошлись, и Ннанджи снова перебежал широкий двор.
— Да пребудет с тобой Богиня, милорд, — прошептал Катанджи. Он повернулся и побежал к краю воды.
Воины теперь собрались перед широкой аркой, выходящей во двор перед храмом. Все повернулись лицом к воде. На одном конце двора стоял в одиночестве Уолли, на другом — Боарийи со своим советом. Конечно, они были вассалами Боарийи и обязаны были поддерживать его. Уолли это понимал, но не ощущал особой уверенности. В центре арки стояли герольды и музыканты. Между герольдами и двумя секундантами, Ннанджи и Зоарийи, шла активная дискуссия. Она длилась уже целую вечность.
Доверить подобные переговоры Ннанджи казалось безумием. Разве трудно хитроумному Зоарийи обвести вокруг пальца этого простака? Впрочем, дуэльные правила не оставляли выбора. Хорошо еще, что Ннанджи, к большому неудовольствию воинов, добился решения отправить Тану с пленником на «Сапфир». Уолли не предполагал, что Ннанджи достигнет этого, и теперь с приятным удивлением наблюдал за движением лодки. Потом началось что-то вроде церемонии представления Ннанджи всем Седьмым, возможно, для того, чтобы сместить акценты в вопросах.
Как ни странно, юный Катанджи тоже принимал участие в дискуссии. Пару раз они с братом отходили посовещаться, Ннанджи в таких случаях то говорил, то слушал. Каждый раз Уолли думал, что они пошлют ему известие, но братья снова возвращались к группе. Катанджи не знал тонкостей подготовки к поединку, но он разбирался в людях — удивительно, что Ннанджи наконец это оценил.
Боарийи возвышался над своими соратниками. Он откровенно имел преимущества в длине рук, и он был на своей территории. Кроме того, его вдохновляло то, что он выходил против либо ставленника колдунов, либо избранника богов. Он даже мог оказаться быстрее. Уолли был сильнее и имел Богиню в союзниках. Имел ли? Ему было ведено не рассчитывать на чудеса.
Запретив себе забивать голову такими мыслями, Уолли повернулся посмотреть на иссеченную ветром, отливающую вороненой сталью Реку и качающиеся на ней корабли. «Сапфир» стоял на ближнем рейде, его экипаж выстроился вдоль планшира. Он увидел массивную Броту, потом Джию и помахал им. Карантинные флаги сняли, и уже два судна вошли в порт.
Арка была переполнена зрителями, как если бы жрецы и горожане пришли на спортивное состязание. Серьезный поединок между Седьмыми, должно быть, чрезвычайно редкое событие. Приходилось ли Шонсу, подумал Уолли, принимать участие в чем-нибудь подобном раньше? Сам он помнил только Харддуджу, но там была скорее казнь.
Наконец обсуждение завершилось, секунданты подошли к своим благородным патронам. Катанджи бросил Уолли ободряющий взгляд. Ннанджи просто выглядел довольным.
Он вообще чувствовал себя на седьмом небе. Это была плоть и кровь романтики воинов. Простой Пятый ведет переговоры с Седьмым, организовывает поединок, который представляет собой почти такое же редкое событие в Мире, каким бы его можно было предположить и на Земле. Играет роль в миссии богов. Ннанджи не мог чувствовать себя счастливее, чем сейчас.
— Думаю, мне удалось добиться всего, что тебе нужно, брат, — сказал он.
— Зоарийи не хотел соглашаться признать твой меч даром Богини, но он согласился упомянуть слово «трус», хотя, как он говорит, его патрон никогда не употреблял его.
— Великолепно! А как насчет детских оскорблений и задранного носа? Давай уж бросим все камни.
Ннанджи изящно улыбнулся и посмотрел вокруг. Потом вдруг заговорил гулким голосом шефа герольдов:
— Слушайте, о милорды, Мастера, Адепты, воины, Ученики, Новички и вся почтенная публика, собравшаяся здесь: поскольку доблестный Лорд Шонсу, воин седьмого ранга, появился перед советом благородного сбора в Касре, и поскольку упомянутый лорд заявил упомянутому совету, что легендарный седьмой меч Чиоксина вложил ему в руки Бог, приказав возглавить битву с мерзкими колдунами из городов Ауса, Уола, Сена, Ча, Гора, Амба и Ова, и поскольку упомянутый лорд заявил, что он является лучшим воином из присутствующих здесь и потому имеет право стать лордом-сеньором этого выдающегося сбора, и поскольку благородный Лорд Боарийи, воин седьмого ранга, лорд-сеньор благородного сбора Касра, заявил, что упомянутый лорд солгал о битве с колдунами, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в том, что тот позволил себя опозорить колдунам в Аусе, тем самым показав, что не имеет чести и является трусом, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в том, что он не дал побеждающему отряду воинов закрепить свою победу в Ове, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в самозванстве, сотрудничестве с колдунами и враждебности сбору, и поскольку упомянутый благородный лорд заявил, что принял командование сбором, добившись его в поединке, должном определить предводителя благородного сбора, и поскольку упомянутые благородные лорды договорились разрешить эти вопросы в честном поединке, в соответствии с законами гильдии и сутрами, и упомянутый лорд заявил, что долг чести не распространяется на его вассалов, местом же и временем поединка выбрано место и время этого собрания, то постольку вы сейчас станете свидетелями этого выдающегося события, и пусть Богиня рассудит их и даст победу правому.
Уолли позволил ему все это повторить.
— Мне не нравится место про «позволил себя опозорить колдунам», лучше остановимся на «восстановлении чести воина».
— Правильно! — сказал Ннанджи. — Хороший пункт.
Уолли подумал, что он с легкостью расценивает этот бред как упражнение в геральдике.
— Еще одно: я думал, это будет чистый поединок, что там говорится о долге чести вассалов? Как это относится к тебе, брат?
Ннанджи улыбнулся этому, как хорошей шутке.
— Никто из них даже и не подумал об этом! Ты же помнишь, что четвертая клятва мало известна.
— Но что будет, если я проиграю? Ннанджи рассмеялся:
— Ты начнешь, а я прикончу его.
— Ты думаешь, что сможешь? Ннанджи понял, что он имеет в виду, и посерьезнел.
— Конечно, нет! Я не Седьмой. Он справится со мной в минуту. Не думаешь же.., что я хочу…
— Тогда это нужно отметить в тексте объявления! — резко сказал Уолли, чувствуя себя виноватым за то, что усомнился в нем.
— Ты не можешь! — сказал Ннанджи, сразу спрятав свой добрый юмор и усмешки. — Вспомни слова сутры: «Вечная, абсолютная и нерасторжимая!» Ты не можешь освободить меня от нее, и я не могу от нее освободиться. Если он победит тебя, я встану на твое место. Не заставляй меня напоминать об этом, а то они как-нибудь выкрутятся.
Так, значит, подобный исход не был гипотетическим для Ннанджи! Для него он тоже был вопросом жизни и смерти. Это уже становилось смешно. Катанджи молча стоял рядом, глаза его перебегали с одного на другого, и ему было совсем не смешно.
Но Ннанджи был прав. Четвертая клятва нерасторжима, и Уолли не может освободить от нее Ннанджи. Значит, ему придется драться за две жизни. Он сказал, что удовлетворен текстом объявления, и Ннанджи, кивнув, побежал к герольдам, его хвостик игриво болтался между лопатками.
Возможно ли такое? Если Уолли умрет и Ннанджи вызовет Боарийи и каким-то чудом победит, не выберет ли его сбор предводителем? Но это не формальный поединок за лидерство. Долг чести снят с вассалов только для этого конкретного боя. Уолли поразмышлял над этим и пришел с некоторым смущенным облегчением к выводу, что это не сработает. Сначала должны будут снова переиграть между собой Седьмые, потом — Шестые. Конечно, Ннанджи не может побить Боарийи.., разве что чудом. Ннанджи можно было доверять, но богам — нет.
— Ты убьешь его, милорд? — Рядом стоял Катанджи.
— Нет, — резко сказал Уолли, очнувшись от своих мрачных мыслей, — если это зависит от меня. А в чем дело?
— Нань беспокоится. Он говорит, что ты постараешься пощадить его, а Лорд Боарийи собирается тебя убить, чтобы забрать меч. Он сказал, что это будет как тогда, когда ты сражался с капитаном рапирой против клинка.
— Я не нуждаюсь в твоих советах, как вести себя воину. Новичок.
Катанджи опустил глаза и замолчал. На этот раз переговоры были короткими. Герольды и секунданты покивали головами. Дождь прекратился. Совещавшиеся разошлись, и Ннанджи снова перебежал широкий двор.
— Да пребудет с тобой Богиня, милорд, — прошептал Катанджи. Он повернулся и побежал к краю воды.