— Мой меч, пожалуйста.
   Ннанджи с сомнением взглянул на своего наставника, но отдал меч.
   — Разреши взглянуть! — резко потребовал Тиваникси.
   Ннанджи инстинктивно отреагировал на авторитетный тон и протянул седьмой меч кастеляну.
   Тот внимательно изучил грифона на рукоятке, сапфиры на ее тыльной стороне, а потом — клинок. Уолли вернул рапиру Первому, ухмылку — Катанджи и улыбку Джие и продолжал спокойно вытираться полотенцем. Толпа ждала.
   — Шонсу! — тревожно шепнула Тана, и все удивленно на нее посмотрели.
   Она стояла за ним, глядя на Боарийи.
   — Не вызывай! — прошипела она. Уолли отогнал искушение отступить.
   — Ни под каким видом! — добавила она тем же шепотом.
   — Отличный меч, Лорд Шонсу! — со странным выражением на лице сказал кастелян. Уолли улыбнулся и кивнул.
   — Могу я спросить, откуда он у тебя?
   — Мне его дали, — ответил Уолли.
   — Он выглядит так, как будто вчера лежал на наковальне.
   — Не совсем так — у него был предыдущий хозяин.
   Тиваникси побледнел:
   — Имеешь ли ты в виду то, что я думаю?
   — Да.
   Кастелян посмотрел на него долгим взглядом:
   — И ты все еще не присоединяешься к сбору?
   — Пока не решил.
   Тиваникси взглянул на Зоарийи и Боарийи, потом снова на Уолли.
   — Я бы не рисковал носить его, — сказал он тихо. Уолли вспомнил юного Арганари и топаз Чиоксина. Мальчик держал чудесный приз только несколько минут. Потом его у него отобрали и дали взамен другой.
   — Все мы должны нести свое бремя, — ответил Уолли.
   Он забрал седьмой меч у Тиваникси, все еще смотревшего на него в замешательстве.
   — Имя Шонсу хорошо известно в ложе, — раздался голос.
   Уолли повернулся лицом к Боарийи и спокойно убрал меч в ножны.
   — Про имя Боарийи этого не скажешь. Глаза юноши налились яростью.
   — Не все репутации хороши.
   — А ничто — это всего лишь ничто.
   Рука Боарийи поднялась, и старший что-то ему тихо сказал.
   Лес зеленых Шестых вырос за спинами двух Седьмых, и пустыня красных Пятых легла за ними. Призыва к баррикадам не прозвучало. Воины стояли в боевой готовности, ожидая приказа. Боарийи, как известный фаворит, собрал большую армию последователей и ввел в ней дисциплину.
   Уолли оглянулся на своих. Ннанджи хмурился и шевелил губами, как будто повторял сутры. Катанджи потерял улыбку. Тана, бросив очередной предостерегающий взгляд Уолли, отступила, разглядывая противников.
   — Его дядя, — тихо сказал Тиваникси, ни к кому особенно не обращаясь.
   С теплым чувством облегчения Уолли понял, что кастелян теперь на его стороне.
   Боарийи снова через фехтовальную площадку обратился к Уолли:
   — Я полагаю, ты пришел присоединиться к сбору, Лорд Шонсу?
   — Нет.
   Это было сюрпризом, и Боарийи в замешательстве взглянул сверху вниз на человека, который должен был приходиться ему дядей, если замечание Тиваникси что-нибудь значило.
   — Это благородное занятие для благородного человека.
   — Не сомневаюсь в этом, — спокойно ответил Уолли.
   — Испугался колдунов?
   Наблюдатели ахнули в унисон. Это был повод к отворению артерий.
   Рука Уолли начала подниматься, но тут он вспомнил предостережение Таны. Разве же это поединок за лидерство? Никаких формальностей — вульгарная провокация на вызов. И тогда его осенило. Его хотят вынудить бросить вызов, а Боарийи отклонит его, заявив, что Лорд Шонсу — бесчестный человек. При отсутствии свидетелей и подготовленности противников обвинение — опасная вещь. Если обвиняемый не сможет оправдаться, он вынужден будет поплатиться. Это тем более безопасно, что судить должен будет Тиваникси как гость и промежуточный предводитель сбора, значит, суд состоится немедленно, и времени у подсудимого не будет. Все, чем рисковал Боарийи в этом случае — принять вызов, но он-то выиграет время, чтобы собрать все грязные слухи и укрепить свою позицию. Это был змеино-хитрый план, и он мог быть только детищем Зоарийи. Если же Уолли не поддастся на провокацию, его обвинят в трусости. Единственный выход — постараться получить вызов от Боарийи, так как, бросив его, он тем самым признает Уолли честным человеком. Нельзя сказать, чтобы это было легко сделать, но это единственное, что ему оставалось.
   Он прошел медленным шагом на середину фехтовальной площадки, мучительно стараясь придумать оскорбление и с горечью понимая, что бой почти немыслим теперь.., и что Боарийи чувствует свое превосходство.
   — Позволь задать тебе вопрос, сынок, прежде чем отвечу на твой. Ты когда-нибудь видел колдунов? Боарийи яростно глянул ему в лицо.
   — Нет еще. Но…
   — Ну так а я — видел! — заорал Уолли. — И я отвечу на твой вопрос. Да, я боюсь колдунов. Ты это видел? — Он махнул рукой в сторону килтов, висевших над двором за спиной Боарийи, — Любой человек, знающий, что такое колдуны, и все еще не боящийся их, — полный идиот, которого нельзя выпускать из-под присмотра. Но бояться — это не значит отказаться от сражения с ними! В Ове, мой юный друг, мы убили четырнадцать, но я все еще не расплатился с ними за это. Еще четырнадцать я оставляю тебе.
   — Нет, Шонсу! Тридцать пять. Ого! А этот юнец не совсем такой дурак, как кажется.
   — Хочешь возглавить сбор, не так ли, сынок?
   — Если на то будет воля Богини.
   Боарийи, конечно, был уверен, что таковая будет.
   Теперь уже почти все слушали, затаив дыхание, перепалку Седьмых.
   — Тебе бы получше научиться считать, — прогрохотал Уолли, заставив свой голос отразиться от стен. — Одиннадцать лет назад в Аусе: восемнадцать воинов убиты двадцатью колдунами, швырявшими молнии, потом была убита еще дюжина. За четыре года до этого в Уоле: тридцать два воина убиты двадцать одним колдуном. А два года назад группа воинов сошла на берег…
   Он научился обходиться без записной книжки — использовал Ннанджи: оба они повторяли эти цифры по сотне раз. Один за другим перечислял он города петли, рассказывая о потерях… Аус, и Уол, и Сен, и Ка, и Гор.., целый гарнизон от одной молнии в Горе. Не исключено, что где-нибудь в библиотеках Вула существовал подобный список, но воины, наверное, слышали обо всем этом впервые. Он проверил эту информацию — Катанджи, Хонакура и моряки помогли ему, осторожно расспрашивая жителей колдовских городов. Пятнадцать лет колдовского влияния и пятнадцать лет тупости воинов. Ни один из них ничему не научился за пятнадцать лет. И Амб, и Ов.., сорок человек разлетелись на куски в Ове…
   — Так что можешь увеличить этот список, сынок, — завершил он, — добавь еще сорок девять к тремстам тридцати погибшим воинам. Все, что я могу тебе посоветовать. Как далеко ты хотел бы его продолжить, может, до тысячи трехсот тридцати?
   Последние отзвуки эха замерли в гробовой тишине. Боарийи и его дядя были потрясены не меньше других. Да, абсолютно все были потрясены. Лорд Шонсу своим списком погибших разбил пафос сбора в Касре по поводу связки килтов. Первым опомнился Зоарийи.
   — Ты был кастеляном здесь. Лорд Шонсу! Почему не действовал быстрее? Почему не созвал такой же святой сбор?
   Какую-то секунду Уолли размышлял, не вызвать ли его, несмотря на его седины, но проблема была та же — он мог отказаться.
   — Благодари Богиню, что я не сделал этого, Лорд Зоарийи! — Он снова махнул в сторону килтов. — Тогда здесь бы висела их тысяча, а не пятьдесят. Я не знал тогда, как бороться с колдунами. Теперь знаю. Я доказал это в Ове!
   Он повернулся и пошел назад. Есть надежда, что его оставят пока в покое
   — им надо подумать. Тиваникси стоял бледный — Шонсу доказал бессмысленность сбора.
   Он еще шел, когда Боарийи снова заговорил:
   — Но ты не штурмовал башню в Ове! Что это за военачальник, отзывающий своих людей, когда победа уже почти в руках?
   Упоминание об Ове не пугало его. Уолли кивнул Катанджи, который подпрыгнул от возмущения, звякнув своей гипсовой повязкой по рапирам, и невольно шагнул вперед. Уолли повернул его лицом к Боарийи и, обняв за плечи, встал рядом.
   — Это, милорды, Новичок Катанджи, подопечный моего названого брата, а значит, и мой тоже. Я не могу представить его, потому что он не сможет салютовать искалеченной рукой. — (А ты можешь ему не ответить, что вынудит меня бросать вызов.) — Он покалечен молнией колдунов. — Уолли возвысил голос над появившимся ропотом. — Вы все примите к сведению! Это храбрейший человек из всех, здесь собравшихся. Он сходил на берег в каждом колдовском городе, ежеминутно рискуя жизнью. Его поймали в Ове, и мы его спасали. Он был внутри башни и видел там все — наверное, это единственный воин за всю историю Мира, вернувшийся оттуда живым.
   Он подождал, пока утихнет волна восклицаний, порожденных сенсацией.
   — Как велика башня, Лорд Боарийи? Как толсты ее стены. Лорд Боарийи? Как много в нее входов, Лорд Боарийи? Как высоко нижние окна, Лорд Боарийи? Не знаешь, Лорд Боарийи? А вот Новичок Катанджи знает! Он знает о колдунах больше, чем ты когда-нибудь слышал, Лорд Боарийи. И я говорю, что он лучше бы справился с предводительством сбора, чем ты.
   — Стоп! — Тиваникси выступил вперед, встав между врагами. — Это не тема для обсуждения на публике. Лорд Зоарийи, Лорд Боарийи, вы должны простить меня. Лорд Шонсу, я хотел бы переговорить с вами наедине.
   Уф! Спасен!
   Тиваникси повернул Уолли и Катанджи лицом к остальным.
   — Мастер Ннанджи, тебе нужно встретиться с клеймовщиком. Здесь у нас есть портной, который сошьет тебе нужный килт. Лорд Шонсу, не могли бы мы удалиться в музей?
   — Вы уверены, что моим людям не станут докучать?
   Тиваникси нахмурился и пальцем подозвал Шестого. Отдал несколько приказов и повернулся снова, глядя только лишь на одного Уолли.
   — Прошу тебя. Лорд Шонсу.
   — Только после тебя. Лорд Тиваникси, — вежливо отозвался Уолли.


Глава 5


   Тиваникси прошел в юго-западный угол, быстрыми взглядами показывая Уолли двери в каждом углу огромного прямоугольника. По форме окон тот понял, что каждая ведет на лестницу. Простой, хороший архитектурный план, насмешливо подумал Уолли, ничего такого, что могло бы запутать воинов.
   Лестница поднималась все выше и выше, края ступеней были стоптаны сапогами нескольких поколений. Везде сидели и стояли воины, было шумно, пахло человеческими телами. Но как только приближались двое Седьмых, голоса стихали. Чем выше, тем прохладнее и чище становился воздух. Наконец они забрались наверх и остановились, оценивая, кто больше запыхался.
   — Попробуем сдвинуть стол? — предложил кастелян.
   Здесь была одна-единственная дверь, которую подпирал гигантский железный стол о шести, а не о четырех ножках.
   — Одной рукой, — легко отозвался Уолли.
   Но двум сильным мужчинам оказалось довольно тяжело сдвинуть этого монстра, не повредив ноги и другие жизненно важные для воинов части тела. Пол вокруг был заметно выщерблен и покорежен, Уолли заметил несколько каменных заплат. Посещать музей можно было только в компании двух-трех крепких мужчин. Мир не знал замков.
   Массивная дверь распахнулась с мучительным скрежетом. Воины вошли в длинную галерею, пахнущую мышами, плесенью и древностью. С одной стороны были заросшие пылью окна, с другой — панели, увешанные сотнями ржавых мечей. Пол был скользок от грязи и плесени. Вдоль стен стояли столы, заваленные безымянными реликвиями, над головой висели изъеденные молью знамена, от старости потерявшие свои цвета — теперь они все были окрашены в одинаковый серый. Даже воздух здесь казался древним. Одно из окон протяжно поскрипывало на ветру.
   Уолли содрогнулся, переступив вслед за Тиваникси порог этой мертвой комнаты. Кастелян остановился и снял обломок меча со стены.
   — Рубин, — сказал он. — Пятый. Как говорят.
   Он положил его бережно на ближайший стол, предварительно смахнув им же кучу тряпья на пол. Тучи пыли поднялись в воздух. Уолли положил рядом седьмой меч.
   Тиваникси стал их сравнивать. Уолли, оставив его за этим занятием, принялся разгуливать по комнате из конца в конец. Он никогда не видел помещения, действовавшего на него более подавляюще; вот все, что осталось от молодых, сильных, доблестных людей, чьи имена потомки уже и не помнят. Возвеличенные килты когда-нибудь будут принесены сюда, наверное, с помпезной церемонией и пустыми словами. Мыши проедят их, и станет еще одной кучей тряпья больше.
   Он повернулся, чтобы разглядеть ржавые мечи на стене. Они были всевозможного фасона и качества. Среди них попадалось много длинных. Может, народ Мира раньше был крупнее. Скорее нет, боеспособные мечи стали делать короче.
   Он вернулся к Тиваникси, который счистил точильным камнем ржавчину с обломка и теперь разглядывал клинок. Рукоятки у него не было. Выплыло почти неопределенное воспоминание… Казалось — это единственный проблеск личной памяти Шонсу: половина меча без рукоятки и опознавательных знаков. Никаких опознавательных знаков.., как и на всем в этой угнетающей комнате.
   Сравнить мечи было нетрудно. Воины, сражающиеся с чудовищами, — на одной стороне и девы, играющие с ними, — на другой. Разными были сюжеты, да и позы не повторялись в точности, но мастерство спутать с другим было невозможно.
   — Я убедился, — сказал наконец Тиваникси, все еще не отрывая взгляда от мечей.
   Потом он поднял седьмой и проверил его балансировку и гибкость. Вернул меч Уолли, наградив его пристальным взглядом.
   — Слишком длинен для меня, — сказал он.
   — Но не для нашего костлявого друга. Тиваникси покачал головой, потом снова перегнулся через стол и продел руки через свою кобальтовую перевязь.
   — Ты никогда не был в этой комнате, милорд?
   — Нет.
   — И ты не знаешь Доа?
   — Кто это? Кастелян вздрогнул:
   — Менестрель… Шонсу должен бы знать Доа. Уолли не выдержал, хотя, возможно, он уже решился на это раньше.
   — Я — Шонсу и я — не Шонсу, — сказал он. — Сейчас я расскажу тебе, а ты потом сам решай, послан я Богиней или колдунами.
   Тиваникси кивнул. Он был храбрым человеком, если остался один на один с человеком, который мог оказаться колдуном. Взгляд его напрягся.
   И Уолли рассказал ему всю историю Уолли Смита и Шонсу, и это заняло много-много времени. Кастелян слушал в полной тишине, не сводя глаз с лица рассказчика. Уолли тоже, в свою очередь, следил за его реакцией. Да, это был необычно интеллигентный воин — не твердолобый бык, хладнокровный убийца, как Шонсу, и даже не тупоголовый пижон Полини. Была надежда, что с этим человеком можно было бы сотрудничать.., но смог ли он поверить?
   Когда он кончил, Тиваникси спросил:
   — И единственный свидетель всему этому меч?
   — Есть еще жрец, — ответил Уолли, — Седьмой из Ханна.
   Даже в таком Мире, где люди не всегда знали название ближайшего города
   — так как они могли поменяться местами, — любой слышал о Ханне. Ханн здесь был Римом, Меккой, Иерусалимом.
   — И еще мои родительские метки. Не знаю, какие были у Шонсу, но, наверное, не такие.
   Кастелян подошел к нему, потом снял свою заколку, сдерживающую волосы. Уолли в недоумении уставился на него, спешно роясь в памяти Шонсу, чтобы понять смысл этого ритуала.
   Распустил волосы! Потом он попытался использовать знания двух миров. Дословный перевод одних понятий в другие ничего не давал — перед ним стоял красивый мужчина в кожаной перевязи, распустивший по плечам волосы цвета старого золота. Распустивший волосы! Это значило, что он не будет драться с ним на поединке, что он верит в его честность.
   Не меняя выражения лица, Уолли снял свой сапфир, и его черные волосы рассыпались, обрамляя лицо.
   — Так случилось, что я знаю родительские метки Шонсу, — сказал Тиваникси. — Ты.., он.., оставил здесь нескольких молодых. Первого и пару Вторых. Один из них подавал сегодня шпаги, но ты не узнал его. — Он поколебался. — Они рассказывают шутку — оба родителя Шонсу были мужчинами. Так говорили, потому что на обоих веках у него были мечи.
   — Говорили за его спиной? — хохотнул Уолли.
   — Думаю, далеко за его спиной, — улыбнулся кастелян.
   Это могло служить проверкой — перед ним стоял не Шонсу.
   — Я признаю, что твой меч — седьмой меч Чиоксина, милорд. Но его никто не носил семь сотен лет. Никто не знал, где он был. Ни одна королевская семья не могла бы хранить тайну так долго.., но вот храм мог. Он отдал его Богине…
   — Говори!
   — Ты мог бы получить его в храме Ханна.
   — Я не получил его там. Спроси у жреца. Тиваникси принялся расхаживать по комнате, эхо его шагов распугивало мышей, сапоги поднимали тучи пыли.
   Все еще расхаживая, он сказал:
   — Я чуть было не обвинил тебя. Твое фехтование заставило меня усомниться. Если бы колдуны сделали такого человека, как ты, мы все давно были бы уже мертвы. Меч запутал меня окончательно. Твои рассказы о колдунах лишили меня уверенности. Если ты и вправду разведал левый берег, то мне стыдно, что я созвал сбор, не зная, что смогу противопоставить колдунам. Нам нужно твое руководство!
   — Остается открытым один вопрос, — сказал Уолли. — Сейчас перед тобой другая проблема. Даже если предположить, что я послан богами, могу ли я считаться человеком чести? Я совершил несколько не совсем приглядных поступков. Особенно в Аусе. Я сошел на берег — идиот! Без своего меча — еще больший идиот! Меня схватили и дали возможность выбора — погибнуть сию минуту или ползти на свой корабль по земле. Я был на пристани. Можно было бы прыгнуть. Вместо этого я пополз. Возможно, это было неправильным решением.
   Странное выражение появилось на лице Тиваникси. Он подошел к одному из окон, как будто пытаясь рассмотреть что-то сквозь золотящуюся пыль.
   — Очень немногим воинам не приходилось жрать грязь время от времени, — сказал он очень тихо.
   Это было для Уолли новостью. История Шонсу была для него закрытой книгой; единственный воин, которого он знал, Ннанджи, никогда бы не позволил себе этого. Но Ннанджи был слеплен не из обычного теста.
   — Когда я был Вторым, — сказал Тиваникси, — я был вызван на поединок. — Он старался повернуть рассказ юмористической стороной, но его голос звучал напряженно. — Он был двумя рангами меня выше, и у него были красные глаза. Он показал знак. Я не принял вызова. Он потребовал ритуала унижения. Он даже заставил меня так пройти по городу и собрал моих друзей посмотреть. И я сделал, как он хотел! Все время я говорил себе, что потом пойду и омою свой меч кровью. Уолли был потрясен.., и молчал.
   — Я спустился к Реке, — шептал кастелян в окно, — я простоял на границе воды час, и ноги мои не двинулись с места. Потом я пошел домой и отпустил волосы… Я никому не рассказывал об этом раньше, милорд.
   — Я никому не скажу, — дал обещание Уолли. — Но ты заходил в Реку, когда созывал сбор?
   Уолли считал, что теперь он может спросить об этом.
   Кастелян рассмеялся и повернулся к нему лицом.
   — О! Ну, это совсем другое дело. Я и не говорил себе, что сделаю это, — я говорил другим. Там была толпа! Это было церемонией. Мы выставили перед собой умирать сорок девять волов. — Его передернуло. — Но ощущение очень странное. Я хотел сказать, — продолжил он, — что большинство из нас отступается иногда от правил воинов. Ты сделал это для колдунов, и этим все сказано. Если бы такое случилось со мной, я не долго бы помнил об этом, разве что кто-нибудь стал со мной драться. Подобное всегда служит поводом для драк.
   Но не знаю, стал бы я претендовать на то, чтобы возглавить сбор. Понятно!
   — То, что было в Ове, — другое дело. Я не стыжусь Ова. Я принял правильное решение. Тиваникси согласно кивнул:
   — Думаю, да. У тебя не было армии, только горстка воинов, не было связи, ты даже не мог отдавать приказов, так как не знал их имен. Ты был прав, но только высокоранговые знают сутры о стратегии. Остальные не поймут.
   — Расскажи мне о нынешнем положении, — попросил Уолли.
   Кастелян поморщился и снова облокотился на стол.
   — Древние сказания не совсем ясны, но, кажется, мы должны ждать семи Седьмых. Когда придет последний, я объявлю поединок.
   Он мрачно уперся взглядом в свои сапоги.
   — Надеюсь, он не будет слишком страшным. Неожиданно сильный порыв ветра дернул сломанную раму окна.
   — Вижу, что созыв сбора — занятие не для слабого. А что, если два поединка?
   — Я буду биться с первым, потом оставшийся в живых объявит новый поединок и будет биться со следующим. Тот, кто останется последним, станет предводителем.
   — Тогда скажи, что будет, если я выиграю. Предположим, я побью Боарийи. Присягнут они мне?
   Пришлось долго дожидаться ответа, потом Тиваникси оторвал взгляд от сапог и принялся теребить прядь волос.
   — Не думаю. Не Шонсу. Думаю, они разбегутся или взбунтуются. Но до этого не дойдет. Боарийи обвинит тебя. Зоарийи сегодня сообразит, что нужно делать, — у них будет время на подготовку, на поиски свидетелей, видевших тебя в Аусе. Они, наверное, уже выставили караульных на пристани — у них много людей.
   Уолли мрачно кивнул.
   — А Шонсу потерял армию или предал ее. И теперь он явился за новой. Бог дал мне трудную задачу, Лорд Тиваникси, даже не считая моих личных проблем.
   Кастелян кивнул:
   — Повтори мне еще раз его загадку.
   — В ней семь строф, — сказал Уолли. — Сначала говорится, что нужно сковать моего брата, и я сделал это, когда связал себя и Ннанджи братской клятвой. Предвидя мой глупый поступок в Аусе, Бог позаботился о том, чтобы собрать для меня армию — спасенный «Сапфир», кроме того, он дал мне возможность ознакомиться со всеми колдовскими городами, проведя меня по всем их портам. Затем я должен был овладеть мудростью, и Катанджи дал мне ее, узнав правду о колдунах. И последнее — я должен вернуть меч, но пока я не представляю, как это сделать.
   Тиваникси улыбнулся:
   — Ты уже и это сделал. В соответствии с местными традициями. Чиоксин был из Касра. Обет Уолли был выполнен.
   — Меч был сделан в этой ложе.
   Уолли кивнул, ему показалось, что он слышит заливистый смех маленького Бога. Ты провел меня! Боги и раньше проделывали с ним разные фокусы, позабавились они и на этот раз. Он надеялся, что это доставило им массу удовольствия.
   — И ты об этом не знал! — Тиваникси внимательно посмотрел на Уолли, скорее утверждая, чем спрашивая.
   — Значит, теперь я должен соответствовать предназначению меча, — мрачно сказал Уолли. — Возглавить сбор, очевидно. Кто-нибудь понесет его. В конце концов трое из семерых могут сделать это хоть сейчас.
   Тут он подумал, а почему, собственно? Во главе сбора должен стать лучший воин в Мире. Обычные, бравшие меч Чиоксина, вскоре погибали. Эпосы не обращали на это внимания. Герои есть герои.
   — Сколько сейчас времени? — спросил он. — Ты не успел бы провести какого-нибудь Шестого?
   — Не сейчас, — ответил кастелян, снова начиная ходить.
   Он говорил с отсутствующим видом, мысли его еще крутились вокруг больших проблем.
   — Думаешь, что смог бы заполучить не меньше парочки Седьмых и три дюжины Шестых, да? Но многие не мечтают о повышении. Одних уже нет с нами. Другие оставляют надежду и не учат сутры — зачем, когда им неплохо и Шестыми. Кое-кто, конечно, идет на это. Но на все нужно время. Некоторые уже попробовали, провалились и ждут следующего года.
   Он усмехнулся.
   — Мы с благородным Фиендори не разлучались с тех пор, как оба были Третьими. В хорошие дни он мог побить меня, как мальчишку… Но сутры! Зоарийи спрашивал его девятьсот двадцатую. Он начинал тысячу тринадцатую, продолжал ее восемьсот семьдесят второй и кончал девятьсот восемнадцатой.
   Он посмотрел на Уолли долгим, долгим взглядом. Видно, он принял решение. Уолли так уже привык к седьмому мечу — его красоте, его легенде, что ощущал все это притупленно. В мире, где только колдуны умели читать. Богиня не могла снабдить его рекомендательным письмом: «Податель сего, наш доверенный, возлюбленный Шонсу…» Она дала ему другую хорошую вещь — величайший из когда-либо сделанных мечей. И Тиваникси услышал послание.
   — Принимаю тебя. Лорд Шонсу, как посланника Богини с Ее мечом. Очевидно, Она хочет, чтобы мы вооружились твоей мудростью, как и твоим мечом. Но предупреждаю, если ты предатель, я сам убью тебя.
   — Я не предам вашего сбора, милорд, — сказал Уолли, удивленно покачав головой. Перед ним стоял умный человек, из него мог выйти хороший друг. Потом он вспомнил свои ночные сомнения… На чьей он стороне? И тоже принял решение.
   — Я еще не слышал одного, — сказал он, — с какой целью назначен этот сбор? Если вы собираетесь драться с гражданскими на левом берегу, то я не хочу принимать в этом участия.
   Кастелян взял обломок пятого меча и старательно водрузил его на место.
   — Я хотел мстить за Шонсу, — усмехнулся он. — Но теперь, когда ты вернулся, возникла некоторая проблема, не так ли? Есть еще и разные слухи, как ты знаешь. К тому же жрецы, как всегда, плетут словеса, интересуясь, например, как я смогу призвать колдунов в качестве свидетелей и тому подобное. Да еще никто из нас не знает, сколько городов занято! Так что в конце концов мы решили назвать сбор в Касре «За восстановление чести воинов». Звучит обнадеживающе, не так ли?
   — И правда, очень хорошо! — сказал Уолли. Такое название никого ни к чему не обязывало, и каждый воин должен был поддержать его. Хотя, подумал он, хорошо бы знать мнение жителей Касра по поводу чести воинов.
   — Воины соберутся к закату, — гордо произнес Тиваникси. Должно быть, он надеялся стать предводителем, так как считал себя безупречным как человек, созвавший сбор, как единственный, чьи молитвы были услышаны. — А теперь Она прислала нам Свой собственный меч!