Дункан Дэйв. Предназначение

   — Шонсу, — сказал Ннанджи, — может, дадим досточтимым лордам обсудить этот вопрос в отсутствие колдуна?
   Он не умел сохранять невинность на лице так, как его брат. Он явно что-то замышлял. Уолли подумал и пришел к выводу, что выбора у него нет. Ему придется довериться Ннанджи.
   — Очень хорошо! Милорды? — Уолли поднялся и повел Ротанкси к двери. Как он и предполагал, Ннанджи не тронулся с места. Дверь захлопнулась за ним, Ротанкси повернулся, что-то говоря…
   Но Уолли было уже не до него.
   Только несколько телохранителей оставались в огромном вестибюле. И Джия. Он посадил ее на стул и велел ждать, здесь она наверняка была в большей безопасности, чем где-либо в ложе, — после того, что случилось в прошлый раз. В безопасности от воинов, но теперь она стояла опустив глаза перед высокой женщиной в голубом. Уолли одним гигантским прыжком пересек комнату.
   — Доа!
   — А, вот и ты, милый! — сказала она голосом, напоминавшим жужжание пчелиного роя.
   — Я сегодня очень занят, миледи!
   — Все в порядке, дорогой! Я пока побеседовала с этой рабыней.
   — Побеседовала?
   Доа обнажила все зубы в улыбке:
   — Это ведь Джия, разве нет? Та, что ты обещал мне?
   На минуту ее наглость лишила его дара речи. Джия молчала как камень.
   Он никогда не видел их вместе — и глаза Доа говорили о том, что ему следует выбрать, какую из них он хочет.
   Потом Джия взглянула на него, и в глазах ее была такая мольба, что Солнечный Бог сошел бы с небес.
   Он встал между ними и обнял одной рукой Джию, с любопытством ожидая, что скажет Доа. Воины слушали, от всей души желая куда-нибудь исчезнуть. Только бы не сорваться!
   Джия прильнула к нему, ища ответа. Он вспомнил, кто был включен в его мечты о плавании на заходе солнца. Не Доа.
   — Да, это Джия. Джия, любовь моя, это Леди Доа. Я не собирался тебя ей отдавать. Все, что она наговорила тебе тут, — она налгала.
   Лицо Доа вспыхнуло. Воин был очень спокоен.
   — Досточтимый Форарфи! — Уолли старался не повышать голоса. — Проводи Леди Доа из ложи и присмотри за тем, чтобы она никогда больше не приходила. Миледи, я не смогу сопровождать тебя сегодня на банкет лекарей.
   В какую-то минуту ему показалось, что Доа сейчас прыгнет на него. Он даже понадеялся, что так и будет.
   — Ну, я-то буду там обязательно, они ждут от меня песен. У меня есть для них несколько новых.
   — Последи за своим язычком, менестрель. А то как бы тебе не пришлось петь их крысам в темнице.
   Доа охнула, потом резко повернулась и пошла к двери.
   Уолли обнял Джию еще и второй рукой.
   — Я виноват, прости меня, моя любовь, так сильно виноват! Не верь ей, что бы она тебе ни говорила. Джия изучающе взглянула ему в лицо.
   — Уолли?
   — Кто же еще?!
   Дверь в комнату совета распахнулась, и голос Ннанджи позвал:
   — Брат!
   Но Уолли был слишком занят, чтобы услышать. Наконец Джия осторожно освободилась от объятий.
   — Они ждут тебя, моя любовь, — прошептала она.
   — Пускай! — сказал Уолли и снова поцеловал ее, и не отрывался несколько минут. Потом неохотно отстранился и пошел в комнату совета. Он чувствовал такой подъем, голова его была так светла, что он удивлялся про себя, как это его могли беспокоить дела сбора.
   Он нажил себе опасного врага в лице Доа. Что произошло? Он сразу заметил, что настроения совета переменились. Лица всех пятерых Седьмых сияли. Ротанкси стоял в центре, стараясь скрыть отсутствие понимания под аристократической гримасой.
   Ну а Ннанджи улыбался от уха до уха.
   — Думаю, что досточтимые лорды могут подойти, брат!
   — Это благородное дело, мой сеньор! — провозгласил Зоарийи. Будучи старшим, он взял на себя труд говорить. — Лорд Ннанджи действительно убедил меня.
   Остальные закивали, улыбаясь, определенно возбужденные.
   Как?
   Почему?
   Что произошло? Уолли посмотрел на Ротанкси и пожал плечами.
   — Тогда мы можем пойти принести свои клятвы, милорд?
   Колдун с трудом кивнул.
   — Какой же аргумент привел ты, Лорд Ннанджи, на самом деле?
   Ннанджи ухмыльнулся:
   — На самом деле? На самом деле я сказал им то же, что сказал тебе Лорд Шонсу, милорд, и с чем ты согласился. Слово в слово, ничего другого, клянусь.
   Он был до невозможного горд собой. Мистифицировать Уолли? Это было что-то новенькое для Ннанджи.
   — Шонсу, для такой клятвы потребуются жрецы!
   — Думаю, да.
   — Тогда почему бы не отвести Лорда Ротанкси пока в тюрьму — посмотреть, как воины содержат пленников? А мы бы пока, — он сделал широкий жест в сторону кастеляна, — с Лордом Тиваникси немножко пофехтовали!

x x x

   Тюрьма есть тюрьма — темень, плесень и вонь. Уолли настоял на том, чтобы пленников хорошо содержали, их и содержали хорошо — по меркам Мира. Он позволил Ротанкси поговорить с ними наедине, рассчитывая, что старик объяснит им их положение контрзаложников и убедит в безопасности. Хотя интересно было бы услышать, как пленные колдуны отнесутся к идее переговоров.
   Впрочем, тюрьма есть тюрьма, и было большим облегчением выбраться наконец на свежий воздух, пусть даже во двор со всеми его душевыми и уборными, хлопавшими на ветру парусиновыми стенками. Но сквозь этот шум до Уолли донеслись возбужденные и одобрительные крики.
   — Как насчет небольшого фехтовального представления, милорд? — предложил он. — Думаю, это не твой любимый вид спорта, но на это стоит посмотреть, чтобы было потом о чем рассказывать дома.
   Колдун все еще слепо моргал глазами на свету после темниц.
   — В самом деле! — сказал он. — Но сначала скажи мне, что случилось с Лордом Ннанджи? Как ему удалось убедить остальных?
   — Если он говорит, что привел те же аргументы, милорд, я должен ему верить. Но, признаюсь, я не понимаю.
   Ротанкси беспокойно нахмурился:
   — Если бы я услышал это от кого-нибудь другого — даже, прости, от тебя, Лорд Шонсу, — я бы предположил коварство. Но от него…
   Он покачал головой. За время своего плена на «Сапфире» он узнал Ннанджи. Даже колдун не мог предположить у него двоемыслия. Ннанджи был улыбчивым убийцей, но он никогда и не скрывал этого.
   Уолли провел колдуна через туннель и арку к ступеням перед ложей, где застал с полдюжины среднеранговых, огораживающих пространство поединка. Игры в поло прекратились, и теперь воины развлекали себя фехтованием. Почти каждый из собравшихся обнимал женщину, как бы празднуя этот неожиданный подарок судьбы. Не многие заметили остановившегося рядом колдуна в сопровождении их сеньора.
   В центре этого огромного круга зрителей Ннанджи с Тиваникси пританцовывали вперед-назад, звеня рапирами.
   — О-о-о! — выдохнула толпа, и Ннанджи показал, что коснулся противника.
   — Счет? — спросил Уолли у ближайшего Третьего.
   — Два — ноль, милорд.
   Потом фехтовальщики снова сошлись, вращая рапирами с такой скоростью, что трудно было за ними уследить, лица скрыты масками, хвостики прыгают. Толпа ревела в предвкушении скорого конца поединка, но ни один из противников не уступал, и исход был все еще неясен. Уолли никогда раньше не видел состязания Седьмых. Высокоскоростной балет со сталью — это было восхитительно, атлеты двигались с удивительной грацией. Он увидел, каким высоким стал Ннанджи по сравнению с Тиваникси, и каким быстрым. Там и тут он узнавал свои любимые приемы, но все было так молниеносно, что даже он с трудом мог различить движения.
   — Ах-х!
   Ну, вот и все. Матч кончился. Маска Ннанджи взлетела в воздух, его ликующий крик победителя потонул в реве толпы. Появилось лицо Тиваникси, раскрасневшееся и улыбающееся. Он поднял рапиру в салюте, в то время как Ннанджи водрузили на плечи, чтобы пронести вокруг площади.
   Уолли с удивлением смотрел на это. Так, значит, теперь Ннанджи стал настоящим Седьмым, а не фикцией, и очень хорошим Седьмым, если он смог победить Тиваникси. Но это же невозможно! Ннанджи был отличным учеником со светлой головой, но достичь такого ранга и так быстро? Четыре недели назад он с трудом стал Шестым. Не иначе как кастелян поддался ему в поединке, выражая таким образом свое восхищение храбростью идущего добровольным заложником в Вул. Но если бы это было так, разве мог бы Ннанджи засчитать себе победу?
   Смещение популярности было еще удивительнее. Этот самоуверенный мальчишка проявил необыкновенную настойчивость, не считаясь с потом, кровью и бесчисленными синяками. Только недавно он завоевал симпатии Седьмых, теперь же он, похоже, подчинял себе и остальных.
   Уолли повернулся было что-то сказать колдуну и обнаружил улыбку удовольствия на его лице: известный всем заложник — ценный заложник.
   Прежде чем они успели начать разговор, появились два паланкина. Сопровождаемые суетящимися жрецами и жрицами, высадились Хонакура и Кадиуинси.
   Первым впечатлением Уолли при взгляде на Хонакуру была радость — на смену зловещей бледности пришел румянец. Но когда, опираясь на молодого жреца, Хонакура подошел ближе, стало видно, что кожа его приобрела странную прозрачность, а в глазах горел лихорадочный огонек. Не так ли ярко вспыхивает свеча перед тем, как погаснуть?
   Уолли салютовал и представил Ротанкси, всем им приходилось кричать, чтобы заглушить рев толпы.
   — В хорошем ли ты здравии, святейший? Старые глаза сверкнули в ответ.
   — Не особенно. Но вижу, что ты — в хорошем. Ты добился переговоров?
   На лице его был написан вопрос. Уолли многозначительно кивнул. Он готов на все. Хонакура приподнял бровь. Почему? Уолли пожал плечами. Не знаю.
   — Мы тут немного развлеклись фехтованием, милорд? — сказал он. — Лорд Ннанджи только что побил Лорда Тиваникси, третьего фехтовальщика сбора.
   Хонакура понимающе кивнул:
   — Мы, жрецы, говорим: «Ученик может превзойти своего учителя».
   И Уолли, в свою очередь, понял то, что ему нужно было понять. Это могло быть только предисловием той сутры, в которой говорилось о рыжеволосом брате. Послесловие, наверное, содержало обязанности наставников. Ну, положим, он пока не думает, что Ннанджи готов к тому, чтобы превзойти. Но ему не хотелось бы проверять это — и, разумеется, не на клинках.
   Затем подошел Кадиуинси, и приветствия начались снова. Шум толпы возрос. Уолли глянул через головы и увидел, что улыбающееся лицо Боарийи исчезает за маской. Ннанджи водил перед ним плечами, помахивал рапирой и хохотал. Боарийи тоже поддастся ему? Лорд-сеньор не имеет возможности долго наблюдать за поединком. Он должен вести своих гостей. Но он и не хотел ничего видеть.
   Когда они подошли к дверям комнаты совета, то обнаружили ее переполненной суетящимися воинами. Джия тоже была там, и Хонакура тепло и радостно приветствовал ее, шокировав других жрецов требованием поцелуя.
   Линумино, как всегда, оказался распорядителен. Кровать вынесли; для гостей откуда-то принесли кресла; столы накрыли белыми скатертями и уставили прохладительными напитками. Была принесена даже небольшая жаровня, чтобы Ротанкси мог присягать, не рискуя своим платьем.
   Важные клятвы приносятся перед жрецами. Наиважнейшие из них требуют присутствия семи священнослужителей — по одному от каждого ранга, что должно придавать клятвам статус долговечности. Уолли встречал их всех раньше. Некоторых он даже знал, включая суровую жрицу третьего ранга, приносившую ему послание от Хонакуры в первый день их пребывания в Касре. Он усадил старика в кресло, поднес ему стакан вина и улучил минутку для доверительного разговора.
   — Ннанджи одобряет? — прошептал Хонакура. Уолли сказал ему, что Ннанджи не только одобряет, но и уговорил остальных Седьмых. Старик изумленно покачал головой:
   — Мы и правда его неплохо выучили, милорд.
   Он был озадачен не меньше, чем Уолли. Переговоры с убийцами воинов? Это не укладывалось в образ.
   Потом пришли остальные Седьмые — Тиваникси, Зоарийи, Джансилуи. И снова начались приветствия. Наконец появились и Ннанджи с Боарийи, разгоряченные, потные, улыбающиеся как мальчишки, с ними была Тана, повадками напоминая кошку еще больше, чем раньше.
   Когда Ннанджи взглянул на Уолли, огоньки в его глазах плясали.
   — Ты снова победил?
   — Снова всухую! — Он был так доволен собой, что почти пускал голосом петуха. — Уверен, у тебя не найдется свободной минутки, Шонсу.
   — Правильная уверенность! Займемся этим, когда ты вернешься.
   Ннанджи не смог скрыть разочарования:
   — Тогда побольше практикуйся! Уолли невозмутимо кивнул.
   — Брат! — позвал его Ннанджи. — Скажи мне основные слова клятвы, которую собираешься приносить.
   — Зачем?
   — Потому что я тоже должен.
   — Правда! Прости! — Уолли сказал ему приготовленную клятву.
   Ннанджи загадочно улыбнулся.
   — Так помни — побольше практикуйся! — сказал он и отошел.
   Он утверждался, разве не так? Тиваникси и Боарийи заварили эту кашу?
   Никогда!
   Они придавали такое огромное значение своему искусству фехтования, что не смогли бы поддаться даже ради Ннанджи. И уж никогда бы не позволили победить себя всухую. Три — два, может быть, но три — ноль — это было непредставимо. Значит, никакого мошенничества; Ннанджи победил их обоих. Ннанджи и Шонсу — теперь лучшие.
   Собрание пошло своим чередом. Жрецы и жрицы выстроились в ожидании — все, за исключением Хонакуры, который остался в кресле, настаивая на том, что пришел только посмотреть. Уолли вышел вперед и, обнажив свой меч, оглядел компанию — жрецы, воины, герольды, менестрели. Джия тоже была здесь
   — он настоял на этом, — она старалась быть невидимой, прячась в углу поближе к Тане.
   Потом Уолли посмотрел в другую сторону, где стояли менестрели. Доа! Она усмехнулась ему поверх голов. Как ее пропустили? Он отдал приказ, но он отдал его только Форарфи, которого теперь послали зафрахтовать корабль. Конечно же, Линумино особо позаботился о том, чтобы Леди Доа была включена в список менестрелей. Разозленный, он отвернулся от нее, оказавшись лицом к жрецам.
   Он поднял седьмой меч в клятвенную позицию — на вытянутых руках, указывая им поверх голов свидетелей. Я, Шонсу, воин седьмого ранга, лорд-сеньор…
   История свершилась. Старший воин Мира поклялся заключить мир с колдунами. Никакое чудо не вмешалось. Гром не грянул. Землетрясение не поставило ложу с ног на голову.
   Он отступил, и Ротанкси вышел вперед, чтобы, поднеся руку к огню над жаровней, произнести свою клятву.
   И Мир по-прежнему остался на месте.
   Уолли пожал Ротанкси руку. Свидетели одобрительно закричали и зааплодировали.
   И это все? Уолли был потрясен: он ожидал большего.
   Он заметил, что Седьмые снова смотрят озадаченно и беспокойно.
   — Милорды… — Он повел рукой в сторону прохладительных напитков.
   — Шонсу? Уолли застыл.
   — Да, Ннанджи?
   — Я тоже хочу принести клятву. — Ннанджи виновато улыбнулся.
   — Я верю, что ты разделяешь со мной первую. Ннанджи кивнул и больше уже не мог скрывать огромную детскую улыбку.
   — Я разрешил для тебя загадку Бога, брат! Я знаю, как ты можешь вернуть меч! И я знаю его предназначение!
   Слушатели ждали. Джия, Хонакура, Тиваникси внимательно смотрели. Остальные терялись в догадках. Уолли охватили злобные мысли.
   Первым заговорил старый Кадиуинси:
   — Седьмой меч? Меч Богини? Она послала его предводителю сбора против колдунов, разве не так?
   — На самом деле нет, святейший! — сказал Ннанджи. — Колдунам нечего с ним делать. Колдуны тут вообще ни при чем.
   Что, ради всего Мира, варилось под этими рыжими волосами? Что такого увидел Ннанджи, чего Уолли не заметил?
   — Ну и как я должен вернуть меч, брат?
   — Иди в Кво, где он был сделан. Уолли уставился на него, совершенно сбитый с толку, но уже наполняясь дурными предчувствиями.
   — Кво?
   — Может мы поговорим наедине, брат? Уолли ничего не оставалось, как согласиться.

Глава 6

   В прихожей было много воинов, не меньше их стояло и в дверях.
   — Наверх! — сказал Ннанджи и помчался по ступеням.
   Уолли протопал за ним. Но наверху были две спальни, и в них сейчас находились свободные воины.
   — На верхний этаж — догоняй! — Ннанджи рванул, перепрыгивая через ступени.
   Уолли гораздо медленнее последовал за ним, подгоняемый своими проблемами, как щенок комнатной туфлей. Ннанджи вел себя очень самоуверенно. Он, конечно, пока подчинялся Шонсу, но только лишь потому, что считал его величайшим воином в Мире, героем. А теперь кто величайший?
   И почему Кво?
   Почему Кво?
   Он добежал до верха и с удивлением увидел, что музейная дверь распахнута, стол стоит сбоку у стены, а стройный рыжеволосый воин бродит внутри, разглядывая мечи на стенах. Он дошел до конца, развернулся и пошел обратно, рассматривая теперь хлам на столах. Уолли остановился в ожидании снаружи, скрестив руки на груди.
   — Ничего не изменилось! — проговорил, сияя, Ннанджи. — Все так, как мы оставили здесь в День Торговцев, когда ты дал мне мой меч. Мы забыли поставить на место стол, брат! Я забыл! — Он усмехнулся. — Но никто ничего не взял. Это хорошо!
   Уолли ждал.
   — Ладно! — Ннанджи тоже скрестил руки. — Давай теперь поговорим о том, что я понял. Мы все принесли клятву в исполнении новой сутры. Ты поставишь две сотни человек или около того гарнизонами в семи колдовских городах. Ты заставишь каждого распространять по Миру слух, что колдуны не опасны. Потом ты распустишь сбор. Я правильно говорю?
   Уолли кивнул.
   Ннанджи снова повернулся и принялся ходить по комнате.
   — А колдуны уничтожат свое оружие — но это нам уже придется принять на веру, так? Он поставил на пол меч и оперся на него.
   — Это довольно сложно, не так ли? Колдунам не понравится, что с ними не считаются, и они могут устроить бойню в любой момент.
   Уолли обрел голос:
   — Но мы снова возвращаемся к утренним спорам. Мы должны вести переговоры. Это на пользу тем же колдунам. Риск — да, но нам придется принять на веру их обязательства, так же как им придется доверять нам.
   Все еще не сводя глаз со своего меча, Ннанджи тихо сказал:
   — Колдуны не проблема.
   Уолли охнул. Теперь все стало ясно. Рано или поздно какой-нибудь идиот-воин затеет ссору с колдуном — из-за девочки в кабаке или просто похвастается силой. Волшебник города потребует суда у рива, и.., и что?
   — О дьявол! — сказал Уолли. — Проклятье! Проклятье! Проклятье!
   Он облокотился на стол и закрыл лицо ладонями. Он судил о воинах по их сутрам, а о Седьмых — по их совету, который был исключением. Он же знал и других: Харддуджу и Тарру, насильников из Иока, пьяниц из Уо, твердолобых из Тау, да тот же хаос в Касре в первые дни. Воины приносили свои сверхчеловеческие клятвы, может быть, большинство из них даже старались им следовать, но реальность — это мешок, где все вперемешку. А для того чтобы заработал его план, требовались почти совершенства. Ннанджи всегда лучше, чем он, разбирался в воинах, если Ннанджи говорит, что ничего не получится, значит, так оно и есть. Уолли пообещал Ротанкси Мир. Он не сможет дать ему даже семи городов. Несбыточные мечты — он так не хотел начинать войну, что выдумал нереальный мир. Ну а теперь он принес клятву и предал сбор. Все пропало!
   — Но почему только сейчас? — Он поднял глаза и ждал ответа. — Почему ты не сказал этого на совете?
   Ннанджи переставил меч и пожал плечами:
   — Воины знают об этом, но никогда не говорят о подобных вещах среди своих. — Он снова начал бродить.
   — Но Ротанкси присягнул…
   — Ах да! Но он не связал словом своих друзей, разве не так? Они знают о четвертой клятве, так что я отправлюсь в ближайшую темницу. Они начнут с ногтей, если я им позволю.
   — Что! Ты шутишь!
   — Правда! — согласился Ннанджи. — Но мы можем не дать им повода. Уолли вздрогнул:
   — Ты прав! Я должен был подумать об этом. Так что, ты считаешь, лучше не распускать сбор, пока гарнизоны не встанут на места?
   Ннанджи снова стоял перед ним.
   — А зачем потом?
   — А?
   Ннанджи улыбнулся:
   — Это просто смешно; ты иногда так криво выражаешь свои мысли, Шонсу. Я понимаю тебя теперь, но… Ротанкси сказал: «Согласись — сбор должен быть распущен», а ты ответил: «Я ни с чем не соглашусь!» Он думал, что вы говорили о безопасности городов, что сбор вынужден подчиняться приказам, как в Касре. Он захотел понять это так. Эти же слова я повторил совету. И Седьмые тоже поняли меня. — Он усмехнулся. — Может, я не так сказал, но слова использовал те же. Но потом, ты ничего не помянул в своей клятве; значит, мы должны сохранить сбор.
   Уолли почувствовал облегчение, словно дыхание весны пронеслось над ним.
   — Конечно! — сказал он. — Это сработает! Мы приведем гарнизоны к третьей клятве! Ннанджи кивнул и снова улыбнулся:
   — А еще мы оставим группу воинов здесь, в Касре, и если в каком-либо из городов случится недоразумение, мы придем и.., образумим их.
   — И это не потребует большого количества денег! — Теперь уже и Уолли смог улыбнуться. — Ты напугал меня, Ннанджи! Но думаю, это сработает.
   Он как-то однажды размышлял, чем ему придется заниматься после сбора. Теперь он нашел себе работу в службе безопасности.
   Потом к нему снова вернулось плохое настроение.
   — Но это только по отношению к семи городам. Я же пообещал Мир.
   — А! — сказал Ннанджи. — Загадка Бога — возвращение меча. Вот почему тебе надо идти в Кво, брат, где жил Чиоксин.
   — Зачем? Что такого особенного в Кво?
   — Думай стратегически! — сказал Ннанджи из середины комнаты. — Девятьсот девяносто третья, тысяча сто семнадцатая. Петля почти замыкается. Туда нельзя попасть ни сверху из Ова, ни снизу из Ауса, правильно? Не так-то просто. Кво — это парадная дверь, наша парадная дверь в Мир. Не только постоянный сбор, Шонсу, но вселенский сбор! — Голос его возвысился. — Теперь ты видишь? Мы пошлем Седьмых из Кво во все города Реки. Они приведут гарнизоны к присяге! Силой, если понадобится.
   Уолли громко захохотал.
   — Остынь, парень! — сказал он потом. — Мы не можем заставить стать вассалами всех воинов в Мире!
   Ннанджи не смеялся.
   — Почему бы нет? Это единственный способ сделать Мир безопасным для колдунов — а в этом ты поклялся, брат! И это защитит также и гарнизоны — если колдуны обманут, мы сможем привести огромный сбор. Даже Вул не будет тогда угрозой.
   Если уж вам приходится мечтать, то… Лорд-сеньор всех воинов?
   Глаза Ннанджи сверкали.
   — И что гораздо важнее, мы очистим всю гильдию от воров, насильников и садистов. Уничтожим, как сорную траву, плохих воинов и оставим хороших. В каждом городе и местечке у нас будут хорошие, честные гарнизоны!
   Это была реформа юнца, молодого идеалиста, собравшегося переделать Мир. Так вот почему он казался таким довольным!
   — Скажи, если можешь, что здесь не так! — воскликнул Ннанджи, без устали расхаживая по комнате, приходя в волнение от вида музейных вещей. Сапоги его топали, ремни скрипели. Корабль был готов к отплытию. Нужно было торопиться.
   — Деньги!
   — Деньги? — небрежно отозвался Ннанджи. — Воины ели раньше, будут есть и потом. Найдем способ.
   — Ннанджи! — очень осторожно сказал Уолли, как будто говорил с ребенком. — Не все воины захотят стать твоими вассалами. Что станут делать твои подручные, если человек откажется присягнуть?
   — Кровь должна пролиться… — но честные присягнут с радостью.
   — Храбрость — величайшая доблесть…
   — Только в соответствующем случае! Это было уже больше, чем идеализм, это — фанатизм! Уолли начинал чувствовать страх.
   — А что, если, скажем, Боарийи наткнется на сильнейшего? Что, если погибнут твои люди, Ннанджи?
   Ннанджи был в это время возле двери, там он разглядывал мечи, висящие на стене. Он снял один из них и бросил в пыль.
   — Я знал, что это обеспокоит тебя! Ты пошлешь меня. Я величайший воин в Мире, за исключением тебя.
   Это был тот неизбежный ход событий, который стал ему ясен на корабле: Ннанджи — мститель. Не удивительно, что он выглядел таким довольным! Катанджи привели к большому богатству — может, это и было наградой Ннанджи? Глава Сил Богини.., ничто не могло бы ему понравится больше.
   Уолли содрогнулся. Он создал монстра.
   — А как насчет географии? — спросил он как можно спокойнее. — Что будет, если ты захочешь отправиться в Верхний, а Богиня отнесет тебя в Йок?
   — Она поддержит нас! — ответил удивленный Ннанджи. — Ты что, действительно не видишь, что боги мне помогают? Для меня тоже делаются чудеса!
   Ннанджи — мессия, он уже готов утвердить диктатуру. Как Цезарь. Как Кромвель. Это ведет только к тирании.
   Уолли вспотел, соображая, может ли он как-нибудь остановить его.
   — А свободные мечи?
   Но у Ннанджи на все был готов ответ.
   — То же и с ними. Если нужно, мы покорим их с помощью кавалерии. Мы выделим каждому отряду свой район на соответствующей территории. Так же как и с городами. Все недоразумения будут рассматриваться мной.., нами, я хотел сказать.
   Невероятная наглость, никаких колебаний, — и все это, очевидно, было еще только началом. Он любил играть с детьми, и он плакал об участи Ги. Он добрый муж и брат.., но еще и настоящий безжалостный убийца. Уолли думал, что Ннанджи переродился из казарменного дебошира в трубадура, так терпеливо слушающего Тану. Ничуть не бывало!
   — Ну а как совет? — спросил он просто для того, чтобы выиграть время.