Дункан Дэйв. Предназначение

   — Почему мы заштилели? — неожиданно спросил Шонсу, возможно, считая, что переменил тему.
   Хонакура решил не говорить о своих предположениях.
   — Не знаю, милорд.
   — Ты не думаешь, что это потому, что я должен был набрать в Тау армию?
   Значит, он еще занят этой мыслью.
   — Сомневаюсь, — ответил жрец, — в этом случае нас бы вернули обратно. Нужно набраться терпения.
   Шонсу кивнул, глядя на него.
   — Ты беспокоишься, милорд? Воин снова кивнул.
   — Мне непонятна неожиданная встреча с Принцем Арганари. Это, похоже, на руку богам, но я не понимаю, чего от меня хотят. Многие ли воины владеют одним из семи мечей Чиоксина? Не больше двух-трех во всем Мире! Остальные мечи — сломаны или утеряны. Так что встреча наша вряд ли была случайной.., тогда зачем?
   Некоторое время он молча размышлял.
   — Думаю, мне нужно было взять его на корабль.
   — Но ты говорил, что Мастер Полини принял его клятву.
   — Да, — горько согласился Шонсу, — не мог же я бросить ему вызов.
   Он резко всадил нож в дерево и порезал при этом большой палец. Выругавшись, он засунул его в рот. Джия вытащила палец обратно, чтобы осмотреть ранку.
   — Что ты мастеришь, милорд? — спросил Хонакура. — Может, это какие-нибудь из выдумок твоего мира?
   — Игрушку для Виксини, — ответил воин.
   Он так всегда отвечал.
   Боль делала Хонакуру раздражительным.
   — Милорд! Бог сказал тебе, что мне можно доверять!
   Шонсу снова бросил на жреца свой убийственный взгляд.
   — Да, он говорил так. Он не ошибся? Не значило ли это, что он все-таки слышал их разговор с Таной? Это выглядело невозможным.
   — Конечно! — ответил Хонакура, опасаясь, что это недостаточно убедительно звучит из уст человека в одеждах Безымянного.
   — Очень хорошо! — сказал воин. — Я скажу тебе, что я делаю, если ты расскажешь мне о братьях Икондорины.
   Теперь была очередь жреца призадуматься. Как это он мог оказаться таким глупцом, чтобы сообщить Шонсу о них? Это могло вызвать серьезные неприятности даже в самом начале их отношений, когда он еще не разобрался, насколько сам впутан в эту историю. Как-то он упомянул, что в жреческих сутрах говорится о двух братьях Икондорины, рыжеволосом и черноволосом. В тот вечер, помнится, он очень устал.
   — Боюсь, мне придется разочаровать тебя, милорд, — наконец сказал он, — там были откровенные ссылки на Ннанджи и Катанджи. Но это и все — ведь они присоединились к твоему походу, и пророчество исполнилось. Больше добавить нечего.
   — Мне бы хотелось проверить в это!
   — Я не могу выдать сутры моей гильдии!
   — Тогда я не могу сказать, что я делаю. Хонакура сердито отвернулся. Мальчишка! Тут он увидел, что Ученица Тана снова появилась на палубе, и на этот раз в жемчугах Ннанджи. Ага! И она облокотилась о поручни так, чтобы Ннанджи мог ее видеть. Похоже, событие, указанное в сутре, скоро исполнится.
   Он обернулся к Шонсу, который был в это время занят Джией, и Хонакура успел заметить отблеск спрятавшейся улыбки на лице рабыни. Они смеялись над ним!
   — Сами истории к делу не относятся! — сердито сказал он. — И совершенно банальны! Например, сутра, в которой упоминается о черноволосом брате, имеет предисловие: «Трубы для воды делают из свинца».
   Это, как он считал, способно охладить армию воинов.
   Шонсу задумчиво кивнул.
   — Совершенно с этим согласен.
   — Действительно? Может, будешь так добр продолжить дальше, милорд?
   Воин послал Джие еще одну улыбку, не замеченную жрецом. Уж не подмигнул ли он ей?
   — С удовольствием! — сказал он. — Трубы для воды ничего не дают и ничего не забирают; они только пропускают через себя вещество, воду, из одного места в другое, совсем как хозяйка Брота перевозит грузы из одного порта в другой. Но их служба жизненно важна для Людей. Трубы для воды — нужные вещи, а свинец — самый доступный из металлов. Заключение: простой народ, не представляющий собой ничего особенного, может выполнять нужную работу, он не заслуживает презрения. Правильно, ученый?
   Хонакура сердито согласился, что все правильно. После всех этих недель он должен был бы помнить, что перед ним не обычный воин. Даже из жрецов немногие могли бы так работать над собой, да еще столь быстро.
   — Послесловие, могу предположить, такое: «Цени работу, а не слова!»
   Снова правильно, мрачно согласился жрец.
   — Притчу, пожалуйста?
   Хонакура начал было снова возражать, что не имеет права разглашать жреческие тайны, но тут поймал взгляд Шонсу. В уголках его глаз сверкала улыбка, наводя на мысль о молодой поросли, расколовшей гранитную глыбу. Эта улыбка смущала — она была такой заразительной! И тут они оба рассмеялись. Словно нож повернулся в груди Хонакуры, но потом ему сразу стало легче.
   — Очень хорошо, милорд. Полагаю, я могу рассказать тебе ее. Но предупреждаю — это совершенно глупая, банальная история.
   — Которая может еще и вызывать глубокие мысли? — невинно спросил Шонсу.
   Хонакура снова рассмеялся, отказываясь сопротивляться дальше, и тихо запел:
   Черный брат Икондорины Как-то раз в село пришел.
   От дневных трудов устал он.
   Пиши, крова не нашел.
   Слышит спор двоих крестьян он, Поросенок вторит им.
   «Здесь, — тогда себе он молвил, — Буду с ужином своим».
   «Поселяне! — он позвал их, — Гляньте, честен я лицом.
   Вам чужой здесь и берусь я Переговорить с истцом».
   Предмет спора тут крестьяне Выложили перед ним.
   Разделил его мечом он:
   Часть — себе, остатки — им.
   Большой человек способен на соответствующий смех, и Шонсу доказал это — запрокинув голову, он захохотал, словно гром раскатился по небу. Пение прервалось. От бушприта до кормы Людские головы в изумлении повернулись, улыбки появились на лицах — моряки радовались, что их герой вернулся в свое обычное доброе расположение духа.
   — Потрясающе, — заявил Шонсу. — Художник не мог бы нарисовать лучше — Катанджи собственной персоной! Честен лицом! И ты говорил, что истории не относятся к делу? Ну, давай, святейший, поделись со мной следующей.
   — Нет, милорд.
   Сердитое выражение лица вернулось на место.
   — Я делаю игрушку для Виксини.
   — Не торгуйся, милорд, — строго заметил Хонакура, впрочем, его уже не сильно заботило занятие Шонсу. Он совершенно точно не должен был открывать ему вторую сутру.
   — Половина правды оставляет скрытой вторую ее половину! — назидательно произнес Шонсу. — Я представил себе, что если Виксини способен на такую работу, то, может, и воин справится… Почему бы тебе мне не рассказать?
   — Бог велел тебе доверять мне, — ответил Хонакура.
   Ннанджи с Таной ушли глубоко в свой мир, не отходя от поручней.
   — Но могу ли я доверять Богу? — спросил Шонсу.
   — Милорд! — изобразил возмущение Хонакура, но глубоко внутри себя он разделял эти сомнения. Воин взглянул ему в лицо.
   — Почему он не сказал точно, что от меня требуется? Как я могу служить ему в этих условиях? Что мне делать, жрец? Скажи мне, раз ты уж так ему доверяешь.
   — Я больше не жрец, — сказал Хонакура, — я — Безымянный.
   — Когда ты хочешь того, ты — жрец, — прогрохотал Шонсу. — Ладно, ответь мне хотя бы на такой вопрос! После сражения на святом острове Бог отметил мое правое веко меткой воина. Торговаться не приходится — отец в мире моих снов является кем-то вроде воина. Но после битвы при Ове он украсил мое левое веко колдовской меткой. Что это должно означать? Как я могу надеяться на доверие людей, которые пойдут за мной, если моя мать — колдунья?
   Хонакуре нечего было сказать. Он беспокоился о том же, как только это случилось.
   Однако прежде, чем он успел ответить, их беседу прервали. Тана и Ннанджи стояли перед ними рука в руке. Тана скромно потупила взор, жемчужины вокруг девичьей шеи мерцали, словно блики на Реке. Лицо Ннанджи пылало, как его волосы, глаза горели радостью и возбуждением.
   — Милорд наставник! — проорал он. — Твой подопечный покорнейше просит разрешения жениться!

Глава 5

   Тотчас же начали праздник.
   Конечно, Уолли дал свое согласие, несколько шокированный мезальянсом романтичного идеалиста Шонсу с этой расчетливой кокеткой. Игнорируя брачный выкуп, принятый у Людей, он, по просьбе его всеведущего подопечного, заплатил наставнице Таны чисто символически — одну медную монету. Брота приняла, хотя сильно сомневалась в разумности сделки.
   Уолли тоже казалось, что Тана стоит дороже одной медной монеты, но эта предосторожность предотвращала дальнейший неизбежный грабеж — узнав, что у них есть деньги, Брота постаралась бы вытянуть их у обоих воинов.
   Было очень много поздравлений, поцелуев и смеха. Корабль стоял на якоре. Бог Солнца оставлял им еще пару часов света — несомненно, праздник нужно было тотчас начинать. Томияно предоставил несколько фляг с волшебным вином колдунов, действие которого можно было ощущать и видеть уже немедленно. Мандолина Олигарро, свирель Холийи, да еще юный Синборо со своими барабанами… Было много танцев и песен. Дети восторженно визжали, старая Лина извлекла из своих запасов всевозможные яства — засахаренные фрукты, распаренный изюм и то странное сладковатое мясо, про которое Уолли до сих пор не знал, чье оно.
   Он задавался вопросом, как долго тянутся в этом Мире праздники и какой сложности свадебные ритуалы потребуется выполнять. Если пожелание им другому Седьмому доброго утра выливается в сорок слов и шесть жестов, то сколько же часов займет брачная церемония? И какой подарок должен он преподнести своему подопечному? Не микроволновую же печь…
   Он танцевал со всеми женщинами и со всеми девушками. Он пел со всеми вместе хриплые Речные песни. Он смеялся двусмысленным шуточкам и хлестким ответам Ннанджи. На душе его становилось все горше.
   Штиль продолжал держаться, солнечный Бог расцветил висящий над ними туман, серные вулканические облака рассосались. Лишь легкий запах бычьих шкур остался в воздухе. Небо начинало темнеть. Уолли тихонько ускользнул от веселящихся и забрался на крышу кубрика, где можно было облокотиться о перила и смотреть на спокойную воду. Ему были слышны музыка и смех, а иногда, в моменты затиший, легкий плеск волны о борт.
   Свободный не может жениться на рабыне.
   Он поразмышлял некоторое время и пришел к выводу, что женатый подопечный добавит несколько новых проблем к уже существующим. Он снова начал перебирать их в голове. Список, похоже, не собирался уменьшаться — он лишь удлинялся. Ннанджи сам по себе уже проявлял нетерпение, требуя экзамена на шестой ранг, теперь же его будет подогревать Тана, заинтересованная в карьере своего супруга.
   Хонакура немало замешан в этой идиотской помолвке! Уолли подслушал вполне достаточно из шепота беседующих, чтобы быть уверенным в этом. До него совершенно ясно донеслось слово «пророчество». И он понимал, что оно имеет отношение к рыжеволосому брату Икондорины. Все заявления старика о якобы бессмысленном содержании сутр были надуманными, теперь Уолли особенно уверился в этом, после такого явного намека на Катанджи. Что же было напророчено Ннанджи, о чем Уолли нельзя было говорить?
   Хотелось бы ему иметь возможность побольше услышать из того, что говорил старик Тане.
   Не изменилось ли содержание этих сутр, чтобы подстроиться под его миссию? Полубог явно был в состоянии вмешаться в память всех жрецов в Мире. Впрочем, достаточно было это проделать только над Хонакурой. Уолли решил поискать в Касре жреца, чтобы спросить его, слышал ли он когда-нибудь об Икондорине.
   Нет, пожалуй, этого делать не стоит. Смертные не должны проверять богов.
   Что ждет Уолли в Касре, когда он встретит мужчин и женщин, знавших Шонсу? В конце концов он не сильно беспокоился о незнакомых именах, так как любая беседа начиналась с официального приветствия. Это было так же привычно, как именная чехарда на Земле — «Привет, меня зовут…» Не приходилось переживать и о поединках. Только другой Седьмой мог бы пойти на это, да к тому же достаточно смелый, так как непревзойденное умение Шонсу должно быть в Касре известно.
   Величайшая опасность заключалась в возможном обвинении в каком-либо совершенном преступлении или в проявленной трусости. Такое вполне могло бы оказаться, и его звание и умение воина в этом случае не являлись спасением.
   Смех, донесшийся с палубы, заставил его обернуться. В центре внимания были орущие подростки. Даже Холийи был среди них. Вот он упал, схватив Ннанджи снизу. Матарро сдернул с Ннанджи килт и побежал, размахивая им, оставив Ннанджи прыгать раздетым посреди палубы под дикий гогот собравшихся.
   Еще совсем недавно подобные провокации гражданских толкнули бы Ннанджи на кровопролитие.
   Ему пора было возвращаться, чтобы не вызвать недоумения своим отсутствием.
   Колдуны!
   Очевидно, это было самой большой проблемой. В основном они были фокусниками и шарлатанами, магия их не превосходила ловкости рук, тщательно продуманной одежды и удачно представленных трюков.
   Изначально они должны были стать писцами, так как их метками на лбу были скрещенные птичьи перья, которые использовали для письма. Он вполне мог представить их историю. Подтверждений у него не было, но было чувство, что он правильно понимает ход событий. Неизвестно, была ли письменность даром богов или изобретением смертных, тем не менее владеющие ею выделились в отдельную гильдию. Но умение читать и писать было столь полезным, что жрецы попытались держать этих людей в тайне. Писцы воспротивились. Не исключено, что они даже подняли восстание. Воины объединились со жрецами — это предположение было самым очевидным — и прогнали писцов. Те ушли в недоступные горы, такие как Вул, далеко от Реки и от Богини, оставив при себе магическое знание. Они также постарались сохранить его втайне от остального Мира. Это объясняло сразу и полное отсутствие письменности, и враждебность к воинам.
   Письменность способствует накоплению знаний. И за века колдуны накопили их достаточно, чтобы подойти к начаткам примитивной химии. Совершенно точно они имели представление о порохе, фосфоре, некоторых сортах отбеливателей, чтобы изменять метки на лбу, и о кислоте, которой они облили Томияно. Они могли знать еще кое-что, но ничего более ужасного. Ружья их были предельно просты: одноствольные, медленные в перезарядке и не слишком аккуратно сделанные. Колдуны, собственно, были вооруженными гражданскими. Встретившись с воинами в Ове, они запаниковали. Вот и вся проблема колдунов при ближайшем рассмотрении.
   Башни были опасны: Уолли предполагал ядра, бомбовую шрапнель и прочие ужасы. Если воины вздумают брать башни приступом, они будут разбиты. В принципе взять их было, конечно, можно, но никак не традиционными методами, предписываемыми сутрами.
   Вот почему, похоже, понадобилось появление Уолли Смита. Вот почему Богиня вдохнула душу химика в тело воина. Так, значит, ему должно было возглавить сбор воинов, повести их на поединок с колдунами и победить? Но почему, почему Богиня выбрала такого мягкосердечного химика, как Уолли Смит? Во Вселенной не должно быть недостатка в кровожадных химиках. Он ненавидел кровопролитие. Его до сих пор преследовали кошмары сражений, в которых он победил, — на пристани Святого Острова, в ночной битве с пиратами, в Ове. Почему его?
   Небо стало почти совсем темным. Бог Сна призрачно мерцал на юге. Концы колец терялись в тумане, оставляя лишь перекрестие арок. Внизу на палубе веселье стало затихать. Ему пора было возвращаться и присоединяться к ним.
   Туман — это плохо, хорошая погода для пиратов, а «Сапфир» возвещал о своем присутствии не меньше чем на половину полушария. Сомнительно, чтобы Томияно был в состоянии нести дозор этой ночью.
   Колдуны — дешевые фокусники.
   Так ли это? Всю магию, которую он видел или о которой слышал, он был в состоянии объяснить. За исключением одного. Когда он сошел на берег в Аусе и встретился с колдунами, они рассказали ему, о чем он говорил перед этим на палубе «Сапфира» с Джией. Когда в Уоле колдун поднялся к ним на борт, он знал имя Броты. Во всяком случае, эти знания походили на телепатию. Уолли не мог придумать другого объяснения. Эту единственную магию он пересилить не мог, что волновало его больше всего с момента отплытия из Ова.
   Колдовство.., наука. Вещи эти несовместимы, разве не так? Есть ли уверенность, что ему не придется бороться с обеими сразу?
   Но ведь никто не мог слышать, о чем говорил он с Джией в тот день. А Джия не сходила на берег в Аусе. Он спрашивал. Это показывает, как же он был взволнован — он сомневался в Джие.
   Но была еще куда более худшая проблема — он не мог разобраться в себе.
   Нет. Это не было наихудшей из уже имеющихся. Это была совсем другая, новая проблема, висящая над ним, словно нож гильотины: на чьей он стороне?
   Вдруг холодные пальцы скользнули по его ребрам, сомкнувшись потом на груди. Щека прижалась к его плечу.
   Это была Джия. Ей он и не пытался объяснить свои проблемы, да она бы и не поняла их до конца. Она не обижалась на это, он в этом не сомневался. Она делала то, что могла, — принося бессловесную ласку в утешение невысказанной боли, как сейчас, например. Он замер, наслаждаясь мгновением.
   — Таньи? Бротсу? Шота? Ннатансу?
   Он повернулся навстречу ее улыбке, ощущая ее тепло сквозь тонкий хлопок.
   — Ну и о чем вы там, девушки, болтали? — спросил он ласково.
   — Конечно, об имени первенца!
   — Ох, моя любовь, — прошептал Уолли, — как бы я хотел, чтобы мы оказались на их месте!
   — Чудак! — сказала она таким тоном, какого не допустил бы ни один порядочный рабовладелец. — Какое это имеет значение? Я чувствую себя куда более замужней, чем Тана.
   И куда более красивой, подумал он. Джия вовсе не была худенькой и легкой, совсем не по меркам фотомодели. Она была высокой, и сильной, и тяжелогрудой, самой желанной из всех женщин в Мире.
   Он сказал ей об этом. Она мурлыкнула в ответ.
   — Меня послали на твои поиски, мой Лорд Уолли, — прошептала она. — Тебя ждут.
   — Меня? — удивился он. — Почему?
   — Для брачной церемонии, конечно.
   — Что? Прямо сейчас? Сегодня ночью? Но.., что же я должен делать?
   — Сказать «да», — ответила она.
   — Да?
   — Да! — Тихонько смеясь, она повела его к ступеням, и они осторожно спустились во тьме.
   Ни свадебных одежд, ни фаты, ни цветов флердоранжа? Ннанджи с Таной стояли рядом, Брота заняла место позади Таны, лицом к ним всем стоял Томияно. Очевидно, капитан имел право сочетать браком, как и капитаны Земли. Уолли встал за Ннанджи, который уже успел вернуть свой килт и теперь обернулся, приветствуя своего наставника широкой ухмылкой. Остальные члены экипажа и семьи молча собрались вокруг, улыбающиеся лица смутно виднелись в темноте.
   Церемония была до невероятного короткой и даже более простой, чем мог предположить Уолли.
   — Лорд Шонсу, разрешаешь ли ты своему подопечному вступить в брак с этой женщиной?
   — Да.
   — Госпожа Брота, разрешаешь ли ты своей подопечной вступить в брак с этим мужчиной?
   — Да.
   — Адепт Ннанджи, воин четвертого ранга, берешь ли ты Тану, воина второго ранга, в жены, обещаешь ли одевать и кормить ее, кормить ее детей, воспитывать их в почитании богов, признавать их своими и найти им честное занятие, когда они вырастут?
   — Да.
   — Ученица Тана, воин второго ранга, берешь ли ты в мужья Ннанджи, воина четвертого ранга, обязуешься ли доставлять ему удовольствие, выносить все тяготы, растить его детей и слушаться его во всем?
   — Да.
   Кроме полученной уже медной монеты, подумал Уолли, Брота вряд ли может рассчитывать на какие-либо доходы от Ннанджи в обмен на исключительные удовольствия, предоставленные ему Таной.
   Ну и теперь последнее, что оставалось для скрепления брачного контракта, — поцеловаться. Сияя глазами, Ннанджи обнял Тану. Она приблизила к нему лицо.
   Он наклонил к ней голову, но вдруг снова поднял ее и посмотрел расширенными глазами на Уолли.
   И тогда Уолли тоже услышал разносящийся над тихой водой звон мечей в темноте.

Глава 6

   Да, там явно что-то было, невидимое во тьме и тумане, что-то мерцающее и светящееся, медленно плывущее по течению навстречу стоящему на якоре «Сапфиру».
   Как только Уолли убедился в этом, Томияно рывком сорвал брезент с правого борта, во тьме хрипло прозвучали слова приказов. Винные пары мгновенно рассеялись, и экипаж занял свои места. Мечи и бортовые крючья.., четверо взрослых мужчин-моряков, двое воинов — все это быстро окинул Томияно взглядом.
   — Тана, нет! — резко крикнул капитан.
   — Тана, да! — твердо сказал Ннанджи. Мгновенная пауза. Потом Томияно согласно кивнул — она уже была теперь женой Ннанджи, и решал он. Шлюпка с плеском спустилась на воду, и Уолли понял мысли Ннанджи… Тана была воином не хуже других, а семьи лучше не делить на Реке, так как Богиня непостоянна. Не будь на борту Уолли, экипаж «Сапфира» вряд ли вообще подвергся бы такому испытанию. На это приходилось идти, не рассчитывая на Ее милосердие, и ему хотелось бы, чтобы Джия была с ним.
   Потом четверо мужчин первыми спустились в чернильную темень Реки — явно были слышны удары, скрип уключин, шипение воды в волнах. Тана устроилась за спиной брата у румпеля. Уолли с Ннанджи встали на корме — их помощь потребуется только в крайнем случае.
   Удар. Удар. Серебристые капли срывались с весел. Дорога Бога Сна туманно мерцала.
   Удар. Удар. Снова впереди во тьме зазвенел металл, теперь уже более явно. Холодные мурашки пробежали по спине Уолли — он начинал догадываться, кто там. Он набрал побольше воздуха в грудь и сложил рупором ладони.
   — Что за судно? — крикнул он. Никакого ответа. Удар.
   — Именем Богини прекратите кровопролитие! Я — Седьмой…
   Потом очень слабо:
   — Помогите!
   Женщина? Детский голос?
   — Что за судно? — крикнул Уолли еще раз. Удар. Удар. Снова звон клинков, теперь уже затихающий.
   — «Подсолнечник»! — донесся в ответ мужской голос. — Стой!
   Удар.
   Сквозь туман и темень проступал силуэт маленького судна, чуть больше рыболовного ботика. Что-то неладное происходило с фоком: мачта слегка наклонилась, раскачиваясь из стороны в сторону. Удар.
   — Я — воин Седьмой! Опустите мечи.
   Удар.
   — Лорд Шонсу.
   Снова этот детский голос. Уолли теперь был уверен в этом, голос подростка, дрожащий от страха.
   Снова удары весел, снова звон мечей, а потом задыхающийся мужской голос:
   — Полини, милорд.
   — Стой! — закричал другой. Удар. Брызги серебром слетают с весел. Страх леденит Уолли. Он изо всех сил вглядывается во тьму, которая медленно рассеивается. Слишком медленно! Он уже готов к тому, что опоздает. Мечи звенят в отдалении, слышны крики и тяжелые удары. Полини и Арганари будут убиты и выброшены за борт прежде, чем они успеют подойти. Уже видны подоспевшие пираньи.
   — Держитесь! — грохочет он. — Мы идем!
   Ему хочется рыдать и выть от беспомощности. Он в отчаянии трясет кулаками.
   Звуки сражения затихли. О Богиня! Помоги им!
   Удар. Удар. Кто-то кричит — высоким, полным мучения голосом. После чего наступает полная тишина. Томияно бросает румпель и кидается к веслам, приказав никому не вставать. Шлюпка крутится, качаясь на волнах. Мечи сверкают уже над их головами, уже видны лица. Ннанджи цепляет крюк за борт. Холийи поднимает весла. Уолли хватается левой рукой за борт, выхватывая правой седьмой меч. Вот он уже на залитой кровью палубе, Ннанджи рядом с ним. Металл звенит в ночи. Но они уже знают, что опоздали.

x x x

   Воин не имеет права плакать.
   Полини мертв, убит в последней атаке. Юный Арганари вот-вот умрет. Во всем Мире не найдется врача, способного помочь ему. Он лежит на черной палубе, с одной стороны его стоит на коленях Уолли, с другой — Ннанджи. Свет так слаб, что, к счастью, нельзя разглядеть его раны.
   Посреди корабля лежат тела Полини и еще двоих. Трое живых загнаны на корму, мечи отобраны экипажем «Сапфира», злым, молчащим и ждущим.
   Якорь брошен, паруса спущены.
   — Воды.., милорд. — снова шепчет Арганари. Уолли приподнимает его голову, и Ннанджи дает ему еще один глоток.
   — Благодарю. — Голос его становится яснее. Потом он отворачивается, и становится видна кровавая рана, темная в ночи.
   Воин не имеет права плакать.
   — Что здесь произошло? — спрашивает Уолли, но он и сам уже догадывается. Конечно, на жертвах все еще их дорогие сапоги, килты и перевязи, их серебряные заколки. Полини не внял совету Уолли, да тот и не надеялся на это. В Мире властвует закон силы. Убийцы искали еще что-то, кроме богатой одежды. Теперь эта самая одежда вся пропитана кровью.
   — Они забрали наше серебро, — говорит принц, — мы отдали его им. — Даже шепот его имеет странную интонацию. — Они пришли прошлой ночью. — Он задыхается от нахлынувшей боли, и Ннанджи берет его руку. — Мастер Полини сдерживал их.
   Всю ночь и целый день? Воистину он был великим воином. Один против пятерых. Мальчик в счет не идет.
   Полини перерубил канаты, держащие фок, и корабль не смог двигаться. Возможно, он надеялся, что их заметят и придут на помощь. Всю ночь и весь день без воды и пищи.
   И Богиня передвинула кораблик.
   Но не слишком быстро!
   Зубы Уолли скрипнули, как жернова. Кулаки сжались, дрожа.
   — Мне кажется, я ударил одного. Адепт. — Арганари теперь не обращал внимания на Уолли. Ннанджи был его кумиром, юный Четвертый, убивавший колдунов в Ове. Между ними было года три разницы в возрасте, прикинул Уолли, самое большее — пять.