— Тысячу золотых за что. Капитан? Томияно мотнул в сторону Джии головой:
   — За нее. Джия охнула.
   — Развлекала экипаж, да? — взревел Уолли. Она с ужасом затрясла головой:
   — Нет, хозяин! Я ничего об этом не знаю! Рука Томияно потянулась к кинжалу.
   — Ты должен был бы знать ее лучше, Шонсу!
   — Тогда какого черта все это значит? — Это значит, что она самая желанная женщина, а с ней обращаются как она того не заслуживает. Ее оскорбили. Я слышал, как она плакала в своей каюте.
   Если ты больше не хочешь ее, я возьму ее себе. Тысяча. Неплохая цена.
   Это была абсурдная цена. Ни один раб, ни одна вещь не стоили больше двадцати золотых. Это была цена, наводящая на мысли об убийстве. Руки Уолли затряслись, сигнализируя о приближении яростной волны.
   — Убери руки от моей рабыни, моряк, или, клянусь богами, я сделаю из тебя филе.
   — Двенадцать тысяч. Ннанджи поймал Уолли за руку.
   — Полегче, брат!
   Уолли вырвал руку, оттолкнув Ннанджи.
   — Нет!
   Он глянул на застывшую в ужасе Джию.
   — Пойдешь со мной, когда я буду уходить! Собери вещи!
   Она со страхом кивнула:
   — Виксини, хозяин?
   Достаточно того, что теперь Джия будет болтаться у него под ногами. Не хватало еще мальчишки-раба с меткой кузнеца, который будет бегать за ним и звать «папа» на глазах у всех воинов.
   — Он останется здесь!
   Джия побледнела еще больше, хотя это казалось и невозможным. Ведь он ей обещал…
   — И не лезь в мои дела, моряк!
   Уолли кивнул Ннанджи, схватил один из тюков и двинулся вперед. Тана пошла к Броте, и обе скрылись в кубрике.
   Двенадцать тысяч золотых! Уолли заставил себя снова думать о делах. Непостижимо! Но Ротанкси был сейчас важнее. В какие игры играет моряк? Он должен был знать, что Уолли не согласится. Слышал ли Ротанкси? Такой выдающийся коммерсант, как Томияно, никогда не занимался подобной торговлей…
   Ннанджи с грохотом водрузил два стула перед колдуном. Колдун поднял свои седые брови. Уолли отдал формальное приветствие, старик встал для ответа. Ннанджи косо взглянул на Уолли, небрежно салютовал и просто дожидался, когда Ротанкси кончит и можно будет сесть.
   — Пронизывающий ветер, милорд, — сказал Уолли. — Не предпочтешь ли спуститься?
   — Здесь хорошо.
   Уолли сел. Старик был одет по погоде, и это давало ему десять очков форы. У ног его кусочек пергамента был закреплен на марлине, рядом были перо и чернильница. Он просил себе все это в первые же дни заключения, Уолли разрешил, взяв с него клятву не посылать сообщений. Не исключено, что он записывал все те поразительные знания, которые открывал ему Лорд Шонсу.
   — Мы пришли рассказать тебе о том, чего мы достигли, милорд.
   — Вы пришли позлорадствовать?
   Все ранее бывшие признаки легкого расслабления пропали с этого жесткого лица, оно окаменело. Колдун прекрасно чувствовал нависшую угрозу войны.
   Палуба опустела. На ней остались только они, все остальные спустились вниз. Вулканический газ рассеялся ветром.
   Игнорируя вопрос Ротанкси, Уолли рассказал ему о совете — катапульты, луки, гуерильяс, кавалерия. Он описал успехи Боарийи — шесть убитых, восемь пленных. Ннанджи показал зубы в улыбке. Под конец Уолли заверил Ротанкси, что у них хватит денег на поход. Сбор был практически готов к сражению.
   — Итак, вы хотите, чтобы я пошел к своим друзьям и уговорил их сдаться?
   — Ум Ротанкси был остр как бритва. Воины добивались продвижения с мечом в руках, колдуны это делали посредством умственных упражнений.
   — Я хотел показать тебе, что мы способны победить.
   — Против наших громовых орудий? Слишком кровопролитно.
   — Мы можем заставить вас пролить гораздо больше крови, чем вы нас, милорд.
   Морщины колдуна скептически сморщились.
   — Посмотрим.
   — Я бы не стал, — заметил Уолли, — мы можем повредить города и поубивать невинных жителей.
   — С каких это пор воины заботятся о невинных жителях?
   Уолли втайне вознес молитву, чтобы не потерять терпения.
   — Этот сбор созван для того, чтобы возродить честь воинов. Мало чести убивать гражданских, по правде говоря, я не вижу ее и в убийстве колдунов. Ты не знаешь причины вражды между нашими гильдиями?
   — Нет. Она уходит в глубь веков, дальше наших летописей.
   — Тогда давай ее вдвоем остановим. Колдун недоверчиво посмотрел на Уолли.
   — Я пришел предложить переговоры, — сказал Уолли, — пока не началась серьезная резня.
   — Ба! Но почему мы? Ты не можешь победить, Шонсу! Одна башня или даже, возможно, две — и вы уйдете! Ты не подумал об этом? Согласись — сбор должен быть распущен. Вы не сможете удержать ваше численное превосходство. Через пять лет мы вернемся. — Он улыбнулся тонкой кривой улыбкой. — Конечно, вы можете попробовать снова атаковать Вул. Я надеюсь, вы попытаетесь! Вы можете победить ненадолго, но в конце победим мы. Ты должен согласиться со мной, воин.
   — Я ни с чем не соглашусь!
   Уолли поднял тюк и вынул двенадцать пистолетов — Ротанкси, Чинарамы и десять, принесенных Боарийи. В беседе наступил перерыв, стало слышно, как поскрипывает на якорной цепи «Сапфир», стая гусей, крича, пролетела над ними. Колдун нахмурился от этой новой угрозы.
   — Мы можем победить ненадолго в начале войны, вы — в середине, а в конце мы все проиграем.
   — Как так?
   — Воины теперь знают, что ваши молнии вызываются не заговорами, что это оружие. Они будут искать пути получения такого же, а значит, смогут скоро сражаться с вами на равных. А воины лучше умеют сражаться! Даже если я не открою им секрета, они сами скоро дойдут до него. Через пять лет, милорд, вы окажетесь перед лицом противника, вооруженного не хуже вас.
   Снова пауза. Потом Уолли добавил:
   — Но на этом дело не остановится. Гражданские начнут делать то же самое. Тогда любая бабушка сможет противостоять самому сильному воину. Бандиты станут похищать колдунов, чтобы они делали им оружие. Это означает падение обеих наших каст, милорд?
   Это и был его «аргумент для колдунов». Он не выдвигал его воинам, и сейчас ему было любопытно, что думает по этому поводу Ннанджи. Но он не спускал глаз с Ротанкси.
   — Я не имею права вести какие-либо переговоры, — наконец сказал колдун, и Уолли понял, что дело сдвинулось с мертвой точки.
   — Ты можешь послать сообщение. И никогда не поверю, что маг из Сена не имеет влияния. Старик внимательно посмотрел ему в глаза:
   — Чего ты хочешь на самом деле, Шонсу?
   — Положить конец бессмысленной ненависти колдуна к воину и наоборот. Это всегда было глупо, но теперь мы стоим на пороге растущей, страшной… — Трудно было подобрать слова для описания сути гонки вооружений. Но все-таки он надеялся, что колдун понял его. — Итак, вы должны согласиться разрушить ваше оружие и не делать нового. Взамен мы обещаем вам покровительство, которое оказываем другим гильдиям, вы будете под защитой воинов.
   Ротанкси горько рассмеялся:
   — Покровительство этой банды убийц, воров и насильников, защита, которую вы осуществляете в Касре? Да я скорее соглашусь, чтобы меня бросили в стаю волков!
   Ннанджи дернулся и полупривстал, потянувшись к своему мечу. Потом сел, тихонько выругавшись.
   Но Уолли сумел справиться со своим характером.
   — Я не имею в виду того, что происходило в Касре в первые дни после прибытия воинов, милорд. Это позор. Но так бывает не всегда. До нас не было сбора в течение многих столетий. Как только сбор присягнул, Лорд Боарийи навел дисциплину. Старейшины говорят, что в Касре никогда не было так спокойно, как сейчас. Девушки могут безопасно ходить по улицам среди ночи. Воры и грабители исчезли. Я предлагаю тебе то же для ваших семи городов. И для всех остальных.
   Ротанкси пристально взглянул на него:
   — Ты думаешь, что обладаешь подобной властью?
   — Я обладаю бесконечной властью. Воины поклялись мне умереть, не задавая вопросов. — Все, за исключением этого злого молодого человека, сидящего рядом со мной. — Если я скажу им, что колдуны друзья, они будут вести переговоры с друзьями. Я могу заставить их поклясться в этом.
   Колдун холодно взглянул на него, но он излучал одну предупредительность.
   — Ты сказал «для всех остальных»? Уолли улыбнулся:
   — Я верю в успех. Для четырнадцати городов петли, бесспорно. Для остальных городов Мира это будет несколько труднее и потребует некоторого времени. Но я могу ввести новую сутру для людей, которые сейчас здесь. Я могу потребовать от них, чтобы они поклялись ее повсюду распространять. Богиня принесла их сюда. Она унесет их обратно. Они смогут передать содержание сутры другим. У нас сейчас здесь собрались не все воины Мира, милорд, только небольшая их часть. Но при доброй воле обеих сторон… Я верю, что твоим колдунам есть что дать Миру. — Он показал на пергамент и перо. — Одно это очень нужно. Жрецам и купцам.., даже воинам.
   Колдун думал, поджав губы и не глядя на Уолли. Через некоторое время он сказал:
   — Это очень странная идея, Лорд Шонсу! Ты много раз удивлял меня, но никогда так сильно! Позволь мне подумать.
   Он медленно поднялся и пошел по палубе.
   Уолли почувствовал, что дрожит от холода. Но его била еще и лихорадка надежды. Он взглянул осторожно на Ннанджи.
   Ннанджи улыбался.
   Уолли удивленно спросил:
   — О чем ты думаешь?
   — Я думаю, он пойдет на это, брат! — Ннанджи был возбужден. Ннанджи был доволен! Его черная злость исчезла. Так, значит, «аргумент для колдунов» подействовал и на него тоже? Уолли следует применить его и к остальным Седьмым. Он был удивлен, но еще он чувствовал и громадное облегчение.
   — Новой сутре придется быть под номером тысяча сто сорок пять, — сказал Уолли, — не слишком удачное число для завершения списка. Но не могу же я ее всунуть между остальными.
   — А тринадцатая? — рассмеялся Ннанджи. Конечно! Сутра тринадцатая просто отсутствовала. Зная сутры, но никогда не уча их, Уолли не мог подумать об этом, но каким-то образом сразу после слов Ннанджи он вспомнил, что существовал даже каверзный вопрос на экзамене Первых — тринадцатая сутра. Двенадцатая определяла их обязанности по отношению к жрецам, четырнадцатая — к гражданским. Не говорила ли раньше пропущенная сутра об обязанностях перед колдунами, сутра, уничтоженная в момент возникновения вражды?
   — Тогда сделаем сутру номер тринадцать! — сказал Уолли, чувствуя, что совершает нечто значительное.
   Ротанкси вернулся и, ни слова не говоря, достал свои письменные принадлежности и надел очки на нос, чем вызвал приступ веселья у Ннанджи. Он открыл бутылочку с чернилами, стоящую рядом с ним, и принялся писать. Ннанджи удивленно воззрился на него, потом вопросительно повернулся к Уолли.
   — Это величайшая магия колдунов, Ннанджи. Лорд Ротанкси оказывает тебе большое доверие, позволяя присутствовать при этом таинстве.
   — Но что он делает?
   Уолли попытался объяснить, и невидимые брови его товарища поднялись невозможно высоко, сдвинув семь мечей на его лбу. Откладывает про запас слова?
   — Какую сутру ты предполагаешь для воинов, Шонсу? — спросил Ротанкси, сдвигая очки. Уолли сказал, и он записал ее.
   — Ас вашей стороны? — спросил Уолли.
   — Как насчет такого? «Сила является прерогативой воинов. Знания колдунов не должны использоваться для убийства или создания оружия».
   — Очень хорошо, — ответил Уолли. Колдун отложил свои письменные принадлежности и снова погрузился в размышления, глядя на мачты и скатанные паруса.
   — Я пойду принесу какие-нибудь одеяла, брат! — сказал Ннанджи сквозь стук зубов.
   Уолли покачал головой. Уйти сейчас — значило бы нарушить хрупкое равновесие переговоров. Серный запах снова поплыл над Рекой, корабль грузно покачивался на волнах, но история делалась здесь и сейчас. Его жизнь в качестве Шонсу будет оцениваться по тому, что происходит в данный момент.
   — Воины убили тысячи колдунов за эти годы, — пробормотал Ротанкси, — а теперь, когда мы стали сильны, они захотели мира. — Он просто повторял свои аргументы.
   — Больше чем три сотни воинов погибло за последние пятнадцать лет. Наша сторона тоже пролила кровь.
   Колдун кивнул, а потом снова застыл, как будто замороженный.
   Спустя долгое-долгое время его лисьи старые глаза обратились к Уолли.
   — Это должно сработать! Я убедился, что предводитель воинов — человек чести, милорд. Я думаю, что в эти последние недели ты по-настоящему победил меня.
   И это было истинной наградой.
   — Я поговорю с воинами, — сказал Уолли, — кто поговорит с колдунами? Существует ли Великий Волшебник Вула?
   Ротанкси покачал головой.
   — У нас есть совет тринадцати. В нем существуют партии — те, кто хотят прогнать варваров-воинов, и те, кто считает, что миссия колдунов — нести знания, что правление — не наше дело.
   — Ястребы и голубки?
   — Мм? Хорошая метафора! Сознаюсь, что я был ястребом, милорд. Если я перешел в другой лагерь, то могу надеяться на некоторый перевес. Впрочем, если меня захотят слушать.
   — А почему нет?
   Он цинично улыбнулся одними глазами:
   — У меня будут те же проблемы, что и у тебя, — меня назовут изменником.
   — Я был очень осторожен, — сказал Уолли, — никому не разболтал то, что слышал от тебя. Ротанкси пожал плечами:
   — Я обвинял в варварстве воинов, милорд, но и мы, колдуны, тоже не лишены некоторых варварских черт.
   — Но.., это ниже твоего достоинства, милорд, — заикнулся было Уолли.
   — Мм? Достоинство — хорошая награда, но плохое утешение. Ну и, как ты понимаешь, я не могу ничего сделать с другими орденами. Только Вул.
   — Но Вул может советовать им? Ротанкси кивнул:
   — Как ты сказал. Мир через некоторое время станет жестче. Но если это получится здесь, есть надежда, что пример заразит и других.
   Уолли снова взглянул на Ннанджи. Улыбка его была еще шире, чем всегда. Определенно, колдуны слушают доводы здравого смысла, как Уолли и надеялся. И определенно, Ротанкси готов сотрудничать. Конечно, есть опасения, что ему нельзя совершенно доверять, что он просто любой ценой добивается возвращения на свою территорию, но на этот риск нужно было идти. А Ннанджи, как это ни удивительно, теперь был доволен. Сможет Ннанджи убедить других воинов? Счастливый конец?
   — Что теперь конкретно ты собираешься делать, Шонсу? — неожиданно спросил Ротанкси, переходя от слов к делу.
   — Мы с тобой, думаю, принесем клятву, — сказал Уолли — он еще не заходил так далеко в своих мыслях. — Мы можем поклясться работать на заключение мира. Я верну тебя на левый берег, ты отправишься в свой совет. Если они согласятся, мы сможем провести формальные переговоры. Конечно, сбор потребует парада победителей, чтобы они могли считать себя таковыми, но не больше пятидесяти человек в каждом городе. Я поставлю в городах гарнизоны, и я отберу для них лучших людей — не молодых шалопаев…
   — Вул исключается! В него не ступала нога воина.
   — Естественно! Но колдуны и останутся в городах, как почетные жители, и смогут посещать также и другие города петли. Потом мы побеспокоимся об остальном Мире, объединив усилия колдунов и воинов для распространения этой идеи.
   — Все это слишком неопределенно, — пробормотал колдун, — реальность сложнее. Лучшее, что мы сейчас сможем сделать, — это поклясться друг другу.
   — В моем другом мире Бог как-то сказал: «Блаженны миротворцы». Ротанкси кивнул.
   — Однако… — Тон его изменился. — Я вижу одну промежуточную проблему. Ты имеешь при себе армию. Я верю, что ты человек чести, но мои товарищи, естественно, могут заподозрить ловушку. Многие из городских магов — члены совета. Для того чтобы они встретились, им придется отправиться в Вул.
   Уолли уже предвидел, что за этим последует. Словно большая черная птица опустилась на них.
   — В это время года дороги могут оказаться трудны. Нам понадобится не меньше двадцати дней туда и обратно.
   Зима приближается. Чем на более долгий срок будет отложен поход воинов, тем лучше — для колдунов.
   — Скольких? — жестко спросил Уолли. — Кого? Ротанкси с сомнением посмотрел на Ннанджи.
   — Думаю, одного будет достаточно — Седьмой, сопредводитель сбора, названый брат Лорда Шонсу. Он подойдет идеально.
   Испуганный, злой оттого, что не смог предугадать этого, Уолли повернулся к Ннанджи.
   Ннанджи пожал плечами.
   — Однако я останусь при мече! Ротанкси поколебался и наконец сказал:
   — Положим. Ты будешь первым воином. Лорд Ннанджи, посетившим Вул, — если допустить, что мы зайдем так далеко.
   — Его участие в переговорах не предполагается? — спросил Уолли.
   — Нет, заложником, в подтверждение твоего доверия. Его, конечно, могут спросить о тебе. И о том, как чувствуют себя другие воины. — Колдун слабо улыбнулся. — Все будут удивлены его молодостью, но тем быстрее пройдет совет.
   — Какие гарантии его безопасности ты мне можешь дать?
   — Только мое слово, милорд. Если мой призыв не будет услышан, его постигнет та же участь, что и меня. Будучи моложе, он будет умирать дольше.
   Ннанджи ничуть не казался испуганным, скорее даже обрадованным такой перспективой. «Как Ннанджи, Седьмой, Пришел в Вул…»
   — Отойдем! — сказал Уолли. Он схватил его за плечо, сорвал со стула и почти проволок по палубе, подальше от ушей колдуна.
   — Я не могу позволить этого!
   — Ты не можешь этого запретить, — усмехнулся Ннанджи.
   — О! Я не могу? Я не стану приносить клятву, Ннанджи, при таких условиях! Этот совет может оказаться бандой бешеных псов. Ротанкси сам может оказаться вероломным. Все, чем я рисковал до сих пор, — это задержкой на пару недель, теперь же ставки меняются. Я не собираюсь подвергать тебя опасности, названый брат. Ты слывешь убийцей колдунов в Ове…
   — Повторяю: ты не можешь этого запретить! Это предопределено!
   — Что?
   — Разве ты не видишь? Мы всегда говорили, что мне предназначена своя роль в миссии богов. Вот наконец и она! Вот для чего меня сделали твоим названым братом, почему я стал Седьмым! Не затем же, чтобы считать голубей! И я обещал Арганари надеть его заколку, идя в Вул! Конечно, я не знал, что пойду как заложник… — Он рассмеялся. — Неизбежен ход событий, Шонсу, это предназначение, воля Богини! — Потом он со вкусом произнес:
   — Первый из воинов, когда-либо вступавших в Вул.
   Он откинулся на планшир и насмешливо ухмыльнулся:
   — Разве что ты сам хочешь пойти? Этой мысли было достаточно, чтобы заставить сердце Уолли сжаться. Он будет брошен в ближайшую же пыточную камеру, растянут на дыбе и начнет выдавать по секрету в день — колдовская несушка, индустриальная революция посредством одного человека. Ему нетрудно было представить доброго старого Ротанкси с каленым железом в руках. И эти мысли дали ему понять, насколько же он на самом деле не доверяет колдунам.
   — Ннанджи! Твои клятвы — мои клятвы! А вдруг они заставят тебя поклясться распустить сбор?
   Даже Ннанджи помедлил с ответом ввиду такой перспективы. Потом он сказал:
   — Обещаю тебе, брат, что это им не удастся.
   — Но тебе не доставят удовольствия их попытки!
   Ннанджи пожал плечами, и улыбка вернулась на свое место.
   — Мы пошлем двух других Седьмых, — продолжал настаивать Уолли. Улыбка Ннанджи исчезла.
   — Послать вассалов выполнять мой долг?
   Возможно, это только представилось Уолли, но он увидел, как что-то изменилось в глазах Ннанджи, увидел то, что он боялся увидеть в один прекрасный день. Взгляд убийцы. Это твоего королевства я домогаюсь. Но он же знал, что Ннанджи не уступит никому своего шанса на честь и славу.
   Когда-то ему доставляло удовольствие представлять Ннанджи яйцом, отправившимся посмотреть свет, теперь же ему стало ясно, кто он на самом деле. Возьмите долговязого, рыжеволосого, веселого молодого человека отменной храбрости и честности, добавьте воинское искусство и немного чудес, промаринуйте во всех этих сагах и балладах…
   Уолли никогда не претендовал на то, чтобы слыть эпическим героем. Даже баллады Доа не были названы его именем. Но он видел перед собой как раз такого.
   — Все правильно, брат? — Ннанджи ударил его по плечу и улыбнулся.
   — Я… — он не мог найти слов.
   Усмехнувшись, Ннанджи повернул обратно к колдуну.
   Растерянный, Уолли поплелся за ним. Почему он не был более настойчив? Не испугался ли он угрозы себе?
   Не создали ли боги Ннанджи только как священного мученика, чья смерть должна будет подстегнуть сбор?
   Ротанкси проницательно посмотрел на них.
   — У меня есть мой заложник, Шонсу? Уолли кивнул:
   — Двадцать дней. Но если ему будет причинен хоть малейший вред, клянусь, что я приведу сбор в Вул и сровняю его с землей, чего бы это ни стоило.
   Колдун пожал плечами:
   — Конечно. Теперь нам с тобой нужно принести клятвы?
   — Думаю, да.
   Уолли безучастно сел. Его короткая эйфория растаяла как дым. Стыд и ужас от предательства Ннанджи охватили его.
   — Я должен сначала обсудить это с моим советом, милорд. Они должны подчиняться, но я бы предпочел добровольное согласие.
   Колдун равнодушно кивнул:
   — Да. Думаю, лорд-сеньор не встретит особого сопротивления.
   — Тогда пойдем к ним.
   Уолли оглянулся и увидел, что Томияно все еще оставался на палубе. Теперь он стоял опершись о планшир, откровенно глядя на них. Уолли поднялся и осторожно подошел к нему.
   — Если у тебя есть деньги экипажа, Капитан, не худо бы их держать сейчас на корабле. Я отменил портовую пошлину.
   Моряк молча смотрел на него какое-то время, потом проговорил:
   — Ты сумасшедший.
   — Что теперь? — зло спросил Уолли.
   — Он! — Томияно махнул в сторону, но кого из двоих он имел в виду, Уолли не понял, — высокого, представительного колдуна или худощавого, еще более высокого, рыжеволосого воина. Они уже заинтересованно говорили между собой — еще час назад непримиримые враги, а теперь союзники. Ох, пусть это было бы добрым предзнаменованием!
   — Ты шпионил? — Уолли забыл, что моряки умеют читать по губам.
   — Совет тринадцати Ротанкси, — сморщился Томияно. — Ты хоть представляешь себе, что это такое?
   — Плохо.
   — И ты собираешься послать туда этого мальчика? Первое, о чем они его спросят, — это сколько колдунов он убил.
   И Ннанджи им ответит.
   — Не думаю, что я мог бы запретить ему. — Это звучало неубедительно даже для самого Уолли, но тем не менее было правдой.
   Томияно был разъярен, голос его возвысился.
   — Ты знаешь, кого они в нем увидят? Странствующего убийцу! Мальчика-чудовище! Не думаю, что колдуны достигают седьмого ранга моложе шестидесяти. Это же сборище озлобленных стариков, Шонсу, а ты вдруг начал считать их чем-то другим. Ты хочешь заслужить их доверие и посылаешь Ннанджи. Будь ты проклят, ты сделаешь мою сестру вдовой! Не кажется ли тебе, что они могут прислать ей какие-нибудь его члены в качестве сувенира?


Глава 5


   Кружок семерых превратился в кружок из восьми. Семь воинов сидели на стульях, колдун одиноко восседал в кресле. Огонь трещал и рассыпался искрами, иногда выпуская облака дыма, когда ветер залетал в окно. Словно бы не работал дымоход.
   Кроме того, все восемь разделились на группы. Ротанкси в своих голубых одеждах с капюшоном представлял собой одну. Старик понятным образом был насторожен, чувствуя себя как кот на псарне. Он был предельно вежлив и обходителен.
   Сам же Уолли оказался в странной изоляции. Подозрения остальных воинов отгородили его от них словно тонким стеклом. Все, что он говорил о достигнутых с колдуном соглашениях, разбивалось об это стекло. Они не хотели его слушать.
   А Ннанджи представлял одну со всеми остальными компанию. Он молча сидел, скрестив руки на груди и вытянув ноги впереди себя, разглядывая сапоги с потаенной улыбкой в уголках губ. Даже серебристые пеликаны, кажется, сегодня его не очень интересовали.
   Остальные Седьмые были непримиримы. Он дал им время на осмысливание идеи переговоров, а они, похоже, думали о них теперь еще меньше, чем раньше. Хорошие отношения с колдунами? Позор! Двадцатидневная прогулка по зимней дороге? Сумасбродство! Сеньор Ннанджи в качестве заложника? Возмутительно! Все их приготовления к войне прекращаются? Измена! Они не говорили всего этого, но чувства их были очевидны. Ротанкси не мог помочь, но он не мог и не замечать молчаливого протеста. С уверенностью можно было сказать, что он встретит в штыки любые попытки соглашения, зная, что Шонсу не может получить добровольную поддержку даже от старших офицеров.
   Потом Уолли пошел с того, что считал козырной картой — с его «аргумента для колдунов», который изменил точку зрения Ннанджи: если так пойдет дальше, то не только воины, но и гражданские скоро будут пользоваться колдовским оружием. Это не сработало. Их ледяная неприязнь даже не подтаяла.
   Ннанджи поймал взгляд Уолли, улыбнулся и покачал головой.
   В заключение Уолли спросил, будут ли вопросы. Тишина упала, словно земля на крышку гроба. Ротанкси послал Уолли злорадный, циничный взгляд — и это твоя поддержка?
   Терпение Уолли было на исходе. Тупые железноголовые варвары! Невежественные дикари! Зачем ему дали такую невыполнимую задачу? С первых дней своего пребывания в этом Мире он чувствовал огромную тоску по своей прежней земной жизни, которую как бы смыли с него, и бесконечное презрение к этой примитивной культуре и этим мулоголовым воинам. Он почти готов был уже умыть руки от всех этих дел, сбора, миссии богов. Забрать Джию в низовья Реки, найти корабль и стать морской крысой до конца своих дней…