Страница:
— Уведи их! — приказал он белому как мел Четвертому.
— Ннанджи! — спросила он. — Что произошло? Он выглядел почти так же мрачно, как Шонсу.
— Рабство. Он сослал их.
О нет!
Джия, уже одетая, повисла на плече своего хозяина, что-то говоря, он молча оттолкнул ее. Она упала под ноги Лорду Тиваникси. Тот поднял ее.
— Ннанджи! — прокричала Тана. — Они же только играли! Они не собирались делать ничего больше. Раздеть хорошенькую рабыню — что в этом такого!
Тот тяжело посмотрел на нее:
— Шонсу — сеньор. Его приговор окончателен. Весь сбор сжался от страха. Ярость Шонсу теперь проявилась во всей мощи. Он говорил, обращаясь к Тиваникси, но, наверное, голос его доносился и до гавани.
— Сколько народу спит в ложе? Тиваникси что-то отвечал, но слышно не было, Тиваникси был так же бледен, как и остальные.
— Скольким выданы ордера? Похоже, Тиваникси не знал.
— Очень хорошо! Ты возьмешь эту сторону, Зоарийи — ту. Джансилуи, Боарийи, я хочу знать, сколько спален вдоль каждой стены и сколько еще комнат может быть очищено от дерьма. Марш!
Четверо Седьмых бросились в толпу и, как только она перед ними расступилась, кинулись бегом. Потом гром в человеческом облике прогрохотал снова:
— Линумино? Возьми команду Шестых и обойди соседние дома. Нет ли среди них таких, в которых можно сделать спальни? Марш!
Еще один Седьмой побежал.
— Вы все! Те, кто спит здесь, отправляйтесь приводить в порядок ваши спальни! Вы превратили их в свинарники! Вычистите пол, помойте окна, аккуратно застелите постели. Будет проверка, и пусть боги помогут тому, кто не выполнит приказания! Остальные принимайтесь за уборку пустых помещений. Вы! Привести в порядок помещение совета. Вы! Начнете с лестницы!
— Иди! — прошептал Ннанджи Тане и подтолкнул ее к Джие. — Присмотри за ней.
Потом исчез вслед за Шонсу.
Женщины подошли к каменной скамье и тихонько сели. Двор опустел, но топот мужских ног, бегущих по лестнице, наполнял его звуками, как будто он оставался полон. Казалось, никто ничего не понимал в происходящем.
Чуть позже появился Катанджи, улыбаясь несколько нервно.
— Поздравляю! — тихо сказала Тана. Она обнимала одной рукой Джию, рыдающую у нее на плече.
— Спасибо, — сказал несколько рассеянно Катанджи. Он сел рядом на скамью.
— Третий! Как, черт возьми, тебе удалось это провернуть?
— Я не знаю! — Он выглядел растерянным и старался не показать этого.
Глаза его были обведены черными кругами; лицо осунулось. Он судорожно зевал. И Тана догадалась, что эту ночь он провел не в постели.
— Думаю, это Нань, — сказал он. — Они захотели дать ему седьмой ранг, а он отказался, прежде чем продвинут меня. Думаю, так оно и было. Я пообещал выучить сутры, и они сделали меня Третьим. — Он моргнул.
Тана нашла это положение весьма забавным — Ннанджи, пренебрегший ритуалом?
— А как с воинским мастерством? Что случится, если тебе бросят вызов?
Тана никогда не видела такого лица у Катанджи. С минуту он смотрел на свои лубки.
— Я не могу шевелить пальцами, Тана. Я даже не чувствую, здесь ли они, пока не посмотрю на них. Я никогда больше не смогу взять меч в руки.
Она извинилась за то, что не знала об этом.
— Все в порядке. Мне никогда не было так хорошо. Видишь ли, Нань не знал этой сутры раньше. Никто не знал, кроме Седьмых. Но он сказал, что если мужество засчитывается.., ну ты слышала, что говорил Шонсу, когда мы были тут последний раз. Так что ему пришлось согласиться, а остальным очень хотелось сделать Наня Седьмым. — Он усмехнулся. — Единогласно! Первый не может иметь личных вещей, а Третий — может!
Раньше это его как-то не останавливало. Она потрогала ожерелье на шее. Он, как всегда, все понял и нахмурился. Потом рассмеялся, и былой огонек снова зажегся в его глазах.
— Это дешевка, — сказал он загадочно. — Пока, мне нужно идти. Дела!
Он подпрыгнул и исчез в окружающей сумятице. Она успела заметить лишь его силуэт, мелькнувший в дверях.
— Две сотни золотых за жемчуг — это дешевка? Двор еще больше опустел и затих. И тут кто-то прокричал посторониться, и стул вывалился с балкона на каменные плиты. За ним последовала сломанная кровать, сразу же с остальных балконов посыпались сломанная мебель, и узлы, и старые коробки. В воздухе заклубились тучи пыли. Двор мгновенно превратился в склад рухляди. Джия подняла красные, заплаканные глаза и посмотрела, куда бы им пересесть.
Из облака возник улыбающийся Ннанджи. На лбу его уже красовались метки Седьмого, но килт еще был зеленым.
— Что, ради богов, тут происходит? — потребовала от него объяснений Тана.
Он уселся сзади нее и небрежно обнял. Мысли о сексе редко надолго оставляли Ннанджи, но сейчас он был возбужден другим.
— Чистка помещений! — сказал он. — Тут оказалась куча места для того, чтобы разместить сбор. Просто Тиваникси не смог это организовать, а Шонсу сделал это. Он пригрозил выпороть тех, у кого будет грязный килт, поэтому половина из них разделись — ты хочешь уйти или останешься любоваться этим?
Тана взглянула на Джию:
— Мы можем оставить узел и уйти? Он кивнул. Улыбка его приобрела угрожающие размеры.
— Я присмотрю за ним. Но вы потеряете массу удовольствия. Сейчас он говорит об умывании, гигиене и кухне! Он собирается послать рабов Тиваникси купить новые постели и дает им на это деньги. Он заставил молодых готовить еду и чистить все вокруг. И только лишь воинам разрешается находиться на территории ложи, даже герольды могут проходит только под конвоем. — Он рассмеялся. — Хорошо, что ты не его вассал.
Она с изумлением посмотрела на него:
— И ты думаешь, это не унижает достоинства воинов?
Он покачал головой:
— Никаких поединков! Ни одним человеком больше не было приведено к третьей клятве. Все это есть в наших сутрах. Им явно было нечем заняться. Спасибо, Джия.
Джия подняла распухшее и заплаканное лицо, глаза ее были полны слез, но смотрели изумленно. Ннанджи снова улыбнулся:
— Он потерял терпение. Надо бы ему делать это почаще. Сбор наконец понял, что у него есть сеньор.
— Но, Благор… Лорд Ннанджи. Он же отдал этих двух воинов в рабство. Он ведь ненавидит рабство.
Ннанджи сердито нахмурился:
— По правилам он должен был их убить! Это пошло бы только на пользу сбору, Джия. Они нарушили приказ сеньора. Ему действительно нужно было их убить; я бы убил. Но надеюсь, на остальных рабство подействовало сильнее; а их наставники понижены на один ранг и осуждены вывозить нечистоты вплоть до дальнейшего распоряжения. — Он усмехнулся. — Я бы не стал больше думать об этом.
Потом он повернулся в сторону гор рухляди на балконах и куч мусора под ними.
— Здесь есть невероятные неряхи, такие же, как в храмовой гвардии, по крайней мере некоторые. Не много, впрочем.
Тана встала. После этого сумасшедшего дома «Сапфир» казался тихим прибежищем. Ей надо бы увести отсюда Джию, а потом пойти присмотреть себе платье для бала. Услышав об этом, Джия снова залилась слезами.
Но… Лорд Ннанджи! Ее муж выиграл свой седьмой меч.
— Ннанджи! — спросила он. — Что произошло? Он выглядел почти так же мрачно, как Шонсу.
— Рабство. Он сослал их.
О нет!
Джия, уже одетая, повисла на плече своего хозяина, что-то говоря, он молча оттолкнул ее. Она упала под ноги Лорду Тиваникси. Тот поднял ее.
— Ннанджи! — прокричала Тана. — Они же только играли! Они не собирались делать ничего больше. Раздеть хорошенькую рабыню — что в этом такого!
Тот тяжело посмотрел на нее:
— Шонсу — сеньор. Его приговор окончателен. Весь сбор сжался от страха. Ярость Шонсу теперь проявилась во всей мощи. Он говорил, обращаясь к Тиваникси, но, наверное, голос его доносился и до гавани.
— Сколько народу спит в ложе? Тиваникси что-то отвечал, но слышно не было, Тиваникси был так же бледен, как и остальные.
— Скольким выданы ордера? Похоже, Тиваникси не знал.
— Очень хорошо! Ты возьмешь эту сторону, Зоарийи — ту. Джансилуи, Боарийи, я хочу знать, сколько спален вдоль каждой стены и сколько еще комнат может быть очищено от дерьма. Марш!
Четверо Седьмых бросились в толпу и, как только она перед ними расступилась, кинулись бегом. Потом гром в человеческом облике прогрохотал снова:
— Линумино? Возьми команду Шестых и обойди соседние дома. Нет ли среди них таких, в которых можно сделать спальни? Марш!
Еще один Седьмой побежал.
— Вы все! Те, кто спит здесь, отправляйтесь приводить в порядок ваши спальни! Вы превратили их в свинарники! Вычистите пол, помойте окна, аккуратно застелите постели. Будет проверка, и пусть боги помогут тому, кто не выполнит приказания! Остальные принимайтесь за уборку пустых помещений. Вы! Привести в порядок помещение совета. Вы! Начнете с лестницы!
— Иди! — прошептал Ннанджи Тане и подтолкнул ее к Джие. — Присмотри за ней.
Потом исчез вслед за Шонсу.
Женщины подошли к каменной скамье и тихонько сели. Двор опустел, но топот мужских ног, бегущих по лестнице, наполнял его звуками, как будто он оставался полон. Казалось, никто ничего не понимал в происходящем.
Чуть позже появился Катанджи, улыбаясь несколько нервно.
— Поздравляю! — тихо сказала Тана. Она обнимала одной рукой Джию, рыдающую у нее на плече.
— Спасибо, — сказал несколько рассеянно Катанджи. Он сел рядом на скамью.
— Третий! Как, черт возьми, тебе удалось это провернуть?
— Я не знаю! — Он выглядел растерянным и старался не показать этого.
Глаза его были обведены черными кругами; лицо осунулось. Он судорожно зевал. И Тана догадалась, что эту ночь он провел не в постели.
— Думаю, это Нань, — сказал он. — Они захотели дать ему седьмой ранг, а он отказался, прежде чем продвинут меня. Думаю, так оно и было. Я пообещал выучить сутры, и они сделали меня Третьим. — Он моргнул.
Тана нашла это положение весьма забавным — Ннанджи, пренебрегший ритуалом?
— А как с воинским мастерством? Что случится, если тебе бросят вызов?
Тана никогда не видела такого лица у Катанджи. С минуту он смотрел на свои лубки.
— Я не могу шевелить пальцами, Тана. Я даже не чувствую, здесь ли они, пока не посмотрю на них. Я никогда больше не смогу взять меч в руки.
Она извинилась за то, что не знала об этом.
— Все в порядке. Мне никогда не было так хорошо. Видишь ли, Нань не знал этой сутры раньше. Никто не знал, кроме Седьмых. Но он сказал, что если мужество засчитывается.., ну ты слышала, что говорил Шонсу, когда мы были тут последний раз. Так что ему пришлось согласиться, а остальным очень хотелось сделать Наня Седьмым. — Он усмехнулся. — Единогласно! Первый не может иметь личных вещей, а Третий — может!
Раньше это его как-то не останавливало. Она потрогала ожерелье на шее. Он, как всегда, все понял и нахмурился. Потом рассмеялся, и былой огонек снова зажегся в его глазах.
— Это дешевка, — сказал он загадочно. — Пока, мне нужно идти. Дела!
Он подпрыгнул и исчез в окружающей сумятице. Она успела заметить лишь его силуэт, мелькнувший в дверях.
— Две сотни золотых за жемчуг — это дешевка? Двор еще больше опустел и затих. И тут кто-то прокричал посторониться, и стул вывалился с балкона на каменные плиты. За ним последовала сломанная кровать, сразу же с остальных балконов посыпались сломанная мебель, и узлы, и старые коробки. В воздухе заклубились тучи пыли. Двор мгновенно превратился в склад рухляди. Джия подняла красные, заплаканные глаза и посмотрела, куда бы им пересесть.
Из облака возник улыбающийся Ннанджи. На лбу его уже красовались метки Седьмого, но килт еще был зеленым.
— Что, ради богов, тут происходит? — потребовала от него объяснений Тана.
Он уселся сзади нее и небрежно обнял. Мысли о сексе редко надолго оставляли Ннанджи, но сейчас он был возбужден другим.
— Чистка помещений! — сказал он. — Тут оказалась куча места для того, чтобы разместить сбор. Просто Тиваникси не смог это организовать, а Шонсу сделал это. Он пригрозил выпороть тех, у кого будет грязный килт, поэтому половина из них разделись — ты хочешь уйти или останешься любоваться этим?
Тана взглянула на Джию:
— Мы можем оставить узел и уйти? Он кивнул. Улыбка его приобрела угрожающие размеры.
— Я присмотрю за ним. Но вы потеряете массу удовольствия. Сейчас он говорит об умывании, гигиене и кухне! Он собирается послать рабов Тиваникси купить новые постели и дает им на это деньги. Он заставил молодых готовить еду и чистить все вокруг. И только лишь воинам разрешается находиться на территории ложи, даже герольды могут проходит только под конвоем. — Он рассмеялся. — Хорошо, что ты не его вассал.
Она с изумлением посмотрела на него:
— И ты думаешь, это не унижает достоинства воинов?
Он покачал головой:
— Никаких поединков! Ни одним человеком больше не было приведено к третьей клятве. Все это есть в наших сутрах. Им явно было нечем заняться. Спасибо, Джия.
Джия подняла распухшее и заплаканное лицо, глаза ее были полны слез, но смотрели изумленно. Ннанджи снова улыбнулся:
— Он потерял терпение. Надо бы ему делать это почаще. Сбор наконец понял, что у него есть сеньор.
— Но, Благор… Лорд Ннанджи. Он же отдал этих двух воинов в рабство. Он ведь ненавидит рабство.
Ннанджи сердито нахмурился:
— По правилам он должен был их убить! Это пошло бы только на пользу сбору, Джия. Они нарушили приказ сеньора. Ему действительно нужно было их убить; я бы убил. Но надеюсь, на остальных рабство подействовало сильнее; а их наставники понижены на один ранг и осуждены вывозить нечистоты вплоть до дальнейшего распоряжения. — Он усмехнулся. — Я бы не стал больше думать об этом.
Потом он повернулся в сторону гор рухляди на балконах и куч мусора под ними.
— Здесь есть невероятные неряхи, такие же, как в храмовой гвардии, по крайней мере некоторые. Не много, впрочем.
Тана встала. После этого сумасшедшего дома «Сапфир» казался тихим прибежищем. Ей надо бы увести отсюда Джию, а потом пойти присмотреть себе платье для бала. Услышав об этом, Джия снова залилась слезами.
Но… Лорд Ннанджи! Ее муж выиграл свой седьмой меч.
Глава 5
Длинный вестибюль был теперь вычищен, по крайней мере на первый взгляд. Очаг был выметен, пыль стерта. Панели тщательно протерты там, где могли достать люди, вставшие на стул, хотя выше этого уровня остались пыль и паутина. Окнам возвращена относительная прозрачность.
Притон переродился в трудолюбивый муравейник, деятельность которого в основном переместилась наружу, во двор. Одна цепочка муравьев сносила мусор к костру посередине площади, другая же возвращалась. Здесь были также и те, кто квартировал раньше у горожан, а теперь возвращен на место. Почти на каждом балконе мыли окна. На самом дворе стучали молотки — срочно строились уборные и душевые. Через две улицы, в заброшенном храме, разместили женщин.
Уолли приказал поставить посреди комнаты стол, шесть стульев перед окном и два ряда стульев по другой стороне. Тридцать девять — для тридцати девяти Шестых. Первые, занятые на этих работах, находили эти переоборудования странными. Для Уолли же это был длинный, узкий лекторский зал. Следующий слайд, пожалуйста. Он потерял терпение и не чувствовал вины за это.., не очень. Ннанджи одобрял, и это обнадеживало.
Этот молодой человек уже восседал на одном из стульев, скрестив ноги и вперив глаза в пространство. Ничто не могло омрачить этот день для Ннанджи, Лорда Ннанджи, воина седьмого ранга. Он достиг предела своих желаний, осуществил мечту любого мальчишки Мира. Вероятно, он был самым молодым Седьмым за всю историю Мира. Чем он будет заниматься оставшуюся жизнь?
Начали собираться Шестые, напуганные, запыленные и, возможно, внутренне сопротивляющиеся, но все-таки послушные. Они заполняли два ряда напротив окна, начиная с концов, так что опоздавшие вынуждены были сидеть в центре, в непосредственной близости от грозного сеньора, если он вздумает перегнуться через стол. Потом пришел последний Шестой и последний член совета, и дверь закрыли. Каждый застыл в мрачном ожидании.
Уолли повернулся к Ннанджи и потребовал:
— Четыреста восемнадцатая?
Ннанджи удивленно прикрыл сияющие глаза и послушно запел сутру. Уолли прервал его и обратился к Боарийи, который сидел рядом:
— Триста двадцать вторая.
Когда он покончил с Седьмыми, то подошел к нервному, слишком молодому Шестому, сидящему в самом конце переднего ряда, и потребовал семьсот двадцать девятую…
В конце концов он вернулся к своему столу и облокотился на него.
— Ну вот, — одобрительно сказал он, — среди вас нет колдунов!
Ответом были несколько нервных улыбок.
— В следующие два-три дня каждый из вас проверит своих подопечных подобным образом и убедится в том, что они проверили своих. Если вы найдете человека, не знающего сутры, возьмите его на заметку.
Он оглянулся вокруг и увидел, что люди кивают головами, соглашаясь с его доводами.
— Кто-нибудь из вас видел колдуна до вчерашнего дня?
— Нет.
— Ну так я расскажу вам, как бороться с колдунами. Есть два способа. Что говорят об этом сутры?
Губы задвигались, брови нахмурились. Тишина. Сутры ничего не говорили о колдунах. Осторожно Уолли повел их через логические обороты. Колдуны не воины, значит, с ними нельзя бороться обычным путем — вызова и поединка; колдуны и не гражданские, к ним нельзя было применять доброту, вежливость и твердость, как оптимистически советовали сутры. Их нужно было определять как вооруженных гражданских, что является преступлением, значит, к ним можно применять все. Абсолютно все.
Он повысил голос, чтобы перекричать стучащие молотки.
— Первый прием — это скорость. Лорд Боарийи, не мог бы ты помочь?
Он поставил худощавого великана рядом с собой и показал на дверь в дальнем конце длинной комнаты, ведущую в помещение совета.
— Сейчас мы проведем соревнование, милорд. Представим, что колдун появился в этих дверях. Кто первый из нас сможет убить его?
Боарийи взглянул на него недоверчиво, а потом с некоторой долей иронии. Аудитория оживилась. Соревнования — это они понимали.
— Лорд Тиваникси, подашь нам сигнал? Тиваникси дал волнению улечься, два великана замерли в ожидании, потом скомандовал:
— Вперед!
Боарийи бросился вперед, словно спринтер, выхватил свой меч, но, когда он был еще на полпути, нож, пущенный Уолли, уже вонзился в дверь. Боарийи замер и повернул обратно, лицо его пылало.
— Ты убит, милорд, — сказал Уолли, — сожалею.
Публика смотрела с молчаливым неодобрением. Ножи — особенно скрытые ножи — были наипреступнейшей мерзостью из самых глубин демонической помойной ямы.
Наконец Зоарийи произнес то, что Уолли ожидал услышать:
— Одно дело попасть в дверь, мой сеньор, другое — в человека.
— Ннанджи! — крикнул Уолли. — Колдун! — И указал пальцем на дверь, как собаке показывают цель.
Мысли Ннанджи бродили не так уж далеко, как казалось. Ноги он скрестил для того, чтобы нож было быстрее достать из сапога. Он встал, метнул его и снова уселся, бессмысленно улыбаясь. Нож вонзился в пальце от ножа Уолли. Аудитория хором воскликнула:
— О-о-о!
— Надо же, — сказал Уолли, разглядывая удачный удар. — Лорд Ннанджи еще более силен в искусстве метания ножей, чем я.
Шестые восприняли эту мысль с интересом. Он медленно подошел к ножам, вынул свой и спрятал его в сапог, потом вынул нож Ннанджи и бросил его так, что он воткнулся прямо перед ним — Ннанджи мог взять его, не вставая. Часы тренировок на «Сапфире» не прошли даром, хотя он предполагал совсем другое применение полученному мастерству.
— Если вы станете бороться с колдунами честным путем, они будут каждый раз побеждать вас.
Я был спасен в Ове Ннанджи и друзьями-моряками, потому что они вооружились ножами. Громовое оружие колдунов еще быстрее и смертоноснее, но оно требует перезарядки. Потом он сказал:
— Ннанджи, тебе нет нужды все это слушать. Мы простим тебе отсутствие.
Ннанджи встал, радостно кивнул и выбежал в дверь, размышляя о тысячах вещей, которые ему нужно было переделать. Все, что бы ни хотел его названый брат, было хорошо для него.
Когда дверь за ним закрылась, Уолли сказал:
— Еще одна важная вещь для выявления шпионов: будьте внимательны ко всем воинам — морским крысам — они умеют читать по губам, а все мы проговариваем беззвучно слова сутр. Я подозреваю, что морские крысы не слишком сильны в сутрах, поэтому проверяйте их фехтованием — они пройдут этот тест!
Он старался не смотреть на Тиваникси. Лекция продолжалась. Следующий прием, который сеньор велел применять к колдунам, это вытряхивать их из одежд — тогда они становятся безвредны, как тот старик, которого он показывал в храме. Тюк Джии лег на стол, и Уолли вынул оттуда одежду Ротанкси. Он продемонстрировал ее им — длинные рукава, множество карманов, потайные разрезы, позволяющие дотягиваться до карманов сквозь рукава. Потом он стал вынимать вещи, одну за другой, объясняя назначение каждой и пуская по кругу на всеобщее обозрение. Он послал привести бродячую собаку и проткнул ее кинжалом Ротанкси. Собака мгновенно умерла в конвульсиях.
Потом он вынул очки Ротанкси, подзорную трубу — маленький телескоп — и объяснил все про чтение с губ. Он пустил их по кругу, и каждый смог полюбоваться на перевернутое, с цветными ореолами, но все-таки волшебное изображение.
Уолли рассказал о ловкости рук, которую он наблюдал хотя бы вчера.
Он сыграл им несколько нот на серебряной флейте, рассказав, как из-за простой духовой трубки погиб Кандори, Третий.
Он продемонстрировал маленькую коробочку из промасленного шелка со стеклянной насадкой и рассказал, как колдуны могут ослепить человека, брызнув жидкостью из нее одним движением руки, произнося при этом бессмысленные заклинания. Он капнул содержимым коробочки на мертвую собаку, сильный запах кислоты распространился по комнате.
Чернила, перо и пергамент он не показал, но объяснил, что голубей используют для сообщений, поэтому любой голубь может оказаться агентом колдунов.
Он зажег спичку, и это снова оказалось большой сенсацией.
В карманах Ротанкси оказались две вещи, похожие на петарды, но они были непригодны, так как были завернуты в сырую тряпку. Уолли все-таки показал их тоже. Он разрезал одну из них и нашел там смесь черного порошка и свинцовых дробинок.
— Если бы вы только видели, как это действует, — предостерег он аудиторию. — Нужно поджечь вот этот конец, а потом — убегать! Иначе это поранит вас или ослепит. Это породит молнию и много дыма.
Они снова кивнули, заинтригованные, наполовину еще не верящие.
Уолли показал отравленные ножи, один очень тонкий, почти шило, а также безобидные приспособления для фокусов, например гибкие монеты и шелковые цветы, сжимающиеся до малых размеров и потом распрямляющиеся, как пружина. Ознакомил он их и с компасом, вызвавшим большой интерес у тех воинов, кто был связан с судоходством, — моряки знали только два направления: вниз и вверх по течению. Еще там были карманные линзы, и Уолли дал одну из них Шестому, который стал разглядывать их в свете солнца, падающего из окна, пока его одежда не задымилась.
На нескольких бутылочках и пакетиках, назначение которых было неясно даже самому Уолли, красовались загадочные надписи курсивом, которые дразнили его своей непонятностью.
Сегодня он решил как напугать, так и вызвать презрение к колдунам, поэтому он подошел к пистолету. Сначала подробно объяснил его действие.
После чего произвел демонстрационный выстрел через столешницу. Молотки внизу притихли, а потом застучали с удвоенной скоростью.
В заключение он показал модель катапульты, выстрелив камешком через всю комнату, — «игрушку для Виксини», которую он так прилежно мастерил на корабле. Его слушатели были слишком потрясены, чтобы смеяться, как он надеялся.
— Мы будем воевать с колдунами ножами, луками и стрелами, спаренными таранами и большими катапультами, которые будут разбивать их башни, и горячей смолой, которую мы будем заливать им в окна. Они используют голубей
— значит, нам нужно обзавестись соколами! Нам нужны всадники, которые могут быстро скакать. Мы будем атаковать ночью, без предупреждения и сзади. С такой тактикой мы сможем победить; без нее — нет. Если колдуны пользуются дьявольским оружием, нам ничего другого не остается.
Наступила долгая тишина, слышен был лишь доносившийся со двора гомон. Он уже решил, что ничего не сработало.
— Триста тридцать человек пытались бороться с колдунами честным путем. Вы поможете мне отомстить за них?
В следующее мгновение он уже уверился в своем полном провале. И тут Боарийи — да пребудет над ним благословение — вскочил и сказал:
— Да!
Тогда остальные тоже поднялись и радостно заулыбались. Эти улыбки, возможно, оказали на них самих большее влияние, чем все, что сделал Уолли.
Тем не менее он теперь тоже мог улыбаться. Он принялся ходить по длинной комнате.
— Нам нужно распределить некоторые обязанности, — говорил он. — Лорд Тиваникси согласился заняться кавалерией. Кто-то должен стать адъютантом, я имею в виду, что нужен человек, который будет следить за расходами, связываться с жителями города, назначать людей на работы.
Все Седьмые сели обратно на свои стулья и задумались.
— Это уже двое. Кто-то должен взять на себя катапульты — трое. Пращи, луки и стрелы — я в этом ничего не понимаю, кроме того, что этим пользуются для охоты на птиц. Есть кто-нибудь, разбирающийся в этом?
Поднялась пара Шестых, очень смущенных.
— Великолепно! Я все равно найду для этого Седьмого, но вы будете консультировать его. Лорд Ннанджи займется контрразведкой и безопасностью. Последнее, — сказал он, — последнее — мы должны провести некую акцию! Все описанное требует некоторого времени на подготовку; я же хочу начать действовать сейчас! Они слишком долго над нами смеялись. Они должны научиться бояться нас.
Яростное бормотание согласия.
— У меня есть небольшой корабль. Я пошлю его на левый берег убить каких-нибудь колдунов. Это грязная, противная работа — придется ползать в темноте, бросать ножи, а потом — убегать. Мало чести и много опасности! Но я хочу напугать их. Мне будет приятно узнать, что они станут патрулировать улицы ночью. Им пора понять, что мы умеем воевать. Лорд Боарийи, я даю тебе возможность выбора.
Верзила молчал, облокотившись на колени. Потом поднял глаза, улыбнулся и потребовал:
— Корабль!
На это Уолли и надеялся: любовь к опасностям пересилила щепетильность. Но теперь, когда Боарийи взял на себя самую грязную работу, остальные Седьмые выказали большую готовность.
— Благодарю тебя, — с чувством сказал он. — Лорд Зоарийи, не займешься ли катапультами? Лорд Джансилуи — стрелковое дело с двумя благородными Шестыми. И Лорд Линумино — будешь адъютантом.
Они кивали, они были счастливы.
Он же чувствовал себя очень усталым, но в то же время почти уверенным в безопасности. Если даже колдуны его и убьют, они не смогут остановить сбор. Их магия теперь не страшна.
Тут он заметил, что все ждут его, тогда он поднялся, улыбнулся и объявил:
— Все свободны!
Экзамены будут потом.
Притон переродился в трудолюбивый муравейник, деятельность которого в основном переместилась наружу, во двор. Одна цепочка муравьев сносила мусор к костру посередине площади, другая же возвращалась. Здесь были также и те, кто квартировал раньше у горожан, а теперь возвращен на место. Почти на каждом балконе мыли окна. На самом дворе стучали молотки — срочно строились уборные и душевые. Через две улицы, в заброшенном храме, разместили женщин.
Уолли приказал поставить посреди комнаты стол, шесть стульев перед окном и два ряда стульев по другой стороне. Тридцать девять — для тридцати девяти Шестых. Первые, занятые на этих работах, находили эти переоборудования странными. Для Уолли же это был длинный, узкий лекторский зал. Следующий слайд, пожалуйста. Он потерял терпение и не чувствовал вины за это.., не очень. Ннанджи одобрял, и это обнадеживало.
Этот молодой человек уже восседал на одном из стульев, скрестив ноги и вперив глаза в пространство. Ничто не могло омрачить этот день для Ннанджи, Лорда Ннанджи, воина седьмого ранга. Он достиг предела своих желаний, осуществил мечту любого мальчишки Мира. Вероятно, он был самым молодым Седьмым за всю историю Мира. Чем он будет заниматься оставшуюся жизнь?
Начали собираться Шестые, напуганные, запыленные и, возможно, внутренне сопротивляющиеся, но все-таки послушные. Они заполняли два ряда напротив окна, начиная с концов, так что опоздавшие вынуждены были сидеть в центре, в непосредственной близости от грозного сеньора, если он вздумает перегнуться через стол. Потом пришел последний Шестой и последний член совета, и дверь закрыли. Каждый застыл в мрачном ожидании.
Уолли повернулся к Ннанджи и потребовал:
— Четыреста восемнадцатая?
Ннанджи удивленно прикрыл сияющие глаза и послушно запел сутру. Уолли прервал его и обратился к Боарийи, который сидел рядом:
— Триста двадцать вторая.
Когда он покончил с Седьмыми, то подошел к нервному, слишком молодому Шестому, сидящему в самом конце переднего ряда, и потребовал семьсот двадцать девятую…
В конце концов он вернулся к своему столу и облокотился на него.
— Ну вот, — одобрительно сказал он, — среди вас нет колдунов!
Ответом были несколько нервных улыбок.
— В следующие два-три дня каждый из вас проверит своих подопечных подобным образом и убедится в том, что они проверили своих. Если вы найдете человека, не знающего сутры, возьмите его на заметку.
Он оглянулся вокруг и увидел, что люди кивают головами, соглашаясь с его доводами.
— Кто-нибудь из вас видел колдуна до вчерашнего дня?
— Нет.
— Ну так я расскажу вам, как бороться с колдунами. Есть два способа. Что говорят об этом сутры?
Губы задвигались, брови нахмурились. Тишина. Сутры ничего не говорили о колдунах. Осторожно Уолли повел их через логические обороты. Колдуны не воины, значит, с ними нельзя бороться обычным путем — вызова и поединка; колдуны и не гражданские, к ним нельзя было применять доброту, вежливость и твердость, как оптимистически советовали сутры. Их нужно было определять как вооруженных гражданских, что является преступлением, значит, к ним можно применять все. Абсолютно все.
Он повысил голос, чтобы перекричать стучащие молотки.
— Первый прием — это скорость. Лорд Боарийи, не мог бы ты помочь?
Он поставил худощавого великана рядом с собой и показал на дверь в дальнем конце длинной комнаты, ведущую в помещение совета.
— Сейчас мы проведем соревнование, милорд. Представим, что колдун появился в этих дверях. Кто первый из нас сможет убить его?
Боарийи взглянул на него недоверчиво, а потом с некоторой долей иронии. Аудитория оживилась. Соревнования — это они понимали.
— Лорд Тиваникси, подашь нам сигнал? Тиваникси дал волнению улечься, два великана замерли в ожидании, потом скомандовал:
— Вперед!
Боарийи бросился вперед, словно спринтер, выхватил свой меч, но, когда он был еще на полпути, нож, пущенный Уолли, уже вонзился в дверь. Боарийи замер и повернул обратно, лицо его пылало.
— Ты убит, милорд, — сказал Уолли, — сожалею.
Публика смотрела с молчаливым неодобрением. Ножи — особенно скрытые ножи — были наипреступнейшей мерзостью из самых глубин демонической помойной ямы.
Наконец Зоарийи произнес то, что Уолли ожидал услышать:
— Одно дело попасть в дверь, мой сеньор, другое — в человека.
— Ннанджи! — крикнул Уолли. — Колдун! — И указал пальцем на дверь, как собаке показывают цель.
Мысли Ннанджи бродили не так уж далеко, как казалось. Ноги он скрестил для того, чтобы нож было быстрее достать из сапога. Он встал, метнул его и снова уселся, бессмысленно улыбаясь. Нож вонзился в пальце от ножа Уолли. Аудитория хором воскликнула:
— О-о-о!
— Надо же, — сказал Уолли, разглядывая удачный удар. — Лорд Ннанджи еще более силен в искусстве метания ножей, чем я.
Шестые восприняли эту мысль с интересом. Он медленно подошел к ножам, вынул свой и спрятал его в сапог, потом вынул нож Ннанджи и бросил его так, что он воткнулся прямо перед ним — Ннанджи мог взять его, не вставая. Часы тренировок на «Сапфире» не прошли даром, хотя он предполагал совсем другое применение полученному мастерству.
— Если вы станете бороться с колдунами честным путем, они будут каждый раз побеждать вас.
Я был спасен в Ове Ннанджи и друзьями-моряками, потому что они вооружились ножами. Громовое оружие колдунов еще быстрее и смертоноснее, но оно требует перезарядки. Потом он сказал:
— Ннанджи, тебе нет нужды все это слушать. Мы простим тебе отсутствие.
Ннанджи встал, радостно кивнул и выбежал в дверь, размышляя о тысячах вещей, которые ему нужно было переделать. Все, что бы ни хотел его названый брат, было хорошо для него.
Когда дверь за ним закрылась, Уолли сказал:
— Еще одна важная вещь для выявления шпионов: будьте внимательны ко всем воинам — морским крысам — они умеют читать по губам, а все мы проговариваем беззвучно слова сутр. Я подозреваю, что морские крысы не слишком сильны в сутрах, поэтому проверяйте их фехтованием — они пройдут этот тест!
Он старался не смотреть на Тиваникси. Лекция продолжалась. Следующий прием, который сеньор велел применять к колдунам, это вытряхивать их из одежд — тогда они становятся безвредны, как тот старик, которого он показывал в храме. Тюк Джии лег на стол, и Уолли вынул оттуда одежду Ротанкси. Он продемонстрировал ее им — длинные рукава, множество карманов, потайные разрезы, позволяющие дотягиваться до карманов сквозь рукава. Потом он стал вынимать вещи, одну за другой, объясняя назначение каждой и пуская по кругу на всеобщее обозрение. Он послал привести бродячую собаку и проткнул ее кинжалом Ротанкси. Собака мгновенно умерла в конвульсиях.
Потом он вынул очки Ротанкси, подзорную трубу — маленький телескоп — и объяснил все про чтение с губ. Он пустил их по кругу, и каждый смог полюбоваться на перевернутое, с цветными ореолами, но все-таки волшебное изображение.
Уолли рассказал о ловкости рук, которую он наблюдал хотя бы вчера.
Он сыграл им несколько нот на серебряной флейте, рассказав, как из-за простой духовой трубки погиб Кандори, Третий.
Он продемонстрировал маленькую коробочку из промасленного шелка со стеклянной насадкой и рассказал, как колдуны могут ослепить человека, брызнув жидкостью из нее одним движением руки, произнося при этом бессмысленные заклинания. Он капнул содержимым коробочки на мертвую собаку, сильный запах кислоты распространился по комнате.
Чернила, перо и пергамент он не показал, но объяснил, что голубей используют для сообщений, поэтому любой голубь может оказаться агентом колдунов.
Он зажег спичку, и это снова оказалось большой сенсацией.
В карманах Ротанкси оказались две вещи, похожие на петарды, но они были непригодны, так как были завернуты в сырую тряпку. Уолли все-таки показал их тоже. Он разрезал одну из них и нашел там смесь черного порошка и свинцовых дробинок.
— Если бы вы только видели, как это действует, — предостерег он аудиторию. — Нужно поджечь вот этот конец, а потом — убегать! Иначе это поранит вас или ослепит. Это породит молнию и много дыма.
Они снова кивнули, заинтригованные, наполовину еще не верящие.
Уолли показал отравленные ножи, один очень тонкий, почти шило, а также безобидные приспособления для фокусов, например гибкие монеты и шелковые цветы, сжимающиеся до малых размеров и потом распрямляющиеся, как пружина. Ознакомил он их и с компасом, вызвавшим большой интерес у тех воинов, кто был связан с судоходством, — моряки знали только два направления: вниз и вверх по течению. Еще там были карманные линзы, и Уолли дал одну из них Шестому, который стал разглядывать их в свете солнца, падающего из окна, пока его одежда не задымилась.
На нескольких бутылочках и пакетиках, назначение которых было неясно даже самому Уолли, красовались загадочные надписи курсивом, которые дразнили его своей непонятностью.
Сегодня он решил как напугать, так и вызвать презрение к колдунам, поэтому он подошел к пистолету. Сначала подробно объяснил его действие.
После чего произвел демонстрационный выстрел через столешницу. Молотки внизу притихли, а потом застучали с удвоенной скоростью.
В заключение он показал модель катапульты, выстрелив камешком через всю комнату, — «игрушку для Виксини», которую он так прилежно мастерил на корабле. Его слушатели были слишком потрясены, чтобы смеяться, как он надеялся.
— Мы будем воевать с колдунами ножами, луками и стрелами, спаренными таранами и большими катапультами, которые будут разбивать их башни, и горячей смолой, которую мы будем заливать им в окна. Они используют голубей
— значит, нам нужно обзавестись соколами! Нам нужны всадники, которые могут быстро скакать. Мы будем атаковать ночью, без предупреждения и сзади. С такой тактикой мы сможем победить; без нее — нет. Если колдуны пользуются дьявольским оружием, нам ничего другого не остается.
Наступила долгая тишина, слышен был лишь доносившийся со двора гомон. Он уже решил, что ничего не сработало.
— Триста тридцать человек пытались бороться с колдунами честным путем. Вы поможете мне отомстить за них?
В следующее мгновение он уже уверился в своем полном провале. И тут Боарийи — да пребудет над ним благословение — вскочил и сказал:
— Да!
Тогда остальные тоже поднялись и радостно заулыбались. Эти улыбки, возможно, оказали на них самих большее влияние, чем все, что сделал Уолли.
Тем не менее он теперь тоже мог улыбаться. Он принялся ходить по длинной комнате.
— Нам нужно распределить некоторые обязанности, — говорил он. — Лорд Тиваникси согласился заняться кавалерией. Кто-то должен стать адъютантом, я имею в виду, что нужен человек, который будет следить за расходами, связываться с жителями города, назначать людей на работы.
Все Седьмые сели обратно на свои стулья и задумались.
— Это уже двое. Кто-то должен взять на себя катапульты — трое. Пращи, луки и стрелы — я в этом ничего не понимаю, кроме того, что этим пользуются для охоты на птиц. Есть кто-нибудь, разбирающийся в этом?
Поднялась пара Шестых, очень смущенных.
— Великолепно! Я все равно найду для этого Седьмого, но вы будете консультировать его. Лорд Ннанджи займется контрразведкой и безопасностью. Последнее, — сказал он, — последнее — мы должны провести некую акцию! Все описанное требует некоторого времени на подготовку; я же хочу начать действовать сейчас! Они слишком долго над нами смеялись. Они должны научиться бояться нас.
Яростное бормотание согласия.
— У меня есть небольшой корабль. Я пошлю его на левый берег убить каких-нибудь колдунов. Это грязная, противная работа — придется ползать в темноте, бросать ножи, а потом — убегать. Мало чести и много опасности! Но я хочу напугать их. Мне будет приятно узнать, что они станут патрулировать улицы ночью. Им пора понять, что мы умеем воевать. Лорд Боарийи, я даю тебе возможность выбора.
Верзила молчал, облокотившись на колени. Потом поднял глаза, улыбнулся и потребовал:
— Корабль!
На это Уолли и надеялся: любовь к опасностям пересилила щепетильность. Но теперь, когда Боарийи взял на себя самую грязную работу, остальные Седьмые выказали большую готовность.
— Благодарю тебя, — с чувством сказал он. — Лорд Зоарийи, не займешься ли катапультами? Лорд Джансилуи — стрелковое дело с двумя благородными Шестыми. И Лорд Линумино — будешь адъютантом.
Они кивали, они были счастливы.
Он же чувствовал себя очень усталым, но в то же время почти уверенным в безопасности. Если даже колдуны его и убьют, они не смогут остановить сбор. Их магия теперь не страшна.
Тут он заметил, что все ждут его, тогда он поднялся, улыбнулся и объявил:
— Все свободны!
Экзамены будут потом.
Глава 6
Суматоха переросла в хаос, но Уолли не включился в него. На все просьбы Шестых о помощи он отвечал, что они должны думать сами, и скоро они отстали. Стук молотков во дворе сменился приказами, которыми Линумино посылал лучников и сокольников к Джансилуи, морских крыс и ножеметателей — к Боарийи и плотников — к Зоарийи. Когда явился жабоподобный герольд, к нему тотчас был приставлен конвоем Четвертый, герольд принялся было возмущаться таким недоверием, в результате тут же отправился под конвоем в обратном направлении — Ннанджи наладил службу безопасности. Явился Фиендори с сорока золотыми — отчислениями из портового налога — и сразу же был направлен к Линумино. Форарфи, леворучный партнер Уолли в фехтовании, пришел доложить, что назначен начальником службы телохранителей. Уолли не предполагал высокие посты для Шестых, но решил оставить это пока без изменений.
И пошло…
Наконец наступил момент, когда кроме Уолли и его телохранителя в вестибюле больше никого не осталось. Он устал, охрип, у него раскалывалась голова, но сбору уже не требовалось руководства. Тогда он спросил еды и воды для умывания и искренне позабавился, слушая, как приказ спустился вниз на три ранга, прежде чем кто-то реально покинул комнату. Он заключил, что никого ниже седьмого уровня рядом не оказалось. Потом прошел в квадратную комнату совета в конце вестибюля и закрыл за собою дверь.
Чистота здесь тоже была наведена относительно, но из очага была выметена зола, на грязную кровать водрузили новый матрас и два почти чистых одеяла. Он снял свой меч, уселся в парчовое кресло и положил ноги на стул. В голове его теснились сотни идей, которые ему нужно было бы записать. Но это было невозможно — он попытался было воспользоваться письменными приспособлениями Ротанкси, но ничего не вышло — он думал по-английски, а говорил на языке окружающих его людей. Ни то, ни другое записи в этом Мире не подлежало.
Ему не хватало Ннанджи, который до сих пор был его безотказной записной книжкой. Но теперь он мог посчитать за оскорбление использование его для таких целей, тогда как его ждали более важные дела. Ннанджи знал образ мыслей своего названого брата и лучше, чем он, мог наладить отношения с воинами. Он был самым молодым, но и самым действующим членом совета. Единственное затруднение состояло в том, что ему приходилось командовать людьми, которые были старше его по возрасту.
Стук в дверь. Ну что ж, это были отличные две минуты тишины…
— Войдите!
Доа вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
Уолли вскочил на ноги.
На ней были шелестящие шелковые одежды василькового цвета. Очень короткие. Верх их еле прикрывал соски, обрисовывая плавной линией груди. Подол оставлял открытыми ее длинные, потрясающие ноги. Она пренебрегла простыми сандалиями людей Мира ради туфель на высоких каблуках, так она стала с него ростом. Доа не выглядела вульгарной или смешной. Тонкая серебряная цепочка вилась вокруг ее шеи, спускаясь к вырезу одежды. Он подумал, что Доа могла бы больше ничего и не надевать, все равно успех ей был обеспечен.
Опять дикое сумасшествие охватило его. Ее фигура, просто ее присутствие, приводили его в неистовое возбуждение. Доа увидела или догадалась о его реакции, и на ее плоском, почти лошадином лице отразилось удовлетворение.
Он нащупал свой меч и отдал салют старшему. Она не дала ритуального ответа.
— Лесть? — промурлыкала она.
— Восхищение, госпожа. Вчера я присутствовал при рождении того, что будет жить, пока течет Река. Ты сделала мое имя бессмертным.
Она подошла к окну, демонстрируя высокое мастерство хождения на каблуках. О эти ноги! Лютня плыла в сияющем тумане ее русых волос.
— Менестрели ссылаются на это, как на «Балладу о Ротанкси». — Похоже, она не причисляла себя к менестрелям. Она была другой породы и знала это.
— Это не важно. Мое имя живет там, а твое будет прославляться вечно.
Похоже, это забавляло ее.
— Менестрели покидают город. Меня бросает в дрожь при мысли, что они могут сделать с оригиналом.
— Чем я могу тебя вознаградить? — спросил он. Его трясло, как подростка, голос срывался. Глупец!
Она отвернулась от окна и провоцирующе посмотрела на него.
— Чем-нибудь соответствующим. — Она сказала это резким голосом, не то парируя его слова, не то смеясь над ними.
У него оставался еще один сапфир из тех, что Бог дал ему на расходы. Чувствуя себя последним идиотом, он подошел к ней, положил камень на серебряную цепочку и двумя пальцами засунул его в выемку между грудями.
И пошло…
Наконец наступил момент, когда кроме Уолли и его телохранителя в вестибюле больше никого не осталось. Он устал, охрип, у него раскалывалась голова, но сбору уже не требовалось руководства. Тогда он спросил еды и воды для умывания и искренне позабавился, слушая, как приказ спустился вниз на три ранга, прежде чем кто-то реально покинул комнату. Он заключил, что никого ниже седьмого уровня рядом не оказалось. Потом прошел в квадратную комнату совета в конце вестибюля и закрыл за собою дверь.
Чистота здесь тоже была наведена относительно, но из очага была выметена зола, на грязную кровать водрузили новый матрас и два почти чистых одеяла. Он снял свой меч, уселся в парчовое кресло и положил ноги на стул. В голове его теснились сотни идей, которые ему нужно было бы записать. Но это было невозможно — он попытался было воспользоваться письменными приспособлениями Ротанкси, но ничего не вышло — он думал по-английски, а говорил на языке окружающих его людей. Ни то, ни другое записи в этом Мире не подлежало.
Ему не хватало Ннанджи, который до сих пор был его безотказной записной книжкой. Но теперь он мог посчитать за оскорбление использование его для таких целей, тогда как его ждали более важные дела. Ннанджи знал образ мыслей своего названого брата и лучше, чем он, мог наладить отношения с воинами. Он был самым молодым, но и самым действующим членом совета. Единственное затруднение состояло в том, что ему приходилось командовать людьми, которые были старше его по возрасту.
Стук в дверь. Ну что ж, это были отличные две минуты тишины…
— Войдите!
Доа вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
Уолли вскочил на ноги.
На ней были шелестящие шелковые одежды василькового цвета. Очень короткие. Верх их еле прикрывал соски, обрисовывая плавной линией груди. Подол оставлял открытыми ее длинные, потрясающие ноги. Она пренебрегла простыми сандалиями людей Мира ради туфель на высоких каблуках, так она стала с него ростом. Доа не выглядела вульгарной или смешной. Тонкая серебряная цепочка вилась вокруг ее шеи, спускаясь к вырезу одежды. Он подумал, что Доа могла бы больше ничего и не надевать, все равно успех ей был обеспечен.
Опять дикое сумасшествие охватило его. Ее фигура, просто ее присутствие, приводили его в неистовое возбуждение. Доа увидела или догадалась о его реакции, и на ее плоском, почти лошадином лице отразилось удовлетворение.
Он нащупал свой меч и отдал салют старшему. Она не дала ритуального ответа.
— Лесть? — промурлыкала она.
— Восхищение, госпожа. Вчера я присутствовал при рождении того, что будет жить, пока течет Река. Ты сделала мое имя бессмертным.
Она подошла к окну, демонстрируя высокое мастерство хождения на каблуках. О эти ноги! Лютня плыла в сияющем тумане ее русых волос.
— Менестрели ссылаются на это, как на «Балладу о Ротанкси». — Похоже, она не причисляла себя к менестрелям. Она была другой породы и знала это.
— Это не важно. Мое имя живет там, а твое будет прославляться вечно.
Похоже, это забавляло ее.
— Менестрели покидают город. Меня бросает в дрожь при мысли, что они могут сделать с оригиналом.
— Чем я могу тебя вознаградить? — спросил он. Его трясло, как подростка, голос срывался. Глупец!
Она отвернулась от окна и провоцирующе посмотрела на него.
— Чем-нибудь соответствующим. — Она сказала это резким голосом, не то парируя его слова, не то смеясь над ними.
У него оставался еще один сапфир из тех, что Бог дал ему на расходы. Чувствуя себя последним идиотом, он подошел к ней, положил камень на серебряную цепочку и двумя пальцами засунул его в выемку между грудями.