Страница:
Она проговорила слова прощания, прошагала по палубе под взглядами моряков и почти сбежала по сходням. Шонсу вернулся? Только Каср от него освободился…
Злая и возмущенная, пересекала она залитую солнцем торговую площадь, ветер трепал ее коричневый балахон. Поглощенная черными мыслями, она не заметила наглого рыжеволосого воина Четвертого, который шел следом за ней.
Злая и возмущенная, пересекала она залитую солнцем торговую площадь, ветер трепал ее коричневый балахон. Поглощенная черными мыслями, она не заметила наглого рыжеволосого воина Четвертого, который шел следом за ней.
Глава 2
В основном города повернуты торговыми лавками к Реке. Но не Каср. Корабли пристают к широкой торговой площади, тянущейся бесконечно в обе стороны набережной. За ней видны высокие дома и начала широких улиц. Здания представляют собой смешение всех возможных архитектурных стилей, среди них можно увидеть старые и просто древние, скромные и роскошные, целые и почти в руинах. У многих окон ярко раскрашены ставни — красные, синие, зеленые — как мерцающие искорки отшлифованных граней алмаза. Арки, колонны и шпили изредка мелькают среди минаретов, пилястров и галерей. Местами попадаются куски старых стен, улицы отходят от главного проспекта словно каньоны, переходя с одного уровня на другой, оставляя впечатление, будто с дюжину городов вытряхнуто из коробки. Объединяет цвет. Все, от крепости до мостовых, сделано из светящегося камня бронзового цвета, напоминающего старое золото. Даже деревья, те, что еще сохранили листья, окрашены в этот же красноватый цвет.
Каср стар. Его статуи превратились в бесформенные монолиты, каменные тумбы на набережной поросли грибами.
Уолли послал в город разведчиков, сам же не выходил из каюты, как если бы они прибыли в колдовской город.
Из окна ему были видны обычные фургоны и кучи товаров, бригады портовых рабов трудились, как и в любом портовом городе. Продавцы, лоточники и озабоченные горожане сновали тут, как и везде, разве что толпа была чуть пореже, чем в другом городе, из-за необъятности торговой площади. В Касре торговля лучше обставлена и создает меньше шума. Единственной неприятностью был ветер, срывающий листья, как будто желая навести порядок перед зимой, поднимающий пыль, словно серый ковер.
Повсюду были воины. Не по одному-двое, как в Тау, а шестерками и дюжинами, марширующие за своими предводителями — в основном за Шестыми в зеленых килтах, редко — за Пятыми в красных и совсем уже редко — за Седьмыми в голубых. Коричневый цвет килта, как всегда, встречался чаще всего. Но было также абсурдное количество румянолицых Первых и Вторых, которые, если и могли принести какую-нибудь пользу, все-таки были просто мальчишками с прожорливыми желудками.
Даже не сходя с корабля, Уолли видел, что в Касре царит напряжение. Стайки ребятишек бежали за воинами, выкрикивая ругательства, и это они могли перенять только у взрослых. К воинам, как правило, относились с почтением, а не с презрением. Ему были понятны причины недовольства взрослых, и точно — девушек обижали, а мужчин избивали. Если такие вещи творятся открыто, то что же происходит за кулисами?
Свободные мечи жили на милостыню, примитивную форму налогообложения. Подобные безобразия могли случаться в небольших городах или деревушках, куда их могли позвать, чтобы освободить жителей от бандитов, если местный гарнизон с ними не справлялся. Им тогда отдавали самых красивых девушек, они забирали их и уходили. В большом городе такое вряд ли можно было увидеть, но даже крупный Каср оказался подвержен этой напасти. Все должны были регулярно есть и где-то спать. А спать одни они не привыкли! Сотни полных сил молодых мужчин, которым нечем заняться, — кто же командует этим зверинцем? Кто имел наглость созвать сбор?
Потом суровая жрица принесла вести от Хонакуры, и это были хорошие новости. Узнав, что у Шонсу не было в Касре ни родителей, ни родственников, Уолли почувствовал большое облегчение и решил отметить приятное известие кружкой пива, попросив Джию принести его. Прежде чем он успел выпить, по палубе простучали сапоги Ннанджи, и появился он сам, пыльный и разгоряченный. Обычная улыбка отсутствовала, губы были сердито сжаты.
Уолли поднял кружку:
— «Мои боги — твои боги», — произнес он.
— Нет, спасибо, брат. Я выслушивал подобные предложения все утро.
Четвертый был заманчивой добычей. Тем более очень высокий и необычно молодой Четвертый. Вербовщики действовали активно. Как только «Сапфир» пристал к берегу и портовый комендант сошел на берег, не менее восьми воинов пытались попасть на борт, охотясь за своими новыми соседями. Брота вооружилась мечом и встала у сходен, свирепо поглядывая вокруг, — огромная, красная и злая — настоящий кошмар воина. Она сумела их защитить, но похоже, Ннанджи вляпался в какие-то истории в городе.
— Сколько раз тебя вербовали? — спросил Уолли.
Его подопечный сморщился и посчитал на пальцах.
— Тринадцать.
Он покачал головой, потом, изменив свое решение, залпом осушил кружку. Похоже, не вербовщики его беспокоили. Было что-то еще.
— Что ты им отвечал? — поинтересовался Уолли.
— Что у меня уже есть наставник. Тогда они захотели знать, кто он и какого ранга; я предложил им семьдесят пятого! Ах!
Вошла Тана. Ннанджи сграбастал ее и подарил долгий пивной поцелуй.
Джия тактично увела детей. Уолли снова сел на сундук у окна, где провел все утро. Ннанджи и Тана уселись на другой, рука в руке. Уолли передал им сообщение Хонакуры.
Потом появился довольный Катанджи. Он тоже ходил на разведку. Раненая рука освобождала его от ношения меча, и, похоже, это ему было только на пользу, подумал Уолли.
— Садись, Новичок, — сказал он приветливо, указывая на пол. — Надеюсь, к тебе вербовщики не приставали?
Катанджи поблагодарил и уселся, скрестив ноги.
— Приставали, милорд? — ухмыльнулся он. — Четыре раза! Конечно, сразу видно хорошего человека!
Уолли пристально посмотрел на него. Если в счет пошли нестроевые Первые, то значит, битва за численность подопечных перешла все границы.
— Ладно, давайте послушаем новости, — сказал он. — Новичок?
Катанджи выглядел довольным собой. Он проговорил, словно отрепетированное:
— Лорд Шонсу был предыдущим кастеляном ложи. Он пришел откуда-то издалека. Не думаю, что был женат. Ушел около полугода назад и не вернулся. Новый кастелян более популярен.
— От кого ты это узнал? — спросил Уолли. Тот ухмыльнулся.
— От шлюх, милорд. Я спросил нескольких человек. Все смеялись и советовали обратиться к ним. Я так и сделал. Все девочки знали Шонсу. Я сказал, что он — мой дядя, и Богиня привела меня сюда на его поиски. Он был частым посетителем, милорд, хотя обычно не платил. Однако девочки… — Улыбка стала злой. — Мне кажется, они не проливали слез по его уходу.
Уолли знал демоническую сексуальность Шонсу, кроме того, не раз наблюдал мелких воришек, таскающих товар у лоточников. Тот же случай.
— Никто не знает, куда и зачем ушел Шонсу. Он просто исчез. Думаю, это все, милорд.
— Хорошая работа, Новичок, — сказал Уолли. — Ты сильно потратился?
Катанджи поколебался, а потом твердо сказал:
— Нет, милорд. Старейшины объявили бордели бесплатными для воинов. Это было интересно.
— Ну и как, загружены работой?
— Они были рады возможности просто поговорить, — усмехнулся Катанджи.
— Ты действительно только говорил с ними? — недоверчиво спросил Уолли.
Катанджи широко распахнул глаза:
— Мой наставник часто внушал мне. Лорд Шонсу, что необходимо поддерживать честь гильдии. Ннанджи метнул на него взгляд из-под ресниц. Уолли захохотал:
— Ну а как по поводу остального?
— Я приценивался, милорд. — Катанджи восхищенно взглянул на Уолли. — Да, цена упала. Как ты догадался?
— Цена на что? — вопросил Ннанджи.
— На самоцветы, — ответил Уолли. — А Лина жалуется, что продукты вздорожали. Я подробно объясню вечером, если тебе интересно. Что узнал ты, брат?
Ннанджи снял руку с талии Таны и положил свои большие ладони на колени.
— Не так много о самом Шонсу. Кастеляном до него был Седьмой по имени Нарринко. Шонсу пришел в город, захотел занять его место и убил его.
— Мерзко! Что сказали старейшины? Ннанджи погладил подбородок, и Уолли знал, в каких случаях он прибегает к этому жесту.
— Кажется, они вообще ничего не сказали, брат. Это город ложи; похоже, городские власти отделены от нее. Здесь нет гвардии, нет рива. Кастелян отдает приказы первому попавшемуся.
Следовательно, это вина нынешнего кастеляна, что город превратился в сумасшедший дом.
— Ложа независима? — спросила Тана. — Это что-то вроде устройства колдовских городов, да? В конце концов, я склонна в это поверить — портовый комендант, приходивший на корабль, не то старейшина, не то маг. В городе воинов нет рива. Смешно!
Уолли впервые слышал, чтобы на корабле кто-нибудь интересовался политикой, и восхитился прозорливостью Хонакуры. Леди Макбет!
— Шонсу был собирателем, — выступил Ннанджи и осуждающе нахмурился — это было необычно с его стороны.
— Что это значит, Ннанджи? — спросил Катанджи.
— Убийца, — с нажимом сказал Ннанджи, подчеркивая эту важную часть своей информации. — Собирал мечи убитых. Похоже, это он организовал поход против колдунов. Сбором, конечно, назвать его было нельзя. Пятьдесят человек, я слышал. Каким-то образом ему удалось проделать это втайне. В один прекрасный день они исчезли. Никто из них не вернулся.
Повисла тишина.
Полубог говорил, что Шонсу бездарно провалил свою миссию. Уолли содрогнулся при мысли, что пятьдесят молодых парней бросились на вооруженную армию колдунов и были разбиты.
— Но в какой город? Почему мы ничего не слышали о нем на том берегу? Ннанджи пожал плечами:
— В городе не осталось ни одного воина, знавшего Шонсу. Он всех забрал. Можно предположить, что они высадились в какой-нибудь маленькой деревушке, после чего он решил атаковать сам Вул.
— Боги! — воскликнул Уолли. — Он пошел на верную смерть! Не удивлюсь, что сбор созван из-за этого.
Ннанджи сказал, что не знает. Взгляд его посуровел, казалось, он что-то недоговаривает, и Тана, почувствовав это, внимательно на него посмотрела.
— Теперь выкладывай плохие новости, — сказал Уолли.
Ннанджи снова свесил руки с колен.
— Несколько недель спустя, ранним летом, как мне сказали, колдуны провели в Аусе по улицам воина. — Он больше ничего не сказал, но все знали продолжение — воин полз на своем голом животе.
— Имя этого воина?
— Они считают, что это был Шонсу. Уолли кивнул.
— Мне помнится, дело было не совсем так, — сказал он. — Меня поймали и разрешили вернуться на корабль ползком.
— Но слухи говорят по-другому! — сердито прокричал Ннанджи. — Это звучит, как если бы колдуны выпустили тебя, показали, а потом засадили обратно в клетку.
Вот в чем заключалась опасность для Уолли. Детали значения не имели. Попавшийся в ловушку колдунов, на берегу и без армии, он посчитал публичное унижение недорогой ценой за сохранение жизни. Он не учел тогда, что об этом оскорблении подумают воины — настоящие воины, и что они сделают с трусом, попадись он им.
— И история Ова переврана, брат! Они говорят, что отряд воинов атаковал пристани, — меня расспрашивали из-за проклятого цвета моих волос.
Он выглядел совсем удрученным.
— С резней все в порядке, но потом сообщили, что ты.., что Седьмой, возможно Шонсу, перешел на их сторону.., появился и приказал нам возвращаться на корабль. Они говорят это так, как будто ты на их стороне!
Да, это было плохо. Печаль охватила собравшихся в каюте. Уолли был готов встретиться с обвинениями в трусости, но никак не в предательстве. В путанице событий, произошедших в Ове, факты легко было исказить. Когда сидящие в фургоне достигли колдунов, он был с ними. Очевидно, то, как он пробивался через пристань и оказался в плену, осталось незамеченным.
Кроме того, у него не было свидетелей. Ошибка Ауса была неисправимой.
— Я потерял все, — резко сказал он. — Богиня дала мне Свой собственный меч, а я бросил его. Теперь меня могут называть предателем.
И колдовская материнская метка явно была не на пользу.
— Зомби, — отозвался Ннанджи. — Так они говорят. Что колдуны заставили служить им тело Шонсу.
— Я похож на зомби?
Ннанджи попытался вернуть улыбку.
— Не очень.
Уолли хмуро сидел в горестной тишине.
У него не было доказательств его честности в битве при Ове. Кроме того, по иронии судьбы, пуля колдунов пробила в той битве его перевязь. Никто не знал, что это значит на самом деле, но воин, позволивший повредить свою перевязь, подлежал обвинению в трусости.
С палубы крикнули, что ланч готов.
— Что слышно о сборе? — спросил он. Ннанджи слегка оживился.
— Больше тысячи воинов, не считая низкоранговых! Сбор созван, конечно, кастеляном. Лордом Тиваникси, и высшим жрецом, Лордом Кадиуинси. Ожидается прибытие еще большего числа воинов.
— Кто предводитель?
— Это решится в поединке. Наиболее популярен некто по имени Боарийи, у Тиваникси тоже есть шансы.
— А почему бы не тебе, милорд? — спросил Катанджи.
Уолли взглянул на него.
— Ннанджи поправит, если я не прав. Элита воинов, Седьмые, будут в поединке искать лучшего, правильно? Потом они все присягнут быть вассалами победителя, принесут третью клятву победителю. Затем остальные принесут третью клятву своим наставникам. Я прав?
Ннанджи кивнул.
— Ты знаешь третью клятву? — спросил Уолли Катанджи.
— Нет, милорд.
— Она ужасна! Вассал становится абсолютным рабом своего сеньора. Его собственная честь во внимание не берется — он должен делать все, что прикажут. Поэтому-то ее и приносят только после битвы.
Уолли покачал головой и посмотрел на Ннанджи, который, похоже, не собирался с ним соглашаться.
— Но, милорд, если ты великий воин… Уолли снова покачал головой и посмотрел на Катанджи, который тоже не походил на легко соглашающегося.
— Я — зомби, предатель или трус, или все сразу. Новичок. Я — темная лошадка.
Снова наступила тишина. Потом Тана сказала:
— Темные лошадки тоже приносят пользу. Лучше быть ею, чем дрожать за свою шкуру. И почему это ты — темная лошадка? Ты — величайший воин в Мире, как говорит Ннанджи.
— Возможно! — сказал Уолли. — Полубог говорил, что лучше не бывает. Но найдется еще один, которого можно будет назвать хорошим. Это не пустые слова. Однажды я вынудил Ннанджи принести мне третью клятву. Я держал свой меч у его горла и сказал, что убью его.
Ей не нужно было говорить, что воин не имеет права подчиняться силе — клятва связывала Ннанджи настолько, насколько она могла связать человека, давшего ее добровольно.
— Но такого не сделать с тысячью людей, Тана! Мне поклянется один, ну, может быть, еще двое, но остальные девятьсот девяносто семь будут к тому времени уже в Кво — они разбегутся, не желая присягать предателю.
Положение было безнадежным, и внезапно Уолли почувствовал облегчение. Ему не нужно было становиться предводителем, потому что он не мог этого делать. Отсутствовала сама возможность, значит, нечего ему было и связываться с этим.
Кроме того, он обещал Ннанджи, что тот может похлопотать о своем продвижении. Но как наставник Ннанджи, Уолли должен был сопровождать его.
— Что будет, брат, когда я появлюсь в ложе? Дай свое заключение.
Представления Ннанджи о нравах воинов были куда более полными.
Ннанджи прищурился:
— Конечно, тебе не грозят вызовы чести. Все знают, как Шонсу управляется с металлом. Но…
— Но они могут осудить меня… — кивнул Уолли. Если его осудят, соотношение будет — тысяча против одного.
— Впрочем.., с Овом все в порядке. У нас есть свидетели — Брота, Хонакура или даже Тана — воины предпочитают свидетелей воинов. Но в Аусе они не найдут их!
Тана нахмурилась:
— Они могут отыскать их, милорд. Торговцы, морские волки…
— Но не сегодня, сегодня днем они не смогут! Не отступать! Небольшой быстрый визит, а потом — скрыться. Давайте так и сделаем!
Он ободряюще улыбнулся Ннанджи, призывая его к некоторого рода браваде. Но Ннанджи побледнел и отрицательно покачал головой. Уолли никогда не видел, чтобы Ннанджи выказывал страх перед угрожавшими ему опасностями — казалось, наоборот, он наслаждался ими, кроме того, умение вести бой надежно защищало его. Определенно, он не знал, что такое страх. Но, похоже, он ужаснулся риску своего названого брата. Если даже Ннанджи считает это опасным…
Все замолчали.
Потом Катанджи сказал:
— Ннанджи? Ты говорил, что все великие сборы проводятся семью Седьмыми? Один Седьмой созвал этот сбор, три Седьмых откликнулись. Два Шестых ждут продвижения. Мне говорили, что они все еще ждут, когда Богиня пошлет им седьмого Седьмого!
Превосходно! Мир перевернулся.
— Отлично! — расхохотался Уолли. — Это меняет дело! Тогда они не смогут выбросить меня на помойку, не выслушав, разве не так? Не ешь так много мяса, подопечный, тебе придется вечером немного пофехтовать.
Но Ннанджи не изменил выражения лица.
— Брат! — воскликнул он. — Если они обвинят тебя в предательстве.., или в трусости…
— Нет! — Уолли стукнул кулаком по дубовому столу. — Я устал прятаться в каюте! Пора что-то делать! Они не смогут доказать, что я предатель, ну и я смогу доказать, что не трус!
Глаза Ннанджи широко распахнулись.
— Пойдешь в ложу? — У него перехватило дыхание, потом он восторженно просиял. — Правильно!
Каср стар. Его статуи превратились в бесформенные монолиты, каменные тумбы на набережной поросли грибами.
Уолли послал в город разведчиков, сам же не выходил из каюты, как если бы они прибыли в колдовской город.
Из окна ему были видны обычные фургоны и кучи товаров, бригады портовых рабов трудились, как и в любом портовом городе. Продавцы, лоточники и озабоченные горожане сновали тут, как и везде, разве что толпа была чуть пореже, чем в другом городе, из-за необъятности торговой площади. В Касре торговля лучше обставлена и создает меньше шума. Единственной неприятностью был ветер, срывающий листья, как будто желая навести порядок перед зимой, поднимающий пыль, словно серый ковер.
Повсюду были воины. Не по одному-двое, как в Тау, а шестерками и дюжинами, марширующие за своими предводителями — в основном за Шестыми в зеленых килтах, редко — за Пятыми в красных и совсем уже редко — за Седьмыми в голубых. Коричневый цвет килта, как всегда, встречался чаще всего. Но было также абсурдное количество румянолицых Первых и Вторых, которые, если и могли принести какую-нибудь пользу, все-таки были просто мальчишками с прожорливыми желудками.
Даже не сходя с корабля, Уолли видел, что в Касре царит напряжение. Стайки ребятишек бежали за воинами, выкрикивая ругательства, и это они могли перенять только у взрослых. К воинам, как правило, относились с почтением, а не с презрением. Ему были понятны причины недовольства взрослых, и точно — девушек обижали, а мужчин избивали. Если такие вещи творятся открыто, то что же происходит за кулисами?
Свободные мечи жили на милостыню, примитивную форму налогообложения. Подобные безобразия могли случаться в небольших городах или деревушках, куда их могли позвать, чтобы освободить жителей от бандитов, если местный гарнизон с ними не справлялся. Им тогда отдавали самых красивых девушек, они забирали их и уходили. В большом городе такое вряд ли можно было увидеть, но даже крупный Каср оказался подвержен этой напасти. Все должны были регулярно есть и где-то спать. А спать одни они не привыкли! Сотни полных сил молодых мужчин, которым нечем заняться, — кто же командует этим зверинцем? Кто имел наглость созвать сбор?
Потом суровая жрица принесла вести от Хонакуры, и это были хорошие новости. Узнав, что у Шонсу не было в Касре ни родителей, ни родственников, Уолли почувствовал большое облегчение и решил отметить приятное известие кружкой пива, попросив Джию принести его. Прежде чем он успел выпить, по палубе простучали сапоги Ннанджи, и появился он сам, пыльный и разгоряченный. Обычная улыбка отсутствовала, губы были сердито сжаты.
Уолли поднял кружку:
— «Мои боги — твои боги», — произнес он.
— Нет, спасибо, брат. Я выслушивал подобные предложения все утро.
Четвертый был заманчивой добычей. Тем более очень высокий и необычно молодой Четвертый. Вербовщики действовали активно. Как только «Сапфир» пристал к берегу и портовый комендант сошел на берег, не менее восьми воинов пытались попасть на борт, охотясь за своими новыми соседями. Брота вооружилась мечом и встала у сходен, свирепо поглядывая вокруг, — огромная, красная и злая — настоящий кошмар воина. Она сумела их защитить, но похоже, Ннанджи вляпался в какие-то истории в городе.
— Сколько раз тебя вербовали? — спросил Уолли.
Его подопечный сморщился и посчитал на пальцах.
— Тринадцать.
Он покачал головой, потом, изменив свое решение, залпом осушил кружку. Похоже, не вербовщики его беспокоили. Было что-то еще.
— Что ты им отвечал? — поинтересовался Уолли.
— Что у меня уже есть наставник. Тогда они захотели знать, кто он и какого ранга; я предложил им семьдесят пятого! Ах!
Вошла Тана. Ннанджи сграбастал ее и подарил долгий пивной поцелуй.
Джия тактично увела детей. Уолли снова сел на сундук у окна, где провел все утро. Ннанджи и Тана уселись на другой, рука в руке. Уолли передал им сообщение Хонакуры.
Потом появился довольный Катанджи. Он тоже ходил на разведку. Раненая рука освобождала его от ношения меча, и, похоже, это ему было только на пользу, подумал Уолли.
— Садись, Новичок, — сказал он приветливо, указывая на пол. — Надеюсь, к тебе вербовщики не приставали?
Катанджи поблагодарил и уселся, скрестив ноги.
— Приставали, милорд? — ухмыльнулся он. — Четыре раза! Конечно, сразу видно хорошего человека!
Уолли пристально посмотрел на него. Если в счет пошли нестроевые Первые, то значит, битва за численность подопечных перешла все границы.
— Ладно, давайте послушаем новости, — сказал он. — Новичок?
Катанджи выглядел довольным собой. Он проговорил, словно отрепетированное:
— Лорд Шонсу был предыдущим кастеляном ложи. Он пришел откуда-то издалека. Не думаю, что был женат. Ушел около полугода назад и не вернулся. Новый кастелян более популярен.
— От кого ты это узнал? — спросил Уолли. Тот ухмыльнулся.
— От шлюх, милорд. Я спросил нескольких человек. Все смеялись и советовали обратиться к ним. Я так и сделал. Все девочки знали Шонсу. Я сказал, что он — мой дядя, и Богиня привела меня сюда на его поиски. Он был частым посетителем, милорд, хотя обычно не платил. Однако девочки… — Улыбка стала злой. — Мне кажется, они не проливали слез по его уходу.
Уолли знал демоническую сексуальность Шонсу, кроме того, не раз наблюдал мелких воришек, таскающих товар у лоточников. Тот же случай.
— Никто не знает, куда и зачем ушел Шонсу. Он просто исчез. Думаю, это все, милорд.
— Хорошая работа, Новичок, — сказал Уолли. — Ты сильно потратился?
Катанджи поколебался, а потом твердо сказал:
— Нет, милорд. Старейшины объявили бордели бесплатными для воинов. Это было интересно.
— Ну и как, загружены работой?
— Они были рады возможности просто поговорить, — усмехнулся Катанджи.
— Ты действительно только говорил с ними? — недоверчиво спросил Уолли.
Катанджи широко распахнул глаза:
— Мой наставник часто внушал мне. Лорд Шонсу, что необходимо поддерживать честь гильдии. Ннанджи метнул на него взгляд из-под ресниц. Уолли захохотал:
— Ну а как по поводу остального?
— Я приценивался, милорд. — Катанджи восхищенно взглянул на Уолли. — Да, цена упала. Как ты догадался?
— Цена на что? — вопросил Ннанджи.
— На самоцветы, — ответил Уолли. — А Лина жалуется, что продукты вздорожали. Я подробно объясню вечером, если тебе интересно. Что узнал ты, брат?
Ннанджи снял руку с талии Таны и положил свои большие ладони на колени.
— Не так много о самом Шонсу. Кастеляном до него был Седьмой по имени Нарринко. Шонсу пришел в город, захотел занять его место и убил его.
— Мерзко! Что сказали старейшины? Ннанджи погладил подбородок, и Уолли знал, в каких случаях он прибегает к этому жесту.
— Кажется, они вообще ничего не сказали, брат. Это город ложи; похоже, городские власти отделены от нее. Здесь нет гвардии, нет рива. Кастелян отдает приказы первому попавшемуся.
Следовательно, это вина нынешнего кастеляна, что город превратился в сумасшедший дом.
— Ложа независима? — спросила Тана. — Это что-то вроде устройства колдовских городов, да? В конце концов, я склонна в это поверить — портовый комендант, приходивший на корабль, не то старейшина, не то маг. В городе воинов нет рива. Смешно!
Уолли впервые слышал, чтобы на корабле кто-нибудь интересовался политикой, и восхитился прозорливостью Хонакуры. Леди Макбет!
— Шонсу был собирателем, — выступил Ннанджи и осуждающе нахмурился — это было необычно с его стороны.
— Что это значит, Ннанджи? — спросил Катанджи.
— Убийца, — с нажимом сказал Ннанджи, подчеркивая эту важную часть своей информации. — Собирал мечи убитых. Похоже, это он организовал поход против колдунов. Сбором, конечно, назвать его было нельзя. Пятьдесят человек, я слышал. Каким-то образом ему удалось проделать это втайне. В один прекрасный день они исчезли. Никто из них не вернулся.
Повисла тишина.
Полубог говорил, что Шонсу бездарно провалил свою миссию. Уолли содрогнулся при мысли, что пятьдесят молодых парней бросились на вооруженную армию колдунов и были разбиты.
— Но в какой город? Почему мы ничего не слышали о нем на том берегу? Ннанджи пожал плечами:
— В городе не осталось ни одного воина, знавшего Шонсу. Он всех забрал. Можно предположить, что они высадились в какой-нибудь маленькой деревушке, после чего он решил атаковать сам Вул.
— Боги! — воскликнул Уолли. — Он пошел на верную смерть! Не удивлюсь, что сбор созван из-за этого.
Ннанджи сказал, что не знает. Взгляд его посуровел, казалось, он что-то недоговаривает, и Тана, почувствовав это, внимательно на него посмотрела.
— Теперь выкладывай плохие новости, — сказал Уолли.
Ннанджи снова свесил руки с колен.
— Несколько недель спустя, ранним летом, как мне сказали, колдуны провели в Аусе по улицам воина. — Он больше ничего не сказал, но все знали продолжение — воин полз на своем голом животе.
— Имя этого воина?
— Они считают, что это был Шонсу. Уолли кивнул.
— Мне помнится, дело было не совсем так, — сказал он. — Меня поймали и разрешили вернуться на корабль ползком.
— Но слухи говорят по-другому! — сердито прокричал Ннанджи. — Это звучит, как если бы колдуны выпустили тебя, показали, а потом засадили обратно в клетку.
Вот в чем заключалась опасность для Уолли. Детали значения не имели. Попавшийся в ловушку колдунов, на берегу и без армии, он посчитал публичное унижение недорогой ценой за сохранение жизни. Он не учел тогда, что об этом оскорблении подумают воины — настоящие воины, и что они сделают с трусом, попадись он им.
— И история Ова переврана, брат! Они говорят, что отряд воинов атаковал пристани, — меня расспрашивали из-за проклятого цвета моих волос.
Он выглядел совсем удрученным.
— С резней все в порядке, но потом сообщили, что ты.., что Седьмой, возможно Шонсу, перешел на их сторону.., появился и приказал нам возвращаться на корабль. Они говорят это так, как будто ты на их стороне!
Да, это было плохо. Печаль охватила собравшихся в каюте. Уолли был готов встретиться с обвинениями в трусости, но никак не в предательстве. В путанице событий, произошедших в Ове, факты легко было исказить. Когда сидящие в фургоне достигли колдунов, он был с ними. Очевидно, то, как он пробивался через пристань и оказался в плену, осталось незамеченным.
Кроме того, у него не было свидетелей. Ошибка Ауса была неисправимой.
— Я потерял все, — резко сказал он. — Богиня дала мне Свой собственный меч, а я бросил его. Теперь меня могут называть предателем.
И колдовская материнская метка явно была не на пользу.
— Зомби, — отозвался Ннанджи. — Так они говорят. Что колдуны заставили служить им тело Шонсу.
— Я похож на зомби?
Ннанджи попытался вернуть улыбку.
— Не очень.
Уолли хмуро сидел в горестной тишине.
У него не было доказательств его честности в битве при Ове. Кроме того, по иронии судьбы, пуля колдунов пробила в той битве его перевязь. Никто не знал, что это значит на самом деле, но воин, позволивший повредить свою перевязь, подлежал обвинению в трусости.
С палубы крикнули, что ланч готов.
— Что слышно о сборе? — спросил он. Ннанджи слегка оживился.
— Больше тысячи воинов, не считая низкоранговых! Сбор созван, конечно, кастеляном. Лордом Тиваникси, и высшим жрецом, Лордом Кадиуинси. Ожидается прибытие еще большего числа воинов.
— Кто предводитель?
— Это решится в поединке. Наиболее популярен некто по имени Боарийи, у Тиваникси тоже есть шансы.
— А почему бы не тебе, милорд? — спросил Катанджи.
Уолли взглянул на него.
— Ннанджи поправит, если я не прав. Элита воинов, Седьмые, будут в поединке искать лучшего, правильно? Потом они все присягнут быть вассалами победителя, принесут третью клятву победителю. Затем остальные принесут третью клятву своим наставникам. Я прав?
Ннанджи кивнул.
— Ты знаешь третью клятву? — спросил Уолли Катанджи.
— Нет, милорд.
— Она ужасна! Вассал становится абсолютным рабом своего сеньора. Его собственная честь во внимание не берется — он должен делать все, что прикажут. Поэтому-то ее и приносят только после битвы.
Уолли покачал головой и посмотрел на Ннанджи, который, похоже, не собирался с ним соглашаться.
— Но, милорд, если ты великий воин… Уолли снова покачал головой и посмотрел на Катанджи, который тоже не походил на легко соглашающегося.
— Я — зомби, предатель или трус, или все сразу. Новичок. Я — темная лошадка.
Снова наступила тишина. Потом Тана сказала:
— Темные лошадки тоже приносят пользу. Лучше быть ею, чем дрожать за свою шкуру. И почему это ты — темная лошадка? Ты — величайший воин в Мире, как говорит Ннанджи.
— Возможно! — сказал Уолли. — Полубог говорил, что лучше не бывает. Но найдется еще один, которого можно будет назвать хорошим. Это не пустые слова. Однажды я вынудил Ннанджи принести мне третью клятву. Я держал свой меч у его горла и сказал, что убью его.
Ей не нужно было говорить, что воин не имеет права подчиняться силе — клятва связывала Ннанджи настолько, насколько она могла связать человека, давшего ее добровольно.
— Но такого не сделать с тысячью людей, Тана! Мне поклянется один, ну, может быть, еще двое, но остальные девятьсот девяносто семь будут к тому времени уже в Кво — они разбегутся, не желая присягать предателю.
Положение было безнадежным, и внезапно Уолли почувствовал облегчение. Ему не нужно было становиться предводителем, потому что он не мог этого делать. Отсутствовала сама возможность, значит, нечего ему было и связываться с этим.
Кроме того, он обещал Ннанджи, что тот может похлопотать о своем продвижении. Но как наставник Ннанджи, Уолли должен был сопровождать его.
— Что будет, брат, когда я появлюсь в ложе? Дай свое заключение.
Представления Ннанджи о нравах воинов были куда более полными.
Ннанджи прищурился:
— Конечно, тебе не грозят вызовы чести. Все знают, как Шонсу управляется с металлом. Но…
— Но они могут осудить меня… — кивнул Уолли. Если его осудят, соотношение будет — тысяча против одного.
— Впрочем.., с Овом все в порядке. У нас есть свидетели — Брота, Хонакура или даже Тана — воины предпочитают свидетелей воинов. Но в Аусе они не найдут их!
Тана нахмурилась:
— Они могут отыскать их, милорд. Торговцы, морские волки…
— Но не сегодня, сегодня днем они не смогут! Не отступать! Небольшой быстрый визит, а потом — скрыться. Давайте так и сделаем!
Он ободряюще улыбнулся Ннанджи, призывая его к некоторого рода браваде. Но Ннанджи побледнел и отрицательно покачал головой. Уолли никогда не видел, чтобы Ннанджи выказывал страх перед угрожавшими ему опасностями — казалось, наоборот, он наслаждался ими, кроме того, умение вести бой надежно защищало его. Определенно, он не знал, что такое страх. Но, похоже, он ужаснулся риску своего названого брата. Если даже Ннанджи считает это опасным…
Все замолчали.
Потом Катанджи сказал:
— Ннанджи? Ты говорил, что все великие сборы проводятся семью Седьмыми? Один Седьмой созвал этот сбор, три Седьмых откликнулись. Два Шестых ждут продвижения. Мне говорили, что они все еще ждут, когда Богиня пошлет им седьмого Седьмого!
Превосходно! Мир перевернулся.
— Отлично! — расхохотался Уолли. — Это меняет дело! Тогда они не смогут выбросить меня на помойку, не выслушав, разве не так? Не ешь так много мяса, подопечный, тебе придется вечером немного пофехтовать.
Но Ннанджи не изменил выражения лица.
— Брат! — воскликнул он. — Если они обвинят тебя в предательстве.., или в трусости…
— Нет! — Уолли стукнул кулаком по дубовому столу. — Я устал прятаться в каюте! Пора что-то делать! Они не смогут доказать, что я предатель, ну и я смогу доказать, что не трус!
Глаза Ннанджи широко распахнулись.
— Пойдешь в ложу? — У него перехватило дыхание, потом он восторженно просиял. — Правильно!
Глава 3
Одевшись в новый нарядный ультрамариновый килт, который сшила ему Джия, Уолли повел свою армию вниз по сходням. Рукоятка его меча сверкала в лучах солнца.
За ним шел Ннанджи, Четвертый, улыбка его твердо занимала позицию от уха до уха, голова была высоко поднята в готовности хватать звезды с небес. Ннанджи, Пятый? Он с трудом заставлял себя не перегонять наставника, ему не терпелось скорее прийти в ложу. Он также был одет во все лучшее, но хвостик удерживала его обычная заколка. Серебряная заколка Арганари никогда не доставалась и даже не упоминалась — для Ннанджи это было непривычным проявлением такта.
Следом шла Тана, дерзко одетая в наряд речного народа — набедренная повязка и лифчик масляно-желтого цвета; единственной данью сухопутной манере была пара туфелек. Уолли было запротестовал, когда она появилась, вооруженная мечом, напомнив, что она тоже кандидат к продвижению. Сбор и так уже достаточно был настроен против него. Правду говоря, она могла с закрытыми глазами фехтовать на ранг третьего, способность ее запоминать сутры тоже удивляла Уолли, хотя он был уверен, что интерес этот проснулся совсем недавно и было немало сутр, о которых она понятия не имела. А потом Ннанджи посмотрел на него своими влажными глазами спаниеля. Подумав, что она может быть компанией для Джии, Уолли согласился.
За Таной шел Катанджи, с великолепным цинизмом жителя этого Мира относившийся к своему детскому положению воина, но с трудом сдерживающий возбуждение от возможности увидеть ложу и стать братом Пятого. Своей рукой в гипсовой повязке он нес два зачехленных меча, придерживая их здоровой рукой.
Замыкала шествие Джия с узлом в руках — воины не имели права ничего носить, кроме рапиры или меча — это унижало их достоинство. На ней были сандалии, тело ее было обернуто черной тканью, как положено рабыне, но ткань эта была лучшей, какую только смог достать ее хозяин.
Они вышли на продуваемую ветром, бросающим водяную пыль в глаза торговую площадь и двинулись через нее. Напутствия моряков растаяли уже вдали, когда их заметили какие-то юнцы, чья реакция была вполне предсказуемой. Появился седьмой Седьмой! Юнцы повернулись и бросились в ложу. Остальные воины, включая вербовщиков, увидев происходящее, тут же прибились к Новичкам.
Ннанджи показывал дорогу, но скоро в этом пропала необходимость, так как толпа росла вокруг них, как снеговой ком, и единственное, чего они все хотели, — идти рядом. Горожане, заметив происходящее, тоже прервали свои дела и стояли глазея. Несколько раз Уолли показалось, что он слышал возгласы узнавания и свое имя. Шонсу вернулся из небытия.
Их путь лежал к центру города, потом через узкую улочку к открытому пространству, которое из-за его неправильной формы трудно было назвать площадью. Большинство из окружающих домов были покинутыми развалинами. В дальнем углу возвышался огромный кусок стены, наклоненный под странным углом; толпа воинов устремилась к нему, прямо в арочные двери.
Снаружи были видны только белокаменная сторона куба с аркой и простой балкон над нею. Стену над дверью украшали бронзовые мечи. Окон не было. Когда Уолли со своими последователями подошел к площади, его импровизированная свита бегом кинулась внутрь, чтобы к его прибытию оказаться на месте.
Пока они пересекали двор, последние из воинов исчезли внутри. Двое гвардейцев Третьих обнажили мечи в приветствии, и одинокая фигура вышла навстречу. Он был Седьмым, но не воином. Фигурой он напоминал синюю жабу — круглая голова держалась на плечах, казалось, без посредства шеи. Уолли, обнаружив сомнительную метку на лбу — она была в виде раскрытых ртов, — подождал с приветствием.
Это оказался герольд, и он отреагировал на имя Уолли откровенным шоком.
— Лорд Шонсу! — повторил он, потом взял себя в руки. — Под каким титулом угодно представиться вашему сиятельству?
Голос его напоминал падающие камни.
— Достаточно имени, милорд герольд. Герольд поклонился и повел их через темный туннель, выходящий во двор. Снаружи ложи стены были голыми, внутри нее было полно балконов. Уолли оказался на верху короткой лестницы, отметив, что в обычные времена это местечко было очаровательным и мирным. Но времена были не обычными, а местечко — не очаровательным и уж точно не мирным.
Двор был огромен. В каждом его углу росло по благородному столетнему дубу, теперь уже совсем безлистных. — символ силы и непреклонности. Между ними стояли каменные скамьи и бронзовые статуи, изъеденные вековой коррозией и превратившиеся в карикатуры на тех, кому они были поставлены. Возможно, этот небольшой центральный участок окажется пригодным для фехтования. Он явно больше палубы «Сапфира».
Двор заполняли взволнованные воины, шумящие, как на базаре. Они точили мечи на точильных камнях, ели, спорили, играли в кости, готовили еду и даже боролись. Центральное пространство было разгорожено деревянной изгородью на два небольших участка, на каждом из которых сейчас шел бои на рапирах. Вокруг, по сторонам двора и на балконах, толпы зрителей орали, свистели, выкрикивали имена своих фаворитов. Советы и мнения доносились со всех сторон и никем не выслушивались. В довершение два менестреля пытались петь, не обращая внимания на крики торговцев, предлагавших свой товар. Ряд цветных флагов развевался над всем этим, как повешенное для просушки белье, провисая почти над головами в середине. Настоящее белье сушилось почти на половине балконов.
Здесь были не только воины. Уолли видел рабов, поваров и еще с дюжину каких-то гражданских, которых он не смог распознать на расстоянии. Среди них было много женщин. Базар! Он почувствовал омерзение, и Шонсу был одного с ним мнения, как ему показалось.
Потревожен был не один герольд. Седьмой и какой-то Шестой ждали его внизу лестницы. И Уолли вошел, встреченный фанфарами откуда-то, по-видимому, с балкона непосредственно над дверью. Звуки фанфар подняли тучи голубей с крыши, отразились от всех стен, создав эффект взлетающей ракеты, и раскатились вокруг, оглушая. Дуэли прекратились. Последний звук поющейся сутры замер в наступившей тишине. По крайней мере тысяча глаз уставилась на вновь прибывшего Седьмого и его товарищей.
Седьмой, стоящий у подножия лестницы, должно быть кастелян Тиваникси, казался немногим старше Шонсу — что-то около тридцати, — стройный, осанистый и симпатичный. Его хвостик был длиннее, чем обычно, того же золотисто-коричневого цвета, как и его кожа. Килт, перевязь и сапоги были необычной кобальтово-синей окраски.
Еще до объявления герольдом Имени прибывшего приветливая улыбка заиграла на его лице. Скорость важнее силы для воина. Великаны редки среди них. Огромные черноволосые Седьмые — уникальны. Это только его предположение, но Тиваникси был не из тех, кто был бы рад возвращению Шонсу в его должность. Шонсу, собирающий мечи убитых им людей? Шонсу, по слухам, сделавшийся игрушкой колдунов? Потом его глаза остановились на Ннанджи, и в них снова отразилось удивление. Рыжеволосый Четвертый? Герой Ова, о котором говорили во всех компаниях, — человек Шонсу? Шестой за его спиной все еще улыбался. Тиваникси, подумал Уолли, соображает быстрее.
Жаба в облике человека набрала в легкие побольше воздуха, а потом снова вспугнула птиц ревом:
— Милорды.., именем Богини.., в силу традиций вашей благородной и древней гильдии, окажите дружеский прием доблестному Лорду… ШОНСУ.., воину седьмого ранга.
Шок!
Растерянность!
Недоверие!
Сверхсмешение чувств!
Уолли постоял с минуту, наслаждаясь произведенным эффектом, потом выхватил меч и приветствовал собрание. Жужжание бесчисленных переговоров понеслось над двором, словно подвергшимся нападению пчел. Потом все стихло. Улыбки сползли со всех лиц, кроме одного — улыбка Тиваникси вернулась на место.
Уолли начал спускаться по ступеням, и тишина снова прорвалась, как будто зрители, не доверяя своим ушам, решили дождаться повторения имени. И снова Уолли обнажил меч в приветствии равному.
За ним шел Ннанджи, Четвертый, улыбка его твердо занимала позицию от уха до уха, голова была высоко поднята в готовности хватать звезды с небес. Ннанджи, Пятый? Он с трудом заставлял себя не перегонять наставника, ему не терпелось скорее прийти в ложу. Он также был одет во все лучшее, но хвостик удерживала его обычная заколка. Серебряная заколка Арганари никогда не доставалась и даже не упоминалась — для Ннанджи это было непривычным проявлением такта.
Следом шла Тана, дерзко одетая в наряд речного народа — набедренная повязка и лифчик масляно-желтого цвета; единственной данью сухопутной манере была пара туфелек. Уолли было запротестовал, когда она появилась, вооруженная мечом, напомнив, что она тоже кандидат к продвижению. Сбор и так уже достаточно был настроен против него. Правду говоря, она могла с закрытыми глазами фехтовать на ранг третьего, способность ее запоминать сутры тоже удивляла Уолли, хотя он был уверен, что интерес этот проснулся совсем недавно и было немало сутр, о которых она понятия не имела. А потом Ннанджи посмотрел на него своими влажными глазами спаниеля. Подумав, что она может быть компанией для Джии, Уолли согласился.
За Таной шел Катанджи, с великолепным цинизмом жителя этого Мира относившийся к своему детскому положению воина, но с трудом сдерживающий возбуждение от возможности увидеть ложу и стать братом Пятого. Своей рукой в гипсовой повязке он нес два зачехленных меча, придерживая их здоровой рукой.
Замыкала шествие Джия с узлом в руках — воины не имели права ничего носить, кроме рапиры или меча — это унижало их достоинство. На ней были сандалии, тело ее было обернуто черной тканью, как положено рабыне, но ткань эта была лучшей, какую только смог достать ее хозяин.
Они вышли на продуваемую ветром, бросающим водяную пыль в глаза торговую площадь и двинулись через нее. Напутствия моряков растаяли уже вдали, когда их заметили какие-то юнцы, чья реакция была вполне предсказуемой. Появился седьмой Седьмой! Юнцы повернулись и бросились в ложу. Остальные воины, включая вербовщиков, увидев происходящее, тут же прибились к Новичкам.
Ннанджи показывал дорогу, но скоро в этом пропала необходимость, так как толпа росла вокруг них, как снеговой ком, и единственное, чего они все хотели, — идти рядом. Горожане, заметив происходящее, тоже прервали свои дела и стояли глазея. Несколько раз Уолли показалось, что он слышал возгласы узнавания и свое имя. Шонсу вернулся из небытия.
Их путь лежал к центру города, потом через узкую улочку к открытому пространству, которое из-за его неправильной формы трудно было назвать площадью. Большинство из окружающих домов были покинутыми развалинами. В дальнем углу возвышался огромный кусок стены, наклоненный под странным углом; толпа воинов устремилась к нему, прямо в арочные двери.
Снаружи были видны только белокаменная сторона куба с аркой и простой балкон над нею. Стену над дверью украшали бронзовые мечи. Окон не было. Когда Уолли со своими последователями подошел к площади, его импровизированная свита бегом кинулась внутрь, чтобы к его прибытию оказаться на месте.
Пока они пересекали двор, последние из воинов исчезли внутри. Двое гвардейцев Третьих обнажили мечи в приветствии, и одинокая фигура вышла навстречу. Он был Седьмым, но не воином. Фигурой он напоминал синюю жабу — круглая голова держалась на плечах, казалось, без посредства шеи. Уолли, обнаружив сомнительную метку на лбу — она была в виде раскрытых ртов, — подождал с приветствием.
Это оказался герольд, и он отреагировал на имя Уолли откровенным шоком.
— Лорд Шонсу! — повторил он, потом взял себя в руки. — Под каким титулом угодно представиться вашему сиятельству?
Голос его напоминал падающие камни.
— Достаточно имени, милорд герольд. Герольд поклонился и повел их через темный туннель, выходящий во двор. Снаружи ложи стены были голыми, внутри нее было полно балконов. Уолли оказался на верху короткой лестницы, отметив, что в обычные времена это местечко было очаровательным и мирным. Но времена были не обычными, а местечко — не очаровательным и уж точно не мирным.
Двор был огромен. В каждом его углу росло по благородному столетнему дубу, теперь уже совсем безлистных. — символ силы и непреклонности. Между ними стояли каменные скамьи и бронзовые статуи, изъеденные вековой коррозией и превратившиеся в карикатуры на тех, кому они были поставлены. Возможно, этот небольшой центральный участок окажется пригодным для фехтования. Он явно больше палубы «Сапфира».
Двор заполняли взволнованные воины, шумящие, как на базаре. Они точили мечи на точильных камнях, ели, спорили, играли в кости, готовили еду и даже боролись. Центральное пространство было разгорожено деревянной изгородью на два небольших участка, на каждом из которых сейчас шел бои на рапирах. Вокруг, по сторонам двора и на балконах, толпы зрителей орали, свистели, выкрикивали имена своих фаворитов. Советы и мнения доносились со всех сторон и никем не выслушивались. В довершение два менестреля пытались петь, не обращая внимания на крики торговцев, предлагавших свой товар. Ряд цветных флагов развевался над всем этим, как повешенное для просушки белье, провисая почти над головами в середине. Настоящее белье сушилось почти на половине балконов.
Здесь были не только воины. Уолли видел рабов, поваров и еще с дюжину каких-то гражданских, которых он не смог распознать на расстоянии. Среди них было много женщин. Базар! Он почувствовал омерзение, и Шонсу был одного с ним мнения, как ему показалось.
Потревожен был не один герольд. Седьмой и какой-то Шестой ждали его внизу лестницы. И Уолли вошел, встреченный фанфарами откуда-то, по-видимому, с балкона непосредственно над дверью. Звуки фанфар подняли тучи голубей с крыши, отразились от всех стен, создав эффект взлетающей ракеты, и раскатились вокруг, оглушая. Дуэли прекратились. Последний звук поющейся сутры замер в наступившей тишине. По крайней мере тысяча глаз уставилась на вновь прибывшего Седьмого и его товарищей.
Седьмой, стоящий у подножия лестницы, должно быть кастелян Тиваникси, казался немногим старше Шонсу — что-то около тридцати, — стройный, осанистый и симпатичный. Его хвостик был длиннее, чем обычно, того же золотисто-коричневого цвета, как и его кожа. Килт, перевязь и сапоги были необычной кобальтово-синей окраски.
Еще до объявления герольдом Имени прибывшего приветливая улыбка заиграла на его лице. Скорость важнее силы для воина. Великаны редки среди них. Огромные черноволосые Седьмые — уникальны. Это только его предположение, но Тиваникси был не из тех, кто был бы рад возвращению Шонсу в его должность. Шонсу, собирающий мечи убитых им людей? Шонсу, по слухам, сделавшийся игрушкой колдунов? Потом его глаза остановились на Ннанджи, и в них снова отразилось удивление. Рыжеволосый Четвертый? Герой Ова, о котором говорили во всех компаниях, — человек Шонсу? Шестой за его спиной все еще улыбался. Тиваникси, подумал Уолли, соображает быстрее.
Жаба в облике человека набрала в легкие побольше воздуха, а потом снова вспугнула птиц ревом:
— Милорды.., именем Богини.., в силу традиций вашей благородной и древней гильдии, окажите дружеский прием доблестному Лорду… ШОНСУ.., воину седьмого ранга.
Шок!
Растерянность!
Недоверие!
Сверхсмешение чувств!
Уолли постоял с минуту, наслаждаясь произведенным эффектом, потом выхватил меч и приветствовал собрание. Жужжание бесчисленных переговоров понеслось над двором, словно подвергшимся нападению пчел. Потом все стихло. Улыбки сползли со всех лиц, кроме одного — улыбка Тиваникси вернулась на место.
Уолли начал спускаться по ступеням, и тишина снова прорвалась, как будто зрители, не доверяя своим ушам, решили дождаться повторения имени. И снова Уолли обнажил меч в приветствии равному.