Джексон Лиза. Если бы знать

   Протянув руку, Ник дотронулся до изображения Памелы на экране. Привлекательная женщина. В ней не было яркой, завораживающей красоты Марлы, однако в лице чувствовалась сила и незаурядная индивидуальность. А теперь она мертва.
   – Черт побери!
   Ник перекинул информацию на дискету, сунул ее в карман куртки и вышел. Было уже за полночь, но неподалеку отсюда он знал круглосуточный копировальный центр, где можно было в любое время дня и ночи распечатать сведения с дискеты.
   На улице было холодно и пустынно. Порывистый ветер дул с Залива, заставляя втягивать голову в плечи и поднимать воротник. По дороге проносились редкие автомобили. В тумане слабо мерцали уличные фонари.
   Ник думал о Марле, которая едва не погибла в такую же холодную, ветреную ночь.
   И о другой женщине – той, которой не повезло.
   В «Копирайте» дежурил прыщавый паренек лет восемнадцати. Работал он куда лучше, чем выглядел: меньше чем через час на руках у Ника были отпечатанные фотографии, отчеты, финансовые сводки, резюме, список дорожно-транспортных происшествий, а также полная информация о Памеле Делакруа и о членах его собственной семьи. Достаточно, чтобы не спать до утра.
   Вернувшись в отель, Ник разложил бумаги на кровати по темам. Начать он решил с документов «Кейхилл Лимитед», принесенных Алексом.
   Где-то в этом ворохе бумаг таится ключ к разгадке. Задача Ника – его найти.
 
   Тони Патерно надеялся на чудо. Но чудеса, как известно, случаются только в сказках.
   Детектив вел свой белый «Кадиллак» шестьдесят девятого года, полученный в наследство от отца, по перегруженному шоссе на север, к Золотым Воротам. Обычно детектив Патерно играл по правилам. Но иногда случается, что правила мешают докопаться до истины. Тогда приходится их нарушать. Именно этим он и собирался заняться. А именно – совершить незаконное проникновение со взломом.
   Чуда не произошло. Кровь Памелы Делакруа, как и указано в свидетельстве о смерти, имеет положительный резус. А кровь Марлы Кейхилл резус-отрицательна, что согласуется с данными из ее больничной карты. Патерно поговорил с копом, осматривавшим место происшествия, и убедился: ошибки не произошло. Марла жива; Памела в могиле. Гипотезу о подмене придется отбросить.
   Включив мигалку, Патерно нетерпеливо пробирался по переполненной дороге к мосту. Похоже, в этом проклятом деле все против него. Два месяца работы – и ни единого прорыва!
   Словесный портрет убийцы, проникшего в больницу под видом Карлоса Сантьяго, ничего не дал. Белый мужчина около шести футов ростом и ста семидесяти пяти фунтов весом; волосы каштановые, обычной длины, усы, очки. В Сан-Франциско таких не меньше миллиона.
   А если предположить, что парень перекрасил волосы, сбрил усы, купил контактные линзы и смылся из города, то дело становится вовсе безнадежным.
   «Дворники» сметали с ветрового стекла капли дождя. По радио шла беседа с психологом: какая-то несчастная жаловалась на мужа, требующего от нее кофе в постель. Погруженный в собственные мысли, Патерно не слышал ответа психолога. Он едва заметил, как замелькало за окном переплетение ржаво-коричневых труб, а под ним – зеленоватая вода, перетекающая из Тихого океана в Залив и обратно. Не замечал он и того, что крыша старого «Кадиллака» снова дала течь.
   Он направлялся в Сосалито и старался заглушить шестое чувство, упорно подска – зывающее, что Марла Кейхилл – не та, кем ее все считают. Но если так, ее муж должен был заметить разницу!
   Амнезия не уничтожает особые приметы, не изменяет голос, движения, манеры, привычки.
   – Черт! – Зазевавшись, он едва не пропустил поворот.
   Пэм Делакруа жила в плавучем доме в Сосалито, в заливе Ричардсона, в жилищном товариществе, объединяющем художников и писателей. Патерно припомнил все, что удалось о ней узнать. Дочь живет в Санта-Крус, бывший муж, Крейн Делакруа, в Силиконовой Долине.Он разбогател благодаря нынешнему компьютерному буму, и Памела, судя по всему, жила за счет алиментов. После развода занималась всем понемногу: продавала недвижимость на полставки (без особого успеха – за последние полгода не заключила ни одной сделки), пробовала себя в живописи и литературе. Вообще по большей части работала дома – даже не платила за офис у себя в компании.
   Похоже, слышали о ней многие, но никто ее как следует не знал.
   Патерно припарковал «Кадиллак» на стоянке и перешел по мосткам к плавучему дому Памелы, стоящему на вечном якоре между двух других барж-домов. С серого неба сочился дождь, и уже шагов за десять все расплывалось в белесой пелене.
   Патерно забарабанил в дверь. Подождал. Никакого ответа. Толкнул дверь – заперта. Оглянувшись и убедившись, что за ним никто не наблюдает, он сунул в щель замка кредитную карточку и подумал, чертыхнувшись, что в следующий раз непременно захватит с собой отмычку.
   Официально смерть Памелы Делакруа рассматривалась как несчастный случай, но Патерно смотрел на дело под другим углом. Слишком много в нем странностей, думал он. И покойников уже двое. Кто-то помог Биггсу уйти из жизни – очевидно, чтобы он ничего не рассказал. Но что такое мог знать Биггс? Что видела перед смертью Памела Делакруа? Чего не помнит (или притворяется, что не помнит) Марла Кейхилл?
   Должна быть какая-то зацепка. Нить, потянув за которую он сможет распутать клубок лжи вокруг смерти Памелы.
   Осторожно, стараясь ничего не касаться, он прошелся по комнатам нижнего этажа. Две гостевые спальни, ванная, гостиная, превращенная в кабинет, – темные стенные панели, камин, книжные полки, до отказа забитые юридической литературой. Раздвижная дверь вела из кабинета на палубу.
   На письменном столе стоял компьютер. Возле него Патерно увидел несколько фотографий девочки – дочери.
   Он надел перчатки из латекса, очень осторожно, ничего не сдвигая с места, включил компьютер и просмотрел личные файлы Памелы. Ни телефона, ни адреса Марлы Кейхилл. Вообще никаких упоминаний о ней. На страничке настольного календаря с датой аварии записей нет.
   – Так. А дальше что? – спросил себя Патерно.
   Вокруг компьютера были в беспорядке разбросаны книги. Процедура усыновления, права и обязанности родителей, громкие дела, связанные с незаконным усыновлением. Объяснялся такой интерес к этому вопросу просто: Памела писала книгу. На компьютере Патерно обнаружил несколько глав незаконченного романа в модном нынче жанре юридического триллера. Видимо, Пэм, как и многие другие экс-юристы, решила подзаработать на интересе публики к судопроизводству.
   На телефоне мигал огонек автоответчика. Патерно нажал кнопку – но тот, кто звонил Памеле, не оставил сообщения.
   «Надо бы проверить ее телефонные счета», – подумал детектив.
   Покинув кабинет, он поднялся по винтовой лестнице на верхний этаж. В кабинете царил беспорядок, но верхние комнаты – кухня, хозяйская спальня и ванная – были прибраны и безукоризненно чисты. Ни соринки, ни пятнышка, все на своих местах.
   На комоде Патерно увидел фотографию. Молоденькая девушка в мантии и шапочке, какие надевают школьники в выпускной вечер, с пестрой кошкой на руках. Это, конечно, Джули.
   Ничего особенного. Разве что порядок. Одежда в шкафах рассортирована по цвету, на кухне – такая чистота, словно Пэм готовилась к визиту свекрови или фотографа из журнала «Прекрасный дом». И только в кабинете полный бардак.
   Вернувшись в комнату, где Пэм работала, Патерно еще раз, более внимательно, просмотрел компьютерные файлы, но не нашел ничего, кроме все тех же черновиков книги. На всякий случай он распечатал ее записную книжку и календарь.
   Выключив компьютер и собрав бумаги, Патерно вышел и захлопнул за собой дверь. В следующий раз он явится сюда официально, как представитель закона.
   Подойдя к своему «Кадиллаку», Патерно бросил взгляд на другой берег Залива, где смутно виднелся в тумане полуостров Тайберон – шикарное место отдыха богачей. Где-то там, в элитной частной клинике, доживает свой век Конрад Эмхерст. Эта мысль заставила Патерно вспомнить о собственном отце; дернув углом рта, он сел в машину и торопливо тронулся с места. Дети звали «Кадиллак» «старой развалюхой» и уговаривали отца сменить его на что-нибудь более современное. Но детективу нравилась эта машина. Нравилась красная кожа сидений и черный кружок на подставке – след от отцовской статуэтки Пресвятой Девы, простоявшей здесь больше тридцати лет.
   Нет, он не продаст «Кадиллак».
 
   – Mon dieu! – всплеснула руками Элен, личная парикмахерша Юджинии. – Что произошло?
   – Я же рассказывала вам о катастрофе, – ответила пожилая леди.
   – Нет, я имею в виду, что с волосами?
   – Я сама подстриглась, – объяснила Марла.Ее немало позабавил ужас миниатюрной француженки.
   – Так-так... Посмотрим, что тут можно... Боюсь, мне нужно это обдумать. – Сообразив, что своими словами может обидеть новую клиентку, она улыбнулась: – Нет-нет, никаких проблем! Я умею творить чудеса. Лицо у вас прекрасное, такое лицо не надо прятать. Цвет вас удовлетворяет?
   – Я хочу просто подровнять волосы, – ответила Марла, – больше ничего.
   В ответ Элен одарила ее загадочной улыбкой и принялась за работу. Для начала она настояла на мытье и сушке того, что осталось от волос Марлы, а затем начала орудовать ножницами с таким хмурым и торжественным видом, словно, по меньшей мере, высекала на горе Рашмор пятый профиль. Когда она наконец закончила, Марла, взглянув на себя в зеркало, согласилась, что маленькая парикмахерша сотворила чудо. Рыжие волосы, лежащие короткими пушистыми волнами, почти прикрывали шрамы.
   – Вам повезло, – заметила Элен, склоняя голову к плечу и любуясь своей работой. – Вы красивы от природы.
   Марла хмуро покосилась на зеркало, беспристрастно отражающее все ее синяки.
   – Да, да, – подтвердила Элен. – Следы аварии скоро исчезнут, и с вашими глазами и скулами вы будете великолепны, вот увидите! – Она закатила выразительные глаза к потолку. – Вы бы знали, с чем иногда приходится работать!
   – Спасибо, – невольно зардевшись, поблагодарила Марла.
   Сегодня она будет ужинать со всей семьей. Плевать, что на зубах у нее скобки, плевать, что вместо бифштекса придется хлебать жиденький супчик. Ей нужно почувствовать себя частью семьи, нужно наладить отношения с мужем и дочерью.
   «А ведь я и в самом деле не так уж плохо выгляжу», – подумала она, в последний раз взглянув на себя в зеркало.
   Зазвонил телефон; не раздумывая, Марла подняла трубку.
   – Алло!
   – Марла, это ты? – послышался торопливый и взволнованный женский голос.
   – Алло! – вмешался другой голос. Это Кармен взяла вторую трубку.
   – Я уже взяла, – быстро сказала Марла. Раздался щелчок – Кармен повесила трубку. – Да, это Марла, – проговорила она, краем глаза заметив, что Юджиния, проводив Элен, не торопится покидать гостиную.
   – Слава Иисусу, наконец-то слышу твой голос! – затараторила женщина. – Это я, Чериз! Я с самой аварии все пытаюсь к тебе прорваться!
   Юджиния повернулась к Марле и, прищурившись, уставилась на нее, словно строгая учительница на хулиганистого пятиклассника, пойманного за очередной шалостью.
   – Всякий раз, как я звонила сюда, мне отвечали, что ты ни с кем не можешь разговаривать. Но, должно быть, вмешался господь. Как ты? – заботливо спрашивала Чериз.
   – Лучше.
   Марла заметила суровый взгляд свекрови, но решила не обращать внимания. Наверху заплакал малыш.
   – Знаю, тебе было очень тяжело, – сыпала словами Чериз. – Травмы, смерть подруги. Ужасное, ужасное время. Неисповедимы испытания, которые посылает нам господь.
   «Это уж точно», – мысленно подтвердила Марла.
   – Мы с преподобным очень хотели бы тебя навестить.
   – Преподобный – это ваш... твой муж? – неуверенно уточнила Марла.
   – Да... ах да, я и забыла о твоей амнезии. – В голосе Чериз послышалась улыбка. – Он предпочитает именовать себя «преподобным Доналдом».
   Марле представился Доналд Дак с ангельскими крылышками и нимбом вокруг головы – кадр из мультика, должно быть, виденного когда-то в забытом детстве. Пожалуй, преподобному Доналду такая ассоциация пришлась бы не по душе.
   – Может быть, завтра после обеда? – предложила Чериз.
   – Какое совпадение, я как раз свободна, – усмехнулась Марла.
   Она гнала от себя мысль, что, прежде чем приглашать кого-то в гости, стоит посоветоваться с родными. Какого черта! Это ее дом, она здесь хозяйка. Наверху плачет ее сын: пора заканчивать разговор и идти к нему.
   – Завтра утром мне снимают скобки, так что я снова смогу нормально разговаривать.
   – Отлично. Значит, я скажу преподобному, и мы придем часа в три или в четыре. Может, даже Монти уговорю тоже заглянугь к тебе!
   – Чем больше народу, тем веселее!
   Повесив трубку, Марла обернулась и встретилась с хмурым взглядом Юджинии.
   – Ты пригласила кого-то на завтра?
   – Только родственников, – ответила Марла, раздосадованная высокомерным тоном свекрови. – Чериз и ее мужа. Преподобного Доналда.
   – Господи боже!
   – Вот и она все время так говорит. – И Марла поспешила наверх. – Может быть, зайдет и ее брат! – крикнула она с лестницы.
   Ребенок умолк.
   – Еще и Монтгомери, – прошептала Юджиния. – Да... Это будет что-то в высшей степени интересное!
   «Аминь», – мысленно заключила Марла.
 
   – Марла очень изменилась.
   Ник сидел на пассажирском сиденье «Ягуара», в котором братья ехали по Маркет-стрит к Заливу. Небоскребы упирались в низкое серое небо; блестел мокрый после недавнего дождя асфальт.
   – Разумеется, изменилась, – согласился Алекс. – Ты же много лет ее не видел.
   – Нет, я не об этом, – ответил Ник, хмуро глядя в окно на деловой квартал Сан-Франциско.
   Горы бетона и стали вздымались к небесам. Улицы были запружены автомобилями, по тротуарам деловито спешили пешеходы. Шум машин, пронзительные гудки, хлопанье голубиных крыльев – обычная городская какафония.
   Господи, как же Ник ненавидел этот город!
   – Ты прав, Марла изменилась, – повторил Алекс. Он остановился у светофора, и перед самым носом «Ягуара» в обе стороны полился нескончаемый пешеходный поток. – Она родила второго ребенка и сразу после этого угодила в страшную автокатастрофу, где погибли двое людей. Сама она перенесла пластическую операцию и потеряла память. Уже два месяца она не в состоянии раскрыть рот. Ничего удивительного, что она выглядит не так, как раньше.
   Он нашарил в кармане пиджака пачку «Мальборо», достал одну и привычно щелкнул зажигалкой.
   – Надеюсь, она поправится. Я имею в виду, избавится от этой амнезии... – Светофор вспыхнул зеленым, и «Ягуар» рванулся вперед. – Но, боюсь, выглядеть так, как прежде, уже никогда не будет.
   – Можно сделать еще одну операцию.
   – Да, в самом деле. – Алекс хмыкнул. – Ты, думаю, уже понял, что в нашем браке не все было гладко.
   Ник плотно сжал челюсти.
   – Чериз об этом упоминала пару раз. А в чем дело? Алекс бросил на него хмурый взгляд.
   – С Марлой не так-то легко ужиться.
   – А с тобой?
   – М-да, ты прав, – усмехнулся Алекс. – Но, так или иначе, теперь все позади. Я об этом заговорил только потому, что эта тема обязательно всплывет, и лучше тебе узнать об этом от меня.
   Ник молчал и вспоминал о том, как Алекс с Марлой вчера обнимались в гостиной.
   «А чуть раньше, в саду, ты едва ее не поцеловал», – напомнил он себе.
   Съехав с Эмбаркадеро, Алекс ввел машину в подземный гараж под огромным зданием – высоченной башней из бетона и стекла, гордо вздымающейся над деловыми кварталами. В этом-то пафосном небоскребе располагались офисы «Кейхилл Лимитед» последние семь лет – с тех пор, как Алекс решил, что старинный кирпичный дом, где на протяжении ста лет велся бизнес Кейхиллов, для него недостаточно престижен.
   Ник полагал, что переезд стал одной из ошибок брата, из-за которых дебет «Кейхилл Лимитед» разошелся с кредитом. Он один стоил почти миллион – и это было только начало. Астрономическая цена аренды не оправдывалась – по крайней мере, в глазах Ника – расположением в престижном районе.
   Алекс припарковал «Ягуар» в месте, отведенном для машин правления, и повел брата к лифту. Двойные двери с логотипом компании бесшумно распахнулись перед ними, и лифт вознес их на третий этаж.
   Задержавшись в приемной, чтобы представить Ника секретарше и забрать последние сообщения, Алекс ввел Ника в роскошный угловой кабинет: огромный письменный стол, диван, столик, пара кресел, бар и стойка для фотографий в углу. «Тронная зала», – подумал Ник. Из окна во всю стену открывался вид на город: мокрые от дождя крыши блестели сквозь туман.
   – Бывают кабинеты и похуже, – самодовольно заметил Алекс, сбрасывая пальто и шарф.
   – Да. И намного.
   – Знаю, о чем ты думаешь. Что вся эта показуха слишком дорого обходится, что компании нужно вернуться в старое здание или снять офис где-нибудь возле Залива, в районе с низкой арендной платой. – Он повесил пальто в гардероб – просторнее, чем прихожая в доме у Ника. – Я и сам об этом думал. Но, поверь, расположение в сердце города, удобство, престиж – все это себя окупает. Сколько полезных связей я завязал в одном только этом здании! Кроме того, это здание недалеко от дома, и я могу больше времени проводить с детьми. Это особенно важно сейчас, когда Марла нездорова. – Он закрыл гардероб, сел за стол, машинально включил компьютер и указал Нику на одно из. обтянутых кожей кресел. Пока Алекс всматривался в столбики цифр на экране, Ник подошел к стойке с фотографиями. Алекс на фоне маленького частного самолета пожимает руку губернатору. Алекс с группой мужчин в костюмах для гольфа. А вот и семейный фотопортрет: Алекс, Марла и маленькая Сисси. Сисси – ей, должно быть, нет и года – в розовом платьице с кружавчиками, оборочками, бантиками и всем прочим, что положено по штату маленьким ангелочкам, сидит на коленях у матери, таращится в камеру любопытными круглыми глазенками. Какой контраст с отцом! Алекс стоит, положив руку жене на плечо: он в строгом черном костюме, спина неестественно выпрямлена, хорошо отрепетированная улыбка источает высокомерие и самодовольство. Но прежде всего взгляд Ника метнулся к женщине в центре композиции. Ни один локон цвета красного дерева не выбивается из безупречной прически. Руки обнимают дочь. Чудные зеленые глаза слегка прищурены, на губах играет улыбка. Идеальная жена в строгом черном платье. Иллюзия, искусно скрывающая настоящую Марлу.
   – Это первый день рождения Сисси, – заметил Алекс. – Двенадцать лет назад.
   – Счастливое семейство.
   – По большей части да.
   – Теперь надо сделать новое фото.
   Алекс нахмурился, словно не сразу понял, о чем говорит брат.
   – Ах да, из-за малыша. Верно. – Он откинулся назад и сплел руки на столе. – В последнее время, сам понимаешь, нам было не до фотосъемки. Так... Я предупредил служащих, чтобы тебе дали доступ к любым материалам, какие потребуются. Работать можешь в комнате правления, или, если хочешь, выделим тебе отдельный кабинет.
   – Подойдет и комната правления, если я смогу брать документы домой.
   Алекс потер подбородок.
   – С одним условием: ты переедешь к нам, в свою старую комнату. Не хочу, чтобы материалы компании лежали в отеле, где кто угодно из прислуги может в них заглянуть или даже стащить. Не то чтобы я тебе не доверял, но это вопрос безопасности.
   – Ты ведь уже давал мне документы, – возразил Ник. Он ни на секунду не поверил этому объяснению.
   – Знаю. Но я подумал и решил, что это опасно.
   – Черт побери! – скривился Ник. Да, юридическое образование пошло Алексу на пользу – манипулировать Людьми он научился не хуже любого сладкоречивого адвоката. – Почему вам с матерью так хочется, чтобы я переехал в дом?
   Алекс молчал.
   – Вопрос контроля, верно? Хочешь контролировать не документы, а меня?
   – Ты всегда был чересчур подозрителен, – вздохнул Алекс.
   – За это мне и платили. И ты, когда пришлось туго, обратился за помощью к моим подозрительным мозгам. Так или нет? – прищурился Ник. – Скажи, Алекс, чего ты на самом деле от меня хочешь? В этом городе не меньше дюжины специалистов высшего класса, и ты мог бы нанять любого. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы определить, что расходы компании превышают доходы, и подсказать несколько несложных способов сэкономить средства. Что же до семейных дел – кто тебе мешает нанять для Марлы сиделку, для матери компаньонку, для Сисси гувернантку и так далее? Я тебе не нужен. – Он холодно окинул взглядом брата – его сшитый вручную костюм и двухсотдолларовый галстук. – Какого же черта ты потащился за мной в Орегон?
   Алекс задумчиво пожевал губами. Отвечать он не спешил – то ли добивался драматического эффекта, то ли решал, стоит ли говорить правду.
   – Ради Марлы.
   Опять она! Как всегда. Вечное яблоко раздора. И снова между братьями повисли невысказанные обвинения. Алекс наклонился вперед, и кресло под ним скрипнуло.
   – Я знал: велика вероятность, что она потеряет память. Доктор Робертсон предупреждал об этом. И еще я знал, что ты можешь помочь ей вспомнить. Вот почему я хотел, чтобы ты приехал.
   – Никогда прежде ты не жаждал меня видеть.
   – Может быть, я изменился?
   – Да скорее ад замерзнет, – презрительно бросил Ник.
   – Не знаю, сможет ли Марла оправиться от этого недомогания. Это ведь началось еще до аварии, за пару недель до рождения Джеймса. И, нравится тебе это или нет, но это связано с тобой.
   – Не понимаю.
   – Мы оба знаем, что между вами кое-что было. Марла всегда оставалась к тебе неравнодушна. Даже после замужества. – Алекс подергал за узел галстука. – Во сне она шептала твое имя. А не мое... – Он нахмурился, затем пожал плечами. – Я подумал, что ты можешь помочь ей исцелиться.
   – Не верю. Ни единому слову. Чтобы Марла поправилась, нужны врачи, сиделки и так далее. Пережевывание событий пятнадцатилетней давности делу не поможет. Нет, тут что-то другое.
   Ник поднялся, не сводя глаз с брата. Чувство вины давило его с такой силой, что было трудно дышать. Но нет, он не поддастся! Да, они с Марлой были любовниками – но до ее замужества! Это они с Алексом предали Ника, а не наоборот!
   – Ты не все мне рассказал. Есть что-то еще. Я чувствую.
   – Что же?
   – Не знаю, – ответил Ник. – Но, клянусь богом, выясню это!
 
   Слишком поздно Марла поняла, что затевать семейный ужин не стоило.
   Семья собралась вокруг огромного стола, покрытого льняной скатертью, уставленного фарфором, хрусталем и серебром. Горели свечи, играла тихая музыка, посреди стола благоухали в вазе свежесрезанные розы, ирисы и маргаритки. Алекс сидел во главе стола, Марла – на другом его конце. Сисси устроилась рядом с бабушкой. Напротив них сидел Ник: он, казалось, едва мог усидеть на месте. На Марлу почти не смотрел, если же случайно поднимал глаза, взгляд их был холоден, как лед.
   Говяжьи ребрышки и картофель с петрушкой и спаржей источали аппетитный аромат. Марла со своей тарелочкой протертого супа чувствовала себя совершенно лишней на этом празднике жизни. Бог знает, из-за амнезии ли или из-за действия успокоительных препаратов, но с каждой секундой она все сильнее ощущала себя нежеланной гостьей в этом доме. Может быть, начиналась паранойя. А может, все дело в Нике и в той встрече в саду.
   Осторожно поднеся ложку ко рту, она втянула сквозь сжатые зубы немного супа. Желудок судорожно сжался при встрече с пищей, от которой успел отвыкнуть.
   Застольная беседа текла с живостью окоченевшего трупа. Алекс говорил о бизнесе и о бирже; Юджиния отвечала сетованиями на проблемы в Кейхилл-хаусе и на то, как трудно нынче найти хорошего психолога для помощи бедным девушкам. Сисси в разговоре не участвовала – только кривила губы и громко вздыхала. Марла вполне ее понимала. Ник не поднимал глаз от тарелки и ограничивался односложными «да» и «нет».
   «У нас была связь», – так он сказал. Они были любовниками. Марла почувствовала, как запылали щеки. Правда, она ничего не помнила об их отношениях – но слишком хорошо могла себе это представить. Было в нем что-то неотразимое. Красивый неброской мужественной красотой, сдержанный, немногословный. Марла готова была возненавидеть себя за то, что так остро реагировала на его мужскую привлекательность! Нет, это все лекарства, от которых туман в голове, и проклятая амнезия! Но все же, глядя на жесткие черты его лица, на загорелую кожу, туго обтягивающую высокие скулы, на мощные плечи и упрямый подбородок, она испытывала то же влечение, что и в саду, и в больнице в их первую встречу.
   «Лучше не смотреть», – решила Марла и, опустив глаза, сделала еще глоток супа. Желудок снова запротестовал. Скорее бы снять эту проволоку! Ничего, остался только один день.
   —Мама говорит, ты пригласила в дом Чериз и ее мужа, – послышался с другого конца стола голос Алекса.
   – Верно. Она позвонила, и мы договорились о встрече. Они придут завтра.
   – Думаешь, это разумно? – Алекс отрезал себе кусок пожирнее и отправил его в рот.
   – Ты знаешь, зачем мне нужны встречи с друзьями, – ответила Марла.
   – Но... видишь ли, Чериз и Монтгомери, вообще говоря, нам не друзья.
   – Но они родственники.
   Юджиния положила вилку и выпрямилась.
   – Да, паршивые овцы.
   – О боже мой! – простонала Сисси и отхлебнула воды из хрустального бокала, где звенели кусочки льда и плавал ломтик лимона.