Вокруг губ и глаз его резко обозначились морщины.
   – Надо было позвать меня.
   – Я решила, что это сон. И потом, в детской меня отвлекло воспоминание. Я вспомнила, как рожала Джеймса.
   – Правда? А еще что?
   – Пока ничего, но в какой-то миг мне показалось, что еще немного – и все вспомню! Я вынула малыша из кроватки, подержала немного, положила обратно и вернулась к себе. Тут-то мне и стало плохо. Мне кажется, что память возвращается. Вот почему я не хочу в больницу. Не хочу откатываться назад. Не хочу, чтобы меня пичкали лекарствами, мешающими думать и вспоминать. – Она дотронулась до его руки. – Я должна все вспомнить, и как можно скорее. Иначе свихнусь.
   – Кажется, я тебя понимаю.
   Марла уронила руку на колено и откинулась на сиденье.
   – Почти приехали.
   Ник притормозил, сворачивая за угол. Навстречу ему из-за угла выехала другая машина, на мгновение ослепив Марлу сиянием фар.
   «Это уже было! Там, на горной дороге!» – промелькнуло в ее мозгу.
   Сердце Марлы замерло. Легкие забыли, что значит дышать. Сквозь затворы подсознания проскользнуло новое, страшное воспоминание. Она вспомнила ослепляющие фары. Вспомнила удар. И звон бьющихся стекол, и скрежет металла, и душераздирающий крик женщины на соседнем сиденье.
   – Катастрофа... – дрожа всем телом, прошептала она.
   Ужас овладел ею. Забывшись, она пыталась надавить на несуществующие тормоза. Перед глазами стоял тяжелый грузовик, несущийся к обрыву; свет его фар на мгновение высветил человека на дороге. Боже, нет! Он его задавит!
   Марла в ужасе зажмурилась. Из груди ее вырывались частые прерывистые всхлипы. Она снова слышала ужасный скрежет металла о металл, видела, как летят искры. Нет! Нет! Нет! Но ограждение рухнуло, и «Мерседес» полетел вниз по склону. Удар и тьма.
   – Марла! – Ник тряс ее за плечо, не понимая, что происходит. – Марла!
   Она открыла глаза. Все это в прошлом. Она в Сан-Франциско, в машине Ника. Трясется и заливается слезами.
   – Я... я... – Марла подняла на Ника полные слез глаза. – Я вспомнила катастрофу, – пробормотала она. – Какой ужас! Господи! – Она снова зажмурилась, ясно вспомнив искаженное ужасом лицо Пэм.
   Ник ударил по тормозам и свернул к тротуару. Марла едва ли заметила, что машина остановилась, – лишь почувствовала, как руки Ника обвили ее плечи, и не противилась, когда он прижал ее к себе.
   – Ш-ш-ш. Все будет хорошо, – шептал он, хотя оба знали, что это ложь. Крепче обняв Марлу, он поцеловал ее в стриженую макушку.
   – Ник, я убила ее, – прошептала она.
   Ужасные воспоминания рвали ее душу на части. Кровь. Крики. Пэм вылетает через ветровое стекло. А потом – мрак и пустота. Вцепившись в куртку Ника и уткнувшись ему в грудь, она зарыдала – зарыдала громко, безутешно.
   Прошло, должно быть, несколько минут: отчаяние ее немного ослабло, и Марла снова обрела способность думать. Тихо всхлипывая, она пыталась понять, что же за огни ослепили ее на дороге. Фары встречного грузовика? Нет, он появился раньше. Может быть, она снова что-то путает, заменяет воспоминания выдумками?
   Но нет, перед ней вставали ясные и четкие картины. На дороге был человек. Фары «Мерседеса» выхватили из мрака его темный силуэт. А в следующий миг, словно повернув невидимый выключатель, человек вдруг вспыхнул холодным ослепительным огнем.
   Сообразив, что все еще цепляется за Ника, Марла глубоко вздохнула, разжала пальцы и хотела высвободиться из его объятий, но он ее не отпустил.
   – Все хорошо, – повторил он. – А теперь расскажи, что случилось.
   – Пожалуйста, отпусти меня.
   – Ты действительно этого хочешь? – тихо спросил он, глядя ей в лицо темными, как полночное небо, глазами.
   Марла хотела бы оставаться в его объятиях вечность, тяжело вздохнув, кивнула:
   – Да.
   Он разжал руки, и Марла отстранилась. Отодвинулась подальше, стараясь забыть о прикосновениях его рук, запахе кожи, о его силе, которой ей сейчас так не хватает. Голова ее гудела, сердце бешено колотилось, душу рвали на части противоречивые чувства.
   – Я хочу одного, – медленно заговорила она, – вернуть свою жизнь. Какой бы она ни была. – Марла взглянула в окно – все в потеках дождя. – Я наконец-то вспомнила катастрофу. Мы ехали по дороге, я действительно сидела за рулем. Разговаривали, кажется, смеялись. После крутого поворота я увидела на дороге грузовик. Но дело было не в нем, совсем не в нем! На дороге стоял человек. А потом, он вдруг вспыхнул, как факел. – Она потерла руки, чувствуя, как холод пробирает до костей. – Я свернула, потеряла управление, мы врезались в ограждение, а потом... потом... – Она зажмурилась, подавленная страшными воспоминаниями.
   Ник снова прижал ее к себе.
   – Господи, Марла, – прошептал он, – перестань разыгрывать железную женщину. Ты не железная. Все мы иногда бываем слабыми.
   – Нет... не хочу.
   – Хватит бороться с собой. Делай то, что хочешь делать.
   Она уткнулась лицом ему в плечо.
   – А теперь рассказывай, – мягко попросил он.
   – Мы полетели вниз. Я помню, как погибла Пэм. – В ушах у нее звенели отчаянные вопли несчастной женщины. – Я… наверно, мне не следует так сидеть, – прошептала она, но не отодвинулась.
   – Расслабься. Она горько усмехнулась:
   – Думаешь, получится?
   – Наверное, нет. Но ты попробуй.
   Он крепче прижал ее к себе, и Марла уткнулась носом в его теплую шею.
   Текли минуты. Мимо медленно проехал фургон; на крыше его спала кошка.
   – Ну вот, – проговорил Ник. Ее волосы шевелились от его теплого дыхания. – А теперь успокойся. Не торопись. Подумай. – Словно сообразив, что делает, он выпустил ее из объятий. – Постарайся вспомнить все по порядку, но не дави на свою память.
   Она кивнула и заворочалась на сиденье. Стоило Нику убрать руки, как Марла почему-то ощутила себя очень одинокой.
   – Все возвращается. Боже, Ник, ко мне возвращается память!
   – Помнишь Пэм?
   – Немного, – кивнула она. – По-прежнему не помню, где и как мы с ней познакомились. Кажется, она не была мне близкой подругой, но и не то чтобы просто знакомая, мы ехали на юг, чтобы... чтобы...
   – Навестить ее дочь? – подсказал Ник.
   – Может быть, не знаю. – Марла задумалась. – Была какая-то причина, но... – По спине ее пробежал холодок. – Это было как-то связано с малышом.
   – С Джеймсом?
   – Да.
   – Но ведь его с вами не было.
   – Нет, может быть, мы говорили о нем, но... – Она чувствовала – было что-то еще, что-то очень серьезное, но элементы головоломки не складывались в цельную картину. – Не знаю, – призналась она наконец.
   – Ничего, вспомнишь. – Ник взглянул на часы. – Ладно, поехали.
   Он завел машину и влился в густой автомобильный поток.
   – С тобой все в порядке?
   – Не знаю, – горько усмехнувшись, прошептала Марла. – Не знаю даже, что это значит – «в порядке».
   – Может быть, и я не знаю.
   – Может быть.
   Расправив плечи, Марла позволила себе еще раз взглянуть на его четкий профиль. Руки Ника лежали на руле, взгляд не отрывался от дороги. Марле стало стыдно: как могла она хотя бы на миг почувствовать себя ближе к нему, чем к мужу? Смутившись, она провела рукой по лбу.
   – Я ведь так тебя и не поблагодарила. Он скользнул взглядом в ее сторону.
   – Ты спас мне жизнь. Там, в доме. Я могла умереть.
   – Сделал то, что должен был сделать, вот и все.
   – Я у тебя в долгу. И не только за это.
   – Я не считаю должников.
   – Может быть, напрасно?
   – Смысла нет, – коротко ответил Ник и въехал на стоянку возле клиники, составляющей часть больничного комплекса «Бейвью». «Ягуар» Алекса был уже здесь.
   Заметив пикап, Алекс вышел из машины, тремя широкими шагами достиг «Доджа» и распахнул дверцу.
   – С тобой все в порядке? – торопливо спросил он у Марлы, затем повернулся к Нику. – Что произошло?
   – Марла сама тебе все расскажет.
   – А ты уезжаешь? – удивился Алекс, собственнически обняв жену за плечи и притянув к себе. Ник плотно сжал губы.
   – Да. Дальше ты справишься сам.
   Взгляд его встретился со взглядом Марлы. Сердце у нее отчаянно забилось: она вспомнила, как близка была к тому, чтобы его поцеловать.
   – Увидимся, – бросил Ник и пошел прочь.
   Марла смотрела ему вслед, не понимая, почему чувствует себя брошенной. Глупо. Просто глупо. Ведь с ней муж! Да, Ник спас ей жизнь, но то же самое он сделал бы для любого другого человека. И сцена в машине тоже ничего не значит. Она на несколько минут потеряла самообладание, а Ник проявил чугкость и доброту. Вот и все. И думать тут не о чем.
   Ник вдруг остановился. Обернулся. На миг – всего на миг – глаза его остановились на Марле.
   – Знаешь, Алекс, ты прав. Мне лучше переехать в дом. «В дом, – подумала Марла. – В наш дом. Под одной крышей...»
   – Почему это ты вдруг передумал? – поинтересовался Алекс.
   Ник сверкнул улыбкой в тысячу ватт.
   – Меня убедили твои доводы, – солгал он.

Глава 11

   – Вот это облегчит боль, – проговорил доктор Робертсон.
   Сделав укол, он выбросил иглу, сполоснул руки и принялся осматривать рот своей пациентки. Он улыбался, но глаза оставались серьезными. В клинике было тихо: прием закончился несколько часов назад, и персонал разошелся по домам. Флюоресцентные лампы под потолком отражались в хромированной раковине, блестели на инструментах, аккуратно разложенных на белоснежном, стерильном, подносе.
   – Ну-с, а теперь расскажите, что произошло. Марла сидела на кушетке, щурясь от яркого света. Во рту еще стоял мерзкий вкус, но сердцебиение успокоилось и боль в челюсти начала стихать.
   Алекс, скрестив руки на груди, стоял в дверях смотрового кабинета; фигура его четко обрисовывалась на фоне темного коридора.
   – Я... меня стошнило, – с усилием проговорила Марла. Атрофированные мышцы челюсти не желали повиноваться; Марле стоило большого труда открывать и закрывать рот. – Может быть, от супа, может, от переживаний, а может, от того и другого вместе. В последнее время я много нервничала. После ужина мне стало нехорошо, я поднялась в спальню, чтобы прилечь, и... – Она запнулась, не зная, стоит ли рассказывать доктору о таинственном посетителе, и наконец решила, что не стоит. Не сейчас. Может быть, позже – когда в голове у нее прояснится, она убедится, что безликий злодей не вышел из кошмара, и решит, кому же может доверять. – Я проснулась, кажется, от дурного сна и почувствовала, что меня сейчас вырвет. Я ничего не могла сделать. – Она покачала головой. – Это было ужасно.
   – Что ж, вы должны радоваться, – заметил доктор, отойдя от стола и стягивая резиновые перчатки. – Вам очень повезло, что остались живы.
   – Почему-то я никакой радости не чувствую, – пробормотала Марла. Чувствовала она себя ужасно, а выглядела, должно быть, еще хуже.
   – Понимаю, понимаю.
   Переглянувшись с Алексом, доктор протянул Марле ручное зеркальце. М-да... Выражение «оскал смерти» как нельзя лучше к ней подходит. Марла осторожно шевельнула челюстью – и охнула от пронзительной боли.
   – Несколько дней или даже недель вы будете чувствовать свою челюсть, – предупредил доктор Робертсон, – но я выпишу болеутоляющее. Есть и хорошая новость: похоже, переломы прекрасно зажили.
   – Мне сейчас очень не хватает хороших новостей, – пробормотала Марла.
   – Все идет хорошо. Отдыхайте. Восстанавливайте силы. И некоторое время не играйте в хоккей без маски, – пошутил он.
   – Непременно последую вашему совету, – ответила она.
   Доктор заулыбался, показав все свои зубы.
   – Отлично. На днях вы, кажется, идете к доктору Хендерсону, который делал операцию? Он, возможно, сделает рентген, чтобы убедиться, что кости срослись; но, насколько я могу судить, все в порядке.
   – Спасибо, – поблагодарила Марла, радуясь, что утомительный осмотр позади.
   – А как ваш желудок? – Доктор Робертсон бросил использованные перчатки в хромированную урну.
   – Лучше. Гораздо лучше.
   – Надо было кому-нибудь сказать, что тебя тошнит, – с упреком заметил Алекс. Лицо его было хмуро, брови сдвинуты, губы недовольно поджаты – совсем как у матери.
   – Непременно, если бы кто-нибудь был поблизости, – огрызнулась Марла.
   – Я работал. – Он недобро сощурился.
   – В половине двенадцатого?
   Взгляд Алекса мог бы расколоть гранит.
   – Да, конечно. Ты же ничего не помнишь. Я часто работаю допоздна. Поэтому я и нанял Тома. И если бы не твое чертово упрямство... – Он оборвал себя, злое напряженное лицо немного смягчилось. – Извини, я просто беспокоюсь. Честно говоря, чертовски испугался.
   – Я тоже, – пробормотала Марла. У нее не было сил спорить. – Как я устала от всего этого!
   – Все мы устали, – ответил Алекс.
   Робертсон сполоснул руки в раковине и обернулся к Марле:
   – А как ваша память?
   Вытирая руки перед зеркалом, он встретился взглядом с Марлой.
   – Пока не очень, но несколько просветов уже есть. Сегодня вечером я вспомнила рождение Джеймса.
   Уголком глаза она заметила, что Алекс как-то напрягся, и серые глаза его потемнели... от удивления? Или от тревоги?
   – Вот как? – воскликнул он. – Ну это же отлично! Просто замечательно!
   И улыбнулся – почти искренне. Почти.
   – Еще я вспомнила катастрофу, – продолжала Марла. – По дороге сюда, когда мы с Ником заворачивали за угол, навстречу нам выехала машина и ослепила фарами и вдруг авария буквально встала у меня перед глазами. Загорелое лицо Алекса слегка побледнело.
   – На дороге был человек, – рассказывала Марла. – Я свернула, чтобы его объехать, и врезалась в ограждение.
   Она вздрогнула. Алекс кивнул, побуждая ее продолжать, но в глазах его плескалась тревога.
   – А дальше?
   – Это было ужасно. Просто кошмар.
   С трудом выдавливая из себя слова, Марла поведала обо всем, что произошло дальше, – о визге шин по асфальту, скрежете металла, звоне разбитого стекла, криках, крови. Слушая ее, Фил не раз морщился.
   – Еще я вспомнила Пэм. Правда, по-прежнему не помню, что нас с ней связывало, кажется, мы что-то задумали вместе, но что?..
   – Ты устала, – проговорил Алекс. – Тебе надо отдохнуть.
   – Да, но еще мне надо поговорить с детективом Патерно!
   – Утром.
   – Хорошо, – откликнулась Марла. На нее вдруг навалилась страшная, тысячепудовая усталость. – Позвоню ему утром.
   – А Ник это знает? – спросил вдруг Алекс, и Марла ощутила укол вины, словно предала мужа.
   – Да.
   – Так...
   – Мне нечего скрывать!
   – Конечно, конечно, нечего, – успокоил ее Алекс, натянуто улыбаясь и нервно позвякивая ключами в кармане. Но Марла уже не обращала внимания на эти странности. Она устала, так устала. – Ну что, поедем домой?
   – Секундочку, я только выпишу рецепт. – Доктор Робертсон вырвал листок из блокнота, что-то на нем нацарапал и отдал Алексу. – Это поможет справиться с болью, но может вызвать легкое чувство усталости. – Он сделал другую заметку – для себя – и убрал в толстую кожаную папку.
   – Можно мне посмотреть? – попросила она.
   – Что? – не понял Робертсон.
   – Историю болезни.
   – Там только медицинские записи.
   Доктор по-отечески улыбался, но за профессиональной белозубой улыбкой чувствовалось что-то... а, черт, как ей все это надоело! Она хочет спать.
   – Обо мне, – уточнила она, протянув руку к папке. – Это моя карта, верно?
   – По-моему, на сегодня с тебя достаточно, – вмешался Алекс и сделал доктору знак убрать папку.
   – Но я хочу знать.
   – Марла, в другой раз, ладно? – Тон Алекса заставил ее выпрямиться. – Уже поздно. Тебе нужно ехать домой и отдыхать. Ты устала.
   – Я знаю, что мне нужно, – резко ответила она. – Мне нужно как можно больше узнать о себе. О тебе. О нашей семье. Алекс, я уже начала вспоминать и не хочу останавливаться на полпути! Я на все готова, чтобы помочь себе вспомнить!
   – Понимаю, но...
   – Да неужели? – Она обернулась к доктору. – А вы – вы тоже «понимаете»?
   – Черт побери, Марла, хватит! Фил приехал сюда среди ночи, чтобы сделать тебе одолжение, потому что ты не хотела ложиться в больницу. Дома его ждет семья. Нас с тобой, между прочим, тоже.
   Робертсон щелкнул авторучкой и сунул ее в карман.
   – Нет, нет, что вы, все в порядке, – проговорил он, но папку не отдал. – Расскажите мне, что вы еще помните, – предложил он, скрестив руки на груди и загородив папку своим телом.
   Марла поняла, что сегодня ей своей медицинской карты не видать.
   – Кроме катастрофы и рождения Джеймса? Почти ничего. Так, какие-то отрывочные образы: я скачу верхом, меряю платье, разговариваю с Алексом в холле, ничего особенного. Может быть, если я просмотрю документы, это подтолкнет память?
   – Возможно, вы и правы, – сочувственно ответил доктор. – Заезжайте как-нибудь на днях. Я с радостью покажу вам все, что у нас есть.
   «Правильно. Подчищенный, приглаженный, кастрированный вариант».
   – Обязательно, – пообещала Марла, мысленно обругав себя психопаткой. С чего она взяла, что доктор Робертсон замешан в каком-то заговоре? Никто ее документов не тронет! Меньше надо кино смотреть, вот что! Она подошла к раковине, налила воды в бумажный стаканчик и еще раз прополоскала рот.
   – Вот и славно. Кто знает, может, к тому времени вы уже все вспомните.
   «Как легко он об этом говорит!» – подумалось Марле. Конечно: речь ведь не о его жизни, не о его памяти. Он сыплет банальными утешениями и легковесными пожеланиями – а она тем временем чувствует, как между пальцев, словно песок, утекает жизнь, и не имеет силы сжать кулак. Марла выпила воды и попробовала размять лицевые мускулы. Язык казался распухшим и очень тяжелым, зубы разлеплялись с трудом, а главное – привыкнув говорить сквозь зубы, она никак не могла заставить язык, губы и челюсть двигаться слаженно.
   Алекс подал ей плащ, а Фил Робертсон потушил свет в кабинете. Вместе они вышли на стоянку: Алекс обнимал Марлу за плечи.
   – Заходите к нам как-нибудь, – пригласил он Фила, открывая дверцу машины. – Когда Марла станет сама собой.
   Марла хотела уже ответить, на эти слова колкостью, но вовремя прикусила язык. Алекс, похоже, пробуждал в ней скандалистку: ее постоянно тянуло с ним спорить. А почему – непонятно.
   – Ну, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он, выезжая со стоянки.
   – Как будто по челюсти стучат молотком.
   – Что, так плохо? – Он привычно потянулся за сигаретой.
   – Даже хуже. – Улыбнуться ей не удалось. Кажется, она начала понимать, почему Алекс так ее злит. Дело даже не в том, что они с доктором Робертсоном что-то от нее скрывают – хоть это и очень неприятная мысль. Марлу раздражало его лицемерие. Ах-ах, он так любит свою бедную больную женушку, так за нее беспокоится – а сам целыми днями пропадает неизвестно где. Что-то не так. Определенно с ним что-то не так. Он врет – надо только понять, где и в чем. Впрочем, она устала. Подумает об этом завтра.
   Алекс затянулся и выпустил струю дыма. Стекло в окне со стороны водителя поползло вниз, и в машину ворвался сырой ночной воздух. Под мерный шум дождя и мягкий джазовый ритм из стереоприемника «Ягуар» мчался по опустевшим улицам.
   Ярко светились небоскребы. За окном промелькнула историческая площадь Джексон-сквер и пирамида «Трансамерики». Марла знала, что уже тысячу раз видела эти места. И вдруг – новая вспышка воспоминаний!
   Она увидела перед собой письменный стол. Огромное офисное здание из стекла и бетона. Гудит компьютер, надрывается телефон. В соседних клетушках сидят такие же бедолаги-труженики – кто говорит по телефону, кто печатает, кто до боли в глазах вглядывается в монитор. А за окном – синее-синее небо, и чайки кружат над Заливом.
   Но это безумие! Она никогда не работала в офисе! Сжавшись в комок на сиденье, Марла вгляделась в хмурое лицо мужа.
   – Я когда-нибудь работала? – спросила она, заранее зная ответ.
   – Нет, разумеется. – Алекс коротко, презрительно фыркнул. – Зачем тебе работать?
   – Не знаю. Я вдруг увидела себя за письменным столом, в огромном шумном помещении, разделенном перегородками, там было полно других сотрудников – мужчины и женщины. – Она умолкла и потерла висок, стараясь припомнить что-нибудь еще.
   – Марла, ты ни дня в своей жизни не проработала. – Алекс рассмеялся, словно она сказала какую-то необычайно смешную глупость. – Разумеется, ты бывала в самых разных офисах, но не в качестве служащей.
   – Ты уверен? – спросила она.
   И как только подобное могло прийти ей в голову?
   – Абсолютно. – Он слегка улыбнулся. – У тебя разыгралось воображение.
   «Или усилилась паранойя. Разница невелика», – с отчаянием подумала она. Алекс коснулся ее колена.
   – Почему ты не сказала маме, или Тому, или кому-нибудь еще, что плохо себя чувствуешь? Я ведь для этого и нанял сиделку.
   Алекс остановил машину на красный свет и обратил на Марлу мягко-укоризненный взгляд – мол, «экая ты у меня дурочка».
   – Это случилось внезапно.
   – Но ведь ты плохо себя чувствовала, когда легла в постель, – возразил Алекс.
   – Не так уж плохо. И потом...
   Она поколебалась. Можно ли ему довериться?
   – Что?
   «Не выдумывай ерунды, – укорила себя Марла. – Он твой муж. Кому и доверять, как не ему?»
   – Знаю, это звучит как бред, – медленно проговорила Марла. – Но мне кажется, что сегодня ночью кто-то проник ко мне в спальню.
   – Кто? Кто-то из слуг?
   – Нет, Алекс. Это был мужчина. Он склонился над кроватью и прошептал: «Сдохни, сука!»
   – Что?! – Алекс вскинул голову. – Господи, Марла, ты хочешь сказать, что кто-то пробрался в дом?
   – Сама не знаю.
   Она рассказала все, что уже рассказывала Нику. Алекс слушал, сжимая руль так, словно хотел вырвать его из приборной доски.
   – Я страшно перепугалась и решила проверить все незапертые комнаты. Влетела к Сисси и напугала ее до смерти. Однако все было спокойно, дети в порядке, так что я вернулась в спальню, выпила воды и легла в постель. И вдруг меня начало выворачивать наизнанку. – При этом воспоминании она вздрогнула.
   – Господи, Марла, но кто это мог быть?
   Алекс глубоко затянулся. Освещенное огоньком сигареты, лицо его казалось чужим. Лицом незнакомца.
   – Не знаю. Не уверена, что там вообще кто-то был, но мне показалось, что это не сон.
   Красный свет сменился зеленым, и сзади нетерпеливо загудели.
   – Черт! – Алекс нажал на педаль, и «Ягуар» рванулся вперед.
   – Честно говоря, я страшно испугалась.
   – Еще бы! – пробормотал Алекс. Лицо его побелело, губы сжались в тонкую линию. – Черт возьми! Завтра первым делом заставлю Ларса обыскать весь дом!
   – Нет! – воскликнула Марла, замотав головой. – То есть... это же смешно! Если кто-то и был, он давно сбежал!
   – У нас электронные ворота и система сигнализации. Как мог кто-то посторонний проникнуть в дом?
   – Хороший вопрос, – пробормотала Марла. Безмерная усталость мешала думать, мешала говорить. Она зевнула бы, если бы могла широко раскрыть рот. – Может быть, никого и не было. И мне все приснилось.
   – Ты позвонила в полицию? – хмуро спросил Алекс. Марла заметила, что костяшки пальцев его побелели.
   – Нет, – покачала головой она. – С какой стати, если это был просто сон? Как тогда, в больнице.
   – Если кто-то тебя напугал, надо было вызвать полицию и все проверить, – ответил Алекс. – Ты ведь все равно хотела поговорить с детективом Патерно. Хотя ладно, не знаю. Оба мы устали, так что обсудим все лучше утром. Не знаю, может быть, нанять охранника?
   – Не думаю, что это необходимо.
   – Есть и другая возможность. – Голос его смягчился.
   – Какая?
   – Ты можешь спать со мной.
   «Нет!» Она испуганно взглянула на Алекса – но глаза его были устремлены на дорогу. От одной мысли о том, чтобы разделить с ним постель, сердце ее отчаянно забилось. Целовать его, лежать с ним в обнимку в королевской кровати – нет, ни за что! Но, хоть ее и отталкивала мысль о близости с ним, она не могла не спросить:
   – Почему мы с тобой не спим вместе?
   Он вынул изо рта сигарету и погасил ее в пепельнице.
   – Ты так решила. Пару лет назад. – Он с сомнением покосился на нее, словно не зная, стоит ли продолжать, затем, как будто решившись, пожал плечами: – Дело в том, что ты... ну... интересовалась другими мужчинами.
   – Другими мужчинами? – с ужасом и отвращением повторила она.
   Перед глазами всплыло мужественное лицо Ника. Да, она хотела его поцеловать, мечтала о прикосновениях его загрубевших от работы рук, позволяла себе и более рискованные фантазии – но, господи, только фантазии! Даже в страшном сне она не могла бы помыслить о реальной супружеской измене! Что же она за человек? Марла все-таки решилась спросить:
   – Мужчины? Их было много?
   – Да.
   – Хочешь сказать, что у меня были любовники? – не веря своим ушам, прошептала она.
   Нет, не может быть! И все же... Марла не могла отрицать: прирожденная сексуальность Ника, его неотразимое обаяние на нее действуют. Еще как действуют. Марла знала, что она чувственная женщина. Страстная. Созданная для любви. И при этом спит одна. Или, может, не одна?
   – Давай закроем тему.
   – Но ты сказал... – не отставала она.
   – Потому что ты спросила, – зло отрезал Алекс. Марла почувствовали, что заливается краской.