– Кто?
   – Неважно. – Он резко, визжа шинами, свернул за угол.
   – Черта с два неважно! – рявкнула Марла, потеряв терпение.
   – Давай сейчас об этом не будем. Было и прошло. – Алекс протянул руку к приемнику, покрутил ручку настройки и поймал станцию, передающую мягкий рок.
   Наклонившись вперед, Марла выключила приемник.
   – А как же... как же Джеймс? – прошептала она, разрываясь между ужасом и необходимостью узнать правду. – Он... он...
   – Мой. Джеймс мой, – с холодной улыбкой ответил Алекс.
   Марла уже ничего не понимала.
   – Но как...
   – Вот что бывает, когда пьешь слишком много джина с тоником! – насмешливо протянул Алекс.
   Уголки губ его изогнулись в странной усмешке – торжествующей, почти злобной. Усмешке победителя? Но Марла сказала себе, что снова поддается фантазиям. Ничего необычного в его улыбке нет. Она устала, вымоталась, вот и мерещится черт знает что.
   При мысли о том, что она спала с этим человеком, целовала его, занималась с ним любовью, Марлу охватило отвращение. Что-то в ней протестовало: «Не было этого, не было!» Но Марла решила не обращать внимания на фокусы усталого мозга. Алекс ее муж. Сисси и Джеймс – их дети.
   – Может быть, когда ко мне вернется память, если ты не против, может быть, мы попробуем... снова...
   – Что? Спать вместе? – Губы его саркастически изогнулись, тусклый свет приборной доски высветил суровое лицо – все из острых углов. – Оставь, Марла. Мне не нужны твои подачки.
   Она застыла.
   – Так вот как ты это называешь?
   – Только не надо притворяться, что любишь меня. Я же все вижу по глазам. Ты меня даже не помнишь. Вот когда все вспомнишь, тогда и поймешь. А сейчас лучше об этом не заговаривай. Не надо. – Он снова похлопал ее по колену. – Если, конечно, не хочешь меня уморить.
   Марла отшатнулась.
   – Что ты, и не думала.
   Замечательно. Ей физически отвратителен собственный муж. Какие еще сюрпризы преподнесет ей прошлое?
   – Пока что, – продолжал Алекс, крепко сжимая руль, – ни ты, ни я к такому решению не готовы. Подождем, посмотрим. Кто знает? Случаются на свете и более странные вещи.
   Она не спорила. Просто не могла, ошеломленная своим внезапным открытием. Она не чувствует к своему мужу ни капли желания. Почему – непонятно. Ему сорок два, красив, подтянут, удачлив, прекрасно воспитан, даже, пожалуй, обаятелен. Но под этим внешним лоском Марла чувствовала какую-то фальшь, что-то холодное и жестокое – словно змеиный яд, скрытый за блестящим узором разноцветных чешуек.
   «А может быть, нет никакой фальши? Может быть, я все выдумываю. Так или иначе, Марла, тебе придется это выяснить. И Алекс тебе в этом не поможет. Никто не поможет», – подумала она.
   Мощный «Ягуар» легко взбирался вверх по холму. Мелькали подсвеченные указатели: Стеньян, Парнас, Уиллард. Все эти названия были Марле незнакомы. А ведь она должна знать эти улицы! Конечно, Ларс всегда в ее распоряжении: но для того, что она задумала, Ларс не подойдет. Ей нужна свобода. Независимость. Самостоятельность.
   За окном в мутной пелене тумана мелькали магазинчики, кофейни, цветочные лавки, многоквартирные дома. Все выше и выше. К дому.
   Алекс нажал кнопку дистанционного управления: ворота отворились, и «Ягуар» въехал внутрь. Марла смотрела, как вырастает впереди особняк Кейхиллов: крутые скаты крыши над мансардами, сияющие окна, гордо воздетые к небесам каминные трубы. «Мой дом», – сказала она себе, изо всех сил желая в это поверить.
   И внутренний голос, тихий, но ясный, ответил: «Нет, не твой».
 
   Глядя в окно, Ник досадливо барабанил пальцами по рулю своего пикапа. Его не оставляло неприятное ощущение, что его провели. Но кто?
   Марла? Он заскрипел зубами, вспомнив, как она корчилась на полу, давясь рвотой. В этот миг она казалась такой хрупкой и слабой. Уже не в первый раз Ник спросил себя, отчего ее вырвало. Дурная еда? Какая-то инфекция? А может, ее отравили – подсыпали в суп рвотное?
   Но зачем кому-то желать ей смерти? Как этот кто-то вошел в дом? И, если уж на то пошло, как вышел? Это же не дом, а крепость!
   Может быть, он и не вышел.
   – Черт! – проворчал Ник, выходя из машины. Несколько кварталов до отеля он решил пройти пешком, надеясь, что ледяной ветер и дождь прочистят ему мозги.
   В первый раз за много лет ему хотелось защитить Марлу. Обнять ее, прижать к себе и никому не позволять к ней приблизиться.
   Ну чисто какой-нибудь долбаный рыцарь в весьма и весьма потускневших доспехах. Сунув руки глубоко в карманы и втянув голову в плечи, Ник быстрым шагом пересек улицу и вошел в отель. Не успел он открыть дверь в свой номер, как раздался телефонный звонок. Ник бросился к телефону.
   – Ник Кейхилл слушает.
   – Ну наконец-то я тебя застал! – знакомым пропитым басом объявил Уолт Хаага. – Я уж боялся, что придется отправлять второе сообщение!
   – А что такое? – Ник сел на кровать и сбросил ботинки.
   – Долго перечислять! – самодовольно ответил Уолт. – Куча новой информации. Предлагаю начать с Памелы Делакруа.
   – Да начинай с чего хочешь.
   – Странная, я тебе скажу, дамочка эта Памела! Жила на алименты, понемногу торговала недвижимостью и писала на судебные темы. Похоже, больше всего ее интересовали дела об усыновлении – права родителей, суррогатное материнство и всякая такая хрень. Дальше: девчонка ее, Джули, бросила колледж через несколько недель после поступления и переехала вместе с дружком в Санта-Розу. Работает в экспресс-кофейне. Так что наши дамы не к ней направлялись.
   – Тогда почему Сайта-Крус?
   – А почему все решили, что Санта-Крус? Из-за дочки, верно? А по-моему, Памела и твоя невестка решили поиграть в Тельму и Луизу и просто рванули на юг. Может, в Лос-Анджелес, а может, в Мексику, кто их разберет.
   – Еще один тупик, – проворчал Ник.
   – Или одной заботой меньше.
   – Где они познакомились?
   – Хороший вопрос, – протянул Уолт. – По всей видимости, не на корте. Насколько мне удалось выяснить, Пэм Делакруа не состояла в клубе Марлы. Едва ли у нее и ракетка-то была. Она, судя по всему, не особенно-то следила за своей формой. Предпочитала копаться в книжках.
   – Откуда информация?
   – Поговорил с ее бывшим мужем и друзьями. Единственное место, где она могла столкнуться с твоими родственниками, – церковь Святой Троицы в Сосалито, которую она посещала регулярно.
   – И где служит муж Чериз, – прищурился Ник.
   – Правильно.
   Ник нахмурился. Концы не сходились.
   – Марла не из тех, кто каждое воскресенье пропадает в церкви.
   – Верно, она не член общины. Но мне думается, с Памелой ее познакомил муж Чериз. Он ведь одно время работал в Кейхилл-хаусе. Вел, значит, задушевные беседы с бедными девушками, попавшими в беду. Ну, и кончилось это большим скандалом.
   – Ну-ка, ну-ка... – поторопил его Ник. Его охватило дурное предчувствие.
   – Распустил руки. Затащил в койку какую-то несовершеннолетнюю мать-одиночку.
   – Черт!
   – Твой брат его уволил. Было это около года назад. Случился большой скандал, недели две газеты только об этом и кричали. Газетные статьи я пришлю тебе по факсу. Однако обвинения так и не выдвинули, и проповедник вернулся к своей пастве в Сосалито.
   – И на этом все кончилось? – недоверчиво спросил Ник.
   – Очевидно, девица его по-христиански простила, – хмыкнул Уолт. – И прихожане тоже.
   Пауза. Щелчок открываемой банки пива. Громкое бульканье.
   – Но это только вершина айсберга. Ну и семейка у тебя, братец! Будь у меня такой набор родственничков, я бы удавился!
   – Переходи к тому, чего я не знаю. – Ник подсунул под спину подушку, взял в руки блокнот и ручку.
   – Хм... Ну вот, например: Конрад Эмхерст, папаша Марлы, намылился в мир иной.
   – Слыхал.
   – Ну разумеется! – проворчал Уолт. – А слыхал, что все семейство вокруг него на цыпочках ходит, потому как состояние его давно перевалило за сотню миллионов? И говорят, что все завещано младенцу.
   – Что?!
   – Что слышал. У старикана какое-то пещерное предубеждение против женщин. Поэтому все деньги он завещал новорожденному сыну Марлы. Хоть, мол, и не Эмхерст, а все-таки мальчик! Ему все и отойдет. На доверительный фонд, разумеется.
   – Разумеется. – Ник откинулся на кровати и почесал карандашом подбородок. – А как же Марла, ее брат и дочь Сисси?
   – Ну, какие-то крохи от пирога им достанутся, но именно что крохи. Рори, бедняге, ничего не нужно, кроме ухода и кормежки; Сисси свою долю получит к двадцатипятилетию, если окончит колледж; Марле тоже что-то достанется, но семьдесят пять процентов состояния отходят новорожденному. Как тебе это нравится – мультимиллионер нескольких недель от роду?
   – Откуда ты узнал? – спросил Ник. Уолт так и покатился со смеху.
   – Ну и вопросики ты задаешь! Откуда узнал? А за что ты мне платишь? Разве не за то, чтобы я разузнавал всю подноготную? Кстати, этот Эмхерст тот еще сукин сын. Пил, гулял – в общем, жил на полную катушку. Не знаю, почему жена его не бросила – из-за денег, наверно.
   – Кто еще знает об условиях завещания? – поинтересовался Ник.
   – Да все знают. Когда речь идет о таких деньгах, и самый ленивый наследничек подсуетится, чтобы выяснить, не отлучают ли его от кормушки. – Уолт хмыкнул. – Так уж натура человеческая устроена.
   – Не знаю, не знаю.
   – О тебе речи нет. Ты сумел повернуться к фортуне спиной. Но большинство людей не такие. Они за такие деньжищи на все готовы. Соврать – пожалуйста, украсть – за ради бога. Глотку перерезать? А почему бы и нет?
   «Двое уже погибли, – подумал Ник. – А третья – Марла – два раза за два месяца едва не рассталась с жизнью».
   – Вот что я тебе скажу, – продолжал Уолт, шумно прихлебывая пиво. – Не разобрался я пока, что там у вас творится, но одно ясно – дело жаркое. И становится все горячее. Так что, приятель, береги свою задницу.
   – А я всегда так и делаю.
   – Вот и молодчага.
   Нику все это очень не нравилось. Больше всего – то, что Марла в опасности. Он это чувствовал.
   – Послушай, Уолт, знаю, что прошу очень многого, но не мог бы на несколько дней вырваться сюда, проделать для меня кое-какую работу на месте? Можешь занять мою комнату в отеле. Я перебираюсь в дом.
   – Мне надо здесь кое-что уладить, но, думаю, через неделю выберусь.
   – Спасибо. Комнату я оставлю за собой, так что новую информацию можешь присылать сюда. Или оставляй сообщения на сотовом. Если понадобится прислать факс – запиши адрес. – И Ник продиктовал адрес «Копирайта». – Это небольшой копировальный центр неподалеку отсюда. Напиши, что для меня, мне передадут.
   – А почему не в отель?
   – Из предосторожности. Вся моя семья знает, где я остановился.
   – Не доверяешь своим родственничкам? – усмехнулся Уолт.
   Ник взглянул в окно. Занавески жалко трепыхались на сквозняке; огни большого города мутно мерцали сквозь белесую пелену тумана.
   – Нет, – ответил он, подумав, что эти слова подводят итог всей его нескладной жизни. – Ни капли не доверяю.
   Распрощавшись с Уолтом, Ник вытащил из-под кровати сумку и принялся бросать в нее свои скудные пожитки. Пятнадцать лет он бегал от этого дома, как от чумы – а теперь возвращается туда по доброй воле.
   Из-за Марлы. Что толку обманывать себя? Он хочет снова ее увидеть. Хочет поцеловать. Хочет жену своего брата, черт бы его побрал! Но это не главное. Прежде всего ему нужно убедиться, что Марла в безопасности. За последние несколько недель она дважды едва разминулась со смертью. Что это – несчастные случаи? Или кто-то пытается ее убить?

Глава 12

   Комната изменилась. Шторы, покрывало и ковер на полу теперь были выдержаны в иных, столь же тщательно подобранных тонах. Но, оглядев свое былое пристанище, Ник решил, что хрен редьки не слаще. Новая обстановка не убила старых воспоминаний. В прошлом эта комната казалась ему роскошной тюрьмой – и теперь вызывала то же ощущение.
   Ник бросил сумку на кровать. Долго он здесь не задержится. Выяснит, что к чему, и уедет. Жизнь среди бархата и красного дерева была еще не так страшна – за годы детства и юности Ник выработал иммунитет к дорогим финтифлюшкам. По-настоящему страшно то, что всего через две двери от него – Марла. Господи, как этой женщине удалось так прочно поселиться у него в сердце? Даже теперь – много лет спустя, измученная, полуживая, едва оправившаяся после страшной катастрофы – она влекла его, как ни одна другая.
   – Черт!
   Вдруг стало трудно дышать. Ник сбросил куртку и швырнул ее на прикроватный столбик. Это не помогло: тогда он распахнул окно, впустив в комнату холодный ноябрьский ветер, и устремил взгляд на черное беззвездное небо.
   «Боже правый, как он это вытерпит? Когда сможет уехать? Что здесь происходит, черт побери?»
   Весь нынешний день он провел за бухгалтерскими книгами компании. Алекс прав: «Кейхилл Лимитед» погружается все глубже в океан красных чернил. Неразумные капиталовложения, расходы, превышающие доход, служащий, пойманный на крупной растрате, огромные суммы на филантропию – Кейхилл-хаус, новое педиатрическое крыло больницы «Бейвью» и прочее в том же роде, чересчур высокая зарплата руководящего звена, наконец, экстравагантный образ жизни самого директора. Но все это были простейшие, очевидные факты, в которые способен ткнуть пальцем любой желторотый выпускник экономического колледжа. Однако Алексу зачем-то понадобился Ник. Зачем? Решил порадовать матушку, после стольких лет внезапно возжелавшую возвращения младшего сына? Или дело в Марле и несчастном случае? А может быть, есть какая-то иная причина, темная и загадочная, недоступная его разумению?
   Бог весть зачем Алекс старательно сталкивает его с Марлой. При том, что много лет назад братья боролись за ее любовь.
   Ник никак не мог нащупать мотивы, которыми руководствовался Алекс.
   Что бы ни замышлял его старший брат, в результате Ник оказался в ловушке. Не потому, что «Кейхилл Лимитед» идет ко дну, не потому, что мать хочет держать возле себя обоих сыновей. Нет, если он вернулся в город, который ненавидит и презирает всей душой, если согласился поселиться в этом огромном бездушном доме – то только ради Марлы. Ей угрожает опасность. И одна мысль об этом кидает его в холодный пот. Черт побери, он никогда не умел мыслить здраво, когда дело касалось этой женщины!
   Он вышел в опустевший холл. Приглушенный свет отражался в отполированных перилах, со стен хмуро взирали масляные лики давно умерших предков. Здесь несколько минут назад Юджиния объясняла сыну, как счастлива, что «к нему наконец-то вернулся здравый смысл». Она даже коснулась его рукава – нечастое проявление чувств.
   – Николас, как хорошо, что ты снова дома! – шептала она. – Знаю, мы с тобой никогда не ладили. Боюсь, я, пока растила тебя, совершила немало ошибок – требовала, чтобы ты был похож на Алекса. Но знаешь, Ник, я всегда любила тебя и очень по тебе скучала.
   Нижняя губа ее дрогнула, и Юджиния поспешно сжала губы. Ник изумленно смотрел на нее сверху вниз. В красно-черном японском халате, туго перетянутом в талии, без косметики, с резко обозначившимися морщинами, Юджиния казалась удивительно старой и ранимой.
   Значит, любила и скучала? Глядя на нее, Ник почти готов был поверить, хоть горький опыт и предупреждал его, что Кейхиллам верить нельзя. Никогда и ни в чем.
   – Я долго не задержусь.
   – Знаю. Ты никогда долго не задерживаешься, – вздохнула она. – Я потеряла тебя, Ник. Если бы можно было повернуть время вспять, если бы тогда я понимала то, что понимаю сейчас, да что об этом говорить! – Она выдавила бледную ломкую улыбку, словно стараясь затушевать прячущееся в глазах отчаяние.
   Ник чувствовал себя последней сволочью.
   – Что ж, будем довольны тем, что есть. Но... – Она покачала головой и туже затянула пояс халата. – В последнее время я перестала понимать, что происходит в доме. Александер стал очень замкнутым, целыми днями пропадает на работе, ничего мне не рассказывает. А Марла... ну, с этой девочкой всегда были проблемы. – Юджиния задумалась, прикусив губу. – Конечно, идеальных браков не бывает. Об этом-то я знаю по собственному опыту. Твой отец... нет, я, разумеется, его любила. Может быть, гораздо сильнее, чем он заслуживал. – Она умолкла, погруженная в воспоминания, и подняла глаза на Ника лишь несколько секунд спустя. – Ты, Николас, во многом похож на него. Умный. Гордый. Непредсказуемый. Но все же вы совсем разные. – Она расправила плечи. – Что-то я заболталась. Хотела только поблагодарить тебя, что приехал.
   – Я останусь здесь, пока не закончу работу. А потом уеду, – напомнил он ей.
   Юджиния улыбнулась так, словно знала сына куда лучше, чем он сам.
   – Посмотрим, – ответила она, повернувшись к лифту.
   – У меня своя жизнь в Орегоне.
   – Неужели? – Она скептически приподняла бровь и вошла в лифт, оставив за собой последнее слово.
   – Да, у меня своя жизнь, хоть вам этого и не понять, – пробормотал Ник, спускаясь по широкой лестнице на первый этаж.
   Распаковав вещи, позвонив Оле и убедившись, что с Крутым все в порядке, он решил, что заслужил выпивку. И теперь, спускаясь в бар, размышлял о том, как отличается простая жизнь в Чертовой Бухте от запутанных интриг и порочных секретов Сан-Франциско. Словно небо от земли.
   По счастью, Алекс оставил в дверях бара ключ. Ник нашел бутылку скотча и налил себе полный стакан. За окном бесновался ветер, но здесь тишину нарушало лишь тиканье дедовских часов в холле. Как не похож особняк Кейхиллов на домишко в Чертовой Бухте – три тесные комнатки, разномастная мебель, купленная за бесценок на распродаже, да хромой пес – охранник и верный друг в одном флаконе. Денег у Ника было достаточно: за годы работы в Сиэтле он скопил целое состояние, благодаря выгодным вложениям приумножающееся с каждым годом. Он мог бы жить куда более шикарно. Мог, но не хотел. Потому что знал: от шикарной жизни одни неприятности.
   Кто думает иначе, пусть посмотрит на его брата Алекса.
   Да, у Ника в Орегоне своя жизнь. Простая, грубая, однообразная – но свободная. А это главное. Какого же черта он забыл в Сан-Франциско?
   Ник бросил в стакан несколько кубиков льда и подошел к камину, где мерцали мягким светом догорающие угли. Несмотря на камин, комната казалась холодной. Неуютной. Как и весь дом. Как и люди, в доме обитающие. Как его жизнь – пока он не набрался решимости сбежать отсюда. Это случилось после разрыва с Марлой.
   Запретные воспоминания осадили мозг. Она целовалась, словно не могла остановиться, и в груди ее рождались тихие страстные стоны. Он гладил ее по обнаженным плечам, и огромные зрачки ее, расширяясь, почти закрывали изумрудную радужку. Она трепетала в его объятиях, щекотала языком мочку его уха, шептала срывающимся голосом, что никогда ни с кем не чувствовала себя такой развратницей. «Еще, еще! – просила она своим чудным грудным шепотом. – Дай мне еще, Ник! Я хочу больше... больше... больше...»
   Ник зажмурился и сделал большой глоток. Он прошел полный круг – сперва из-за Марлы покинул Сан-Франциско, теперь вернулся ради нее. Она изменилась, но прежним осталось то неодолимое притяжение – притяжение, кружащее голову, призывающее забыть о чести, совести и достоинстве, перешагнуть через мораль и очертя голову кинуться в темный омут соблазна.
   Да, она стала другой. Совсем другой. Мягче, добрее, с иным, более тонким чувством юмора. На смену бесшабашности и задору избалованной девчонки пришло спокойное мужество, глубина и какая-то трогательная уязвимость взрослой женщины. Должно быть, дети избавили ее от юношеского эгоцентризма, научили думать о тех, кто рядом. Она стала другой, но Ник – не смешно ли? – готов влюбиться в нее, как пятнадцать лет назад. Ибо в глубине ее существа прячется все та же неотразимая сексуальность, что когда-то заставляла его терять голову, забывать о здравом смысле и собственном достоинстве ради нескольких украденных минут бездумного чувственного наслаждения.
   Их свидания, всегда потаенные, были романтичны и безумно сексуальны. Предрассудки были им неведомы: не было таких удовольствий, которых бы они не попробовали и не испытали. Пытливый ум Марлы искал все новых наслаждений, тело ее пылало так, что от одного прикосновения к ней Ник таял, а глаза – о, эти шальные зеленые глаза, полные сладких и опасных обещаний! О, эти влажные губы и нежный язычок, прилежно исследующий его тело! Нет на свете другой такой женщины, нет и никогда не будет!
   За пять минут любви с ней он готов был пройти через ад. Но однажды при встрече она целомудренно чмокнула его в щеку, одарила чуть смущенной улыбкой – мол: «Да, знаю, что я ужасная стерва, но ты же меня простишь, дорогой?» – и поведала, что между ними все кончено. Она встретила другого. Другой – так уж случилось – оказался его братом.
   – А, черт! – поморщился Ник и опрокинул в себя остатки спиртного.
   Прошло пятнадцать лет – и он, словно верный пес, бросился к ней по первому свистку! Что с ним? Может, ему стоит сходить провериться у психиатра?
   Ник вернулся к бару и плеснул себе еще скотча поверх нерастаявших кубиков льда. В это время снаружи донесся мягкий рокот электронных ворот. В окне мелькнул свет фар. «Ягуар» Алекса въехал в гараж. Внутри у Ника что-то сжалось: он сделал большой глоток и вышел на лестницу. Снизу уже слышалось гудение лифта – Алекс и его жена поднимались наверх.
   Ник встретил их со стаканом в руке. Марла выглядела ужасно: бледная, с распухшими губами и глубоко запавшими глазами. Увидев Ника, она попыталась улыбнуться, но не смогла. Сердце у него екнуло, но он только крепче стиснул зубы.
   – Так ты в самом деле переехал! – заметил Алекс, открывая жене дверь. – Я боялся, что ты передумаешь.
   – Не хотел тебя разочаровывать, – протянул Ник. Марла бросила на него быстрый взгляд.
   – Простите, мне нужно прилечь, – пробормотала она. Затравленный, полный боли взгляд ее проник Нику в самую душу. Сейчас она казалась удивительно хрупкой и ранимой. Куда девалось то бесстрашное чувственное создание, что когда-то играло его сердцем?
   «Марла Кейхилл прошла через ад. Не забывай об этом», – напомнил он себе.
   – Как ты? – спросил он. Глаза ее блеснули иронией.
   – Смотря с кем сравнивать. Если с узниками Освенцима, то я просто везунчик, а если... – она устало махнула рукой. – В общем, бывали времена и получше. – Прислонившись к двери, Марла горько усмехнулась: – Правда, я их не помню.
   – Вспомнишь.
   – Будем надеяться. – Она устремила взгляд на ковер: на нем еще темнело мокрое пятно, но все следы учиненного ею беспорядка исчезли. Марла заметно вздрогнула. – Ник, я очень тебе благодарна. Если бы не ты...
   – Если бы не я, то кто-нибудь другой.
   – Нет, нет, Марла права, – напряженно возразил Алекс. – Слава богу, ты оказался рядом!
   – Просто повезло, – пожал плечами Ник. Наступило натянутое молчание. Наконец Марла сказала:
   – Пойду взгляну, как там дети.
   – Лучше я, – и Алекс направился к дверям Сисси.
   – Спасибо, – пробормотала Марла. Перед тем, как скрыться в спальне, она бросила взгляд на Ника: – Спокойной ночи, Ник.
   Господи, как она хрупка и уязвима! Ничего общего с той женщиной, от которой он бежал за тридевять земель. Он приподнял полупустой стакан.
   – Доброй ночи.
   У Марлы сжалось сердце: она поспешно прикрыла дверь и приказала себе выкинуть из головы Ника.
   «Хватит о нем думать! – убеждала она свой усталый мозг. – Да, он спас тебе жизнь – но ты ничего ему не должна. Ничего. С этой путаницей пора кончать. Ты ведь замужем за Алексом!»
   От этой мысли ей стало тошно. Замужем за человеком, с которым ее не связывает ни любовь, ни влечение, ни душевная близость. Если когда-то она и любила мужа – это чувство безнадежно затерялось в тумане беспамятства.
   «Дай себе время. Скоро ты все вспомнишь, узнаешь, почему полюбила Алекса, и влечение к Нику покажется тебе глупым».
   Но Марла знала, что обманывает себя. Это чувство, это яростное примитивное желание, что будит в ней Ник, так просто не уйдет.
   «Даже не думай об этом! – приказала она себе. – Ты замужем. У тебя дети. Ты... ты... Господи, нет, ты не можешь, не имеешь права в него влюбляться! Ты ведь совсем его не знаешь.»
   Она подошла к зеркалу. При взгляде на свое отражение Марла скривилась – и на этот раз не потому, что лицо в зеркале было ей незнакомо, а потому что в зеленых глазах она ясно различила огонек непрошеного желания.
   – Какая же ты дура!
   Нервно барабаня пальцами по столику, она взглянула в распахнутую шкатулку с драгоценностями. Ту самую, в которой недоставало кольца. Кажется, в ее жизни многого недостает. И определенно есть кое-что лишнее.
   Она сбросила плащ и расстегнула «молнию» на спортивном костюме, когда послышался осторожный стук, и в дверь просунулась голова Алекса.
   – Я взглянул на детей, – сообщил он.
   Марла подавила желание застегнуть «молнию» до самого верха. Алекс скользнул взглядом по ее лифчику и голому животу, но промолчал.
   – Оба спокойно спят.
   – Хорошо, – ответила она, чувствуя, что краснеет до ушей. Под его пристальным взглядом она чувствовала себя голой.
   – Тебе что-нибудь нужно?
   – Пока нет.
   «Мне нужно одно – чтобы ты ушел», – хотелось сказать ей.
   – Я скажу Тому, что тебе выписали новое лекарство. Он проследит, чтобы ты регулярно принимала таблетки.
   Марла замотала головой.
   – Не надо беспокоить Тома. Сама справлюсь. Оставь мне таблетки, я буду принимать их всякий раз, как почувствую боль.